Страница:
Тогда же, в пятницу Федоровой недели, великий князь, чувствуя в себе сухотную болезнь... повелел к себе прикладывать зажженный трут на многих местах и по многу раз, даже и там, где не было ему никакой болезни, не чувствуя того. Когда же из ран пошел гной, впал он в тяжкую болезнь. И захотел принять пострижение, но не позволили ему. И преставися в той болезни месяца марта в 27-й день, в субботу, в три часа ночи...Обычное суеверие? Или еще более обычный для народного суда здравый смысл? Особенности болезни были необычными, так что определитъ самую болезнь лекари не сумели. К тому же слишком неожиданно она появилась, слишком стремительно развивалась.
Симеоновская летопись
Впрочем, правда никого не волновала. Наследник давно официально именовался великим князем – соправителем отца. После потери зрения Василий Темный вынужден был торопиться, в том числе и с браком сына, чтобы обеспечить себе поддержку среди могущественных удельных князей. Выбор пал на Марью Тверичанку, дочь великого князя Тверского Бориса Александровича. Брак состоялся, когда жениху едва исполнилось двенадцать лет.
Со временем историки не захотели повторять данных новому великому князю – Ивану III Васильевичу народных прозвищ. Горбатый! Предпочли отзыв обученного всем дипломатическим ухищрениям посла Венецианской республики при персидском дворе Амброджо Контарини, проездом оказавшегося в Москве, – что князь был высок ростом и отсюда, может быть, чуть сутул. Но в общем «он очень красивый человек». Иностранцы всегда были щедрее на похвалы русским правителям, чем их собственные подданные.
А то, что прозвали современники Ивана III Грозным, легко перечеркивалось таким же прозвищем внука – Ивана IV: нельзя же было представлять жестокосердой всю династию.
Почему забыли о деспине, или Мечта о Третьем Риме
Месяца апреля [1467], в 25-й день, в 3-й час ночи, преставилась великая княгиня Мария Тверитянка, жена великого князя Ивана Васильевича, от смертного зелья. Потому догадались об этом, что тело у нее все распухло: покрыли тело ее покровом, и еще много свисало, а потом, когда тело вздулось, покров даже до тела не доставал. И похоронили ее в церкви Святого Вознесения в Москве.Подозрение пало на некую «бабу», к которой, скорее всего для заговора, отправляла через посредницу жена любимого великокняжеского дьяка Алексея Полуектова Наталья пояс княгини Марии. Обычно речь шла о чадородии, хотя великая княгиня и имела уже сына – Ивана Младшего, или Молодого.
Вторая Софийская летопись
Скорый на расправу, Иван III около шести лет не позволял бывшему любимцу показываться на глаза, никак не продвигал его по службе, только что не казнил, а отошло сердце, снова к себе приблизил – не забыл.
Вступать во второй брак великий князь Московский Иван III Васильевич не собирался. Верно, что овдовел 27 лет, но покойную жену – княжну Марию Борисовну Тверскую почитал, помнил. Обручил их, малолетних, отец – Василий II Васильевич Темный двадцатью годами раньше, чтобы приобрести прочный военный союз с могучей Тверью. С детства бабка, великая княгиня Московская Софья Витовтовна, учила: любовь любовью, главнее – интересы княжества уберечь, о них позаботиться.
И снова спасибо бабке: ей всеми уроками был обязан. Пока жива была, рассказывали, сама княжеством правила. Что там слепец отец! Она и отцу завещала, чтобы непременно, как первенец немного подрастет, к делам государственным его допустить. Свой всегда лучше присмотрит, чем самый что ни на есть мудрый чужой – будь боярин, будь челядинец. Так что когда 22 лет, после смерти отца, сам начал править, опыта уже поднабрался.
С женой повезло. Не то что нрава была тихого, голоса не поднимала. Главное – сына родила. Иоанна Иоанновича, по прозвищу Младого. Восемнадцатилетнему отцу разве не радость! Вот и после кончины матери больше думал о наследнике, как поднять, как к государству приучить. Может, так и осталось, если бы не Папа Римский.
Переждав два года после кончины Марии Борисовны, Павел II решил попытать счастья – восстановить соединение католической и православной церквей. Показалось ему, что есть невеста, которая все планы Ватикана может осуществить, – византийская принцесса Зоя (согласно Киевскому временнику – Зинаида). Но только на деле все выглядело куда сложнее, чем представляли историки тех лет.
Византийская империя в 1453 году перестала существовать. Последний ее император Константин XII Палеолог, родной дядя Зои, четырьмя годами раньше принял правление ее остатками. Большая часть Османского полуострова была в руках турок. Остальные земли – во Фракии и в Пелопоннесе Константину приходилось делить с братьями Фомой и Дмитрием, согласия между которыми добиться не удавалось. Начатую войну с османами нельзя было успешно вести: в помощи отказали европейские государства. Остался равнодушным и тогдашний папа Николай V, для которого первостепенным представлялся только вопрос об унии. Присланная им, в конце концов, военная помощь опоздала. 29 мая 1453 года осада турками Константинополя закончилась взятием города. Император Константин, сражавшийся среди простых солдат, с ними и погиб.
Правда, тело было затем похоронено с императорскими почестями. Но голову Константина султан Магомед распорядился выставить на всеобщее обозрение на константинопольской площади Августионе. Фома Палеолог с двумя сыновьями и дочерью нашел убежище в Риме.
Теперь Ватикан не сомневался не только в редкой образованности подросшей Зои, в ее уме. Все знали о честолюбии и властолюбии, о ее страстном желании вернуть себе блеск императорского могущества. Итальянский летописец записывает под 1470 годом: «Папа льстил себя надеждой, что девушка склонит супруга к принятию обрядов римско-католической церкви, в которых она была воспитана у апостольского престола».
Непростая миссия была поручена греку, кардиналу Виссариону. Виссарион, в свою очередь, находит подходящего, с его точки зрения, грека Юрия, который в феврале 1469 года направляется в Москву с предложением руки наследницы хотя и не существующего, но все равно великого Византийского престола.
Той же зимой, 11 февраля [1469], пришел к великому князю из Рима от кардинала Виссариона грек, по имени Юрий, с грамотой. В ней же написано, что есть в Риме дочь деспота Морейского, Фомы Ветхословца (Палеолога)... по имени Софья, православная христианка: «Если захочешь взять ее за себя в жены, то я устрою ее в твоем государстве. А сватались за нее король Французский и герцог Миланский, но она не хочет в латынство идти». Тогда же пришли и фряги, один по имени Карло, старший брат Ивану Фрязину, московскому денежнику (чеканщику монет), да племянник их, сын их старшего брата, Антоний. Князь же великий поразмыслил над этими словами и, посоветовавшись с отцом своим митрополитом Филиппом и с матерью своею и с боярами, той же весной, 20 марта, послал Ивана Фрязина к папе Павлу и к тому же кардиналу Виссариону, чтобы поглядеть царевну... Папа же оказал много чести послу великого князя Ивану Фрязину и отпустил его к великому князю с тем, чтобы отдать за великого князя царевну и чтобы тот прислал за ней бояр своих.Как во всех своих делах, хитрый, осторожный и расчетливый Иван III Грозный не спешил. Сватовство затянулась на целых три года. Великий князь медленно, упорно собирал русские земли. Видел, как слабели удельные княжества, но за меч брался, как и отец, неохотно. В 1463 году присоединил к Москве Ярославское княжество. В 1471-м наголову разбил у реки Шелони новгородскую рать – командовал московским войском князь Даниил Дмитриевич Холмский. Другую победу вскоре одержали москвичи под начальством князя Василия Шуйского над новгородцами на Двине.
Симеоновская летопись
Московские летописцы готовы были сравнить эти успехи с победой Дмитрия Донского на Куликовом поле: новгородцев из-за их связей с Литвой обвиняли в измене православию. Вот только боролись на этот раз за чистоту православия под московскими стягами и татарские отряды. Великий князь по-настоящему ценил не столько воинскую приверженность вере отцов, сколько воинское умение. И платил за него рукой.
И в своем собственном княжестве не стал считаться со старыми порядками. После смерти брата Юрия захватил себе весь его удел – Дмитровское княжество, хотя полагалось делить его между всеми оставшимися братьями. Железной рукой подавил все их возражения – ограничился несколькими мелкими волостями: отдал им «в утешение». Заключал любые договоры, если в них нуждался. Тем более легко расторгал, если необходимость отпадала.
Знали ли правду летописцы, описывая историю великокняжеского сватовства, подчеркивая случайный его характер? Связи Москвы с итальянскими землями были стародавними и очень прочными. Еще в середине XIV века появился в Москве посол Ирынгей с гостями-сурожанами, потом были отстроены сурожские торговые ряды на нынешней Варварке, поселилась большая колония итальянских купцов и ремесленников.
Как-никак Дмитрий Донской пожаловал Печорой Андрея Фрязина (итальянца – в буквальном переводе), но и раньше река находилась в феодальном держании дяди Андрея, Матвея Фрязина, и оба они торговали мехами. В XVI веке путь из Москвы до Венеции будет занимать всего 130 дней.
Первое русское посольство в Италию направил Василий Темный в 1460 году в Милан и Рим во главе с греком Николаем Рали. И приветствовал посольство сам герцог Франческо Сфорца, пытавшийся создать вместе с русскими коалицию против турок.
Отношения с папой Павлом II, сватавшим деспину вторую супругу, были и вовсе дружескими. Ведь это он дал послам великого Московского князя листы с разрешением «волно ходити до Рима и по всей земле Латынской и Немецкой, и Фрязской и по всем тем землям, которые земли под его папежество присягают, даже и до скончания века».
Скорее всего, идея женитьбы на византийской царевне представлялась на редкость выгодной Ивану III Грозному, имея в виду выход Московского княжества в широкий мир европейских государств. Со своей стороны, Павел II надеялся на распространение католицизма, видя в Софье Палеолог надежную и умную союзницу. Именно поэтому его замысел полностью поддержал его преемник – Сикст.
Не столько государственный расчет, сколько честолюбие побуждают Ивана III тут же отозваться на матримониальный проект. Не проходит и месяца, как из Москвы в Рим отправляется посол Московского великого князя – итальянец Фрязин Иван. Настоящее имя посла, лишь сравнительно недавно установленное учеными, было Джан Баттиста делла Вольпе. Дворянин из Винченцы. И – авантюрист.
На Восток Джан Баттиста направился в поисках удачи. Побывал у татар. Перебрался в Москву. Принял православие, чем обратил на себя благосклонное внимание великого князя, и поступил к нему на службу монетным мастером. В этом качестве он и был избран на роль посла, которую сыграл на редкость удачно. В Риме делла Вольпе снискал всеобщую благосклонность тщательным соблюдением католических обрядов, никак не выдал своего перехода в православие и безо всяких на то прав надавал великому престолу множество обещаний по части обращения русских в католицизм.
Сватовство состоялось. И Иван III вторично направил делла Вольпе в Рим, в 1472 году, на этот раз для того чтобы выступить заместителем Ивана III при совершении брачного обряда и привезти новую великую княгиню Московскую в Москву. 24 июня Зоя Палеолог отправилась в путь.
Той же зимой [1472] великий князь, посовещавшись с отцом своим митрополитом Филиппом, и со своею матерью великой княгиней Марьей, и с братьями, и со своими боярами, послал Ивана Фрязина в Рим за царевной Софьей, 16 января, с грамотами и посольством к папе и к кардиналу Виссариону. А прежний папа Павел умер, и сказали им, что нового папу зовут Каллист. Когда же вошли они в те земли, то услыхали имя папы – Сикст, а не Каллист; и поразмыслив о том между собой, переписали имя (в грамотах) – Каллиста выскоблили, а Сикста вписали.Из Рима поезд с невестой выезжает с невероятной пышностью. Кроме Ивана Фрязина с ней едут папский легат Антоний, греческий посол Дмитрий Траханиот, великое множество латинян и греков. Заранее разосланные по европейским странам папские грамоты обеспечивают им настоящий прием. На московские земли они въезжают через Колывань, как назывался Таллин, и Юрьев-Дерпт. И первый непонятный поступок невесты, нарушающий благообразие порядка, – Софья отказывается от приготовленной встречи в Пскове. Кто бы из русского боярства мог оправдать ее стремление как можно скорее оказаться в ЕЕ столице, рядом с венценосным супругом! А ведь византийская царевна понимает, что первое знакомство с великокняжескими послами складывается для нее неудачно. Пусть она не слышит, точнее, не понимает их ропота, но чувствует его смысл. Бояре возмущены, как и весь простой народ, что впереди огромного поезда едет облаченный в ярко-красные одежды папский легат, а впереди него везут огромное литое католическое распятие, тот самый пресловутый «кшиж», обращение к которому представлялось изменой и православной церкви, и родной земле. Ведь кругом идут разговоры об унии, делаются попытки утверждения униатской церкви.
Симеоновскоя летопись
Много позже москвичи станут перебирать все дурные предзнаменования, которыми сопровождался приезд в Московское государство византийской царевны.
Торжественный въезд в Москву не состоялся. Иван III Грозный готов был принять поезд во главе с легатом. Митрополит Филипп воспротивился: «Если же сделаешь так, чтобы ему честь оказать, то он в одни врата войдет, а я, отец твой, другими вратами из града выйду...» Началась ожесточенная торговля с послами, которые не хотели уступать. Все было решено вмешательством царевны Софьи. Это она распорядилась спрятать «кшиж» и выполнить все требования князя. Чего стоили все данные Римскому Папе обещания перед лицом возможности потерять престол! Лишиться всех тех почестей, к которым уже успела привыкнуть! Превратиться опять в почти нищую, никому не нужную приживалку при папском дворе!
Загорелось в Москве, на Посаде, у церкви Воскресения, что на Рву, и горело всю ночь и на следующий день до обеда, и многое множество сгорело, одних церквей сгорело 25. А распространялся огонь от того места по берегу до церкви Воздвижения на Востром конце, и до Васильевского луга, и до Кулишек; а вверх от церкви Воскресения на Рву до церкви Вознесения, что на Рву, и до яра, и до каменной церкви Богоявления, и до церкви Воскресения на Дмитровской улице, а оттуда – до Евпатия святого, на Кушках же. Была же тогда и буря весьма сильная, огонь распространялся за восемь дворов и более, а с церквей и домов крыши срывало. Была же тогда великая истома и внутри Кремля, но... дул ветер со стороны города, и так спасся Кремль. Великий князь сам был тогда в городе и много потрудился во многих местах, бегая со многими детьми боярскими, туша пожар и разметая горящие бревна.Ко времени приезда царевниного поезда в Москву, 12 ноября, город еще не успел отстроиться. Сплошное пепелище едва-едва прикрыл первый снег. А внутри Успенского собора, среди не отстроенных стен была наскоро сооружена деревянная часовня, где предстояло венчаться великокняжеской чете. Софья отказывается от отдыха. Превозмогает усталость от многомесячной дороги. Она согласна, она хочет венчаться немедленно. В день приезда. Великий князь не возражает. Молодых венчают сразу после обедни. А предзнаменования – что ж, они продолжались. В начале апреля, на 5-й неделе Великого поста, как скорбно повествует летописец, новый страшный пожар охватывает теперь уже Кремль. Вместе с многими дворами горят церкви, кровля кремлевских стен и сами укрепления. Погибают в огне Житный двор со всеми припасами и Патриарший двор. На следующий день уходит из жизни митрополит Филипп. Ему сооружают гробницу в недостроенном Успенском соборе, о завершении которого он молит перед смертью великого князя. Хоронили митрополита 7 апреля. А 20 мая рухнул Успенский собор. Обрушилась северная стена и своды – «грехов ради наших», как напишет летописец.
Симеоновская летопись
По мнению строителей, все дело было в неправильно разведенной извести: она оказалась «неклеевитой». Верно и то, что в роковую для собора ночь случилось землетрясение – «трус в граде Москве», отчего «храмы все потряслись, и даже земля заколебалась». От трехлетней работы не осталось и следа. Пострадала и великокняжеская «венчальная» церковь. Правда, все ограничилось разбитым верхом. Вся утварь сохранилась, но на это никто не обратил внимания. Главным для всех был собор.
Ради него великий князь посылает своего посла Семена Толбузина в Венецию, чтобы найти «лучшего мастера церковного». Отношения с Венецией и Миланом поддерживались самые оживленные. Во второй половине XV века в Италии перебывало одиннадцать русских посольств, а в Москве – четыре итальянских.
Софья Фоминишна не собирается поддерживать ни папские притязания, ни интересы сородичей. Сразу после ее венчания с великим князем выясняется, что делла Вольпе по-настоящему был склонен предать не Рим – Москву. По секрету от князя он предложил венецианскому правительству свои услуги поднять на турок Золотую Орду, иначе – 200 тысяч конницы. Венецианский сенат тут же принял заманчивое предложение, а делла Вольпе взялся вместе с возвращавшимся в Москву русским посольством – кстати! – доставить доверенного человека к татарам.
Только с приездом Софьи Фоминишны обман раскрылся. Иван III заточил делла Вольпе в Коломне, имущество его приказал разграбить, жену и детей выгнать из дома. Сам посол едва не поплатился жизнью за свою двусмысленную миссию. Но та же Софья Фоминишна помогла князю связаться с Венецией и выяснить подлинный смысл тайной миссии, насколько она могла повредить Московскому государству. Новая великая княгиня умела войти в доверие к осторожному и по природе своей недоверчивому внуку Софьи Витовтовны.
Между тем Иван III усиленно собирает земли «под своей рукой». В год его свадьбы с Софьей умирает брат, князь Дмитровский Юрий. Весь его удел Иван III забирает себе, не пожелав, по обычаю, поделиться с другими братьями. Покорив с братьями Новгород Великий, он не дает им участия и в Новгородской волости. Именно к Новгороду он применяет систему массовых выселений. Но только так называемые житые люди выводятся не в отдаленные края, а в Москву.
За один 1488 год таких переселенцев оказалось в столице больше 7 тысяч человек.
От опытных торговых людей Москве всегда был «ино прибыток». Памятью о них остались названия лиц – Псковская горка на Варварке и Вознесенский переулок на Большой Никитской. Это переселенцами из Новгорода и Пскова была первоначально построена церковь, ныне называемая Малым Вознесением.
Под все усиливающимся давлением Москвы присоединяется к столице Ярославль – тамошние князья не смогли не уступить своих прав «старшему брату». Затем Ростовские князья продали Ивану III остававшуюся за ними половину Ростова Великого. Чтобы сохранить свою независимость, деверь Ивана III, Тверской князь Михаил Борисович женится на внучке Литовского князя Казимира, заключает с ним военный договор. Но и ему приходится бежать в литовские земли. Тверь переходит под власть Москвы. Та же участь ждет Верею, последний князь которой, понимая всю бессмысленность попыток сопротивления Ивану III, выбирает жизнь на Литовских землях. В этой жестокости действий великого Московского князя, его неумолимости современники готовы видеть влияние византийской царевны. Она же становится подлинным посредником между появляющимися в Московском государстве итальянскими инженерами и государем – так все чаще начинают называть великого князя.
Белокаменные стены Кремля, возведенные Дмитрием Донским, за сто лет существования обветшали и требовали постоянного поновления, особенно со стороны Неглинной. Но главное – Кремль нуждался в новой и более совершенной системе оборонительных сооружений. Слишком многое изменилось в военном деле, в видах и возможностях огнестрельного оружия. В планах перестройки учитываются все новинки техники: от нового строительного материала – кирпича до последних открытий западноевропейских инженеров. Славой лучших пользуются выходцы из северных областей Италии. Именно они и приглашаются в Москву через десять лет после свадьбы Софьи Фоминишны.
Фрязины (итальянцы) Антон и Марко Руффо начинают с самой опасной для москвичей надречной стороны, откуда обычно появлялись шедшие по Ордынской дороге кочевники. В 1485 году первой закладывается «стрельница у Шишковых ворот» – Тайницкая башня. Она становится своеобразным памятником присоединения к Москве Твери. Двумя годами позже Марко Руффо закладывает угловую со стороны Васильевского спуска – Беклемишевскую, или Москворецкую, башню, а Антон Фрязин переходит к сооружению угловой от устья Неглинной – Свибловой стрельницы, переименованной при первом из династии Романовых в Водовзводную. Всего за пять лет появляются по южной стороне еще четыре башни и соединившие их стены. В 1490 году южная сторона была полностью завершена.
Эксперты из числа славившихся своим строительным мастерством псковичей уклонились от восстановления Успенского собора. Направленному к венецианскому дожу русскому послу Семену Толбузину было поручено найти в Италии самого опытного строителя – мастера «камнесечной» хитрости. Выбор пал на архитектора и инженера из Болоньи Аристотеля Фиораванте. Предложенное ему жалованье составляло немыслимую по тем временам сумму – 2 фунта серебра в месяц. В марте 1475 года после четырехмесячного пути архитектор с сыном Андреем и «паробком Петрушкой» прибыл в Москву.
Слава Аристотеля не была выдуманной. Это он совершает ряд настоящих инженерных чудес – передвигает в Болонье колокольню Святого Марко, выпрямляет в городе Ченто покосившуюся колокольню, восстанавливает арки древнего моста в Павии, проектирует и проводит Пармский канал. И это не считая строительства многочисленных замков и зданий на землях Миланского герцогства. Инженерный талант и успехи Фиораванте побуждают некоторых наших историков видеть его руку, расчет в самой планировке Московского Кремля.
Аристотель отказывается использовать остатки Успенского собора. Полностью очищает строительную площадку. Организует за Андрониковом монастырем, в Калитникове, кирпичный завод по производству нового по форме и очень твердого после обжига кирпича. Предлагает рецепт отличавшейся высокой вязкостью извести, делает под собор фундамент глубокого заложения и вводит смешанную кладку кирпича и блоков белого камня. Притом он не делает из своих приемов секретов, но обучает им местных каменщиков.
Замысел великого князя был прост. Он хотел иметь чуть увеличенное повторение Успенского собора во Владимире, где венчались на великое княжение все его предшественники. Но Аристотелю этого кажется мало, он умудряется побывать на Белом море, на Коле, на Соловецких островах, чтобы составить себе представление о русской архитектуре, и находит новое, но именно национальное решение. В 1479 году в связи с окончанием строительства летописец записывает: «Быть же та церковь чюдна вельми (весьма) величеством и высотою и светлостью, и звонкостью, и пространством, такова прежде того не бывала на Руси, опричь Владимирския церкви, а мастеръ Аристотель».
И это тоже черта великой княгини – она не тратит особенных денег на себя, зато зорко следит за достойным окончанием строительства. Каждого. Особенно первого в Московском государстве собора. В 1481 году архиепископ Ростовский Вассиан, духовник и доверенный человек великого князя, заказывает в него иконостас – в память освобождения от татарского ига. Блестящий публицист, он постоянно обращался к памяти Дмитрия Донского и киевских князей в их умении постоять за родную землю. О важности заказа говорит исключительно большая цена, заплаченная иконописцам, – сто рублей. Этими иконописцами были прославленный Дионисий, поп Тимофей и Коня.
Дионисий – любимый мастер великой княгини. Высветленная гамма красок его самого и его школы создает ощущение праздничности, не нарушаемой никакими драматическими конфликтами. Мастера тяготеют к так называемым житийным иконам, повествующим о многочисленных, в том числе бытовых, эпизодах из жизни святых. Их образы перекликались с тем царским великолепием, которое Иван III и Софья Фоминишна стремились придать своему двору.
Принимая иноземных послов, великая княгиня не скрывает гордости тем, что весь Кремль превращен в строительную площадку. В 1484–1489 годах псковские мастера возводят Благовещенский собор. В 1487 году начинается сооружение нового дворца – так называемой Набережной палаты, к западу от Благовещенского собора, а к северу от него – Грановитой. Весной 1499-го закладываются и другие «палаты каменные и кирпичные, а под ними погреба и ледники», как подробно поясняет летописец. Совершенно очевидно для великой княгини, что самодержец должен располагать иным жильем, чем даже великий князь.
Зодчий Марко Руффо и присоединившийся к нему Пьетро Солярио находят способ и в новом для Москвы дворцовом типе помещений найти единый сплав черт итальянского Возрождения и русской архитектуры. Законченная к 1491 году Грановитая палата задумана как тронный, парадный зал для церемоний государственной важности, празднеств, приемов иностранных послов. Архитекторы используют тип так называемых гридниц, известных еще со времен Киевской Руси. Но, скорее всего, прямым прообразом их решения послужила только что законченная Василием Ермолиным трапезная Троице-Сергиева монастыря. К моменту своего завершения это был самый большой зал Москвы.