Страница:
В 1491 году Пьетро Солярио начинает постройку новой Фроловской (ныне – Спасской) башни. Главные въездные ворота Кремля были символом достигнутой Московским государством силы и единения русских земель. Об этом говорили высеченные на белокаменных досках надписи над воротами стрельницы – со стороны Красной площади на латинском, а со стороны Кремля на славянском языках: «В лето 6999 [1491] июля Божиею помощью сделана бысть сия стрельница повелением государя Ивана Васильевича государя и самодержца всея Руси и великого князя Володимерского и Московского и Новгородского и Псковского и Тверского и Югорского и Вятского и Пермского и Болгарского и иных в 30 лето государства его, а делал Петр Антоний Солярио от града Медиолана [Милана]». Так заявлялись новые границы могучего и независимого государства.
Освящение поразившего воображение современников Успенского собора вызывает ссору с митрополитом. Великий князь обвиняет Геронтия в том, что при освящении ходил тот «посолонь» – против движения солнца, хотя следовало делать наоборот. Ивана III Грозного поддерживают Ростовский епископ Вассиан и архимандрит Чудова монастыря Геннадий, зато на стороне Геронтия все духовенство.
Вид Успенского собора, Грановитой палаты и части колокольни Ивана Великого. Гравюра 1765 г.
В результате взбешенный митрополит оставляет в Успенском соборе символ своей власти – митрополичий посох и вместе со всей ризницей, представлявшей настоящую сокровищницу, уезжает в Симонов монастырь. В течение двух лет в Москве не освящается ни один из вновь построенных храмов, и великому князю приходится ехать на поклон к строптивому пастырю и «виниться во всем».
Самодержавные действия великого князя приводят к раздору его с родными братьями, которые, соединившись в Угличе, решают двинуться к Великим Лукам, чтобы вступить в переговоры с польским королем Казимиром. Ивана Васильевича обвиняют в том, что он «духовные грамоты отца своего забыл» и «уже не за бояр ли почел братию свою?», по выражению князя Бориса Васильевича Волоцкого.
И самое страшное – на Русь движутся войска хана Большой Орды Ахмата, союзника польского короля. Только выступление союзного Московскому князю крымского хана Менгли-Гирея на Польские земли удерживают Казимира от начала войны с Иваном III. Недолгая отсрочка для принятия решительных мер. Решительных? Москвичи не верят в мужество великого князя и имеют на то слишком много оснований.
Раскол в великокняжеской семье – царевна Софья с детьми бежит на Белоозеро с тем что, если хан захватит Москву, «бежать им к Окиану-морю». Великая княгиня-мать Марья Ярославна остается в Москве. Сын великого князя Иван Молодой остается у Оки ждать врагов, тогда как сам Иван Васильевич, повелев сжечь городок Каширу, бежит в Москву. Здесь он тоже намеревается сжечь Посад и...
И тогда берут голос князья православной церкви, отвергают все доводы о целесообразности жить по-прежнему под татарским игом. Из подмосковского Дорогомилова архиепископ Ростовский Вассиан Рыло пишет свое знаменитое «Послание на Угру» – великий князь вынужден выступить на оборонительные рубежи к северу от Оки:
Но то, что случилось, можно было назвать только чудом. Русские войска по приказу великого князя отступили к нему на Кременец. Татары же решили, что они уступают им берег, чтобы начать решающую битву, к которой не были готовы. Обратились в бегство войска Ахмата, а русские «пришли к Кременцу... а оттуда отступили еще дальше, к Боровску».
Великое стояние на Угре завершилось.
Деспина никак не помогала ее преодолевать.
Первый признак семейного разлада – великий князь начинает усиленно заниматься женитьбой Ивана Молодого, заботиться о его наследниках. В январе 1483-го Иван III венчает сына с дочерью молдавского господаря Еленой Стефановной Волошанкой, независимой нравом, гордой красавицей, пришедшейся как нельзя более по душе свекру. К тому же в год свадьбы приносит она Ивану Васильевичу долгожданного внука – княжича Дмитрия Ивановича.
И здесь, может быть, впервые с такой очевидностью деспина понимает, какими несбыточными становятся ее планы в отношении будущего собственного сына. Великий князь впервые требует у нее отчета во всех своих подарках и даже отбирает их!
Но не эта ли любовь стала причиной нанесенного Верейскому князю оскорбления? Теперь Василий III требует, чтобы отец Василия Удалого, как и Тверской князь, брат его первой супруги, ни под каким видом с беглецом не общались и к себе его не принимали. При заключении в 1494 году договора с литовским князем Александром становится условием Москвы Василия Удалого «не отпущати никуде, и пойдет прочь от земли, и его опять не приимати». Правда, годом раньше Софья Фоминишна вымолила мужу племянницы прощение, но Верейский князь не решился довериться великому князю.
Смириться? Проглотить смертную обиду? На это византийская царевна согласиться не могла. Она вступает в открытую вражду с Еленой Волошанкой и проигрывает – любовь великого князя по-прежнему на стороне семьи Ивана Молодого. Остается наступление – лишь бы выбрать подходящий момент.
В 1488 году Москву в который раз охватывает огненное море. Сорок две сгоревшие церкви, не говоря о сотнях обывательских дворов. А на площадях происходят страшные по жестокости казни...
Тем не менее наследника не стало. Путь на престол открывался для следующего по возрасту сына великого князя – Василия. Деспина почти победила, если бы не железная воля Ивана III. В который раз он оправдал свое прозвище Грозного. Наследником был объявлен сын покойного, иначе – внук Ивана Васильевича. Елена Волошанка приобрела совершенно исключительное доверие свекра.
А между тем строился Кремль, возводились его башни, соборы. Размах строительства поражал воображение, но и вызывал раздражение москвичей. Из Кремля выносились древние церкви, монастыри. Останки с кладбищ перезахоранивались в Дорогомилове. Вокруг Кремля разбивались сады. Великий князь не обращал никакого внимания и на церковных служителей, тем более на простых москвичей.
Власть! Все приносится в жертву неограниченной, самодержавной власти. Иван III неожиданно приказывает заточить собственного брата Андрея за вину, приписанную ему десятью годами раньше. Через два года и сорок семь дней Андрей Васильевич умрет на Казенном дворе. Почти одновременно не станет второго брата – Бориса Васильевича Волоцкого, и со временем великий князь покается в этой смерти. Со временем, а пока уделы покойных отойдут ему – единодержавному правителю Московского государства.
В январе 1493 года на Москве-реке, «пониже моста», живьем сжигаются в клетке князь Иван Лукомский и латынский толмач Матиас Лях, обвиненные в попытке отравить великого князя. На Торгу насмерть забивают кнутами смолянина Богдана, а его брату Олехне отрубают голову – возникает подозрение, что «собирали они всяческие вести» для литовского князя.
А в декабре 1497-го был раскрыт заговор против великого князя византийской царевны и ее первенца, собиравшегося «отъехать» от великого князя на Вологду и Белоозеро. Надежды на московский престол у деспины, по-видимому, не оставалось. На льду Москвы-реки в конце месяца были отрублены головы участников заговора – детей боярских Елизарова сына Гусева, князя Ивана Палецкого Хруля, Поярка Рунова брата, Щавья Скрябина сына Травина, дьяка Федора Стромилова и Афанасия Еропкина.
Другую казнь – душевную пережила Софья Фоминишна через месяц, когда 4 февраля 1498 года был венчан на великое княжение Дмитрий Иванович, великокняжеский внук, по впервые использованному в Москве чину поставления византийских императоров.
Сыновья деспины на торжество поставления приглашены не были. Казни бояр и пострижение многих из них завершали поражение византийской царевны. На лед Москвы-реки все в том же месте – «пониже моста», покатились головы князя Ивана Юрьевича с детьми и князя Семена Ивановича Ряполовского. Правда, в последнюю минуту благодаря слезным мольбам митрополита удалось спасти Ивана Юрьевича Патрикеева – заменить казнь на пострижение в монастыре Троицы – и одного из сыновей князя, Василия Ивановича Косого, «отпущенного» в Кирилло-Белозерский монастырь.
И тем не менее непосредственно после страшных казней Софья Фоминишна была допущена снова к великому князю. По словам летописца, Иван Васильевич «нелюбовь ей отдал и начал с нею жить по-прежнему». О том, что послужило причиной прекращения опалы, современники не высказывали даже никаких предположений. Одно было ясно – вражда между двумя великими княгинями – Римлянкой и Волошанкой разгорится с новой силой и вряд ли стареющая деспина позволит себе на этот раз проиграть.
Главным было настроить великого князя против соперницы. И Волошанка давала для этого достаточно оснований, покровительствуя кружку московских религиозных вольнодумцев. Софья Фоминишна не упускает ни одной возможности, чтобы опорочить княгиню Елену, но одновременно заставляет действовать и сына.
В 1500 году, но уже безо всякого реального заговора, Василий изображает возможность своего отъезда в Литву. Основание – размножение в Москве еретиков, с которыми княжич не желает иметь ничего общего. Тогда же сестру Василия выдают замуж за князя Василия Даниловича Холмского, верного соратника Ивана III. Кольцо вокруг недавних любимцев великого князя сжимается все теснее. И наконец...
Летописцы не вдаются в медицинские тонкости. Для них достаточно отметить, что уже в конце июля князь «начал изнемогати» тяжелой болезнью, а ведь ему всего 63 года. Той же осенью, во время обычной поездки на богомолье к Троице у него возникает спор с игуменом Серапионом по поводу какой-то незначительной земельной тяжбы. И этого оказывается достаточно для паралича – руки, ноги и глаз.
Правда, он уже позаботился о духовном завещании в пользу сына деспины. В ноябре, даже после инсульта, у него хватает сил благодарить Волоцкого игумена за то, что тот, присутствуя при составлении духовной в пользу своего духовного сына, Ивана Рузского, обеспечил переход его удела не законному наследнику, а великому князю. Он вступает и в обещанную умирающей Софье борьбу с еретиками.
4 сентября кончавшийся великий князь благословляет свадьбу своего наследника. Митрополит всея Руси Симон венчает будущего Василия III с дочерью Юрия Константиновича Сабурова – Соломонией. И Василий Иванович оказывается прав со своей спешкой. Умирающий Иван III Грозный требует привести к его постели внука и обращается к нему со словами: «Молю тебя, отпусти обиду, причиненную тебе, будь свободен и пользуйся своими правами».
Какими правами? Венценосца? Великого князя? В конце концов, это не имеет значения. Власть уже находится в руках Василия. Приведя из темницы племянника, он туда же его и вернет. Кто посмеет противиться действительному правителю? Кому сам Василий предоставит подобную возможность?
Великий князь Дмитрий Иванович умрет 14 февраля 1509 года «в нятстве», то ли от голода и холода, то ли от дыма – излюбленный на Руси способ «потаенной» казни. Он уже не имел к этому времени своей партии при дворе, зато Василий ее приобрел, и прежде всего благодаря расчетливой женитьбе.
Ивана III не стало 27 октября 1505 года. Василий III Иванович уже управлял Московским государством. Мечта византийской царевны сбылась – ее корень утвердился в Третьем Риме.
Кто ты, Кудеяр-атаман?
Всех одинаково устраивал хрестоматийный вариант судьбы первой супруги великого Московского князя Василия III Ивановича. Прожила она с мужем без малого двадцать лет. Наследника ему не родила. И была отвергнута ради молодой жены, подарившей России Ивана Грозного. Иначе – скончала живот свой под монашеским клобуком с именем старицы Софии в печально знаменитом Покровском монастыре города Суздаля, где находили свой конец женщины из самых знатных семей – Шуйских, Нагих, Горбатых. Бывшая великая княгиня Московская. Бывшая Соломония Сабурова.
Слов нет, и в хрестоматийном изложении не все выглядело слишком гладко. Посол германского императора барон Сигизмунд Герберштейн побывал в Московском княжестве в 1517 году и приехал во второй раз, через несколько месяцев, после развода Василия III. Развод и последовавшие за ним перемены в установках московского двора и были причиной его миссии.
Каждая подробность с точки зрения дипломатических расчетов представлялась исключительно важной. Барон узнал от очевидцев, что князь до последнего скрывал от супруги свое решение. Что поддерживали его в этом митрополит Даниил и вся так называемая иосифлянская партия, тогда как самые влиятельные придворные – князь Симеон Курбский, Максим Грек, Вассиан Косой подобного попрания церковных правил не допускали. Что княгиня не давала согласия на постриг и постригали ее в дошедшем до наших дней соборе Рождественского монастыря, что на крутом берегу речки Неглинной, силой: «Рассказывали, что она билась, срывая монашеский куколь, кричала о насилии и вероломстве мужа, так что боярин Шигоня-Поджогин ударил ее плетью».
И не раз. И не один Шигоня – утверждали очевидцы. Так что совершен был обряд над обеспамятевшей княгиней, которую тут же увезли в Каргополь. Хотя, по слухам, Василий III первоначально предполагал поместить бывшую жену в московском только что отстроенном Новодевичьем монастыре. Слишком долго пользовался ее умной поддержкой, слишком не хотел сразу потерять. Знать бы должен, что не смирится, не простит измены. Но при всей своей злобности и яростности о Соломонии продолжал думать – бесправную и безгласную «пожаловал старицу Софию в Суздале своим селом Вышеславским... до ее живота».
2 октября [1475] загорелось в самом городе (Кремле) в Москве, близ Тимофеевских ворот. Великий же князь, придя сам со многими людьми, погасили пожар, и пошел оттуда обедать. А в середине обеда, в 5-м часу дня, снова загорелось в Москве внутри Кремля, близ Никольских ворот, между церквями Введения Богородицы и Козьмы и Дамиана, и едва не весь город сгорел. Горело до двора великого князя, и до Спасского монастыря, и до двора князя Михаила Андреевича, а на Подоле – до двора Федора Давыдовича (князя Пестрого-Стародубского); и едва до тех мест потушили в третьем часу ночи, потому что и сам великий князь во всех необходимых местах со многими людьми участвовал. Одних каменных церквей сгорело десять, а у одиннадцатой, у церкви Вознесения, внутри все выгорело, кроме пределов каменных, а тех десять. А деревянных церквей сгорело двенадцать, да два придела Архангельских деревянных разбросали – Воскресения Христова и святого Акилы...Семейная жизнь ненавистной Москве Римлянки складывалась далеко не просто. Великий князь был занят государственными делами и прежде всего покорением буйного, свободолюбивого Новгорода. У него рядом оставался объявленный великим князем – прямым соправителем старший сын Иван Молодой, участвовавший и в походах, и в управлении княжеством. Семь лет у византийской царевны не было детей. Но никому они и не были нужны. Весь уклад государства определялся без них, и в нем властолюбивой Римлянке просто не оставалось подобающего места. А Софья Фоминишна рвалась к власти – и как рвалась! Москва на глазах превращалась в имперский город. Складывался ритуал царского двора. Появился достойный герб – двуглавый орел. Рос Успенский собор. Отстраивались Грановитая палата, терема. И наконец, сын! Ровно через 20 дней после полной и окончательной победы великого князя над Новгородом!
Симеоновская летопись
5 марта [1479], в четверг, 5-й неделе поста, пришел великий князь в Москву, а за собой повелел великий князь привезти в Москву из Новгорода колокол вечевой; и привезли его и подняли на колокольню на площади – с прочими колоколами звонить...Теперь Софье предстояло устроить судьбу своего сына, хотя ни о каких надеждах на великокняжеский стол, казалось бы, и думать не приходилось. Венецианский посол Амброджо Контарини успевает заметить, что объявленный наследник Иван Молодой «плохо» относится к деспине, «нехорошо» себя с ней ведет. Он забывает сказать главное – великий князь не одергивает сына. И царевна начинает усиленно собирать сторонников, создавать при дворе собственную партию. Тем более что все внимание супруга поглощено государственными делами: слишком сильна оппозиция ему самому.
25 марта, в 8-м часу ночи, перед рассветом, родился у великого князя Ивана Васильевича сын от царевны Софьи, и назван был Василием... А крещен был в Троице-Сергиевом монастыре; крестили же его архиепископ Ростовский Вассиан и игумен Троицкий Паисий 4 апреля, в Вербное воскресенье...
Московский летописный свод
Освящение поразившего воображение современников Успенского собора вызывает ссору с митрополитом. Великий князь обвиняет Геронтия в том, что при освящении ходил тот «посолонь» – против движения солнца, хотя следовало делать наоборот. Ивана III Грозного поддерживают Ростовский епископ Вассиан и архимандрит Чудова монастыря Геннадий, зато на стороне Геронтия все духовенство.
В результате взбешенный митрополит оставляет в Успенском соборе символ своей власти – митрополичий посох и вместе со всей ризницей, представлявшей настоящую сокровищницу, уезжает в Симонов монастырь. В течение двух лет в Москве не освящается ни один из вновь построенных храмов, и великому князю приходится ехать на поклон к строптивому пастырю и «виниться во всем».
Самодержавные действия великого князя приводят к раздору его с родными братьями, которые, соединившись в Угличе, решают двинуться к Великим Лукам, чтобы вступить в переговоры с польским королем Казимиром. Ивана Васильевича обвиняют в том, что он «духовные грамоты отца своего забыл» и «уже не за бояр ли почел братию свою?», по выражению князя Бориса Васильевича Волоцкого.
И самое страшное – на Русь движутся войска хана Большой Орды Ахмата, союзника польского короля. Только выступление союзного Московскому князю крымского хана Менгли-Гирея на Польские земли удерживают Казимира от начала войны с Иваном III. Недолгая отсрочка для принятия решительных мер. Решительных? Москвичи не верят в мужество великого князя и имеют на то слишком много оснований.
Раскол в великокняжеской семье – царевна Софья с детьми бежит на Белоозеро с тем что, если хан захватит Москву, «бежать им к Окиану-морю». Великая княгиня-мать Марья Ярославна остается в Москве. Сын великого князя Иван Молодой остается у Оки ждать врагов, тогда как сам Иван Васильевич, повелев сжечь городок Каширу, бежит в Москву. Здесь он тоже намеревается сжечь Посад и...
И когда был великий князь на Посаде возле Кремля, горожане, устремлявшиеся в Кремль, в осаду, увидели великого князя и начали стыдить его, говоря: «Когда ты, государь, князь великий, в кротости и в тихости над нами княжишь, тогда разоряешь нас непомерно. А нынче сам разгневал царя (хана), дань ему не платя, нас выдаешь царю и татарам». Въехал же великий князь в Кремль, и встретил его митрополит, а с ним владыка Ростовский Вассиан. Стал же владыка Вассиан со злостью выговаривать великому князю, беглецом его называя... Оттого великий князь не остался в Кремле, на своем дворе, опасаясь горожан... а остановился в Красном сельце... Князь же великий стоял в Красном сельце две недели...Официальные московские летописцы утверждали, будто задержался в сельце великий князь всего на 3–4 дня. Сын не подчинился его приказу оставить оборону на Оке и спешить в столицу. Сам Иван Васильевич думал о переговорах с ханом. Более того, о принятии его условий и выплате дани. Любой. Страх мешал даже торговаться.
Вторая Софийская летопись
И тогда берут голос князья православной церкви, отвергают все доводы о целесообразности жить по-прежнему под татарским игом. Из подмосковского Дорогомилова архиепископ Ростовский Вассиан Рыло пишет свое знаменитое «Послание на Угру» – великий князь вынужден выступить на оборонительные рубежи к северу от Оки:
Если же ты будешь спорить и говорить: «У нас запрет от прародителей – не поднимать руку против царя (хана), как я могу нарушить клятву и против царя стать?» – послушай же, боголюбивый царь, – если клятва бывает вынужденной, прощать и разрешать от таких клятв нам повелено, и мы прощаем, и разрешаем, и благословляем – как святейший митрополит, так и мы, и весь боголюбивый собор: не как на царя пойдешь, но как на разбойника, хищника и богоборца...Удалось ли пастырю убедить своего духовного сына? Или сказались изменившиеся обстоятельства, когда, забыв о недавней вражде, бросились на помощь старшему младшие его братья? И татары убедились, насколько увеличилось московское войско, как изменился его дух? Летописцы же отметили и рано наступившие «великие морозы» – татарские воины не воевали в условиях зимы: «были же наги и босы, ободрались».
Вассиан Рыло. Послание на Угру. 1480
Но то, что случилось, можно было назвать только чудом. Русские войска по приказу великого князя отступили к нему на Кременец. Татары же решили, что они уступают им берег, чтобы начать решающую битву, к которой не были готовы. Обратились в бегство войска Ахмата, а русские «пришли к Кременцу... а оттуда отступили еще дальше, к Боровску».
Великое стояние на Угре завершилось.
Той же зимой [1481] вернулась великая княгиня Софья после бегства. Бежала же она на Белоозеро от татар, хотя никто не гнался за нею. И в тех землях, по каким бежала, стало пуще, чем от татар, от холопов боярских, кровопийцев христианских...Не могла царевна Римлянка сама бежать из Москвы – без приказа мужа. Но ведь и не воспротивилась ему, как остальные члены великокняжеской семьи, вплоть до старой княгини. Не могла распоряжаться и тем, как содержали ее за счет местного населения боярские дети. Но ведь и помощи никому не оказывала, милостыни не раздавала. Каждое лыко ставилось ей в строку, и в том числе самим великим князем. Слишком сильную неприязнь подданных вызвал он сам.
Типографская летопись
Деспина никак не помогала ее преодолевать.
Первый признак семейного разлада – великий князь начинает усиленно заниматься женитьбой Ивана Молодого, заботиться о его наследниках. В январе 1483-го Иван III венчает сына с дочерью молдавского господаря Еленой Стефановной Волошанкой, независимой нравом, гордой красавицей, пришедшейся как нельзя более по душе свекру. К тому же в год свадьбы приносит она Ивану Васильевичу долгожданного внука – княжича Дмитрия Ивановича.
И здесь, может быть, впервые с такой очевидностью деспина понимает, какими несбыточными становятся ее планы в отношении будущего собственного сына. Великий князь впервые требует у нее отчета во всех своих подарках и даже отбирает их!
В том же году [1483] захотел великий князь Иван Васильевич сноху свою одарить ожерельем первой своей княгини великой, Тверитянки. И просил у второй своей великой княгини, Римлянки, того ожерелья, та же не дала ему, потому что много истеряла из казны великого князя: давала брату, а иное дала в приданое за своей племянницей князю Василию Михайловичу Верейскому. Великий же князь послал к тому, и отобрал у того все приданое, хотел же и его еще с женой схватить, но тот бежал в Литву...А ведь речь идет о Василии Михайловиче Удалом, которому великий князь был стольким обязан. Верно участвовал Верейский князь в походах Москвы против Казани и Новгорода, против хана Ахмата стоял на Угре. Пользовался особенной любовью народа за лихую смелость.
Вторая Софийская летопись
Но не эта ли любовь стала причиной нанесенного Верейскому князю оскорбления? Теперь Василий III требует, чтобы отец Василия Удалого, как и Тверской князь, брат его первой супруги, ни под каким видом с беглецом не общались и к себе его не принимали. При заключении в 1494 году договора с литовским князем Александром становится условием Москвы Василия Удалого «не отпущати никуде, и пойдет прочь от земли, и его опять не приимати». Правда, годом раньше Софья Фоминишна вымолила мужу племянницы прощение, но Верейский князь не решился довериться великому князю.
Смириться? Проглотить смертную обиду? На это византийская царевна согласиться не могла. Она вступает в открытую вражду с Еленой Волошанкой и проигрывает – любовь великого князя по-прежнему на стороне семьи Ивана Молодого. Остается наступление – лишь бы выбрать подходящий момент.
В 1488 году Москву в который раз охватывает огненное море. Сорок две сгоревшие церкви, не говоря о сотнях обывательских дворов. А на площадях происходят страшные по жестокости казни...
Той же зимой били кнутьем на Торгу попов Новгородских – присылал их из Новгорода великому князю владыка Геннадий за то, что спьяну надругались над святыми иконами. И отослали их обратно владыке...В общей сумятице воплей отчаянья, боли, потоков крови неожиданно уходит из жизни Иван Молодой. Всего-то была у него ломота в ногах, но вновь появившийся заморский лекарь «мейстер Леон Жидовин» взялся помочь князю, поручившись за его излечение собственной головой.
Той же зимой били на Торгу кнутьем архимандрита Чудовского, и Ухтомского князя, и Хомутова – за то, что грамоту на землю подделали...
Той же зимой... привели из Новгорода более семи тысяч человек житьих людей в Москву – за то, что хотели наместника убить... Князь великий повелел их... вести в Нижний Новгород... а многих... повелел на Москве изрубить...
...А москвичей и из иных городов людей послал в Новгород на житье...
Вторая Софийская летопись
И великий князь Иван Васильевич поверил его словам и повелел ему лечить сына своего, великого князя. И начал его лекарь лечить, зелье начал давать ему пить и склянки на теле жечь, вливая туда горячую воду; и стало ему оттого хуже, и умер. И повелел великий князь Иван Васильевич схватить того лекаря, мейстера Леона, и после сороковин сына своего, великого князя Ивана, повелел казнить его, голову отрубили. И отрубили ему голову на Болвановке...Москва не сомневалась: к смерти народного любимца приложила руки деспина. Как-никак «мейстера» привез с собой в Москву ее брат, как его называли в документах, «царевич Андрей», отец бежавшей в Литву княгини Верейской Марьи Андреевны, лишенной великокняжеского ожерелья. К тому же и лекари, и знахари видели полное несоответствие назначенного лечения симптомам достаточно широко распространенной болезни.
Симеоновская летопись
Тем не менее наследника не стало. Путь на престол открывался для следующего по возрасту сына великого князя – Василия. Деспина почти победила, если бы не железная воля Ивана III. В который раз он оправдал свое прозвище Грозного. Наследником был объявлен сын покойного, иначе – внук Ивана Васильевича. Елена Волошанка приобрела совершенно исключительное доверие свекра.
А между тем строился Кремль, возводились его башни, соборы. Размах строительства поражал воображение, но и вызывал раздражение москвичей. Из Кремля выносились древние церкви, монастыри. Останки с кладбищ перезахоранивались в Дорогомилове. Вокруг Кремля разбивались сады. Великий князь не обращал никакого внимания и на церковных служителей, тем более на простых москвичей.
Власть! Все приносится в жертву неограниченной, самодержавной власти. Иван III неожиданно приказывает заточить собственного брата Андрея за вину, приписанную ему десятью годами раньше. Через два года и сорок семь дней Андрей Васильевич умрет на Казенном дворе. Почти одновременно не станет второго брата – Бориса Васильевича Волоцкого, и со временем великий князь покается в этой смерти. Со временем, а пока уделы покойных отойдут ему – единодержавному правителю Московского государства.
В январе 1493 года на Москве-реке, «пониже моста», живьем сжигаются в клетке князь Иван Лукомский и латынский толмач Матиас Лях, обвиненные в попытке отравить великого князя. На Торгу насмерть забивают кнутами смолянина Богдана, а его брату Олехне отрубают голову – возникает подозрение, что «собирали они всяческие вести» для литовского князя.
А в декабре 1497-го был раскрыт заговор против великого князя византийской царевны и ее первенца, собиравшегося «отъехать» от великого князя на Вологду и Белоозеро. Надежды на московский престол у деспины, по-видимому, не оставалось. На льду Москвы-реки в конце месяца были отрублены головы участников заговора – детей боярских Елизарова сына Гусева, князя Ивана Палецкого Хруля, Поярка Рунова брата, Щавья Скрябина сына Травина, дьяка Федора Стромилова и Афанасия Еропкина.
Другую казнь – душевную пережила Софья Фоминишна через месяц, когда 4 февраля 1498 года был венчан на великое княжение Дмитрий Иванович, великокняжеский внук, по впервые использованному в Москве чину поставления византийских императоров.
Посередине соборной церкви Пречистой приготовили большое место, на котором происходит поставление святителей... А на том месте поставили три трона – для великого князя, для внука и для митрополита. Троны же великого князя и внука были покрыты белыми аксамитами с золотом, а сверху положены изголовья... А на аналое, посередине церкви, положили шапку и бармы и покрыли их ширинкой...Отныне так будут венчать на царство всех русских царей. И непременно возлагать на их головы шапку, которая получит название «шапка Мономаха». В действительности к Мономаху эта регалия отношения не имела. Есть все данные считать, что получил ее Иван Калита в дар от татарского хана Узбека во время посещения Орды и передал по наследству своему сыну – Симеону Гордому. Соболья опушка и золотое навершие были уже делом московских мастеров.
И великий князь говорил речь свою митрополиту: «Ныне благословляю я князя Дмитрия при себе и после себя великим княжеством Владимирским, и Московским, и Новгородским, и Тверским; и ты бы его, отче, на великое княжение благословил»... И положил великий князь бармы на внука... и возложил великий князь шапку на внука... и поклонился внук великому князю до пояса и сел на своем месте...
Из чина поставления Дмитрия-внука
Сыновья деспины на торжество поставления приглашены не были. Казни бояр и пострижение многих из них завершали поражение византийской царевны. На лед Москвы-реки все в том же месте – «пониже моста», покатились головы князя Ивана Юрьевича с детьми и князя Семена Ивановича Ряполовского. Правда, в последнюю минуту благодаря слезным мольбам митрополита удалось спасти Ивана Юрьевича Патрикеева – заменить казнь на пострижение в монастыре Троицы – и одного из сыновей князя, Василия Ивановича Косого, «отпущенного» в Кирилло-Белозерский монастырь.
И тем не менее непосредственно после страшных казней Софья Фоминишна была допущена снова к великому князю. По словам летописца, Иван Васильевич «нелюбовь ей отдал и начал с нею жить по-прежнему». О том, что послужило причиной прекращения опалы, современники не высказывали даже никаких предположений. Одно было ясно – вражда между двумя великими княгинями – Римлянкой и Волошанкой разгорится с новой силой и вряд ли стареющая деспина позволит себе на этот раз проиграть.
Главным было настроить великого князя против соперницы. И Волошанка давала для этого достаточно оснований, покровительствуя кружку московских религиозных вольнодумцев. Софья Фоминишна не упускает ни одной возможности, чтобы опорочить княгиню Елену, но одновременно заставляет действовать и сына.
В 1500 году, но уже безо всякого реального заговора, Василий изображает возможность своего отъезда в Литву. Основание – размножение в Москве еретиков, с которыми княжич не желает иметь ничего общего. Тогда же сестру Василия выдают замуж за князя Василия Даниловича Холмского, верного соратника Ивана III. Кольцо вокруг недавних любимцев великого князя сжимается все теснее. И наконец...
Той же весной [1502], 11 апреля, в понедельник, великий князь положил опалу на внука своего, великого князя Дмитрия, и на его мать, великую княгиню Елену, и с того дня повелел не поминать их в ектиньях и литиях и не называть Дмитрия великим князем, и заключил их под стражу. Той же весной, 14 апреля, в четверг... великий князь всея Руси Иван Васильевич пожаловал сына своего Василия, благословил его и посадил на великое княжение Владимирское и Московское и всея Руси самодержцем, по благословению Симона, митрополита всея Руси...Но торжество великой княгини было недолгим. 17 апреля 1503 года ее не стало. Современники не находят слов, чтобы описать отчаяние великого князя. Жизнь теряет для него смысл, здоровье уходит на глазах, как вода в песок.
Первая Софийская летопись
Летописцы не вдаются в медицинские тонкости. Для них достаточно отметить, что уже в конце июля князь «начал изнемогати» тяжелой болезнью, а ведь ему всего 63 года. Той же осенью, во время обычной поездки на богомолье к Троице у него возникает спор с игуменом Серапионом по поводу какой-то незначительной земельной тяжбы. И этого оказывается достаточно для паралича – руки, ноги и глаз.
Правда, он уже позаботился о духовном завещании в пользу сына деспины. В ноябре, даже после инсульта, у него хватает сил благодарить Волоцкого игумена за то, что тот, присутствуя при составлении духовной в пользу своего духовного сына, Ивана Рузского, обеспечил переход его удела не законному наследнику, а великому князю. Он вступает и в обещанную умирающей Софье борьбу с еретиками.
Той же зимой [1504] великий князь всея Руси Иван Васильевич и сын его великий князь Василий Иванович с отцом своим митрополитом Симоном и с епископами и со всем собором осудили еретиков и повелели лихих казнить смертной казнью. И сожгли в клетке 27 декабря дьяка Волка Курицына, да Митю Коноплева, да Иванушку Максимова...Первые костры инквизиции! А в январе 1505-го умрет «нужною» – насильственной смертью в заточении Елена Волошанка. В мае разбирают старый Архангельский собор, чтобы соорудить на его месте достойный московских князей храм-пантеон, порученный итальянскому зодчему Алевизу Фрязину. Бок о бок другой итальянец Бон Фрязин начинает строительство грандиозной колокольни с церковью Иоанна Лествичника внутри – Ивана Великого.
Первая Софийская летопись
4 сентября кончавшийся великий князь благословляет свадьбу своего наследника. Митрополит всея Руси Симон венчает будущего Василия III с дочерью Юрия Константиновича Сабурова – Соломонией. И Василий Иванович оказывается прав со своей спешкой. Умирающий Иван III Грозный требует привести к его постели внука и обращается к нему со словами: «Молю тебя, отпусти обиду, причиненную тебе, будь свободен и пользуйся своими правами».
Какими правами? Венценосца? Великого князя? В конце концов, это не имеет значения. Власть уже находится в руках Василия. Приведя из темницы племянника, он туда же его и вернет. Кто посмеет противиться действительному правителю? Кому сам Василий предоставит подобную возможность?
Великий князь Дмитрий Иванович умрет 14 февраля 1509 года «в нятстве», то ли от голода и холода, то ли от дыма – излюбленный на Руси способ «потаенной» казни. Он уже не имел к этому времени своей партии при дворе, зато Василий ее приобрел, и прежде всего благодаря расчетливой женитьбе.
Ивана III не стало 27 октября 1505 года. Василий III Иванович уже управлял Московским государством. Мечта византийской царевны сбылась – ее корень утвердился в Третьем Риме.
Кто ты, Кудеяр-атаман?
Начал у загадки было два. Не замеченных любителями истории. Не сопоставленных между собой исследователями.
Уж что это у нас в Москве приуныло,
Заунывно в большой колокол звонили?
Уж как царь на царицу прогневался,
Он ссылает царицу с очей дале,
Как в тот ли город во Суздаль,
Как в тот ли монастырь во Покровский.
Народная песня. XVI век
Всех одинаково устраивал хрестоматийный вариант судьбы первой супруги великого Московского князя Василия III Ивановича. Прожила она с мужем без малого двадцать лет. Наследника ему не родила. И была отвергнута ради молодой жены, подарившей России Ивана Грозного. Иначе – скончала живот свой под монашеским клобуком с именем старицы Софии в печально знаменитом Покровском монастыре города Суздаля, где находили свой конец женщины из самых знатных семей – Шуйских, Нагих, Горбатых. Бывшая великая княгиня Московская. Бывшая Соломония Сабурова.
Слов нет, и в хрестоматийном изложении не все выглядело слишком гладко. Посол германского императора барон Сигизмунд Герберштейн побывал в Московском княжестве в 1517 году и приехал во второй раз, через несколько месяцев, после развода Василия III. Развод и последовавшие за ним перемены в установках московского двора и были причиной его миссии.
Каждая подробность с точки зрения дипломатических расчетов представлялась исключительно важной. Барон узнал от очевидцев, что князь до последнего скрывал от супруги свое решение. Что поддерживали его в этом митрополит Даниил и вся так называемая иосифлянская партия, тогда как самые влиятельные придворные – князь Симеон Курбский, Максим Грек, Вассиан Косой подобного попрания церковных правил не допускали. Что княгиня не давала согласия на постриг и постригали ее в дошедшем до наших дней соборе Рождественского монастыря, что на крутом берегу речки Неглинной, силой: «Рассказывали, что она билась, срывая монашеский куколь, кричала о насилии и вероломстве мужа, так что боярин Шигоня-Поджогин ударил ее плетью».
И не раз. И не один Шигоня – утверждали очевидцы. Так что совершен был обряд над обеспамятевшей княгиней, которую тут же увезли в Каргополь. Хотя, по слухам, Василий III первоначально предполагал поместить бывшую жену в московском только что отстроенном Новодевичьем монастыре. Слишком долго пользовался ее умной поддержкой, слишком не хотел сразу потерять. Знать бы должен, что не смирится, не простит измены. Но при всей своей злобности и яростности о Соломонии продолжал думать – бесправную и безгласную «пожаловал старицу Софию в Суздале своим селом Вышеславским... до ее живота».