Страница:
– Нет, далеко не все. – С противоположной стороны кабины послышался голос Амели Вонгсават. – Видите ли, единственным из возможных средств в нашем случае остается взять ваш гребаный буй и физически переместить его на другую сторону. То есть на руках. При том, что маяк вообще не работает. Такая возможность не представляется ничем, кроме самоубийства. Никто не найдет наших стеков.
– Мы способны просканировать нанобы…
Слова Хэнда потонули в гуле возмущенных голосов. Он протестующее поднял вверх обе руки. В этот момент тишины потребовал капитан Сутъяди, сразу получив то, что хотел. Однако первым заговорил Сян.
– Мы – солдаты, – сказал он в наступившую тишину. – Не камикадзе, воюющие за Кемпа. Это не выбор воина.
Он посмотрел вокруг, и показалось, что Сян удивлен своему порыву больше, чем кто-либо. Настала очередь Хэнда.
– А на плато Дананг, жертвуя собой ради остальных, ты сделал не «выбор воина»? Тогда ты отдал свою жизнь. Сейчас я покупаю у вас то же самое.
Сян взглянул на Хэнда с открытым презрением.
– Я отдал жизнь за солдат, воевавших под моим началом. Там не воняло коммерцией.
– О-о, Дамбалла… – Хэнд поднял глаза к небу. – За что, как вы полагаете, идет эта война? Вы, гребаная серая скотинка! Кто, в конце концов, оплачивал атаку на Дананг? Покопайтесь у себя в душах. Вы воюете за меня! За корпорации и за их долбаных марионеток!
Выйдя вперед, я прошел в самый центр спора.
– Хэнд, по-моему, как менеджер по продажам ты немного староват. Отдохни.
– Ковач, я вовсе не…
– Сядь на место.
Я произнес это без всякой аффектации, но, судя по всему, слова имели вес. Хэнд подчинился.
Все лица с надеждой обратились на меня. Нет, только не это. Опять.
– Мы никуда не уйдем. Не можем. Я хочу оставить этот лагерь так же, как и вы, но мы не можем уйти. До момента, пока не сбросим буй.
Замолчав, я переждал шквал возмущенных вопросов, не пытаясь никого утихомирить. Это сделал Сутъяди. Наступила зыбкая тишина.
Для начала я обратился к Хэнду:
– Почему не рассказать, кто и зачем подбросил нам систему МАНОП? Давай, пусть знают.
Сотрудник «Мандрагоры» молча смотрел на меня.
– Ладно. Тогда скажу я.
Напряженная, хрупкая тишина. Я ощутил это, оглядев лица сидевших вокруг. И показал на Хэнда.
– У нашего доброго спонсора есть враги в его корпоративном доме, в Лэндфолле. Враги, которые желают оставить его здесь. Нанобы – способ обеспечения этого желания. Пока план не сработал, но в Лэндфолле об этом не знают. Как только мы стартуем, они сразу поймут, в чем дело, и я сомневаюсь, что мы сумеем преодолеть незамеченными хотя бы половину параболы. Правильно, Матиас?
Хэнд кивнул.
– А как же коды «Клина»? – спросил Сутъяди. – Они разве ничего не стоят?
Послышались реплики с мест:
– Что может «Клин»…
– Это просто позывной, не более…
– Как же так, почему не…
– Заткнитесь, все.
К моему изумлению, они послушались.
– Командир «Клина» дал уникальный код, чтобы мы могли послать сообщение о чрезвычайной ситуации. Мы не информировали вас более обстоятельно, поскольку не считали нужным. – По моим губам поползла ухмылка. – В этом не было смысла. Теперь вы все знаете и думаете, что код гарантирует безопасный проход по параболе. Хэнд, не могли бы вы пролить свет на эту нехитрую уловку?
Секунду Хэнд смотрел в пол, потом откинулся назад. Его глаза твердо смотрели на слушателей. Хэнд будто прочитал нам лекцию:
– Командир «Клина» подчиняется приказам из Картеля. Кто бы ни сбросил нам подарок в виде нанобов, он должен был согласовать это с Картелем по своим каналам. Теперь мы знаем, что у него есть канал для обеспечения принятия решений. По тому же каналу к нашему недоброжелателю попадет код авторизации Исаака Кареры. Что касается подразделения «Клин» – вероятно, ему поручат нас уничтожить.
Со своего места спокойно отозвался Люк Депре:
– Ковач, ты из «Клина». Я не верю, что они могут стрелять по своим. Такого за «Клином» не водилось.
Ненароком посмотрев на Сутъяди, я заметил, что капитан явно напрягся.
– К несчастью, – заметил я, – Сутъяди разыскивают за убийство офицера из «Клина». Наш контакт вполне можно расценивать как предательство. Все, что требуется сделать врагам Хэнда – предоставить Карере список нашей экспедиции. Я не могу ни на что повлиять.
– Неужели не умеешь блефовать?
Я знал, что Посланников уважают за это умение, и кивнул.
– Попробовать можно. Но ситуация весьма невыгодная. Учитывая, что есть путь более прямой.
По комнате пронесся шум. Депре с интересом наклонил голову:
– Что за путь?
– Единственное, что даст нам уйти отсюда в целом виде, это сброс буя или что-то в таком роде. Если на марсианском корабле будет поднят флаг «Мандрагоры» – все, ставки сделаны. Возвращаемся домой как свободные люди. Любой иной исход будут расценивать как блеф. Или если поверят, что мы действительно обнаружили нечто, приятели Хэнда сами высадятся здесь и сбросят свой буй. После нашей смерти, разумеется. Избежать такого развития можно, если мы раньше всех сообщим о своей заявке.
Это был момент настолько критический, что воздух стал плотным на ощупь. Все с надеждой смотрели на меня. С охренительной надеждой все смотрели на меня.
Нет, только не это. Опять.
– Ворота откроются через час. Мы уберем скалы ультравибраторами, пройдем на штурмовике сквозь ворота и сбросим гребаный буй. Потом уберемся домой.
Напряжение продолжало нарастать. Стоя посреди хаоса голосов, я ждал. Ждал, заранее зная, как успокаивается прибой. Волны откатываются назад. И они тоже успокоятся. Потому что увидят – это знаю я и это знает Хэнд. Они поймут: нужно откатиться назад, и это единственный выход. Для всех нас. А если найдется тот, кто этого не поймет…
Я ощутил, как задрожали ладони, а внутри зарычали волчьи гены.
Кто не поймет, кто не откатится назад, того я просто застрелю.
Для человека, специализацией которого были компьютеры, их системы и сети, Сунь обнаружила весьма неплохое знание тяжелой артиллерии. Пристреляв батарею ультравибраторов по скалам, стоявшим наверху и внизу обрыва, она заставила Амели Вонгсават подвести «Нагини» на дистанцию менее пятидесяти метров от входа в выработку. Активизировав передние отражатели для защиты от обломков, она прямой наводкой открыла огонь по скале.
Звук напоминал царапанье оголенного провода по пластику или жужжание низко летящих осенних огненных жуков. А еще – звук, с которым Таня Вордени отчищала от кости стек памяти Дэн Цзяо Юна в Лэндфолле, в чертовом отеле. В нем слышались сразу все скворчащие, кричащие и царапающие звуки, перемешанные и усиленные до умопомрачительных уровней.
Это был звук, с каким мир должен разорваться на части.
Я следил за экранами на грузовой палубе, находясь в приятной компании двух пулеметов и двух спрятанных за окошком тел. В пилотской кабине в любом случае мало места, а оставаться с экипажем мне уже не хотелось. Сев на пол, я с отсутствующим видом наблюдал происходившие со скалой изменения: скалы ужасающе реалистично меняли свой цвет и ломались, не выдерживая давления лежащих над ними пластов, затем обваливались вниз, превращаясь в облака клубящейся пыли. По обломкам туда и сюда ходили волны от ультравибраторов, разбивай то, что еще осталось целым. Я чувствовал, как внутренности отзывались тупой болью. Сунь работала на малой мощности, и от летящих обломков штурмовик защищали экраны. Тем не менее визг самих ультравибраторов и скрежет ломавшихся скал легко достигал открытых люков «Нагини», штопором ввинчиваясь в уши. Перед глазами взлетала вверх гибнущая Крюиксхэнк. Двадцать три минуты. Ультравибраторы затихли.
Сквозь оседавшую пыль и груды мелких обломков, как сквозь пургу, я увидел контуры ворот. Вордени считала, что ворота невозможно повредить ни одним видом имеющегося у людей вооружения. Тем не менее Сунь запрограммировала наведение ультравибраторов так, чтобы снять мощность сразу, как только покажутся ворота.
Наконец, когда облака пыли отнесло немного в сторону, я заметил разбросанные у ворот части оборудования нашего археолога, разбитого и сметенного в сторону за последние секунды работы ультравибраторов. Трудно поверить, но артефакт стоял перед нами совершенно целый.
По спине пробежала легкая дрожь, и я подумал о том, что находилось передо мной. В памяти зазвучали слова Сутъяди: Мы не принадлежим этим мирам. Мы не готовы. Я вздрогнул.
– Ковач?
Судя по донесшемуся из переговорного устройства голосу Амели Вонгсават, я был не единственным, кто дрогнул перед лицом древней цивилизации.
– На связи.
– Закрываю люки, всем отойти от борта.
Турели мягко ушли в пол, и оба люка задраились, перекрывая доступ света. Секунду спустя зажглись холодные лампы внутреннего освещения.
– Вижу движение, – предупредила Сунь. Она работала на общей частоте, и я слышал шелест дыхания, собранный с микрофонов всего экипажа.
Небольшой толчок – и Вонгсават подняла «Нагини» еще на несколько метров. Вцепившись в край вентиляционного короба, я помимо своей воли посмотрел на пол.
– Нет, это не под нами.
Казалось, Сунь видела меня на экране.
– По-моему… кажется, это возле ворот.
– Хэнд, черт… Сколько здесь этой гадости? – спросил Депре.
Я почти видел, как Матиас Хэнд пожал плечами.
– Неизвестны ограничения МАНОП по части роста. Если верно то, что я знаю, оно может распространиться по всему пляжу.
– Мне так не кажется, – заметила Сунь со спокойствием физика-экспериментатора. – Такое образование не могло пройти мимо наших датчиков. Между прочим, не пострадала ни одна из охранных систем, кроме первой. Полагаю, эта штука прошила наши кордоны и распространялась строго линейно.
– Смотрите, – сказал Сян, – вот она.
Я увидел, как на расположенном прямо над моей головой экране из грунта возле самых ворот показался отросток. Вероятно, он попытался пройти через фундамент и не смог. Ветвь находилась в добрых двух метрах от ближайшего края основания.
– Приехали, мать твою… – в сердцах выругался Шнайдер.
– Не торопись.
Так сказала Вордени, и в ее голосе было нечто, отдаленно напоминавшее гордость.
– Сиди и смотри.
Казалось, ветвь хотела зацепиться за поверхность ворот. Но бессильно соскользнула и упала вниз, словно с облитой маслом каменной стены. Я видел, как это повторилось раз шесть, едва сдержав дыхание в момент, когда из песка вылезла новая, куда более длинная рука и, взлетев на высоту двадцати метров, обвила нижнюю часть шпиля.
Возьмись такая рука за «Нагини», она сняла бы нас с курса легко, как ракета.
Новая ветвь изогнулась, натягиваясь…
И распалась в ничто.
В первый момент я подумал, что это Сунь пренебрегла моими инструкциями, открыв огонь из ультравибраторов. Потом сообразил: у нанобов иммунитет к ультравибраторам.
Тут я заметил, что пропали все без исключения ветви.
– Сунь? Что происходит?
– Я произвожу попытку определить точную причину. – Определенно, общение с машинами наложило отпечаток на ее речь.
– Они выключили это, – просто сказала Вордени.
– Кто что выключил? – тут же поинтересовался Депре. Наконец я услышал смех нашего археолога.
– Нанобы существуют благодаря электромагнитному полю. Поле действует как связующая их субстанция. Его нейтрализовали ворота.
– Сунь?
– Похоже, истина на стороне госпожи Вордени. Вблизи артефакта вообще нет следов электромагнитной активности. И никакого движения.
Из переговорника послышались общие аплодисменты. Потом возник спокойный голос Депре:
– Мы что, собираемся через это лететь?
Зрелище того, что происходило перед открытием ворот, и того, что находилось на другой стороне, оказалось потрясающе обыденным. За две с половиной минуты до нулевого времени падающие по поверхности ворот капли ультрафиолетового свечения, которые мы наблюдали через экран нашего археолога, начали сливаться в ручейки красноватого света, метавшегося по ребрам конструкции вверх и вниз. В обычном свете картина впечатляла не больше, чем обычный посадочный маяк.
За восемнадцать секунд до контрольного срока в состоянии ворот что-то изменилось, и пошел процесс развертывания их спрессованной вложенности. Так, словно раскрывались крылья.
За девять секунд на шпиле без каких-либо внешних эффектов появилась черная точка. Она блестела, точно капля масла, и, казалось, вращалась вокруг оси шпиля.
Восемь секунд спустя точка мягко и не спеша переместилась к основанию шпиля, а затем – еще ниже. Фундамент ворот куда-то пропал, а вместе с ним на глубину около метра исчез песок.
В черной пустоте мерцали яркие звезды.
Часть четвертая
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
– Мы способны просканировать нанобы…
Слова Хэнда потонули в гуле возмущенных голосов. Он протестующее поднял вверх обе руки. В этот момент тишины потребовал капитан Сутъяди, сразу получив то, что хотел. Однако первым заговорил Сян.
– Мы – солдаты, – сказал он в наступившую тишину. – Не камикадзе, воюющие за Кемпа. Это не выбор воина.
Он посмотрел вокруг, и показалось, что Сян удивлен своему порыву больше, чем кто-либо. Настала очередь Хэнда.
– А на плато Дананг, жертвуя собой ради остальных, ты сделал не «выбор воина»? Тогда ты отдал свою жизнь. Сейчас я покупаю у вас то же самое.
Сян взглянул на Хэнда с открытым презрением.
– Я отдал жизнь за солдат, воевавших под моим началом. Там не воняло коммерцией.
– О-о, Дамбалла… – Хэнд поднял глаза к небу. – За что, как вы полагаете, идет эта война? Вы, гребаная серая скотинка! Кто, в конце концов, оплачивал атаку на Дананг? Покопайтесь у себя в душах. Вы воюете за меня! За корпорации и за их долбаных марионеток!
Выйдя вперед, я прошел в самый центр спора.
– Хэнд, по-моему, как менеджер по продажам ты немного староват. Отдохни.
– Ковач, я вовсе не…
– Сядь на место.
Я произнес это без всякой аффектации, но, судя по всему, слова имели вес. Хэнд подчинился.
Все лица с надеждой обратились на меня. Нет, только не это. Опять.
– Мы никуда не уйдем. Не можем. Я хочу оставить этот лагерь так же, как и вы, но мы не можем уйти. До момента, пока не сбросим буй.
Замолчав, я переждал шквал возмущенных вопросов, не пытаясь никого утихомирить. Это сделал Сутъяди. Наступила зыбкая тишина.
Для начала я обратился к Хэнду:
– Почему не рассказать, кто и зачем подбросил нам систему МАНОП? Давай, пусть знают.
Сотрудник «Мандрагоры» молча смотрел на меня.
– Ладно. Тогда скажу я.
Напряженная, хрупкая тишина. Я ощутил это, оглядев лица сидевших вокруг. И показал на Хэнда.
– У нашего доброго спонсора есть враги в его корпоративном доме, в Лэндфолле. Враги, которые желают оставить его здесь. Нанобы – способ обеспечения этого желания. Пока план не сработал, но в Лэндфолле об этом не знают. Как только мы стартуем, они сразу поймут, в чем дело, и я сомневаюсь, что мы сумеем преодолеть незамеченными хотя бы половину параболы. Правильно, Матиас?
Хэнд кивнул.
– А как же коды «Клина»? – спросил Сутъяди. – Они разве ничего не стоят?
Послышались реплики с мест:
– Что может «Клин»…
– Это просто позывной, не более…
– Как же так, почему не…
– Заткнитесь, все.
К моему изумлению, они послушались.
– Командир «Клина» дал уникальный код, чтобы мы могли послать сообщение о чрезвычайной ситуации. Мы не информировали вас более обстоятельно, поскольку не считали нужным. – По моим губам поползла ухмылка. – В этом не было смысла. Теперь вы все знаете и думаете, что код гарантирует безопасный проход по параболе. Хэнд, не могли бы вы пролить свет на эту нехитрую уловку?
Секунду Хэнд смотрел в пол, потом откинулся назад. Его глаза твердо смотрели на слушателей. Хэнд будто прочитал нам лекцию:
– Командир «Клина» подчиняется приказам из Картеля. Кто бы ни сбросил нам подарок в виде нанобов, он должен был согласовать это с Картелем по своим каналам. Теперь мы знаем, что у него есть канал для обеспечения принятия решений. По тому же каналу к нашему недоброжелателю попадет код авторизации Исаака Кареры. Что касается подразделения «Клин» – вероятно, ему поручат нас уничтожить.
Со своего места спокойно отозвался Люк Депре:
– Ковач, ты из «Клина». Я не верю, что они могут стрелять по своим. Такого за «Клином» не водилось.
Ненароком посмотрев на Сутъяди, я заметил, что капитан явно напрягся.
– К несчастью, – заметил я, – Сутъяди разыскивают за убийство офицера из «Клина». Наш контакт вполне можно расценивать как предательство. Все, что требуется сделать врагам Хэнда – предоставить Карере список нашей экспедиции. Я не могу ни на что повлиять.
– Неужели не умеешь блефовать?
Я знал, что Посланников уважают за это умение, и кивнул.
– Попробовать можно. Но ситуация весьма невыгодная. Учитывая, что есть путь более прямой.
По комнате пронесся шум. Депре с интересом наклонил голову:
– Что за путь?
– Единственное, что даст нам уйти отсюда в целом виде, это сброс буя или что-то в таком роде. Если на марсианском корабле будет поднят флаг «Мандрагоры» – все, ставки сделаны. Возвращаемся домой как свободные люди. Любой иной исход будут расценивать как блеф. Или если поверят, что мы действительно обнаружили нечто, приятели Хэнда сами высадятся здесь и сбросят свой буй. После нашей смерти, разумеется. Избежать такого развития можно, если мы раньше всех сообщим о своей заявке.
Это был момент настолько критический, что воздух стал плотным на ощупь. Все с надеждой смотрели на меня. С охренительной надеждой все смотрели на меня.
Нет, только не это. Опять.
– Ворота откроются через час. Мы уберем скалы ультравибраторами, пройдем на штурмовике сквозь ворота и сбросим гребаный буй. Потом уберемся домой.
Напряжение продолжало нарастать. Стоя посреди хаоса голосов, я ждал. Ждал, заранее зная, как успокаивается прибой. Волны откатываются назад. И они тоже успокоятся. Потому что увидят – это знаю я и это знает Хэнд. Они поймут: нужно откатиться назад, и это единственный выход. Для всех нас. А если найдется тот, кто этого не поймет…
Я ощутил, как задрожали ладони, а внутри зарычали волчьи гены.
Кто не поймет, кто не откатится назад, того я просто застрелю.
Для человека, специализацией которого были компьютеры, их системы и сети, Сунь обнаружила весьма неплохое знание тяжелой артиллерии. Пристреляв батарею ультравибраторов по скалам, стоявшим наверху и внизу обрыва, она заставила Амели Вонгсават подвести «Нагини» на дистанцию менее пятидесяти метров от входа в выработку. Активизировав передние отражатели для защиты от обломков, она прямой наводкой открыла огонь по скале.
Звук напоминал царапанье оголенного провода по пластику или жужжание низко летящих осенних огненных жуков. А еще – звук, с которым Таня Вордени отчищала от кости стек памяти Дэн Цзяо Юна в Лэндфолле, в чертовом отеле. В нем слышались сразу все скворчащие, кричащие и царапающие звуки, перемешанные и усиленные до умопомрачительных уровней.
Это был звук, с каким мир должен разорваться на части.
Я следил за экранами на грузовой палубе, находясь в приятной компании двух пулеметов и двух спрятанных за окошком тел. В пилотской кабине в любом случае мало места, а оставаться с экипажем мне уже не хотелось. Сев на пол, я с отсутствующим видом наблюдал происходившие со скалой изменения: скалы ужасающе реалистично меняли свой цвет и ломались, не выдерживая давления лежащих над ними пластов, затем обваливались вниз, превращаясь в облака клубящейся пыли. По обломкам туда и сюда ходили волны от ультравибраторов, разбивай то, что еще осталось целым. Я чувствовал, как внутренности отзывались тупой болью. Сунь работала на малой мощности, и от летящих обломков штурмовик защищали экраны. Тем не менее визг самих ультравибраторов и скрежет ломавшихся скал легко достигал открытых люков «Нагини», штопором ввинчиваясь в уши. Перед глазами взлетала вверх гибнущая Крюиксхэнк. Двадцать три минуты. Ультравибраторы затихли.
Сквозь оседавшую пыль и груды мелких обломков, как сквозь пургу, я увидел контуры ворот. Вордени считала, что ворота невозможно повредить ни одним видом имеющегося у людей вооружения. Тем не менее Сунь запрограммировала наведение ультравибраторов так, чтобы снять мощность сразу, как только покажутся ворота.
Наконец, когда облака пыли отнесло немного в сторону, я заметил разбросанные у ворот части оборудования нашего археолога, разбитого и сметенного в сторону за последние секунды работы ультравибраторов. Трудно поверить, но артефакт стоял перед нами совершенно целый.
По спине пробежала легкая дрожь, и я подумал о том, что находилось передо мной. В памяти зазвучали слова Сутъяди: Мы не принадлежим этим мирам. Мы не готовы. Я вздрогнул.
– Ковач?
Судя по донесшемуся из переговорного устройства голосу Амели Вонгсават, я был не единственным, кто дрогнул перед лицом древней цивилизации.
– На связи.
– Закрываю люки, всем отойти от борта.
Турели мягко ушли в пол, и оба люка задраились, перекрывая доступ света. Секунду спустя зажглись холодные лампы внутреннего освещения.
– Вижу движение, – предупредила Сунь. Она работала на общей частоте, и я слышал шелест дыхания, собранный с микрофонов всего экипажа.
Небольшой толчок – и Вонгсават подняла «Нагини» еще на несколько метров. Вцепившись в край вентиляционного короба, я помимо своей воли посмотрел на пол.
– Нет, это не под нами.
Казалось, Сунь видела меня на экране.
– По-моему… кажется, это возле ворот.
– Хэнд, черт… Сколько здесь этой гадости? – спросил Депре.
Я почти видел, как Матиас Хэнд пожал плечами.
– Неизвестны ограничения МАНОП по части роста. Если верно то, что я знаю, оно может распространиться по всему пляжу.
– Мне так не кажется, – заметила Сунь со спокойствием физика-экспериментатора. – Такое образование не могло пройти мимо наших датчиков. Между прочим, не пострадала ни одна из охранных систем, кроме первой. Полагаю, эта штука прошила наши кордоны и распространялась строго линейно.
– Смотрите, – сказал Сян, – вот она.
Я увидел, как на расположенном прямо над моей головой экране из грунта возле самых ворот показался отросток. Вероятно, он попытался пройти через фундамент и не смог. Ветвь находилась в добрых двух метрах от ближайшего края основания.
– Приехали, мать твою… – в сердцах выругался Шнайдер.
– Не торопись.
Так сказала Вордени, и в ее голосе было нечто, отдаленно напоминавшее гордость.
– Сиди и смотри.
Казалось, ветвь хотела зацепиться за поверхность ворот. Но бессильно соскользнула и упала вниз, словно с облитой маслом каменной стены. Я видел, как это повторилось раз шесть, едва сдержав дыхание в момент, когда из песка вылезла новая, куда более длинная рука и, взлетев на высоту двадцати метров, обвила нижнюю часть шпиля.
Возьмись такая рука за «Нагини», она сняла бы нас с курса легко, как ракета.
Новая ветвь изогнулась, натягиваясь…
И распалась в ничто.
В первый момент я подумал, что это Сунь пренебрегла моими инструкциями, открыв огонь из ультравибраторов. Потом сообразил: у нанобов иммунитет к ультравибраторам.
Тут я заметил, что пропали все без исключения ветви.
– Сунь? Что происходит?
– Я произвожу попытку определить точную причину. – Определенно, общение с машинами наложило отпечаток на ее речь.
– Они выключили это, – просто сказала Вордени.
– Кто что выключил? – тут же поинтересовался Депре. Наконец я услышал смех нашего археолога.
– Нанобы существуют благодаря электромагнитному полю. Поле действует как связующая их субстанция. Его нейтрализовали ворота.
– Сунь?
– Похоже, истина на стороне госпожи Вордени. Вблизи артефакта вообще нет следов электромагнитной активности. И никакого движения.
Из переговорника послышались общие аплодисменты. Потом возник спокойный голос Депре:
– Мы что, собираемся через это лететь?
Зрелище того, что происходило перед открытием ворот, и того, что находилось на другой стороне, оказалось потрясающе обыденным. За две с половиной минуты до нулевого времени падающие по поверхности ворот капли ультрафиолетового свечения, которые мы наблюдали через экран нашего археолога, начали сливаться в ручейки красноватого света, метавшегося по ребрам конструкции вверх и вниз. В обычном свете картина впечатляла не больше, чем обычный посадочный маяк.
За восемнадцать секунд до контрольного срока в состоянии ворот что-то изменилось, и пошел процесс развертывания их спрессованной вложенности. Так, словно раскрывались крылья.
За девять секунд на шпиле без каких-либо внешних эффектов появилась черная точка. Она блестела, точно капля масла, и, казалось, вращалась вокруг оси шпиля.
Восемь секунд спустя точка мягко и не спеша переместилась к основанию шпиля, а затем – еще ниже. Фундамент ворот куда-то пропал, а вместе с ним на глубину около метра исчез песок.
В черной пустоте мерцали яркие звезды.
Часть четвертая
НЕОБЪЯСНИМЫЕ ЯВЛЕНИЯ
Все стоящие над нами спутники, которые невозможно снять с их орбиты, должны приниматься в расчет самым серьезным образом. На случай, если чужие создания вернутся за своим оборудованием, с ним следует обращаться предельно корректно. Это не религия, это здравый смысл.
Квеллкрист Фальконер, «Метафизика для революционеров»
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Мне не нравится глубокий космос. Он бьет прямо по башке.
Дело не в психике. Да, в космосе совершаешь больше ошибок, чем на океанском дне или в токсичной атмосфере вроде той, что на планете Глиммер-5. Из вакуума стараешься убраться раньше, и так уже бывало. Собственная глупость, забывчивость или паника убивают здесь почти без промаха. В отличие от менее жестокой среды.
Но дело не в этом.
Орбитальные станции висели над Харланом на орбитах высотой в пять тысяч километров, почти моментально уничтожая любой объект с массой более чем у шестиместного вертолета. Да, бывали исключения, но еще никто не вывел надежной формулы. В результате харланцы редко поднимались от поверхности планеты, а нарушения работы вестибулярного аппарата случались у них чаще, чем беременность.
В восемнадцать лет, впервые надев на себя скафандр – гордость вооруженных сил Протектората, – я понял, что мозг превратился в кусок льда, и, глядя в пустоту, явственно слышал свой тихий скулеж. Падение во мрак казалось долгим, очень долгим.
Большая часть страхов эффективно подавлялась включением аутотренинга. Однако степень действующего на вас ужаса оставалась известной благодаря информации о «весе» противодействия. И этот вес давил, давил всякий раз.
Так было на высокой орбите над Лойко во времена Пилотского бунта и при высадке вместе с коммандос из «Рэндолл вакуум» недалеко от внешней луны Адорациона. И еще один раз, в глубоком космосе, во время жестокой игры в прятки с членами «Экипажа недвижимости» возле угнанной ими баржи под названием «Мивцемди». Тогда, следуя за этой баржей, ушедшей на нескольких световых лет от ближайшего солнца, я падал по реально бесконечной траектории. А перестрелка, происшедшая на «Мивцемди», была худшей из всех. Этот кошмар снится мне до сих пор.
«Нагини» скользнула из пространства с тремя измерениями, пройдя сквозь порог, и зависла в самой середине ничего. Выдохнув обратно тот вздох, что все мы затаили в момент подхода к воротам, я сполз с сиденья. И почувствовал небольшие колебания гравитационного поля уже по пути в пилотскую кабину.
На экране стоял все тот же звездный пейзаж. Однако хотелось взглянуть на настоящее небо сквозь прозрачные стены рубки. Посмотреть врагу прямо в глаза. Хотелось чувствовать пустоту, находившуюся в нескольких сантиметрах. Чтобы ощутить себя в пустоте, почуять это кожей и самыми животными из своих инстинктов.
Полетный регламент строго запрещал отдраивать любые из внутренних люков в открытом космосе. Но никто не проронил ни слова. Амели Вонгсават бросила в мою сторону недоуменный взгляд, но смолчала даже она. К тому же Амели была первым в истории человечества пилотом, испытавшим мгновенный переход с высоты в шесть метров над уровнем поверхности планеты прямиком в глубину открытого космоса. Могу представить. Вонгсават одолевали совсем другие мысли.
Стоя позади пилота, за ее левым плечом, я посмотрел вперед. Потом взглянул вниз, в пустоту, и пальцы сами собой вцепились в спинку кресла Вонгсават.
Все тот же страх.
И снова знакомое ощущение. Будто закрылась пневматическая дверь, отделяя сознание в безопасном участке под бриллиантово-яркой иллюминацией. Аутотренинг Посланника.
Я облегченно вздохнул.
– Если хочешь остаться здесь, лучше присядь, – сказала Вонгсават, пытаясь привести в чувство монитор ориентации, свихнувшийся из-за внезапного исчезновения поверхности планеты.
Добравшись до кресла второго пилота, я с трудом влез на него и спросил, уставившись на звездное кружево:
– Что-нибудь видишь?
– Звезды, – коротко ответила Вонгсават.
Немного выждав, я постарался адаптироваться к открывшемуся виду, чувствуя, как в глазах нарастают неприятные ощущения от инстинктивно-подспудного желания не выпускать ярко освещенную часть пилотской кабины из поля периферийного зрения.
– Как далеко мы оказались?
Вонгсават ткнула пальцем в астронавигационную карту.
– Судя по этой карте?
Подумав, она негромко присвистнула и сообщила:
– Ты не поверишь… Семьсот восемьдесят миллионов километров в один конец.
Мы оказались в пределах орбиты Банхарна – одинокого и весьма впечатляющего своими размерами газового гиганта, стоявшего на страже внешних границ системы Санкции. Примерно в трех тысячах миллионов километров, в плоскости эклиптики, находилось образование, слишком огромное для кольца. Скорее – пояс, по каким-то причинам не вошедший в массу планеты. По другую сторону, на расстоянии около ста миллионов километров, была Санкция IV. Планета, которую мы покинули примерно сорок секунд назад.
Действительно, впечатляло.
Конечно, можно преодолеть межзвездные расстояния путем остронаправленной трансляции. Люди способны перелетать куда дальше за время, вполне сопоставимое. Но для этого необходимо перевести себя в цифровую форму, а потом загрузить образ своей памяти в новое тело. На что требуется время и техника. Короче, это целый процесс.
Никакого процесса не было. По крайней мере никто его не заметил. Мы просто перешли черту. У меня было только желание и скафандр. И я смог шагнуть на ту сторону.
На память вновь пришли слова Сутъяди: «Мы не принадлежим этому миру». И подсознание немедленно изолировало их эффект. Остались лишь изумление и благоговейный ужас.
– Мы остановились, – сообщила негромко Вонгсават. – Что-то компенсировало момент нашей инерции. Ждите продолжения. Господи, спаси и сохрани.
Голос Амели, без того тихий, на последних двух словах понизился до шепота. Взглянув на дисплей, я подумал, что мы движемся в направлении тени. Никак не мог избавиться от привычных ощущений. В следующую секунду, осознав, что здесь не может быть никаких заслоняющих солнечный свет гор, я почувствовал страх. Тот страх, что, должно быть, ощутила Вонгсават секундой раньше.
Звезды над нашими головами пошли куда-то вбок.
Потом они беззвучно исчезли, с ужасающей быстротой заслоненные какой-то огромной и нависшей, казалось, в нескольких метрах над нашими иллюминаторами тенью.
– Вот он.
Я сказал и почувствовал, как внутри пробежал холодок, будто я сам вызвал призрака.
Вонгсават склонилась над дисплеем:
– Дистанция… Около пяти километров. То есть размер этого…
– Около двадцати семи километров в поперечнике.
Я сам считал информацию с экрана.
– И пятьдесят три – в длину. И внешние части конструкции…
Я замолчал.
– Большой. Очень большой.
– Нет.
Справа послышался голос Вордени:
– Взгляните на зазубрины по краю. Каждая из них глубиной около километра.
Вонгсават отреагировала, не задумываясь.
– И почему я не продаю билеты на лучшие места? Госпожа Вордени, не могли бы вы пройти в кабину и сесть на место?
Оправдываясь, археолог пробормотала:
– Простите, я только…
Сирены. Возгласы в кабине экипажа.
– Оно идет на нас!
Вскрикнув, Вонгсават поставила «Нагини» на корму. Маневр, способный причинить немало неприятностей в условиях внешней гравитации. Учитывая ее отсутствие и наличие у штурмовика собственной гравитационной установки, ощущений было не больше, чем на аттракционе. Крутая спираль и переворот через голову.
Но я уже видел нечто иное.
Приближалась ракета. Она шла на нас сверху вниз, хорошо заметная через иллюминаторы по правому борту.
Было слышно, как с энтузиазмом докладывают о готовности механические голоса оборонительной системы.
Снова выкрики из кабины экипажа.
Я напрягся. И тут же успокоился, поддавшись включившимся рефлексам Посланника, готовый к неминуемому удару.
– Нет, не может быть, – сказала Вонгсават.
В космосе невозможно увидеть ракету. Даже те, что строим мы сами, движутся слишком быстро и не позволяют следить за собой невооруженным глазом.
– Столкновение не угрожает, – сделал вывод бортовой компьютер. – Столкновение не угрожает.
– Объект почти не движется.
Покачав головой, Вонгсават открыла новый экран.
– Вертикальная составляющая почти… Слушай, да он в дрейфе.
Указав на небольшой всплеск на спектроанализаторе, я сказал:
– Там есть какая-то аппаратура. Возможно, это электроника, а не просто кусок камня. По крайней мере не только камень.
– Да, но активности нет. Объект совершенно инертный.
– Почему не подойти ближе? Повернись другим бортом и сдай назад.
Мысленно сделав выкладки, я сообщил:
– Всего метров на сто. Объект будет рядом с защитным экраном. И включи наружное освещение.
Вонгсават посмотрела на меня взглядом, в котором непонятно как смешались пренебрежение и ужас. Этой рекомендации не содержалось в полетных инструкциях. Более важно, что, по всей вероятности, в ней был такой же заряд адреналина, как и во мне. Достаточный, чтобы испортить характер.
– Меняю галс, – наконец выдавила она.
На внешней обшивке штурмовика зажегся свет.
Идея была совершенно никакая. Прозрачный сплав, из которого сделаны иллюминаторы, предназначался специально для боевых действий, и их могло пробить разве что микрометеоритом. И уж конечно, не объектом, дрейфующим в пространстве на самом малом ходу.
Однако то, что стукнуло «Нагини» по носовой обшивке, ударило действительно сильно. Позади меня на резкой, истеричной ноте вскрикнула Таня Вордени и тут же замолкла.
Высушенные холодом, разорванные или, скорее, вспучившиеся из-за низкого внешнего давления останки казались вполне узнаваемы. Замороженный труп человека, одетого по-летнему. Как в Дэнгреке.
– Боже правый… – опять прошептала Вонгсават.
Почерневшее, обращенное прямо на нас лицо смотрело пустыми глазницами, из которых тянулись пряди лопнувшей и отвердевшей от холода ткани. Под глазницами зиял рот, открытый в беззвучном крике, столь же немом, как и в момент, когда его владелец агонизировал в пустоте и старался подать голос. Ниже виднелась до абсурда яркая летняя курточка, под которой было раздутое внутренним давлением гело. Что совершенно понятно.
Сведенная последней судорогой и похожая на клешню рука стукнула по иллюминатору. Мелькнула вторая, заведенная за голову. Ноги были подогнуты, одна впереди, другая позади.
Кем бы ни был этот человек – он умер в вакууме. Позади тихонько плакала Таня Вордени. Она произнесла имя.
Остальных мы обнаружили по маякам на их скафандрах. Они плавали в пустоте под дном скорлупы диаметром метров примерно триста вблизи того, что, по всей вероятности, было причальным портом. Их было четверо, одетых в дешевые цельнооболочечные скафандры. Судя по внешнему виду, трое медленно умерли от недостатка воздуха. Если принять во внимание технические характеристики скафандров, это заняло часов шесть или восемь.
Четвертый не захотел ждать. В его шлеме остались два аккуратных отверстия диаметром сантиметров в пять – одно слева и другое справа. Сделавший свое дело промышленный лазерный резак болтался тут же, привязанный к правому запястью.
Вонгсават отправила наружу универсальный аппарат с нашим роботом для сбора останков. Мы молча наблюдали, как совсем небольшая машина беззвучно перетаскивала останки к «Нагини», аккуратно фиксируя за руку очередной труп. То же самое робот уже проделал с телом Томаса Дхасанапонгсакула, найденного у самых ворот первым.
Тела, облаченные в блестящие оболочки, делали весь процесс сходным с похоронной процессией. Только шла она обратно, и в конце концов возвращенные из космоса тела оказывались в шлюзовой камере «Нагини».
Вордени не смогла перенести этой встречи. Сначала, пока Вонгсават продувала шлюз, археолог находилась вместе со всеми на грузовой палубе. Спокойно наблюдала за тем, как Сутьяди и Депре выносят одетые в скафандры тела. Но едва Депре, расстегнув застежки на первом из шлемов, открыл его, и все увидели то, что находилось внутри, – наш археолог издала рыдающий звук и метнулась в конец коридора. Я слышал, как ее рвало. В воздухе повис кислый запах. Шнайдер дернулся в ту же сторону.
– Ты ее знала? – почему-то зло спросил я, глядя в мертвое лицо.
Дело не в психике. Да, в космосе совершаешь больше ошибок, чем на океанском дне или в токсичной атмосфере вроде той, что на планете Глиммер-5. Из вакуума стараешься убраться раньше, и так уже бывало. Собственная глупость, забывчивость или паника убивают здесь почти без промаха. В отличие от менее жестокой среды.
Но дело не в этом.
Орбитальные станции висели над Харланом на орбитах высотой в пять тысяч километров, почти моментально уничтожая любой объект с массой более чем у шестиместного вертолета. Да, бывали исключения, но еще никто не вывел надежной формулы. В результате харланцы редко поднимались от поверхности планеты, а нарушения работы вестибулярного аппарата случались у них чаще, чем беременность.
В восемнадцать лет, впервые надев на себя скафандр – гордость вооруженных сил Протектората, – я понял, что мозг превратился в кусок льда, и, глядя в пустоту, явственно слышал свой тихий скулеж. Падение во мрак казалось долгим, очень долгим.
Большая часть страхов эффективно подавлялась включением аутотренинга. Однако степень действующего на вас ужаса оставалась известной благодаря информации о «весе» противодействия. И этот вес давил, давил всякий раз.
Так было на высокой орбите над Лойко во времена Пилотского бунта и при высадке вместе с коммандос из «Рэндолл вакуум» недалеко от внешней луны Адорациона. И еще один раз, в глубоком космосе, во время жестокой игры в прятки с членами «Экипажа недвижимости» возле угнанной ими баржи под названием «Мивцемди». Тогда, следуя за этой баржей, ушедшей на нескольких световых лет от ближайшего солнца, я падал по реально бесконечной траектории. А перестрелка, происшедшая на «Мивцемди», была худшей из всех. Этот кошмар снится мне до сих пор.
«Нагини» скользнула из пространства с тремя измерениями, пройдя сквозь порог, и зависла в самой середине ничего. Выдохнув обратно тот вздох, что все мы затаили в момент подхода к воротам, я сполз с сиденья. И почувствовал небольшие колебания гравитационного поля уже по пути в пилотскую кабину.
На экране стоял все тот же звездный пейзаж. Однако хотелось взглянуть на настоящее небо сквозь прозрачные стены рубки. Посмотреть врагу прямо в глаза. Хотелось чувствовать пустоту, находившуюся в нескольких сантиметрах. Чтобы ощутить себя в пустоте, почуять это кожей и самыми животными из своих инстинктов.
Полетный регламент строго запрещал отдраивать любые из внутренних люков в открытом космосе. Но никто не проронил ни слова. Амели Вонгсават бросила в мою сторону недоуменный взгляд, но смолчала даже она. К тому же Амели была первым в истории человечества пилотом, испытавшим мгновенный переход с высоты в шесть метров над уровнем поверхности планеты прямиком в глубину открытого космоса. Могу представить. Вонгсават одолевали совсем другие мысли.
Стоя позади пилота, за ее левым плечом, я посмотрел вперед. Потом взглянул вниз, в пустоту, и пальцы сами собой вцепились в спинку кресла Вонгсават.
Все тот же страх.
И снова знакомое ощущение. Будто закрылась пневматическая дверь, отделяя сознание в безопасном участке под бриллиантово-яркой иллюминацией. Аутотренинг Посланника.
Я облегченно вздохнул.
– Если хочешь остаться здесь, лучше присядь, – сказала Вонгсават, пытаясь привести в чувство монитор ориентации, свихнувшийся из-за внезапного исчезновения поверхности планеты.
Добравшись до кресла второго пилота, я с трудом влез на него и спросил, уставившись на звездное кружево:
– Что-нибудь видишь?
– Звезды, – коротко ответила Вонгсават.
Немного выждав, я постарался адаптироваться к открывшемуся виду, чувствуя, как в глазах нарастают неприятные ощущения от инстинктивно-подспудного желания не выпускать ярко освещенную часть пилотской кабины из поля периферийного зрения.
– Как далеко мы оказались?
Вонгсават ткнула пальцем в астронавигационную карту.
– Судя по этой карте?
Подумав, она негромко присвистнула и сообщила:
– Ты не поверишь… Семьсот восемьдесят миллионов километров в один конец.
Мы оказались в пределах орбиты Банхарна – одинокого и весьма впечатляющего своими размерами газового гиганта, стоявшего на страже внешних границ системы Санкции. Примерно в трех тысячах миллионов километров, в плоскости эклиптики, находилось образование, слишком огромное для кольца. Скорее – пояс, по каким-то причинам не вошедший в массу планеты. По другую сторону, на расстоянии около ста миллионов километров, была Санкция IV. Планета, которую мы покинули примерно сорок секунд назад.
Действительно, впечатляло.
Конечно, можно преодолеть межзвездные расстояния путем остронаправленной трансляции. Люди способны перелетать куда дальше за время, вполне сопоставимое. Но для этого необходимо перевести себя в цифровую форму, а потом загрузить образ своей памяти в новое тело. На что требуется время и техника. Короче, это целый процесс.
Никакого процесса не было. По крайней мере никто его не заметил. Мы просто перешли черту. У меня было только желание и скафандр. И я смог шагнуть на ту сторону.
На память вновь пришли слова Сутъяди: «Мы не принадлежим этому миру». И подсознание немедленно изолировало их эффект. Остались лишь изумление и благоговейный ужас.
– Мы остановились, – сообщила негромко Вонгсават. – Что-то компенсировало момент нашей инерции. Ждите продолжения. Господи, спаси и сохрани.
Голос Амели, без того тихий, на последних двух словах понизился до шепота. Взглянув на дисплей, я подумал, что мы движемся в направлении тени. Никак не мог избавиться от привычных ощущений. В следующую секунду, осознав, что здесь не может быть никаких заслоняющих солнечный свет гор, я почувствовал страх. Тот страх, что, должно быть, ощутила Вонгсават секундой раньше.
Звезды над нашими головами пошли куда-то вбок.
Потом они беззвучно исчезли, с ужасающей быстротой заслоненные какой-то огромной и нависшей, казалось, в нескольких метрах над нашими иллюминаторами тенью.
– Вот он.
Я сказал и почувствовал, как внутри пробежал холодок, будто я сам вызвал призрака.
Вонгсават склонилась над дисплеем:
– Дистанция… Около пяти километров. То есть размер этого…
– Около двадцати семи километров в поперечнике.
Я сам считал информацию с экрана.
– И пятьдесят три – в длину. И внешние части конструкции…
Я замолчал.
– Большой. Очень большой.
– Нет.
Справа послышался голос Вордени:
– Взгляните на зазубрины по краю. Каждая из них глубиной около километра.
Вонгсават отреагировала, не задумываясь.
– И почему я не продаю билеты на лучшие места? Госпожа Вордени, не могли бы вы пройти в кабину и сесть на место?
Оправдываясь, археолог пробормотала:
– Простите, я только…
Сирены. Возгласы в кабине экипажа.
– Оно идет на нас!
Вскрикнув, Вонгсават поставила «Нагини» на корму. Маневр, способный причинить немало неприятностей в условиях внешней гравитации. Учитывая ее отсутствие и наличие у штурмовика собственной гравитационной установки, ощущений было не больше, чем на аттракционе. Крутая спираль и переворот через голову.
Но я уже видел нечто иное.
Приближалась ракета. Она шла на нас сверху вниз, хорошо заметная через иллюминаторы по правому борту.
Было слышно, как с энтузиазмом докладывают о готовности механические голоса оборонительной системы.
Снова выкрики из кабины экипажа.
Я напрягся. И тут же успокоился, поддавшись включившимся рефлексам Посланника, готовый к неминуемому удару.
– Нет, не может быть, – сказала Вонгсават.
В космосе невозможно увидеть ракету. Даже те, что строим мы сами, движутся слишком быстро и не позволяют следить за собой невооруженным глазом.
– Столкновение не угрожает, – сделал вывод бортовой компьютер. – Столкновение не угрожает.
– Объект почти не движется.
Покачав головой, Вонгсават открыла новый экран.
– Вертикальная составляющая почти… Слушай, да он в дрейфе.
Указав на небольшой всплеск на спектроанализаторе, я сказал:
– Там есть какая-то аппаратура. Возможно, это электроника, а не просто кусок камня. По крайней мере не только камень.
– Да, но активности нет. Объект совершенно инертный.
– Почему не подойти ближе? Повернись другим бортом и сдай назад.
Мысленно сделав выкладки, я сообщил:
– Всего метров на сто. Объект будет рядом с защитным экраном. И включи наружное освещение.
Вонгсават посмотрела на меня взглядом, в котором непонятно как смешались пренебрежение и ужас. Этой рекомендации не содержалось в полетных инструкциях. Более важно, что, по всей вероятности, в ней был такой же заряд адреналина, как и во мне. Достаточный, чтобы испортить характер.
– Меняю галс, – наконец выдавила она.
На внешней обшивке штурмовика зажегся свет.
Идея была совершенно никакая. Прозрачный сплав, из которого сделаны иллюминаторы, предназначался специально для боевых действий, и их могло пробить разве что микрометеоритом. И уж конечно, не объектом, дрейфующим в пространстве на самом малом ходу.
Однако то, что стукнуло «Нагини» по носовой обшивке, ударило действительно сильно. Позади меня на резкой, истеричной ноте вскрикнула Таня Вордени и тут же замолкла.
Высушенные холодом, разорванные или, скорее, вспучившиеся из-за низкого внешнего давления останки казались вполне узнаваемы. Замороженный труп человека, одетого по-летнему. Как в Дэнгреке.
– Боже правый… – опять прошептала Вонгсават.
Почерневшее, обращенное прямо на нас лицо смотрело пустыми глазницами, из которых тянулись пряди лопнувшей и отвердевшей от холода ткани. Под глазницами зиял рот, открытый в беззвучном крике, столь же немом, как и в момент, когда его владелец агонизировал в пустоте и старался подать голос. Ниже виднелась до абсурда яркая летняя курточка, под которой было раздутое внутренним давлением гело. Что совершенно понятно.
Сведенная последней судорогой и похожая на клешню рука стукнула по иллюминатору. Мелькнула вторая, заведенная за голову. Ноги были подогнуты, одна впереди, другая позади.
Кем бы ни был этот человек – он умер в вакууме. Позади тихонько плакала Таня Вордени. Она произнесла имя.
Остальных мы обнаружили по маякам на их скафандрах. Они плавали в пустоте под дном скорлупы диаметром метров примерно триста вблизи того, что, по всей вероятности, было причальным портом. Их было четверо, одетых в дешевые цельнооболочечные скафандры. Судя по внешнему виду, трое медленно умерли от недостатка воздуха. Если принять во внимание технические характеристики скафандров, это заняло часов шесть или восемь.
Четвертый не захотел ждать. В его шлеме остались два аккуратных отверстия диаметром сантиметров в пять – одно слева и другое справа. Сделавший свое дело промышленный лазерный резак болтался тут же, привязанный к правому запястью.
Вонгсават отправила наружу универсальный аппарат с нашим роботом для сбора останков. Мы молча наблюдали, как совсем небольшая машина беззвучно перетаскивала останки к «Нагини», аккуратно фиксируя за руку очередной труп. То же самое робот уже проделал с телом Томаса Дхасанапонгсакула, найденного у самых ворот первым.
Тела, облаченные в блестящие оболочки, делали весь процесс сходным с похоронной процессией. Только шла она обратно, и в конце концов возвращенные из космоса тела оказывались в шлюзовой камере «Нагини».
Вордени не смогла перенести этой встречи. Сначала, пока Вонгсават продувала шлюз, археолог находилась вместе со всеми на грузовой палубе. Спокойно наблюдала за тем, как Сутьяди и Депре выносят одетые в скафандры тела. Но едва Депре, расстегнув застежки на первом из шлемов, открыл его, и все увидели то, что находилось внутри, – наш археолог издала рыдающий звук и метнулась в конец коридора. Я слышал, как ее рвало. В воздухе повис кислый запах. Шнайдер дернулся в ту же сторону.
– Ты ее знала? – почему-то зло спросил я, глядя в мертвое лицо.