Страница:
Тело, явно подменное, лет сорока на вид, принадлежало женщине. Глаза были широко открыты, и мертвое лицо смотрело прямо на нас как будто с осуждением. Труп промерз до твердого состояния. Шея окостенело торчала из просторного, предназначенного для надевания скафандра раструба. Имевшиеся в скафандре нагреватели могли работать куда дольше, чем подача воздуха. Но судя по состоянию останков, найденных в траловой сети – а женщина явно входила в ту же команду, – они пробыли в пустоте не менее года. И ни один скафандр не давал подобной автономности.
Шнайдер ответил вместо археолога:
– Это Арибово. Фаринторн Арибово. Работала на раскопках Дэнгрека специалистом по техноглифам.
Я кивнул в сторону Депре. Люк снял остальные шлемы.
Тела лежали в ряд, все с одинаково поднятыми головами – так, словно у них сократились брюшные мышцы. Арибово и трое ее коллег мужского пола. Глаза были закрыты лишь у того, который покончил с собой, и выражение его лица казалось настолько спокойным, что невольно захотелось проверить, действительно ли голова этого человека прострелена навылет.
Глядя на него, я думал: что теперь делать нам самим? Ну, если бы ворота закрылись. Теперь увидеть это значило умереть здесь, в черноте космоса. Зная, что самый быстрый спасатель, имея точные координаты, доберется до марсианского корабля не раньше чем через несколько месяцев после нашей смерти. Не знаю, хватит ли у меня мужества, чтобы ждать чуда. Здесь, в кромешной ночи и в подвешенном состоянии…
И не знаю, хватит ли мужества, чтобы не ждать.
– А это Венг.
Шнайдер уже вернулся и нависал над моим плечом.
– Фамилии не помню. Тоже вроде теоретика, спец по техноглифам. Остальных я не знаю.
Я посмотрел в сторону – туда, где у боковой стены сгорбилась, обхватив себя руками, Таня Вордени.
– Не лучше ли оставить ее в покое, – прошипел Шнайдер. Я пожал плечами:
– Ладно. Люк, отправляйся в шлюз и сделай так, чтобы этого Дхасанапонгсакула упаковали до того, как с него потечет. Потом займись остальными. Я помогу. Сунь, ты уже обследовала наш буй? Хочу понять, есть ли шанс доставить этот чертов прибор в нужную точку?
Сунь с серьезным видом кивнула.
– Хэнд, тебе следовало бы подумать о непредвиденных расходах. В случае, если эта хрень не заведется, нам понадобится новый вариант действий.
– Минуточку.
Впервые с момента нашего знакомства Шнайдер выглядел задетым за живое.
– Мы еще и остаемся здесь? После того, как видели все происшедшее с этими людьми? Мы остаемся здесь?
– Шнайдер, мы не знаем, что произошло с этими людьми.
– Разве это не очевидно? Ворота нестабильны, и они закрылись.
– Ян, это уже чушь!
В голосе археолога послышались прежние твердые нотки, и я почувствовал, как этот тон мгновенно пробудил дремавший в моей груди огонь. Оглянувшись, увидел, как она поднялась с места, тыльной стороной руки вытирая с лица слезы.
– На сей раз не они открывали ворота. Ворота останутся стабильными несколько дней. В данных, что я ввела, нет ничего непредсказуемого. Нет сейчас и не будет в дальнейшем.
– Таня. – Шнайдер выглядел так, словно его предали. Он только развел руками. – Я имел в виду…
– Не знаю, что произошло. Не имею понятия, в какой из команд она облажалась. Хрен с ними, с техноглифами от Арибово. С нами такого не будет. И я знаю свое дело.
Сутъяди посмотрел вокруг как бы в поисках поддержки:
– При всем моем уважении, госпожа Вордени, признайтесь, что наши знания ограничены. Не могу представить, каким образом гарантировать…
– Я мастер Гильдии.
С горящими глазами Вордени стояла на фоне выложенных на полу трупов. Словно осуждая тех, кто не сумел выжить.
– Эта женщина – не мастер Гильдии. Венг Сяодонг? Нет. Томас Дхасанапонгсакул? Нет. Эти люди работали скрэчерами. Вероятно, были талантливы, но этого недостаточно. А я семьдесят лет специализировалась на марсианской археологии, и если говорю, что ворота устойчивы, то так оно и будет, – Вордени смотрела на нас горящими от возбуждения глазами. У наших ног лежали просто трупы. Возражать никто не решился.
В клетках моего тела продолжала нарастать интоксикация. Последствия бомбардировки Заубервилля. Возня с трупами заняла больше времени, чем я рассчитывал. Куда больше норматива, позволительного для офицера «Клина». Закончив упаковывать мертвых, я понял, что выжат как лимон.
Если Депре и ощущал нечто подобное, то никак этого не показывал. Похоже, тело «Маори» соответствовало заявленным характеристикам. Слоняясь по грузовой палубе, Люк наблюдал за фокусами с гравитацией, которые Шнайдер показывал Сян Сянпину. Немного поколебавшись, я развернулся и направился к ведущему наверх трапу, чтобы найти там Таню Вордени.
Наверху я обнаружил Хэнда, в одиночестве созерцавшего на экранах штурмовика нависавшую над нами громаду марсианского корабля.
– Ха, выглядит довольно поношенным, верно?
Голос чиновника выражал чувство ревнивого энтузиазма. То же сквозило в его манерах. «Нагини» освещала пространство радиусом всего в несколько сотен метров. Однако, несмотря на огромные размеры конструкции, ее контуры угадывались благодаря тени, оставляемой марсианским кораблем на звездном небе. Форма казалась поистине необъятной, распространяясь под немыслимыми для человеческого творения углами, местами напоминая готовые взорваться пузыри и не давая глазу смириться с окружающей тьмой.
Вглядываясь в эту тьму, могло показаться, что в ней угадывается край корабля, и за краем видно мерцание звезд. Потом, перенося взгляд дальше, вы понимали – свет опять превратился в тень, а звезды были лишь игрой отражения или миражем на фоне еще более громадной стены.
Одной из самых крупных виденных мной конструкций был корабль Конрада Харлана, но не уверен, могла бы баржа служить этому гиганту хотя бы спасательной шлюпкой. Подобного размера не достигал даже Хабитат на Новом Пекине. Размер действительно имел значение, а мы не были готовы к встрече с ним.
Зависнувшая около гигантского корабля «Нагини» казалась мне чайкой, которая сопровождает неповоротливый грузовоз, плывущий где-то между Ньюпестом и Миллспортом. А мы сами – случайными и крошечными ничего не понимающими мальками, тупо старающимися поспеть за его движением.
Плюхнувшись на соседнее с Хэндом кресло, я перевернул его так, чтобы видеть экраны. В руках и вдоль спины пробежала мелкая дрожь. Двигать промерзшие трупы было очень холодно. Когда мы помещали в мешок окоченевшее тело Дхасанапонгсакула, росшие из пустых глазниц и ветвившиеся как кораллы замерзшие остатки отломились. Я услышал, как они хрустнули, падая на пластик.
Ничтожный звук, незначительное и частное следствие смерти. Но этот звук заставил меня на время забыть о масштабах марсианского корабля. Обращаясь к Хэнду, я сказал:
– Всего лишь увеличенная по размерам версия нашей баржи. Теоретически мы могли бы самостоятельно построить такой корабль. Единственное, трудно разогнать его огромную массу.
– Очевидно, да. Но не для его создателей.
– Очевидно.
– Думаешь, это она? Баржа, предназначенная для колонизации?
Пожав плечами, я разом вспомнил обо всех сложностях.
– Для постройки большого корабля найдется немного причин. Или он возит что-то куда-то, или построен для того, чтобы в нем жить. И непонятно, зачем искать себе новую родину взамен такого огромного корабля. Нечего изучать. Незачем копать землю или знакомиться с ней.
– Непонятно и место, выбранное для стоянки. Разумеется, если считать это баржей для колонизации.
Судорога…
Я устало прикрыл глаза.
– Хэнд, к чему беспокоиться? Мы отсюда уйдем, а эта конструкция исчезнет в доке на астероиде какой-нибудь корпорации. Никто из нас никогда ее не увидит. Какой смысл привязывать себя к этой вещи? Ты ведь получишь свой процент, бонус – или что там полагается вашему брату, чтобы чувствовать свою сопричастность?
– Считаешь меня нелюбопытным?
– Думаю, тебе все равно.
Он не ответил. В этот момент с грузовой палубы пришла Сунь, и она принесла плохие новости. Буй оказался поврежден безвозвратно.
– Сигналы он подает. И после определенного ремонта можно оживить двигатели. Необходим источник энергии, и я могла бы приспособить для этого генератор одного из гравициклов. Но сломана система ориентации, а для ее ремонта у нас нет ни материалов, ни инструмента. Без этой системы буй не может сохранять свое положение в пространстве. Его отбросит в сторону импульс от запуска наших собственных двигателей.
– Что, если сбросить его при работающих двигателях?
Хэнд вопросительно взглянул на Сунь, потом на меня.
– Вонгсават рассчитает траекторию, подаст «Нагини» чуть вперед, мы сбросим буй и отойдем. А?
– Момент инерции. В момент сброса буй получит импульс – небольшой, но достаточный, чтобы со временем отойти от марсианского корабля. Так, Сунь?
– Правильно.
– А если привязать его к кораблю?
Я миролюбиво улыбнулся:
– Привязать? Ты видел, как нанобы попытались привязать себя к воротам?
– Следует поработать в этом направлении. Иначе придется возвращаться с пустыми руками. Нет, не теперь, когда мы так близки к успеху.
– Хэнд, сам знаешь, дай тебе волю, ты приварил бы нас к этой хреновине, чтобы не возвращать обратно.
– Тогда, – он дал волю голосу, – должно найтись иное решение!
– Есть такое решение.
В проеме люка стояла Таня Вордени. Пока мы занимались трупами, археолога поблизости не было. На вид она оставалась такой же бледной, как после своего внезапного недомогания, под глазами темнели мешки. Но во всей внешности этой странной женщины сквозила спокойная уверенность. Такой я не видел Таню с момента, когда ее забирали из лагеря.
– Госпожа Вордени?
Хэнд оглядел кабину словно в поисках свидетелей только что прозвучавшего заявления. Потом на секунду задумался, надавив на глаза большим и указательным пальцами.
– Вы имеете, что предложить нам в этой ситуации?
– Да. Если Сунь Липин отремонтирует систему питания буя, мы со всей определенностью сможем надежно его разместить.
– Разместить где? – спросил я. Вордени слабо улыбнулась:
– Внутри.
Наступила короткая пауза.
– Внутри чего? Этого?
И я ткнул пальцем в сторону огромной, нависшей над нами массы чужого корабля.
– Да. Пройдем внутрь причального порта и оставим буй в наиболее безопасном месте. Трудно предположить, чтобы порт оказался непрозрачным для радиосигнала. Такое в целом нехарактерно для марсианских конструкций. В любом случае можно устроить тестирование и найти подходящую точку.
Хэнд смотрел на экран дисплея с почти мечтательным выражением.
– Сунь, много ли времени уйдет на ремонт?
– Часов восемь – десять. Определенно – не более двенадцати.
Тут Сунь повернулась к археологу:
– А сколько времени потребуется вам, госпожа Вордени, чтобы открыть причальный порт?
– А-а… – На лице археолога вновь появилась едва заметная улыбка. – Он уже открыт.
До входа в порт мне удалось поговорить с Таней всего раз. Мы столкнулись около туалета, минут через десять после жесткого и бескомпромиссного разговора на собрании экипажа, где Хэнд обрисовал обстановку. Археолог уже выходила из крошечной комнаты спиной ко мне, и мы столкнулись, не вписавшись в узкий коридор штурмовика.
Издав восклицание, Вордени обернулась, и я заметил на ее лбу капли пота после очередного приступа дурноты. Дыхание было тяжелым, в воздухе висел кислый запашок рвоты.
Она заметила, как я смотрю.
– Что?
– Ты как, в порядке?
– Нет, Ковач. Я умираю. А как ты?
– Уверена, что войти в порт – это хорошая идея?
– И ты туда же! Мне показалось, уже все обсудили – с Сутъяди и Шнайдером.
Я не ответил, только подумал о ее лихорадочно заблестевших глазах. Таня закашлялась.
– Знаешь, если Хэнд этим удовлетворится и нам удастся вернуться домой, тогда я скажу – идея была хорошая. А этот чертов порт безопаснее, чем операция по привариванию буя к кораблю.
Я покачал головой.
– Но ведь дело в другом.
– В чем?
– А вот в чем. Тебе хочется попасть внутрь прежде, чем там окажется «Мандрагора» и увезет в закрытый док. Ты хочешь обладать этим кораблем сама, пусть в течение нескольких часов. Скажешь, нет?
– А ты?
– Полагаю, мы все этого хотим. Кроме, быть может, Сутъяди и Шнайдера.
Я знал, что этого захотела бы Крюиксхэнк. Представляю, как загорелись бы ее глаза – судя по энтузиазму, с которым она говорила тогда, ночью, стоя на траулере у поручней. Тот же интерес был на лице Иветты в момент, когда в ультрафиолетовом свете мы увидели блеск ворот, готовившихся к открытию. Возможно, поэтому смутный разговор в закутке у туалета, где воняло блевотиной, меня не задевал вовсе. Возможно, то было чувство долга.
Вордени пожала плечами.
– Ладно, проехали. И в чем проблема?
– Ты знаешь, в чем.
Нетерпеливо хмыкнув, Вордени попыталась выйти. Я загородил проход.
– Уйди с моей дороги, – прошипела она. – Высадка через пять минут. Мне нужно в рубку.
– Таня, почему они не вошли внутрь?
– Мы должны…
– Все это ерунда. Приборы Амели показывают наличие пригодной для дыхания атмосферы. Они нашли способ открыть порт или он уже был открыт. Но предпочли остаться снаружи, чтобы умереть от нехватки воздуха. Почему они это сделали?
– Ты был на собрании. У них не было пищи, они…
– Да-да, я законспектировал метры и метры твоих рациональных доводов. Но не услышал ничего, объясняющего простую вещь: четверо профессиональных археологов предпочли умереть в скафандрах, не захотев провести последние часы своей жизни внутри величайшей из археологических находок за всю историю человеческой расы.
Таня мгновение колебалась, и все же я успел заметить взгляд той женщины, что однажды была со мной под водопадом. Потом в уголках ее глаз появилась тревога.
– Почему ты спрашиваешь? Запусти свой комплект спасательной аппаратуры и поговори с ними. У них остались стеки, разве нет?
– Оборудование выведено из строя. Разъедено, как и все наши буи. Поэтому вопрос к тебе. Почему они так сделали?
Она опять замолчала, напряженно глядя куда-то вбок. Кажется, один глаз Тани начал дергаться. Впрочем, это быстро прошло, и она посмотрела на меня с холодным спокойствием – так же, как в момент освобождения из лагеря. Наконец она сказала:
– Не знаю. И раз мы не в состоянии их допросить – есть лишь один способ проверить.
– Та-ак. – Я со всей возможной учтивостью уступил Вордени проход. – В этом вся соль. Открытие. Изучение истории. Возжечь гребаный костер человеческой экспансии. Да, тебя не интересуют деньги, безразлично – в чьей собственности окажется найденное. Ты явно не боишься смерти. Но почему остальные, а?
Она вздрогнула, справившись с эмоциями через мгновение. А затем вышла, оставив меня одного в тусклом свете иллюминиевых плиток.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Шнайдер ответил вместо археолога:
– Это Арибово. Фаринторн Арибово. Работала на раскопках Дэнгрека специалистом по техноглифам.
Я кивнул в сторону Депре. Люк снял остальные шлемы.
Тела лежали в ряд, все с одинаково поднятыми головами – так, словно у них сократились брюшные мышцы. Арибово и трое ее коллег мужского пола. Глаза были закрыты лишь у того, который покончил с собой, и выражение его лица казалось настолько спокойным, что невольно захотелось проверить, действительно ли голова этого человека прострелена навылет.
Глядя на него, я думал: что теперь делать нам самим? Ну, если бы ворота закрылись. Теперь увидеть это значило умереть здесь, в черноте космоса. Зная, что самый быстрый спасатель, имея точные координаты, доберется до марсианского корабля не раньше чем через несколько месяцев после нашей смерти. Не знаю, хватит ли у меня мужества, чтобы ждать чуда. Здесь, в кромешной ночи и в подвешенном состоянии…
И не знаю, хватит ли мужества, чтобы не ждать.
– А это Венг.
Шнайдер уже вернулся и нависал над моим плечом.
– Фамилии не помню. Тоже вроде теоретика, спец по техноглифам. Остальных я не знаю.
Я посмотрел в сторону – туда, где у боковой стены сгорбилась, обхватив себя руками, Таня Вордени.
– Не лучше ли оставить ее в покое, – прошипел Шнайдер. Я пожал плечами:
– Ладно. Люк, отправляйся в шлюз и сделай так, чтобы этого Дхасанапонгсакула упаковали до того, как с него потечет. Потом займись остальными. Я помогу. Сунь, ты уже обследовала наш буй? Хочу понять, есть ли шанс доставить этот чертов прибор в нужную точку?
Сунь с серьезным видом кивнула.
– Хэнд, тебе следовало бы подумать о непредвиденных расходах. В случае, если эта хрень не заведется, нам понадобится новый вариант действий.
– Минуточку.
Впервые с момента нашего знакомства Шнайдер выглядел задетым за живое.
– Мы еще и остаемся здесь? После того, как видели все происшедшее с этими людьми? Мы остаемся здесь?
– Шнайдер, мы не знаем, что произошло с этими людьми.
– Разве это не очевидно? Ворота нестабильны, и они закрылись.
– Ян, это уже чушь!
В голосе археолога послышались прежние твердые нотки, и я почувствовал, как этот тон мгновенно пробудил дремавший в моей груди огонь. Оглянувшись, увидел, как она поднялась с места, тыльной стороной руки вытирая с лица слезы.
– На сей раз не они открывали ворота. Ворота останутся стабильными несколько дней. В данных, что я ввела, нет ничего непредсказуемого. Нет сейчас и не будет в дальнейшем.
– Таня. – Шнайдер выглядел так, словно его предали. Он только развел руками. – Я имел в виду…
– Не знаю, что произошло. Не имею понятия, в какой из команд она облажалась. Хрен с ними, с техноглифами от Арибово. С нами такого не будет. И я знаю свое дело.
Сутъяди посмотрел вокруг как бы в поисках поддержки:
– При всем моем уважении, госпожа Вордени, признайтесь, что наши знания ограничены. Не могу представить, каким образом гарантировать…
– Я мастер Гильдии.
С горящими глазами Вордени стояла на фоне выложенных на полу трупов. Словно осуждая тех, кто не сумел выжить.
– Эта женщина – не мастер Гильдии. Венг Сяодонг? Нет. Томас Дхасанапонгсакул? Нет. Эти люди работали скрэчерами. Вероятно, были талантливы, но этого недостаточно. А я семьдесят лет специализировалась на марсианской археологии, и если говорю, что ворота устойчивы, то так оно и будет, – Вордени смотрела на нас горящими от возбуждения глазами. У наших ног лежали просто трупы. Возражать никто не решился.
В клетках моего тела продолжала нарастать интоксикация. Последствия бомбардировки Заубервилля. Возня с трупами заняла больше времени, чем я рассчитывал. Куда больше норматива, позволительного для офицера «Клина». Закончив упаковывать мертвых, я понял, что выжат как лимон.
Если Депре и ощущал нечто подобное, то никак этого не показывал. Похоже, тело «Маори» соответствовало заявленным характеристикам. Слоняясь по грузовой палубе, Люк наблюдал за фокусами с гравитацией, которые Шнайдер показывал Сян Сянпину. Немного поколебавшись, я развернулся и направился к ведущему наверх трапу, чтобы найти там Таню Вордени.
Наверху я обнаружил Хэнда, в одиночестве созерцавшего на экранах штурмовика нависавшую над нами громаду марсианского корабля.
– Ха, выглядит довольно поношенным, верно?
Голос чиновника выражал чувство ревнивого энтузиазма. То же сквозило в его манерах. «Нагини» освещала пространство радиусом всего в несколько сотен метров. Однако, несмотря на огромные размеры конструкции, ее контуры угадывались благодаря тени, оставляемой марсианским кораблем на звездном небе. Форма казалась поистине необъятной, распространяясь под немыслимыми для человеческого творения углами, местами напоминая готовые взорваться пузыри и не давая глазу смириться с окружающей тьмой.
Вглядываясь в эту тьму, могло показаться, что в ней угадывается край корабля, и за краем видно мерцание звезд. Потом, перенося взгляд дальше, вы понимали – свет опять превратился в тень, а звезды были лишь игрой отражения или миражем на фоне еще более громадной стены.
Одной из самых крупных виденных мной конструкций был корабль Конрада Харлана, но не уверен, могла бы баржа служить этому гиганту хотя бы спасательной шлюпкой. Подобного размера не достигал даже Хабитат на Новом Пекине. Размер действительно имел значение, а мы не были готовы к встрече с ним.
Зависнувшая около гигантского корабля «Нагини» казалась мне чайкой, которая сопровождает неповоротливый грузовоз, плывущий где-то между Ньюпестом и Миллспортом. А мы сами – случайными и крошечными ничего не понимающими мальками, тупо старающимися поспеть за его движением.
Плюхнувшись на соседнее с Хэндом кресло, я перевернул его так, чтобы видеть экраны. В руках и вдоль спины пробежала мелкая дрожь. Двигать промерзшие трупы было очень холодно. Когда мы помещали в мешок окоченевшее тело Дхасанапонгсакула, росшие из пустых глазниц и ветвившиеся как кораллы замерзшие остатки отломились. Я услышал, как они хрустнули, падая на пластик.
Ничтожный звук, незначительное и частное следствие смерти. Но этот звук заставил меня на время забыть о масштабах марсианского корабля. Обращаясь к Хэнду, я сказал:
– Всего лишь увеличенная по размерам версия нашей баржи. Теоретически мы могли бы самостоятельно построить такой корабль. Единственное, трудно разогнать его огромную массу.
– Очевидно, да. Но не для его создателей.
– Очевидно.
– Думаешь, это она? Баржа, предназначенная для колонизации?
Пожав плечами, я разом вспомнил обо всех сложностях.
– Для постройки большого корабля найдется немного причин. Или он возит что-то куда-то, или построен для того, чтобы в нем жить. И непонятно, зачем искать себе новую родину взамен такого огромного корабля. Нечего изучать. Незачем копать землю или знакомиться с ней.
– Непонятно и место, выбранное для стоянки. Разумеется, если считать это баржей для колонизации.
Судорога…
Я устало прикрыл глаза.
– Хэнд, к чему беспокоиться? Мы отсюда уйдем, а эта конструкция исчезнет в доке на астероиде какой-нибудь корпорации. Никто из нас никогда ее не увидит. Какой смысл привязывать себя к этой вещи? Ты ведь получишь свой процент, бонус – или что там полагается вашему брату, чтобы чувствовать свою сопричастность?
– Считаешь меня нелюбопытным?
– Думаю, тебе все равно.
Он не ответил. В этот момент с грузовой палубы пришла Сунь, и она принесла плохие новости. Буй оказался поврежден безвозвратно.
– Сигналы он подает. И после определенного ремонта можно оживить двигатели. Необходим источник энергии, и я могла бы приспособить для этого генератор одного из гравициклов. Но сломана система ориентации, а для ее ремонта у нас нет ни материалов, ни инструмента. Без этой системы буй не может сохранять свое положение в пространстве. Его отбросит в сторону импульс от запуска наших собственных двигателей.
– Что, если сбросить его при работающих двигателях?
Хэнд вопросительно взглянул на Сунь, потом на меня.
– Вонгсават рассчитает траекторию, подаст «Нагини» чуть вперед, мы сбросим буй и отойдем. А?
– Момент инерции. В момент сброса буй получит импульс – небольшой, но достаточный, чтобы со временем отойти от марсианского корабля. Так, Сунь?
– Правильно.
– А если привязать его к кораблю?
Я миролюбиво улыбнулся:
– Привязать? Ты видел, как нанобы попытались привязать себя к воротам?
– Следует поработать в этом направлении. Иначе придется возвращаться с пустыми руками. Нет, не теперь, когда мы так близки к успеху.
– Хэнд, сам знаешь, дай тебе волю, ты приварил бы нас к этой хреновине, чтобы не возвращать обратно.
– Тогда, – он дал волю голосу, – должно найтись иное решение!
– Есть такое решение.
В проеме люка стояла Таня Вордени. Пока мы занимались трупами, археолога поблизости не было. На вид она оставалась такой же бледной, как после своего внезапного недомогания, под глазами темнели мешки. Но во всей внешности этой странной женщины сквозила спокойная уверенность. Такой я не видел Таню с момента, когда ее забирали из лагеря.
– Госпожа Вордени?
Хэнд оглядел кабину словно в поисках свидетелей только что прозвучавшего заявления. Потом на секунду задумался, надавив на глаза большим и указательным пальцами.
– Вы имеете, что предложить нам в этой ситуации?
– Да. Если Сунь Липин отремонтирует систему питания буя, мы со всей определенностью сможем надежно его разместить.
– Разместить где? – спросил я. Вордени слабо улыбнулась:
– Внутри.
Наступила короткая пауза.
– Внутри чего? Этого?
И я ткнул пальцем в сторону огромной, нависшей над нами массы чужого корабля.
– Да. Пройдем внутрь причального порта и оставим буй в наиболее безопасном месте. Трудно предположить, чтобы порт оказался непрозрачным для радиосигнала. Такое в целом нехарактерно для марсианских конструкций. В любом случае можно устроить тестирование и найти подходящую точку.
Хэнд смотрел на экран дисплея с почти мечтательным выражением.
– Сунь, много ли времени уйдет на ремонт?
– Часов восемь – десять. Определенно – не более двенадцати.
Тут Сунь повернулась к археологу:
– А сколько времени потребуется вам, госпожа Вордени, чтобы открыть причальный порт?
– А-а… – На лице археолога вновь появилась едва заметная улыбка. – Он уже открыт.
До входа в порт мне удалось поговорить с Таней всего раз. Мы столкнулись около туалета, минут через десять после жесткого и бескомпромиссного разговора на собрании экипажа, где Хэнд обрисовал обстановку. Археолог уже выходила из крошечной комнаты спиной ко мне, и мы столкнулись, не вписавшись в узкий коридор штурмовика.
Издав восклицание, Вордени обернулась, и я заметил на ее лбу капли пота после очередного приступа дурноты. Дыхание было тяжелым, в воздухе висел кислый запашок рвоты.
Она заметила, как я смотрю.
– Что?
– Ты как, в порядке?
– Нет, Ковач. Я умираю. А как ты?
– Уверена, что войти в порт – это хорошая идея?
– И ты туда же! Мне показалось, уже все обсудили – с Сутъяди и Шнайдером.
Я не ответил, только подумал о ее лихорадочно заблестевших глазах. Таня закашлялась.
– Знаешь, если Хэнд этим удовлетворится и нам удастся вернуться домой, тогда я скажу – идея была хорошая. А этот чертов порт безопаснее, чем операция по привариванию буя к кораблю.
Я покачал головой.
– Но ведь дело в другом.
– В чем?
– А вот в чем. Тебе хочется попасть внутрь прежде, чем там окажется «Мандрагора» и увезет в закрытый док. Ты хочешь обладать этим кораблем сама, пусть в течение нескольких часов. Скажешь, нет?
– А ты?
– Полагаю, мы все этого хотим. Кроме, быть может, Сутъяди и Шнайдера.
Я знал, что этого захотела бы Крюиксхэнк. Представляю, как загорелись бы ее глаза – судя по энтузиазму, с которым она говорила тогда, ночью, стоя на траулере у поручней. Тот же интерес был на лице Иветты в момент, когда в ультрафиолетовом свете мы увидели блеск ворот, готовившихся к открытию. Возможно, поэтому смутный разговор в закутке у туалета, где воняло блевотиной, меня не задевал вовсе. Возможно, то было чувство долга.
Вордени пожала плечами.
– Ладно, проехали. И в чем проблема?
– Ты знаешь, в чем.
Нетерпеливо хмыкнув, Вордени попыталась выйти. Я загородил проход.
– Уйди с моей дороги, – прошипела она. – Высадка через пять минут. Мне нужно в рубку.
– Таня, почему они не вошли внутрь?
– Мы должны…
– Все это ерунда. Приборы Амели показывают наличие пригодной для дыхания атмосферы. Они нашли способ открыть порт или он уже был открыт. Но предпочли остаться снаружи, чтобы умереть от нехватки воздуха. Почему они это сделали?
– Ты был на собрании. У них не было пищи, они…
– Да-да, я законспектировал метры и метры твоих рациональных доводов. Но не услышал ничего, объясняющего простую вещь: четверо профессиональных археологов предпочли умереть в скафандрах, не захотев провести последние часы своей жизни внутри величайшей из археологических находок за всю историю человеческой расы.
Таня мгновение колебалась, и все же я успел заметить взгляд той женщины, что однажды была со мной под водопадом. Потом в уголках ее глаз появилась тревога.
– Почему ты спрашиваешь? Запусти свой комплект спасательной аппаратуры и поговори с ними. У них остались стеки, разве нет?
– Оборудование выведено из строя. Разъедено, как и все наши буи. Поэтому вопрос к тебе. Почему они так сделали?
Она опять замолчала, напряженно глядя куда-то вбок. Кажется, один глаз Тани начал дергаться. Впрочем, это быстро прошло, и она посмотрела на меня с холодным спокойствием – так же, как в момент освобождения из лагеря. Наконец она сказала:
– Не знаю. И раз мы не в состоянии их допросить – есть лишь один способ проверить.
– Та-ак. – Я со всей возможной учтивостью уступил Вордени проход. – В этом вся соль. Открытие. Изучение истории. Возжечь гребаный костер человеческой экспансии. Да, тебя не интересуют деньги, безразлично – в чьей собственности окажется найденное. Ты явно не боишься смерти. Но почему остальные, а?
Она вздрогнула, справившись с эмоциями через мгновение. А затем вышла, оставив меня одного в тусклом свете иллюминиевых плиток.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Наваждение.
Помню, я где-то вычитал, что среди археологов, впервые проникших в марсианские захоронения или, точнее сказать, города, был огромный процент сумасшедших. Похоже, умственные расстройства всегда сопровождали эту профессию. Лучшие умы принесли себя в жертву идее, подбирая ключики к марсианской культуре.
Только заканчивали они вовсе не тем, что ломались или опускались до образа буйнопомешанного. Они не ломались, они просто тупели. От лихих интеллектуальных подвигов переходили к беспомощному бормотанию, часто совершенно невнятному и ни на что не направленному. Специалисты проходили этот путь косяками. В контакте с продуктами нечеловеческого разума психику сдирало будто абразивом. Гильдия расходовала людей, как работающие напротив крутящегося точила одноразовые скальпели.
– М-да, кажется, там можно летать… – Люк Депре без особой радости рассматривал находившееся над нами сооружение.
В его словах прозвучали одновременно беспокойство и смущение. Я догадался: Депре испытывал те же проблемы с изоляцией подсознания, что и я. Когда созданные для ведения боевых действий подпрограммы сталкиваются с тем, что невозможно определить, они начинают сверлить твой мозг, словно требуя никотина. Искать засаду среди марсианской архитектуры – все равно что голыми руками ловить скользкого осьминога в Митчем-Пойнт.
Внутреннее пространство корабля распространялось вширь, поражая взгляд с первого момента – едва мы попали в перемычку, шедшую от причального порта. Конечно, я еще никогда не видел ничего подобного. Пытаясь найти подходящие ассоциации, вдруг вспомнил картинку из детства, прошедшего в Ньюпорте. Как-то раз, весной, на стороне Глубокой воды рифа Хираты я получил хороший урок. Случайно разрезал о выступ коралла подававшую воздух трубку краденого и наскоро залатанного дыхательного аппарата. На глубине пятнадцати метров. В тот момент, наблюдая за пузырями бурно выходившего кислорода, я расслабленно думал: как выглядят пузыри изнутри?
Теперь я это знал.
Пузыри висели, словно примерзнув к месту, едва окрашенные в голубовато-розовый перламутр. Казалось, из-под их поверхности исходит неяркое сияние. Кроме очевидной разницы в возрасте, в глаза бросалась хаотичность – напоминавшая те самые пузыри, что выходили из моего дыхательного аппарата. Никакого ритма или смысла в форме слияния или поглощения отдельных пузырей явно не просматривалось.
Местами связующее их пространство оказывалось не более метра в диаметре. Кое-где округлые стены превращались в резкие изломы, встречая пересечение сразу нескольких секций. В первом помещении, куда мы попали, потолок вообще не опускался ниже двадцатиметровой отметки.
– Надо же, пол плоский, – тихо пробормотала Сунь Липин, опускаясь на колено и сметая пыль с поверхности под ногами. – И у них была… вернее, есть гравитационная установка.
– Почитайте «Происхождение видов». – В пустоте голос Тани Вордени раздался гулко, как в соборе. – Виды появляются в условиях тяготения, так происходит везде. Невесомость вредна для здоровья, сколь бы забавной она ни казалась. И если у вас есть гравитация, то нужны плоские поверхности, чтобы размешать на них предметы. Целесообразность в действии. Аналогично устроен причальный порт. Хочется расправить крылья, но для посадки корабля нужно идти по прямой.
Все дружно обернулись, глядя на путь, которым только что прошли. В сравнении с помещением, в котором мы находились теперь, обводы причального порта выглядели более рациональными. Длинные ступенчатые стены выходили наружу двухметровыми трубами. Кольца не везде были ровными. Казалось, что проектировщики марсианского корабля так и не смогли окончательно уйти от аналогии с живой природой.
Похоже, эти кольца были частью механизма, каким-то образом облегчавшего переход принимаемого корабля в атмосферу с более высокой плотностью. Тем не менее не оставляла мысль, что находишься в чреве какого-то огромного спящего животного. Наваждение.
Я ощущал это периферийным зрением, улавливая смутные движения глазами и даже бровями, словно жившими своей жизнью. Как в детстве, когда играл в компьютерные игры. Их виртуальная среда не позволяла смотреть вверх или вниз более, чем на несколько градусов, – даже переходя с одного уровня сложности на другой. Здесь меня преследовало то же ощущение: нестерпимое желание увидеть то, что сверху. Желание обещало скорую боль в глазах. Но хотелось быть вполне уверенным в пространстве, что открывалось над головой. Форма находившихся над нами мерцавших поверхностей подразумевала определенный наклон, оставляя неясное чувство, будто вот-вот окажешься в перевернутом положении. Наверное, таковы были особенности привычного чужим существам окружения. Следствие того, что вся структура состояла из тонких, словно яичная скорлупа оболочек, готовых лопнуть в любой момент от первого же неловкого движения. Лопнуть, отправив тебя в пустоту. Наваждение.
К этому нужно привыкнуть.
И зал не был совершенно пустым. По периметру виднелись расставленные на уровне пола скелетные конструкции.
Я вспомнил знакомые с детства голограммы – марсианские насесты, заполненные виртуально реанимированными моделями. Здесь и сейчас насесты оказались совершенно пустыми, что придавало каждому из них сверхъестественно мрачный вид, нагнетавший предчувствия и без того нехорошие.
– Их почему-то сложили, – вполголоса пробормотала Вордени, вглядываясь куда-то вверх. Она выглядела озадаченной.
На изогнутой стене, не слишком высоко, находились машины, о назначении которых я мог лишь гадать. По-видимому, в их задачу входила постановка и уборка насестов. Почти все конструкции были сложными, и выглядели они угрожающе шипастыми. Однако когда археолог прикоснулась к той, что стояла с краю, не произошло ровно ничего плохого. Раздался неясный рокот, и машина, будто проявив норов, перевернула часть шипов.
Тут же что-то взвыло. Затрещал пластик. А в руках всех находившихся в зале людей мгновенно появилось оружие.
– Ради бога…
Вордени едва удостоила нас взгляда.
– Расслабьтесь. Все выключено. Это просто машина.
Вернув «Калашниковы» в кобуры, я пожал плечами. На другом краю зала улыбался Депре, перехвативший мой взгляд.
– Машина, но для чего? – Хэнду требовалось знать. Археолог посмотрела кругом, ответив усталым голосом:
– Не знаю. Дайте два дня и команду, оснащенную всем необходимым. Возможно, тогда я отвечу. Пока могу сообщить, что все это находится в спячке.
Сутъяди, еще державший на изготовку свой «Санджет», подошел ближе.
– Как ты определила?
– В противном случае мы уже имели бы с ним дело. На интерактивной основе. Можете мне поверить. И потом, вы кого-либо видите – с крыльями примерно на метр выше уровня плеч и занимающего один из насестов? Я же говорю: весь этот зал отключен и законсервирован.
– Мне кажется, госпожа Вордени знает, что говорит, – сказала Сунь, водя перед собой анализатором Нахановича. – В стенах просматривается аппаратура, и она в основном пассивна.
Амели Вонсават кивнула на проем, расположенный по центру в верхней части зала.
– Но что-то еще работает. Воздух пригоден для дыхания. Слегка разрежен, однако подогрет. Судя по всему, обогрев действует в масштабе корабля.
– Обычное жизнеобеспечение. – Таня Вордени явно потеряла интерес к машинам. Вернувшись к нам, она вскользь заметила:
– Такие системы встречались в шахтах Марса, да и на Земле Нкрума тоже.
Сутьяди совершенно не обрадовался:
– Они что, работали после такого перерыва?
Вордени грустно вздохнула. Ткнув пальцем в сторону причального порта, она сказала:
– Это никакое не колдовство. На «Нагини» есть похожая система, и она будет действовать несколько столетий. В случае нашей смерти – ожидая того, кто может вернуться.
– Да, и если тот, кто вернется, не введет правильный код, штурмовик зажарит его к обеду. Ваше сообщение не убеждает, госпожа Вордени.
– Ладно. Возможны определенные различия в нашей и марсианской культуре. Скажем, в сторону более цивилизованного подхода.
– И более емких батарей, – добавил я. – Этот корабль находится здесь гораздо дольше, чем мог бы протянуть наш.
– Что с радиовидимостью? – неожиданно спросил Хэнд. Сунь немедленно уткнулась в анализатор Нахановича.
Смонтированный у нее за плечами блок замигал, обозревая эфир. Над тыльной стороной ладони появились цифры, и Сунь неуверенно пожала плечами.
– Результаты не очень. Я с трудом различаю навигационный маяк «Нагини», а он прямо за этой стенкой. Значительное экранирование. Мы находимся в причальном порту, так что полагаю – есть смысл идти дальше.
Члены группы настороженно переглянулись. Депре опять перехватил мой взгляд и весело улыбнулся.
– Кто желает развеяться? – негромко спросил он.
– Это предложение мне не нравится, – ответил Хэнд. Выйдя из кучки, в которую мы инстинктивно сбились, я втиснулся между двумя насестами и оказался у прохода, который вел вверх и вперед. Когда подтягивал свое тело наверх, внутри зашевелились ощущения усталости и тошноты. На этот раз я был готов – понимая, что эффект быстро компенсирует нейрохимия.
Находившаяся выше полость оказалась пустой. Там не было даже пыли. Спрыгивая обратно, я согласился с Хэндом:
– Возможно, мысль не самая лучшая. Но сколько людей получили такой шанс в последнюю тысячу лет? Сунь, ты говорила, нужно десять часов?
– Да, примерно так.
– Как думаешь, можно составить схему этой части корабля?
Жестом я показал в сторону анализатора Нахановича.
– Очень может быть. Это лучший сканер, который можно купить за деньги. «Умные системы Нахановича». Лучше них не работает никто.
Она посмотрела в сторону Хэнда.
Я вопросительно посмотрел на Амели Вонгсават.
– А боевые средства «Нагини»? Они активизированы?
Пилот утвердительно кивнула.
– Могут нападать сколько угодно. Она постарается.
Я посмотрел на Сутьяди:
– Хорошо. В таком случае, я полагаю, есть возможность провести один день в этом Коралловом храме. Разумеется, для желающих.
Оглядывая спутников, я старался определить их реакцию. Депре не скрывал любопытства и был согласен заранее: его выдавало лицо и все тело. Постепенно интерес захватывал всех остальных. Все принялись внимательно разглядывать архитектуру чужого корабля, и на лицах людей отражались ирония и любопытство. Общего подъема не миновал даже невозмутимый Сутъяди. Его мрачная сосредоточенность несколько смягчилась с момента, когда, пройдя на верхний уровень причального порта, мы вдохнули вполне пригодный для человека воздух.
Помню, я где-то вычитал, что среди археологов, впервые проникших в марсианские захоронения или, точнее сказать, города, был огромный процент сумасшедших. Похоже, умственные расстройства всегда сопровождали эту профессию. Лучшие умы принесли себя в жертву идее, подбирая ключики к марсианской культуре.
Только заканчивали они вовсе не тем, что ломались или опускались до образа буйнопомешанного. Они не ломались, они просто тупели. От лихих интеллектуальных подвигов переходили к беспомощному бормотанию, часто совершенно невнятному и ни на что не направленному. Специалисты проходили этот путь косяками. В контакте с продуктами нечеловеческого разума психику сдирало будто абразивом. Гильдия расходовала людей, как работающие напротив крутящегося точила одноразовые скальпели.
– М-да, кажется, там можно летать… – Люк Депре без особой радости рассматривал находившееся над нами сооружение.
В его словах прозвучали одновременно беспокойство и смущение. Я догадался: Депре испытывал те же проблемы с изоляцией подсознания, что и я. Когда созданные для ведения боевых действий подпрограммы сталкиваются с тем, что невозможно определить, они начинают сверлить твой мозг, словно требуя никотина. Искать засаду среди марсианской архитектуры – все равно что голыми руками ловить скользкого осьминога в Митчем-Пойнт.
Внутреннее пространство корабля распространялось вширь, поражая взгляд с первого момента – едва мы попали в перемычку, шедшую от причального порта. Конечно, я еще никогда не видел ничего подобного. Пытаясь найти подходящие ассоциации, вдруг вспомнил картинку из детства, прошедшего в Ньюпорте. Как-то раз, весной, на стороне Глубокой воды рифа Хираты я получил хороший урок. Случайно разрезал о выступ коралла подававшую воздух трубку краденого и наскоро залатанного дыхательного аппарата. На глубине пятнадцати метров. В тот момент, наблюдая за пузырями бурно выходившего кислорода, я расслабленно думал: как выглядят пузыри изнутри?
Теперь я это знал.
Пузыри висели, словно примерзнув к месту, едва окрашенные в голубовато-розовый перламутр. Казалось, из-под их поверхности исходит неяркое сияние. Кроме очевидной разницы в возрасте, в глаза бросалась хаотичность – напоминавшая те самые пузыри, что выходили из моего дыхательного аппарата. Никакого ритма или смысла в форме слияния или поглощения отдельных пузырей явно не просматривалось.
Местами связующее их пространство оказывалось не более метра в диаметре. Кое-где округлые стены превращались в резкие изломы, встречая пересечение сразу нескольких секций. В первом помещении, куда мы попали, потолок вообще не опускался ниже двадцатиметровой отметки.
– Надо же, пол плоский, – тихо пробормотала Сунь Липин, опускаясь на колено и сметая пыль с поверхности под ногами. – И у них была… вернее, есть гравитационная установка.
– Почитайте «Происхождение видов». – В пустоте голос Тани Вордени раздался гулко, как в соборе. – Виды появляются в условиях тяготения, так происходит везде. Невесомость вредна для здоровья, сколь бы забавной она ни казалась. И если у вас есть гравитация, то нужны плоские поверхности, чтобы размешать на них предметы. Целесообразность в действии. Аналогично устроен причальный порт. Хочется расправить крылья, но для посадки корабля нужно идти по прямой.
Все дружно обернулись, глядя на путь, которым только что прошли. В сравнении с помещением, в котором мы находились теперь, обводы причального порта выглядели более рациональными. Длинные ступенчатые стены выходили наружу двухметровыми трубами. Кольца не везде были ровными. Казалось, что проектировщики марсианского корабля так и не смогли окончательно уйти от аналогии с живой природой.
Похоже, эти кольца были частью механизма, каким-то образом облегчавшего переход принимаемого корабля в атмосферу с более высокой плотностью. Тем не менее не оставляла мысль, что находишься в чреве какого-то огромного спящего животного. Наваждение.
Я ощущал это периферийным зрением, улавливая смутные движения глазами и даже бровями, словно жившими своей жизнью. Как в детстве, когда играл в компьютерные игры. Их виртуальная среда не позволяла смотреть вверх или вниз более, чем на несколько градусов, – даже переходя с одного уровня сложности на другой. Здесь меня преследовало то же ощущение: нестерпимое желание увидеть то, что сверху. Желание обещало скорую боль в глазах. Но хотелось быть вполне уверенным в пространстве, что открывалось над головой. Форма находившихся над нами мерцавших поверхностей подразумевала определенный наклон, оставляя неясное чувство, будто вот-вот окажешься в перевернутом положении. Наверное, таковы были особенности привычного чужим существам окружения. Следствие того, что вся структура состояла из тонких, словно яичная скорлупа оболочек, готовых лопнуть в любой момент от первого же неловкого движения. Лопнуть, отправив тебя в пустоту. Наваждение.
К этому нужно привыкнуть.
И зал не был совершенно пустым. По периметру виднелись расставленные на уровне пола скелетные конструкции.
Я вспомнил знакомые с детства голограммы – марсианские насесты, заполненные виртуально реанимированными моделями. Здесь и сейчас насесты оказались совершенно пустыми, что придавало каждому из них сверхъестественно мрачный вид, нагнетавший предчувствия и без того нехорошие.
– Их почему-то сложили, – вполголоса пробормотала Вордени, вглядываясь куда-то вверх. Она выглядела озадаченной.
На изогнутой стене, не слишком высоко, находились машины, о назначении которых я мог лишь гадать. По-видимому, в их задачу входила постановка и уборка насестов. Почти все конструкции были сложными, и выглядели они угрожающе шипастыми. Однако когда археолог прикоснулась к той, что стояла с краю, не произошло ровно ничего плохого. Раздался неясный рокот, и машина, будто проявив норов, перевернула часть шипов.
Тут же что-то взвыло. Затрещал пластик. А в руках всех находившихся в зале людей мгновенно появилось оружие.
– Ради бога…
Вордени едва удостоила нас взгляда.
– Расслабьтесь. Все выключено. Это просто машина.
Вернув «Калашниковы» в кобуры, я пожал плечами. На другом краю зала улыбался Депре, перехвативший мой взгляд.
– Машина, но для чего? – Хэнду требовалось знать. Археолог посмотрела кругом, ответив усталым голосом:
– Не знаю. Дайте два дня и команду, оснащенную всем необходимым. Возможно, тогда я отвечу. Пока могу сообщить, что все это находится в спячке.
Сутъяди, еще державший на изготовку свой «Санджет», подошел ближе.
– Как ты определила?
– В противном случае мы уже имели бы с ним дело. На интерактивной основе. Можете мне поверить. И потом, вы кого-либо видите – с крыльями примерно на метр выше уровня плеч и занимающего один из насестов? Я же говорю: весь этот зал отключен и законсервирован.
– Мне кажется, госпожа Вордени знает, что говорит, – сказала Сунь, водя перед собой анализатором Нахановича. – В стенах просматривается аппаратура, и она в основном пассивна.
Амели Вонсават кивнула на проем, расположенный по центру в верхней части зала.
– Но что-то еще работает. Воздух пригоден для дыхания. Слегка разрежен, однако подогрет. Судя по всему, обогрев действует в масштабе корабля.
– Обычное жизнеобеспечение. – Таня Вордени явно потеряла интерес к машинам. Вернувшись к нам, она вскользь заметила:
– Такие системы встречались в шахтах Марса, да и на Земле Нкрума тоже.
Сутьяди совершенно не обрадовался:
– Они что, работали после такого перерыва?
Вордени грустно вздохнула. Ткнув пальцем в сторону причального порта, она сказала:
– Это никакое не колдовство. На «Нагини» есть похожая система, и она будет действовать несколько столетий. В случае нашей смерти – ожидая того, кто может вернуться.
– Да, и если тот, кто вернется, не введет правильный код, штурмовик зажарит его к обеду. Ваше сообщение не убеждает, госпожа Вордени.
– Ладно. Возможны определенные различия в нашей и марсианской культуре. Скажем, в сторону более цивилизованного подхода.
– И более емких батарей, – добавил я. – Этот корабль находится здесь гораздо дольше, чем мог бы протянуть наш.
– Что с радиовидимостью? – неожиданно спросил Хэнд. Сунь немедленно уткнулась в анализатор Нахановича.
Смонтированный у нее за плечами блок замигал, обозревая эфир. Над тыльной стороной ладони появились цифры, и Сунь неуверенно пожала плечами.
– Результаты не очень. Я с трудом различаю навигационный маяк «Нагини», а он прямо за этой стенкой. Значительное экранирование. Мы находимся в причальном порту, так что полагаю – есть смысл идти дальше.
Члены группы настороженно переглянулись. Депре опять перехватил мой взгляд и весело улыбнулся.
– Кто желает развеяться? – негромко спросил он.
– Это предложение мне не нравится, – ответил Хэнд. Выйдя из кучки, в которую мы инстинктивно сбились, я втиснулся между двумя насестами и оказался у прохода, который вел вверх и вперед. Когда подтягивал свое тело наверх, внутри зашевелились ощущения усталости и тошноты. На этот раз я был готов – понимая, что эффект быстро компенсирует нейрохимия.
Находившаяся выше полость оказалась пустой. Там не было даже пыли. Спрыгивая обратно, я согласился с Хэндом:
– Возможно, мысль не самая лучшая. Но сколько людей получили такой шанс в последнюю тысячу лет? Сунь, ты говорила, нужно десять часов?
– Да, примерно так.
– Как думаешь, можно составить схему этой части корабля?
Жестом я показал в сторону анализатора Нахановича.
– Очень может быть. Это лучший сканер, который можно купить за деньги. «Умные системы Нахановича». Лучше них не работает никто.
Она посмотрела в сторону Хэнда.
Я вопросительно посмотрел на Амели Вонгсават.
– А боевые средства «Нагини»? Они активизированы?
Пилот утвердительно кивнула.
– Могут нападать сколько угодно. Она постарается.
Я посмотрел на Сутьяди:
– Хорошо. В таком случае, я полагаю, есть возможность провести один день в этом Коралловом храме. Разумеется, для желающих.
Оглядывая спутников, я старался определить их реакцию. Депре не скрывал любопытства и был согласен заранее: его выдавало лицо и все тело. Постепенно интерес захватывал всех остальных. Все принялись внимательно разглядывать архитектуру чужого корабля, и на лицах людей отражались ирония и любопытство. Общего подъема не миновал даже невозмутимый Сутъяди. Его мрачная сосредоточенность несколько смягчилась с момента, когда, пройдя на верхний уровень причального порта, мы вдохнули вполне пригодный для человека воздух.