Страница:
— Так положено.
— Странно.
Я посмотрел на тибетских женщин; одежда их и в самом деле показалась мне влажной, но подойти и пощупать было неудобно.
— Тату, я бы хотел…
В этот момент одна из женщин громко окликнула Тату и спросила его о чем-то, перебив меня.
— Сэр, она хочет знать, что же Вы рисуете?
— Я рисую вот эту гряду пирамид, — я махнул рукой в сторону пирамид.
— А зачем он рисует это? — спросила Тату тибетка, показав на меня.
— Ну… мне это интересно.
— А почему он рисует в сухой одежде? — тибетка опять показала на меня.
— Ну уж… так, — промямлил я.
Тибетские женщины начали что-то бурно обсуждать.
— О чем они говорят? — окликнул я Тату.
— Они удивляются тому, что белый человек обратил внимание на эти священные для тибетцев горы и даже рисует их. По их мнению, рисовать — это почти то же самое, что поклоняться этим священным горам. Но они хотели бы, чтобы Вы, сэр, рисовали в мокрой одежде, — пояснил Тату.
Тот факт, чтобы сидеть и рисовать в мокрой одежде на холодном ветру, я, конечно же, воспринял без восторга, но это показалось мне любопытным. Тату по моей просьбе расспросил тибетских женщина об этом.
— Дело в том, — сказал Тату, сделав многозначительную паузу, — что эти горы принадлежат Воде.
— Чему?
— Воде.
— Как так?
— Так говорят тибетские предания. А эти женщины каждый год приходят сюда, чтобы поклоняться этим священным горам, как повелел им когда-то тибетский монах. Они вначале идут вон к тому ручью, ложатся в него в одежде, потом мокрыми подходят к тому камню, ложатся на землю и долго читают молитву, адресованную этим священным горам, — объяснил Тату.
— М-м-м… Тату, спроси, они поклоняются именно вот этим горам? — я показал на гряду пирамид.
Когда Тату спросил их об этом, женщины радостно закивали.
— М-м-м…Тату, спроси, пожалуйста, суть этой молитвы.
— Суть молитвы отображается двумя словами… — ответил Тату после расспроса.
— Какими словами?
— Ы-ы-ы… Они поклоняются Сердцу Воды.
— Тату, спроси, как они называют эту гряду пирамид.
Тату спросил, показав рукой. Одна из женщин подошла ко мне поближе, пристально посмотрела на меня, перевела взгляд на гряду пирамид и тихим голосом ответила:
— Мы называем эти священные горы Сердцем Воды.
— Вот это и есть Сердце Воды? — я вновь показал на гряду пирамид.
— Да, — ответила тибетская женщина.
— Почему? — воскликнул я.
— Так говорят предания.
— Ну почему? — домогался я.
— Не знаю, — тибетская женщина опустила голову.
— Ну, а все-таки? — в отчаянии проговорил я.
— Не знаю, — послышался ответ.
Я встал, на прощанье помахал тибетским женщинам рукой, подошел к ручью, зашел в него по колено и долго стоял, ощущая холодную тибетскую воду.
Выйдя из воды, я присел на каменистом бережку, с непонятным волнением провел рукой по мокрым ногам и стал смотреть на гряду пирамид, называемую… Сердцем Воды. Мои мысли, несмотря на страшную усталость после посещения Долины Смерти, разогнались и стали плясать в голове, пытаясь найти хоть какую-то разгадку этого. Мысли мчались то в одну сторону, то в другую, то в третью, но каждый раз стукались об какое-то препятствие и возвращались обратно, грустно свидетельствуя о том, что решения не найдено. Но я чувствовал, что в этом экзотичном словосочетании «Сердце Воды», которым назвали… древние пирамиды, кроется что-то очень важное, очень и очень важное.
Я напрягался, напрягался и напрягался, заставляя работать свой мыслительный аппарат. И вдруг в голове вспыхнули воспоминания об Озере Демонов (Ракшас) и священном озере Маносаровар, вокруг которых мыслительная волна закрутилась быстро и легко. Я вспомнил свои рассуждения о водных формах жизни, о том, что вода, как информационно-емкая субстанция, способна нести в себе жизнь — водную жизнь, неведомую и непонятную нам, но существующую, в том числе и в нас самих, потому что наши тела на 75-90% состоят из воды.
Мои мысли уже бешено крутились вокруг гипотезы о водных формах жизни, как бы намекая, что разгадка понятия «Сердце Воды» находится именно здесь и что… что…
Я устало опустил голову. Долина Смерти-Великая Долина Смерти — измотала меня напрочь. У меня просто-напросто не хватало сил мыслить дальше. Я просто устал, сильно устал. Усталость остановила меня на грани разгадки. И только слово «матрица», как всполох, иногда появлялось в сознании и тут же исчезало, как бы нашептывая тебе, что разгадка «Сердца Воды» связана с этим словом. Но усталость… Эта дикая усталость… после Долины Смерти…
Пройдет долгих три года… Многим-многим больным за это время я буду смотреть в глаза и буду напрягать свой мозг, желая изыскать там, в глубинах своего сознания, какой-нибудь способ спасения, какую-нибудь ниточку надежды… А мысли, эти вездесущие мысли, будут раз за разом возвращать меня к этой тибетской долине, из которой была хорошо видна гряда пирамид, называемая «Сердцем Воды», и я буду как бы слегка укорять себя за то, что у меня, с ногами, мокрыми от тибетской воды, тогда не хватило сил домыслить… всего-навсего домыслить…
Теперь все иначе. Теперь уже создан водный Аллоплант. Теперь мне легче смотреть людям в глаза. Но эти три года утекли. А вместе с ними утекли и судьбы людей, которым я мог бы помочь, если бы… у меня тогда хватило сил домыслить.
А тогда, когда я стоял напротив гряды пирамид со странным названием «Сердце Воды», я лишь потрогал свои мокрые ноги, потопал ими и, развернувшись, пошел вперед. Привычно болел желудок, привычно выплескивая из меня накопившуюся за всю жизнь негативную энергию. А ноги были ватными… мокрые ноги. Я усилием воли передвигал эти мокрые ноги, не понимая того, что они, эти ноги, как и все мое тело, состоят в основном из воды и что им, ногам, возможно, не хочется уходить отсюда — с того места, где находится Сердце всей Воды, в том числе и моей, в том числе и моих ног… мокрых ног. Ведь мокрые ноги высохнут и станут сухими… от воды, окропившей их в… самом Сердце Воды.
А ноги и в самом деле вскоре высохли. Они несли меня вперед, вперед и вперед — к тому месту, где находилась загадочная пещера Миларепы.
Глава 17. Пещера Миларепы
— Странно.
Я посмотрел на тибетских женщин; одежда их и в самом деле показалась мне влажной, но подойти и пощупать было неудобно.
— Тату, я бы хотел…
В этот момент одна из женщин громко окликнула Тату и спросила его о чем-то, перебив меня.
— Сэр, она хочет знать, что же Вы рисуете?
— Я рисую вот эту гряду пирамид, — я махнул рукой в сторону пирамид.
— А зачем он рисует это? — спросила Тату тибетка, показав на меня.
— Ну… мне это интересно.
— А почему он рисует в сухой одежде? — тибетка опять показала на меня.
— Ну уж… так, — промямлил я.
Тибетские женщины начали что-то бурно обсуждать.
— О чем они говорят? — окликнул я Тату.
— Они удивляются тому, что белый человек обратил внимание на эти священные для тибетцев горы и даже рисует их. По их мнению, рисовать — это почти то же самое, что поклоняться этим священным горам. Но они хотели бы, чтобы Вы, сэр, рисовали в мокрой одежде, — пояснил Тату.
Тот факт, чтобы сидеть и рисовать в мокрой одежде на холодном ветру, я, конечно же, воспринял без восторга, но это показалось мне любопытным. Тату по моей просьбе расспросил тибетских женщина об этом.
— Дело в том, — сказал Тату, сделав многозначительную паузу, — что эти горы принадлежат Воде.
— Чему?
— Воде.
— Как так?
— Так говорят тибетские предания. А эти женщины каждый год приходят сюда, чтобы поклоняться этим священным горам, как повелел им когда-то тибетский монах. Они вначале идут вон к тому ручью, ложатся в него в одежде, потом мокрыми подходят к тому камню, ложатся на землю и долго читают молитву, адресованную этим священным горам, — объяснил Тату.
— М-м-м… Тату, спроси, они поклоняются именно вот этим горам? — я показал на гряду пирамид.
Когда Тату спросил их об этом, женщины радостно закивали.
— М-м-м…Тату, спроси, пожалуйста, суть этой молитвы.
— Суть молитвы отображается двумя словами… — ответил Тату после расспроса.
— Какими словами?
— Ы-ы-ы… Они поклоняются Сердцу Воды.
Сердце Воды
Что-то ёкнуло в груди, подсказывая, что это очень важно. Я набычился, посмотрел на Тату исподлобья и рубленым голосом сказал:— Тату, спроси, как они называют эту гряду пирамид.
Тату спросил, показав рукой. Одна из женщин подошла ко мне поближе, пристально посмотрела на меня, перевела взгляд на гряду пирамид и тихим голосом ответила:
— Мы называем эти священные горы Сердцем Воды.
— Вот это и есть Сердце Воды? — я вновь показал на гряду пирамид.
— Да, — ответила тибетская женщина.
— Почему? — воскликнул я.
— Так говорят предания.
— Ну почему? — домогался я.
— Не знаю, — тибетская женщина опустила голову.
— Ну, а все-таки? — в отчаянии проговорил я.
— Не знаю, — послышался ответ.
Я встал, на прощанье помахал тибетским женщинам рукой, подошел к ручью, зашел в него по колено и долго стоял, ощущая холодную тибетскую воду.
Выйдя из воды, я присел на каменистом бережку, с непонятным волнением провел рукой по мокрым ногам и стал смотреть на гряду пирамид, называемую… Сердцем Воды. Мои мысли, несмотря на страшную усталость после посещения Долины Смерти, разогнались и стали плясать в голове, пытаясь найти хоть какую-то разгадку этого. Мысли мчались то в одну сторону, то в другую, то в третью, но каждый раз стукались об какое-то препятствие и возвращались обратно, грустно свидетельствуя о том, что решения не найдено. Но я чувствовал, что в этом экзотичном словосочетании «Сердце Воды», которым назвали… древние пирамиды, кроется что-то очень важное, очень и очень важное.
Я напрягался, напрягался и напрягался, заставляя работать свой мыслительный аппарат. И вдруг в голове вспыхнули воспоминания об Озере Демонов (Ракшас) и священном озере Маносаровар, вокруг которых мыслительная волна закрутилась быстро и легко. Я вспомнил свои рассуждения о водных формах жизни, о том, что вода, как информационно-емкая субстанция, способна нести в себе жизнь — водную жизнь, неведомую и непонятную нам, но существующую, в том числе и в нас самих, потому что наши тела на 75-90% состоят из воды.
Мои мысли уже бешено крутились вокруг гипотезы о водных формах жизни, как бы намекая, что разгадка понятия «Сердце Воды» находится именно здесь и что… что…
Я устало опустил голову. Долина Смерти-Великая Долина Смерти — измотала меня напрочь. У меня просто-напросто не хватало сил мыслить дальше. Я просто устал, сильно устал. Усталость остановила меня на грани разгадки. И только слово «матрица», как всполох, иногда появлялось в сознании и тут же исчезало, как бы нашептывая тебе, что разгадка «Сердца Воды» связана с этим словом. Но усталость… Эта дикая усталость… после Долины Смерти…
Пройдет долгих три года… Многим-многим больным за это время я буду смотреть в глаза и буду напрягать свой мозг, желая изыскать там, в глубинах своего сознания, какой-нибудь способ спасения, какую-нибудь ниточку надежды… А мысли, эти вездесущие мысли, будут раз за разом возвращать меня к этой тибетской долине, из которой была хорошо видна гряда пирамид, называемая «Сердцем Воды», и я буду как бы слегка укорять себя за то, что у меня, с ногами, мокрыми от тибетской воды, тогда не хватило сил домыслить… всего-навсего домыслить…
Теперь все иначе. Теперь уже создан водный Аллоплант. Теперь мне легче смотреть людям в глаза. Но эти три года утекли. А вместе с ними утекли и судьбы людей, которым я мог бы помочь, если бы… у меня тогда хватило сил домыслить.
А тогда, когда я стоял напротив гряды пирамид со странным названием «Сердце Воды», я лишь потрогал свои мокрые ноги, потопал ими и, развернувшись, пошел вперед. Привычно болел желудок, привычно выплескивая из меня накопившуюся за всю жизнь негативную энергию. А ноги были ватными… мокрые ноги. Я усилием воли передвигал эти мокрые ноги, не понимая того, что они, эти ноги, как и все мое тело, состоят в основном из воды и что им, ногам, возможно, не хочется уходить отсюда — с того места, где находится Сердце всей Воды, в том числе и моей, в том числе и моих ног… мокрых ног. Ведь мокрые ноги высохнут и станут сухими… от воды, окропившей их в… самом Сердце Воды.
А ноги и в самом деле вскоре высохли. Они несли меня вперед, вперед и вперед — к тому месту, где находилась загадочная пещера Миларепы.
Глава 17. Пещера Миларепы
— Шеф, ноги ватные, да? — спросил меня Селиверстов на перекуре.
— Сухие они… — грустно ответил я, вызвав недоумение у Сергея Анатольевича.
— Чего? — я повернул голову, остановившись.
— Сэр, вон видите на склоне маленький монастырь?
— Да, вижу.
— Там находится пещера Миларепы.
— Ого!
Мы полезли по склону и через несколько минут добрались до монастыря. Монастырь с виду был неказист и скорее напоминал сарай, чем монастырь.
— А где вход-то в пещеру? — озадачился Селиверстов.
— Внутри монастыря, — пояснил Тату.
— А это что? — я показал рукой на огромный, высотой больше монастыря, каменный монолит, имевший форму ровного шестигранника.
— Это камень, который вытесал и принес сюда сам Миларепа! — Тату гордо поднял голову.
Я подошел ближе к шестигранному монолиту. Сомнений не было, он имел искусственное происхождение. Кто-то когда-то вытесал его из огромной каменной глыбы и перенес сюда, на каменистый склон горы. Кем-то была выстроена подпирающая каменная стенка, чтобы громадный шестигранный монолит не упал на бок.
Высотой этот монолит был метров восемь, ширина была такой же, а толщина — около четырех метров. Внешне монолит напоминал гигантское шестиугольное колесо. Поражало то, что каждый Гол и каждая сторона шестигранника были совершенно одинаковыми. Ориентировочный вес этого «каменного творения» (с учетом плотности гранита, кубический метр которого весит 2, 3 — 2, 4 тонны) составлял около 300 тонн.
— Скажи, Тату, — задал я вопрос, — как давно этот шестигранный монолит находится на этом месте? Что говорят по этому поводу легенды?
— Этот камень лежит здесь очень и очень давно, — отвечал он, — говорят, выточил его Миларепа. А жил он примерно в 1000 — ном году нашей эры.
— Я бы хотел уточнить, что Миларепа, в соответствии с литературными данными, жил в период с 1040 по 1123 годы, — вставился в разговор обладавший великолепной памятью Рафаэль Юсупов. — Он, Миларепа, как описывается в литературе, обладал экстраординарными психическими способностями и был истинным махасиддхой.
— Кем, кем? — переспросил Селиверстов.
— Махасиддхой.
— Мухасидкой, говоришь?
— Да, махасиддхой.
— А что это такое? — задиристо спросил Селиверстов. — Мухасидкой — что это?!
— Ну… — замешкался Юсупов, — это особое состояние тела и души. Мне трудно объяснить это, но я скажу точно, что ты, Сергей Анатольевич, не являешься махасиддхой.
— Уж не Вы ли, Рафаэль Гаязович, являетесь этим самым, как его… мухасидкой?
— Я тоже нет. А что?
— А то! Не надо бросаться заумными словами, слыша которые себя дураком чувствуешь. Мухасидка, мухосидка…
— Читать надо больше.
— Это я-то не читаю?! Я даже вон помню, как на древнем языке назывался остров Пасхи.
— Ну и как?
— Та-пи-то-о-те-хе-ну-а.
— А-а-а…
— Я даже знаю, как переводится это слово.
— Ну и как?
— Пуп земли. Понятно?
— М… да…
— А Вы, Рафаэль Гаязович, не знаете, как переводится слово… как его… м… м…
— Ма-ха-сид-дха! Пора бы запомнить!!!
В этот момент из монастыря появился монах и подошел к нам. Мы поздоровались, поговорили о том о сем.
— Что это? — спросил я его, показав на шестигранный монолит.
— Камень, — ответил он.
— Его выточил Миларепа?
— Конечно, — без тени сомнения сказал монах.
— А где он его вытачивал-то?
— Вон там, высоко в горах, где есть крепкие скалы, — монах показал рукой. — А потом Миларепа поднял этот камень глазами и перенес его сюда.
— Как так поднял глазами? — удивился Рафаэль Гаязович.
— Вытянул глаза на зрительных нервах, обхватил ими камень и перенес сюда! Ха! Не надо понимать все буквально! И так ясно, что Миларепа перенес этот камень за счет психической энергии, выходящей из глаз, а может и… за счет энергии пяти элементов, — ехидно выпалил Селиверстов.
— А чем вытачивал такой монолит Миларепа? — спросил я монаха.
— Руками.
— …???
— Из рук Миларепы выходила энергия, а когда он точил камень, летели искры. Камень он поднимал глазами (взглядом!), переворачивал и опять точил руками. Когда монолит был готов, Миларепа поднял его глазами (взглядом!) высоко в небо и по воздуху перенес сюда.
— Антигравитация, — проговорил Рафаэль Юсупов, опасливо бросив взгляд на Селиверстова.
— А для чего нужен этот шестигранный монолит здесь? — спросил я.
— О-о-о!!! — монах взметнул на меня глаза. — Этого вам никогда не понять!
— Ну, мы постараемся, очень постараемся… — стал настаивать я. — Мы верим во все тибетские легенды.
Монах пристально посмотрел мне в глаза и отчетливо сказал: — Только тот, кто сможет поднять этот камень глазами (взглядом!!!), сможет войти в Царство Мертвых.
Я посмотрел на шестигранный монолит, ощущая никчемную слабость своего взгляда, потом подошел к нему и постарался толкнуть его. Камень даже не шелохнулся.
— М-м-м… да… — выдавил из себя я.
Внутреннее смятение охватило меня. Даже стыдно стало за традиционно приземленный характер своего мышления. А шестигранный громадный монолит лежал передо мной и… существовал в реалиях, как бы намекая, что жизнь значительно сложнее, чем мы думаем.
— Эх! — вздохнул я.
Я вспомнил тибетцев, которые поклоняются скелетам, и верящих в то, что, если они поклоняются костному каркасу тела, то они обязательно попадут в Царство Мертвых — странный мир сидящих в состоянии Сомати людей, где, наверное, очень весело, потому что человек там, будучи освобожденным от тела, может всласть предаться душевному упоению или душевным утехам. Но туда, в этот странный мир Мертвых, попадают только избранные Богом, те — кому Бог дает особые способности, такие, как, например, способность поднять взглядом этот шестигранный монолит.
— А почему этот камень имеет шесть граней? — спросил я монаха.
— Ну… это Вы не поймете.
— А все-таки?
— Шесть граней этого камня символизируют шесть миров Царства Мертвых, — монах испытующе посмотрел мне в глаза, как бы стараясь уловить, понял я что-нибудь или нет.
— Странно, что в Царстве Мертвых именно шесть миров, а не… четыре, — промолвил я.
Тату перевел мои слова.
Монах удивленно вскинул брови.
— В тибетских текстах много написано о Царстве Мертвых. Но мы, современные монахи, не можем понять всего, что там написано. Учителя покинули нас. Давно, очень давно никто не выходил из Царства Мертвых. Никто. А мы ждем. Мир поглощает нас, тибетцев. Скоро нас не станет. Боюсь, что мы не дождемся того момента, когда из Царства Мертвых выйдет Учитель и научит нас жить. Но мы будем ждать его, очень ждать, — грустно проговорил монах.
Мне тоже стало грустно. Но вместе с грустью пришло какое-то розовое, с оттенками умиления, вдохновение. Мысли мои затрепетали вокруг параллельных миров и, сладко вращаясь, привели меня к выводу о том, что параллельные миры, располагаясь друг в Друге, как матрешки, отличаются лишь геометрией изогнутого пространства и, соответственно, иным ходом времени.
Каким-то непонятным образом я стал ощущать, что, наверное, основой нашего трехмерного мира является треугольник (а в объемном выражении — тетраэдр), основой четырехмерного мира четырехугольник (в объемном выражении — октаэдр) и эк Далее. И почему-то (не знаю, почему), мне стало казаться, что Тот Свет шестимерен и что он является единым для всех миров до шестого измерения, включая и его, и что тогда, когда мы окажемся там, во фрактальном мире Того Света, где нет расстояний и масштабов, мы увидим таких же фрактальных, как и мы, братьев из других миров, которые были отделены от нас при земной жизни невидимой перегородкой пространства. Мне представилось, что Тот Свет не один, и что следующий Тот Свет должен находиться на уровне 10-го измерения, следующий — на уровне 14-го измерения и так далее.
— А почему я считаю, что не может быть двухмерной жизни, то есть жизни на плоскости, или одномерной жизни, то есть жизни в линии, или даже жизни вообще без измерений (»нулевой» жизни), то есть жизни в точке? — подумал я тогда. — А может быть, такие формы жизни и в самом деле существуют?
Но я понимал, что об этом мы будем знать только тогда, когда окажемся на Том Свете и увидим все величие мира, вернее, миров, соединенных воедино.
— Наверное, — думал я романтично, будучи во власти интуиции, — что люди Царства Мертвых живут своими душами на Том Свете, наслаждаясь видением божественного мироздания в его многообразии. И, наверное, горделивые и добрые люди шестого измерения чуть-чуть опекают нас, людей третьего измерения, чуть-чуть снисходительно относятся к людям второго измерения, вынужденным жить на плоскости, и чуть-чуть посмеиваются над людьми первого измерения, живущими в линии, и людьми нулевого измерения, живущими в точке! Но они, люди шестого измерения, знают, что нулевое измерение не есть глухая и беспросветная точка, и что даже из точки можно выбраться за счет чистоты души и кристальности помыслов, и что когда-нибудь величественный шестимерный Тот Свет выведет человека нулевого измерения в первое измерение, превратив его из человека-точки в человека-линию, открыв дорогу для восхождения по мирам, если, конечно, человек поймет, что главным критерием жизни является Чистота Души.
и путь обратно наверняка существует — путь нисхождения по мирам, вплоть до человека-точки и… даже до полного его исчезновения… — для тех, кто этого не поймет. Кто знает, что такое ад? Может быть, это и есть нисхождение в более низкий мир — неуютный, чужой и примитивный, а рай — восхождение в более высокий мир, мир розовой мечты.
Я стоял рядом с шестигранным монолитом, обуреваемый мыслями, пришедшими из глубин подсознания, и мне почему-то казалось, что обо всем этом я когда-то уже думал. Я напряг свою память, но так ничего и не вспомнил; все смешалось в памяти — и моя личная память и память предков.
После этого момента пройдет два с лишним года, когда я организую научную экспедицию в Египет, где мы будем прорабатывать гипотезу о том, что землю Древнего Египта некогда посещали люди разных параллельных миров, оставив о себе следы в виде пирамид и статуй в натуральную величину. И вот тогда, когда мы логически проведем геометрический анализ характера искривления пространства в параллельных мирах и, что самое любопытное, этим способом проанализируем крест, то обнаружим, что «наш» Тот Свет должен быть на уровне именно шестого измерения. И об этом, дорогой читатель, я тоже когда-нибудь подробно напишу, обязательно напишу в своих будущих книгах. И, наверное, это будет интересно и уведет Вас к тайнам чудесных технологий людей более высоких параллельных миров.
А тогда, на Тибете, я продолжал стоять рядом с шестигранным монолитом. Я поднял глаза на монаха и предложил:
— Давайте сфотографируемся вместе, а?
— Нет, нет! — тут же возразил монах. — Меня нельзя фотографировать, так же как нельзя фотографировать внутри монастыря.
Я обратил внимание на внешность монаха: это был человек средних лет, достаточно неказистый, с большими глазами, в которых грусть и тоска попеременно сменяли друг друга, не оставляя места радости или восторгу.
Я провел рукой по своему затылку и тихо спросил монаха:
— А какую роль играет каждый угол в шестигранном монолите? Может быть, один угол символизирует один мир, другой — другой…?
— Я не знаю. Об этом написано в тибетских текстах, но я ничего не понял, — грустно проговорил монах.
— А не кажется ли Вам, что шесть углов этого камня символизируют шесть возможных апокалипсисов на Земле с поворотом земной оси каждый раз на 6666 км ?! — высказал предположение Селиверстов. — Четыре апокалипсиса Земля уже пережила, осталось два, чтобы завершить фатальный круг апокалипсисов, когда жизнь на поверхности Земли будет начисто стерта и останется только Царство Мертвых.
— Не все обязательно что-либо символизирует, — встрял в разговор Рафаэль Юсупов. — Кстати, слово «шестерка» тоже кое-что символизирует.
— Вы на что намекаете, Рафаэль Гаязович?! — насупил брови Селиверстов. — На то, что…
— Не надо хмуриться, — пошел в атаку Юсупов. — Если Вы, Сергей Анатольевич, хмуритесь, то, значит, Вы были…
— Кем, «шестеркой»?
— Да, ею.
— А Вы, Рафаэль Гаязович, никогда «шестеркой» не были, что ли? Ни разу, да?
— Ни разу. Я бескомпромиссный человек, что означает «антишестерка».
— Ох-хо-хо! Иногда по жизни и в самом деле приходится «подшестерить», чтобы добиться чего-либо, деньги, например, выбить, — Селиверстов ухмыльнулся. — А знаете, что такое «антишестерка»?
— Что? — насторожился Юсупов.
— Это «шестерка» на поводу у своей гордыни.
— Это я-то «шестерка»?!
— Пойдемте в монастырь! — перебил я спор друзей.
Когда мы вошли в монастырь, я тронул за локоть монаха и спросил его:
— Скажите, а Миларепа — великий йог и поэт — пришел из Царства Мертвых?
Плита Монах пристально посмотрел на меня своими Миларепы грустными глазами и промолчал. Движением руки он пригласил пройти к тому месту, где располагалось что-то наподобие алтаря, где горели свечи и было много статуэток, изображающих божества.
Когда я шел, меня кто-то дернул за локоть. Я обернулся. Это был Равиль.
— Шеф — прошептал он, — я пронес под полой видеокамеру.
Хочу снять втихаря.
Я тоже втихаря кивнул.
— А где же вход в пещеру-то? — озадачился Селиверстов.
— Непонятно, что ли, что вход загораживается алтарем со свечами и божествами, чтобы люди не могли войти туда и попасть под влияние психоэнергетического барьера пещеры, которая, если следовать легенде, ведет в Царство Мертвых, — с критическими нотками в голосе ответил Рафаэль Юсупов.
— Сам уже догадался, — бросил Селиверстов. — Без подсказок бы обошелся.
— А тогда что спрашивать-то?
— Что, и спросить нельзя?
— В священном месте лучше молчать, — поучающе сказал Рафаэль Юсупов. — Тем более, в том месте, которое связано с Мертвыми. Ведь Мертвые, извините, Сергей Анатольевич, молчат.
— А я, кстати, живой. А Вы, Рафаэль Гаязович, если наденете белую маску, то похожи на…
— Не надо дешевых намеков, — рассердился Рафаэль Юсупов. — Надеть маску не означает обязательно…
— Шеф, — послышался голос Равиля, обследовавшего алтарь, — за алтарем видна стенка, выложенная из камней, которая загораживает вход в пещеру.
Селиверстов разглядел эту стенку и бросил:
— Не только алтарь загораживает вход! Вот так вот, Рафаэль Гаязович…
Я вспомнил рассказ непальца Туктена о том, что пещера Миларепы сделана из огромных каменных плит, которые не могут сдвинуть и тысячи людей, и спросил монаха:
— А где каменные плиты-то?
— Вот же, — монах показал на плохо освещенную часть стены над алтарем.
В полутьме я и в самом деле увидел огромную плиту, уложенную горизонтально на высоте 2, 5 метров .
— А может быть, Вы все-таки разрешите сфотографировать плиту? — обратился я к монаху.
— Нет, нет, нет, — категорически запротестовал монах. — Нельзя!
— Ну почему?
— Нельзя, и все!
— Шеф, я снял на видеокамеру из-под полы. Надеюсь, что получится, — зашептал мне в ухо Равиль.
Ладно.
Монах рассказал нам, что эта каменная плита имеет квадратную форму, размер ее составляет 4x4 метра, а толщина — 40 см . Она уложена на две обточенные гранитные скалы, в верхней части которых сделаны прямоугольные выемки для укладки плиты. Ширина прохода между скалами равна 2, 5 метрам . Его, монаха, Учитель около 20 лет назад построил каменную стенку, перегораживающую проход, чтобы люди не заходили в пещеру и не погибали. Он же установил перед перегораживающей стенкой алтарь.
Я подошел поближе к алтарю и по краям от него и в самом деле увидел две обточенные скалы с выемками для укладки плиты. А плита, явно отличаясь структурой и цветом гранита от обточенных скал, мертво лежала на них, будучи идеально подогнанной.
Я прикинул вес плиты. Она «тянула» тонн на десять.
— А правда, что Миларепа вытачивал эту плиту в другом месте? — саркастичеки поинтересовался я, обращаясь к монаху.
— Да, он вытачивал ее в другом месте, высоко в горах, — ответил монах.
— Вытачивал, конечно, «руками» и переносил плиту сюда «глазами»? — усмехнулся я.
— Да, да, — закивал монах. — Хочу только добавить, что великий йог Миларепа выточил много таких плит и перенес их сюда, чтобы обложить ими вход в пещеру, которую он тоже сделал сам.
— Чем он «делал» пещеру? Тоже «руками»?
— Конечно. А чем же еще? — удивился моей непрозорливости монах.
— М-м… да. А каких-либо аппаратов у него не было?
— Нет, не было. Только руки.
— Он что, целый тоннель руками в скалистом грунте сделал, что ли? — усомнился Рафаэль Юсупов.
— Конечно, — невозмутимо ответил монах.
— Да… — прокряхтел Юсупов, — в этой инкарнации мы вряд ли сможем понять данный феномен «работы руками». Возможно, в следующей инкарнации…
— Конечно же, Вы, Рафаэль Гаязович, не сможете этого понять, — откуда-то сбоку встрял Селиверстов.
— С чего это? — насторожился Рафаэль Юсупов.
— А с того, что Вы, Рафаэль Гаязович, не очень удачный инкарнат! — авторитетно произнес Селиверстов.
— Кто-кто?!
— Инкарнат.
— Это я-то? Да еще и неудачный… ?
— Да, и неудачный!
Сам ты инкарнат, — обиделся Юсупов. — Ты что, Сергей Анатольевич, хочешь сказать, что ты более удачный, что ли… этот самый… инкарнат?
— Да ладно, — пошел на примирение Селиверстов, — все мы в этом мире не очень удачные… м… м… инкарнаты — туннели руками делать не можем, плиты «глазами» переносить не можем…
Чо тут больно удачного-то? Мы вон только булыжник можем с земли поднять и использовать как оружие пролетариата. Надеюсь, в следующей инкарнации больше повезет.
— А все-таки по твоим глазам видно, что ты себя, Сергей Анатольевич, считаешь более удачным… — сказал Юсупов, не успев остыть.
Помотав головой и нелепо погладив свой затылок, я стал анализировать эту мысль. Я искренне верил, что параллельные миры и в самом деле существуют, оставаясь невидимыми для нас, и что понятие «пространство» означает отнюдь не только, например, расстояние от забора до сарая, а является основой мироздания, создавая за счет разного характера искривления его — пространства — разные вещества и разные энергии. Да и все, что мы видим вокруг себя, есть искривленное пространство. Я вполне ясно осознавал, что многообразие вариантов искривления пространства может быть бесконечным, но в то же время я понимал, что Создатель не дал возможности Пространству искривлятся хаотически, а сгруппировал Пространство по характеру искривления: искривленное пространство по типу треугольника (в объемном выражении — тетраэдр создало трехмерный мир (в котором мы живем!), искривленное пространство по типу четырехугольника (в объемном выражении — октаэдр) создало четырехмерный мир и так далее.
— Сухие они… — грустно ответил я, вызвав недоумение у Сергея Анатольевича.
Шестигранный монолит
Мы опять пошли вперед. Вскоре проводник Тату, шедший сзади, окликнул меня.— Чего? — я повернул голову, остановившись.
— Сэр, вон видите на склоне маленький монастырь?
— Да, вижу.
— Там находится пещера Миларепы.
— Ого!
Мы полезли по склону и через несколько минут добрались до монастыря. Монастырь с виду был неказист и скорее напоминал сарай, чем монастырь.
— А где вход-то в пещеру? — озадачился Селиверстов.
— Внутри монастыря, — пояснил Тату.
— А это что? — я показал рукой на огромный, высотой больше монастыря, каменный монолит, имевший форму ровного шестигранника.
— Это камень, который вытесал и принес сюда сам Миларепа! — Тату гордо поднял голову.
Я подошел ближе к шестигранному монолиту. Сомнений не было, он имел искусственное происхождение. Кто-то когда-то вытесал его из огромной каменной глыбы и перенес сюда, на каменистый склон горы. Кем-то была выстроена подпирающая каменная стенка, чтобы громадный шестигранный монолит не упал на бок.
Высотой этот монолит был метров восемь, ширина была такой же, а толщина — около четырех метров. Внешне монолит напоминал гигантское шестиугольное колесо. Поражало то, что каждый Гол и каждая сторона шестигранника были совершенно одинаковыми. Ориентировочный вес этого «каменного творения» (с учетом плотности гранита, кубический метр которого весит 2, 3 — 2, 4 тонны) составлял около 300 тонн.
— Скажи, Тату, — задал я вопрос, — как давно этот шестигранный монолит находится на этом месте? Что говорят по этому поводу легенды?
— Этот камень лежит здесь очень и очень давно, — отвечал он, — говорят, выточил его Миларепа. А жил он примерно в 1000 — ном году нашей эры.
— Я бы хотел уточнить, что Миларепа, в соответствии с литературными данными, жил в период с 1040 по 1123 годы, — вставился в разговор обладавший великолепной памятью Рафаэль Юсупов. — Он, Миларепа, как описывается в литературе, обладал экстраординарными психическими способностями и был истинным махасиддхой.
— Кем, кем? — переспросил Селиверстов.
— Махасиддхой.
— Мухасидкой, говоришь?
— Да, махасиддхой.
— А что это такое? — задиристо спросил Селиверстов. — Мухасидкой — что это?!
— Ну… — замешкался Юсупов, — это особое состояние тела и души. Мне трудно объяснить это, но я скажу точно, что ты, Сергей Анатольевич, не являешься махасиддхой.
— Уж не Вы ли, Рафаэль Гаязович, являетесь этим самым, как его… мухасидкой?
— Я тоже нет. А что?
— А то! Не надо бросаться заумными словами, слыша которые себя дураком чувствуешь. Мухасидка, мухосидка…
— Читать надо больше.
— Это я-то не читаю?! Я даже вон помню, как на древнем языке назывался остров Пасхи.
— Ну и как?
— Та-пи-то-о-те-хе-ну-а.
— А-а-а…
— Я даже знаю, как переводится это слово.
— Ну и как?
— Пуп земли. Понятно?
— М… да…
— А Вы, Рафаэль Гаязович, не знаете, как переводится слово… как его… м… м…
— Ма-ха-сид-дха! Пора бы запомнить!!!
В этот момент из монастыря появился монах и подошел к нам. Мы поздоровались, поговорили о том о сем.
— Что это? — спросил я его, показав на шестигранный монолит.
— Камень, — ответил он.
— Его выточил Миларепа?
— Конечно, — без тени сомнения сказал монах.
— А где он его вытачивал-то?
— Вон там, высоко в горах, где есть крепкие скалы, — монах показал рукой. — А потом Миларепа поднял этот камень глазами и перенес его сюда.
— Как так поднял глазами? — удивился Рафаэль Гаязович.
— Вытянул глаза на зрительных нервах, обхватил ими камень и перенес сюда! Ха! Не надо понимать все буквально! И так ясно, что Миларепа перенес этот камень за счет психической энергии, выходящей из глаз, а может и… за счет энергии пяти элементов, — ехидно выпалил Селиверстов.
— А чем вытачивал такой монолит Миларепа? — спросил я монаха.
— Руками.
— …???
— Из рук Миларепы выходила энергия, а когда он точил камень, летели искры. Камень он поднимал глазами (взглядом!), переворачивал и опять точил руками. Когда монолит был готов, Миларепа поднял его глазами (взглядом!) высоко в небо и по воздуху перенес сюда.
— Антигравитация, — проговорил Рафаэль Юсупов, опасливо бросив взгляд на Селиверстова.
— А для чего нужен этот шестигранный монолит здесь? — спросил я.
— О-о-о!!! — монах взметнул на меня глаза. — Этого вам никогда не понять!
— Ну, мы постараемся, очень постараемся… — стал настаивать я. — Мы верим во все тибетские легенды.
Монах пристально посмотрел мне в глаза и отчетливо сказал: — Только тот, кто сможет поднять этот камень глазами (взглядом!!!), сможет войти в Царство Мертвых.
Я посмотрел на шестигранный монолит, ощущая никчемную слабость своего взгляда, потом подошел к нему и постарался толкнуть его. Камень даже не шелохнулся.
— М-м-м… да… — выдавил из себя я.
Внутреннее смятение охватило меня. Даже стыдно стало за традиционно приземленный характер своего мышления. А шестигранный громадный монолит лежал передо мной и… существовал в реалиях, как бы намекая, что жизнь значительно сложнее, чем мы думаем.
— Эх! — вздохнул я.
Я вспомнил тибетцев, которые поклоняются скелетам, и верящих в то, что, если они поклоняются костному каркасу тела, то они обязательно попадут в Царство Мертвых — странный мир сидящих в состоянии Сомати людей, где, наверное, очень весело, потому что человек там, будучи освобожденным от тела, может всласть предаться душевному упоению или душевным утехам. Но туда, в этот странный мир Мертвых, попадают только избранные Богом, те — кому Бог дает особые способности, такие, как, например, способность поднять взглядом этот шестигранный монолит.
— А почему этот камень имеет шесть граней? — спросил я монаха.
— Ну… это Вы не поймете.
— А все-таки?
— Шесть граней этого камня символизируют шесть миров Царства Мертвых, — монах испытующе посмотрел мне в глаза, как бы стараясь уловить, понял я что-нибудь или нет.
— Странно, что в Царстве Мертвых именно шесть миров, а не… четыре, — промолвил я.
Тату перевел мои слова.
Монах удивленно вскинул брови.
— В тибетских текстах много написано о Царстве Мертвых. Но мы, современные монахи, не можем понять всего, что там написано. Учителя покинули нас. Давно, очень давно никто не выходил из Царства Мертвых. Никто. А мы ждем. Мир поглощает нас, тибетцев. Скоро нас не станет. Боюсь, что мы не дождемся того момента, когда из Царства Мертвых выйдет Учитель и научит нас жить. Но мы будем ждать его, очень ждать, — грустно проговорил монах.
Мне тоже стало грустно. Но вместе с грустью пришло какое-то розовое, с оттенками умиления, вдохновение. Мысли мои затрепетали вокруг параллельных миров и, сладко вращаясь, привели меня к выводу о том, что параллельные миры, располагаясь друг в Друге, как матрешки, отличаются лишь геометрией изогнутого пространства и, соответственно, иным ходом времени.
Каким-то непонятным образом я стал ощущать, что, наверное, основой нашего трехмерного мира является треугольник (а в объемном выражении — тетраэдр), основой четырехмерного мира четырехугольник (в объемном выражении — октаэдр) и эк Далее. И почему-то (не знаю, почему), мне стало казаться, что Тот Свет шестимерен и что он является единым для всех миров до шестого измерения, включая и его, и что тогда, когда мы окажемся там, во фрактальном мире Того Света, где нет расстояний и масштабов, мы увидим таких же фрактальных, как и мы, братьев из других миров, которые были отделены от нас при земной жизни невидимой перегородкой пространства. Мне представилось, что Тот Свет не один, и что следующий Тот Свет должен находиться на уровне 10-го измерения, следующий — на уровне 14-го измерения и так далее.
— А почему я считаю, что не может быть двухмерной жизни, то есть жизни на плоскости, или одномерной жизни, то есть жизни в линии, или даже жизни вообще без измерений (»нулевой» жизни), то есть жизни в точке? — подумал я тогда. — А может быть, такие формы жизни и в самом деле существуют?
Но я понимал, что об этом мы будем знать только тогда, когда окажемся на Том Свете и увидим все величие мира, вернее, миров, соединенных воедино.
— Наверное, — думал я романтично, будучи во власти интуиции, — что люди Царства Мертвых живут своими душами на Том Свете, наслаждаясь видением божественного мироздания в его многообразии. И, наверное, горделивые и добрые люди шестого измерения чуть-чуть опекают нас, людей третьего измерения, чуть-чуть снисходительно относятся к людям второго измерения, вынужденным жить на плоскости, и чуть-чуть посмеиваются над людьми первого измерения, живущими в линии, и людьми нулевого измерения, живущими в точке! Но они, люди шестого измерения, знают, что нулевое измерение не есть глухая и беспросветная точка, и что даже из точки можно выбраться за счет чистоты души и кристальности помыслов, и что когда-нибудь величественный шестимерный Тот Свет выведет человека нулевого измерения в первое измерение, превратив его из человека-точки в человека-линию, открыв дорогу для восхождения по мирам, если, конечно, человек поймет, что главным критерием жизни является Чистота Души.
и путь обратно наверняка существует — путь нисхождения по мирам, вплоть до человека-точки и… даже до полного его исчезновения… — для тех, кто этого не поймет. Кто знает, что такое ад? Может быть, это и есть нисхождение в более низкий мир — неуютный, чужой и примитивный, а рай — восхождение в более высокий мир, мир розовой мечты.
Я стоял рядом с шестигранным монолитом, обуреваемый мыслями, пришедшими из глубин подсознания, и мне почему-то казалось, что обо всем этом я когда-то уже думал. Я напряг свою память, но так ничего и не вспомнил; все смешалось в памяти — и моя личная память и память предков.
После этого момента пройдет два с лишним года, когда я организую научную экспедицию в Египет, где мы будем прорабатывать гипотезу о том, что землю Древнего Египта некогда посещали люди разных параллельных миров, оставив о себе следы в виде пирамид и статуй в натуральную величину. И вот тогда, когда мы логически проведем геометрический анализ характера искривления пространства в параллельных мирах и, что самое любопытное, этим способом проанализируем крест, то обнаружим, что «наш» Тот Свет должен быть на уровне именно шестого измерения. И об этом, дорогой читатель, я тоже когда-нибудь подробно напишу, обязательно напишу в своих будущих книгах. И, наверное, это будет интересно и уведет Вас к тайнам чудесных технологий людей более высоких параллельных миров.
А тогда, на Тибете, я продолжал стоять рядом с шестигранным монолитом. Я поднял глаза на монаха и предложил:
— Давайте сфотографируемся вместе, а?
— Нет, нет! — тут же возразил монах. — Меня нельзя фотографировать, так же как нельзя фотографировать внутри монастыря.
Я обратил внимание на внешность монаха: это был человек средних лет, достаточно неказистый, с большими глазами, в которых грусть и тоска попеременно сменяли друг друга, не оставляя места радости или восторгу.
Я провел рукой по своему затылку и тихо спросил монаха:
— А какую роль играет каждый угол в шестигранном монолите? Может быть, один угол символизирует один мир, другой — другой…?
— Я не знаю. Об этом написано в тибетских текстах, но я ничего не понял, — грустно проговорил монах.
— А не кажется ли Вам, что шесть углов этого камня символизируют шесть возможных апокалипсисов на Земле с поворотом земной оси каждый раз на 6666 км ?! — высказал предположение Селиверстов. — Четыре апокалипсиса Земля уже пережила, осталось два, чтобы завершить фатальный круг апокалипсисов, когда жизнь на поверхности Земли будет начисто стерта и останется только Царство Мертвых.
— Не все обязательно что-либо символизирует, — встрял в разговор Рафаэль Юсупов. — Кстати, слово «шестерка» тоже кое-что символизирует.
— Вы на что намекаете, Рафаэль Гаязович?! — насупил брови Селиверстов. — На то, что…
— Не надо хмуриться, — пошел в атаку Юсупов. — Если Вы, Сергей Анатольевич, хмуритесь, то, значит, Вы были…
— Кем, «шестеркой»?
— Да, ею.
— А Вы, Рафаэль Гаязович, никогда «шестеркой» не были, что ли? Ни разу, да?
— Ни разу. Я бескомпромиссный человек, что означает «антишестерка».
— Ох-хо-хо! Иногда по жизни и в самом деле приходится «подшестерить», чтобы добиться чего-либо, деньги, например, выбить, — Селиверстов ухмыльнулся. — А знаете, что такое «антишестерка»?
— Что? — насторожился Юсупов.
— Это «шестерка» на поводу у своей гордыни.
— Это я-то «шестерка»?!
— Пойдемте в монастырь! — перебил я спор друзей.
Когда мы вошли в монастырь, я тронул за локоть монаха и спросил его:
— Скажите, а Миларепа — великий йог и поэт — пришел из Царства Мертвых?
Плита Монах пристально посмотрел на меня своими Миларепы грустными глазами и промолчал. Движением руки он пригласил пройти к тому месту, где располагалось что-то наподобие алтаря, где горели свечи и было много статуэток, изображающих божества.
Когда я шел, меня кто-то дернул за локоть. Я обернулся. Это был Равиль.
— Шеф — прошептал он, — я пронес под полой видеокамеру.
Хочу снять втихаря.
Я тоже втихаря кивнул.
— А где же вход в пещеру-то? — озадачился Селиверстов.
— Непонятно, что ли, что вход загораживается алтарем со свечами и божествами, чтобы люди не могли войти туда и попасть под влияние психоэнергетического барьера пещеры, которая, если следовать легенде, ведет в Царство Мертвых, — с критическими нотками в голосе ответил Рафаэль Юсупов.
— Сам уже догадался, — бросил Селиверстов. — Без подсказок бы обошелся.
— А тогда что спрашивать-то?
— Что, и спросить нельзя?
— В священном месте лучше молчать, — поучающе сказал Рафаэль Юсупов. — Тем более, в том месте, которое связано с Мертвыми. Ведь Мертвые, извините, Сергей Анатольевич, молчат.
— А я, кстати, живой. А Вы, Рафаэль Гаязович, если наденете белую маску, то похожи на…
— Не надо дешевых намеков, — рассердился Рафаэль Юсупов. — Надеть маску не означает обязательно…
— Шеф, — послышался голос Равиля, обследовавшего алтарь, — за алтарем видна стенка, выложенная из камней, которая загораживает вход в пещеру.
Селиверстов разглядел эту стенку и бросил:
— Не только алтарь загораживает вход! Вот так вот, Рафаэль Гаязович…
Я вспомнил рассказ непальца Туктена о том, что пещера Миларепы сделана из огромных каменных плит, которые не могут сдвинуть и тысячи людей, и спросил монаха:
— А где каменные плиты-то?
— Вот же, — монах показал на плохо освещенную часть стены над алтарем.
В полутьме я и в самом деле увидел огромную плиту, уложенную горизонтально на высоте 2, 5 метров .
— А может быть, Вы все-таки разрешите сфотографировать плиту? — обратился я к монаху.
— Нет, нет, нет, — категорически запротестовал монах. — Нельзя!
— Ну почему?
— Нельзя, и все!
— Шеф, я снял на видеокамеру из-под полы. Надеюсь, что получится, — зашептал мне в ухо Равиль.
Ладно.
Монах рассказал нам, что эта каменная плита имеет квадратную форму, размер ее составляет 4x4 метра, а толщина — 40 см . Она уложена на две обточенные гранитные скалы, в верхней части которых сделаны прямоугольные выемки для укладки плиты. Ширина прохода между скалами равна 2, 5 метрам . Его, монаха, Учитель около 20 лет назад построил каменную стенку, перегораживающую проход, чтобы люди не заходили в пещеру и не погибали. Он же установил перед перегораживающей стенкой алтарь.
Я подошел поближе к алтарю и по краям от него и в самом деле увидел две обточенные скалы с выемками для укладки плиты. А плита, явно отличаясь структурой и цветом гранита от обточенных скал, мертво лежала на них, будучи идеально подогнанной.
Я прикинул вес плиты. Она «тянула» тонн на десять.
— А правда, что Миларепа вытачивал эту плиту в другом месте? — саркастичеки поинтересовался я, обращаясь к монаху.
— Да, он вытачивал ее в другом месте, высоко в горах, — ответил монах.
— Вытачивал, конечно, «руками» и переносил плиту сюда «глазами»? — усмехнулся я.
— Да, да, — закивал монах. — Хочу только добавить, что великий йог Миларепа выточил много таких плит и перенес их сюда, чтобы обложить ими вход в пещеру, которую он тоже сделал сам.
— Чем он «делал» пещеру? Тоже «руками»?
— Конечно. А чем же еще? — удивился моей непрозорливости монах.
— М-м… да. А каких-либо аппаратов у него не было?
— Нет, не было. Только руки.
— Он что, целый тоннель руками в скалистом грунте сделал, что ли? — усомнился Рафаэль Юсупов.
— Конечно, — невозмутимо ответил монах.
— Да… — прокряхтел Юсупов, — в этой инкарнации мы вряд ли сможем понять данный феномен «работы руками». Возможно, в следующей инкарнации…
— Конечно же, Вы, Рафаэль Гаязович, не сможете этого понять, — откуда-то сбоку встрял Селиверстов.
— С чего это? — насторожился Рафаэль Юсупов.
— А с того, что Вы, Рафаэль Гаязович, не очень удачный инкарнат! — авторитетно произнес Селиверстов.
— Кто-кто?!
— Инкарнат.
— Это я-то? Да еще и неудачный… ?
— Да, и неудачный!
Сам ты инкарнат, — обиделся Юсупов. — Ты что, Сергей Анатольевич, хочешь сказать, что ты более удачный, что ли… этот самый… инкарнат?
— Да ладно, — пошел на примирение Селиверстов, — все мы в этом мире не очень удачные… м… м… инкарнаты — туннели руками делать не можем, плиты «глазами» переносить не можем…
Чо тут больно удачного-то? Мы вон только булыжник можем с земли поднять и использовать как оружие пролетариата. Надеюсь, в следующей инкарнации больше повезет.
— А все-таки по твоим глазам видно, что ты себя, Сергей Анатольевич, считаешь более удачным… — сказал Юсупов, не успев остыть.
Мысли о силах параллельного мира
Я отошел в другой конец монастыря и задумался. Мне стало казаться, что, возможно, йог Миларепа «работал руками» по принципу, схожему с тем, который используют филиппинские хилеры. Невесть откуда взявшаяся мысль упрямо твердила, что филиппинские хилеры, чудесным образом входя руками в тело человека, работают с помощью сил параллельного нам, четырехмерного мира и что, возможно, йог Миларепа тоже использовал силы параллельного мира для выполнения «камнеобрабаты-вающих работ».Помотав головой и нелепо погладив свой затылок, я стал анализировать эту мысль. Я искренне верил, что параллельные миры и в самом деле существуют, оставаясь невидимыми для нас, и что понятие «пространство» означает отнюдь не только, например, расстояние от забора до сарая, а является основой мироздания, создавая за счет разного характера искривления его — пространства — разные вещества и разные энергии. Да и все, что мы видим вокруг себя, есть искривленное пространство. Я вполне ясно осознавал, что многообразие вариантов искривления пространства может быть бесконечным, но в то же время я понимал, что Создатель не дал возможности Пространству искривлятся хаотически, а сгруппировал Пространство по характеру искривления: искривленное пространство по типу треугольника (в объемном выражении — тетраэдр создало трехмерный мир (в котором мы живем!), искривленное пространство по типу четырехугольника (в объемном выражении — октаэдр) создало четырехмерный мир и так далее.