Они подходили на небольшой высоте, пряча след хоппера в неистовых предрассветных пыльных бурях Метца. Шахматные клетки полей мелькали под ними. Равнина уходила в безликий горизонт, никогда не видавший ни ледников, ни водных потоков. Хоппер взметал за собой черные столбы вирусотворной почвы, заставляя Ли чувствовать горячий, экзотически пряный запах гниения.
   Она прошла вдоль покоробленной палубы на нос хоппера и наклонилась навстречу ветру, внимательно вглядываясь вперед. Ее прибор глобальной системы навигации подсказывал, что цель – близка, близка настолько, чтобы быть визуально определяемой на этой плоской местности. Но терраформирование было проведено на Метце только частично, его атмосфера все еще кишела активными частицами фон Неймана и вирионами, и ее оптика едва пробивала легкий радиационный туман. Она прищурилась, переключилась на инфракрасную, а потом на квантовую телеметрию. Безнадежно.
   – Эй, Колодная, – спросил кто-то. – Это AI, оно все еще в сети?
   Ли не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что говоривший был одним из новобранцев: молодые всегда приходили в восторг от встречи с любыми AI.
   – Пока нет, – ответила Колодная. – И не вздумай назвать его в среднем роде в лицо, если, конечно, не хочешь вывести его из себя. Все AI – мужского рода, так же как лодки – женского.
   – Что оно… он чувствует, когда шунтируется?
   – Чувствует, будто забежал в горящий дом, – ответила Колодная. – Только дом – это ты.
   Ли расслышала в ее голосе иронию, несмотря на треск и рев хоппера. Ли обернулась и увидела, что Колодная все еще чистила свой карабин, с которым никогда не расставалась. Конечно, ей следовало бы сделать замечание. Операция предполагала применение только не смертельно опасного оружия. Но Колодная заработала себе право нарушать отдельные правила. Сегодня и Ли нарушала одно правило: всегда говорить правду.
   Она опять взглянула вдаль и обнаружила цель – яркую точку среди темных полей, которая появлялась и исчезала вновь с каждым скачком и наклоном хоппера. Цель росла, приобретая очертания сначала двух зданий, потом пяти. Ворота. Башня. Изгородь из двух рядов блестящей, недавно протянутой острой колючей проволоки отделяла группу строений от окружавших ее полей. Между рядами изгороди была полоса утрамбованной земли шириной с дорожку вокруг бейсбольной площадки. Ли прибавила увеличения на своей оптике и увидела отпечатки собачьих лап на земле. Разведка сообщала, что объект охраняется патрулями с собаками, и кажется, что хоть здесь они не ошиблись.
   Дальше, за дорожкой, высился гладкий куб из вирусотворного сплава – это был готовый модуль, который был воспроизведен посредством станции квантовой телепортации на орбите Метца и спущен сюда. Ли подумала, что именно эта маленькая роскошь и привела к обнаружению лаборатории, поскольку удалось проследить весь путь передачи счета за транспортировку до самой Альбы. В информации, полученной со спутника, куб блестел как жемчужина, но сегодня он был такой же тусклый, как темное небо, отражавшееся в его окнах. К югу от него за длинными невысокими металлическими ангарами с сельскохозяйственным оборудованием находилась обветшавшая громадина свекольного завода.
   Ли обернулась и взглянула на свою команду. Шанна, Дэллоуэй, Кэтрэлл и Колодная были ветеранами. О них не нужно беспокоиться. Коэн оставался Коэном. Он выполнит свою работу, как всегда, безупречно, и ей не следовало волноваться о нем, поскольку он физически будет присутствовать только через Колодную. Ее очень заботили двое молодых рядовых новобранцев, которых доставили три дня назад. Им не хватило времени на тренировки. Теперь им оставалось усвоить все в первые минуты или вообще никогда.
   – Две минуты! – прокричала она сквозь шум ветра.
   Никто не ответил, все ждали соединения с Коэном.
   Она в последний раз проверила свое оружие: длинноствольное импульсное ружье, нервный прерыватель, табельное оружие Космической пехоты, названное «гадюкой» за выступающие анодные штыри, похожие на ядовитые зубы змеи, и ее собственный, переделанный вручную пистолет «беретта». Затем она прошла по палубе, широко расставляя ноги, чтобы противостоять бортовой и килевой качке хоппера, и проверила снаряжение команды. Когда она наклонилась к винтовке новобранца, из-за ворота ее рубашки вывалилось распятие и, качнувшись, вспыхнуло золотым блеском.
   – Как мило, – сказал юноша и покраснел, добавив запоздалое «мэм». – Откуда у вас это?
   Она заправила крестик назад под рубашку.
   – Мне подарил его отец.
   Закончив с остальными, она подошла к Колодной и присела на корточки напротив нее. Но вовсе не для того, чтобы проверить что-то: Колодная была достаточно профессиональна. Просто хотелось попрощаться прежде, чем она зашунтируется.
   – Ну, – сказала Колодная. – Должно быть, будет интересно. Полный праздник души и тела.
   Ли пожала плечами.
   – По всей видимости, так оно и будет.
   – Жалко, что мне не придется этого увидеть. – Колодная улыбнулась во весь рот. – Не забудьте захватить меня на обратном пути.
   – Обязательно, – ответила Ли.
   Она наклонилась, чтобы взглянуть на карабин Колодной. Ничего обидного в такой проверке не было. И Колодная знала ее так хорошо, что не обижалась. Во время наклона распятие опять выпало. Колодная поймала его. Ли не успела отреагировать, как она уже заправила цепочку ей под рубашку и обмотала вокруг верхней пуговицы воротничка, чтобы держалась на месте.
   – Вот так. Лучше, да?
   Ли вгляделась в серые глаза.
   – Коэн, – сказала она.
   – Ты всегда узнаешь. Как тебе это удается? – улыбнулся он.
   Ли отстранилась, прошлась по палубе, вернулась и села лицом к нему. Спустя мгновение хриплое контральто Колодной пропело несколько строчек из песни Шарля Трене.
   Это была любимая песня Коэна, и ему нравилось напевать ее каждый раз, когда они оказывались в серьезной ситуации. Однажды, когда она спросила его об этом, он сказал, чтобы она сама взяла и поискала ответ. Но она нашла только несколько неинтерактивных сайтов да зашифрованную ссылку на французский Иностранный легион, которая заставила ее задуматься о том, насколько в действительности стар Коэн.
   – Мы начинаем? – спросила она.
   Но единственное, что она услышала в ответ, – еще несколько строк из песни, спетых на этот раз не голосом Колодной, а переливающимся тенором Коэна: 
 
Quand tu souris, tout comme toi je pleure en secret.
Un reve, cherie, un amour timide et discret.[3] 
 
   Ее «оракул» перевел ей эти слова, но она совершенно не могла понять, что общего у тайных мечтаний и пения с техническими рейдами.
   Затем она почувствовала, как ее подключили, и ее унесло в пучину мощным подводным течением связанных друг с другом нейронных сетей AI. Он держал ее на связи, постепенно настраивая и отлаживая канал. Затем одного за другим подключил и остальных бойцов команды, пока в сети не зазвучало семь ясных голосов. Отсутствовал только голос Колодной, поскольку ее рефлексы и боевое программирование находились в распоряжении Коэна, и до конца рейда она не должна была появиться. Теперь жизнь Колодной зависела от решений, которые принимал Коэн, пока шунтировался в ней.
   «Внимание! – обратилась Ли к команде. – Отключить глобальную систему навигации».
   Она отключила систему у себя и почувствовала, как другие сделали то же самое. Потом наступила долгая дезориентирующая пауза. Это всегда было худшим моментом для Ли: острое подсознательное беспокойство из-за пропадающего потока информации, убивающее решимость состояние неопределенности и потерянности в пространстве, где Коэн был единственным связующим звеном между ними.
   Наконец Коэн начал передавать корректировку позиций ее инерциальным системам, и Ли почувствовала облегчение. Затем, без всякого сигнала тревоги, соединение начало прерываться, пока совсем не пропало. Там, где всего несколько секунд назад Ли чувствовала только огромные бесстрастные сети AI, появилась Колодная.
   Один из молодых рекрутов застонал, когда турбулентный поток, искажающий сеть, накрыл их. У Ли перехватило дыхание, она закрыла глаза и ждала, зная, что немедленный выход из сети только ухудшит ситуацию.
   Все миновало.
   Колодная исчезла, а Коэн появился снова, словно ничего не произошло.
   «Проблемы?» – спросила Ли.
   Но если даже они и были, он вряд ли бы признался.
 
   Они высадились в северо-западном углу комплекса, сбросив спусковые канаты, пока не появились патрули с собаками. Когда они укрылись в тени свекольного завода, Ли увидела, как биодетекторы кожи бойцов ее команды прошли полный цикл программ маскировочной окраски: небесно-серая, грязно-коричневая, ржаво-оранжевая.
   Дверь в лабораторию была незаметно встроена в боковую стену завода, там, где и указала разведка. Ли оставалась снаружи, пока Кэтрэлл возился с замком. Затем они вместе с Дэллоуэем бегом спустились по лестнице из гофрированной вирустали, чтобы обеспечить прикрытие площадки и дать возможность остальным спуститься следом.
   Согласно схеме Сузы, площадка вела к длинному проходу, идущему к внешнему ряду лабораторий. Ли произвела грубое беглое сканирование, убедилась, что соседние лаборатории были пусты, затем рванула по проходу со скоростью восемьдесят два километра в час ровно, в точном соответствии с планом. На бегу она внезапно почувствовала боль в левом колене. Она заплатит за эту скорость позже – кости и связки не могут соперничать со сталекерамикой.
   Ли добежала до убежища вместе с первой группой. Она просканировала пространство, внимательно вслушиваясь и осматриваясь. Затем привела вторую группу, и вся команда, перекатами огибая угол, добралась до лаборатории. Они перегруппировались в конце длинного ультрасовременного вирусотворного отсека. Вся лаборатория была построена из керамических блоков. Белые стены, белые светильники, белые полы и потолки. Единственное цветное пятно – изображение красного солнца с лучами, нанесенное на пол через трафарет, – предупреждало о биологической опасности. Под ним отсутствовал логотип компании. Но в лаборатории, которая, без сомнения, являлась нелегальной, его и не должно было быть.
   По всей длине отсека стояли открытые вирусотворные резервуары, опутанные различными питающими линиями и окруженные биомониторами. Половина резервуаров была пуста. Остальные заполняла чистая высококачественная вирусная матричная жидкость.
   «?» – передала Ли Коэну.
   «Здесь ничего нет», – ответил он.
   Они полностью осмотрели лабораторию и двинулись дальше.
   Проверку следующих трех лабораторий провели по графику. Но и там не было найдено ничего, что привлекло бы внимание AI. В лаборатории номер четыре Ли прикрывала Колодную, пока Коэн не внедрился в систему удаленного доступа и не совершил первое осторожное вторжение в главный компьютер. Ему потребовалось менее секунды, чтобы подтвердить разведданные. Лаборатория номер пять выделялась, как черная дыра, из всей лабораторной сети полным отсутствием выходных устройств и была эпицентром противозаконной работы, которая проводилась здесь.
   Вход в пятую находился за углом в тупике, единственном во всем комплексе. Ли добралась туда первой. Сначала она остановилась, осмотрелась вокруг, жестом послав Кэтрэлла к дальней стене, откуда он должен был прикрывать ее. По его кивку она собрала все внутренние силы и бросилась за угол – прямо в ослепительное сияние белого света.
   Стремительно двигаясь, она влетела внутрь. Не важно, какова опасность, главное – не останавливаться, иначе рискуешь застрять в зоне обстрела. Затем она закатилась за стеллаж с канистрами со стерильным физиологическим раствором, где затаилась, чтобы оценить урон.
   Все было в порядке.
   Она успешно пересекла луч фотоэлемента, установленного в двери для защиты содержимого незапечатанных лабораторных вирусотворных резервуаров. Биодетекторы ее кожи справились с задачей – замаскировали ее присутствие и нейтрализовали сигнализацию, защитив боевые вирионы на ее коже и форме от воздействия облучения. Никаких проблем.
   За исключением одной. Этот луч должен был быть отмечен на схеме, полученной от разведки. Должен, но не был. Она просчитывала, что еще пропустила разведка и будет ли следующий сюрприз таким же безобидным.
   Как только Ли убедилась, что сигнализация не активна, она дала команду всем остальным. У них оставалось еще двенадцать минут и двадцать три секунды до возвращения хоппера. Времени на ненужные предосторожности не оставалось. Когда периметр был проверен, она разбила группу на пары и приказала им проверить резервуары. Она настроила свою систему связи с реальным пространством так, чтобы принимать сигнал, если чей-нибудь пульс превысит нормальный для боевой обстановки уровень.
   Затем она вошла в информационный поток Коэна и вместе с ним внедрилась в систему.
   Система безопасности лаборатории оказалась гораздо сильнее обычной программной защиты. Никакой возможности проскочить под радаром не было, поэтому Коэну предстояло преодолеть очень сильных противников. Сеть была разбита на шесть отдельных зон. Он должен был взломать каждую из них в отдельности и в то же время увернуться от квазиинтеллектуальных агентов, защищавших эти зоны. Запасной вход отсутствовал, поэтому невозможно было войти в сеть, не запустив целый пакет защитных программ. И даже если Коэн прошмыгнет мимо них, Колодная физически застрянет в главном компьютере лаборатории, доступная любому вирусу или биоактивному коду, который система направит на нее.
   Пока Ли наблюдала, Коэн размотал гладкую серебряную нить кода, скрепив его в свободную ленту Мебиуса, и запустил его на главный сайт компании с обычным сообщением.
   «Троянский конь, – подумала она. – Давно описанный в книгах трюк».
   Коэн засмеялся до того, как она закончила мысль.
   «Хорошее хакерство требует знакомства с классикой, Кэтрин».
   «Мы что, уже закончили задачу?»
   «Нет, мэм».
   В ее сознании опять появился мальчик-школьник, который одной рукой залез по локоть в ярко раскрашенную коробку с печеньем.
   Ли внимательно посмотрела на него. Мальчик лопнул, словно мыльный пузырь.
   «Сконцентрируйся на работе», – сказала она.
   Защитная программа «проглотила коня», как и предполагалось. Через восемь секунд сигналы тревоги были отключены во всей сети. Через двадцать три секунды программы системы, защищавшие ее от вторжения, заарканили «коня» и отправили его в отдельный файл – «зоопарк для вирусов». Несколько секунд ничего не происходило. Затем в «зоопарке» возникла зона беспорядочной активности, раздувшаяся в мутное грибовидное облако самовоспроизводящегося, произвольно мутируемого кода.
   Ли задержала дыхание, стараясь следовать за кодом, который вращался быстрее, чем мог реагировать ее военный невропродукт. Она выключила виртуальный интерфейс и очутилась в последовательности чисел, ощутив себя плывущей в переменчивом океане независимых сетей, чем, по сути, и являлся Коэн.
   Его стратегия работала. Программа безопасности прослеживала каждый новый вирус, взламывала его код и посылала антидоты по всей своей клиентской базе в Объединенных Нациях. Но эта игра была проиграна для обороняющейся стороны еще до первого свистка. Вирус постоянно мутировал, генерируя новый код быстрее, чем система взламывала старый, заставляя исходящую почту системы расти по экспоненте. И каждая новая копия вируса в паре с антидотом содержала вложенный пакет активного кода, который атаковал принимающую систему, посылая к тому же еще один сигнал о помощи назад в «зоопарк для вирусов».
   Через двенадцать секунд сеть стороннего провайдера переполнилась, заблокировалась и выключилась. Цель была обозначена, а Коэн – готов приступить к серьезной работе.
   Ли настроила систему связи с реальным пространством на максимальный уровень. Команда все еще собирала образцы содержимого резервуаров. Они методично передвигались вдоль ряда резервуаров, сканируя и записывая результаты. Никакого поиска с целью уничтожения, эта операция – только для сбора информации.
   «Отход минус восемь минут десять секунд, – передала она личному составу. – Давайте живее».
   Она вернулась в сеть как раз вовремя – наблюдать, как Коэн выуживает серию разрешительных кодов из файлов персонала лаборатории, залезая в базу данных, как системный администратор.
   «Все в порядке?» – поинтересовалась она.
   «Все сделано, осталось только вынюхать, где здесь кость зарыта».
   «Тогда нюхай быстрее. Осталось семь минут сорок одна секунда».
   И Ли вернулась назад в реальное пространство.
   Они опаздывали. Ли послала Шанну и двух новобранцев в дальний конец лаборатории, просигналив, что сама прикроет средние ряды. Они были на опасной грани опоздания с отходом, но она не собиралась задерживаться, особенно в разгар пыльной бури, все еще бушевавшей наверху. И ее очень беспокоило, что Суза не подготовил запасной вариант отхода.
   В нескольких рядах от себя Ли увидела, как Дэллоуэй опустил руку в открытый резервуар, а затем резко выдернул, размахивая ею перед собой. Рука его была покрыта радужной масляной пленкой, на которой развернулась битва между мутирующими вирусами и антивирусами.
   «Я плавлюсь! Я плавлюсь!»
   «Стряхни ее, Дэллоуэй».
   Один из новобранцев закричал.
   Крик оборвался; Шанна зажал ему рот рукой, чтобы предотвратить панику. Но когда Ли всмотрелась, то поняла, что парнишку не в чем винить.
   В резервуаре было тело. И во всех резервуарах до самого конца лаборатории были тела. Женские тела. Или, точнее, тело одной женщины: небольшого роста, с характерными корейскими чертами (редкость сама по себе для четвертого века человеческой диаспоры) и смуглой кожей, несмотря на искусственную бледность, порождаемую водой и лабораторным освещением.
   «Кажется, нельзя устраивать creche[4] в неправительственной организации, – неопределенно сказал Дэллоуэй. – Разве это не противозаконно?»
   «Это не creche, – сказала Ли. – Это просто организмы, питающие невропродукты».
   Но это не были разрешенные невропродукты, которые она видела раньше.
   Она заглянула в бак, стоявший перед ней, внимательно осмотрела штрих-коды, нанесенные на бледное, болезненного цвета тело, атрофированные конечности, серебряный блеск сталекерамических волокон, обвивающих незащищенные нервные клетки. На первый взгляд этот невропродукт мало чем отличался от встроенного в AI, который был у каждого солдата ее команды, или от применяемого в гражданских системах виртуальной реальности, которым пользовались подростки из богатых семей, чтобы бродить по потокопространству. Но этот невропродукт выращивался не на вирусной матрице, а во взрослых телах. А бледные, погруженные в воду лица были настолько идентичны, с такими правильными чертами, так не по-человечески совершенны, что могли принадлежать только генетическим конструкциям-клонам.
   Ли пристально смотрела на тела, захваченная эхом, шепотом воспоминания, которое убегало от нее, как испуганный конь, каждый раз, когда она протягивала к нему руку: «Не встречала ли она уже эту линию генетического воспроизводства? На Гилеаде? Не культивируют ли они здесь невропродукт для солдат Синдиката? И почему? Неужели есть кто-то настолько ненормальный, чтобы так рисковать?»
   «Можем ли мы проверить эти образцы?» – спросила она Шанну.
   «Но что мы будем делать, если это… на что это похоже?»
   Ли проверила, сколько осталось времени. Семь минут двенадцать секунд.
   «Мы узнаем у Сузы. Коэн, нам нужно связаться со штабом».
   «Нет, не нужно».
   «У нас здесь ситуация».
   «Не обращай внимания. Возьмите образцы и забудьте об этом».
   «Ты уже видел то, что мы ищем?»
   «Да, – ответил Коэн, но на этот раз по персональному соединению. – И ты не найдешь Сузу на линии, сколько бы раз ты его ни вызывала. Но если ты не уйдешь вовремя, то волноваться по поводу выращивания незаконных конструкций уже вряд ли придется».
   Ли поняла слова Коэна сразу же, как Шанна получил первый результат анализа ДНК.
   – Они на самом деле конструкции, – сказал Шанна. Кэтрэлл выругался:
   – Эти ублюдки выбросили нас на предприятие Синдиката, даже не сказав нам об этом? Какого чер…
   – Прекращай, – сказала ему Ли.
   – Какой Синдикат? – спросила она у Шанны. – Какая серия?
   Шанна замялся.
   – Они… не… Я вовсе не думаю, что это – геномы Синдиката. Это – какое-то старье. Обычный продукт эпохи до разрыва. Эти штуки – просто динозавры.
   Неожиданно Ли с пугающей ясностью поняла, что ее так тревожило. Это лицо запомнилось ей не потому, что оно принадлежало ее старому врагу, а потому, что это было ее собственное лицо.
   Эти конструкции были ее близнецами, их геномы собирали, подвергали анализу и испытывали на выживание в созданном человеком аду шахт Мира Компсона. И они хранились здесь, несмотря на более чем двадцатилетний запрет, действующий на всей территории Объединенных Наций.
   Она отвернулась, чувствуя головокружение и тошноту, с надеждой, что это жуткое сходство видно только ей.
   – Давайте заканчивать, пора убираться отсюда, – сказала она. – И держите голову на плечах. Нам нужно успеть уйти, а не то нам дадут жара. Семь минут, и начинаю отсчет.
   Она включила у себя виртуальное окно и увидела Коэна, продолжающего сканировать файлы.
   «Шесть минут пятьдесят одна секунда до отхода. Когда ты узнал об артиллерии?»
   «Я только что вспомнил».
   «И ты хочешь, чтобы я тебе поверила?»
   «Можешь верить, во что хочешь. А сейчас помолчи и дай мне работать».
   Она дала ему целую минуту.
   «Пять пятьдесят одна. Тебе остается минута двадцать».
   «Мне нужно больше».
   «У нас больше нет времени».
   Она переключилась на прием информации реального пространства. Команда находилась в нерешительности и нервно поедала ее глазами.
   «Проверь коридор», – сказала она Дэллоуэю.
   И снова вошла в интерактивную связь. Число направлений, по которым искал Коэн, превышало двадцать. Он работал так быстро, что казался ей огромным холодным потоком света, пробегавшим по цифровым рядам внутри лабораторного компьютера.
   «Как дела?» – поинтересовалась она.
   Никакого ответа.
   «Ответь что-нибудь, Коэн».
   «Есть!» – сказал он.
   Соединение замигало.
   – Черт! – сказала Колодная, тряся головой и жмурясь. Потом исчезла, соединение появилось вновь, Ли даже не успела почувствовать головокружение.
   «Что это, черт возьми, было?»
   «Я не знаю – что-то непонятное в интерфейсе. Дай мне еще минуту!»
   «У нас нет ни секунды».
   Но через минуту он еще был в сети, а Ли ждала.
   «Мне самой тебя отключить?»
   И тут она увидела кровь на лице Колодной.
   Оттолкнув ее от компьютерного центра, Ли выдернула штекер у нее из головы, понимая, что все равно опоздала. Она все еще стояла на том же месте с проводом в руке, когда первые пули с завыванием пронеслись по коридору.
   «Всем на пол!» – передал Дэллоуэй.
   Ли переключилась на виртуальную реальность и настроилась на трансляцию Дэллоуэя. Кэтрэлл корчился внизу под лестницей. Стуча подошвами, вбежали четверо охранников, последний остановился и перевернул Кэтрэлла носком ботинка, чтобы забрать его винтовку.
   «Уходим», – сказала она Коэну.
   Вместо ответа она услышала звук упавшего на пол карабина Колодной.
   Колодная истекала кровью, которая капала у нее из носа, оставляя водянистые розовые брызги на белой плитке пола. Ее тело дергалось, мышцы ног и спины сводило судорогами. Ли приходилось видеть раньше, как работают живые вирусы. Она и без Коэна понимала, что еще несколько минут и Колодная потеряет способность передвигаться. Ли знала и то, что жизнь ее подчиненной висит на волоске и закончится прямой линией на мониторе, если им не удастся вытащить ее отсюда.
   «Она может идти?» – спросила Ли.
   «Пока да».
   «А что, если ты отключишь шунт?»
   Смех Коэна замерцал по числам язычками лесного пожара.
   «Я – это единственное, что ее держит».
   В коридоре раздалась стрельба. На этот раз не приглушенный вой разрядов импульсных ружей, а настоящие пули, которые ударялись о бетон и сталекерамику. Ли вошла в канал Дэллоуэя и обнаружила, что его зажали в дальнем конце коридора, а Шанна и остальные не могли из-за своего расположения прикрыть его огнем.
   Лаборатория казалась теперь в три раза длиннее, чем раньше. Когда они преодолели половину пути, кривые показателей жизнедеятельности Колодной прыгали так, что предупредительные сигналы опасности вспыхивали перед глазами Ли.
   – Подожди! – тяжело дыша, сказал Коэн, вырываясь из ее рук и поворачиваясь к компьютерному центру.
   Ли проследила его взгляд к пустой руке Колодной и сразу же вспомнила, как с резким стуком на плитки пола упал карабин, никем не замеченный, никем не поднятый.
   – Слишком далеко, – сказала она и протянула ему свое собственное импульсное ружье.
   – Нет, – ответил он. – Пусть будет у тебя. Ты все равно меня прикроешь. А «гадюка» здесь не поможет. Ты не сможешь ею воспользоваться.