Страница:
– Благодарю вас, комендант, – козырнув, я забрал со стола свою часть бумаг и развернулся к выходу. Почти в дверях я опять услышал голос коменданта.
– Весьма популярная женщина, – сказал он. Я обернулся:
– Что?
– Вордени. Вы не первый, – с блеском в единственном глазу он наблюдал за моей реакцией.
– Не первый что?
– Не первый за последние три месяца, – говоря, он делал что-то с питанием своей левой руки, при этом лицо немного дергалось. – Была тут одна вылазка. Люди Кемпа. Им удалось прорвать оборону периметра и проникнуть внутрь. Неплохое техническое обеспечение прорыва, учитывая их нынешнее плачевное положение. По крайней мере в этом районе, – голова коменданта безвольно запрокинулась на спинку стула, и он издал длинный вздох. – Очень хорошие технологии. При таких обстоятельствах. Они приходили… за ней.
Наверное, должно было последовать какое-то продолжение, однако комендант молчал, едва поводя головой из стороны в сторону. Я на секунду замялся. Площадкой ниже стояли двое милиционеров, вопрошающе глядя на меня. Я снова прошел к столу коменданта, осторожно коснувшись его головы ладонями. Человеческий глаз закатился, и зрачок далеко ушел за верхнее веко, словно воздушный шарик, улетевший под крышу дома, где давно кончилась вечеринка.
– Лейтенант? – кто-то позвал меня со стороны внешней лестницы. Мгновение я продолжал всматриваться в лицо коменданта. Его дыхание едва прорывалось сквозь полузакрытые губы, и казалось, что в углу рта притаилась кривая улыбка. Рубиновый огонек продолжал слабо вспыхивать где-то на периферии моего зрения.
– Лейтенант?
– Иду, – я отпустил бессильно откинувшуюся голову коменданта и вышел вон, под горячие лучи солнца. Дверь тихо закрылась.
Когда я вернулся к челноку, Шнайдер сидел на одной из передних причальных стоек, развлекая толпу одетых как попало малолеток дешевыми фокусами. За ним пристально наблюдали двое людей в форме, укрывшихся в тени ближайшего купола. Когда я подошел ближе, Шнайдер бросил взгляд в мою сторону:
– Проблемы?
– Нет. Держись подальше от детей.
Шнайдер недоуменно поднял вверх брови и стал сворачиваться, не слишком спеша закончить фокус. В финале он вытащил из уха каждого ребенка по маленькой пластиковой фигурке. Все время, пока «дядя» показывал, как действуют его игрушки, дети недоверчиво молчали. Он сплющивал, складывал и потом надувал фигурки до прежних размеров. Дети наблюдали за действом, раскрыв от изумления рты.
Трюк Шнайдера напомнил еще кое о чем. В детстве меня тоже мучили кошмары, но какими бы трудными ни казались те годы, им не сравниться с ужасами этой планеты. Я спокойно заметил, обращаясь к Шнайдеру:
– Ты не делаешь доброго дела, убеждая, что люди в форме бывают хорошими.
Тот странно посмотрел в мою сторону и громко хлопнул в ладоши:
– Все, ребята. Расходитесь. Представление окончено.
Дети разбежались, нехотя покидая оазис развлечений и подарков. Шнайдер наблюдал за ними, скрестив руки и без особого сожаления.
– Откуда у тебя игрушки?
– Нашел в хранилище два контейнера для беженцев. Не думаю, что они пригодились бы госпиталю, где мы забрали челнок.
– Да, своих беженцев они перестреляли давно.
Кивнув в сторону детей, весело уносивших полученные в подарок игрушки, я добавил:
– Когда улетим, милиция конфискует это добро.
Шнайдер пожал плечами:
– Да знаю я. Но шоколад и болеутоляющее я уже раздал. Что делать-то будем?
Хороший вопрос. И к нему – сразу куча ответов, один другого лучше. Я как раз думал над одним вариантом, наиболее жестким, и смотрел в сторону ближайшего поста милиции.
– Смотри, вот ее ведут, – сказал Шнайдер, ткнув пальцем в сторону. Проследив за направлением жеста, я заметил приближавшегося к нам сержанта, тех двоих в форме и между ними – щуплую женскую фигуру с выставленными вперед скованными вместе руками. Прищурившись, я смотрел против яркого солнца, используя все доступное увеличение модифицированного зрения.
Должно быть, во времена расцвета своей карьеры археолога Таня Вордени выглядела куда лучше. Ее стройному телу явно не хватало пышности, а темные волосы определенно требовали внимания. По крайней мере мытья и укладки. Ничего, напоминавшего макияж, на лице женщины не было и быть не могло. Разумеется, ее лицо украсила бы улыбка или какое-то более или менее приветливое выражение.
Женщина покачнулась. Потеряв равновесие, она едва не упала, но конвойные не дали ей рухнуть наземь. Шнайдер было дернулся на помощь, но сумел удержать себя на месте.
– Таня Вордени, – без выражения произнес сержант. Он предъявил длинную ленту из пластика, сплошь заполненную полосами штрих-кода, вытащил сканер и сказал:
– Для передачи предъявите свой идентификатор.
Уткнув палец в висок с собственным кодом, я невозмутимо ждал, пока красный луч лазерного сканера считывал информацию с моего лица. Затем сержант нашел на пластике нужный код, соответствовавший Вордени, и тоже просканировал.
Вышедший немного вперед Шнайдер взял женщину за руку, с нарочитой бесцеремонностью втащив ее внутрь челнока. Вордени со своей стороны сыграла роль без единой эмоции на бледном лице. Я повернулся, собираясь проследовать на борт, и тут послышался голос сержанта, какой-то неожиданно надтреснутый.
– Лейтенант…
– Да, что еще? – я произнес свои слова с угрожающей интонацией.
– Она вернется?
Обернувшись к нему в проеме люка, я с недоумением поднял брови – точно, как это сделал Шнайдер несколькими минутами раньше. Сержант нарушал служебные правила и сам это понимал.
– Нет, сержант, – ответил я спокойно, словно разговаривая с ребенком. – Она не вернется никогда. Мы забираем ее для допроса. Забудьте об этом человеке, – и я закрыл люк.
Едва Шнайдер оторвал челнок от земли, я посмотрел в иллюминатор и понял, что сержант еще стоит на том же самом месте, прямо в центре шторма, поднятого нашим взлетом.
Он даже не прикрыл лицо от яростно жалящего песка.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Весьма популярная женщина, – сказал он. Я обернулся:
– Что?
– Вордени. Вы не первый, – с блеском в единственном глазу он наблюдал за моей реакцией.
– Не первый что?
– Не первый за последние три месяца, – говоря, он делал что-то с питанием своей левой руки, при этом лицо немного дергалось. – Была тут одна вылазка. Люди Кемпа. Им удалось прорвать оборону периметра и проникнуть внутрь. Неплохое техническое обеспечение прорыва, учитывая их нынешнее плачевное положение. По крайней мере в этом районе, – голова коменданта безвольно запрокинулась на спинку стула, и он издал длинный вздох. – Очень хорошие технологии. При таких обстоятельствах. Они приходили… за ней.
Наверное, должно было последовать какое-то продолжение, однако комендант молчал, едва поводя головой из стороны в сторону. Я на секунду замялся. Площадкой ниже стояли двое милиционеров, вопрошающе глядя на меня. Я снова прошел к столу коменданта, осторожно коснувшись его головы ладонями. Человеческий глаз закатился, и зрачок далеко ушел за верхнее веко, словно воздушный шарик, улетевший под крышу дома, где давно кончилась вечеринка.
– Лейтенант? – кто-то позвал меня со стороны внешней лестницы. Мгновение я продолжал всматриваться в лицо коменданта. Его дыхание едва прорывалось сквозь полузакрытые губы, и казалось, что в углу рта притаилась кривая улыбка. Рубиновый огонек продолжал слабо вспыхивать где-то на периферии моего зрения.
– Лейтенант?
– Иду, – я отпустил бессильно откинувшуюся голову коменданта и вышел вон, под горячие лучи солнца. Дверь тихо закрылась.
Когда я вернулся к челноку, Шнайдер сидел на одной из передних причальных стоек, развлекая толпу одетых как попало малолеток дешевыми фокусами. За ним пристально наблюдали двое людей в форме, укрывшихся в тени ближайшего купола. Когда я подошел ближе, Шнайдер бросил взгляд в мою сторону:
– Проблемы?
– Нет. Держись подальше от детей.
Шнайдер недоуменно поднял вверх брови и стал сворачиваться, не слишком спеша закончить фокус. В финале он вытащил из уха каждого ребенка по маленькой пластиковой фигурке. Все время, пока «дядя» показывал, как действуют его игрушки, дети недоверчиво молчали. Он сплющивал, складывал и потом надувал фигурки до прежних размеров. Дети наблюдали за действом, раскрыв от изумления рты.
Трюк Шнайдера напомнил еще кое о чем. В детстве меня тоже мучили кошмары, но какими бы трудными ни казались те годы, им не сравниться с ужасами этой планеты. Я спокойно заметил, обращаясь к Шнайдеру:
– Ты не делаешь доброго дела, убеждая, что люди в форме бывают хорошими.
Тот странно посмотрел в мою сторону и громко хлопнул в ладоши:
– Все, ребята. Расходитесь. Представление окончено.
Дети разбежались, нехотя покидая оазис развлечений и подарков. Шнайдер наблюдал за ними, скрестив руки и без особого сожаления.
– Откуда у тебя игрушки?
– Нашел в хранилище два контейнера для беженцев. Не думаю, что они пригодились бы госпиталю, где мы забрали челнок.
– Да, своих беженцев они перестреляли давно.
Кивнув в сторону детей, весело уносивших полученные в подарок игрушки, я добавил:
– Когда улетим, милиция конфискует это добро.
Шнайдер пожал плечами:
– Да знаю я. Но шоколад и болеутоляющее я уже раздал. Что делать-то будем?
Хороший вопрос. И к нему – сразу куча ответов, один другого лучше. Я как раз думал над одним вариантом, наиболее жестким, и смотрел в сторону ближайшего поста милиции.
– Смотри, вот ее ведут, – сказал Шнайдер, ткнув пальцем в сторону. Проследив за направлением жеста, я заметил приближавшегося к нам сержанта, тех двоих в форме и между ними – щуплую женскую фигуру с выставленными вперед скованными вместе руками. Прищурившись, я смотрел против яркого солнца, используя все доступное увеличение модифицированного зрения.
Должно быть, во времена расцвета своей карьеры археолога Таня Вордени выглядела куда лучше. Ее стройному телу явно не хватало пышности, а темные волосы определенно требовали внимания. По крайней мере мытья и укладки. Ничего, напоминавшего макияж, на лице женщины не было и быть не могло. Разумеется, ее лицо украсила бы улыбка или какое-то более или менее приветливое выражение.
Женщина покачнулась. Потеряв равновесие, она едва не упала, но конвойные не дали ей рухнуть наземь. Шнайдер было дернулся на помощь, но сумел удержать себя на месте.
– Таня Вордени, – без выражения произнес сержант. Он предъявил длинную ленту из пластика, сплошь заполненную полосами штрих-кода, вытащил сканер и сказал:
– Для передачи предъявите свой идентификатор.
Уткнув палец в висок с собственным кодом, я невозмутимо ждал, пока красный луч лазерного сканера считывал информацию с моего лица. Затем сержант нашел на пластике нужный код, соответствовавший Вордени, и тоже просканировал.
Вышедший немного вперед Шнайдер взял женщину за руку, с нарочитой бесцеремонностью втащив ее внутрь челнока. Вордени со своей стороны сыграла роль без единой эмоции на бледном лице. Я повернулся, собираясь проследовать на борт, и тут послышался голос сержанта, какой-то неожиданно надтреснутый.
– Лейтенант…
– Да, что еще? – я произнес свои слова с угрожающей интонацией.
– Она вернется?
Обернувшись к нему в проеме люка, я с недоумением поднял брови – точно, как это сделал Шнайдер несколькими минутами раньше. Сержант нарушал служебные правила и сам это понимал.
– Нет, сержант, – ответил я спокойно, словно разговаривая с ребенком. – Она не вернется никогда. Мы забираем ее для допроса. Забудьте об этом человеке, – и я закрыл люк.
Едва Шнайдер оторвал челнок от земли, я посмотрел в иллюминатор и понял, что сержант еще стоит на том же самом месте, прямо в центре шторма, поднятого нашим взлетом.
Он даже не прикрыл лицо от яростно жалящего песка.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Мы летели на гравитационной тяге, направляясь на запад.
Внизу мелькал пейзаж, состоящий из пустынной растительности, перемежавшейся кляксами более темного оттенка в местах, где корням местной флоры удавалось добраться до водоносных горизонтов.
Двадцатью минутами позже мы отыскали береговую линию и пошли курсом на открытое море, чтобы миновать районы, где, поданным войсковой разведки «Клина», кемписты расставили самонаводящиеся мины. Шнайдер летел на дозвуковой скорости, и нас могли запросто перехватить.
С начала полета я сидел в пилотской кабине и усиленно делал вид, что изучаю данные, поступающие со спутников Кареры. На самом деле я внимательно наблюдал за Таней Вордени. Как подсказывала мне интуиция Посланника.
Археолог сидела, забравшись в глубокое кресло, самое дальнее от входного люка и, соответственно, ближайшее к иллюминаторам обзора. Головой она почти упиралась в стекло. Глаза открыты, однако определить, видит она проносящийся внизу пейзаж или нет, казалось невозможным. На лице застыла неподвижная маска.
Заговорить с ней я даже не пытался. Похожими масками выглядели лица тысяч людей, прошедших передо мной за последний год. По прошлому опыту я знал: Вордени снимет маску, если захочет. Или останется в ней навсегда.
Таня Вордени сидела, закрывшись для любых внешних раздражителей, словно в скафандре. Скафандр – вот ответ, единственно доступный человеку в ситуации, когда параметры внешней среды не позволяют его разуму остаться невредимым. Когда без защиты просто не выжить.
В свое время это состояние определили как «посттравматический синдром». Всеобъемлющий и весьма расплывчатый термин. Напоминает одну надпись на заборе: проверь и, ясное дело, найдешь не то, что написано. Наверное, для более или менее эффективной борьбы с этим синдромом придумали немало всякого. Но такова психология и сама философия медицины – на самом деле все врачи преследуют одну и ту же цель: устранять последствия, а не лечить от хвори.
Что в нашем случае невозможно.
По-моему, совершенно неудивительно, что мы подобно неандертальцам продолжаем столько лет орудовать каменными топорами в остатках изящных марсианских сооружений и до сих пор не обнаружили ничего, что дало бы ключ к разгадке древней культуры.
В конце концов, глупо считать, будто мясник может соперничать с бригадой нейрохирургов. И неизвестно, в какой степени люди повредили бы носитель беспечно оставленных им знаний и технологий, обнаружив марсианский корабль слишком рано. Пока мы лишь стая шакалов, вынюхивающих брошенные тела и останки кораблекрушений.
Из переговорного устройства послышался голос Шнайдера:
– Выходим на побережье. Подниметесь ко мне?
Отодвинувшись от голографического дисплея, изображение на котором моментально потеряло объем, я искоса взглянул на Вордени. На голос Шнайдера она отреагировала, едва заметно повернув голову в сторону источника звука. Однако ее глаза посмотрели на диффузор закрепленного под потолком громкоговорителя совершенно безучастно.
Для меня не составило бы труда выудить из Шнайдера информацию о характере его прошлых отношений с Вордени, но я не знал, есть ли здесь связь с нашей теперешней ситуацией. По собственному признанию Яна, их контакт был непродолжительным, закончился два года назад с объявлением войны и, по моим представлениям, не мог принести особых проблем.
В худшем из сценариев могла оказаться выдумкой вся история с оставшимся в целости межзвездным кораблем. Если так, то под прикрытием этой «легенды» Шнайдер мог рассчитывать на освобождение напарницы-археолога и безопасный отход. К такому выводу подталкивали прошлые попытки ее освобождения. На секунду я даже засомневался: не сам ли Шнайдер направил тех бойцов-кемпистов с их «хорошими технологиями»?
Окажись предположение верным – и мне придется сильно разозлиться.
Внутренне и даже подсознательно я почти верил в версию Шнайдера. С момента, когда мы оба покинули госпиталь, удалось подтвердить много деталей, оказавшихся фактически точными. Верными были имена и даты: к северу от Заубервилля действительно проводились археологические раскопки, а в документах значилась распорядитель работ Таня Вордени. Транспорт обеспечивал пилот Ян Мендель, но лицо с фотографии принадлежало Шнайдеру, и список его рейсов действительно начинался с бортового номера и полетных данных суборбитального грузовика «Моваи» десятой серии. Если прежде Шнайдер и пробовал вытащить Вордени, эту попытку могли объяснять причины более материальные, чем простая симпатия. А если Шнайдер этого не делал, значит, в нашей игре участвовал кто-то еще. Как бы то ни было, за Шнайдером необходимо приглядывать.
Когда я вставал, то едва не ткнулся лицом в дисплей. Челнок заложил вираж, взяв курс на море. Уцепившись за проложенный над головой поручень, я посмотрел вниз, на археолога:
– На вашем месте я пристегнул бы привязной ремень. Предстоит небольшая встряска.
Она не ответила, но передвинула руки ближе к коленям. Я перешел в кокпит. Не отрываясь от рукояток управления, Шнайдер мельком взглянул в мою сторону. Кивнув, он показал в сторону дисплея, развернутого на максимум в самом верху зоны проекции:
– Судя по приборам, море не глубже пяти метров. Отмель тянется на много километров. Ты уверен, что это дерьмо не расставлено у самого берега?
Я сел рядом, заняв кресло второго пилота:
– Если так, мы бы увидели их торчащими из-под воды. Умная мина размером с «ядреную» бомбу и никак не меньше. Вообще это скорее мини-подлодка. Автоматическая, конечно. У тебя работает второе кресло?
– Разумеется. Просто надень маску. Управление вооружением – справа.
Натянув на голову эластичную маску стрелка-наводчика, я приложил руки к височным активационным площадкам. Перед глазами развернулся обозначенный в насыщенных тонах пейзаж. Ясного голубого цвета с переходами к серому, с хорошо видимым ландшафтом морского дна. Все находившееся на нем я мог видеть в тонах красного цвета, насыщенность которого определяли заранее внесенные в программу данные.
На дне лежали в основном безжизненные металлические останки, не проявлявшие никакой электроактивности и отображавшиеся на экране розовым цветом. Скользя над виртуальной картиной, я старался не напрягаться и не искать специально никакой активности, релаксируя в миллиметре от состояния «дзен».
Минному тралению Посланников не обучали. Парадоксально, но центром любых тренировок была выработка способности к достижению общего баланса. Такой баланс приходил сам как противоположность напряженному ожиданию любых событий. Посланник Протектората действует так, словно ему придали цифровую форму. Легко меняя облик и, как вечнозеленое дерево, сбрасывая гиперпространственные иголки, он готов проснуться где угодно. Готов очнуться в незнакомом теле и неизвестном мире, где по тебе к тому же стреляют. В конце концов ко всему привыкаешь.
Даже в удачный день к крутым переменам заранее не подготовишься, а при столь широком диапазоне ситуаций – от нестабильности до смертельной опасности – иного варианта у Посланников просто не случалось. Все они давно адаптировались.
Держа руки в карманах комбинезона, наш тренер Вирджиния Видаура задумчиво разглядывала присутствовавших слушателей из корпуса Посланников. Первый день после нашего поступления на службу. Она рассуждала вслух примерно так:
– Поскольку вычислить математическое ожидание всего, чего угодно, невозможно, мы будем учить вас не ждать ничего определенного. Тем самым вы окажетесь подготовленными ко всему.
Сознание не успело среагировать на первую мину. На самом краю поля моего зрения возникла красная вспышка, и руки уже взяли цель на ручное сопровождение. «Есть PC!» Нажав на кнопку, я разрешил залп орудиям шаттла. Небольшие противоракеты сорвались в сторону мины, прочертив виртуальный пейзаж зелеными трассами. Они вскрыли поверхность воды, словно ножи, разрезающие мякоть, и прошили мину на старте, до момента, когда она могла уклониться или принять решение. Детонационная вспышка – и поверхность моря выгнулась, как тело на столе для допросов.
Когда-то давным-давно человек управлял системами вооружения вручную. Люди поднимались в воздух на аппаратах не больше, да и не лучше, чем ванна с крыльями. Они стреляли друг в друга из того, что могли захватить с собой в кабину, и швыряли вниз ручные гранаты вместо бомб. Позже пришлось изобрести машины, годные для этой работы, и они делали свое дело быстрее и точнее людей. Какое-то время приоритет оставался за машинами.
Потом в дело вмешался прогресс бионики, неожиданно вернувший людям скорость и точность поражающего действия. Началась своего рода гонка технологий, с одной стороны – машинных, а с другой – основанных на все том же «человеческом факторе». В этом состязании психодинамика Посланников оказалась не самым последним сюрпризом на хорошо изученной трассе.
На самом деле существуют машины, стреляющие быстрее меня, но нам не повезло: челнок не оснастили ни одной подобной. Корабль предназначался для обеспечения работы госпиталя, и его вооружение, чисто оборонительное, состояло из турели с микроракетами в носовой части и устройства для выпуска ложных целей, расположенного в хвосте и не способного защитить даже воздушный змей. Воевать нам пришлось чуть ли не голыми руками.
– Одна сбита. Остальные будут оттуда же и появятся очень скоро. Убавляй ход. Держись низко и приготовь наш фейерверк.
Они подошли с запада, спеша через море, словно толстопузые пауки, привлеченные трупом своего собрата. Я ощутил, как челнок слегка вздрогнул в момент, когда Шнайдер снизился метров на десять. Потом корабль тряхнуло сильнее: отошли кассеты со «спецэффектами».
Мои глаза сканировали приближающиеся «умные» мины. Их было семь, и все сходились к нам. В одно место обыкновенно сбрасывали по пять штук, и те, что я видел, некогда составляли два комплекта. Неизвестно, кто и когда их проредил. Судя по сводкам, с начала войны в этих водах не бывало ничего, кроме рыбацких судов. Они и теперь усеивали дно своими обломками.
Взяв на прицел ближайшую мину, я сбил ее, не успев ничего подумать. И увидел, как остальные шесть выпустили первые торпеды, рванувшиеся из воды прямо на нас.
– Идут.
– Вижу, – сухо отозвался Шнайдер, и челнок ушел на траекторию обманного маневра.
Пришлось лупануть в белый свет микроракетами с самонаведением.
«Умные» мины – неправильное название. На деле они просто тупые. Тому есть причина: это оружие, предназначенное для узкого применения, и интеллект ему противопоказан. Используя свои когти, мины закрепляются на дне моря, обеспечивая надежность пуска торпед, и тихо ждут момента, когда над ними окажется цель. Есть мины, способные зарываться в грунт и потому невидимые даже спектросканерам. Некоторые маскируются под лежащий на морском дне металлолом.
Главное, что мины – оружие вполне статичное. Однако они способны вести огонь с ходу, хотя при этом становятся менее точными.
Что гораздо приятнее, их система распознавания принимает решения по совершенно жесткой схеме, еще до запуска определяя цель как чисто наводную либо воздушную. Для поражения воздушной цели используются ракеты класса «земля-воздух», а против судов мина направляет торпеды. Последние способны переходить в режим ракеты, маневрируя вблизи поверхности моря, или могут подниматься выше за счет подруливающих двигателей. К счастью, скорость полета таких торпед относительно мала.
Находясь на малой высоте и балансируя на границе воды, для стороннего наблюдателя мы представляемся обычным судном. Когда торпеды окажутся под нами, они не обнаружат в воде ничего и будут уничтожены нашими микроракетами прежде, чем успеют отстрелить основные двигательные установки – подводные. К тому времени выпущенные мной ракеты уже поразят две, нет, скорее три мины.
При таком раскладе…
Неисправность.
Неисправность.
Неисправность.
На периферии зрения вверху и слева начал пульсировать сигнал. Подробности тут же появились на голограмме немного ниже. Изучать их не было времени. Управление огнем «умерло», и две очередные микроракеты застряли на старте. Гребаная экономия… Эта мысль пронеслась у меня в мозгу и сгорела, как метеорит.
Рука хлопнула по кнопке автовосстановления. Примитивный вычислитель шаттла начал разбор цепи, отыскивая возможную неисправность. Времени нет. Восстановление может затянуться на минуты. А оставшиеся три мины запустили по нам скоростные ракеты «земля-воздух».
– Шна…
Не знаю, на чем и как прокололся Шнайдер, но летать он умел. Не успел я выговорить слово, как он поставил челнок вертикально, на струю ускоряющих двигателей. Голову прижало к спинке сиденья. Шаттл ринулся в небо, волоча за собой рой преследующих нас ракет.
– Заклинило!
– Понял, – невозмутимо ответил Шнайдер.
– Сбей их с курса! – заорал я, стараясь перекрыть столь же громкий вопль сирен. Альтиметр отсчитал высоту: больше километра.
– Готово.
Челнок содрогнулся, сбросив кассеты с целями-ловушками. Двумя секундами позже они разорвались позади шаттла, начинив небо крошечными электронными излучателями. Ракеты противника принялись рыскать в поисках множества ложных целей. На дисплее передо мной загорелся зеленый индикатор готовности вооружения, и в качестве подтверждения его исправности произошел пуск двух микроракет, из-за которых и возникла заминка. Ракеты ушли вперед, хотя никаких целей перед нами не было. Сидевший рядом Шнайдер с удовлетворением улюлюкнул, крутанув челнок вокруг оси. Силовое поле с запозданием компенсировало перегрузку, и я ощутил, как отреагировали на маневр мои кишки. С надеждой подумал: хорошо, если Таня Вордени не обедала перед полетом.
Ненадолго зависнув, мы вновь стремительно снизились и пошли над самой поверхностью моря. Прямо на нас шла новая волна ракет.
– Ставь помехи!
Вновь толчком отошли кассеты с ложными целями. Определив местоположение трех оставшихся мин, я опустошил магазины. Теперь оставалось лишь надеяться, затаив дыхание. Микроракет на турели не осталось.
Весь шаттл содрогнулся. На мгновение Шнайдер завис, включив гравитационную установку на обратную тягу, и теперь бомбы, летевшие быстрее, чем челнок с включенным реверсом, детонировали впереди нас и чуть ниже.
Мой виртуальный обзор заполнили помехи от электронной шрапнели, а затем я увидел вспышки. Ракеты противника самоуничтожились, не достигнув своих целей. Собственными микроракетами я отстрелялся в удобный момент до сброса наших бомб, нацелив их на ждавшие внизу мины.
Челнок снизился по крутой спирали, следуя за падающими остатками мишеней и обломками ракет. За мгновение до того, как нос шаттла коснулся поверхности моря, Шнайдер сбросил пару кассет с бомбами, детонировавшими после того, как мы целиком ушли под воду.
– Погрузились, – сообщил Шнайдер.
Синяя вода на моем экране по мере нашего погружения становилась все более и более синей. Покрутившись было в поисках мин, мы с удовлетворением обнаруживали кругом одни обломки. Выдохнув остатки воздуха, застрявшие в легких с момента ракетной атаки, я расслабленно поводил головой влево-вправо.
– Да… – произнес я, не обращаясь ни к кому конкретно. – Заварушка.
Челнок слегка коснулся дна, затем начал дрейфовать носом вперед. Вокруг медленно оседала на дно выброшенная нашими бомбами шрапнель. Разглядывая окрашенные в розовый цвет останки, я улыбнулся. Последние две бомбы досталось собирать мне. Ушло больше часа – за день до того, как мы забирали Вордени. Зато готовить начинку пришлось три дня, собирая «запчасти» по полям сражений.
Сняв маску, я принялся тереть глаза.
– Насколько мы далеко?
Шнайдер возился у панели приборов:
– Примерно в шести часах, если пойдем таким темпом. Я могу включить гравитационную тягу, и мы дойдем в два раза быстрее.
– Да-а… Или взлетим на воздух. Я не хотел бы снова стать мишенью, как в последние две минуты. Лучше держи поле выключенным, а время нам понадобится, чтобы хорошенько обсохнуть.
Шнайдер протестующее взглянул на меня:
– И чем будем заниматься по пути?
– Ремонтом, – лаконично ответил я и отправился в отсек к Тане Вордени.
Внизу мелькал пейзаж, состоящий из пустынной растительности, перемежавшейся кляксами более темного оттенка в местах, где корням местной флоры удавалось добраться до водоносных горизонтов.
Двадцатью минутами позже мы отыскали береговую линию и пошли курсом на открытое море, чтобы миновать районы, где, поданным войсковой разведки «Клина», кемписты расставили самонаводящиеся мины. Шнайдер летел на дозвуковой скорости, и нас могли запросто перехватить.
С начала полета я сидел в пилотской кабине и усиленно делал вид, что изучаю данные, поступающие со спутников Кареры. На самом деле я внимательно наблюдал за Таней Вордени. Как подсказывала мне интуиция Посланника.
Археолог сидела, забравшись в глубокое кресло, самое дальнее от входного люка и, соответственно, ближайшее к иллюминаторам обзора. Головой она почти упиралась в стекло. Глаза открыты, однако определить, видит она проносящийся внизу пейзаж или нет, казалось невозможным. На лице застыла неподвижная маска.
Заговорить с ней я даже не пытался. Похожими масками выглядели лица тысяч людей, прошедших передо мной за последний год. По прошлому опыту я знал: Вордени снимет маску, если захочет. Или останется в ней навсегда.
Таня Вордени сидела, закрывшись для любых внешних раздражителей, словно в скафандре. Скафандр – вот ответ, единственно доступный человеку в ситуации, когда параметры внешней среды не позволяют его разуму остаться невредимым. Когда без защиты просто не выжить.
В свое время это состояние определили как «посттравматический синдром». Всеобъемлющий и весьма расплывчатый термин. Напоминает одну надпись на заборе: проверь и, ясное дело, найдешь не то, что написано. Наверное, для более или менее эффективной борьбы с этим синдромом придумали немало всякого. Но такова психология и сама философия медицины – на самом деле все врачи преследуют одну и ту же цель: устранять последствия, а не лечить от хвори.
Что в нашем случае невозможно.
По-моему, совершенно неудивительно, что мы подобно неандертальцам продолжаем столько лет орудовать каменными топорами в остатках изящных марсианских сооружений и до сих пор не обнаружили ничего, что дало бы ключ к разгадке древней культуры.
В конце концов, глупо считать, будто мясник может соперничать с бригадой нейрохирургов. И неизвестно, в какой степени люди повредили бы носитель беспечно оставленных им знаний и технологий, обнаружив марсианский корабль слишком рано. Пока мы лишь стая шакалов, вынюхивающих брошенные тела и останки кораблекрушений.
Из переговорного устройства послышался голос Шнайдера:
– Выходим на побережье. Подниметесь ко мне?
Отодвинувшись от голографического дисплея, изображение на котором моментально потеряло объем, я искоса взглянул на Вордени. На голос Шнайдера она отреагировала, едва заметно повернув голову в сторону источника звука. Однако ее глаза посмотрели на диффузор закрепленного под потолком громкоговорителя совершенно безучастно.
Для меня не составило бы труда выудить из Шнайдера информацию о характере его прошлых отношений с Вордени, но я не знал, есть ли здесь связь с нашей теперешней ситуацией. По собственному признанию Яна, их контакт был непродолжительным, закончился два года назад с объявлением войны и, по моим представлениям, не мог принести особых проблем.
В худшем из сценариев могла оказаться выдумкой вся история с оставшимся в целости межзвездным кораблем. Если так, то под прикрытием этой «легенды» Шнайдер мог рассчитывать на освобождение напарницы-археолога и безопасный отход. К такому выводу подталкивали прошлые попытки ее освобождения. На секунду я даже засомневался: не сам ли Шнайдер направил тех бойцов-кемпистов с их «хорошими технологиями»?
Окажись предположение верным – и мне придется сильно разозлиться.
Внутренне и даже подсознательно я почти верил в версию Шнайдера. С момента, когда мы оба покинули госпиталь, удалось подтвердить много деталей, оказавшихся фактически точными. Верными были имена и даты: к северу от Заубервилля действительно проводились археологические раскопки, а в документах значилась распорядитель работ Таня Вордени. Транспорт обеспечивал пилот Ян Мендель, но лицо с фотографии принадлежало Шнайдеру, и список его рейсов действительно начинался с бортового номера и полетных данных суборбитального грузовика «Моваи» десятой серии. Если прежде Шнайдер и пробовал вытащить Вордени, эту попытку могли объяснять причины более материальные, чем простая симпатия. А если Шнайдер этого не делал, значит, в нашей игре участвовал кто-то еще. Как бы то ни было, за Шнайдером необходимо приглядывать.
Когда я вставал, то едва не ткнулся лицом в дисплей. Челнок заложил вираж, взяв курс на море. Уцепившись за проложенный над головой поручень, я посмотрел вниз, на археолога:
– На вашем месте я пристегнул бы привязной ремень. Предстоит небольшая встряска.
Она не ответила, но передвинула руки ближе к коленям. Я перешел в кокпит. Не отрываясь от рукояток управления, Шнайдер мельком взглянул в мою сторону. Кивнув, он показал в сторону дисплея, развернутого на максимум в самом верху зоны проекции:
– Судя по приборам, море не глубже пяти метров. Отмель тянется на много километров. Ты уверен, что это дерьмо не расставлено у самого берега?
Я сел рядом, заняв кресло второго пилота:
– Если так, мы бы увидели их торчащими из-под воды. Умная мина размером с «ядреную» бомбу и никак не меньше. Вообще это скорее мини-подлодка. Автоматическая, конечно. У тебя работает второе кресло?
– Разумеется. Просто надень маску. Управление вооружением – справа.
Натянув на голову эластичную маску стрелка-наводчика, я приложил руки к височным активационным площадкам. Перед глазами развернулся обозначенный в насыщенных тонах пейзаж. Ясного голубого цвета с переходами к серому, с хорошо видимым ландшафтом морского дна. Все находившееся на нем я мог видеть в тонах красного цвета, насыщенность которого определяли заранее внесенные в программу данные.
На дне лежали в основном безжизненные металлические останки, не проявлявшие никакой электроактивности и отображавшиеся на экране розовым цветом. Скользя над виртуальной картиной, я старался не напрягаться и не искать специально никакой активности, релаксируя в миллиметре от состояния «дзен».
Минному тралению Посланников не обучали. Парадоксально, но центром любых тренировок была выработка способности к достижению общего баланса. Такой баланс приходил сам как противоположность напряженному ожиданию любых событий. Посланник Протектората действует так, словно ему придали цифровую форму. Легко меняя облик и, как вечнозеленое дерево, сбрасывая гиперпространственные иголки, он готов проснуться где угодно. Готов очнуться в незнакомом теле и неизвестном мире, где по тебе к тому же стреляют. В конце концов ко всему привыкаешь.
Даже в удачный день к крутым переменам заранее не подготовишься, а при столь широком диапазоне ситуаций – от нестабильности до смертельной опасности – иного варианта у Посланников просто не случалось. Все они давно адаптировались.
Держа руки в карманах комбинезона, наш тренер Вирджиния Видаура задумчиво разглядывала присутствовавших слушателей из корпуса Посланников. Первый день после нашего поступления на службу. Она рассуждала вслух примерно так:
– Поскольку вычислить математическое ожидание всего, чего угодно, невозможно, мы будем учить вас не ждать ничего определенного. Тем самым вы окажетесь подготовленными ко всему.
Сознание не успело среагировать на первую мину. На самом краю поля моего зрения возникла красная вспышка, и руки уже взяли цель на ручное сопровождение. «Есть PC!» Нажав на кнопку, я разрешил залп орудиям шаттла. Небольшие противоракеты сорвались в сторону мины, прочертив виртуальный пейзаж зелеными трассами. Они вскрыли поверхность воды, словно ножи, разрезающие мякоть, и прошили мину на старте, до момента, когда она могла уклониться или принять решение. Детонационная вспышка – и поверхность моря выгнулась, как тело на столе для допросов.
Когда-то давным-давно человек управлял системами вооружения вручную. Люди поднимались в воздух на аппаратах не больше, да и не лучше, чем ванна с крыльями. Они стреляли друг в друга из того, что могли захватить с собой в кабину, и швыряли вниз ручные гранаты вместо бомб. Позже пришлось изобрести машины, годные для этой работы, и они делали свое дело быстрее и точнее людей. Какое-то время приоритет оставался за машинами.
Потом в дело вмешался прогресс бионики, неожиданно вернувший людям скорость и точность поражающего действия. Началась своего рода гонка технологий, с одной стороны – машинных, а с другой – основанных на все том же «человеческом факторе». В этом состязании психодинамика Посланников оказалась не самым последним сюрпризом на хорошо изученной трассе.
На самом деле существуют машины, стреляющие быстрее меня, но нам не повезло: челнок не оснастили ни одной подобной. Корабль предназначался для обеспечения работы госпиталя, и его вооружение, чисто оборонительное, состояло из турели с микроракетами в носовой части и устройства для выпуска ложных целей, расположенного в хвосте и не способного защитить даже воздушный змей. Воевать нам пришлось чуть ли не голыми руками.
– Одна сбита. Остальные будут оттуда же и появятся очень скоро. Убавляй ход. Держись низко и приготовь наш фейерверк.
Они подошли с запада, спеша через море, словно толстопузые пауки, привлеченные трупом своего собрата. Я ощутил, как челнок слегка вздрогнул в момент, когда Шнайдер снизился метров на десять. Потом корабль тряхнуло сильнее: отошли кассеты со «спецэффектами».
Мои глаза сканировали приближающиеся «умные» мины. Их было семь, и все сходились к нам. В одно место обыкновенно сбрасывали по пять штук, и те, что я видел, некогда составляли два комплекта. Неизвестно, кто и когда их проредил. Судя по сводкам, с начала войны в этих водах не бывало ничего, кроме рыбацких судов. Они и теперь усеивали дно своими обломками.
Взяв на прицел ближайшую мину, я сбил ее, не успев ничего подумать. И увидел, как остальные шесть выпустили первые торпеды, рванувшиеся из воды прямо на нас.
– Идут.
– Вижу, – сухо отозвался Шнайдер, и челнок ушел на траекторию обманного маневра.
Пришлось лупануть в белый свет микроракетами с самонаведением.
«Умные» мины – неправильное название. На деле они просто тупые. Тому есть причина: это оружие, предназначенное для узкого применения, и интеллект ему противопоказан. Используя свои когти, мины закрепляются на дне моря, обеспечивая надежность пуска торпед, и тихо ждут момента, когда над ними окажется цель. Есть мины, способные зарываться в грунт и потому невидимые даже спектросканерам. Некоторые маскируются под лежащий на морском дне металлолом.
Главное, что мины – оружие вполне статичное. Однако они способны вести огонь с ходу, хотя при этом становятся менее точными.
Что гораздо приятнее, их система распознавания принимает решения по совершенно жесткой схеме, еще до запуска определяя цель как чисто наводную либо воздушную. Для поражения воздушной цели используются ракеты класса «земля-воздух», а против судов мина направляет торпеды. Последние способны переходить в режим ракеты, маневрируя вблизи поверхности моря, или могут подниматься выше за счет подруливающих двигателей. К счастью, скорость полета таких торпед относительно мала.
Находясь на малой высоте и балансируя на границе воды, для стороннего наблюдателя мы представляемся обычным судном. Когда торпеды окажутся под нами, они не обнаружат в воде ничего и будут уничтожены нашими микроракетами прежде, чем успеют отстрелить основные двигательные установки – подводные. К тому времени выпущенные мной ракеты уже поразят две, нет, скорее три мины.
При таком раскладе…
Неисправность.
Неисправность.
Неисправность.
На периферии зрения вверху и слева начал пульсировать сигнал. Подробности тут же появились на голограмме немного ниже. Изучать их не было времени. Управление огнем «умерло», и две очередные микроракеты застряли на старте. Гребаная экономия… Эта мысль пронеслась у меня в мозгу и сгорела, как метеорит.
Рука хлопнула по кнопке автовосстановления. Примитивный вычислитель шаттла начал разбор цепи, отыскивая возможную неисправность. Времени нет. Восстановление может затянуться на минуты. А оставшиеся три мины запустили по нам скоростные ракеты «земля-воздух».
– Шна…
Не знаю, на чем и как прокололся Шнайдер, но летать он умел. Не успел я выговорить слово, как он поставил челнок вертикально, на струю ускоряющих двигателей. Голову прижало к спинке сиденья. Шаттл ринулся в небо, волоча за собой рой преследующих нас ракет.
– Заклинило!
– Понял, – невозмутимо ответил Шнайдер.
– Сбей их с курса! – заорал я, стараясь перекрыть столь же громкий вопль сирен. Альтиметр отсчитал высоту: больше километра.
– Готово.
Челнок содрогнулся, сбросив кассеты с целями-ловушками. Двумя секундами позже они разорвались позади шаттла, начинив небо крошечными электронными излучателями. Ракеты противника принялись рыскать в поисках множества ложных целей. На дисплее передо мной загорелся зеленый индикатор готовности вооружения, и в качестве подтверждения его исправности произошел пуск двух микроракет, из-за которых и возникла заминка. Ракеты ушли вперед, хотя никаких целей перед нами не было. Сидевший рядом Шнайдер с удовлетворением улюлюкнул, крутанув челнок вокруг оси. Силовое поле с запозданием компенсировало перегрузку, и я ощутил, как отреагировали на маневр мои кишки. С надеждой подумал: хорошо, если Таня Вордени не обедала перед полетом.
Ненадолго зависнув, мы вновь стремительно снизились и пошли над самой поверхностью моря. Прямо на нас шла новая волна ракет.
– Ставь помехи!
Вновь толчком отошли кассеты с ложными целями. Определив местоположение трех оставшихся мин, я опустошил магазины. Теперь оставалось лишь надеяться, затаив дыхание. Микроракет на турели не осталось.
Весь шаттл содрогнулся. На мгновение Шнайдер завис, включив гравитационную установку на обратную тягу, и теперь бомбы, летевшие быстрее, чем челнок с включенным реверсом, детонировали впереди нас и чуть ниже.
Мой виртуальный обзор заполнили помехи от электронной шрапнели, а затем я увидел вспышки. Ракеты противника самоуничтожились, не достигнув своих целей. Собственными микроракетами я отстрелялся в удобный момент до сброса наших бомб, нацелив их на ждавшие внизу мины.
Челнок снизился по крутой спирали, следуя за падающими остатками мишеней и обломками ракет. За мгновение до того, как нос шаттла коснулся поверхности моря, Шнайдер сбросил пару кассет с бомбами, детонировавшими после того, как мы целиком ушли под воду.
– Погрузились, – сообщил Шнайдер.
Синяя вода на моем экране по мере нашего погружения становилась все более и более синей. Покрутившись было в поисках мин, мы с удовлетворением обнаруживали кругом одни обломки. Выдохнув остатки воздуха, застрявшие в легких с момента ракетной атаки, я расслабленно поводил головой влево-вправо.
– Да… – произнес я, не обращаясь ни к кому конкретно. – Заварушка.
Челнок слегка коснулся дна, затем начал дрейфовать носом вперед. Вокруг медленно оседала на дно выброшенная нашими бомбами шрапнель. Разглядывая окрашенные в розовый цвет останки, я улыбнулся. Последние две бомбы досталось собирать мне. Ушло больше часа – за день до того, как мы забирали Вордени. Зато готовить начинку пришлось три дня, собирая «запчасти» по полям сражений.
Сняв маску, я принялся тереть глаза.
– Насколько мы далеко?
Шнайдер возился у панели приборов:
– Примерно в шести часах, если пойдем таким темпом. Я могу включить гравитационную тягу, и мы дойдем в два раза быстрее.
– Да-а… Или взлетим на воздух. Я не хотел бы снова стать мишенью, как в последние две минуты. Лучше держи поле выключенным, а время нам понадобится, чтобы хорошенько обсохнуть.
Шнайдер протестующее взглянул на меня:
– И чем будем заниматься по пути?
– Ремонтом, – лаконично ответил я и отправился в отсек к Тане Вордени.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Пламя дрожало, и отбрасываемые им блики делали маску, застывшую на лице женщины, похожей на камуфляж.
Когда-то лицо могло выглядеть красивым. До того, как в жизни Тани Вордени началась лагерная полоса. Жестокий режим лагеря для интернированных по политическим соображениям оставил следы на теле, превратив ее в ходячий скелет. Под глазами мешки, впалые щеки. Живыми оставались лишь глаза, и в остановившихся зрачках сейчас горел огонь. На лицо спадали редкие и прямые, как солома, волосы. Таня продолжала держать во рту мою незажженную сигарету.
– Не хотите это курить? – спросил я после паузы. Было похоже на плохую связь через спутник: двухсекундная задержка, после чего светившийся в ее глазах отблеск немного сместился, и Вордени сфокусировала взгляд на мне. Голос показался невыразительным, будто выцветшим от долгого молчания:
– Что?
– Сигарету. Это «Сайт-севен». Лучшее, что можно достать вне Лэндфолла.
Вордени неловко прикурила. Со второй попытки. Почти весь дым унесло потоком воздуха, но археолог успела вдохнуть остаток, слегка поморщившись.
– Спасибо, – негромко проговорила она. Продолжая держать пачку между ладонями, Вордени смотрела на сигареты так, словно на руках у нее сидел спасенный из воды котенок.
Остаток своей сигареты я докурил молча. Делал вид, что наблюдаю за береговой линией. Такая предосторожность запрограммирована. Она необходима всегда, но в основе вовсе не предчувствие опасности или желание Посланника прикинуться бездельником и барабанить пальцами в такт музыке. Пройдя службу в корпусе, остаешься готовым к любым неожиданностям внешнего окружения. Таким точно образом люди считают нормальным падение предмета, выпущенного из разжатых рук. Запрограммированность означает действие на уровне инстинктов, а Посланник никогда не откажется от предосторожности.
– Что вы со мной делаете? – Вордени произнесла эту фразу тем же тусклым голосом, которым поблагодарила за сигарету. Оторвав взгляд от росших вдоль берега деревьев, я посмотрел ей в глаза и заметил, что выражение их немного изменилось. Она вовсе не спрашивала.
– Я чувствую, – она коснулась виска сложенными вместе пальцами. – Это… Похоже… здесь что-то открылось.
Я кивнул, соображая, как ответить помягче. На большей части «изученных» мной планет вторжение в чужой мозг считалось нанесением серьезного морального урона, и так могли поступать только спецслужбы. Вряд ли сектор Латимера системы Санкции IV и сама Таня Вордени представляли какое-то исключение.
Посланники применяли довольно жестокую технологию, используя глубинные источники психосексуальной энергии человека, двигающие его поступками на генетическом уровне. Манипулируя животными инстинктами, можно построить воздействие на психику так, что в нужный момент его амплитуда дойдет до максимума. Начиная с легкого гипноза, затем вы входите в почти мгновенное личностное проникновение и далее – в поистине телесный контакт, лишь по ошибке принимаемый за прелюдию любовной игры.
Когда-то лицо могло выглядеть красивым. До того, как в жизни Тани Вордени началась лагерная полоса. Жестокий режим лагеря для интернированных по политическим соображениям оставил следы на теле, превратив ее в ходячий скелет. Под глазами мешки, впалые щеки. Живыми оставались лишь глаза, и в остановившихся зрачках сейчас горел огонь. На лицо спадали редкие и прямые, как солома, волосы. Таня продолжала держать во рту мою незажженную сигарету.
– Не хотите это курить? – спросил я после паузы. Было похоже на плохую связь через спутник: двухсекундная задержка, после чего светившийся в ее глазах отблеск немного сместился, и Вордени сфокусировала взгляд на мне. Голос показался невыразительным, будто выцветшим от долгого молчания:
– Что?
– Сигарету. Это «Сайт-севен». Лучшее, что можно достать вне Лэндфолла.
Вордени неловко прикурила. Со второй попытки. Почти весь дым унесло потоком воздуха, но археолог успела вдохнуть остаток, слегка поморщившись.
– Спасибо, – негромко проговорила она. Продолжая держать пачку между ладонями, Вордени смотрела на сигареты так, словно на руках у нее сидел спасенный из воды котенок.
Остаток своей сигареты я докурил молча. Делал вид, что наблюдаю за береговой линией. Такая предосторожность запрограммирована. Она необходима всегда, но в основе вовсе не предчувствие опасности или желание Посланника прикинуться бездельником и барабанить пальцами в такт музыке. Пройдя службу в корпусе, остаешься готовым к любым неожиданностям внешнего окружения. Таким точно образом люди считают нормальным падение предмета, выпущенного из разжатых рук. Запрограммированность означает действие на уровне инстинктов, а Посланник никогда не откажется от предосторожности.
– Что вы со мной делаете? – Вордени произнесла эту фразу тем же тусклым голосом, которым поблагодарила за сигарету. Оторвав взгляд от росших вдоль берега деревьев, я посмотрел ей в глаза и заметил, что выражение их немного изменилось. Она вовсе не спрашивала.
– Я чувствую, – она коснулась виска сложенными вместе пальцами. – Это… Похоже… здесь что-то открылось.
Я кивнул, соображая, как ответить помягче. На большей части «изученных» мной планет вторжение в чужой мозг считалось нанесением серьезного морального урона, и так могли поступать только спецслужбы. Вряд ли сектор Латимера системы Санкции IV и сама Таня Вордени представляли какое-то исключение.
Посланники применяли довольно жестокую технологию, используя глубинные источники психосексуальной энергии человека, двигающие его поступками на генетическом уровне. Манипулируя животными инстинктами, можно построить воздействие на психику так, что в нужный момент его амплитуда дойдет до максимума. Начиная с легкого гипноза, затем вы входите в почти мгновенное личностное проникновение и далее – в поистине телесный контакт, лишь по ошибке принимаемый за прелюдию любовной игры.