Страница:
Работники госпиталя приветливо улыбались, с любопытством оглядывая красивую молодую женщину, непонятно как оказавшуюся на этом краю света. Один из врачей, Стивен, пошутил, что первое, что ему пришло на ум при виде Эрики, это что мисс красоты делает тур по миру и заглянула к ним для моральной поддержки.
— Нам бы это не помешало! — смеялся он. — Здесь моральная поддержка — на вес золота!
— А ничего, что плюс к поддержке я вам еще и с лечением помогу, а? — в тон ему отвечала Эрика.
— Ну это слишком много удовольствий сразу! Сжальтесь! Мое одинокое сердце не выдержит такой атаки красоты и ума!
Теперь уже послышался смех со всех сторон.
— На столько, сколько выдержит твое сердце, Стивен, не хватит всех красавиц мира! — парировал Марк, еще один врач, меняя при этом кому-то повязку на ноге. — Так что можешь не волноваться, Эрика, разбить ему сердце тебе не грозит, слишком уж оно крепкое!
Стивен и Марк провели здесь не один месяц, бок о бок, прекрасно осознавая, что в такую дыру мало кто приедет без особого мотива. Жить здесь было сложно, а вынужденная изоляция от внешнего мира, замыкавшая работников миссии в узком кругу лагеря, приучила их к тому, что без чувства юмора такой жизни не выдержит никто.
Работы было много, слишком много, и никто не шатался без дела. Причем разделения труда здесь, по всей видимости, не существовало. Пока Эрика наблюдала за работающим персоналом, она заметила, что один и тот же человек мог стоять на подмоге, поднося и унося инструменты, а мог сам делать перевязки или другие процедуры. Операции, конечно, оставались за врачами, но и тут не было такого понятия, как узкий специалист, врачи брали на себя любые случаи, с которыми больные поступали в госпиталь. Кто был свободен, тот и занимался пациентом, будь то ребенок с аппендицитом, солдат с открытой черепно-мозговой травмой или женщина в родах. Эрика смотрела на все это с расширенными от ужасами глазами, так как в своей недолгой практике она никогда не сталкивалась ни с чем подобным, разве что слышала кое-что из рассказов Макса и помнила некоторые темы из учебников. «Боже мой, как хорошо, что я взяла с собой как можно больше книг», — подумала она с некоторым облегчением. Но все равно это не спасет от трудностей, все равно что поступить заново в институт, только с более жесткими правилами и без права на ошибку, так как здесь под руками будут не резиновые муляжи, а живые люди.
Фил, наблюдая за выражением ее лица, усмехнулся, но решил приободрить ее:
— Не думай, что мы все приехали сюда с подобными навыками и знаниями. Большинство из нас научились многому на месте. Читать в книгах и видеть на деле — это совершенно разные вещи, хотя и взаимодополняющие друг друга. Даже мне, который провел в подобных местах не один год, и то приходится открывать для себя много нового каждый день. Ни один больной не похож на другого. Понимая это, мы здесь четко придерживаемся правила взаимовыручки. Никто не осудит тебя за вопрос и никто не откажет в помощи, если ты попросишь. Так что не смущайся, если поначалу не будешь чувствовать себя комфортно, все придет со временем. И еще — у нас тут отличные помощники, которые не дадут упасть, даже если сильно споткнешься. Вот, например, Мирьям, она медсестра, каких поискать надо. — Фил указал на смущенно улыбавшуюся девушку, стоявшую неподалеку от них.
Эрика благодарно улыбнулась словам поддержки, но в душе совершенно не успокоилась. Может, со временем она и станет смотреть на свою работу по-другому, но сейчас это все только пугало ее, вызывая дрожь в руках и спазмы в желудке. После того, как они закончили ознакомление с госпиталем, Фил сказал ей, что она может остаться здесь еще на какое-то время, чтобы осмотреться, но потом ей лучше пойти и выспаться после дороги, так как иначе она не сможет проснуться на следующий день.
— В госпиталь мы приходим довольно рано, — объяснил Фил, — так что утром поспать не удается, и это не считая ночных смен и авралов, которые возникают довольно часто. Так что используй сегодняшний день на адаптацию и набирайся сил для настоящего старта. Потом мечтать будешь о лишнем часике сна!
Со сном у Эрики в этот день проблем не намечалось. После перелета и обилия впечатлений она буквально валилась с ног и ей было абсолютно все равно, насколько жесткая у нее кровать и как душно под сетчатым балдахином над кроватью, защищающим от комаров. Ее это нисколько не волновало. Она просто легла, не раздеваясь, лишь скинув кроссовки, и моментально закрыла глаза. Не прошло и пяти минут, как она уже спала глубоким сном.
Глава 2
— Нам бы это не помешало! — смеялся он. — Здесь моральная поддержка — на вес золота!
— А ничего, что плюс к поддержке я вам еще и с лечением помогу, а? — в тон ему отвечала Эрика.
— Ну это слишком много удовольствий сразу! Сжальтесь! Мое одинокое сердце не выдержит такой атаки красоты и ума!
Теперь уже послышался смех со всех сторон.
— На столько, сколько выдержит твое сердце, Стивен, не хватит всех красавиц мира! — парировал Марк, еще один врач, меняя при этом кому-то повязку на ноге. — Так что можешь не волноваться, Эрика, разбить ему сердце тебе не грозит, слишком уж оно крепкое!
Стивен и Марк провели здесь не один месяц, бок о бок, прекрасно осознавая, что в такую дыру мало кто приедет без особого мотива. Жить здесь было сложно, а вынужденная изоляция от внешнего мира, замыкавшая работников миссии в узком кругу лагеря, приучила их к тому, что без чувства юмора такой жизни не выдержит никто.
Работы было много, слишком много, и никто не шатался без дела. Причем разделения труда здесь, по всей видимости, не существовало. Пока Эрика наблюдала за работающим персоналом, она заметила, что один и тот же человек мог стоять на подмоге, поднося и унося инструменты, а мог сам делать перевязки или другие процедуры. Операции, конечно, оставались за врачами, но и тут не было такого понятия, как узкий специалист, врачи брали на себя любые случаи, с которыми больные поступали в госпиталь. Кто был свободен, тот и занимался пациентом, будь то ребенок с аппендицитом, солдат с открытой черепно-мозговой травмой или женщина в родах. Эрика смотрела на все это с расширенными от ужасами глазами, так как в своей недолгой практике она никогда не сталкивалась ни с чем подобным, разве что слышала кое-что из рассказов Макса и помнила некоторые темы из учебников. «Боже мой, как хорошо, что я взяла с собой как можно больше книг», — подумала она с некоторым облегчением. Но все равно это не спасет от трудностей, все равно что поступить заново в институт, только с более жесткими правилами и без права на ошибку, так как здесь под руками будут не резиновые муляжи, а живые люди.
Фил, наблюдая за выражением ее лица, усмехнулся, но решил приободрить ее:
— Не думай, что мы все приехали сюда с подобными навыками и знаниями. Большинство из нас научились многому на месте. Читать в книгах и видеть на деле — это совершенно разные вещи, хотя и взаимодополняющие друг друга. Даже мне, который провел в подобных местах не один год, и то приходится открывать для себя много нового каждый день. Ни один больной не похож на другого. Понимая это, мы здесь четко придерживаемся правила взаимовыручки. Никто не осудит тебя за вопрос и никто не откажет в помощи, если ты попросишь. Так что не смущайся, если поначалу не будешь чувствовать себя комфортно, все придет со временем. И еще — у нас тут отличные помощники, которые не дадут упасть, даже если сильно споткнешься. Вот, например, Мирьям, она медсестра, каких поискать надо. — Фил указал на смущенно улыбавшуюся девушку, стоявшую неподалеку от них.
Эрика благодарно улыбнулась словам поддержки, но в душе совершенно не успокоилась. Может, со временем она и станет смотреть на свою работу по-другому, но сейчас это все только пугало ее, вызывая дрожь в руках и спазмы в желудке. После того, как они закончили ознакомление с госпиталем, Фил сказал ей, что она может остаться здесь еще на какое-то время, чтобы осмотреться, но потом ей лучше пойти и выспаться после дороги, так как иначе она не сможет проснуться на следующий день.
— В госпиталь мы приходим довольно рано, — объяснил Фил, — так что утром поспать не удается, и это не считая ночных смен и авралов, которые возникают довольно часто. Так что используй сегодняшний день на адаптацию и набирайся сил для настоящего старта. Потом мечтать будешь о лишнем часике сна!
Со сном у Эрики в этот день проблем не намечалось. После перелета и обилия впечатлений она буквально валилась с ног и ей было абсолютно все равно, насколько жесткая у нее кровать и как душно под сетчатым балдахином над кроватью, защищающим от комаров. Ее это нисколько не волновало. Она просто легла, не раздеваясь, лишь скинув кроссовки, и моментально закрыла глаза. Не прошло и пяти минут, как она уже спала глубоким сном.
Глава 2
Данила Карелин вырос в самолетах, поездах и африканских заповедниках. С детства он привык к частым переездам из страны в страну, адаптируясь каждый раз к новым условиям, новой школе и заводя новых друзей. Это было нелегко, но жутко интересно. Его родители были родом из Тюмени и занимались изучением животного мира. Занимались они этим фанатично, отдавая делу всю жизнь. Сначала они работали в российских заповедниках, в тайге, в самых разных местах. Потом решили, что после северной фауны было бы интересно изучить что-то совершенно противоположное, и связались с английским обществом изучения животного мира африканского континента. Их труды были довольно известны в научном мире, а потому опытных советских ученых с радостью приняли для продолжения исследования в рамках английского проекта в Африке. Таким образом путешествия Карелиных вышли за рамки Советского Союза и приняли мировые масштабы.
Маленького Данилку они возили везде с собой, решив заранее, что не оставят его на попечение бабушек и дедушек, а покажут ему настоящую жизнь, полную захватывающих дух пейзажей и интереснейших людей. Может, кто другой и видел в такой жизни сплошные неудобства, малярию и изнуряющую жару, осуждая их за то, что они лишают свое чадо нормальной цивилизованной жизни со всеми удобствами, не говоря уж о нормальном образовании, но они видели в этом настоящую закалку для своего сына, возможность привить у него любовь к природе, познать ее, увидеть жизнь со всех ее сторон. Подтверждением правоты их выбора служило то, что маленький Данила впитывал все как губка и несомненно обожал жизнь, которую они вели.
Так было до того времени, пока Данила не вырос и не пришла пора определяться с его высшим образованием. Тогда они решили вернуться и осесть на какое-то время в России — определить сына в институт, оформить свои записи в серьезный научный труд, посмотреть, что изменилось дома за время их долгого отсутствия. Однако Данила не пошел по стопам родителей, как ожидалось. Насмотревшись «прелестей» жизни в развивающихся странах и всем сердцем полюбив людей, живущих там, он решил направить свои силы в другую сферу, позволяющую ему продолжать работать для этих несчастных людей, привлекая к ним внимание и деньги всего мира. Окончив институт и проработав пару лет в родном городе, он понял, что страсть к путешествиям передалась ему от родителей в полной мере. Усидеть на одном месте казалось совершенно невозможным. Он просто физически ощущал необходимость сорваться с места и уехать куда глаза глядят — лишь бы мчаться по неизведанным просторам, видеть и впитывать все больше и больше нового. Многочисленные друзья по всему свету помогли ему в конце концов устроиться в Красный Крест, и это дало ему возможность осуществить свою мечту. Родители остались в Тюмени, поняв, что возраст уже не тот, чтобы мотаться по свету, да и с годами люди имеют тенденцию тянуться к своим корням, своей земле. Они занимались составлением энциклопедии животного мира и были вполне счастливы.
Данила же выпорхнул из гнезда и вернулся к тому свободному парению, к которому привык с раннего детства. И вот в свои тридцать шесть лет он уже успел поработать в пяти странах, участвуя в проектах различных гуманитарных организаций, преимущественно в горячих точках, где они поставляли самое необходимое, привозили врачей, лекарства, всегда в напряженных условиях, всегда среди смертей и несчастий, всегда на пределе сил и возможностей. Однако он не ощущал, что устал от такой жизни. Его работа приносила ему удовлетворение, а это многого стоило в его глазах. Ни за что на свете он не согласился бы променять ее на спокойную размеренную жизнь в каком-нибудь благополучном офисе.
Приходилось ему работать и в тех странах, где он вырос, живя с родителями. Там он встречался людьми, которых знал с детства, советуясь с ними, как лучше помочь их народу. И когда он видел в их глазах уважение, смешанное с огромным признанием и благодарностью за то, что для них делалось, когда он слышал слова стариков о том, что люди не забыли о них, не бросили их на произвол судьбы, он забывал обо всех трудностях и отчетливо понимал, что выбрал правильный путь, хоть и сопряженный с постоянными скитаниями по свету и с опасностями. Так, работая в Руанде, он однажды оказался отрезанным на территории, окруженной разъярившимися толпами вооруженных людей, изгонявших белых со своих земель. Так проявлялся антирасизм, распространявшийся по африканскому континенту с ужасающей скоростью. К дележу власти примешалась ненависть к белому человеку за все исторически нанесенные обиды. Потерявшие от ярости и запаха крови разум люди сметали все на своем пути, с особенной жестокостью обрушиваясь на представителей белой расы. Это был разгар войны, жесточайшей по количеству кровопролитий.
Данила с местными помощниками доставлял медикаменты в отдаленные деревеньки, когда бои внезапно переместились в ту сторону, отрезав ему путь назад. Его черные «друзья» быстренько испарились в неизвестном направлении, спасая свои шкуры, и их можно было понять. За содействие белому человеку можно было потерять голову от взмаха длинного ножа или пулю в лоб. Данила стал искать возможности возвращения. После нескольких дней отсиживания в укрытиях и коротких ночных перебежек он наткнулся на семью черных фермеров, Этель и Ревы, которые, вместо того чтобы сдать Данилу воюющим, укрыли его у себя на свой страх и риск. Он прожил у них почти две недели, после чего кто-то из соседей его все-таки там увидел и донес на них. Этель убили прямо во дворе их дома, когда она вывешивала белье, Рева, услышав выстрелы, побежал за ружьем, но не успел, упав от пули, пробившей стекла на окнах и его сердце. Данила успел укрыться в подобии погреба, прихватив с собой их годовалую дочку Рабдину. По воле случае, стрелявших отвлекли взрывы по соседству, и они покинули дом, не найдя Данилу и решив, что он успел сбежать раньше. Они даже не тронули дом и хозяйство, не заметив автомобиль, закрытый в сарае, хотя обычно после таких нападений дома сжигались дотла. Переждав еще сутки, Данила решился бежать, взяв с собой воды и провизии, а также машину. Через двое суток дней ночных передвижений они с Рабдиной достигли города, где можно было укрыться в безопасности на территории международной организации.
Девочку предложили пристроить в приют, но Данила наотрез отказался, не видя для нее никакого светлого будущего в такой стране. На содержание подобных приютов у государства не было денег, и условия там были ужасающими. С тех пор маленькая Рабдина всегда сопровождала Данилу, в какой бы стране он ни находился. Ему приходилось нанимать нянек, чтобы они присматривали за ней, пока он был на работе, но он твердо решил, что, пока условия будут позволять, он не расстанется с ней, фактически удочерив ее. И если поначалу им двигала в больше степени благодарность ее родителям за свою спасенную жизнь, то позже он так привязался к ней, что уже и не мыслил себя без этой малышки с огромными черными глазами, кучерявыми волосиками и невероятно обаятельной улыбкой.
Случалось, он сходился с женщинами, жил с ними какое-то время, но это никогда не длилось достаточно долго, так как отношения их были построены в основном на сексе и не были обременены той духовной близостью, которая обычно отдаляет разрыв на неопределенное время. К тому же его идеи и работа всегда стояли для него на первом месте и отнимали все его силы. Иногда он задумывался о том, что придет когда-нибудь время, когда ему захочется оседлой жизни, возникнет потребность в создании семьи, уютного домашнего очага, но, по всей вероятности, это должно было произойти не скоро, так как на данный момент он не мыслил себя без своей работы. И если найдется такая женщина, которая будет согласна разделить с ним условия его жизни, болея за те же идеи, что и он, если она сможет полюбить Рабдину той же нежной любовью, что испытывал он, то тогда да, тогда он, возможно, согласится на спутницу жизни. В любом случае в настоящий момент его мало волновал этот вопрос, так как всегда находились более приоритетные проблемы, занимающие его мысли.
Здесь, в Бугенвиле, работать было тоже нелегко. Они постоянно испытывали нехватку всего — людей, медикаментов, правительственной поддержки, что было так важно для их операций. Но они как-то выкручивались, и во многом благодаря их сплоченной команде и преданному делу руководителю. И они старались не нарушать устои их лагерной семьи, их негласные правила взаимовыручки и взаимоподдержки, потому что в противном случае это могло осложнить и свести на нет всю их работу.
Рабдина и здесь конечно же жила вместе с ним. Она была единственным ребенком в лагере, так как организация не одобряла нахождение в Бугенвиле семей сотрудников, но Данила взял все под свою ответственность и уговорил начальство сделать исключение. У этой девочки никого не было в целом мире, кроме него, и он не представлял, как он может поместить ее в интернат, пусть даже самый хороший, в возрасте четырех лет — это было слишком рано для ребенка, который уже и так потерял своих родителей. А отправлять африканку в холодную Россию ему даже в голову не пришло. Так она и оказалась в Араве. Правда, из-за условий работы и частых командировок ему пришлось найти няню, которая бы жила вместе с ними, решая все их бытовые вопросы. Няню звали Бунги. Это была дородная невысокая женщина с добродушным лицом и широкой белозубой улыбкой. Ее дети были уже взрослыми, а мужа убили во время войны, так что она могла посвятить все свое время Даниле и его дочке, к тому же это давало ей возможность оплатить учебу детей в столице. Рабдина сразу же привязалась к Бунги и всегда с радостью оставалась с ней, но ей было трудно находиться на одном месте дольше десяти минут. В итоге она носилась по лагерю целыми днями, засовывая свой любопытный носик во все дела, и вскоре стала всеобщей любимицей, так что скучно ей не было — всегда находились желающие пообщаться с ней. Даниле же было просто спокойнее, когда он видел ее смеющееся личико рядом с собой, и он ни на минуту не пожалел о своем решении взять ее в Бугенвиль.
К моменту, когда к ним присоединился новый член команды — Эрика, приехавшая в их лагерь в качестве врача-волонтера, красивая, с огромными печальными зелеными глазами, серьезная и упрямая в своем решении отдать работе всю свою энергию, Данила работал в Бугенвиле уже около года. Он приехал туда сразу, как только их офис решил открыть в Бугенвиле свое представительство, реагируя таким образом на восстание и полную неразбериху, творившуюся в этом удивительно красивом месте с уникальной природой. Его прислали возглавить представительство, и вот уже почти пятнадцать месяцев он жил в этом лагере, занимаясь проблемами сотрудников госпиталя, выбивая деньги на продовольствие, лекарства и на существование всей программы. У него было не так уж много помощников, и на его плечи ложились все ежедневные проблемы, включая и то, что было очень трудно найти желающих приехать в этот богом забытый край и помочь их миссии.
Когда он узнал о том, что к ним едет врач из России, он был рад пополнению и ждал с нетерпением ее приезда. Дополнительные руки были им просто необходимы. К тому же она была русская, как и он. Путешествуя по свету столько лет, он довольно редко встречал соотечественников среди коллег. Здесь, в Папуа — Новой Гвинее, иногда можно было увидеть русских пилотов, журналистов или туристов — любителей подводного плавания. Пилотов нанимали для перевозки грузов в провинции, по большей части они приезжали из Владивостока. Сам он с ними виделся редко, так как до Бугенвиля они обычно не добирались, их территорией считалась провинция Маданг. Бывало, что, пока он не выберется домой в короткий отпуск, он не разговаривал по-русски вообще. Разве что Рабдину иногда учил некоторым словам, чтобы с бабушкой и дедушкой могла общаться. И конечно же постоянно заказывал пачки книг из дома. В принципе за всю свою жизнь он провел вне России больше времени, чем дома, но родители с детства прилагали все усилия к тому, чтобы Данила не потерял интереса к корням, не забыл родной язык и откуда он родом. И хотя в детстве он стал было больше разговаривать на английском, звучавшем вокруг него повсеместно, родители упорно продолжали общение на русском и даже параллельно с местными школами проводили домашнее обучение по школьной программе России. Это было нелегко, он сопротивлялся двойной нагрузке, но в итоге это дало ожидаемые результаты — Данила вырос русским не только по паспорту, но и по внутреннему состоянию.
Кандидатура Эрики была отобрана в штаб-квартире «Милосердия», и к Даниле в руки попало уже готовое решение вместе с биографией. Это вызвало у него радость от возможности поработать с русским врачом (кто бы мог подумать, что он встретит землячку на другом конце света!), любопытство, как она попала в реестр «Милосердия», и недоумение. Судя по всему, она несколько лет работала в хорошо оснащенной столичной клинике, причем была достаточно узким специалистом, совершенно не имела опыта работы в полевых условиях, и что послужило причиной ее желания пуститься в такое далекое путешествие, было ему непонятно. Однако они были рады и такому специалисту, потому что других врачей с более солидным и обширным опытом привлечь им практически не удавалось. Такие, как Фил, были редким исключением, и Данила всегда радовался, что их госпиталю так повезло с ним.
Эрика приехала в тот день, когда Данила находился в другом городе, встречая груз с гуманитарной помощью. Это был один из тех нелегких дней, когда он встречался лоб в лоб с совершенно неожиданными проблемами. В порт в Киете прибыло судно, доставившее груз от их организации для Бугенвиля. Груз составляли продукты питания и медикаменты для офиса. Когда судно прифрахтовалось и начали отгрузку, неожиданно подъехал джип, оттуда выскочили вооруженные и разъяренные представители повстанцев и начали кричать, чтобы остановили выгрузку. Выяснилось, что они подумали, что это груз от правительства Папуа — Новой Гвинеи, поэтому ни в какую не хотели принимать их подачки, как они выразились. Данила объяснил им, что это донорская помощь от «Милосердия», не имеющая отношения к правительству ПНГ. Однако даже после его объяснения повстанцы упирались, сказав, что, если они примут груз, это будет означать, что они признают свою несостоятельность, якобы они не могут обеспечить сами себя. Это был один из их пунктиков — идея, что они ни в ком не нуждаются. С большим трудом Данила убедил их в необходимости медикаментов для их больных, потом уговорил и на прием продуктов питания, указав, что они пойдут беременным и роженицам для поддержания их здоровья. После долгих совещаний между собой сепаратисты наконец дали согласие на отгрузку. Но каких нервов это стоило Даниле! Они чуть не лишились такого долгожданного груза!
В лагерь он вернулся поздно, едва успев к ужину. Ужинали в лагере обычно все вместе, так было веселее, да и было время пообщаться. Они наняли повара, который в мирные времена работал в местном ресторане и теперь остался без работы, так как заведение их было разрушено, а клиенты все сбежали. Он готовил нехитрые блюда из того, что было, но, по крайней мере, это было съедобно и ни у кого не болела голова о том, чем бы перекусить после работы.
Поцеловав выбежавшую к нему навстречу Рабдину, Данила присел за общий стол. Он сразу же заметил новенькую, так как она явно выделялась из общей компании своей еще не успевшей загореть и обветриться холеной кожей, красивейшими волосами и напряженным взглядом. Было заметно, что она еще не совсем освоилась с языком и старательно прислушивается к общей речи, стараясь вникнуть в разговор.
— О, Дэн, с приездом, — поприветствовал его Фил, — присаживайся, как все прошло? Ты что-то задержался.
С чьей-то легкой руки Данилу с самого начала стали называть Дэн, так как имя это легче произносилось сотрудниками. Многие даже и не знали его настоящего имени.
— Как всегда, не без эксцессов, но все уже разрешили. — Данила принялся за свой сандвич, поглядывая на Эрику с любопытством. — Конечно же забыли предупредить людей в порту, что идет этот груз, конечно же не все документы были отправлены, люди не были готовы к приему помощи, но что я люблю здесь, так это то, что, если есть терпение, все проблемы разрешимы. Но, скажу я вам, мы чуть не отправили корабль неразгруженным обратно.
— Да ты что! Ну и народ, им помогают, а они отказываются.
— Гордые! Да и поначалу они решили, что груз из ПНГ, а не от нас. Но потом они, к счастью, во всем разобрались.
— Какая им разница, от кого помощь? — заворчал Стивен. — Не так много им и предлагают, в их положении не стоит быть слишком разборчивыми.
— Есть разница, и большая, они же пытаются доказать, что могут быть независимой страной, понимаешь? — Данила, казалось, совсем не был взбешен произошедшим. — Поэтому их можно понять. Хотя больным в госпитале, возможно, не до политических разборок, когда они умирают от недостачи лекарств. Ладно, главное, что все закончилось благополучно.
— Кстати, познакомься, это Эрика, доктор Эрика, которую мы так ждали! — Фил кивнул в сторону Эрики.
— И заметь, она превзошла все наши ожидания! — добавил верный себе Стивен.
— Ну уж, Стив, фантазию твоих ожиданий трудно превзойти! — Данила обернулся к Эрике. — Очень приятно, я — Дэн. Данила, вернее. — Он привстал, чтобы пожать ее руку, отметив про себя нежность ее кожи. Они здесь уже давно забыли, что такое ухоженные руки, и он вдруг подумал, как скоро она тоже станет такой же равнодушной к своей внешности, погрузившись в будни, полные тяжелой работы и влажной жары. «А мне-то какое дело до этого, — одернул он сам себя внутренне, — лишь бы работала нормально». Из вежливости по отношению к остальным он не переходил на русский, решив удивить ее потом.
— Она будет жить рядом с нашим домом, — доложила Рабдина, — там, где раньше жил дядя Кларк. Значит, я смогу часто заходить к ней в гости и она будет угощать меня конфетами.
— Что, уже успела очистить все запасы сладкого у нашей гостьи? — Данила укоризненно покачал головой. — Дай человеку освоиться, Рабди, а то она сбежит от нас, даже не начав! Ну как тебе у нас здесь, Эрика? Лучше или хуже, чем ожидала? — Он заметил, как она сразу напряглась от того, что к ней обратились с вопросом.
— Да я на пятизвездочный курорт и не была настроена, так что пока все нормально, — ответила она, медленно выговаривая английские слова. Голос у нее был певучий, с легким бархатом, она тоже разглядывала шефа, про которого уже много слышала и который, как ей показалось, слишком уж пытливо ее изучал, как будто искал ответы на все вопросы сразу. Стивен уже успел рассказать ей о загадочной истории об удочерении Рабдины, и она невольно почувствовала уважение к этому странному мужчине, способному на такой поступок. Это выбивалось из рамок обычных мужских поступков, и ей было любопытно, что же из себя представляет этот человек. Но самой интригующей новостью, убившей ее наповал, стало то, что Дэн русский! Стивен не знал подробностей, а Эрика еще не так освоилась, чтобы расспрашивать других. В итоге она решила, что он, скорее всего, просто потомок каких-нибудь русских эмигрантов. Увидев его и услышав безупречный английский, она лишь удостоверилась в своих предположениях.
— А как госпиталь, освоилась? — продолжал выспрашивать Данила.
— Разбираемся потихоньку, осматриваемся. Непривычно поначалу, но, думаю, еще неделя-две, и я уже войду в общий рабочий ритм.
— Ну ты слишком оптимистична, я думаю, это займет несколько больше, наши условия все-таки отличаются от цивилизованных клиник, так что тебе ко многому придется привыкать заново, но при желании все реально, а желания, я думаю, у тебя хоть отбавляй, судя по тому, что ты здесь.
Данила с удовлетворением отметил про себя, что взгляд у Эрики был открытый и прямой, она не прятала своих мыслей и эмоций. Он недолюбливал скрытных людей, ему всегда импонировали люди с открытой душой, без камней за пазухой, может быть, потому, что он сам принадлежал к их числу.
Когда все потихоньку стали расходиться, Данила пересел поближе к Эрике.
— Ты, наверное, уже слышала о том, что мы соплеменники?
Эрика вздрогнула от неожиданности. Чистейший русский!
— А я думала, вы…
— Ты, — поправил он.
— Ты из эмигрантов.
— Почему?
— Ну, как выглядишь, английский.
— О, у этой истории длинные ноги. Хочешь, расскажу?
— Давай.
— Только с одним условием: я рассказываю, как я здесь оказался, но и ты тоже. Договорились?
Эрика пожала плечами. У нее была заготовлена история для таких любопытных.
Маленького Данилку они возили везде с собой, решив заранее, что не оставят его на попечение бабушек и дедушек, а покажут ему настоящую жизнь, полную захватывающих дух пейзажей и интереснейших людей. Может, кто другой и видел в такой жизни сплошные неудобства, малярию и изнуряющую жару, осуждая их за то, что они лишают свое чадо нормальной цивилизованной жизни со всеми удобствами, не говоря уж о нормальном образовании, но они видели в этом настоящую закалку для своего сына, возможность привить у него любовь к природе, познать ее, увидеть жизнь со всех ее сторон. Подтверждением правоты их выбора служило то, что маленький Данила впитывал все как губка и несомненно обожал жизнь, которую они вели.
Так было до того времени, пока Данила не вырос и не пришла пора определяться с его высшим образованием. Тогда они решили вернуться и осесть на какое-то время в России — определить сына в институт, оформить свои записи в серьезный научный труд, посмотреть, что изменилось дома за время их долгого отсутствия. Однако Данила не пошел по стопам родителей, как ожидалось. Насмотревшись «прелестей» жизни в развивающихся странах и всем сердцем полюбив людей, живущих там, он решил направить свои силы в другую сферу, позволяющую ему продолжать работать для этих несчастных людей, привлекая к ним внимание и деньги всего мира. Окончив институт и проработав пару лет в родном городе, он понял, что страсть к путешествиям передалась ему от родителей в полной мере. Усидеть на одном месте казалось совершенно невозможным. Он просто физически ощущал необходимость сорваться с места и уехать куда глаза глядят — лишь бы мчаться по неизведанным просторам, видеть и впитывать все больше и больше нового. Многочисленные друзья по всему свету помогли ему в конце концов устроиться в Красный Крест, и это дало ему возможность осуществить свою мечту. Родители остались в Тюмени, поняв, что возраст уже не тот, чтобы мотаться по свету, да и с годами люди имеют тенденцию тянуться к своим корням, своей земле. Они занимались составлением энциклопедии животного мира и были вполне счастливы.
Данила же выпорхнул из гнезда и вернулся к тому свободному парению, к которому привык с раннего детства. И вот в свои тридцать шесть лет он уже успел поработать в пяти странах, участвуя в проектах различных гуманитарных организаций, преимущественно в горячих точках, где они поставляли самое необходимое, привозили врачей, лекарства, всегда в напряженных условиях, всегда среди смертей и несчастий, всегда на пределе сил и возможностей. Однако он не ощущал, что устал от такой жизни. Его работа приносила ему удовлетворение, а это многого стоило в его глазах. Ни за что на свете он не согласился бы променять ее на спокойную размеренную жизнь в каком-нибудь благополучном офисе.
Приходилось ему работать и в тех странах, где он вырос, живя с родителями. Там он встречался людьми, которых знал с детства, советуясь с ними, как лучше помочь их народу. И когда он видел в их глазах уважение, смешанное с огромным признанием и благодарностью за то, что для них делалось, когда он слышал слова стариков о том, что люди не забыли о них, не бросили их на произвол судьбы, он забывал обо всех трудностях и отчетливо понимал, что выбрал правильный путь, хоть и сопряженный с постоянными скитаниями по свету и с опасностями. Так, работая в Руанде, он однажды оказался отрезанным на территории, окруженной разъярившимися толпами вооруженных людей, изгонявших белых со своих земель. Так проявлялся антирасизм, распространявшийся по африканскому континенту с ужасающей скоростью. К дележу власти примешалась ненависть к белому человеку за все исторически нанесенные обиды. Потерявшие от ярости и запаха крови разум люди сметали все на своем пути, с особенной жестокостью обрушиваясь на представителей белой расы. Это был разгар войны, жесточайшей по количеству кровопролитий.
Данила с местными помощниками доставлял медикаменты в отдаленные деревеньки, когда бои внезапно переместились в ту сторону, отрезав ему путь назад. Его черные «друзья» быстренько испарились в неизвестном направлении, спасая свои шкуры, и их можно было понять. За содействие белому человеку можно было потерять голову от взмаха длинного ножа или пулю в лоб. Данила стал искать возможности возвращения. После нескольких дней отсиживания в укрытиях и коротких ночных перебежек он наткнулся на семью черных фермеров, Этель и Ревы, которые, вместо того чтобы сдать Данилу воюющим, укрыли его у себя на свой страх и риск. Он прожил у них почти две недели, после чего кто-то из соседей его все-таки там увидел и донес на них. Этель убили прямо во дворе их дома, когда она вывешивала белье, Рева, услышав выстрелы, побежал за ружьем, но не успел, упав от пули, пробившей стекла на окнах и его сердце. Данила успел укрыться в подобии погреба, прихватив с собой их годовалую дочку Рабдину. По воле случае, стрелявших отвлекли взрывы по соседству, и они покинули дом, не найдя Данилу и решив, что он успел сбежать раньше. Они даже не тронули дом и хозяйство, не заметив автомобиль, закрытый в сарае, хотя обычно после таких нападений дома сжигались дотла. Переждав еще сутки, Данила решился бежать, взяв с собой воды и провизии, а также машину. Через двое суток дней ночных передвижений они с Рабдиной достигли города, где можно было укрыться в безопасности на территории международной организации.
Девочку предложили пристроить в приют, но Данила наотрез отказался, не видя для нее никакого светлого будущего в такой стране. На содержание подобных приютов у государства не было денег, и условия там были ужасающими. С тех пор маленькая Рабдина всегда сопровождала Данилу, в какой бы стране он ни находился. Ему приходилось нанимать нянек, чтобы они присматривали за ней, пока он был на работе, но он твердо решил, что, пока условия будут позволять, он не расстанется с ней, фактически удочерив ее. И если поначалу им двигала в больше степени благодарность ее родителям за свою спасенную жизнь, то позже он так привязался к ней, что уже и не мыслил себя без этой малышки с огромными черными глазами, кучерявыми волосиками и невероятно обаятельной улыбкой.
Случалось, он сходился с женщинами, жил с ними какое-то время, но это никогда не длилось достаточно долго, так как отношения их были построены в основном на сексе и не были обременены той духовной близостью, которая обычно отдаляет разрыв на неопределенное время. К тому же его идеи и работа всегда стояли для него на первом месте и отнимали все его силы. Иногда он задумывался о том, что придет когда-нибудь время, когда ему захочется оседлой жизни, возникнет потребность в создании семьи, уютного домашнего очага, но, по всей вероятности, это должно было произойти не скоро, так как на данный момент он не мыслил себя без своей работы. И если найдется такая женщина, которая будет согласна разделить с ним условия его жизни, болея за те же идеи, что и он, если она сможет полюбить Рабдину той же нежной любовью, что испытывал он, то тогда да, тогда он, возможно, согласится на спутницу жизни. В любом случае в настоящий момент его мало волновал этот вопрос, так как всегда находились более приоритетные проблемы, занимающие его мысли.
Здесь, в Бугенвиле, работать было тоже нелегко. Они постоянно испытывали нехватку всего — людей, медикаментов, правительственной поддержки, что было так важно для их операций. Но они как-то выкручивались, и во многом благодаря их сплоченной команде и преданному делу руководителю. И они старались не нарушать устои их лагерной семьи, их негласные правила взаимовыручки и взаимоподдержки, потому что в противном случае это могло осложнить и свести на нет всю их работу.
Рабдина и здесь конечно же жила вместе с ним. Она была единственным ребенком в лагере, так как организация не одобряла нахождение в Бугенвиле семей сотрудников, но Данила взял все под свою ответственность и уговорил начальство сделать исключение. У этой девочки никого не было в целом мире, кроме него, и он не представлял, как он может поместить ее в интернат, пусть даже самый хороший, в возрасте четырех лет — это было слишком рано для ребенка, который уже и так потерял своих родителей. А отправлять африканку в холодную Россию ему даже в голову не пришло. Так она и оказалась в Араве. Правда, из-за условий работы и частых командировок ему пришлось найти няню, которая бы жила вместе с ними, решая все их бытовые вопросы. Няню звали Бунги. Это была дородная невысокая женщина с добродушным лицом и широкой белозубой улыбкой. Ее дети были уже взрослыми, а мужа убили во время войны, так что она могла посвятить все свое время Даниле и его дочке, к тому же это давало ей возможность оплатить учебу детей в столице. Рабдина сразу же привязалась к Бунги и всегда с радостью оставалась с ней, но ей было трудно находиться на одном месте дольше десяти минут. В итоге она носилась по лагерю целыми днями, засовывая свой любопытный носик во все дела, и вскоре стала всеобщей любимицей, так что скучно ей не было — всегда находились желающие пообщаться с ней. Даниле же было просто спокойнее, когда он видел ее смеющееся личико рядом с собой, и он ни на минуту не пожалел о своем решении взять ее в Бугенвиль.
К моменту, когда к ним присоединился новый член команды — Эрика, приехавшая в их лагерь в качестве врача-волонтера, красивая, с огромными печальными зелеными глазами, серьезная и упрямая в своем решении отдать работе всю свою энергию, Данила работал в Бугенвиле уже около года. Он приехал туда сразу, как только их офис решил открыть в Бугенвиле свое представительство, реагируя таким образом на восстание и полную неразбериху, творившуюся в этом удивительно красивом месте с уникальной природой. Его прислали возглавить представительство, и вот уже почти пятнадцать месяцев он жил в этом лагере, занимаясь проблемами сотрудников госпиталя, выбивая деньги на продовольствие, лекарства и на существование всей программы. У него было не так уж много помощников, и на его плечи ложились все ежедневные проблемы, включая и то, что было очень трудно найти желающих приехать в этот богом забытый край и помочь их миссии.
Когда он узнал о том, что к ним едет врач из России, он был рад пополнению и ждал с нетерпением ее приезда. Дополнительные руки были им просто необходимы. К тому же она была русская, как и он. Путешествуя по свету столько лет, он довольно редко встречал соотечественников среди коллег. Здесь, в Папуа — Новой Гвинее, иногда можно было увидеть русских пилотов, журналистов или туристов — любителей подводного плавания. Пилотов нанимали для перевозки грузов в провинции, по большей части они приезжали из Владивостока. Сам он с ними виделся редко, так как до Бугенвиля они обычно не добирались, их территорией считалась провинция Маданг. Бывало, что, пока он не выберется домой в короткий отпуск, он не разговаривал по-русски вообще. Разве что Рабдину иногда учил некоторым словам, чтобы с бабушкой и дедушкой могла общаться. И конечно же постоянно заказывал пачки книг из дома. В принципе за всю свою жизнь он провел вне России больше времени, чем дома, но родители с детства прилагали все усилия к тому, чтобы Данила не потерял интереса к корням, не забыл родной язык и откуда он родом. И хотя в детстве он стал было больше разговаривать на английском, звучавшем вокруг него повсеместно, родители упорно продолжали общение на русском и даже параллельно с местными школами проводили домашнее обучение по школьной программе России. Это было нелегко, он сопротивлялся двойной нагрузке, но в итоге это дало ожидаемые результаты — Данила вырос русским не только по паспорту, но и по внутреннему состоянию.
Кандидатура Эрики была отобрана в штаб-квартире «Милосердия», и к Даниле в руки попало уже готовое решение вместе с биографией. Это вызвало у него радость от возможности поработать с русским врачом (кто бы мог подумать, что он встретит землячку на другом конце света!), любопытство, как она попала в реестр «Милосердия», и недоумение. Судя по всему, она несколько лет работала в хорошо оснащенной столичной клинике, причем была достаточно узким специалистом, совершенно не имела опыта работы в полевых условиях, и что послужило причиной ее желания пуститься в такое далекое путешествие, было ему непонятно. Однако они были рады и такому специалисту, потому что других врачей с более солидным и обширным опытом привлечь им практически не удавалось. Такие, как Фил, были редким исключением, и Данила всегда радовался, что их госпиталю так повезло с ним.
Эрика приехала в тот день, когда Данила находился в другом городе, встречая груз с гуманитарной помощью. Это был один из тех нелегких дней, когда он встречался лоб в лоб с совершенно неожиданными проблемами. В порт в Киете прибыло судно, доставившее груз от их организации для Бугенвиля. Груз составляли продукты питания и медикаменты для офиса. Когда судно прифрахтовалось и начали отгрузку, неожиданно подъехал джип, оттуда выскочили вооруженные и разъяренные представители повстанцев и начали кричать, чтобы остановили выгрузку. Выяснилось, что они подумали, что это груз от правительства Папуа — Новой Гвинеи, поэтому ни в какую не хотели принимать их подачки, как они выразились. Данила объяснил им, что это донорская помощь от «Милосердия», не имеющая отношения к правительству ПНГ. Однако даже после его объяснения повстанцы упирались, сказав, что, если они примут груз, это будет означать, что они признают свою несостоятельность, якобы они не могут обеспечить сами себя. Это был один из их пунктиков — идея, что они ни в ком не нуждаются. С большим трудом Данила убедил их в необходимости медикаментов для их больных, потом уговорил и на прием продуктов питания, указав, что они пойдут беременным и роженицам для поддержания их здоровья. После долгих совещаний между собой сепаратисты наконец дали согласие на отгрузку. Но каких нервов это стоило Даниле! Они чуть не лишились такого долгожданного груза!
В лагерь он вернулся поздно, едва успев к ужину. Ужинали в лагере обычно все вместе, так было веселее, да и было время пообщаться. Они наняли повара, который в мирные времена работал в местном ресторане и теперь остался без работы, так как заведение их было разрушено, а клиенты все сбежали. Он готовил нехитрые блюда из того, что было, но, по крайней мере, это было съедобно и ни у кого не болела голова о том, чем бы перекусить после работы.
Поцеловав выбежавшую к нему навстречу Рабдину, Данила присел за общий стол. Он сразу же заметил новенькую, так как она явно выделялась из общей компании своей еще не успевшей загореть и обветриться холеной кожей, красивейшими волосами и напряженным взглядом. Было заметно, что она еще не совсем освоилась с языком и старательно прислушивается к общей речи, стараясь вникнуть в разговор.
— О, Дэн, с приездом, — поприветствовал его Фил, — присаживайся, как все прошло? Ты что-то задержался.
С чьей-то легкой руки Данилу с самого начала стали называть Дэн, так как имя это легче произносилось сотрудниками. Многие даже и не знали его настоящего имени.
— Как всегда, не без эксцессов, но все уже разрешили. — Данила принялся за свой сандвич, поглядывая на Эрику с любопытством. — Конечно же забыли предупредить людей в порту, что идет этот груз, конечно же не все документы были отправлены, люди не были готовы к приему помощи, но что я люблю здесь, так это то, что, если есть терпение, все проблемы разрешимы. Но, скажу я вам, мы чуть не отправили корабль неразгруженным обратно.
— Да ты что! Ну и народ, им помогают, а они отказываются.
— Гордые! Да и поначалу они решили, что груз из ПНГ, а не от нас. Но потом они, к счастью, во всем разобрались.
— Какая им разница, от кого помощь? — заворчал Стивен. — Не так много им и предлагают, в их положении не стоит быть слишком разборчивыми.
— Есть разница, и большая, они же пытаются доказать, что могут быть независимой страной, понимаешь? — Данила, казалось, совсем не был взбешен произошедшим. — Поэтому их можно понять. Хотя больным в госпитале, возможно, не до политических разборок, когда они умирают от недостачи лекарств. Ладно, главное, что все закончилось благополучно.
— Кстати, познакомься, это Эрика, доктор Эрика, которую мы так ждали! — Фил кивнул в сторону Эрики.
— И заметь, она превзошла все наши ожидания! — добавил верный себе Стивен.
— Ну уж, Стив, фантазию твоих ожиданий трудно превзойти! — Данила обернулся к Эрике. — Очень приятно, я — Дэн. Данила, вернее. — Он привстал, чтобы пожать ее руку, отметив про себя нежность ее кожи. Они здесь уже давно забыли, что такое ухоженные руки, и он вдруг подумал, как скоро она тоже станет такой же равнодушной к своей внешности, погрузившись в будни, полные тяжелой работы и влажной жары. «А мне-то какое дело до этого, — одернул он сам себя внутренне, — лишь бы работала нормально». Из вежливости по отношению к остальным он не переходил на русский, решив удивить ее потом.
— Она будет жить рядом с нашим домом, — доложила Рабдина, — там, где раньше жил дядя Кларк. Значит, я смогу часто заходить к ней в гости и она будет угощать меня конфетами.
— Что, уже успела очистить все запасы сладкого у нашей гостьи? — Данила укоризненно покачал головой. — Дай человеку освоиться, Рабди, а то она сбежит от нас, даже не начав! Ну как тебе у нас здесь, Эрика? Лучше или хуже, чем ожидала? — Он заметил, как она сразу напряглась от того, что к ней обратились с вопросом.
— Да я на пятизвездочный курорт и не была настроена, так что пока все нормально, — ответила она, медленно выговаривая английские слова. Голос у нее был певучий, с легким бархатом, она тоже разглядывала шефа, про которого уже много слышала и который, как ей показалось, слишком уж пытливо ее изучал, как будто искал ответы на все вопросы сразу. Стивен уже успел рассказать ей о загадочной истории об удочерении Рабдины, и она невольно почувствовала уважение к этому странному мужчине, способному на такой поступок. Это выбивалось из рамок обычных мужских поступков, и ей было любопытно, что же из себя представляет этот человек. Но самой интригующей новостью, убившей ее наповал, стало то, что Дэн русский! Стивен не знал подробностей, а Эрика еще не так освоилась, чтобы расспрашивать других. В итоге она решила, что он, скорее всего, просто потомок каких-нибудь русских эмигрантов. Увидев его и услышав безупречный английский, она лишь удостоверилась в своих предположениях.
— А как госпиталь, освоилась? — продолжал выспрашивать Данила.
— Разбираемся потихоньку, осматриваемся. Непривычно поначалу, но, думаю, еще неделя-две, и я уже войду в общий рабочий ритм.
— Ну ты слишком оптимистична, я думаю, это займет несколько больше, наши условия все-таки отличаются от цивилизованных клиник, так что тебе ко многому придется привыкать заново, но при желании все реально, а желания, я думаю, у тебя хоть отбавляй, судя по тому, что ты здесь.
Данила с удовлетворением отметил про себя, что взгляд у Эрики был открытый и прямой, она не прятала своих мыслей и эмоций. Он недолюбливал скрытных людей, ему всегда импонировали люди с открытой душой, без камней за пазухой, может быть, потому, что он сам принадлежал к их числу.
Когда все потихоньку стали расходиться, Данила пересел поближе к Эрике.
— Ты, наверное, уже слышала о том, что мы соплеменники?
Эрика вздрогнула от неожиданности. Чистейший русский!
— А я думала, вы…
— Ты, — поправил он.
— Ты из эмигрантов.
— Почему?
— Ну, как выглядишь, английский.
— О, у этой истории длинные ноги. Хочешь, расскажу?
— Давай.
— Только с одним условием: я рассказываю, как я здесь оказался, но и ты тоже. Договорились?
Эрика пожала плечами. У нее была заготовлена история для таких любопытных.