Страница:
Но как раз Белле и пришло в голову посмотреть журналы, потому что ее это сильно беспокоило. Ли сразу нашла то, что нужно, в графах, относившихся к ранним предрассветным часам двадцать третьего числа. Один-единственный полет челнока. Этот челнок возвратился назад пустой, чтобы забрать двадцать четыре человека и доставить их к обычному времени начала первой смены. Этот челнок оставил Ханну Шарифи на поверхности в самый разгар ночной смены, когда переходные площадки и офисы пустовали. Ли открыла информацию о пассажирах и увидела, что только Ян Войт и Белла сопровождали Шарифи в ее последнюю поездку на шахту.
Войт, Белла и Шарифи спустились на планету вместе. А возвратилась только одна Белла.
– Файл, должно быть, подделан, – сказала Белла, когда Ли все показала ей.
– Я не думаю. Посмотри на счет Фурмана.
– Он исправлен. Любой компьютер можно обмануть.
– Посмотри на файл сама, если хочешь. Мне кажется, что с ним все в порядке.
Белла открыла рот, словно собиралась что-то сказать, и тяжело опустилась на кровать. Ли закрыла кубик и тщательно убрала следы, которые оставила, открывая и читая его. Корчову вовсе не нужно знать об этом. Как, впрочем, и остальным.
– С тобой все в порядке? – спросила она, когда закончила.
Но Белла как будто оглохла. Ли дотронулась до ее плеча, и Белла вздрогнула, как от ожога.
– Если мы узнаем, кто это сделал, изменит ли это что-нибудь? – спросила Ли.
Блестящие глаза смотрели на нее, и в них Ли снова заметила темную бездонную пустоту. В ее сознании вдруг возник образ Беллы, лежащей поперек стола Хааса. Ли представила себе пустой холодный бессознательный взгляд глаз Беллы во время петлевого шунтирования.
– Если мы узнаем, кто это сделал, все изменится, – сказала наконец Белла.
Она встала и расправила платье на бедрах. Что-то блеснуло у нее на шее. Кулон. Кулон, сделанный из кусочка квантового конденсата.
Ли уставилась на него, забыв обо всем.
– Где ты его взяла? – спросила она.
Белла попыталась закрыть кулон рукой, сделав стыдливо-робкий жест, как и девчонка-уборщица в аэропорте в Хелене. А потом произнесла то, в чем Ли сейчас не сомневалась:
– Мне его дала Ханна.
– Когда? – спросила Ли. – Когда Ханна дала его тебе?
– В ночь накануне своей смерти, – ответила Белла почти шепотом.
– До или после того, как она послала сообщение из квартиры Хааса?
– Она не посылала… – Белла замолчала, задержала свой взгляд на Ли и вздохнула. – После того, как она его послала.
– Почему ты не сказала мне об этом раньше, Белла?
– Потому что она просила меня не говорить. Потому что это был секрет. Секрет Ханны.
– Этот секрет, возможно, и привел к ее смерти. Белла запрокинула голову, будто Ли ударила ее.
– Нет, – ответила она. – Нет!
– А кому предназначалось это сообщение, Белла? С кем она разговаривала во Фритауне? Что она им сказала?
– Я не знаю. Я даже и не слышала. Я не хотела знать.
– Если бы ты знала, то об этом узнал бы и Хаас?
– Хаас, Корчов. Какая разница кто? Я бы рисковала, зная это.
Ли тихо рассмеялась, поглаживая ноющее плечо.
– Ты не понимаешь, – сказала Белла, и ее голос стал напряженным и настойчивым. – Контракт, и все такое… – это было вторично. Ханна попросила меня помочь ей. Она пришла ко мне. Она говорила, что нуждается во мне, что я – единственная, кому она могла доверять самое важное, что она когда-либо делала, самое важное, что мы обе когда-либо делали. Но это должно быть нашим секретом. Я сделала это для нее.
Порыв ветра ударил по зданию, и большой лист вируфлекса, закрывавший окно, оторвался и бился, как парус на мачте. Белла вскочила, вся дрожа.
– Почему ты мне не веришь? – прошептала она.
– Я верю тебе, – сказала Ли. – Я действительно тебе верю… Я просто… не могу понять, что все это значит.
Разговаривая, Ли положила руку на плечо Белле, и теперь Белла повернулась и спряталась в ее объятиях, уткнувшись лицом в шею. Ли попыталась освободиться и поняла, что Белла плачет. Ли нехотя продолжала обнимать Беллу и гладить ее изящное плечо.
– Извини меня, – сказала Белла, – просто я…
– Нет, это ты извини меня, – сказала Ли. – Какое мое дело, чем ты занимаешься. Ты ведь мне ничем не обязана.
– Нет, я все-таки тебе обязана. Все, что я сказала о… тебе и Ханне… Я просто разозлилась.
Белла посмотрела на нее, подняв голову вверх. Ее темно-лиловые глаза прояснились, хотя слезы все еще висели на ресницах. Белла вытянула руку и коснулась своим бледным пальцем губ Ли так же, как это делал Коэн.
«О Боже, – подумала Ли. – Пора уходить. Прямо сейчас. Но почему мои ноги словно к полу прикручены?»
Кто-то кашлянул. Ли отскочила от Беллы, как собака, которую хозяин застал на месте преступления.
– Аркадий? – спросила она.
– Нет, – сказал Коэн, стоящий у двери. – Это я.
– Я…
– Мне нужно идти, – сказала Белла. – А то Корчов будет меня искать.
Коэн повернулся и провожал Беллу взглядом, пока она шла по коридору. Потом оба услышали, как хлопнуло одеяло, закрывавшее воздушный шлюз, и звуки ее шагов заглохли в зале под куполом.
Ли начала говорить, но он поднял руку.
– Тебе совершенно не нужно ничего объяснять мне.
Он оперся о дверь в позе, которая показалась Ли наигранной, а когда он заговорил, то его голос был нейтральным и ровным, что по ее многократному опыту означало скорую бурю.
– Будь осторожна, Кэтрин.
– Будь осторожна в чем? – спросила Ли.
Ответ был очевиден – аромат духов Беллы все еще витал в воздухе между ними.
– У нее в голове – месть. А месть – коварная штука. Она заставляет людей обманывать будущее. Она заставляет их рисковать так, что они могут втянуть в неприятности всех вокруг.
– Ну, теперь ты эксперт по мотивации человеческих поступков.
Коэн пожал плечами.
– Хорошо, – сказал он так спокойно, будто они обсуждали погоду. – Делай все, что хочешь. Но мне кажется, тебе понятно, что она использует тебя.
– В таком случае, у нее масса коллег, не так ли?
Коэн вздохнул и принялся старательно изучать ногти Аркадия. Как он научился заставлять ее чувствовать угрызения совести, когда просто молча стоял рядом?
– Я поняла, что собиралась делать Шарифи. Хотя сейчас уже поздно что-нибудь исправить. Это она послала сообщение из квартиры Хааса. Белла сообщила ей его пароль. Поврежденный файл, о котором говорила Нгуен, на самом деле зашифрован. Причем зашифрован так, что только Гоулд могла его расшифровать. Они использовали набор этих дурацких смешных украшений в качестве источника запутанности. Надо же было умудриться. Обычная бижутерия!
Ли ощущала странную щекотку, по которой поняла, что Коэн входит в ее файлы, смотрит на дешевое ожерелье Гоулд, на уборщицу в туалете аэропорта, на подарок Шарифи Белле.
– Хорошо, – сказал он, обдумывая то, что увидел. – Итак, она нашла готовый источник запутанности. Может быть, они с Гоулд давно придумали этот фокус с ожерельями, как шутку, и не думали, что он сможет пригодиться в деле. Они использовали эти ожерелья как одноразовый блокнот, как секретный шифр, который Шарифи получила, не прибегая к услугам Техкома или других корпоративных попечителей. Теперь никто не может прочесть сообщение Шарифи, пока не получит ожерелья Гоулд. которое застряло в медленном времени вместе с ней до того, как…
– До завтра, – прервала его рассуждения Ли. Они переглянулись.
– Это похоже на Ханну, – сказал Коэн, – так пошутить. Она фактически спрятала в дешевой безделушке то – и она это знала, – что мы все будем искать. Но почему?
– Эта информация была для Ханны страховым полисом, с одной стороны. Вместе с посылкой, отправленной на «Медузе».
– Ну, и этот полис не сработал, ведь так? – спросил Коэн и сразу же добавил, пытаясь смягчить сказанное: – Бедная Ханна. Какой ужас.
– Но я не понимаю, – продолжил он через секунду. – Шарифи получает результаты. Затем она шифрует их и посылает нечитаемый вариант Нгуен, Корчову, во Фритаун. Затем она стирает все следы своей работы из системы АМК. Затем она – по крайней мере, мы можем предположить, что это была она, – отправляет Гоулд во Фритаун. И дарит Белле свой использованный кристалл после того, как берет с нее слово никому не говорить, что послала шифрованное сообщение. Почему? Зачем принимать столько абсурдных мер, чтобы защитить информацию, а затем рассылать ее? А если она хотела распространить свои данные по всему пространству ООН и Синдикатов, то для чего использовать кристаллы? Зачем шифровать их таким образом, что только кристалл Гоулд позволит прочесть их?
– Это объясняет «Медузу», – сказала Ли. – Почтовый ящик. Она хочет, чтобы информация распространялась. Она стремится к избыточности, если пользоваться твоей терминологией. Но она не хочет, чтобы это читали все. Не сейчас по крайней мере.
– Так чего же она ждала?
– Хотела бы я знать, – сказала Ли.
Она тяжело опустилась на свою койку и протерла глаза пальцами, которые все еще пахли пивом.
– А что насчет завтра? – спросила она.
– Информатор Дааля сообщил, что в течение следующих двух суток должно что-то произойти. Дааль беспокоится о том, что новые обстоятельства помешают нам выполнить работу. Откровенно говоря, я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с ним. Что хорошего будет, если мы возбудим живое поле и не получим никаких данных. Или останемся там сами. И чем скорее мне удастся связать шахтеров с «ФриНетом», тем лучше. Это будет не в первый раз, когда Техком закроет прессу и поставит всю планетарную милицию на голову.
«Поставить на голову – это самая подходящая фраза», – подумала Ли. Ей стало интересно, как поступит Нгуен со срочными планами и вообще что она предпримет. Было ли это неосознанным побуждением завершить свою работу прежде, чем корабль Гоулд достигнет Фритауна?
– А что думает Рамирес? – спросила она, пытаясь скрыть эту мысль и надеясь на то, что Коэн не успел поймать ее. – Сеть готова?
– Настолько, насколько возможно. – Он отошел от двери и зашел в комнату. – Корчов пришел в ярость, разыскивая тебя. Есть такое понятие «удача, уплывающая из рук», ты его знаешь. Даже у тебя такое бывало. Где ты была?
– Я навещала мать.
До этого Коэн не смотрел на Ли, но после ее ответа устремил к ней свой взгляд.
– Расскажи.
– Хорошо, – согласилась она, понимая, что втайне хотела этого. – Но не сейчас. Сейчас мне нужно сконцентрироваться на завтра. Да и тебе тоже.
«Все будет хорошо». Эта мысль плавала в ее сознании так легко и естественно, как будто принадлежала ей самой, и только со следующим изумленным вздохом она поняла, что это Коэн думает внутри нее: «Ты сможешь заставить соединение работать. Ты всегда об этом знала. А с остальным мы справимся».
В ответ она мысленно произнесла осторожное «да» и почувствовала, как он услышал его.
– Ты спрашивала техов об этом? – громко спросил Коэн. – Это дьявольски больно.
Ли догадалась, что он говорит о ее руке, ощущая боль через интрафейс вместе с ней. Она осторожно согнула руку. Рука сгибалась плохо.
«Определенно не блестяще. Но до конца дела, будем надеяться, хватит».
– Все нормально.
– Да это просто мучение. Я не знаю, как ты это выносишь.
Ли на миг удалось взглянуть на себя его глазами с короткого расстояния, разделявшего их: непредсказуемая, загадочная, яростная, сильная и великолепно совместимая с хрупким человеческим телом личность, ускользавшая от него в зеркальную анфиладу статистических волновых функций.
– Уже поздно, – сказала она. – Мне, в отличие от тебя, нужно выспаться. Давай не будем беспокоиться ни о чем, кроме завтрашнего дня, хорошо? Сделаем работу, и по домам.
Что-то вспыхнуло в глазах Аркадия.
– Вместе?
– Это не проблема завтрашнего дня.
– Будь осторожна, Кэтрин.
– И ты тоже.
СМЕРТОНОСНЫЕ ВЕКТОРЫ
ПЛАСТ НА АНАКОНДЕ: 8.11.48
Крысы бежали, пеной поднимаясь из шахты, будто уцелевшие после бомбежки.
– Они чувствуют, что потолок перегружен, – сказал Дааль Ли, после того как одна из крыс забежала в панике в комнату и пробежала по ее ноге, прежде чем обнаружила выход. – Будет большой обвал. Я бы не оставался внизу дольше, чем это действительно необходимо.
Он взглянул на нее, и его светлые глаза сверкнули голубизной, как огонь лампы Дэви в рудничном газе.
– Честно говоря, я бы вообще не спускался туда. Они находились в командном центре забастовщиков в надшахтном копре шахты номер два. Ли с Беллой потребовался целый день и большая часть ночи, чтобы добраться туда, передвигаясь по туннелям под родильными лабораториями.
В течение всего этого долгого путешествия Коэн вел Ли (если слово «вел» здесь правильно подходит). Он слышал все мысли, ощущал каждый приступ боли и каждый неверный шаг. И она чувствовала и понимала его так, что они были почти одним целым. Наконец-то Ли осознала, почему Коэн постоянно путал местоимения. Я, ты, мы. Твой. Мой. Все эти слова потеряли сейчас свой первоначальный смысл. И ни одно из них не сохраняло свое значение дольше, чем на миг.
Между ними все еще существовали границы, даже сейчас, когда интрафейс работал в полную силу. Были двери и стены, некоторые из них прочные, не позволяющие проникнуть внутрь или, чаще, не пускавшие ее туда. Но никакая разделительная линия не оставалась неизменной так долго, что Ли могла обозначить ее и сказать: «Здесь заканчиваюсь я, а здесь начинается он». Стены всего лишь напоминали, насколько она была с ним связана, насколько невозможно было думать или чувствовать, или даже дышать, не соприкасаясь с ним.
С последнего визита сюда Ли надшахтный копер изменился. Забастовщики заполнили скрипучие коридоры. Привезли целый грузовик матрацев и одеял из микропластика, и теперь в холлах и раздевалках спали люди. Кое-кто даже готовил на самодельных газовых плитах. Все двигались нарочито быстро, говорили подчеркнуто громко, голоса звучали слишком высоко, и это раздражало. Ли понимала такое психологическое состояние. Она замечала его у студентов, землекопов, чернорабочих. Это был дух толпы, ожидающей подхода войск, направленных на подавление мятежа. Но, конечно, она замечала это с другой стороны линии фронта.
Ли отбросила эти мысли и подошла к окну. Кто-то поставил снаружи самосвал, и его шасси частично закрывали окно. Она наблюдала за горизонтом между колесами самосвала. Ночь была темной, лишь на небе среди облаков кое-где пробивались звезды. Плоская равнина угольного месторождения раскинулась на мили вокруг, и пейзаж нарушался только похожими на горы отвалами породы и проржавевшими остовами горных комбайнов. В инфракрасном свете местность представляла собой хаос. Отвалы породы дымились. Старые брошенные машины и пустые бочки из-под горючего спустя несколько часов после захода солнца все еще отдавали солнечное тепло в воздух. Ли не нужен был прибор инфракрасного наблюдения, чтобы догадаться, где были войска: ее глаза инстинктивно выискивали каждый бугорок и ложбинку, где мог укрываться солдат, замечали огонь костра, отраженный оптическим прицелом снайпера.
«О Боже, прошу тебя, дай мне спуститься под землю до того, как мне придется решать, стрелять или не стрелять в этих ребят».
– Когда они начнут? – спросила она Дааля, когда пришли Рамирес и Мирс Перкинс.
Дааль обратился к ним:
– Есть новости?
– Никаких, – ответил Рамирес.
Мирс ничего не сказала, а только коротко тряхнула головой.
– Мы думаем, что у нас есть еще день-другой, – сказал Дааль.
– Что произойдет, если они начнут, когда мы будем под землей?
Мирс пожала плечами.
– Начнут, так начнут. А под землей самые большие проблемы – это воздух и время, а не наземные войска.
Мирс развернула карту и показала на ней маршрут. Проводник Дааля поможет им добраться до «Тринидада», затем они свернут в боковую штольню, ведущую к вертикальному шурфу, не указанному на картах АМК. Если прочистить этот шурф, то его диаметра хватит, чтобы спустить им сверху баллоны с кислородом, если снизу будут держать направляющий трос. Когда полевые испытания закончатся, Ли и Белла должны подойти к этому шурфу, а люди Дааля помогут им выбраться на поверхность.
Ли слушала Мирс и вместе с другими следила за маршрутом по карте. Это было выполнимо. В высшей степени выполнимо. Ей не раз приходилось играть в кости. Единственный вопрос заключался в том, позволит ли сама шахта дать им свободно уйти.
– Вы только доберитесь до этого шурфа, – сказала Мирс в конце. – Как только мы встретимся там, оценим ситуацию. И я либо выведу вас через главный штрек, либо уйдем в горы по туннелям вольноопределяющихся.
– Почему ты? – Ли вопросительно посмотрела на нее. – Ты не пойдешь. Ты не можешь идти.
– Конечно, я пойду, – сказала Мирс. – Лучше меня никто не сможет.
Ли посмотрела на Дааля, но, прежде чем она начала говорить, послышались винтовочные выстрелы, раздавшиеся с их стороны. Дааль и Мирс бросились к окну. Ли встала у них за спиной и попыталась увидеть что-то в окне. Безнадежно. Она увидела только какое-то движение на равнине и кривые трассы летящих пуль. Затем движение приобрело очертания, очертания превратились в человека. Человек шел, держа в руках белый флаг.
– Прикажи им прекратить стрельбу! – резко сказал Дааль.
Рамирес тут же выбежал за дверь.
– Боже, – пробормотала Ли. – Этот парень держит в руках свою жизнь.
– Больше чем свою жизнь, – ответил Дааль. Они подождали. В дверях показался Рамирес.
– Мы его знаем, – сказал он. – Офицер милиции, прикомандированный к службе безопасности станции. Наш парень, из Шэнтитауна. Кажется, его зовут Брайан Маккуин.
Ли затаила дыхание.
– И какого черта они послали Брайана? – тихо, но отчетливо сказал Дааль.
– Потому что, – ответила Мирс, – они думают, что мы не убьем его.
Ее глаза были так же холодны, как космос. Шахтеры снаружи и еще несколько человек из тех, что были внутри здания, окружили Маккуина до того, как подоспела Ли. Когда ей наконец удалось пробиться к нему, она увидела, что один глаз у него заплыл почти полностью, а сам он выглядел сильно потрепанным.
– Ты что, с ума сошел? – спросила она.
Он посмотрел на нее как побитый щенок.
– Мне нужно поговорить с вами наедине.
Ли оглянулась на Дааля, стоящего у нее за спиной, посмотрела на Мирс, наклонившуюся, чтобы войти в дверь.
– Мы даем вам десять минут, – сказал Дааль.
Мирс промолчала, с ненавистью во взгляде отодвинулась, пропустив Дааля, а потом вышла и закрыла дверь за собой.
– Я ничего не рассказал им, – сказал Маккуин, когда они остались одни, – кроме того, что мне необходимо поговорить с вами.
– Ну, вот ты и говоришь со мной. Что ты хочешь сказать?
Он смотрел на нее, не отводя глаз. Вера, страх, подозрение смешались на его мальчишеском лице.
– Кто послал тебя, Брайан?
Его глаза на миг посмотрели в сторону.
– А вы не догадываетесь?
– Хаас?
Он нерешительно осмотрел комнату, ища на обветшалых стенах оборудование для скрытого наблюдения. Потом произнес одно слово:
– Нгуен.
«Не верь ему, – дышал ей в затылок Коэн. – Особенно если он пришел от Хелен».
Ли отбросила эту мысль в сторону. Она не могла не верить Брайану. К тому же, возможно, Нгуен решила передать ей под столом так необходимого сейчас туза.
Она выдвинула стул, села и нагнулась к нему, чтобы он мог продолжать. Насколько она знала, в этой комнате не было подслушивающих устройств. А если они и были, тогда Мирс не придется тратить много времени, чтобы выбить из Маккуина то, что он нашептал Ли. Но если он хочет играть в секретного агента, то и Бог с ним. Какой вред от этого?
– Она знает все, – прошептал он ей. – Я послал ей пленку от службы безопасности аэропорта, и она поняла все, что там произошло. Кто вас захватил. Почему. И что Корчов хочет от вас.
Его рот был так близко, что она чувствовала его дыхание у себя в ухе.
Ли представляла себе, что произошло. Нгуен выкачала из Маккуина каждый спин информации, да так, что он даже и не почувствовал, как его «выжали». Она обвела его вокруг пальца, загипнотизировала с самого первого потокопространственного взгляда. Но в этом и заключалась работа Нгуен. И можно было поспорить на что угодно, что Нгуен выполняет ее отлично, что она поддержит Ли и поможет, когда будет действительно необходимо. Пока Ли соблюдает лояльность, добивается нужного результата и остается верной. И пока это в интересах Секретариата.
– А что с Гоулд? – спросила она, отметая надоедливые вопросы Маккуина в сторону. – Есть ли здесь какой-нибудь прогресс?
– Именно поэтому Нгуен отложила высадку войск. Чтобы Корчов не сбился с графика. Чтобы быть уверенной, что мы все закруглим прежде, чем Гоулд достигнет Фритауна. Она говорит, что сейчас нужно продолжать сотрудничать с ними, чтобы потянуть время. Мне поручено спуститься вместе с вами и постоянно быть при вас до самого конца. И еще мне поручили сообщить вам, что Корчов затевает против вас недоброе. Они считают, что он попытается убить вас сразу же, как только получит данные.
Для нее это вовсе не было новостью. Хотя Корчов казался слишком прагматичным, чтобы убивать кого-то, пока можно было выжать еще немного информации при помощи шантажа.
– И она говорит, чтобы вы не беспокоились об Альбе, – добавил Маккуин. – Там обо всем позаботились.
Ли смотрела на Маккуина. Она была в шоке. А он, казалось, не имел ни малейшего представления о чудовищном смысле слов, которые он только что произнес.
– Ну, а когда мы уберемся отсюда? – спросила она, когда к ней вернулось хладнокровие.
– Как только полевые испытания закончатся. Вы и я.
– И Коэн.
Маккуин прищурился.
– Что?
– Ты, я и Коэн. Тот AI.
– Ах, AI. Ну да, конечно.
Она не поняла, показалось ли ей или в его взгляде мелькнуло сомнение.
– А что мы будем делать с Корчовым?
– Решим по ходу дела.
Ли почувствовала приятную твердость «беретты» на поясе и посмотрела на Маккуина. Он отвернулся.
Что на самом деле сказала ему Нгуен? Утаивает ли он что-нибудь от нее или просто нервничает, как любой, кого впервые направляют на спецзадание? Сможет ли она противостоять своему союзнику, хватит ли ей уверенности? Ей, без всякого сомнения, не хотелось спускаться в шахту ни с кем другим, кроме Беллы. При условии, что Белла будет прикрывать ее.
– Хорошо, – сказала она после затянувшейся паузы. – Будем работать, как указала Нгуен. Ты готов?
Маккуин кивнул головой.
– Тогда сделай нормальное лицо, и пошли отсюда.
Мирс передвигалась по шахте с уверенностью шахтерской собаки. Ее обманчиво медленные шаги покрывали расстояние со скоростью, на которую не влияли крутые подъемы и тяжелые глинистые слои. Она не тратила силы зря. Каждый шаг был продуман, каждый взгляд ее светлых глаз – просчитан. Ее движения, дыхание, стабильная работа мышц – все подчинялось холодной логике: истраченное впустую движение – это истраченный впустую воздух, а истраченный впустую воздух – это упущенное время. А шахтеры, которым не хватило времени в шахте, где обнаружен газ, умирали.
Она заставляла их периодически делать остановки в целях безопасности. Во время остановок, когда все, кроме Маккуина, снимали с себя маски дыхательных аппаратов ради нескольких коротких минут свободного дыхания, Мирс начала разговаривать с Ли.
Она рассказывала о своей работе, о новом муже, о детях. Тихо. Не называя имен. Не затрагивая прошлого. Просто рассказывала. Сначала они разговаривали только во время передышек, потом Ли пристроилась за ней, и они стали разговаривать на ходу. Искаженный, лишенный персональных особенностей голос, отфильтрованный дыхательным аппаратом, совсем не сочетался с теми ежедневными интимными подробностями, о которых она рассказывала Ли. Она не расспрашивала Ли ни о чем. Но по тем маленьким отрывкам и фразам, которые встречались в рассказе Мирс, Ли поняла, что она знает о ней многое. Но это была та информация, которую знал каждый, кто регулярно смотрел спин-новости. Ничего личного. Ничего опасного.
Пока Мирс говорила, Ли поняла, что своими рассказами она строила между ними не мост, а стену. Иными словами, Мирс объясняла Ли, что ее жизнь теперь – это чужая земля, из которой нет дорог, ведущих к Миру Компсона. Это был их выбор, сделанный в том прошлом, которое Ли не помнила. Жизнь отца, отданная в уплату за несколько визитов к доктору. Старое будущее Ли в обмен на ее новое будущее. А Мирс жила в мире, в котором не было места для сожалений или возврата долгов.
Войт, Белла и Шарифи спустились на планету вместе. А возвратилась только одна Белла.
– Файл, должно быть, подделан, – сказала Белла, когда Ли все показала ей.
– Я не думаю. Посмотри на счет Фурмана.
– Он исправлен. Любой компьютер можно обмануть.
– Посмотри на файл сама, если хочешь. Мне кажется, что с ним все в порядке.
Белла открыла рот, словно собиралась что-то сказать, и тяжело опустилась на кровать. Ли закрыла кубик и тщательно убрала следы, которые оставила, открывая и читая его. Корчову вовсе не нужно знать об этом. Как, впрочем, и остальным.
– С тобой все в порядке? – спросила она, когда закончила.
Но Белла как будто оглохла. Ли дотронулась до ее плеча, и Белла вздрогнула, как от ожога.
– Если мы узнаем, кто это сделал, изменит ли это что-нибудь? – спросила Ли.
Блестящие глаза смотрели на нее, и в них Ли снова заметила темную бездонную пустоту. В ее сознании вдруг возник образ Беллы, лежащей поперек стола Хааса. Ли представила себе пустой холодный бессознательный взгляд глаз Беллы во время петлевого шунтирования.
– Если мы узнаем, кто это сделал, все изменится, – сказала наконец Белла.
Она встала и расправила платье на бедрах. Что-то блеснуло у нее на шее. Кулон. Кулон, сделанный из кусочка квантового конденсата.
Ли уставилась на него, забыв обо всем.
– Где ты его взяла? – спросила она.
Белла попыталась закрыть кулон рукой, сделав стыдливо-робкий жест, как и девчонка-уборщица в аэропорте в Хелене. А потом произнесла то, в чем Ли сейчас не сомневалась:
– Мне его дала Ханна.
– Когда? – спросила Ли. – Когда Ханна дала его тебе?
– В ночь накануне своей смерти, – ответила Белла почти шепотом.
– До или после того, как она послала сообщение из квартиры Хааса?
– Она не посылала… – Белла замолчала, задержала свой взгляд на Ли и вздохнула. – После того, как она его послала.
– Почему ты не сказала мне об этом раньше, Белла?
– Потому что она просила меня не говорить. Потому что это был секрет. Секрет Ханны.
– Этот секрет, возможно, и привел к ее смерти. Белла запрокинула голову, будто Ли ударила ее.
– Нет, – ответила она. – Нет!
– А кому предназначалось это сообщение, Белла? С кем она разговаривала во Фритауне? Что она им сказала?
– Я не знаю. Я даже и не слышала. Я не хотела знать.
– Если бы ты знала, то об этом узнал бы и Хаас?
– Хаас, Корчов. Какая разница кто? Я бы рисковала, зная это.
Ли тихо рассмеялась, поглаживая ноющее плечо.
– Ты не понимаешь, – сказала Белла, и ее голос стал напряженным и настойчивым. – Контракт, и все такое… – это было вторично. Ханна попросила меня помочь ей. Она пришла ко мне. Она говорила, что нуждается во мне, что я – единственная, кому она могла доверять самое важное, что она когда-либо делала, самое важное, что мы обе когда-либо делали. Но это должно быть нашим секретом. Я сделала это для нее.
Порыв ветра ударил по зданию, и большой лист вируфлекса, закрывавший окно, оторвался и бился, как парус на мачте. Белла вскочила, вся дрожа.
– Почему ты мне не веришь? – прошептала она.
– Я верю тебе, – сказала Ли. – Я действительно тебе верю… Я просто… не могу понять, что все это значит.
Разговаривая, Ли положила руку на плечо Белле, и теперь Белла повернулась и спряталась в ее объятиях, уткнувшись лицом в шею. Ли попыталась освободиться и поняла, что Белла плачет. Ли нехотя продолжала обнимать Беллу и гладить ее изящное плечо.
– Извини меня, – сказала Белла, – просто я…
– Нет, это ты извини меня, – сказала Ли. – Какое мое дело, чем ты занимаешься. Ты ведь мне ничем не обязана.
– Нет, я все-таки тебе обязана. Все, что я сказала о… тебе и Ханне… Я просто разозлилась.
Белла посмотрела на нее, подняв голову вверх. Ее темно-лиловые глаза прояснились, хотя слезы все еще висели на ресницах. Белла вытянула руку и коснулась своим бледным пальцем губ Ли так же, как это делал Коэн.
«О Боже, – подумала Ли. – Пора уходить. Прямо сейчас. Но почему мои ноги словно к полу прикручены?»
Кто-то кашлянул. Ли отскочила от Беллы, как собака, которую хозяин застал на месте преступления.
– Аркадий? – спросила она.
– Нет, – сказал Коэн, стоящий у двери. – Это я.
– Я…
– Мне нужно идти, – сказала Белла. – А то Корчов будет меня искать.
Коэн повернулся и провожал Беллу взглядом, пока она шла по коридору. Потом оба услышали, как хлопнуло одеяло, закрывавшее воздушный шлюз, и звуки ее шагов заглохли в зале под куполом.
Ли начала говорить, но он поднял руку.
– Тебе совершенно не нужно ничего объяснять мне.
Он оперся о дверь в позе, которая показалась Ли наигранной, а когда он заговорил, то его голос был нейтральным и ровным, что по ее многократному опыту означало скорую бурю.
– Будь осторожна, Кэтрин.
– Будь осторожна в чем? – спросила Ли.
Ответ был очевиден – аромат духов Беллы все еще витал в воздухе между ними.
– У нее в голове – месть. А месть – коварная штука. Она заставляет людей обманывать будущее. Она заставляет их рисковать так, что они могут втянуть в неприятности всех вокруг.
– Ну, теперь ты эксперт по мотивации человеческих поступков.
Коэн пожал плечами.
– Хорошо, – сказал он так спокойно, будто они обсуждали погоду. – Делай все, что хочешь. Но мне кажется, тебе понятно, что она использует тебя.
– В таком случае, у нее масса коллег, не так ли?
Коэн вздохнул и принялся старательно изучать ногти Аркадия. Как он научился заставлять ее чувствовать угрызения совести, когда просто молча стоял рядом?
– Я поняла, что собиралась делать Шарифи. Хотя сейчас уже поздно что-нибудь исправить. Это она послала сообщение из квартиры Хааса. Белла сообщила ей его пароль. Поврежденный файл, о котором говорила Нгуен, на самом деле зашифрован. Причем зашифрован так, что только Гоулд могла его расшифровать. Они использовали набор этих дурацких смешных украшений в качестве источника запутанности. Надо же было умудриться. Обычная бижутерия!
Ли ощущала странную щекотку, по которой поняла, что Коэн входит в ее файлы, смотрит на дешевое ожерелье Гоулд, на уборщицу в туалете аэропорта, на подарок Шарифи Белле.
– Хорошо, – сказал он, обдумывая то, что увидел. – Итак, она нашла готовый источник запутанности. Может быть, они с Гоулд давно придумали этот фокус с ожерельями, как шутку, и не думали, что он сможет пригодиться в деле. Они использовали эти ожерелья как одноразовый блокнот, как секретный шифр, который Шарифи получила, не прибегая к услугам Техкома или других корпоративных попечителей. Теперь никто не может прочесть сообщение Шарифи, пока не получит ожерелья Гоулд. которое застряло в медленном времени вместе с ней до того, как…
– До завтра, – прервала его рассуждения Ли. Они переглянулись.
– Это похоже на Ханну, – сказал Коэн, – так пошутить. Она фактически спрятала в дешевой безделушке то – и она это знала, – что мы все будем искать. Но почему?
– Эта информация была для Ханны страховым полисом, с одной стороны. Вместе с посылкой, отправленной на «Медузе».
– Ну, и этот полис не сработал, ведь так? – спросил Коэн и сразу же добавил, пытаясь смягчить сказанное: – Бедная Ханна. Какой ужас.
– Но я не понимаю, – продолжил он через секунду. – Шарифи получает результаты. Затем она шифрует их и посылает нечитаемый вариант Нгуен, Корчову, во Фритаун. Затем она стирает все следы своей работы из системы АМК. Затем она – по крайней мере, мы можем предположить, что это была она, – отправляет Гоулд во Фритаун. И дарит Белле свой использованный кристалл после того, как берет с нее слово никому не говорить, что послала шифрованное сообщение. Почему? Зачем принимать столько абсурдных мер, чтобы защитить информацию, а затем рассылать ее? А если она хотела распространить свои данные по всему пространству ООН и Синдикатов, то для чего использовать кристаллы? Зачем шифровать их таким образом, что только кристалл Гоулд позволит прочесть их?
– Это объясняет «Медузу», – сказала Ли. – Почтовый ящик. Она хочет, чтобы информация распространялась. Она стремится к избыточности, если пользоваться твоей терминологией. Но она не хочет, чтобы это читали все. Не сейчас по крайней мере.
– Так чего же она ждала?
– Хотела бы я знать, – сказала Ли.
Она тяжело опустилась на свою койку и протерла глаза пальцами, которые все еще пахли пивом.
– А что насчет завтра? – спросила она.
– Информатор Дааля сообщил, что в течение следующих двух суток должно что-то произойти. Дааль беспокоится о том, что новые обстоятельства помешают нам выполнить работу. Откровенно говоря, я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с ним. Что хорошего будет, если мы возбудим живое поле и не получим никаких данных. Или останемся там сами. И чем скорее мне удастся связать шахтеров с «ФриНетом», тем лучше. Это будет не в первый раз, когда Техком закроет прессу и поставит всю планетарную милицию на голову.
«Поставить на голову – это самая подходящая фраза», – подумала Ли. Ей стало интересно, как поступит Нгуен со срочными планами и вообще что она предпримет. Было ли это неосознанным побуждением завершить свою работу прежде, чем корабль Гоулд достигнет Фритауна?
– А что думает Рамирес? – спросила она, пытаясь скрыть эту мысль и надеясь на то, что Коэн не успел поймать ее. – Сеть готова?
– Настолько, насколько возможно. – Он отошел от двери и зашел в комнату. – Корчов пришел в ярость, разыскивая тебя. Есть такое понятие «удача, уплывающая из рук», ты его знаешь. Даже у тебя такое бывало. Где ты была?
– Я навещала мать.
До этого Коэн не смотрел на Ли, но после ее ответа устремил к ней свой взгляд.
– Расскажи.
– Хорошо, – согласилась она, понимая, что втайне хотела этого. – Но не сейчас. Сейчас мне нужно сконцентрироваться на завтра. Да и тебе тоже.
«Все будет хорошо». Эта мысль плавала в ее сознании так легко и естественно, как будто принадлежала ей самой, и только со следующим изумленным вздохом она поняла, что это Коэн думает внутри нее: «Ты сможешь заставить соединение работать. Ты всегда об этом знала. А с остальным мы справимся».
В ответ она мысленно произнесла осторожное «да» и почувствовала, как он услышал его.
– Ты спрашивала техов об этом? – громко спросил Коэн. – Это дьявольски больно.
Ли догадалась, что он говорит о ее руке, ощущая боль через интрафейс вместе с ней. Она осторожно согнула руку. Рука сгибалась плохо.
«Определенно не блестяще. Но до конца дела, будем надеяться, хватит».
– Все нормально.
– Да это просто мучение. Я не знаю, как ты это выносишь.
Ли на миг удалось взглянуть на себя его глазами с короткого расстояния, разделявшего их: непредсказуемая, загадочная, яростная, сильная и великолепно совместимая с хрупким человеческим телом личность, ускользавшая от него в зеркальную анфиладу статистических волновых функций.
– Уже поздно, – сказала она. – Мне, в отличие от тебя, нужно выспаться. Давай не будем беспокоиться ни о чем, кроме завтрашнего дня, хорошо? Сделаем работу, и по домам.
Что-то вспыхнуло в глазах Аркадия.
– Вместе?
– Это не проблема завтрашнего дня.
– Будь осторожна, Кэтрин.
– И ты тоже.
СМЕРТОНОСНЫЕ ВЕКТОРЫ
Наш век есть век прекрасных разговоров,
Убийства тела и спасенья душ,
Изобретений и ученых споров.
Сэр Хэмфри Дэви – сей ученый муж -
Изобретает лампы для шахтеров.
Мы посещаем полюсы к тому ж.
И все идет на пользу человечью:
И Ватерлоо, и слава, и увечья.
Джордж Гордон Байрон (Перевод Т. Гнедич)
ПЛАСТ НА АНАКОНДЕ: 8.11.48
Крысы бежали, пеной поднимаясь из шахты, будто уцелевшие после бомбежки.
– Они чувствуют, что потолок перегружен, – сказал Дааль Ли, после того как одна из крыс забежала в панике в комнату и пробежала по ее ноге, прежде чем обнаружила выход. – Будет большой обвал. Я бы не оставался внизу дольше, чем это действительно необходимо.
Он взглянул на нее, и его светлые глаза сверкнули голубизной, как огонь лампы Дэви в рудничном газе.
– Честно говоря, я бы вообще не спускался туда. Они находились в командном центре забастовщиков в надшахтном копре шахты номер два. Ли с Беллой потребовался целый день и большая часть ночи, чтобы добраться туда, передвигаясь по туннелям под родильными лабораториями.
В течение всего этого долгого путешествия Коэн вел Ли (если слово «вел» здесь правильно подходит). Он слышал все мысли, ощущал каждый приступ боли и каждый неверный шаг. И она чувствовала и понимала его так, что они были почти одним целым. Наконец-то Ли осознала, почему Коэн постоянно путал местоимения. Я, ты, мы. Твой. Мой. Все эти слова потеряли сейчас свой первоначальный смысл. И ни одно из них не сохраняло свое значение дольше, чем на миг.
Между ними все еще существовали границы, даже сейчас, когда интрафейс работал в полную силу. Были двери и стены, некоторые из них прочные, не позволяющие проникнуть внутрь или, чаще, не пускавшие ее туда. Но никакая разделительная линия не оставалась неизменной так долго, что Ли могла обозначить ее и сказать: «Здесь заканчиваюсь я, а здесь начинается он». Стены всего лишь напоминали, насколько она была с ним связана, насколько невозможно было думать или чувствовать, или даже дышать, не соприкасаясь с ним.
С последнего визита сюда Ли надшахтный копер изменился. Забастовщики заполнили скрипучие коридоры. Привезли целый грузовик матрацев и одеял из микропластика, и теперь в холлах и раздевалках спали люди. Кое-кто даже готовил на самодельных газовых плитах. Все двигались нарочито быстро, говорили подчеркнуто громко, голоса звучали слишком высоко, и это раздражало. Ли понимала такое психологическое состояние. Она замечала его у студентов, землекопов, чернорабочих. Это был дух толпы, ожидающей подхода войск, направленных на подавление мятежа. Но, конечно, она замечала это с другой стороны линии фронта.
Ли отбросила эти мысли и подошла к окну. Кто-то поставил снаружи самосвал, и его шасси частично закрывали окно. Она наблюдала за горизонтом между колесами самосвала. Ночь была темной, лишь на небе среди облаков кое-где пробивались звезды. Плоская равнина угольного месторождения раскинулась на мили вокруг, и пейзаж нарушался только похожими на горы отвалами породы и проржавевшими остовами горных комбайнов. В инфракрасном свете местность представляла собой хаос. Отвалы породы дымились. Старые брошенные машины и пустые бочки из-под горючего спустя несколько часов после захода солнца все еще отдавали солнечное тепло в воздух. Ли не нужен был прибор инфракрасного наблюдения, чтобы догадаться, где были войска: ее глаза инстинктивно выискивали каждый бугорок и ложбинку, где мог укрываться солдат, замечали огонь костра, отраженный оптическим прицелом снайпера.
«О Боже, прошу тебя, дай мне спуститься под землю до того, как мне придется решать, стрелять или не стрелять в этих ребят».
– Когда они начнут? – спросила она Дааля, когда пришли Рамирес и Мирс Перкинс.
Дааль обратился к ним:
– Есть новости?
– Никаких, – ответил Рамирес.
Мирс ничего не сказала, а только коротко тряхнула головой.
– Мы думаем, что у нас есть еще день-другой, – сказал Дааль.
– Что произойдет, если они начнут, когда мы будем под землей?
Мирс пожала плечами.
– Начнут, так начнут. А под землей самые большие проблемы – это воздух и время, а не наземные войска.
Мирс развернула карту и показала на ней маршрут. Проводник Дааля поможет им добраться до «Тринидада», затем они свернут в боковую штольню, ведущую к вертикальному шурфу, не указанному на картах АМК. Если прочистить этот шурф, то его диаметра хватит, чтобы спустить им сверху баллоны с кислородом, если снизу будут держать направляющий трос. Когда полевые испытания закончатся, Ли и Белла должны подойти к этому шурфу, а люди Дааля помогут им выбраться на поверхность.
Ли слушала Мирс и вместе с другими следила за маршрутом по карте. Это было выполнимо. В высшей степени выполнимо. Ей не раз приходилось играть в кости. Единственный вопрос заключался в том, позволит ли сама шахта дать им свободно уйти.
– Вы только доберитесь до этого шурфа, – сказала Мирс в конце. – Как только мы встретимся там, оценим ситуацию. И я либо выведу вас через главный штрек, либо уйдем в горы по туннелям вольноопределяющихся.
– Почему ты? – Ли вопросительно посмотрела на нее. – Ты не пойдешь. Ты не можешь идти.
– Конечно, я пойду, – сказала Мирс. – Лучше меня никто не сможет.
Ли посмотрела на Дааля, но, прежде чем она начала говорить, послышались винтовочные выстрелы, раздавшиеся с их стороны. Дааль и Мирс бросились к окну. Ли встала у них за спиной и попыталась увидеть что-то в окне. Безнадежно. Она увидела только какое-то движение на равнине и кривые трассы летящих пуль. Затем движение приобрело очертания, очертания превратились в человека. Человек шел, держа в руках белый флаг.
– Прикажи им прекратить стрельбу! – резко сказал Дааль.
Рамирес тут же выбежал за дверь.
– Боже, – пробормотала Ли. – Этот парень держит в руках свою жизнь.
– Больше чем свою жизнь, – ответил Дааль. Они подождали. В дверях показался Рамирес.
– Мы его знаем, – сказал он. – Офицер милиции, прикомандированный к службе безопасности станции. Наш парень, из Шэнтитауна. Кажется, его зовут Брайан Маккуин.
Ли затаила дыхание.
– И какого черта они послали Брайана? – тихо, но отчетливо сказал Дааль.
– Потому что, – ответила Мирс, – они думают, что мы не убьем его.
Ее глаза были так же холодны, как космос. Шахтеры снаружи и еще несколько человек из тех, что были внутри здания, окружили Маккуина до того, как подоспела Ли. Когда ей наконец удалось пробиться к нему, она увидела, что один глаз у него заплыл почти полностью, а сам он выглядел сильно потрепанным.
– Ты что, с ума сошел? – спросила она.
Он посмотрел на нее как побитый щенок.
– Мне нужно поговорить с вами наедине.
Ли оглянулась на Дааля, стоящего у нее за спиной, посмотрела на Мирс, наклонившуюся, чтобы войти в дверь.
– Мы даем вам десять минут, – сказал Дааль.
Мирс промолчала, с ненавистью во взгляде отодвинулась, пропустив Дааля, а потом вышла и закрыла дверь за собой.
– Я ничего не рассказал им, – сказал Маккуин, когда они остались одни, – кроме того, что мне необходимо поговорить с вами.
– Ну, вот ты и говоришь со мной. Что ты хочешь сказать?
Он смотрел на нее, не отводя глаз. Вера, страх, подозрение смешались на его мальчишеском лице.
– Кто послал тебя, Брайан?
Его глаза на миг посмотрели в сторону.
– А вы не догадываетесь?
– Хаас?
Он нерешительно осмотрел комнату, ища на обветшалых стенах оборудование для скрытого наблюдения. Потом произнес одно слово:
– Нгуен.
«Не верь ему, – дышал ей в затылок Коэн. – Особенно если он пришел от Хелен».
Ли отбросила эту мысль в сторону. Она не могла не верить Брайану. К тому же, возможно, Нгуен решила передать ей под столом так необходимого сейчас туза.
Она выдвинула стул, села и нагнулась к нему, чтобы он мог продолжать. Насколько она знала, в этой комнате не было подслушивающих устройств. А если они и были, тогда Мирс не придется тратить много времени, чтобы выбить из Маккуина то, что он нашептал Ли. Но если он хочет играть в секретного агента, то и Бог с ним. Какой вред от этого?
– Она знает все, – прошептал он ей. – Я послал ей пленку от службы безопасности аэропорта, и она поняла все, что там произошло. Кто вас захватил. Почему. И что Корчов хочет от вас.
Его рот был так близко, что она чувствовала его дыхание у себя в ухе.
Ли представляла себе, что произошло. Нгуен выкачала из Маккуина каждый спин информации, да так, что он даже и не почувствовал, как его «выжали». Она обвела его вокруг пальца, загипнотизировала с самого первого потокопространственного взгляда. Но в этом и заключалась работа Нгуен. И можно было поспорить на что угодно, что Нгуен выполняет ее отлично, что она поддержит Ли и поможет, когда будет действительно необходимо. Пока Ли соблюдает лояльность, добивается нужного результата и остается верной. И пока это в интересах Секретариата.
– А что с Гоулд? – спросила она, отметая надоедливые вопросы Маккуина в сторону. – Есть ли здесь какой-нибудь прогресс?
– Именно поэтому Нгуен отложила высадку войск. Чтобы Корчов не сбился с графика. Чтобы быть уверенной, что мы все закруглим прежде, чем Гоулд достигнет Фритауна. Она говорит, что сейчас нужно продолжать сотрудничать с ними, чтобы потянуть время. Мне поручено спуститься вместе с вами и постоянно быть при вас до самого конца. И еще мне поручили сообщить вам, что Корчов затевает против вас недоброе. Они считают, что он попытается убить вас сразу же, как только получит данные.
Для нее это вовсе не было новостью. Хотя Корчов казался слишком прагматичным, чтобы убивать кого-то, пока можно было выжать еще немного информации при помощи шантажа.
– И она говорит, чтобы вы не беспокоились об Альбе, – добавил Маккуин. – Там обо всем позаботились.
Ли смотрела на Маккуина. Она была в шоке. А он, казалось, не имел ни малейшего представления о чудовищном смысле слов, которые он только что произнес.
– Ну, а когда мы уберемся отсюда? – спросила она, когда к ней вернулось хладнокровие.
– Как только полевые испытания закончатся. Вы и я.
– И Коэн.
Маккуин прищурился.
– Что?
– Ты, я и Коэн. Тот AI.
– Ах, AI. Ну да, конечно.
Она не поняла, показалось ли ей или в его взгляде мелькнуло сомнение.
– А что мы будем делать с Корчовым?
– Решим по ходу дела.
Ли почувствовала приятную твердость «беретты» на поясе и посмотрела на Маккуина. Он отвернулся.
Что на самом деле сказала ему Нгуен? Утаивает ли он что-нибудь от нее или просто нервничает, как любой, кого впервые направляют на спецзадание? Сможет ли она противостоять своему союзнику, хватит ли ей уверенности? Ей, без всякого сомнения, не хотелось спускаться в шахту ни с кем другим, кроме Беллы. При условии, что Белла будет прикрывать ее.
– Хорошо, – сказала она после затянувшейся паузы. – Будем работать, как указала Нгуен. Ты готов?
Маккуин кивнул головой.
– Тогда сделай нормальное лицо, и пошли отсюда.
Мирс передвигалась по шахте с уверенностью шахтерской собаки. Ее обманчиво медленные шаги покрывали расстояние со скоростью, на которую не влияли крутые подъемы и тяжелые глинистые слои. Она не тратила силы зря. Каждый шаг был продуман, каждый взгляд ее светлых глаз – просчитан. Ее движения, дыхание, стабильная работа мышц – все подчинялось холодной логике: истраченное впустую движение – это истраченный впустую воздух, а истраченный впустую воздух – это упущенное время. А шахтеры, которым не хватило времени в шахте, где обнаружен газ, умирали.
Она заставляла их периодически делать остановки в целях безопасности. Во время остановок, когда все, кроме Маккуина, снимали с себя маски дыхательных аппаратов ради нескольких коротких минут свободного дыхания, Мирс начала разговаривать с Ли.
Она рассказывала о своей работе, о новом муже, о детях. Тихо. Не называя имен. Не затрагивая прошлого. Просто рассказывала. Сначала они разговаривали только во время передышек, потом Ли пристроилась за ней, и они стали разговаривать на ходу. Искаженный, лишенный персональных особенностей голос, отфильтрованный дыхательным аппаратом, совсем не сочетался с теми ежедневными интимными подробностями, о которых она рассказывала Ли. Она не расспрашивала Ли ни о чем. Но по тем маленьким отрывкам и фразам, которые встречались в рассказе Мирс, Ли поняла, что она знает о ней многое. Но это была та информация, которую знал каждый, кто регулярно смотрел спин-новости. Ничего личного. Ничего опасного.
Пока Мирс говорила, Ли поняла, что своими рассказами она строила между ними не мост, а стену. Иными словами, Мирс объясняла Ли, что ее жизнь теперь – это чужая земля, из которой нет дорог, ведущих к Миру Компсона. Это был их выбор, сделанный в том прошлом, которое Ли не помнила. Жизнь отца, отданная в уплату за несколько визитов к доктору. Старое будущее Ли в обмен на ее новое будущее. А Мирс жила в мире, в котором не было места для сожалений или возврата долгов.