Страница:
Мать бросила его сразу после рождения, воспитанием занимался скупщик краденого, который учил его очищать карманы, и Модифорд с детства усвоил истину, что единственный способ выжить – быть самым безжалостным из всех. Природное коварство привело его через мошенничество, убийства, разбой и пиратство к тому, чтобы возглавить банду головорезов.
Он никогда не знал любви и презирал ее, используя женщин лишь для удовлетворения своих низменных потребностей. Однако он всегда жаждал невозможного – чтобы в его руках оказалась благородная, образованная девушка. Но ему хотелось не только попирать тело Беренис. Он хотел бы терзать ее разум, опустошить ее душу.
Он самодовольно улыбнулся, приглаживая жирные волосы. Его весьма вульгарное одеяние состояло из бархатных бриджей, золотой цепи на волосатой груди, виднеющейся из-под шелковой рубашки, расстегнутой до пояса. Ноги были обуты в красные ботфорты из козлиной кожи.
– Дражайшая леди, – промурлыкал он, – разве я не обещал служить вам? Вы можете положиться на меня. Я тоже лондонец, появился на свет в работном доме Уайтчепела. Покинул родину десять лет назад из-за несправедливости закона. Меня хотели повесить за убийство. Все, видите ли, потому, что я случайно застрелил парня в одной потасовке в пивной. Но судья проявил милосердие и вместо этого отослал меня в колонию в качестве раба. Я, естественно, сбежал.
Заискивающая улыбка Модифорда нисколько не успокоила Беренис; во взгляде его светилось откровенное восхищение. Ясное осознание своего положения нахлынуло на нее, а вместе с ним и нескрываемый ужас. Она видела, как индианка вздрагивала при каждом его движении. Силы окончательно покинули ее. Какое безумие заставило отдаться ее во власть этого человека? Джульетт, должно быть, хорошо знала, что делает, когда советовала ей так поступить. Быть может, в этот самый момент она упивается сладостью мести, нашептывая коварную ложь на ухо Себастьяну, убеждая, что Беренис оставила его ради одного из самых отвратительных мерзавцев во всей Америке.
– Капитан Модифорд, мне нужен кто-то, чтобы сопроводить меня в Чарльстон. У вас есть корабль, и вы легко можете это сделать, или, если это слишком опасно, дайте проводника из своих людей, чтобы добраться по суше.
Перед глазами Беренис стоял сейчас образ отца, бывшего члена городского магистрата, который отправлял в тюрьму преступников за гораздо меньшие злодеяния, чем те, которые совершил Модифорд. Ее отец уничтожил бы этого негодяя несколькими умело произнесенными фразами.
Пират сказал:
– А-а, хорошенькое предложение, моя дорогая! – Он задумчиво потер рукой свой грубый подбородок. – А какую оплату вы можете предложить?
– У меня есть деньги. Часть я даю сейчас, остальные – когда достигну места назначения. – Таким твердым был ее взор, встретившийся с его взглядом, таким надменным и устрашающим…
Испытывать благоговейный трепет перед кем-то, тем более перед женщиной, было новым ощущением для Модифорда, и оно ему даже понравилось. Она была редкостная женщина – такая, которую он хотел бы задержать у себя дольше, чем обычно, и вдобавок ко всему, она принадлежала Лажуниссе.
– Почему вы покинули Бакхорн-Хаус, мадам? – спросил он, держась на расстоянии, хотя и с трудом.
– У меня есть на это свои причина, капитан, которые вас не касаются, – ответила она, все еще проверяя на нем воздействие своего сверкающего синего взгляда. – Я предлагаю вам сделку, не более. Вы можете исполнить то, что я прошу?
– Ну, что ж, надо подумать. – Он сделал вид, что размышляет, затем продолжил: – Почему бы нам не обсудить это за ужином? Окажите мне такую любезность! Не помню, когда в последний раз я сидел за столом с прекрасной дамой.
Покопавшись в своей памяти, он понял, что никогда за всю свою весьма пеструю жизнь не обедал с истинной леди. Были шлюхи, раскрашенные проститутки, которые подражали благородным дамам, но истинной леди не было никогда. Это желание крепло, и Модифорда, чей мозг был уже наполовину разрушен слишком сильным пристрастием к алкоголю, преследовала навязчивая идея – во что бы то ни стало усадить ее за стол, завести беседу, произвести впечатление. Быть может, она даже увлечется им? Что ж, в этом не было ничего необычного. Он все еще считался привлекательным мужчиной, и к тому же богатым – мог предложить ей полную шкатулку драгоценностей. Он никогда еще не встречал женщины, которая могла бы устоять, увидев бриллианты, золото, рубины и жемчуга. Но все же в глубине сознания похороненная глубоко под многолетним грузом порока и излишеств таилась надежда, что она не поддастся этому соблазну: в противном случае, это сведет ее до уровня продажной женщины, такой, как все остальные.
Беренис нужно было теперь бороться не только за себя: она носила ребенка и понимала, что должна быть такой же хитрой и изворотливой, как Модифорд, чтобы добиться своего.
– Спасибо за приглашение, капитан, – вежливо сказала она. – Это так любезно – обсуждать деловые вопросы за трапезой! Как мило с вашей стороны.
Модифорд, широко улыбаясь, приказал девушке убрать со стола пустые бутылки, грязную посуду и найти скатерть. Он сопровождал свои приказы бранью и пинками до тех пор, пока Беренис, не в силах больше терпеть это, крикнула:
– Прекратите же, умоляю вас, сэр! Нет нужды так грубо обращаться с бедняжкой.
Она подошла к съежившейся девушке и обняла ее за плечи, думая, что перед ней самое странное существо, которое ей когда-либо приходилось видеть. Девушка даже как-то по-особенному держала голову и была закутана в лохмотья, которые когда-то, по всей видимости, были юбками и фартуками. У нее были маленькие черные глаза и растрепанные черные волосы; она казалась полупарализованной от страха.
– Она не в своем уме, – сказал Модифорд, словно это объясняло его жестокость. – Мы зовем ее Пегги. Настоящее имя непроизносимо. Она живет с нами и готовит еду. Если бы не я, она бы уже давно отправилась на тот свет. Она была рабыней, но я освободил ее.
– Какой благородный жест! – Модифорд не расслышал иронии в словах Беренис. Он воспринял ее замечание как комплимент и перестал запугивать девушку.
Его люди столпились в дверях, забавляясь невиданным зрелищем: их капитан вел себя, как заправский джентльмен! Он гневно нахмурился и приказал им убираться. Пегги накрывала на стол, то и дело поглядывая на Беренис, подбадривающе улыбающуюся ей. Из ящика были извлечены серебряные тарелки и пара подсвечников, украденных из церкви. Девушка наполнила супницу, зачерпывая суп из закопченного котла, подвешенного над горящими поленьями в каменном очаге.
– Это приготовлено из дичи, которую я подстрелил собственноручно, – сказал Модифорд, пододвигая стул для Беренис. – А Пегги испекла хлеб.
– Как мило! Это бесподобно, Пегги! – ответила Беренис, изо всех сил стараясь проглотить хоть кусочек. И все время, заставляя себя есть, она не переставая думала: «Что же мне делать?»
Она оказалась между двух огней. Модифорд был непредсказуем, а Себастьян хотел убить ее. Ну и выбор! В данный момент, как ни ужасно было признать, пират казался ей меньшим из двух зол. Но не оставалось сомнений в том, что она попала в чрезвычайно опасное положение.
Манеры Модифорда за столом оставляли желать много лучшего. Он ел жадно, разговаривал с набитым ртом, громко рыгал. Поев, он откинулся на стуле, поковырял в зубах, затем наполнил свой бокал:
– Я пью за ваше здоровье, графиня. За самую прекрасную женщину в Каролине!
Она наклонила голову в знак признательности и сказала:
– Теперь, капитан, пора вернуться к цели моего визита.
– Вы хотите, чтобы я дал ответ: доставлю ли вас в Чарльстон или нет? – Он наклонился ближе, так, что Беренис ощутила, как пахнуло винным перегаром.
– Да.
Он пожирал ее глазами в свете свечей:
– Это будет зависеть от вас.
– От меня? Я уже сказала, что хорошо заплачу.
– Да, но, видите ли, дело не в деньгах. Честно говоря, меня не интересуют ваши деньги…
Сердце ее упало:
– Разве? Пиратство так прибыльно?
Он подмигнул:
– Я не испытываю недостатка в средствах. Взгляните на это.
Он поставил на стол шкатулку и открыл крышку. Блеск драгоценностей был ослепителен. Там лежали колье, диадемы, браслеты, кольца, нитки жемчуга. Он запустил в это сверкающее великолепие руку, вытащил целую горсть украшений и бросил ей. Беренис не пошевелилась, и драгоценности рассыпались по столу.
– Они красивы, – сказала она медленно.
– Несомненно. И стоят огромную сумму. Так что, как видите, мадам, хотя меня и называют продажным, однако меня не подкупить – даже прекрасной женщине. Мне нужно кое-что другое.
Беренис сидела, не шелохнувшись, и последняя надежда покидала ее. Она видела, как Пегги, забившись в угол у очага, смотрит на нее глазами, полными сочувствия. Собрав остатки достоинства, она сказала:
– В таком случае, я отправляюсь в путь одна. До свидания, капитан Модифорд!
Она начала было подниматься, но он твердо положил ей руку на плечо.
– О нет, вы не сделаете этого, моя дорогая, – пробормотал он. – Вы никуда не поедете! Мы с вами придумаем план, как захватить в плен вашего мужа. Напишем ему записку, в которой будет говориться, что я держу вас заложницей и требую, чтобы он пришел сюда один – и вы подпишетесь под этим!
Поведение Модифорда резко изменилось. Все показное дружелюбие разом улетучилось. Его рука двигалась к ее плечу. Беренис недоуменно уставилась на него:
– Вы хотите взять его в плен? Но зачем?
– Все очень просто: он обманул меня, я жажду расквитаться с ним. – Глаза его сузились, на губах заиграла слабая улыбка.
– Но какое отношение это имеет ко мне? – («Задержи его разговором, выиграй время», – требовал ее разум). – Почему вы уверены, что он придет?
– О, он непременно придет! Вы его жена, а он гордец. – Модифорд заглянул ей в глаза с коварной улыбкой. – Вы ведь сбежали от него, не так ли? Я сразу понял, что он не слишком вам нравится. В некотором роде я ожидал, что рано или поздно вы появитесь здесь…
– Он не придет! – упорствовала Беренис. – Вы правы: я ушла от него, но по обоюдному согласию. Наш брак был результатом заранее заключенного соглашения и не удался. У нас друг к другу антипатия.
Модифорд затрясся от смеха:
– Вы не умеете лгать, мадам! Если бы это было так, он бы сам отправил вас обратно в Чарльстон. Даже он не позволит женщине одной бродить в этих дебрях.
Внезапно ей стало жарко, и комната завертелась перед глазами. Беренис обхватила голову руками.
– Воды, – попросила она. – Можно немного воды?
Пегги, не ожидая приказа Модифорда, подскочила и поднесла к ее губам жестяную кружку. Беренис с благодарностью оперлась о руку этой маленькой девушки, болезненно худой под грязной одеждой.
– Не расстраивайтесь так, графиня! – Модифорд опустился на стул, не сводя с нее глаз. – Делайте так, как я говорю, и мы оба получим то, что хотим.
– Что вы имеет в виду? Я не понимаю.
– Я сохраню ему жизнь – с условием, что он отдаст мне Бакхорн-Хаус… и вас. Ну, а потом мы поговорим о том, чтобы отпустить вас, если вы все еще будете этого хотеть.
Беренис вскочила на ноги. Она стояла перед ним прямая, с высоко поднятой головой, вызывающе глядя сверкающими глазами на всех, кто смог протиснуться в дверь, чтобы наблюдать за этой сценой. Ни на одном лице она не нашла ни малейшего следа жалости. Такие же выражения она видела у мужчин на петушиных боях – упивающихся кровью, охваченных возбуждением. Да, она боялась Себастьяна, но не могла позволить заманить его в ловушку.
– Как долго я останусь с вами, если он согласится? – Даже думать об этом казалось чудовищным, но она сделает все, чтобы спасти жизнь Себастьяну.
Самоуверенный смех Модифорда разнесся по комнате:
– Пока вы не надоедите мне графиня!
– А если я не подпишу письмо? – прошептала она.
– О, вы подпишите, дорогая, и в нем мы сообщим, что если он не придет, я передам вас в руки Медного Волоса, который снимет с вас кожу живьем, дюйм за дюймом. Я видел, как он делает это, и поверьте мне, он мастерски управляется со своим ножом. Уверен, что ему не терпится добавить ваш прелестный скальп к тем, что он уже имеет!
Услышав свое имя, Медный Волос вышел вперед, мрачно ухмыляясь и проводя пальцем по острому, как бритва клинку, в то время как его воины, напившиеся виски, издавали пронзительные крики.
– Хорошо. Допустим, он придет и откажется принять ваши условия? – Беренис происходящее казалось кошмарным сном.
Вся эта сцена напоминала ей иллюстрацию к дантовскому «Аду»: мужчины, которые будут мучить ее и убьют, не задумываясь; индианка, так напуганная, что не осмелится помочь; грязная хижина, заваленная пустыми бутылками и мусором… «Господи, пожалуйста, позволь мне очнуться от этого страшного сна!»
– Если он заупрямится, то умрет медленной, мучительной смертью у вас па глазах, – Модифорд произнес это с удовольствием, глаза его блестели. – Вы когда-нибудь видели человека, умирающего под палящим солнцем?
– Прекратите! – закричала Беренис.
Она отчетливо представила себе черты Себастьяна, такие надменные, такие красивые, и вспомнила, каким он был вчера – с глазами, полными нежности. Потом она вспомнила все, что рассказала ей Джульетт. Но даже такой злодей, как он, заслуживает милосердия.
– Решайтесь, мадам, – настаивал Модифорд. – Мне не терпится встретиться с ним не на его, а на моих условиях. Вы подпишете письмо?
– Нет, – твердо сказала она, вскинув голову.
– Не глупите, графиня! Это единственный путь к вашему спасению, – сказал он и подозвал Пегги: – Принеси мне бумагу и чернила.
– Я скорее умру, чем буду иметь к этому какое-то отношение, – сказала Беренис. Смерть казалась самым легким выходом в этот момент.
– Правда? Под ножом Медного Волоса? Письменные принадлежности были поспешно собраны и разложены на столе среди остатков ужина. Модифорд начал быстро писать. Закончив, он пододвинул бумагу Беренис:
– Я подписался. Теперь добавьте свое имя! Беренис вся дрожала, слыша, как кровь стучит у нее в висках, и кривые, неровные буквы заплясали у нее перед глазами. Модифорд нетерпеливо сунул ей в руку перо, и она медленно вывела свое имя. Себастьян умен. Он что-нибудь придумает, чтобы расстроить планы Модифорда. С удовлетворенным мычанием пират взял письмо, свернул в трубку и отдал одному из своих разведчиков с распоряжениями немедленно доставить его в Бакхорн-Хаус. Затем повернулся к Беренис, сознавая, что его люди наблюдают за ним и ожидают дальнейших действий.
– Как насчет поцелуя, чтобы скрепить нашу сделку? – спросил он.
Она отступила на шаг и почувствовала, что позади кто-то есть. Это была Пегги. Затем ладонь Беренис ощутила холодную сталь, и пальцы сомкнулись вокруг рукоятки ножа, которые девушка вложила ей в руку. Оружие! Это придало ей силы. Пистолет по-прежнему лежал в корзине у ее ног, но был сейчас ничем по сравнению с острым кинжалом.
– Я не раздаю свои поцелуи так легко! – ответила она игриво, мысленно поклявшись вонзить в Модифорда нож, если он попытается приблизиться к ней. – Мужчина должен сначала заслужить это право.
– Ха! Прекрасно! Отвергни меня! Я люблю огонь в шлюхе!
– Сэр, вы оскорбляете меня и ждете, что у меня возникнет желание поцеловать вас? – поддразнивала его Беренис, гадая, удастся ли обвести его вокруг пальца.
Модифорд резко вскочил. Он был в замешательстве, разрываясь между несвойственным ему желанием произвести благоприятное впечатление на женщину, и сознанием того, что его люди ждут, когда же он овладеет ею. Подобные колебания могли разочаровать их, и, если допустить оплошность, сила его власти может ослабнуть.
– Прошу прощения, мадам, – проворчал он, хотя и с насмешкой, которая должна была удовлетворить зрителей. – Мы грубые парии и не привыкли к изящным манерам.
– Это очевидно, сэр! – ответила она с сарказмом, твердо намереваясь удерживать его разговором как можно дольше. – Вы разочаровываете меня.
– Да? – Модифорд был еще больше сбит с толку и одновременно возбужден.
– Конечно. Когда мы ужинали, я подумала, что вы – несчастная жертва обстоятельств, и пойди ваша жизнь по другому пути, мы могли бы стать друзьями. – Здесь ей удалось притворно-застенчиво опустить глаза и мягко добавить: – Возможно, даже более того…
– Это правда?
– Я никогда не лгу, капитан Модифорд! – солгала она с легкостью.
Лицо Модифорда подергивалось от волнения:
– Я мог бы вам понравиться?
– Конечно, но вы упустили свой шанс, не так ли? Скоро придет мой муж. И если вы принудите меня жить с вами, у меня никогда не возникнет к вам ничего, кроме презрения. А какой мужчина может заставить женщину делать что-то против ее желания?
«Не так уж трудно провести его», – думала Беренис. Вспоминая, как флиртовала в былые дни, она отметила, что Модифорд был таким же легковерным глупцом, как и большинство мужчин. Взывай к его тщеславию, и он станет воском в твоих руках!
Но неожиданно он остановился, и Беренис опомнилась. Заметив происшедшую в нем перемену, она уставилась в его покрывшееся каплями пота лицо. Он насторожился, пригнул голову и стал прислушиваться к резким ружейным выстрелам, которые неожиданно загрохотали вокруг форта. С проклятьем он потянулся за своей саблей, а его люди бросились к окнам.
В следующее мгновение в хижину вбежал часовой с дико выпученными глазами и, задыхаясь, крикнул:
– Это Лажуниссе! Он напал на нас!
– Невозможно! – перебил его Модифорд. – Разведчик не мог так быстро добраться до него!
– Должно быть, он преследует меня, – сказала Беренис, подумав: «Джульетт сказала ему, куда я поеду. Но зачем он это делает? Неужели так озабочен тем, чтобы ему достались мои деньги?» Она почувствовала вдруг, что еле сдерживает горький смех, а вслух добавила:
– Я ничего не понимаю!
Больше не было времени для вопросов.
Лагерь был осажден, и обиталище демонов пришло в движение, когда люди Модифорда похватали оружие и побежали к изгороди. Медный Волос и его воины уже вскочили на высокий деревянный помост и стали пускать оттуда стрелы.
– Горим! Горим! – закричал кто-то, перекрывая грохот. Беренис увидела языки пламени, охватывающие соломенную крышу, и почувствовала едкий запах горящих пальмовых листьев.
– Проклятье! – прорычал Модифорд, держа в одной руке саблю, а другой сжимая рукоятку кинжала. – Что, черт побери, происходит?
– Они переходят вброд реку, капитан, – объявил часовой, выпучив глаза от страха. – А Зоркий Сокол со своими воинами подходит по лесу с другой стороны.
– Ублюдки! – заорал Модифорд и выбежал наружу.
Неожиданная атака дала его врагу преимущество, но бандиты быстро опомнились и начали стрелять по нападающим.
Люди Себастьяна пробивали ворота, используя в качестве тарана одно из бревен, которые образовывали заграждение. Тяжелые ворота подались, затрещали и с грохотом рухнули внутрь форта. Модифорд приказал, чтобы все крупное и тяжелое было подтянуто к одному месту и свалено в кучу перед входом, таким образом образовывая дополнительную преграду: столы, стулья, поленья для очага, всевозможные ящики лежали бесформенной грудой, позади которой защитники форта стояли на коленях и стреляли.
На какое-то мгновение показалось, что их пальба остановит нападавших. Некоторые упали, неуклюже раскинув руки, но другие переползали через их тела и бросались на заграждение подобно приливной волне, разнося все в щепки и вступая в рукопашную схватку с пиратами. Одновременно с другой стороны форта Зоркий Сокол повел свой отряд в наступление, и банда Модифорда оказалась окруженной.
Беренис припала к окну, одной рукой обняв Пегги, и время от времени пряталась за ставнями. Она знала, что должна выбраться из хижины. Мужчины задыхались в дыму, пробиваясь через заграждение, чтобы присоединиться к схватке. В этой свалке было почти невозможно отличить друга от врага, но Беренис безошибочно узнала высокую фигуру Себастьяна. Его шпага сверкала, когда он, поразив одного противника, мгновенно поворачивался к другому. Жара была такой невыносимой, что Беренис пришлось выскочить наружу и укрыться за Сэнди, которая со страхом косилась на весь этот хаос. По поляне эхом разносились нечленораздельные возгласы, победные крики и предсмертные хрипы.
– Мы можем убежать среди неразберихи, – сказала Пегги голосом, о существовании которого у нее Беренис даже не подозревала. – У вас же есть лошадь, леди! Давайте убежим в лес!
– Ты знаешь эти места? Можешь показать дорогу в Чарльстон?
Возможно ли, чтобы помощь пришла с такой неожиданной стороны?
– Да, могу, – ответила девушка, затем почти застенчиво добавила: – А мне можно будет потом остаться с вами? Вы единственный человек, который когда-либо был добр ко мне.
– Конечно! Если выберемся отсюда живыми, обещаю, ты сможешь остаться!
Надежда начала оживать в сердце Беренис. Она отдала корзинку Пегги и передала ей же поводья Сэнди:
– Жди меня здесь и будь готова бежать, когда я вернусь. Мой муж так же ужасен, как Модифорд, если не хуже! Кто бы из этих дьяволов ни победил, я стану пленницей!
– Я сделаю все, что вы скажете, леди! – Пегги прижала корзину к груди и успокоила Сэнди, в то время как Беренис оставила ее, чтобы посмотреть, что происходит.
Модифорд и Себастьян сошлись лицом к лицу. Пират бросился на своего врага с громким криком. Его сабля опустилась, со свистом разрезая воздух, но Себастьян отразил удар. Его рука была твердой, как скала. Ослепленные ненавистью, они дрались с ожесточением, и яростный звон ударяющихся друг о друга клинков разносился по поляне. Себастьян держался прямо и сражался, используя приемы французских фехтовальщиков: двигался ловко и изящно, словно танцор, делая выпады, отступал в сторону, предпринимал отвлекающие маневры, снова атаковал. Модифорд же применял лишь голую, сокрушительную силу, яростно размахивая оружием.
Вокруг них все еще продолжались отдельные стычки, хотя некоторые из людей Модифорда побросали оружие. Но Беренис ничего не видела, ничего не слышала, сознавая лишь грозящую Себастьяну опасность. Она стояла у ограды форта, охваченная одним лишь мучительным страхом за него, не в силах даже молиться. Сердце ее, казалось, остановилась, когда она увидела, что Модифорд поднял саблю и с такой силой обрушил ее на Себастьяна, что мог бы снести ему голову, не отпрыгни тот в сторону. И прежде, чем Модифорд смог восстановить равновесие, Себастьян сделал резкий выпад, и его шпага вошла в грудь пирата по самую рукоятку, а острие вышло сзади между лопатками. Когда Себастьян вытащил клинок, Модифорд издал хриплый стон и медленно рухнул в пыль, уставившись в небо остекленевшим взглядом.
С гибелью своего командира люди Модифорда прекратили драться и стояли, ошеломленные. Тогда Медный Волос прыгнул с заграждения и занес над Себастьяном нож. Но неожиданно раздался выстрел, и индеец упал, сраженный в грудь пулей. Перегрин, тяжело дыша, держал в руке дымящийся пистолет и изумленно смотрел на неподвижное тело индейца, словно не в силах постичь то, что только что совершил.
Возникло секундное замешательство, затем один из воинов Медного Волоса метнул копье. Оно пронзило Перегрина, и тот упал, широко раскинув руки, словно пытаясь ухватиться за воздух. Он был мертв прежде, чем коснулся земли. Беренис вскрикнула и бросилась к нему:
– Перегрин! О Боже! Помогите кто-нибудь!
– Слишком поздно, – медленно произнес Себастьян. Он воткнул свою шпагу в песок; его перевязанная рука была неловко согнута. Он был в копоти и крови, а по лицу стекали струйки пота. Он наклонился, чтобы вытереть кровь Модифорда с клинка перед тем, как снова нацепить шпагу, затем посмотрел, как Грег склонился над Перегрином и печально покачал головой. После этого он повернулся и пошел прочь.
Беренис, очнувшись, бросилась вслед за ним.
– Себастьян! – закричала она, проталкиваясь сквозь толпу победителей, которые связывали пленников и помогали раненым товарищам.
Он остановился, стиснув зубы, и мускулы на его лице нервно подергивались от с трудом сдерживаемой ярости.
– Какого черта? – начал он. – Двое ваших любовников только что умерли из-за вас! Вам этого недостаточно? Что вы хотите от меня?
Она ошеломленно уставилась на него, пораженная презрением, которое сверкало в его глазах. Слезы текли у нее по щекам.
– Почему вы так смотрите на меня? – выдохнула она.
– А чего вы еще ждете?
Себастьян до сих пор находился во власти ярости, охватившей его в тот момент, когда он понял, что Беренис сбежала. Дэмиан сказал, что видел, как она отправлялась на ферму Мартинов, но явилась Джульетт и предложила свою версию: она убежала, чтобы присоединиться к банде Модифорда. Хотя никогда Себастьян полностью не доверял креолке, ревность взяла верх. Отказываясь слушать Грега, который предостерегал, что его рана может открыться, Себастьян собрал своих людей, раздал оружие, послал гонца к Зоркому Соколу и, словно одержимый, помчался к лагерю Модифорда. Его переполняли боль, ненависть и разочарование. Беренис воспользовалась случаем и сбежала, когда он был еще слаб, усыпив его бдительность своей притворной нежностью.
Каким же идиотом он был, и как легко она его одурачила! Более того, она втянула его в сражение, которого как раз сейчас он хотел избежать. Гнев Себастьяна неуклонно нарастал, пока он смотрел на мертвые тела его лучших бойцов, потерянных из-за нее. И она после этого смеет смотреть на него полными слез глазами, ожидая, что он еще раз поверит ей?
Он никогда не знал любви и презирал ее, используя женщин лишь для удовлетворения своих низменных потребностей. Однако он всегда жаждал невозможного – чтобы в его руках оказалась благородная, образованная девушка. Но ему хотелось не только попирать тело Беренис. Он хотел бы терзать ее разум, опустошить ее душу.
Он самодовольно улыбнулся, приглаживая жирные волосы. Его весьма вульгарное одеяние состояло из бархатных бриджей, золотой цепи на волосатой груди, виднеющейся из-под шелковой рубашки, расстегнутой до пояса. Ноги были обуты в красные ботфорты из козлиной кожи.
– Дражайшая леди, – промурлыкал он, – разве я не обещал служить вам? Вы можете положиться на меня. Я тоже лондонец, появился на свет в работном доме Уайтчепела. Покинул родину десять лет назад из-за несправедливости закона. Меня хотели повесить за убийство. Все, видите ли, потому, что я случайно застрелил парня в одной потасовке в пивной. Но судья проявил милосердие и вместо этого отослал меня в колонию в качестве раба. Я, естественно, сбежал.
Заискивающая улыбка Модифорда нисколько не успокоила Беренис; во взгляде его светилось откровенное восхищение. Ясное осознание своего положения нахлынуло на нее, а вместе с ним и нескрываемый ужас. Она видела, как индианка вздрагивала при каждом его движении. Силы окончательно покинули ее. Какое безумие заставило отдаться ее во власть этого человека? Джульетт, должно быть, хорошо знала, что делает, когда советовала ей так поступить. Быть может, в этот самый момент она упивается сладостью мести, нашептывая коварную ложь на ухо Себастьяну, убеждая, что Беренис оставила его ради одного из самых отвратительных мерзавцев во всей Америке.
– Капитан Модифорд, мне нужен кто-то, чтобы сопроводить меня в Чарльстон. У вас есть корабль, и вы легко можете это сделать, или, если это слишком опасно, дайте проводника из своих людей, чтобы добраться по суше.
Перед глазами Беренис стоял сейчас образ отца, бывшего члена городского магистрата, который отправлял в тюрьму преступников за гораздо меньшие злодеяния, чем те, которые совершил Модифорд. Ее отец уничтожил бы этого негодяя несколькими умело произнесенными фразами.
Пират сказал:
– А-а, хорошенькое предложение, моя дорогая! – Он задумчиво потер рукой свой грубый подбородок. – А какую оплату вы можете предложить?
– У меня есть деньги. Часть я даю сейчас, остальные – когда достигну места назначения. – Таким твердым был ее взор, встретившийся с его взглядом, таким надменным и устрашающим…
Испытывать благоговейный трепет перед кем-то, тем более перед женщиной, было новым ощущением для Модифорда, и оно ему даже понравилось. Она была редкостная женщина – такая, которую он хотел бы задержать у себя дольше, чем обычно, и вдобавок ко всему, она принадлежала Лажуниссе.
– Почему вы покинули Бакхорн-Хаус, мадам? – спросил он, держась на расстоянии, хотя и с трудом.
– У меня есть на это свои причина, капитан, которые вас не касаются, – ответила она, все еще проверяя на нем воздействие своего сверкающего синего взгляда. – Я предлагаю вам сделку, не более. Вы можете исполнить то, что я прошу?
– Ну, что ж, надо подумать. – Он сделал вид, что размышляет, затем продолжил: – Почему бы нам не обсудить это за ужином? Окажите мне такую любезность! Не помню, когда в последний раз я сидел за столом с прекрасной дамой.
Покопавшись в своей памяти, он понял, что никогда за всю свою весьма пеструю жизнь не обедал с истинной леди. Были шлюхи, раскрашенные проститутки, которые подражали благородным дамам, но истинной леди не было никогда. Это желание крепло, и Модифорда, чей мозг был уже наполовину разрушен слишком сильным пристрастием к алкоголю, преследовала навязчивая идея – во что бы то ни стало усадить ее за стол, завести беседу, произвести впечатление. Быть может, она даже увлечется им? Что ж, в этом не было ничего необычного. Он все еще считался привлекательным мужчиной, и к тому же богатым – мог предложить ей полную шкатулку драгоценностей. Он никогда еще не встречал женщины, которая могла бы устоять, увидев бриллианты, золото, рубины и жемчуга. Но все же в глубине сознания похороненная глубоко под многолетним грузом порока и излишеств таилась надежда, что она не поддастся этому соблазну: в противном случае, это сведет ее до уровня продажной женщины, такой, как все остальные.
Беренис нужно было теперь бороться не только за себя: она носила ребенка и понимала, что должна быть такой же хитрой и изворотливой, как Модифорд, чтобы добиться своего.
– Спасибо за приглашение, капитан, – вежливо сказала она. – Это так любезно – обсуждать деловые вопросы за трапезой! Как мило с вашей стороны.
Модифорд, широко улыбаясь, приказал девушке убрать со стола пустые бутылки, грязную посуду и найти скатерть. Он сопровождал свои приказы бранью и пинками до тех пор, пока Беренис, не в силах больше терпеть это, крикнула:
– Прекратите же, умоляю вас, сэр! Нет нужды так грубо обращаться с бедняжкой.
Она подошла к съежившейся девушке и обняла ее за плечи, думая, что перед ней самое странное существо, которое ей когда-либо приходилось видеть. Девушка даже как-то по-особенному держала голову и была закутана в лохмотья, которые когда-то, по всей видимости, были юбками и фартуками. У нее были маленькие черные глаза и растрепанные черные волосы; она казалась полупарализованной от страха.
– Она не в своем уме, – сказал Модифорд, словно это объясняло его жестокость. – Мы зовем ее Пегги. Настоящее имя непроизносимо. Она живет с нами и готовит еду. Если бы не я, она бы уже давно отправилась на тот свет. Она была рабыней, но я освободил ее.
– Какой благородный жест! – Модифорд не расслышал иронии в словах Беренис. Он воспринял ее замечание как комплимент и перестал запугивать девушку.
Его люди столпились в дверях, забавляясь невиданным зрелищем: их капитан вел себя, как заправский джентльмен! Он гневно нахмурился и приказал им убираться. Пегги накрывала на стол, то и дело поглядывая на Беренис, подбадривающе улыбающуюся ей. Из ящика были извлечены серебряные тарелки и пара подсвечников, украденных из церкви. Девушка наполнила супницу, зачерпывая суп из закопченного котла, подвешенного над горящими поленьями в каменном очаге.
– Это приготовлено из дичи, которую я подстрелил собственноручно, – сказал Модифорд, пододвигая стул для Беренис. – А Пегги испекла хлеб.
– Как мило! Это бесподобно, Пегги! – ответила Беренис, изо всех сил стараясь проглотить хоть кусочек. И все время, заставляя себя есть, она не переставая думала: «Что же мне делать?»
Она оказалась между двух огней. Модифорд был непредсказуем, а Себастьян хотел убить ее. Ну и выбор! В данный момент, как ни ужасно было признать, пират казался ей меньшим из двух зол. Но не оставалось сомнений в том, что она попала в чрезвычайно опасное положение.
Манеры Модифорда за столом оставляли желать много лучшего. Он ел жадно, разговаривал с набитым ртом, громко рыгал. Поев, он откинулся на стуле, поковырял в зубах, затем наполнил свой бокал:
– Я пью за ваше здоровье, графиня. За самую прекрасную женщину в Каролине!
Она наклонила голову в знак признательности и сказала:
– Теперь, капитан, пора вернуться к цели моего визита.
– Вы хотите, чтобы я дал ответ: доставлю ли вас в Чарльстон или нет? – Он наклонился ближе, так, что Беренис ощутила, как пахнуло винным перегаром.
– Да.
Он пожирал ее глазами в свете свечей:
– Это будет зависеть от вас.
– От меня? Я уже сказала, что хорошо заплачу.
– Да, но, видите ли, дело не в деньгах. Честно говоря, меня не интересуют ваши деньги…
Сердце ее упало:
– Разве? Пиратство так прибыльно?
Он подмигнул:
– Я не испытываю недостатка в средствах. Взгляните на это.
Он поставил на стол шкатулку и открыл крышку. Блеск драгоценностей был ослепителен. Там лежали колье, диадемы, браслеты, кольца, нитки жемчуга. Он запустил в это сверкающее великолепие руку, вытащил целую горсть украшений и бросил ей. Беренис не пошевелилась, и драгоценности рассыпались по столу.
– Они красивы, – сказала она медленно.
– Несомненно. И стоят огромную сумму. Так что, как видите, мадам, хотя меня и называют продажным, однако меня не подкупить – даже прекрасной женщине. Мне нужно кое-что другое.
Беренис сидела, не шелохнувшись, и последняя надежда покидала ее. Она видела, как Пегги, забившись в угол у очага, смотрит на нее глазами, полными сочувствия. Собрав остатки достоинства, она сказала:
– В таком случае, я отправляюсь в путь одна. До свидания, капитан Модифорд!
Она начала было подниматься, но он твердо положил ей руку на плечо.
– О нет, вы не сделаете этого, моя дорогая, – пробормотал он. – Вы никуда не поедете! Мы с вами придумаем план, как захватить в плен вашего мужа. Напишем ему записку, в которой будет говориться, что я держу вас заложницей и требую, чтобы он пришел сюда один – и вы подпишетесь под этим!
Поведение Модифорда резко изменилось. Все показное дружелюбие разом улетучилось. Его рука двигалась к ее плечу. Беренис недоуменно уставилась на него:
– Вы хотите взять его в плен? Но зачем?
– Все очень просто: он обманул меня, я жажду расквитаться с ним. – Глаза его сузились, на губах заиграла слабая улыбка.
– Но какое отношение это имеет ко мне? – («Задержи его разговором, выиграй время», – требовал ее разум). – Почему вы уверены, что он придет?
– О, он непременно придет! Вы его жена, а он гордец. – Модифорд заглянул ей в глаза с коварной улыбкой. – Вы ведь сбежали от него, не так ли? Я сразу понял, что он не слишком вам нравится. В некотором роде я ожидал, что рано или поздно вы появитесь здесь…
– Он не придет! – упорствовала Беренис. – Вы правы: я ушла от него, но по обоюдному согласию. Наш брак был результатом заранее заключенного соглашения и не удался. У нас друг к другу антипатия.
Модифорд затрясся от смеха:
– Вы не умеете лгать, мадам! Если бы это было так, он бы сам отправил вас обратно в Чарльстон. Даже он не позволит женщине одной бродить в этих дебрях.
Внезапно ей стало жарко, и комната завертелась перед глазами. Беренис обхватила голову руками.
– Воды, – попросила она. – Можно немного воды?
Пегги, не ожидая приказа Модифорда, подскочила и поднесла к ее губам жестяную кружку. Беренис с благодарностью оперлась о руку этой маленькой девушки, болезненно худой под грязной одеждой.
– Не расстраивайтесь так, графиня! – Модифорд опустился на стул, не сводя с нее глаз. – Делайте так, как я говорю, и мы оба получим то, что хотим.
– Что вы имеет в виду? Я не понимаю.
– Я сохраню ему жизнь – с условием, что он отдаст мне Бакхорн-Хаус… и вас. Ну, а потом мы поговорим о том, чтобы отпустить вас, если вы все еще будете этого хотеть.
Беренис вскочила на ноги. Она стояла перед ним прямая, с высоко поднятой головой, вызывающе глядя сверкающими глазами на всех, кто смог протиснуться в дверь, чтобы наблюдать за этой сценой. Ни на одном лице она не нашла ни малейшего следа жалости. Такие же выражения она видела у мужчин на петушиных боях – упивающихся кровью, охваченных возбуждением. Да, она боялась Себастьяна, но не могла позволить заманить его в ловушку.
– Как долго я останусь с вами, если он согласится? – Даже думать об этом казалось чудовищным, но она сделает все, чтобы спасти жизнь Себастьяну.
Самоуверенный смех Модифорда разнесся по комнате:
– Пока вы не надоедите мне графиня!
– А если я не подпишу письмо? – прошептала она.
– О, вы подпишите, дорогая, и в нем мы сообщим, что если он не придет, я передам вас в руки Медного Волоса, который снимет с вас кожу живьем, дюйм за дюймом. Я видел, как он делает это, и поверьте мне, он мастерски управляется со своим ножом. Уверен, что ему не терпится добавить ваш прелестный скальп к тем, что он уже имеет!
Услышав свое имя, Медный Волос вышел вперед, мрачно ухмыляясь и проводя пальцем по острому, как бритва клинку, в то время как его воины, напившиеся виски, издавали пронзительные крики.
– Хорошо. Допустим, он придет и откажется принять ваши условия? – Беренис происходящее казалось кошмарным сном.
Вся эта сцена напоминала ей иллюстрацию к дантовскому «Аду»: мужчины, которые будут мучить ее и убьют, не задумываясь; индианка, так напуганная, что не осмелится помочь; грязная хижина, заваленная пустыми бутылками и мусором… «Господи, пожалуйста, позволь мне очнуться от этого страшного сна!»
– Если он заупрямится, то умрет медленной, мучительной смертью у вас па глазах, – Модифорд произнес это с удовольствием, глаза его блестели. – Вы когда-нибудь видели человека, умирающего под палящим солнцем?
– Прекратите! – закричала Беренис.
Она отчетливо представила себе черты Себастьяна, такие надменные, такие красивые, и вспомнила, каким он был вчера – с глазами, полными нежности. Потом она вспомнила все, что рассказала ей Джульетт. Но даже такой злодей, как он, заслуживает милосердия.
– Решайтесь, мадам, – настаивал Модифорд. – Мне не терпится встретиться с ним не на его, а на моих условиях. Вы подпишете письмо?
– Нет, – твердо сказала она, вскинув голову.
– Не глупите, графиня! Это единственный путь к вашему спасению, – сказал он и подозвал Пегги: – Принеси мне бумагу и чернила.
– Я скорее умру, чем буду иметь к этому какое-то отношение, – сказала Беренис. Смерть казалась самым легким выходом в этот момент.
– Правда? Под ножом Медного Волоса? Письменные принадлежности были поспешно собраны и разложены на столе среди остатков ужина. Модифорд начал быстро писать. Закончив, он пододвинул бумагу Беренис:
– Я подписался. Теперь добавьте свое имя! Беренис вся дрожала, слыша, как кровь стучит у нее в висках, и кривые, неровные буквы заплясали у нее перед глазами. Модифорд нетерпеливо сунул ей в руку перо, и она медленно вывела свое имя. Себастьян умен. Он что-нибудь придумает, чтобы расстроить планы Модифорда. С удовлетворенным мычанием пират взял письмо, свернул в трубку и отдал одному из своих разведчиков с распоряжениями немедленно доставить его в Бакхорн-Хаус. Затем повернулся к Беренис, сознавая, что его люди наблюдают за ним и ожидают дальнейших действий.
– Как насчет поцелуя, чтобы скрепить нашу сделку? – спросил он.
Она отступила на шаг и почувствовала, что позади кто-то есть. Это была Пегги. Затем ладонь Беренис ощутила холодную сталь, и пальцы сомкнулись вокруг рукоятки ножа, которые девушка вложила ей в руку. Оружие! Это придало ей силы. Пистолет по-прежнему лежал в корзине у ее ног, но был сейчас ничем по сравнению с острым кинжалом.
– Я не раздаю свои поцелуи так легко! – ответила она игриво, мысленно поклявшись вонзить в Модифорда нож, если он попытается приблизиться к ней. – Мужчина должен сначала заслужить это право.
– Ха! Прекрасно! Отвергни меня! Я люблю огонь в шлюхе!
– Сэр, вы оскорбляете меня и ждете, что у меня возникнет желание поцеловать вас? – поддразнивала его Беренис, гадая, удастся ли обвести его вокруг пальца.
Модифорд резко вскочил. Он был в замешательстве, разрываясь между несвойственным ему желанием произвести благоприятное впечатление на женщину, и сознанием того, что его люди ждут, когда же он овладеет ею. Подобные колебания могли разочаровать их, и, если допустить оплошность, сила его власти может ослабнуть.
– Прошу прощения, мадам, – проворчал он, хотя и с насмешкой, которая должна была удовлетворить зрителей. – Мы грубые парии и не привыкли к изящным манерам.
– Это очевидно, сэр! – ответила она с сарказмом, твердо намереваясь удерживать его разговором как можно дольше. – Вы разочаровываете меня.
– Да? – Модифорд был еще больше сбит с толку и одновременно возбужден.
– Конечно. Когда мы ужинали, я подумала, что вы – несчастная жертва обстоятельств, и пойди ваша жизнь по другому пути, мы могли бы стать друзьями. – Здесь ей удалось притворно-застенчиво опустить глаза и мягко добавить: – Возможно, даже более того…
– Это правда?
– Я никогда не лгу, капитан Модифорд! – солгала она с легкостью.
Лицо Модифорда подергивалось от волнения:
– Я мог бы вам понравиться?
– Конечно, но вы упустили свой шанс, не так ли? Скоро придет мой муж. И если вы принудите меня жить с вами, у меня никогда не возникнет к вам ничего, кроме презрения. А какой мужчина может заставить женщину делать что-то против ее желания?
«Не так уж трудно провести его», – думала Беренис. Вспоминая, как флиртовала в былые дни, она отметила, что Модифорд был таким же легковерным глупцом, как и большинство мужчин. Взывай к его тщеславию, и он станет воском в твоих руках!
Но неожиданно он остановился, и Беренис опомнилась. Заметив происшедшую в нем перемену, она уставилась в его покрывшееся каплями пота лицо. Он насторожился, пригнул голову и стал прислушиваться к резким ружейным выстрелам, которые неожиданно загрохотали вокруг форта. С проклятьем он потянулся за своей саблей, а его люди бросились к окнам.
В следующее мгновение в хижину вбежал часовой с дико выпученными глазами и, задыхаясь, крикнул:
– Это Лажуниссе! Он напал на нас!
– Невозможно! – перебил его Модифорд. – Разведчик не мог так быстро добраться до него!
– Должно быть, он преследует меня, – сказала Беренис, подумав: «Джульетт сказала ему, куда я поеду. Но зачем он это делает? Неужели так озабочен тем, чтобы ему достались мои деньги?» Она почувствовала вдруг, что еле сдерживает горький смех, а вслух добавила:
– Я ничего не понимаю!
Больше не было времени для вопросов.
Лагерь был осажден, и обиталище демонов пришло в движение, когда люди Модифорда похватали оружие и побежали к изгороди. Медный Волос и его воины уже вскочили на высокий деревянный помост и стали пускать оттуда стрелы.
– Горим! Горим! – закричал кто-то, перекрывая грохот. Беренис увидела языки пламени, охватывающие соломенную крышу, и почувствовала едкий запах горящих пальмовых листьев.
– Проклятье! – прорычал Модифорд, держа в одной руке саблю, а другой сжимая рукоятку кинжала. – Что, черт побери, происходит?
– Они переходят вброд реку, капитан, – объявил часовой, выпучив глаза от страха. – А Зоркий Сокол со своими воинами подходит по лесу с другой стороны.
– Ублюдки! – заорал Модифорд и выбежал наружу.
Неожиданная атака дала его врагу преимущество, но бандиты быстро опомнились и начали стрелять по нападающим.
Люди Себастьяна пробивали ворота, используя в качестве тарана одно из бревен, которые образовывали заграждение. Тяжелые ворота подались, затрещали и с грохотом рухнули внутрь форта. Модифорд приказал, чтобы все крупное и тяжелое было подтянуто к одному месту и свалено в кучу перед входом, таким образом образовывая дополнительную преграду: столы, стулья, поленья для очага, всевозможные ящики лежали бесформенной грудой, позади которой защитники форта стояли на коленях и стреляли.
На какое-то мгновение показалось, что их пальба остановит нападавших. Некоторые упали, неуклюже раскинув руки, но другие переползали через их тела и бросались на заграждение подобно приливной волне, разнося все в щепки и вступая в рукопашную схватку с пиратами. Одновременно с другой стороны форта Зоркий Сокол повел свой отряд в наступление, и банда Модифорда оказалась окруженной.
Беренис припала к окну, одной рукой обняв Пегги, и время от времени пряталась за ставнями. Она знала, что должна выбраться из хижины. Мужчины задыхались в дыму, пробиваясь через заграждение, чтобы присоединиться к схватке. В этой свалке было почти невозможно отличить друга от врага, но Беренис безошибочно узнала высокую фигуру Себастьяна. Его шпага сверкала, когда он, поразив одного противника, мгновенно поворачивался к другому. Жара была такой невыносимой, что Беренис пришлось выскочить наружу и укрыться за Сэнди, которая со страхом косилась на весь этот хаос. По поляне эхом разносились нечленораздельные возгласы, победные крики и предсмертные хрипы.
– Мы можем убежать среди неразберихи, – сказала Пегги голосом, о существовании которого у нее Беренис даже не подозревала. – У вас же есть лошадь, леди! Давайте убежим в лес!
– Ты знаешь эти места? Можешь показать дорогу в Чарльстон?
Возможно ли, чтобы помощь пришла с такой неожиданной стороны?
– Да, могу, – ответила девушка, затем почти застенчиво добавила: – А мне можно будет потом остаться с вами? Вы единственный человек, который когда-либо был добр ко мне.
– Конечно! Если выберемся отсюда живыми, обещаю, ты сможешь остаться!
Надежда начала оживать в сердце Беренис. Она отдала корзинку Пегги и передала ей же поводья Сэнди:
– Жди меня здесь и будь готова бежать, когда я вернусь. Мой муж так же ужасен, как Модифорд, если не хуже! Кто бы из этих дьяволов ни победил, я стану пленницей!
– Я сделаю все, что вы скажете, леди! – Пегги прижала корзину к груди и успокоила Сэнди, в то время как Беренис оставила ее, чтобы посмотреть, что происходит.
Модифорд и Себастьян сошлись лицом к лицу. Пират бросился на своего врага с громким криком. Его сабля опустилась, со свистом разрезая воздух, но Себастьян отразил удар. Его рука была твердой, как скала. Ослепленные ненавистью, они дрались с ожесточением, и яростный звон ударяющихся друг о друга клинков разносился по поляне. Себастьян держался прямо и сражался, используя приемы французских фехтовальщиков: двигался ловко и изящно, словно танцор, делая выпады, отступал в сторону, предпринимал отвлекающие маневры, снова атаковал. Модифорд же применял лишь голую, сокрушительную силу, яростно размахивая оружием.
Вокруг них все еще продолжались отдельные стычки, хотя некоторые из людей Модифорда побросали оружие. Но Беренис ничего не видела, ничего не слышала, сознавая лишь грозящую Себастьяну опасность. Она стояла у ограды форта, охваченная одним лишь мучительным страхом за него, не в силах даже молиться. Сердце ее, казалось, остановилась, когда она увидела, что Модифорд поднял саблю и с такой силой обрушил ее на Себастьяна, что мог бы снести ему голову, не отпрыгни тот в сторону. И прежде, чем Модифорд смог восстановить равновесие, Себастьян сделал резкий выпад, и его шпага вошла в грудь пирата по самую рукоятку, а острие вышло сзади между лопатками. Когда Себастьян вытащил клинок, Модифорд издал хриплый стон и медленно рухнул в пыль, уставившись в небо остекленевшим взглядом.
С гибелью своего командира люди Модифорда прекратили драться и стояли, ошеломленные. Тогда Медный Волос прыгнул с заграждения и занес над Себастьяном нож. Но неожиданно раздался выстрел, и индеец упал, сраженный в грудь пулей. Перегрин, тяжело дыша, держал в руке дымящийся пистолет и изумленно смотрел на неподвижное тело индейца, словно не в силах постичь то, что только что совершил.
Возникло секундное замешательство, затем один из воинов Медного Волоса метнул копье. Оно пронзило Перегрина, и тот упал, широко раскинув руки, словно пытаясь ухватиться за воздух. Он был мертв прежде, чем коснулся земли. Беренис вскрикнула и бросилась к нему:
– Перегрин! О Боже! Помогите кто-нибудь!
– Слишком поздно, – медленно произнес Себастьян. Он воткнул свою шпагу в песок; его перевязанная рука была неловко согнута. Он был в копоти и крови, а по лицу стекали струйки пота. Он наклонился, чтобы вытереть кровь Модифорда с клинка перед тем, как снова нацепить шпагу, затем посмотрел, как Грег склонился над Перегрином и печально покачал головой. После этого он повернулся и пошел прочь.
Беренис, очнувшись, бросилась вслед за ним.
– Себастьян! – закричала она, проталкиваясь сквозь толпу победителей, которые связывали пленников и помогали раненым товарищам.
Он остановился, стиснув зубы, и мускулы на его лице нервно подергивались от с трудом сдерживаемой ярости.
– Какого черта? – начал он. – Двое ваших любовников только что умерли из-за вас! Вам этого недостаточно? Что вы хотите от меня?
Она ошеломленно уставилась на него, пораженная презрением, которое сверкало в его глазах. Слезы текли у нее по щекам.
– Почему вы так смотрите на меня? – выдохнула она.
– А чего вы еще ждете?
Себастьян до сих пор находился во власти ярости, охватившей его в тот момент, когда он понял, что Беренис сбежала. Дэмиан сказал, что видел, как она отправлялась на ферму Мартинов, но явилась Джульетт и предложила свою версию: она убежала, чтобы присоединиться к банде Модифорда. Хотя никогда Себастьян полностью не доверял креолке, ревность взяла верх. Отказываясь слушать Грега, который предостерегал, что его рана может открыться, Себастьян собрал своих людей, раздал оружие, послал гонца к Зоркому Соколу и, словно одержимый, помчался к лагерю Модифорда. Его переполняли боль, ненависть и разочарование. Беренис воспользовалась случаем и сбежала, когда он был еще слаб, усыпив его бдительность своей притворной нежностью.
Каким же идиотом он был, и как легко она его одурачила! Более того, она втянула его в сражение, которого как раз сейчас он хотел избежать. Гнев Себастьяна неуклонно нарастал, пока он смотрел на мертвые тела его лучших бойцов, потерянных из-за нее. И она после этого смеет смотреть на него полными слез глазами, ожидая, что он еще раз поверит ей?