Мун Элизабет. Меч наемника

   — На счет «три» — левую руку вниз и поднимаем копье, кладя его всем весом на плечо, — продолжил Стэммел. — Делай — три! Отставить!
   Пакс только-только приподняла копье, судорожно стараясь не выпустить его из-под контроля, а сзади уже раздалась сдавленная ругань кого-то, на чью голову опустилась жердь стоявшего впереди.
   — Держите вы свои деревяшки крепче, — недовольно сказал Стэммел и вновь скомандовал: — Делай — три! Нет, отставить! Еще раз…
   Это движение взвод повторял бессчетное количество раз, пока все новобранцы более или менее научились держать жердь в нужном положении. Руки Паксенаррион затекли, ладони, по которым скользила деревянная жердь, горели.
   — Обратно в казарму будем возвращаться, неся копья на плече, — объявил Стэммел. — И в ваших интересах не выглядеть такими же болванами, как остальные группы. Кто уронит жердь — голову оторву! — И сержант погрозил подчиненным кулаком.
   Взвод Стэммела умудрился вернуться в казарму первым, не уронив при этом ни одной жерди, чем немало удивил других сержантов и вызвал зависть остальных новобранцев.
   Мало-помалу обучение двигалось вперед. Новобранцы получали все меньше ударов и уколов от Сиджера (никогда, впрочем, не избегая их окончательно); копья начали казаться более или менее управляемыми. Пакс, содравшая кожу на левом предплечье, тренируясь в стрельбе из лука, научилась правильно держать согнутую в локте руку. Все новобранцы получили немало ссадин, ушибов, синяков и порезов, но единственным серьезно пострадавшим во взводе Стэммела был Микель Фальссон, сорвавшийся со стены во время ремонтных работ и переломавший себе обе ноги. Кости срослись, но хромота осталась, и парню пришлось перейти на работу в оружейную мастерскую.
   — Ему еще повезло, что он совсем без ног не остался, — сказал Девлин. — Я такого кошмарного перелома никогда не видел.
   Пакс поежилась, вспомнив торчащие из раны белые осколки костей.
   В разговор неожиданно включилась Эффа:
   — Вот почитай он Геда…
   — Прекратить! — привычно оборвал ее Девлин. — Никаких разговоров о религиях, священниках и святых в нашей роте.
   — Но почему? — возмутилась Эффа. — Я слышала, что в роту герцога Пелана набирают последователей Геда.
   — Раньше так и делали, а сейчас перестали.
   — Когда я записывалась, то сказала о своей вере сержанту, и он ответил, что это хорошо.
   — Сержант Стэммел так сказал тебе? Ладно, значит, так оно и есть. Чем больше таких, как ты, в роте — тем лучше. Ты же знаешь, что слово командира для нас — закон.
   — И все-таки…
   — Эффа, отвяжись, — дернула ее за рукав Арни. — В конце концов, это действительно не наше дело.
   Но не в характере Эффы было так просто отступить. Она все время приставала с вопросами к командирам или к товарищам, выясняя все, что ей было интересно, до мельчайших подробностей. А главное, она не оставляла попыток обратить в свою веру тех, кто, по ее мнению, был добродетелен (например, Пакс, Сабен или Арни), но не просветлен. Эти уговоры изрядно надоели Пакс.
   — Я поклоняюсь своим богам, — в очередной раз объясняла она. — Мне их хватает за глаза. Моя семья поклоняется им много поколений, и я не вижу смысла что-то менять. И потом, каким бы великим воином ни был Гед, он не мог стать богом. Так боги не появляются.
   Развернувшись, Пакс пошла прочь от Эффы.
   В то же время с Сабеном и Арни она с интересом обсуждала тему религии: каждому было чем удивить своих товарищей.
   — А моя семья, — начал свой рассказ Сабен, — ведет род от кочевников-коневодов. Еще дед деда моего отца кочевал по равнине. Сейчас у нас ферма, мы выращиваем лошадей и другой скот на продажу, но у каждого из нас всегда с собой кусочек конского копыта, а на свадьбах и похоронах мы танцуем с лошадиными хвостами и символической упряжью.
   — То есть вы поклоняетесь лошадям? — поразился Вик.
   — Да нет же. Наши боги — Гром Табуна, Северный Ветер и Черноглазая Кобыла — боги плодородия. Ну это почти то же самое, что Альяния — Госпожа Мира. А вот семья моего дяди поклоняется Гутлаку…
   — Великому Охотнику?
   — Ну да. Так мой отец всегда уходит с их ритуальных плясок, считая, что не имеет права участвовать в них.
   — Я бы тоже не стал, — поежился Вик.
   — Городской мальчишка, — заключила Пакс. — Мы хоть и сменили дикую охоту на разведение овец, но все равно признаем за Гутлаком великую силу.
   — Да я знаю. Просто не по себе мне от этих сильных и великих охотников. А у нас в семье чтят Великого Господина, потом Альянию, Сертига и Адиана…
   — А это кто такие? — спросила Пакс.
   — Сертиг — Создатель, это-то тебе известно. Его почитают многие ремесленники. Адиан — Дающий Имя Всем Вещам. Мой отец играет на арфе и поет, а певцам и сказителям приходится иметь дело со множеством имен.
   — Ты — сын певца и музыканта? — удивленно спросил Сабен.
   Вик кивнул.
   — Но у тебя же совсем нет голоса!
   — Это точно, — ответил Вик, пожимая плечами. — И на арфе я так и не научился играть, хоть мне ее с младенчества подсовывали. Хотел отец из меня переписчика сделать, каллиграфа, но это дело шло у меня еще хуже, чем музыка. Любил я подраться, чем доставлял немало неприятностей семье. И вот однажды случилось то, что должно было случиться: самым разумным выходом из очередной истории оказалось смыться из родного города. Прикинув, я решил, что единственное мое умение будет мне полезно именно здесь.
   — Это что же за талант у тебя такой? — хитро прищурившись, поинтересовался Сабен.
   Мгновенно развернувшись, Вик резко нагнулся, подсел под Сабена, перебросил через себя и уложил на лопатки.
   — Талант какой, спрашиваешь? Валить с ног здоровых, но тупых деревенских парней, вроде тебя например.
   Сабен рассмеялся и перекатился в сидячее положение.
   — Убедил, — сказал он. — Но сработает ли это против тысячи копьеносцев из Южного замка?
   — А для этого мой талант и не потребуется. Вы с Пакс — дылды здоровенные — пойдете в первой шеренге и прикроете меня.
   Ответом на это замечание был дружный смех друзей.
   Через несколько недель перемен в строю каждому новобранцу наконец было сообщено его постоянное («До первой же глупости», — напомнил Боск) место. К большому удовольствию Пакс, ее оставили командиром отделения. Единственной ее проблемой по-прежнему оставался Коррин; не считая этого, она вновь была так же довольна, как в тот день, когда впервые оказалась в армии. Она искренне сожалела, что драки были строго запрещены. Ей казалось, что она вполне могла бы на равных вступить в поединок с Коррином, а при везении и победить его. Но с тех пор, как трое новобранцев из взвода сержанта Кефера были показательно наказаны за потасовку, устроенную скорее от скуки, чем действительно со зла, Пакс решила сдерживать свои чувства. Ей не хотелось терять то, чего она достигла таким трудом — включая должность командира отделения, — из-за какого-то мерзавца.
   Как-то днем к крепости подъехала группа всадников в форме герцогских кавалеристов во главе с рыжеволосым красавцем капралом. Солдаты выглядели роскошно, для новобранцев они были воплощением мужества и старались не уронить себя в их глазах.
   Отвлекшись, чтобы взглянуть на вновь прибывших, Пакс, которая в этот момент занималась отработкой ударов и уколов с Сиджером, была наказана за невнимательность чувствительным ударом в плечо.
   — Когда дерешься — дерись, — буркнул старик инструктор. — Если соберешься поглазеть на что-нибудь — на земле ли, на небесах, — сразу готовься к переходу в мир иной.
   Пакс сконцентрировалась на поединке, желая доказать Сиджеру, что уже многому научилась, но опытному воину она явно была не ровня. Он без усилия уходил от ее клинка или отбивал его, а Пакс тем временем совсем запыхалась.
   — Эй, поаккуратнее размахивай руками, — не переставал поправлять ее Сиджер. — Это что за открытый бок? Я этому тебя учил? Откроешься так в бою — тотчас получишь мечом или кинжалом промеж ребер. Ну давай живее, девочка, соберись! Смотри, я сейчас сам тебе открылся — словно ворота распахнул, а ты все рубишь, вместо того чтобы нанести короткий укол. Эх ты. Остановись-ка.
   Пакс едва не выронила меч, да и сама с явным усилием стояла на ногах. Сиджер продолжил свои объяснения:
   — Ты достаточно сильна. Но сила — еще только полдела. Нужна быстрота. Причем думать нужно еще быстрее, чем двигаться. Давай отработаем вот этот укол снизу.
   Инструктор несколько раз показал Пакс нужное движение, посмотрел, как она сама его выполняет, и вновь начал поединок, приговаривая:
   — Давай-давай. Ну что ты стоишь на одном месте словно каменная. Двигайся, перемещайся.
   Неожиданно для самой Пакс ее клинок вдруг проскользнул мимо меча Сиджера и слегка ткнул инструктора в живот.
   — Вот так, замечательно, — подбодрил ее старик.
   Дважды еще в тот день меч Паксенаррион дотягивался до тела инструктора, за что в конце тренировки она была вознаграждена нечастой на его лице одобрительной улыбкой.
   — И все-таки нужно двигаться еще быстрее, — добавил он, прищурившись.

3

   Паксенаррион до сих пор не могла поверить, что все произошло так быстро. Еще днем она была командиром отделения, заслужила похвалу Сиджера… И вот теперь она сидела, рыдая от боли, обиды и отчаяния в беспроглядной темноте подземной тюремной камеры, влипнув в такую историю, какой она и представить себе не могла. Даже на холодной каменной скамье, с кандалами на руках и ногах, она отказывалась верить в случившееся. Голова кружилась, в ушах еще звучали крики, боль в каждой кости и мышце усиливала муки.
   Было так тихо, что Паксенаррион отчетливо слышала, как кровь стучит в ее висках, а позвякиванье кандалов при малейшем движении отдавалось могучим, почти колокольным звоном. А темнота! Пакс никогда не боялась темноты, но здесь отсутствие света было особым, почти осязаемым. Здесь не могло быть ни дня, ни сумерек. Только вечная непроглядная ночь. Пакс старалась не поддаваться панике. Нет, невозможно. Не оставят же ее здесь умирать от голода или дожидаться безумия! Заскрипев зубами, она сжала челюсти, чтобы не дать крику отчаяния вырваться из груди. Лишь негромкий стон смог прорваться через преграду ее воли. Очередной приступ тошноты накатился на нее. В желудке Пакс давно ничего не было, но она все же ухватилась за край ведра, стоявшего перед ее ногами, словно пытаясь найти в нем хоть какую-то опору. Когда спазмы прошли, она обтерла рот рукавом туники.
   Чуть отдышавшись, Пакс замерла — ей показалось, что она слышит какой-то шум. Что еще? Шум ритмично повторялся, но толстые каменные стены и железная дверь мешали вслушаться. Что это? Неужели шаги? За дверным глазком показался свет. Щелкнул замок, скрипнули двери, и в камеру хлынул до боли яркий с непривычки, пляшущий свет факела. Пакс заморгала, но едва смогла разглядеть, как вошедший вставил факел в держатель и прислонился к стене, повернувшись к ней. Это был сержант Стэммел. Но таким своего командира Пакс еще не видела — она не решилась и рта раскрыть, а лишь молча глядела на него в полутьме. Внимательно рассмотрев Пакс, сержант тяжело вздохнул и покачал головой.
   — Я думал, что ты умнее, Пакс, — сказал он. — Что бы он ни сказал, тебе нельзя было бить его. Он же старше тебя по званию. Ты должна была…
   — Дело не в том, что он сказал, сэр… А в том, что он сделал…
   — Я знаю, что он предложил тебе переспать с ним. Ты отказалась, он стал настаивать, а ты набросилась на него и…
   — Нет, сэр!.. Все было не так…
   — Паксенаррион, дело нешуточное. Хорошо, если тебя не освежуют, как ягненка. И враньем ты себе не поможешь.
   — Но, сэр…
   — Дай мне закончить. Если все, что он говорит, — правда, то лучшее, на что ты можешь рассчитывать, повторяю, лучшее — это три месяца в каменоломнях, а затем — еще один шанс с новым набором новобранцев. Причем пройденное обучение не зачтется в срок службы. Ложь лишь ухудшит твое положение. Если же ты утверждаешь, что все произошло совсем по-другому, тебе придется убедить меня и еще многих людей в том, что ветеран пяти боевых походов, человек с отличной репутацией в армии, во-первых, настолько глуп, а во-вторых, еще и лжец. Скажи, с чего я должен тебе верить? Сколько я тебя знаю? Девять-десять недель. А с ним мы приятели уже седьмой год. Другие знают его еще лучше, а тебя — еще меньше, чем я. А теперь попробуй убеди меня в том, что твоя версия верна, докажи мне это. Если сумеешь, я поговорю с капитаном. Тогда будет видно. А если нет — сиди тихо и молись, чтобы капитан засчитал твои синяки в счет наказания хотя бы частично.
   — Все ясно, сэр, — упавшим голосом сказала Паксенаррион.
   Если уж Стэммел ей не верит, подумала она, то дело действительно совсем плохо.
   — Ну? Что же случилось?
   Пакс начала рассказывать, глядя не на сержанта, а вниз, на свои покрытые синяками руки:
   — Сэр, он попросил меня пройти с ним вглубь казармы. Он не сказал зачем, но ведь он старше меня по званию — и я пошла. Он сказал, что я должна переспать с ним. Я отказалась, но он стал настаивать. — Вздрогнув, Паксенаррион посмотрела на сержанта; выражение его лица не изменилось. — Потом он сказал, чтобы я не ломалась, что я уже не девушка и что он это знает точно, потому что… только переспав с кем-нибудь из начальства, причем неоднократно, я могла стать командиром отделения…
   — А ну повтори, что ты сказала! Нет, повтори все слово в слово.
   — Он сказал… сказал, что я… что такие, как я, зарабатывают звания и должности, лежа на спине, и не головой и руками, а другим местом.
   — Он говорил, с кем ты так успешно спишь? — ледяным голосом спросил Стэммел.
   — Нет, сэр.
   — Ладно, продолжай.
   — Я… я разозлилась на него и…
   — И ударила старшего по званию!
   — Нет, сэр. — Пакс взмахнула скованными руками, но тут тошнота опять подступила к ее горлу, и она была вынуждена снова наклониться над ведром, борясь со спазмами в животе и в горле. Наконец она вновь смогла говорить, хотя и не без дрожи в голосе.
   — Я не била его, но я так разозлилась — ведь это неправда, я честно заработала свое звание… Ну, в общем, я стала говорить ему бранные слова, вот… — Преодолев очередной приступ тошноты, Пакс добавила: — Этим словам меня научил мой двоюродный брат.
   Стэммел неожиданно протянул ей фляжку:
   — Выпей воды. Если тебя все время тошнит, нужно, чтобы в желудке что-то было. Хотя тебе запрещено давать еду и воду.
   Пакс, благодарно кивнув, с жадностью сделала несколько глотков.
   — Сэр, — продолжила она, — он очень рассердился на меня из-за этих ругательств…
   — Обидеть солдата бранью — это еще нужно ухитриться. Что ты ему сказала?
   — «Паргсли спакин и токко…»
   — Да ты хоть знаешь, что это значит, детка?
   — Нет, брат сказал, что на каком-то языке, кажется наших противников, это очень обидное ругательство.
   На мгновение лицо Стэммела смягчила улыбка.
   — Это точно. Ну и выбрала ты… В следующий раз, прежде чем ругаться, выясни, как переводятся эти оскорбления. Ну ладно, что было потом?
   — Он зажал мне рот ладонью и попытался уложить на койку. — Пакс сделала еще глоток.
   — Ну?
   — Тогда я укусила его за руку, и он отпустил меня. Я вскочила, но он загородил мне дорогу к двери и снял ремень.
   — Он что-нибудь сказал?
   — Да, сэр. Он пригрозил, что изобьет меня, пообещал укротить, как норовистую лошадь, а затем замахнулся ремнем. Я хотела проскочить мимо него, как мне однажды удалось с отцом, но он схватил меня за горло и ударил кулаком в лицо. Я чуть не потеряла сознание от боли и ужаса, а придя в себя, поняла, что мне не остается ничего другого, как защищать свою честь и жизнь.
   — Примерно такого рассказа я и мог ожидать от тебя, насколько я тебя знаю. Ладно, что было дальше?
   — Я… я едва помню. Мне удалось оторвать его ладонь от моего горла, но вырваться из его рук я не смогла. Он слишком сильный и ловкий. Мы покатились по полу. Я помню, что он что-то кричал и все время бил меня. Я слабела с каждой секундой. Потом кто-то схватил меня сзади, скрутил мне руки, а удары продолжали сыпаться на меня. Боюсь, что это продолжалось, пока вы не пришли.
   Сержант нахмурился:
   — Одно я знаю точно: при мне тебя никто не бил? Когда я вошел, Коррин висел у тебя на плечах, а Стефи лежал на полу. Коррин сказал, что он едва-едва сумел утихомирить тебя. Понимаешь, если все, что ты рассказала, правда, то у тебя были все причины вступить в драку. Но ведь там был Коррин — по крайней мере он так утверждает, — а его версия противоречит твоей, совпадая с тем, что говорит Стефи.
   — Да, он был там с самого начала и все время хохотал надо мною. Но я говорю правду, сэр. Честное слово. Я могу понять, что вы скорее поверите этому… как его… Стефи, которого вы знаете уже давно, чем мне, новобранцу. Но все было так, как я сказала, и мне наплевать, что будет молоть по этому поводу Коррин.
   — Если бы все упиралось в то, что говоришь ты и что утверждает Коррин… — Стэммел помолчал, переминаясь с ноги на ногу, и вдруг как-то неловко спросил: — Пакс, ты здесь с кем-нибудь спала?
   — Нет, сэр.
   — Но тебе ведь наверняка предлагали?
   — Да, сэр, но я отказывалась. Мне это не было нужно. Я спрашивала у Майи…
   — У помощницы квартирмейстера?
   — Да, сэр. Я спросила ее, должна ли я соглашаться, но она сказала, что нет. Просто не нужно поднимать шум из-за некоторых предложений, как можно было бы делать дома.
   — Коррин делал тебе подобные предложения?
   Пакс затрясло, когда она вспомнила постоянные приставания чернобородого новобранца, его попытки облапить ее, уложить на кровать…
   — Да, сэр, — шепотом ответила она.
   — Пакс, смотри мне в глаза, — приказал сержант. — Заходил ли он дальше, чем просто предложения?
   — Он… иногда да, сэр.
   — Почему ты ничего не говорила ни мне, ни Боску?
   Пакс пожала плечами:
   — Я думала, что это и называлось бы «поднимать шум». Наверное, мне полагалось самой разбираться во всем этом.
   — Вести себя как девице, впервые оказавшейся в кабаке, конечно, не следует. Но ни один солдат не обязан терпеть такого рода притязания со стороны сослуживцев. Получив отказ, обычно наши ребята отвязываются от таких девушек. Всегда найдется другая, которая с удовольствием согласится. Жаль, я не знал о том, что происходит. Этому был бы положен конец.
   Помолчав, Стэммел негромко спросил:
   — Ты не лесбиянка?
   — Я… я не знаю, что это такое. Он… этот капрал, он тоже спрашивал меня об этом.
   — Это такие женщины, которые спят с женщинами. Как Баррани и Натслин во взводе Кефера.
   — Нет, сэр. Насколько я могу о себе судить — нет. А это имеет значение?
   — В общем-то нет, — вздохнул Стэммел. — Пакс, слушай, я рад бы поверить тебе, но, даже если это у меня получится, остается еще капитан Седжек. Он — совсем другое дело. Ему наплевать, что ты была одним из лучших новобранцев из этого набора. В общем, сейчас в крепости и в окрестных гарнизонах вряд ли найдется человек, попавший в худший переплет, чем ты.
   Пакс почувствовала, как по ее щекам текут слезы. Безнадежно. Если уж Стэммел допускает, что она может врать, то что говорить об остальных? На мгновение ей вспомнился Сабен, который почему-то исчез из казармы в самом начале заварухи. Почему он не остался?
   В этот момент ее вывернуло наизнанку. Вся выпитая вода, смешавшись со слюной и желчью, хлынула в ведро. Паксенаррион бил озноб, с каждым часом ей становилось все хуже и хуже.
   — Хотела бы ты снова оказаться дома, на ферме? А, Пакс? — почти по-доброму спросил Стэммел.
   Удивленно моргнув, девушка покачала головой:
   — Нет, сэр. Я только жалею, что все так получилось… что вас там не было.
   — Неужели и после всего этого тебе не расхотелось стать солдатом?
   — Конечно нет! Я мечтала об этом всю жизнь! Хотя, если мне никто не поверит, с мечтой, видимо, придется расстаться.
   Снова и снова она прерывала свои слова, наклоняясь над ведром и давясь от спазмов тошноты.
   — Пакс, эта рвота — из-за того, что случилось?
   — Я… я думаю, это из-за того, что меня били вот сюда. — Она показала на живот и вдруг добавила: — Очень болит, сэр.
   — Я думал, что тебе только поставили синяк под глазом да расквасили нос. Ну-ка, можешь сесть прямо? — Стэммел подошел к Пакс поближе. — Нет, нет, смотри на факел. Ну и ну — все лицо с левой стороны распухло. Глаза почти не видно. А нос, оказывается, сломан. — Сержант осторожно прикоснулся к переносице Пакс, от чего она вздрогнула и поморщилась, явно от сильной боли. — Похоже, что ударили не один раз. В ушах звенит?
   — Да, сэр. То есть то звенит, то нет.
   — А это что за рана на плече? Глубоко попало. У него ведь не было оружия… Странно.
   — Наверное, это от пряжки. Отец, бывало, стегал нас так, когда сердился всерьез.
   — Жаль, что света от факела маловато. Ну-ка подними подбородок… Да, горло, похоже, тоже все в синяках и распухло. Дышать больно?
   — Немножко.
   — Где еще болит?
   — Живот и грудь. Спереди — везде больно. И… и еще ноги.
   — Ну-ка встань. Посмотрим, что с тобой.
   Паксенаррион попыталась встать, но ноги совсем затекли от долгого сидения на холодном камне и отказывались держать ее. Даже опершись на протянутую Стэммелом руку, она с трудом поднялась, не сумев сдержать при этом короткого стона.
   — Прислонись к стене, если тяжело стоять прямо. — Стэммел поддержал ее, дока она искала точку, на которую можно было бы опереться.
   — Ну и дела! — присвистнул сержант. — Не понимаю, как тебе удалось чуть не убить его, когда ты сама в таком виде.
   Тут его взгляд упал на скамью, где до этой минуты сидела Паксенаррион. Каменные блоки были в крови.
   — Что? Что они с тобой сделали?
   Пакс, почти не слыша его и не отдавая себе отчета в том, что происходит, сползла по стене на пол.
   — Ну-ну, не падай, — попытался приободрить ее Стэммел.
   Но было поздно: Пакс повалилась на бок, сотрясаемая рвотой и согнутая пополам болью в животе.
   — Я не… Извините меня… — удалось прохрипеть ей.
   — Хорошо, лежи. Дай я все же осмотрю тебя.
   Стэммел приподнял край ее туники. Даже в неверном свете факела в глаза бросались страшные синяки и кровоподтеки на ее бедрах. С губ сержанта вдруг сорвались такие ругательства, которых Пакс не слышала даже от своего брата. Потом уже совсем другим голосом он негромко сказал:
   — Пакс, потерпи. Я поговорю с капитаном. Может быть, удастся убедить его в чем-то. По крайней мере, такие раны и травмы, как у тебя, симулировать невозможно. Ты даже на ногах не стоишь, а значит, версия о твоем нападении рассыпается. Давай я положу тебя на скамейку. Попробую убедить капитана, чтобы он разрешил Майе осмотреть тебя, промыть и перевязать раны. Только помоги мне, девочка, ты такая большая, я не смогу тебя отнести.
   Попытавшись улыбнуться, Пакс с помощью Стэммела перебралась с пола на скамью.
   — Я еще зайду к тебе попозже и обязательно утром, — сказал Стэммел. — Ты поправишься, вот увидишь. Пока что старайся не двигаться, чтобы не провоцировать рвоту. И не паникуй. Мы тебя не оставим.
   Сказав это, Стэммел отошел от Пакс, вынул из держателя факел и ушел, захлопнув дверь и оставив девушку вновь в полной темноте. Паксенаррион осталась лежать неподвижно, гадая, стоит ли ждать улучшения ее участи после этого разговора.

 

 
   Капрал Боск, поджидавший Стэммела у лестницы в подвал, поразился, увидев лицо сержанта. Тот, видимо, не заметил, что все его мрачные мысли и чувства оказались не прикрытыми привычной бесстрастной маской.
   — Капрал Боск, — сказал Стэммел, сам вздрогнув от своего голоса.
   — Да, сэр?
   Боск внимательно смотрел не в лицо командиру, а куда-то вниз и вбок. Опустив глаза, Стэммел понял, в чем дело: рукав его туники был в крови. Сержант, сам не зная почему, разозлился.
   — Не бил я ее, ты и сам знаешь! — почти выкрикнул он.
   — Конечно, сэр, — поспешил согласиться Боск.
   Помолчав, Стэммел сказал:
   — У нас серьезная проблема, капрал, и почти нет времени на ее решение… Так, первое: изолировать Коррина от остальных новобранцев. Немедленно. Второе: я хочу поговорить с каждым из тех, кто был в казарме с того момента, как туда вошел Стефи, и до того, как пришли мы. С каждым лично. И один на один. Для этого я воспользуюсь комнатой дежурного. Но, прежде чем выслушать новобранцев, я хочу знать, что ты и Девлин думаете по этому поводу. Только быстро.
   — Слушаюсь, сэр. Сначала я запру Коррина. Куда его только засунуть? Может, на общую гауптвахту?
   — Нет, пока не надо. Просто запри его в одной из кладовых и приставь к нему кого-нибудь из рядовых, чтобы тот не орал и дверь не выломал. Где Девлин?
   — В комнате дежурного.
   — Хорошо. Я буду там. Разберешься с Коррином — сразу же приходи туда.
   — Есть, сэр.
   Боск пошел вызывать охранника, а Стэммел направился в комнату дежурного, где капрал Девлин, мрачнее тучи, писал отчет о случившемся во время его смены.
   — Ну как они, успокоились? — спросил сержант капрала.
   — Да вроде бы. Тут ведь еще одна драка завязалась. Сабен сцепился с Коррином. Насилу разняли. Пришлось хорошенько припугнуть обоих.
   Стэммел понял, что и второй капрал не спускает глаз с окровавленного рукава туники.
   — Да не бил я ее, — устало сказал сержант. — Это кто-то из них двоих.
   — Разумеется, сэр. Я просто не думал, что ей так серьезно досталось.