Моррелл Дэвид. Крайние меры

   — Если войдет, — с ударением произнес Питтман и добавил: — Если жизнь когда-нибудь станет нормальной и мы выскочим живыми из этой истории.
   — У меня появились какие-то новые ощущения, — сказала Джилл. — Особенно когда ты представил меня в качестве жены...
   — Что же это за ощущения?
   — Мне понравилось.
   Изумленный, он не нашел нужных слов и лишь слегка коснулся ее руки.
   У Питтмана перехватило дыхание. Он выехал из ряда и остановился у тротуара, когда услышал резкий звук клаксона. Он внимательно смотрел на Джилл, на ее подвижное овальное лицо, длинные шелковистые волосы цвета спелой кукурузы. Ее сапфировые глаза поблескивали в свете фар проходящих мимо машин.
   Питтман наклонился и тихо поцеловал девушку, затрепетав от нежного прикосновения ее губ. Когда же Джилл обвила его шею руками, им овладело совершенно непередаваемое чувство. Поцелуй длился бесконечно. Джилл чуть приоткрыла губы, и он до конца впитал в себя их сладость.
   Наконец Питтман вырвался из водоворота охвативших его чувств и, задыхаясь, откинулся на спинку сиденья. Не сводя глаз с девушки, он прошептал:
   — Я никогда не испытывал ничего подобного.
   — Тебе еще многое предстоит испытать, чтобы восполнить пробел.
   Питтман снова поцеловал ее, пораженный вспыхнувшей в нем страстью.
   Весь дрожа, он оторвался от Джилл.
   — Мое сердце бьется так сильно...
   — Знаю, — ответила Джилл. — А у меня кружится голова.
   Взревел клаксон проезжавшей мимо машины. Питтман посмотрел в боковое стекло. Оказывается, он остановился в зоне, где стоянка запрещена.
   — Меньше всего нам сейчас нужен штраф за нарушение правил.
   Он отъехал от тротуара.
   На углу следующей улицы Питтман заметил полицейскую машину, и теперь изо всех сил старался держать постоянную скорость, глядя прямо перед собой. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он увидел в зеркальце заднего вида, что патрульный автомобиль двинулся не за ними, а свернул на боковую улицу.
   Питтман немного расслабил лежавшие на руле руки, подумав, что страх, который он сейчас испытал, куда сильнее обычного.

5

   — Куда мы теперь направляемся?
   Питтман молча покачал головой. Потоки света от встречных машин на скоростной дороге слепили его. Несколько минут он молчал, пытаясь осмыслить столь резкую перемену в характере их отношений, догадываясь, что мысли Джилл заняты тем же.
   — Мы покидаем Бостон, — ответил он наконец. — Но куда ехать дальше, совершенно не представляю. Нам многое удалось узнать. Но ничего конкретного. Ни за что не поверю, что люди Миллгейта хотят нас убить лишь за то, что мы узнали о его прошлом в Академии Гроллье.
   — Допустим, он не поддался домогательствам...
   — Но все косвенные данные указывают...
   — Нет, я хочу лишь сказать, что он не противился домогательствам Клайна, — пояснила Джилл. — И теперь люди Миллгейта опасаются за его репутацию.
   — Думаешь, только это?
   — Миллгейт сообщил тебе что-то о Гроллье, и за это его убили. А теперь хотят любыми средствами помешать тебе. И мне тоже, потому что полагают, и не без основания, что ты мне все рассказал.
   — Убить Миллгейта, чтобы защитить его же репутацию? Я просто не могу... Нет, за этим стоит нечто большее, — возразил Питтман. — Не думаю, что мы до конца все выяснили. Не исключено, что остальные «Большие советники» пытаются защитить свою собственную репутацию. Не хотят, чтобы дела Академии всплыли наружу.
   — Но что, собственно, произошло? И как мы можем это доказать? — спросила Джилл. — Я уже ничего не соображаю от голода, и если сейчас же не подкреплюсь...
   Посмотрев вперед, она показала на грузовик, свернувший со скоростной полосы и остановившийся на залитой ярким светом натриевых ламп асфальтированной площадке.
   — У меня тоже урчит в животе, — заявил Питтман и свернул с шоссе на площадку для отдыха, с заправочной станцией и закусочной. На всякий случай он поставил машину подальше от целого ряда девятиосных монстров.
   Они вылезли из машины, и Питтман обнял девушку.
   — Что же нам делать? — спросила она, положив голову ему на плечо. — Где искать ответы?
   — Сейчас мы устали. — Питтман поцеловал ее и погладил по волосам. — Прежде всего следует подкрепиться, а затем найти место для отдыха.
   Взявшись за руки, они направились в сторону ярко освещенного входа в закусочную. На площадку то и дело въезжали машины. Питтман устало взглянул на остановившийся перед ними микроавтобус. Окно со стороны водителя было опущено. Радиоприемник в кабине работал, диктор сообщал новости.
   — Я психую безо всяких на то причин, — заявил Питтман. — Все встречные кажутся мне подозрительными.
   Проходя мимо автобуса, он постарался оказаться между Джилл и машиной. Мордастый водитель что-то громко обсуждал со своим пассажиром, но звук радио перекрывал его голос.
   — Боже мой. — Питтман повернулся к микроавтобусу.
   — Что случилось?
   — Новости. Радио. Ты не слышала?
   — Нет.
   — Энтони Ллойд. Один из «Больших советников». Он мертв.

6

   Потрясенные этой новостью, Питтман и Джилл побежали к своему «дастеру». Питтман сел на водительское место и принялся переключать станции, но в эфире звучали какие-то викторины, музыка в стиле кантри, реклама. И Питтман не переставал чертыхаться.
   — Должна же быть где-то передача новостей, — бормотал он себе под нос.
   Питтман запустил двигатель, опасаясь, что включенный приемник ослабит автомобильный аккумулятор. Через десять минут началась ежечасная передача новостей.
   «Энтони Ллойд, бывший постоянным представителем США в ООН, послом в бывшем СССР и в Великобритании, являвшийся в прошлом госсекретарем и министром обороны, скончался сегодня вечером в своем доме поблизости от Вашингтона, — торжественно-печально сообщил диктор. — Один из членов легендарной группы, состоящей из пяти дипломатов, он влиял на ход мировых событий со времен второй мировой войны вплоть до сегодняшнего времени. Коллеги частенько величали Ллойда „Большим советником“. Нынешний госсекретарь Харольд Фикс заявил: „Энтони Ллойд оказывал огромное влияние на американскую внешнюю политику в течение последних пятидесяти лет. Нам всегда будет не хватать его мудрых советов“. Причина смерти окончательно не установлена, но ходят слухи, что Ллойд (ему не так давно исполнилось восемьдесят лет) скончался от инсульта, вызванного переживаниями, связанными с недавним убийством его коллеги на протяжении многих лет Джонатана Миллгейта, также входившего в пятерку „Больших советников“. Власти продолжают розыск бывшего репортера Мэтью Питтмана, который, как утверждают, повинен в смерти Миллгейта».
   Диктор перешел к другим темам. Питтман выключил радио и в наступившей тишине продолжал смотреть на приборную доску автомобиля.
   — Умер от инсульта? — переспросила Джилл.
   — Или тоже убит? Просто чудо, что на сей раз они не обвинили в убийстве меня.
   — В некотором смысле они сделали это, — заметила Джилл. — Заявили, что первая смерть повлекла за собой следующую.
   — Скончался от переживаний. — Питтман в задумчивости покусывал губы. Затем посмотрел на Джилл и добавил: — Или от угрызений совести? А может, от страха? Вероятно, в свое время произошло что-то, затрагивающее их всех. Похоже, «Большие советники» не настолько неуязвимы, как все считают.
   — Куда ты гнешь?
   — Придется поесть в дороге, не останавливаясь, и спать по очереди. Предстоит долгий путь.

7

   Не было еще семи часов, когда Питтман, в полумраке раннего утра, запарковал машину около пристойного вида жилого дома на Парк-Слоп в Бруклине. Поток транспорта все время увеличивался. Мимо торопливой походкой шли на работу люди.
   — Надеюсь, она не ушла. Иначе мы рискуем просидеть здесь весь день, полагая, что леди все еще дома.
   Чтобы не терять времени, Питтман решил побриться.
   — Ты уверен, что она где-то работает?
   — Довелось бы тебе когда-нибудь раньше увидеть Глэдис, ты сразу поняла бы — дама предпочитает, чтобы дома с младенцем сидел муж. — Питтман отпил горячий кофе из пластмассового стаканчика.
   — Датской булочки не осталось? — Джилл огляделась, взглянула на стаканчик кофе у ветрового стекла и скорчила рожу. — Просто не верится, что я совершенно перестала следить за собой. Поглощаю в неимоверном количестве кофе, а раньше практически не пила его. Вчера утром ела пончики. Вечером — чили и картофель фри. А сейчас слопала здоровенную датскую булочку. И не наелась. Это после стольких лет правильного питания.
   — Вот она, — бросил Питтман. — Глэдис.
   Женщина с чопорным видом, кислой физиономией и шарфом, плотно обмотанным вокруг шеи, вышла из дома и решительно зашагала по улице.
   — Похоже, экипаж своего корабля она держит в строгости, — заметила Джилл.
   — Стоит только ей открыть рот, как мгновенно возникает желание поднять мятеж.
   — Но нам вовсе не обязательно беседовать с ней.
   — Правильно, — заявил Питтман и выбрался из машины.
   Они направились к дому. В вестибюле Питтман сделал вид, что изучает список жильцов у ряда переговорных устройств вдоль стены в поисках нужной фамилии. На самом же деле он намеревался схватиться за ручку двери, прежде чем защелкнется замок, как только вышедшие из нее мужчина и женщина отойдут подальше, и вместе с Джилл скользнуть внутрь дома. Это ему удалось, и они заспешили к лифту.
   Когда в ответ на стук дверь квартиры 4-Б распахнулась, перед ними предстал Брайан Ботулфсон, в пижаме, с взлохмаченными волосами, совершенно обессиленный. Увидев Питтмана, он ссутулился и его руки повисли, как плети.
   — О, нет... Оставьте меня в покое. Опять вы! Вот уж чего мне совсем не нужно.
   — Как поживаете, Брайан? — радостно приветствовал его Питтман. — Как шли дела после нашей последней встречи?
   Из глубины комнаты донесся хриплый плач ребенка, не обычный, а какой-то болезненный. Питтман хорошо запомнил этот крик еще с того времени, когда Джереми был совсем маленьким.
   — Похоже, вы всю ночь не сомкнули глаз.
   С этими словами Питтман вошел в квартиру.
   — Эй, я вам не позволил...
   Питтман захлопнул и закрыл на замок дверь.
   — Вы, кажется, не очень-то мне рады, Брайан?
   — После того вашего посещения у меня были такие неприятности с... Если Глэдис появится...
   — Но она не появится. Мы дождались ее ухода.
   Крики ребенка беспокоили Джилл.
   — Мальчик или девочка? — поинтересовалась она.
   — Мальчик.
   — Кажется, он нездоров. Температура?
   — Наверное.
   — А вы что, не измеряли?
   — Времени не было. Парнишку пронесло, и пришлось его подмывать.
   — Без медицинской помощи тут не обойтись. Где у вас термометр? Где детские лекарства?
   Питтман, как бы извиняясь, поднял руки:
   — Чуть не забыл, Брайан. Это мой друг Джилл.
   — Здравствуйте, Брайан. Я медицинская сестра, работала в педиатрическом отделении. Я позабочусь о вашем сынишке. Итак, где термометр?
   — На тумбочке около кровати. — Брайан махнул рукой.
   Когда Джилл вышла из кухни в соседнюю комнату, Питтман весело заявил:
   — Видите, Брайан, вам повезло сегодня.
   — Точно. Я чувствовал бы себя счастливее в преисподней. Послушайте, не ходите ко мне. Вас разыскивает полиция.
   — И еще как повезло, скажу я вам, — повторил Питтман, будто не слыша.
   — Не втягивайте меня. Я не могу...
   — Больше не появлюсь в вашей округе. Никогда. Клянусь. Слово скаута.
   — Вы и в прошлый раз обещали.
   — Но не давал слово скаута.
   Брайан застонал:
   — Если полиция пронюхает...
   — Я опаснейший преступник. Скажете им, что я запугал вас, заставил помочь.
   — В газетах пишут, что вы убили священнослужителя, человека в чьей-то квартире и... я потерял счет.
   — Моей вины ни в чем нет. Все легко можно объяснить.
   — Поймите же. Я ничего не хочу о вас знать, но могу пострадать за соучастие.
   — В таком случае все в порядке. Я вовсе не собираюсь посвящать вас в свои дела и планы.
   Но если откажетесь мне помочь и меня схватят, я заявлю, что вы соучастник, — не моргнув глазом соврал Питтман.
   — Даже думать об этом не смейте! Насиделся я за решеткой.
   — Вы только представьте, что скажет Глэдис. Но я не предаю друзей, Брайан. Чем быстрее закончим дело, тем раньше я отсюда уйду. Научите меня проникать в чужие файлы. Прямо сейчас!
   Вернулась Джилл.
   — У него тридцать восемь и пять.
   — Это опасно? — встревожился Брайан.
   — Скажем так, не очень хорошо. Думаю, мне удастся немного сбить температуру. Только не давайте ему детский аспирин. Он противопоказан при высокой температуре. Может дать осложнение, так называемый синдром Рейя. У вас найдется тайленол?
   — Видите, — сказал Питтман, — дитя в надежных руках. А теперь пошли, Брайан, с вас причитается за медицинскую помощь на дому. Поучите меня немножко. Пока не пришла Глэдис.
   Брайан побледнел.
   — В какие программы вы хотели бы проникнуть?
   — Не указанные в справочниках телефонные номера и сопутствующие им адреса.
   — В каком городе?
   — Как раз этого я и не скажу вам, Брайан. Научите меня общим подходам, для этого не нужно называть город. Затем посидите в сторонке, а я поиграю на ваших компьютерах.
   — Мне хочется плакать.

8

   — С ребенком все будет в порядке? — спросил Питтман, отъезжая от дома Ботулфсонов.
   — Если регулярно давать ему детскую дозу тайленола и много жидкости. Не помешает обтирание влажной губкой. Я сказала, что если повысится температура и не прекратится рвота, ребенка надо немедленно показать врачу. Славный мальчишка. Думаю, проблем с ним не будет.
   — И Брайану, возможно, удастся вздремнуть.
   — Если Глэдис не устроит ему скандал. Ты получил от него то, что хотел?
   Питтман достал листок бумаги.
   — Теперь я сделал все как надо. Чтобы не получилось, как с тем парнем из Ассоциации выпускников. Я решил держать каждый наш шаг в тайне. Брайан показал мне, как добыть нужные номера и адреса, отсутствующие в телефонном справочнике. Но не знает, чьи это номера и в каком городе.
   — Вашингтон.
   Питтман кивнул.
   — "Большие советники".
   Питтман еще раз кивнул.
   — Долгая поездка.
   — Мы не можем лететь. Чтобы купить билет, придется воспользоваться кредитной карточкой или выписать чек. Твое имя попадет в компьютер, и полиция нас накроет. Придется ехать на машине.
   — Ты знаешь, как увлечь девушку и как ее развлечь. Итак, я натягиваю одеяло на голову и принимаю позу эмбриона.
   — Прекрасная идея. Отдохнешь хоть немного.
   — Тебе тоже не мешало бы расслабиться. Надо накопить силы, прежде чем отправиться в логово «Больших советников».
   — Пока в другое место.
   — А я думала, мы направляемся в Вашингтон.
   — Правильно. Но прежде чем повидаться с «Большими советниками», необходимо кое с кем встретиться.
   — С кем?
   — С одним человеком, у которого я давным-давно брал интервью.

9

   Уже стемнело, когда Питтман и Джилл достигли кольцевого шоссе, опоясывающего Вашингтон. Они съехали с кольца на юг по дороге Ай-95 и затем, свернув на запад, по Пятидесятой добрались до Массачусетс-авеню. Несмотря на крайнюю усталость, Питтман уверенно маневрировал в потоке машин и другого транспорта.
   — Похоже, ты хорошо знаешь город, — заметила Джилл.
   — Когда я работал в Отделе внутренней политики, проводил здесь массу времени.
   Питтман объехал Дюпон-серкл и по Пи-стрит двинулся на запад в сторону Джорджтауна.
   — Здесь все напоминает Бикон-Хилл, — сказала Джилл.
   — Согласен. — Питтман посмотрел на узкую, обсаженную деревьями и вымощенную булыжником улочку. Чуть дальше на смену булыжнику пришел красный кирпич. Особняки в федералистском и викторианском стиле стояли рядом, стена к стене. — Тебе не приходилось здесь бывать?
   — Ни разу, даже поблизости от Вашингтона. Дальше Нью-Йорка ни мне, ни моим родителям делать было совершенно нечего.
   — Джорджтаун — старейший район столицы и обиталище очень богатых людей.
   — Значит, и остальные «Большие советники» живут здесь?
   Питтман отрицательно покачал головой.
   — Для них это слишком банально. Они живут в своих поместьях в Вирджинии.
   — В таком случае с кем ты собираешься встретиться?
   — С человеком, который их люто ненавидит.
   Питтман свернул на юг по Висконсин-авеню, щурясь от яркого света фар встречных машин и уличных фонарей.
   — С человеком, которому я пытался дозвониться всякий раз, как мы останавливались в пути. Его зовут Брэдфорд Деннинг. Сейчас он уже старик, но в молодости был карьерным дипломатом, движущей силой Госдепартамента при Трумэне. Он всегда говорил, что в конце концов станет госсекретарем.
   — Кто же ему помешал?
   — "Большие советники". Они видели в нем конкурента и смели со своего пути.
   — Как они ухитрились?
   — По словам самого Деннинга (все это произошло во времена маккартизма), «Большие советники» обвинили его в терпимости к коммунизму.
   — В начале пятидесятых этого было достаточно, чтобы погубить карьеру дипломата.
   — Так оно и случилось. Деннинг не смог снять с себя обвинения, и его карьера в Госдепе пошла на убыль. Кончилось тем, что его вынудили уйти в отставку. Деннинг утверждал, что «Большие советники» сломали таким образом карьеру не одному чиновнику Госдепа. К тому времени «Большим советникам» удалось сблизиться с пришедшей к власти командой Эйзенхауэра. Они посадили на ключевые посты в Госдепартаменте своих людей и поставили под контроль внешнюю политику страны. Так продолжалось до 1960 года, когда победа Кеннеди на выборах снова привела в Белый дом демократов. Кеннеди предпочитал работать с друзьями и членами своего клана, а не с карьерными дипломатами. В течение трех лет «Большие советники» сидели на скамье запасных. Но после убийства Кеннеди недолюбливавший его Джонсон с удовольствием удалил всех людей своего покойного шефа как из Госдепартамента, так и из аппарата Белого дома. Он вновь выпустил на поле «Больших советников», предоставив им огромные полномочия в области внешней политики. Во второй раз в ходе своей карьеры они совершили трюк, перейдя на службу к противной стороне. Ко временам Никсона проблема двухпартийности для них просто перестала существовать, они перешагнули через нее и без труда сохранили свое влияние на политику страны. Так продолжалось до последнего времени. В периоды усиления международной напряженности все президенты обращались к ним за советами.
   — А Деннинг?
   — Судя по всему, он прожил весьма полезную жизнь. Преподавал в университете. Сотрудничал в политических журналах. Писал редакционные статьи для «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост». Но постоянно ощущал себя обойденным, обманутым и не мог простить этого «Большим советникам». Почти всю жизнь он собирал материалы для книги, в которой намеревался изобличить этих людей.
   — Ты узнал о его существовании из этой книги?
   — Нет. Книга так и не увидела света. В самом конце подготовительного периода, когда материалы были собраны, в его доме произошел пожар и все записи сгорели. Это означало его полное поражение. Семь лет назад я собирался написать статью о Миллгейте, и один из немногих, кто согласился дать мне какую-то информацию, упомянул о Деннинге. Я приехал сюда, в Вашингтон, встретиться с ним, но он был пьян и нес какую-то чушь, похожую на инсинуации. «У меня были доказательства, — твердил он, — но они сгорели». Ссылаться на его слова я просто не мог. Мне так и не удалось написать статью. После ареста, во время которого мне сломали челюсть, главный дал мне другое задание.
   Питтман загрустил. Упоминание об этом навело его на мысль о Берте Форсите, не только главном редакторе, но и лучшем друге. В памяти всплыла трагедия, разыгравшаяся на стройплощадке на Двадцать шестой улице, — выходящий из тени убийца, отступающий назад Берт, пистолет, направленный вначале в Питтмана, а потом в Берта.
   Горечь воспоминаний железным обручем сдавила грудь. И зачем только они убили Берта, сволочи!
   — Как ты зол! — воскликнула Джилл.
   — Думаешь, у меня нет на это причин?
   — Разумеется. Но дело не в этом.
   — А в чем?
   — Ты появился у меня в воскресенье в полном отчаянии, и хотя реагировал на угрозу, оставался пассивным. Злость, ярость — эмоции активные. Это... Позволь тебя спросить. Если все каким-то образом уладится, полиция перестанет тебя преследовать, а «Большие советники» оставят в покое, ты успокоишься, отойдешь в сторону?
   — После того, что сотворили со мной эти негодяи? Ни за что!
   Джилл внимательно посмотрела на него и негромко произнесла:
   — Да, ты действительно изменился.
   — Еще как! Сегодня среда. Ровно неделю назад я собирался убить себя. Помнишь?
   Джилл не ответила, но не сводила с него глаз.
   — Ну скажи что-нибудь! Не молчи!
   — Просто не верится, что ты был так подавлен, — промолвила Джилл.
   — Мне и сейчас скверно. Разве могу я забыть Джереми?
   — Конечно, нет. До конца дней ты будешь помнить о нем.
   — Да, ты права.
   — Ты хотел убить себя. Да? Очень хотел. Но почему-то не позволил «Большим советникам» сделать эту работу за тебя? Что-то произошло с тобой за эту неделю, заставило спасать свою жизнь.
   — Встреча с тобой.
   Джилл коснулась его плеча:
   — Но прежде чем появиться у меня в доме, ты дня два уже находился в бегах. И вполне мог свести счеты с жизнью. Знаешь, что я думаю?
   Питтман промолчал.
   — Тебе помог страх. В машине ты говорил, что ощущаешь присутствие Джереми, слышишь его голос.
   Питтман кивнул.
   — Считаешь меня идиотом?
   — Напротив. Это пошло тебе только на пользу. Благодаря Джереми ты выстоял в схватке с врагами. Благодаря Джереми будешь жить.
   — Так хотелось бы в это верить, — хриплым от волнения голосом ответил Питтман.
   Участок между Висконсин-авеню и М-стрит был забит пешеходами и машинами.
   — Что происходит? — спросила Джилл. — Автокатастрофа?
   Питтман рад был сменить тему и ответил:
   — Нет. Здесь всегда такое творится. На Висконсин-авеню и М-стрит — самые дорогие бары, рестораны, ночные клубы, магазины.
   — И Деннинг живет поблизости?
   — Совсем нет. Этот район ему не по карману. На университетскую пенсию не пошикуешь. Насилу связался с ним по телефону и представился журналистом. Сказал, что хочу написать статью в связи со смертью Энтони Ллойда, высказать противоположную общепринятой точку зрения. Ведь многие дипломаты и политики считают его просто святым. Кстати, мое приглашение поужинать он принял с восторгом, сообщил, что с удовольствием отправится в ресторан после... — Питтман запнулся, но тут же заговорил: — После похорон Ллойда отпраздновать это радостное событие.

10

   Ресторан «Иль Траваторе» был большим, с уютным освещением. Столики располагались довольно далеко один от другого, чтобы политики и другие знаменитости не опасались быть услышанными. Едва войдя в зал, Питтман увидел у стойки бара популярного сенатора, а за одним из столиков известного телекомментатора, беседовавшего с весьма важным на вид типом. Откуда-то из глубины зала доносилась фортепьянная музыка в стиле мягкого джаза. В сочетании со стуком вилок и ножей о тарелки и ровным гулом голосов она, казалось, вбирала в себя голоса, делая их совершенно неслышными.
   — Да, сэр? — обратился к Питтману метрдотель в белом смокинге, покосившись на Джилл в свитере, джинсах и кроссовках.
   — У нас заказан столик на имя Брэдфорда Деннинга. — На одной из остановок по пути в Вашингтон Питтман предусмотрительно сделал заказ.
   Метрдотель просмотрел список фамилий.
   — Да, мистер Деннинг уже здесь.
   — Прекрасно.
   Метрдотель по-прежнему сверлил глазами Джилл.
   — Вас шокирует вид моей спутницы? В этом проблема?
   Питтман незаметно вручил метрдотелю двадцатку, пробив таким образом существенную брешь в их бюджете.
   — Нет проблем, сэр. Позвольте вас проводить.
   В дальнем конце зала, в кабине, сидел низенький, тощий, но, судя по всему, весьма экспансивный человечек в сером старомодном костюме. Редкие седые волосы резко контрастировали со сверкающими карими глазами и лицом с густой сеткой красных прожилок. Он целиком был поглощен стаканом виски со льдом, второй стакан, уже пустой, стоял на столике.
   — Пожалуйста, сэр, — сказал метрдотель Питтману.
   — Благодарю.
   — Желаю хорошо провести вечер.
   — Брэдфорд Деннинг? — обратился Питтман к человеку в кабине.
   — Лестер Кинг?
   — Он самый.
   Питтман на сей раз решил не называться Питером Логаном, поскольку это имя уже было известно полиции. Он немного нервничал, ведь Деннинг может его узнать, но приходилось идти на риск. Питтман и Деннинг встречались только однажды, да и то семь лет назад. Причем Деннинг так набрался тогда, что вряд ли что-нибудь помнил.
   — Знакомьтесь, моя помощница Дженнифер.
   — Очень приятно. — Не выпуская из руки стакана, Деннинг слегка приподнялся.
   — Сидите, сидите. Церемонии ни к чему, — быстро произнесла Джилл, усаживаясь рядом со стариком.
   Питтман занял место напротив.
   — Очень мило с вашей стороны, что согласились составить нам компанию, — произнес Питтман.
   — Мило? — Слова Питтмана, видимо, показались Деннингу забавными. — Мне давно не по карману посещать подобные места.