Ника Муратова
Прогулки по радуге
Все имена и события вымышлены. Любое совпадение с реальными людьми и обстоятельствами является случайным.
— Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
— Это во многом зависит от того, куда ты хочешь прийти, — ответил Кот.
— Тогда мне почти все равно, — начала Алиса.
— Тогда все равно, куда идти, — сказал Кот.
— Лишь бы попасть куда-нибудь, — пояснила Алиса.
— Не беспокойся, куда-нибудь ты обязательно попадешь, — сказал Кот. — Конечно, если не остановишься на полпути.
Л. Кэрролл. Алиса в стране чудес
Часть первая
Пролог
— Да откроешься ты наконец или нет! — в сердцах воскликнула Эрика, тщетно пытаясь повернуть ключ в дверях собственной квартиры. То ли нервы совсем сдали, то ли с замком что-то случилось. «Надо успокоиться», — подумала она, — а то так недолго вообще ключ сломать. И ведь вроде не пила, а в голове полный туман». И зачем она пошла на эту выставку? Скучные работы, стандартная тусовка, все прошло по хорошо знакомому сценарию. Как и сотни подобных мероприятий.
Эрика весь вечер чувствовала себя неуютно, ее не покидало чувство вины за то, что не послушала мужа и не осталась с ним. Несколько раз она пыталась позвонить домой, но никто не отвечал. «Наверное, уснул», — подумала она. Но все равно не могла успокоиться. Она не дождалась закрытия выставки и поехала домой, даже ни с кем не попрощавшись. Гнала машину на бешеной скорости, чудом избегая столкновений с другими автомобилями. Заходя в подъезд своего дома, она вдруг почувствовала, что сердце ее бьется, как будто перед прыжком в пропасть. Эрика остановилась перед ступеньками, держась за перила и тщетно пытаясь успокоиться. И сейчас, уже у двери, сердце колотилось, как бешеное.
Ключ наконец поддался ее усилию, и дверь отворилась. Первым, что ее поразило, была необычная тишина в доме. «Наверное, действительно уснул или ушел куда-нибудь», — подумала Эрика, пытаясь отогнать безотчетную тревогу. Войдя в гостиную, она увидела мужа лежащим ничком на ковре в странной, неестественной позе. Нагнувшись, Эрика заглянула ему в лицо и застыла как вкопанная. Лицо его было перекошено, словно скрученное невероятной болью. Он не шевелился. И не дышал.
Эрика попыталась сделать ему искусственное дыхание и массаж сердца, но это не помогло. Она бросилась к телефону, но не дошла, почувствовав внезапно накативший приступ тошноты. От страха и ужаса. Эрика прислонилась к стене, прикрыв рот руками и прерывисто дыша. Ей хотелось кричать, но горло сдавило спазмом. Он был мертв. Ее муж мертв. Жуткая реальность медленно доходила до нее, застилая сознание черной мглой. Потолок покачнулся, и она медленно сползла по стенке, теряя сознание…
Вскрытие показало обширный инфаркт миокарда, тот самый редчайший случай спазма сосудов, который случается у молодых людей на фоне стресса или других до конца не выясненных причин. Патологоанатом, производивший вскрытие, был бесстрастен, он по роду своей работы привык видеть смерть и горе родственников, и не давал воли эмоциям.
— Скажите, а… а если бы ему сразу, как только начался приступ, оказали необходимую помощь, он… он бы выжил? — запинаясь, спросила его Эрика.
— Трудно сказать, область поражения достаточна обширна, я не берусь делать какие-либо предположения в такой ситуации. — Патологоанатом с любопытством оглядел красивую, хорошо одетую молодую женщину, которая была бледна как полотно, но глаза ее оставались сухими, никаких признаков слез не наблюдалось. «Крепкие нервы», — подумал он, — другая бы на ее месте билась тут в истерике, а эта ничем не выдает своих чувств. А ведь раз спросила, значит, не было ее рядом, потому и помощь не оказал никто. Нелегко ей будет нести такой крест. Но я-то ничем помочь не могу».
Пожалуй, в этой ситуации Эрике уже никто не смог бы помочь. Если и можно было помочь, то делать это надо было много раньше, когда сосуд был пуст, и его можно было наполнить не разрушающей его жидкостью, а чем-то более стоящим…
Эрика весь вечер чувствовала себя неуютно, ее не покидало чувство вины за то, что не послушала мужа и не осталась с ним. Несколько раз она пыталась позвонить домой, но никто не отвечал. «Наверное, уснул», — подумала она. Но все равно не могла успокоиться. Она не дождалась закрытия выставки и поехала домой, даже ни с кем не попрощавшись. Гнала машину на бешеной скорости, чудом избегая столкновений с другими автомобилями. Заходя в подъезд своего дома, она вдруг почувствовала, что сердце ее бьется, как будто перед прыжком в пропасть. Эрика остановилась перед ступеньками, держась за перила и тщетно пытаясь успокоиться. И сейчас, уже у двери, сердце колотилось, как бешеное.
Ключ наконец поддался ее усилию, и дверь отворилась. Первым, что ее поразило, была необычная тишина в доме. «Наверное, действительно уснул или ушел куда-нибудь», — подумала Эрика, пытаясь отогнать безотчетную тревогу. Войдя в гостиную, она увидела мужа лежащим ничком на ковре в странной, неестественной позе. Нагнувшись, Эрика заглянула ему в лицо и застыла как вкопанная. Лицо его было перекошено, словно скрученное невероятной болью. Он не шевелился. И не дышал.
Эрика попыталась сделать ему искусственное дыхание и массаж сердца, но это не помогло. Она бросилась к телефону, но не дошла, почувствовав внезапно накативший приступ тошноты. От страха и ужаса. Эрика прислонилась к стене, прикрыв рот руками и прерывисто дыша. Ей хотелось кричать, но горло сдавило спазмом. Он был мертв. Ее муж мертв. Жуткая реальность медленно доходила до нее, застилая сознание черной мглой. Потолок покачнулся, и она медленно сползла по стенке, теряя сознание…
Вскрытие показало обширный инфаркт миокарда, тот самый редчайший случай спазма сосудов, который случается у молодых людей на фоне стресса или других до конца не выясненных причин. Патологоанатом, производивший вскрытие, был бесстрастен, он по роду своей работы привык видеть смерть и горе родственников, и не давал воли эмоциям.
— Скажите, а… а если бы ему сразу, как только начался приступ, оказали необходимую помощь, он… он бы выжил? — запинаясь, спросила его Эрика.
— Трудно сказать, область поражения достаточна обширна, я не берусь делать какие-либо предположения в такой ситуации. — Патологоанатом с любопытством оглядел красивую, хорошо одетую молодую женщину, которая была бледна как полотно, но глаза ее оставались сухими, никаких признаков слез не наблюдалось. «Крепкие нервы», — подумал он, — другая бы на ее месте билась тут в истерике, а эта ничем не выдает своих чувств. А ведь раз спросила, значит, не было ее рядом, потому и помощь не оказал никто. Нелегко ей будет нести такой крест. Но я-то ничем помочь не могу».
Пожалуй, в этой ситуации Эрике уже никто не смог бы помочь. Если и можно было помочь, то делать это надо было много раньше, когда сосуд был пуст, и его можно было наполнить не разрушающей его жидкостью, а чем-то более стоящим…
Глава 1
Разве мог кто-нибудь предположить, что замужество Эрики, столь тщательно взвешенный и продуманный шаг, может закончиться так ужасно? Шагает человек по жизни уверенной бодрой походкой, не зная ни в чем отказа, препятствий, трудностей, и вдруг на голову с грохотом падает кирпич, меняя все устоявшиеся ценности и взгляды.
Впрочем, нельзя сказать, что все было так уж безмятежно до этого черного дня. Были, были уже тревожные звоночки и до этого. Но разве кто-нибудь хотел их услышать?
Если вернуться на несколько шагов назад, пытаясь отыскать первый камешек, заложенный в построение замужества Эрики, то, пожалуй, на сцену выплывет тот самый день, когда Луиза Иннокентьевна, мама Эрики, впервые задумалась о том, что их дочь слишком избалована и совершенно не приспособлена к жизни. А началось все с обычного вечера в конце трудового дня…
— Ну что за день, сплошные неприятности! — проворчала Эрика, придя домой после работы. Отшвырнула сумку и улеглась на диван, всем своим видом демонстрируя усталость и плохое настроение. — Больных невпроворот, и при этом сплошные сложные случаи. И попробуй ошибиться, так называемые коллеги разнесут это по всем инстанциям! Никто не похвалит лишний раз за правильный диагноз, зато, если ошибешься хоть в одной мелочи, все тут как тут, чтобы поехидничать!
— Такова работа врача, милая. Не нравится ответственность, надо было идти работать в другую сферу. — Мама взглянула на нее с тревогой. Она давно стала замечать, что Эрика частенько пребывает в раздраженном настроении, ее перестала радовать жизнь, как это было раньше, она уже не искрилась жизнелюбием и во всем искала недостатки, и это их с отцом беспокоило. С одной стороны, они радовались, что она не бросила работу, как они опасались поначалу, но с другой стороны, было видно, что дочь не удовлетворена своей жизнью.
Еще ее тревожило то раздражение, с которым Эрика переносит любые мало-мальские неприятности на работе. До начала трудовой деятельности Эрика практически не встречала никаких ощутимых препятствий в своей жизни. Не считая неприятности с другом их семьи. Но об этом инциденте вспоминать было не принято. Закончив медицинскую академию, она, не без помощи отца, конечно, устроилась врачом-диагностом на ультразвук в крупном центре. Коллектив центра был совершенно нормальным, со своими правилами выживания, так было везде и всегда, но Эрика воспринимала это абсолютно неадекватно, ей все время казалось, что все настроены против нее, строят заговоры и желают ей самого плохого. На самом деле это были обычные склоки и мелочи жизни, встречающиеся в любом коллективе, где дорого место под солнцем. Эрика просто не была к этому готова.
— Ну и брошу к черту эту работу! — в сердцах бросила Эрика в ответ на реплику матери. — Уйду на фирму торговать оборудованием, заработаю кучу денег, и не надо будет дрожать над каждым миллиметром какой-нибудь там почечной ткани.
— Разве тебе не нравится твоя работа?
— Да в том-то и дело, что нравится, не нравилась — давно бы уже все бросила. Но коллектив у нас — это же не коллеги, а серпентарий какой-то! Так и норовят ужалить, так и норовят! Так и ждут, когда же другой споткнется. Сразу готовы затоптать.
— Ты изматываешь себя, дорогая. Ты хочешь совместить и работу, и постоянные вечеринки за полночь, но это отражается на твоем здоровье, и прежде всего на твоей нервной системе! — осторожно сказала Луиза Иннокентьевна. — По-моему, тебе пора уже подумать о своей жизни серьезно. Ты хорошо справляешься с работой, твой директор говорил нам, что у тебя вполне получается, но пора бы уже подумать и о создании семьи. Ты так не считаешь? Материально мы тебя сможем поддерживать всегда, но тебе ведь нужно мужское плечо, как и любой нормальной женщине, не так ли?
— А я что, не думаю об этом, по-твоему? — Эрика лежала на диване и устало смотрела в потолок. — Я что, сижу взаперти и ни с кем не встречаюсь? Да я даже с вашими протеже дебильными не отказываюсь встречаться, а результат все тот же. Мне уже самой все это надоело. О-сто-чер-те-ло! Все как будто сговорились выводить меня из себя чем-нибудь. Обязательно что-нибудь эдакое да выкинут, чтобы я больше никогда не захотела их видеть. Такое впечатление, что вокруг сборище идиотов. Нет, ну, мам, я не утрирую, ну ты бы сама никогда не согласилась с такими даже поужинать.
— Ну не может же быть так, что все плохие вокруг тебя, дочка. Просто надо уметь разглядеть в человеке хорошее, что-то особенное, а ты не хочешь этого делать, отвергаешь сразу — и все тут. Точка.
— Мама, не трави душу, и так тошно. Сама я все это прекрасно знаю. Но поделать ничего не могу. Изменить себя не могу. Такая я вот у тебя бяка выросла. — Эрика поднялась с дивана и подошла к матери, обняв ее, как в детстве. — Раньше надо было меня воспитывать, мам. Теперь я уже большая девочка.
— Ой, не зарекайся. Жизнь порой так меняет людей, что и предположить невозможно. Хотя лучше будет, если тебя это минует. Потому что обычно это происходит через потери и неудачи. Счастье не заставляет людей меняться. Зачем меняться, когда и так все хорошо? Поэтому уж лучше не меняйся!
— Да уж, перспектива сломаться под влиянием неприятностей мне не кажется привлекательной!
— Может, тебе временно отдохнуть от работы? Давай мы пошлем тебя за границу, подумай, куда ты хочешь? Отвлечешься от всего, что тебе так надоело, да и свежие впечатления никогда не повредят.
— Да что, я там не была, что ли, — отмахнулась Эрика. Затем она задумалась ненадолго. — Хотя, может, на недельку стоит смотаться. Я подумаю, мам.
Эрика заперлась у себя в комнате, залившись слезами. На кого она злилась, было совершенно непонятно. Жизнь раскладывала перед ней только самые лучшие карты, но она, казалось, совершенно не ориентировалась в них. Судьба всегда была к Эрике благосклонна. Мало того что родилась она в обеспеченной и известной семье (отец, Евгений Анатольевич, занимал высокий пост в правительстве и владел довольно крупным бизнесом, мать, Луиза Иннокентьевна, не работала, но вела насыщенную светскую жизнь и принимала активное участие в организации различных мероприятий в сфере моды и дизайна), Эрике еще достались от природы хорошенькое личико и в придачу очень даже неплохие мозги. Вдобавок к этому она получила от родителей редкое имя, выделяющее ее в любом коллективе с первого же момента. Роскошные волнистые волосы с каштаново-солнечным отливом в сочетании с зелеными глазами, которые становились серыми, когда настроение ее менялось в сторону бури, придавали ей вид маленькой колдуньи, которая шла по жизни, не встречая преград на своем пути и не сомневаясь, что любое ее желание будет исполнено и без применения колдовских чар.
Так было с самого раннего детства, когда не оставалось вокруг ни одной души, не поддавшейся ее очарованию. Лет до пяти за ней смотрела няня, вышколенная строгой бабушкой и боявшаяся сказать слово поперек маленькой принцессе. В те времена отец Эрики, Евгений Анатольевич Лазарев, еще не занимал высокий пост и не владел такими капиталами, как сейчас, но зато ее дедушка с бабушкой по линии матери были из старинного рода, отпрыски которого не потеряли практически ничего даже после революции и умудрились неплохо устроиться и при советской власти. Выдав замуж дочь, они настояли на том, чтобы молодые первое время жили с ними, так как дом был большой, места хватало, была прислуга и финансовое положение их было, естественно, намного лучше, чем у молодого зятя. Так они и жили все вместе, пока не пристроили зятя в хорошее место, откуда и началась его успешная карьера, пережившая с помощью связей тестя все неспокойные политические времена, включая перестройку. Но до их ухода в отдельную квартиру (из которой они позже, после кончины бабушки и дедушки, опять переехали в усадьбу родителей) за маленькой Эрикой присматривала няня, строго следовавшая инструкциям бабушки во всем, что касалось воспитания наследницы. Когда девочке исполнилось пять лет, мама ее, Луиза Иннокентьевна, заволновалась, что она совершенно лишена навыков общения со сверстниками, замкнувшись в доме среди взрослых и лишь изредка общаясь с детьми их друзей. Начитавшись книг по воспитанию детей, она запаниковала, что девочке придется нелегко в школьном коллективе, и на семейном совете они решили отдать ее на один год перед школой в детский сад. Заведение, конечно, выбрали, самое что ни на есть лучшее, с воспитателями провели необходимую беседу на тему, как оберегать Эрику от ненужных психологических проблем, и после этого девочку выпустили, словно голубку в небо, в детсадовский коллектив. К их удивлению, Эрика не испытывала никаких проблем в детском саду. Добивалась она этого больше тем, что все воспитатели и нянечки просто обожали прелестную девчушку, и она была всегда на особом положении любимицы. Со сверстниками отношения тоже складывались вполне нормально, но, даже если у нее и возникали проблемы с ними, старшие были всегда на ее стороне, не разбираясь, кто прав, кто виноват, а дети в таком возрасте боятся авторитетов и подсознательно тянутся к любимчикам.
Так подошло время школьной поры, и Эрика пошла в одну из лучших в городе школ. Школьные годы тоже пролетели без особых забот. Мозги у нее были на месте, и учеба давалась ей без труда. Не в пример многим детям, которые, будучи херувимчиками в раннем детстве, выйдя из этого возраста, утрачивают свою прелесть, Эрика этого избежала, сохранив красоту принцессы с фарфоровым лицом и огромными зелеными глазами. Даже в период подростковой угловатости, когда многие девочки в ее классе переживали по поводу своей неказистости и нежеланных прыщиков, она легко и плавно прошла его без ущерба для своей внешности и вскоре из хорошенькой девочки превратилась в прелестную девушку. Некоторые находили, что ее немного портит излишняя самоуверенность и надменность, но, когда ей было надо, она умела очаровать даже таких придирчивых критиков. Такая вот она была, Эрика, всегда окруженная обожанием, поклонниками и удачей. Уверенная в каждом своем шаге и идущая по жизни с высоко поднятой головой.
И о чем же она плакала сейчас, уткнувшись в подушку с расшитыми китайскими драконами шелковыми наволочками? Скорее всего, о том, что планка, высоко поднятая ею самою и родителями, стала казаться недостижимой, а следовательно, настала пора пересмотреть что-то в жизни. Мама права — почему бы не съездить за границу и не расслабиться, отключившись от серых московских будней?
И она поехала в Рим. Это был ее любимый город. Она могла бродить там часами, сидеть в маленьких кафе на улице, пить изумительный кофе, какой умеют делать только в Италии, смотреть на фонтаны, голубей и жизнь этого чудного города. И думать. Думать о том, почему у нее, у которой есть все, что только может пожелать молодая девушка, не складывается, ну никак не складывается личная жизнь. Она перебрала все свои знакомства, неудачные романы и пришла к неутешительному выводу: все дело было в ней. Вернее, в том, что ее все раздражали. Она уже давно перестала искать идеального мужчину (по ее меркам это выходило слишком нереально), но продолжала поиски хотя бы того, кто мог бы быть стать тем самым «мужским плечом», о котором говорила мама.
В принципе поклонников у нее было много и в школе, и в академии. И если поначалу она просто с королевским снисхождением принимала их ухаживание и позволяла им быть рядом в качестве сопровождения и веселой компании, то позже она стала более разборчива и, следуя напутствию мамы, стала приглядываться к ним как к возможным кандидатам в мужья. Но, как ни странно, при ближайшем рассмотрении никто не казался ей подходящей кандидатурой. Очень часто разочарование ожидало уже при первом свидании, и Эрика не упускала случая посмеяться над незадачливыми поклонниками.
— Представляете, — со смехом рассказывала она подругам, — у него был такой убийственный парфюм, а вернее, его количество, что я просто не знала, куда себя деть и чем закрыть нос! Люди на нас оглядывались, как на ходячую парфюмерную фабрику! А один поклонник подарил мне тако-о-ой букет!!! Уж не знаю, где он его приобрел, но через пять минут по всему моему телу ползали какие-то насекомые и я чуть не убила его этим же букетом!
Желающих послушать ее истории всегда было предостаточно — она так лихо высмеивала недостатки других, что лучшего развлечения между лекциями и не придумаешь.
Одна из историй вообще стала известна на весь курс, и еще долго Эрике напоминали о ней. Как-то она пошла на ужин в один престижный ресторан со своим новым знакомым, который, очевидно, умирал, как хотел впечатлить ее своими манерами и возможностями.
— И вот сидим мы, значит, заказываем, — рассказывала Эрика. — Парень выбирает самые изысканные блюда и блистает передо мной познанием французской кухни, включая названия блюд на французском языке. Не говоря уже о том, что он полчаса выбирал вино, тщательно изучая год выпуска, цвет, в какой долине собран урожай, что росло рядом и кто там пробегал, пока рос виноград. И вот блюда заказаны, вино искрится в наших бокалах рубиновым светом, мы ведем тихую беседу при свечах… Все просто прелестно, мой милый друг, по глазам видно, доволен собой, как никогда. И тут мимо проходит официантка с подносом, на котором сверкает серебряная чашечка с десертом. Клубничным. Проходила она не очень-то и близко от нас, но этого расстояния оказалось достаточно, чтобы, когда она споткнулась, чашечка с десертом выпрыгнула с подноса и приземлилась аккурат на моего изысканного дружка. Ну все засуетились вокруг, чуть ли не вылизали его рубашку, тысяча извинений и все такое. Ярости его не было предела, и, пока он брызгал слюной по поводу обслуживающего ресторана, лицо его, руки и шея на моих глазах стали покрываться огромными красными пятнами, а лицо затем стало приобретать шаровидную форму. Словно в фильме ужасов. Все вокруг так и застыли от ужаса вокруг него, пока он наконец не отвлекся от своего брюзжания и не почувствовал неладное. Короче говоря, оказалось, что у него сильнейшая аллергия на клубнику, развивающаяся даже от попадания на кожу, и пришлось везти его срочно в больницу, делать кучу инъекций и так далее. Я его еще раз навестила после этого, из чувства жалости, но, видимо, он не хотел больше видеть свидетельницу его конфуза. Скажу я вам — это было что-то!
Как-то она замуж было собралась. Даже два раза. Думала, нашла жениха своей мечты. В первый раз это случилось во время учебы в академии — появился парень старше ее лет на семь, солиднее и интереснее всех ее ровесников, при деле и при средствах, умеющий красиво ухаживать и кружить ей голову. Не то чтобы она влюбилась в него, но увлеклась — это точно. Тем более что о «женихе» этом уже знала даже мама (!), и они планировали встречу с ним (на деле — смотрины) в самое ближайшее время. Эрика уже присматривала себе фасоны свадебного платья и подумывала о том, где они будут справлять свадьбу. Она никому, кроме мамы, об этом не рассказывала, боясь сглазить, но в душе уже представляла себе вытянутые от зависти лица подруг, когда они узнают эту новость! Но закончилось все печально и банально. Парень морочил ей голову несколько месяцев, а потом она узнала, что он женат. Жена жила в каком-то другом городе, и мало кто в Москве знал о ее существовании. Эрика тогда жутко злилась, что оказалась в таком дурацком положении, и на какое-то время поиски мужа вообще прекратила. Все жаловалась подругам: «Не встречу я никак свою половинку, то ли конь у принца устал, то ли принц из седла выпал, но вот только никак он до меня не доскачет».
Закончив академию, большинство ее подруг повыходили замуж, и она чувствовала себя неуютно, когда все старательно пытались ее познакомить с кем-нибудь или участливо спрашивали при встрече: «Ну что, замуж так и не вышла?» «Нет, не вышла, не нашелся еще принц для такой принцессы», — отшучивалась она, но самолюбие ее при этом ужасно страдало.
А потом… Потом был Валера. Очаровательный, галантный Валера Зубов, с оксфордским экономическим образованием за плечами, блистательным интеллектом, старше Эрики на двадцать лет. Музыкант, играющий на ее струнах с виртуозностью мастера. Среднего роста, с темно-каштановыми волосами и такими же темными глубоко посаженными глазами, выразительными бровями и волевым подбородком, он двигался, словно кошка, плавно и мягко, иногда замирая, словно готовясь к прыжку. Если он слушал собеседника, то голова его всегда была чуть склонена набок, и невозможно было угадать по его лицу, о чем он думает. Так обычно ведут себя вышколенные дипломаты, привыкшие всегда сохранять вежливое и учтивое выражение лица. Говорил он так же, как и двигался, — мягко, вкрадчиво, не торопясь. Глаза его всегда смотрели на человека изучающе, ловя каждое движение и выражение лица собеседника. Никто никогда не видел Зубова в состоянии гнева, но зато было немало свидетелей его спокойной твердости и упертости, если это касалось дела. Его подчиненные знали: чем больше улыбается рот Зубова при неподвижном взгляде, тем хуже им придется в ближайшие минуты.
Эрика встретила его на одном из приемов отца. Он подбирался к ней очень искусно, не спеша, отметив сначала какое-то из ее высказываний, потом тихо шепнув нечто очень лестное о стиле ее одежды. Возможно, если бы это был просто незнакомец, она бы не обратила на него внимания. Но отец представил его с большим уважением как своего будущего помощника и потом еще, заметив его знаки внимания к Эрике, сказал ей, что возлагает на него очень большие надежды. Отец редко давал подобные характеристики, и если уж даже он отметил Валеру, то в глазах Эрики его достоинства утроились.
В тот вечер, когда они познакомились, Валера подошел к Эрике лишь несколько раз и, уходя, просто попрощался, не показывая личной заинтересованности. Эрика была заинтригована, так как, по идее, если Валера планировал перейти на работу к ее отцу, он должен был бы приложить все усилия, чтобы понравиться Эрике. Но Валера был умен — он знал, где не стоит переступать границу, и четко придерживался этого. Пара замечаний, случайное прикосновение, взгляд — и все. Эрика попалась на умело закинутый крючок.
Несколько дней она ловила себя на мысли, что думает о нем, вспоминает его слова, шутки и даже представляет их двоих вместе. Валера выдержал паузу и через неделю позвонил. Позвонил, когда отец Эрики был в отъезде. Совпадение? Возможно. Но Валера был слишком умен, а совпадения существуют для тех, кто не в состоянии контролировать ситуацию.
— Эрика? Это Валерий, узнаете?
— Да… — Она заулыбалась телефонной трубке, словно одержала маленькую победу. — Узнаю.
— Как поживаете?
— Неплохо.
— Неплохо? Просто неплохо? Это необходимо срочно исправить и превратить в состояние «отлично».
— И что это значит?
— Не хотите съездить со мной на открытие теннисного турнира?
— Даже не знаю. А когда?
— Сегодня. Вечером. Если я заеду в пять, вы будете готовы?
— Да… — Она хотела спросить, почему он вдруг решил пригласить ее, но не стала. В конце концов, и так все ясно.
На корте было людно, открытие сезона всегда привлекало множество людей. Эрика то и дело ловила на себе любопытные взгляды присутствующих. Многих она знала, некоторых нет, но любопытство, скорее, было вызвано не столько ею самою, сколько тем, что она появилась там с Валерой. Фирма, которую представлял Валера, была одним из спонсоров турнира, и организаторы обхаживали его, как могли. Их усадили на первый ряд, постоянно фотографировали, журналисты задавали какие-то вопросы. Эрика чувствовала себя прекрасно, блистательно. Она, конечно, часто выходила в свет с родителями, но чтобы так, фактически самостоятельно, в паре с мужчиной — это ощущение было для нее новым и захватывающим. Когда турнир закончился, они направились на коктейль, но вскоре оттуда ушли. Валера, невзирая на уговоры организаторов, сказал, что у них запланирована еще одна важная встреча.
— Мы что, идем на другую встречу? — спросила Эрика, когда они вышли на улицу.
— Нет.
— Но… ты же сказал, что спешишь на важную встречу?
— А я и спешу. Ты не поняла? На очень важную встречу. На встречу с тобой.
Она опустила голову и улыбнулась. Что ни говори, сразу видно — взрослый мужчина. Не то что ее ровесники, неспособные нормально ухаживать за такой девушкой, как она.
Так начался их роман. Наполненный светскими удовольствиями, изысканными ужинами, элегантными подарками и интеллектуальными разговорами. Эрика была в восторге. Очарована. Опутана умно сплетенной паутиной. Она почувствовала себя принцессой, которой наконец нашли достойную пару. Достойную во всем.
Впрочем, нельзя сказать, что все было так уж безмятежно до этого черного дня. Были, были уже тревожные звоночки и до этого. Но разве кто-нибудь хотел их услышать?
Если вернуться на несколько шагов назад, пытаясь отыскать первый камешек, заложенный в построение замужества Эрики, то, пожалуй, на сцену выплывет тот самый день, когда Луиза Иннокентьевна, мама Эрики, впервые задумалась о том, что их дочь слишком избалована и совершенно не приспособлена к жизни. А началось все с обычного вечера в конце трудового дня…
— Ну что за день, сплошные неприятности! — проворчала Эрика, придя домой после работы. Отшвырнула сумку и улеглась на диван, всем своим видом демонстрируя усталость и плохое настроение. — Больных невпроворот, и при этом сплошные сложные случаи. И попробуй ошибиться, так называемые коллеги разнесут это по всем инстанциям! Никто не похвалит лишний раз за правильный диагноз, зато, если ошибешься хоть в одной мелочи, все тут как тут, чтобы поехидничать!
— Такова работа врача, милая. Не нравится ответственность, надо было идти работать в другую сферу. — Мама взглянула на нее с тревогой. Она давно стала замечать, что Эрика частенько пребывает в раздраженном настроении, ее перестала радовать жизнь, как это было раньше, она уже не искрилась жизнелюбием и во всем искала недостатки, и это их с отцом беспокоило. С одной стороны, они радовались, что она не бросила работу, как они опасались поначалу, но с другой стороны, было видно, что дочь не удовлетворена своей жизнью.
Еще ее тревожило то раздражение, с которым Эрика переносит любые мало-мальские неприятности на работе. До начала трудовой деятельности Эрика практически не встречала никаких ощутимых препятствий в своей жизни. Не считая неприятности с другом их семьи. Но об этом инциденте вспоминать было не принято. Закончив медицинскую академию, она, не без помощи отца, конечно, устроилась врачом-диагностом на ультразвук в крупном центре. Коллектив центра был совершенно нормальным, со своими правилами выживания, так было везде и всегда, но Эрика воспринимала это абсолютно неадекватно, ей все время казалось, что все настроены против нее, строят заговоры и желают ей самого плохого. На самом деле это были обычные склоки и мелочи жизни, встречающиеся в любом коллективе, где дорого место под солнцем. Эрика просто не была к этому готова.
— Ну и брошу к черту эту работу! — в сердцах бросила Эрика в ответ на реплику матери. — Уйду на фирму торговать оборудованием, заработаю кучу денег, и не надо будет дрожать над каждым миллиметром какой-нибудь там почечной ткани.
— Разве тебе не нравится твоя работа?
— Да в том-то и дело, что нравится, не нравилась — давно бы уже все бросила. Но коллектив у нас — это же не коллеги, а серпентарий какой-то! Так и норовят ужалить, так и норовят! Так и ждут, когда же другой споткнется. Сразу готовы затоптать.
— Ты изматываешь себя, дорогая. Ты хочешь совместить и работу, и постоянные вечеринки за полночь, но это отражается на твоем здоровье, и прежде всего на твоей нервной системе! — осторожно сказала Луиза Иннокентьевна. — По-моему, тебе пора уже подумать о своей жизни серьезно. Ты хорошо справляешься с работой, твой директор говорил нам, что у тебя вполне получается, но пора бы уже подумать и о создании семьи. Ты так не считаешь? Материально мы тебя сможем поддерживать всегда, но тебе ведь нужно мужское плечо, как и любой нормальной женщине, не так ли?
— А я что, не думаю об этом, по-твоему? — Эрика лежала на диване и устало смотрела в потолок. — Я что, сижу взаперти и ни с кем не встречаюсь? Да я даже с вашими протеже дебильными не отказываюсь встречаться, а результат все тот же. Мне уже самой все это надоело. О-сто-чер-те-ло! Все как будто сговорились выводить меня из себя чем-нибудь. Обязательно что-нибудь эдакое да выкинут, чтобы я больше никогда не захотела их видеть. Такое впечатление, что вокруг сборище идиотов. Нет, ну, мам, я не утрирую, ну ты бы сама никогда не согласилась с такими даже поужинать.
— Ну не может же быть так, что все плохие вокруг тебя, дочка. Просто надо уметь разглядеть в человеке хорошее, что-то особенное, а ты не хочешь этого делать, отвергаешь сразу — и все тут. Точка.
— Мама, не трави душу, и так тошно. Сама я все это прекрасно знаю. Но поделать ничего не могу. Изменить себя не могу. Такая я вот у тебя бяка выросла. — Эрика поднялась с дивана и подошла к матери, обняв ее, как в детстве. — Раньше надо было меня воспитывать, мам. Теперь я уже большая девочка.
— Ой, не зарекайся. Жизнь порой так меняет людей, что и предположить невозможно. Хотя лучше будет, если тебя это минует. Потому что обычно это происходит через потери и неудачи. Счастье не заставляет людей меняться. Зачем меняться, когда и так все хорошо? Поэтому уж лучше не меняйся!
— Да уж, перспектива сломаться под влиянием неприятностей мне не кажется привлекательной!
— Может, тебе временно отдохнуть от работы? Давай мы пошлем тебя за границу, подумай, куда ты хочешь? Отвлечешься от всего, что тебе так надоело, да и свежие впечатления никогда не повредят.
— Да что, я там не была, что ли, — отмахнулась Эрика. Затем она задумалась ненадолго. — Хотя, может, на недельку стоит смотаться. Я подумаю, мам.
Эрика заперлась у себя в комнате, залившись слезами. На кого она злилась, было совершенно непонятно. Жизнь раскладывала перед ней только самые лучшие карты, но она, казалось, совершенно не ориентировалась в них. Судьба всегда была к Эрике благосклонна. Мало того что родилась она в обеспеченной и известной семье (отец, Евгений Анатольевич, занимал высокий пост в правительстве и владел довольно крупным бизнесом, мать, Луиза Иннокентьевна, не работала, но вела насыщенную светскую жизнь и принимала активное участие в организации различных мероприятий в сфере моды и дизайна), Эрике еще достались от природы хорошенькое личико и в придачу очень даже неплохие мозги. Вдобавок к этому она получила от родителей редкое имя, выделяющее ее в любом коллективе с первого же момента. Роскошные волнистые волосы с каштаново-солнечным отливом в сочетании с зелеными глазами, которые становились серыми, когда настроение ее менялось в сторону бури, придавали ей вид маленькой колдуньи, которая шла по жизни, не встречая преград на своем пути и не сомневаясь, что любое ее желание будет исполнено и без применения колдовских чар.
Так было с самого раннего детства, когда не оставалось вокруг ни одной души, не поддавшейся ее очарованию. Лет до пяти за ней смотрела няня, вышколенная строгой бабушкой и боявшаяся сказать слово поперек маленькой принцессе. В те времена отец Эрики, Евгений Анатольевич Лазарев, еще не занимал высокий пост и не владел такими капиталами, как сейчас, но зато ее дедушка с бабушкой по линии матери были из старинного рода, отпрыски которого не потеряли практически ничего даже после революции и умудрились неплохо устроиться и при советской власти. Выдав замуж дочь, они настояли на том, чтобы молодые первое время жили с ними, так как дом был большой, места хватало, была прислуга и финансовое положение их было, естественно, намного лучше, чем у молодого зятя. Так они и жили все вместе, пока не пристроили зятя в хорошее место, откуда и началась его успешная карьера, пережившая с помощью связей тестя все неспокойные политические времена, включая перестройку. Но до их ухода в отдельную квартиру (из которой они позже, после кончины бабушки и дедушки, опять переехали в усадьбу родителей) за маленькой Эрикой присматривала няня, строго следовавшая инструкциям бабушки во всем, что касалось воспитания наследницы. Когда девочке исполнилось пять лет, мама ее, Луиза Иннокентьевна, заволновалась, что она совершенно лишена навыков общения со сверстниками, замкнувшись в доме среди взрослых и лишь изредка общаясь с детьми их друзей. Начитавшись книг по воспитанию детей, она запаниковала, что девочке придется нелегко в школьном коллективе, и на семейном совете они решили отдать ее на один год перед школой в детский сад. Заведение, конечно, выбрали, самое что ни на есть лучшее, с воспитателями провели необходимую беседу на тему, как оберегать Эрику от ненужных психологических проблем, и после этого девочку выпустили, словно голубку в небо, в детсадовский коллектив. К их удивлению, Эрика не испытывала никаких проблем в детском саду. Добивалась она этого больше тем, что все воспитатели и нянечки просто обожали прелестную девчушку, и она была всегда на особом положении любимицы. Со сверстниками отношения тоже складывались вполне нормально, но, даже если у нее и возникали проблемы с ними, старшие были всегда на ее стороне, не разбираясь, кто прав, кто виноват, а дети в таком возрасте боятся авторитетов и подсознательно тянутся к любимчикам.
Так подошло время школьной поры, и Эрика пошла в одну из лучших в городе школ. Школьные годы тоже пролетели без особых забот. Мозги у нее были на месте, и учеба давалась ей без труда. Не в пример многим детям, которые, будучи херувимчиками в раннем детстве, выйдя из этого возраста, утрачивают свою прелесть, Эрика этого избежала, сохранив красоту принцессы с фарфоровым лицом и огромными зелеными глазами. Даже в период подростковой угловатости, когда многие девочки в ее классе переживали по поводу своей неказистости и нежеланных прыщиков, она легко и плавно прошла его без ущерба для своей внешности и вскоре из хорошенькой девочки превратилась в прелестную девушку. Некоторые находили, что ее немного портит излишняя самоуверенность и надменность, но, когда ей было надо, она умела очаровать даже таких придирчивых критиков. Такая вот она была, Эрика, всегда окруженная обожанием, поклонниками и удачей. Уверенная в каждом своем шаге и идущая по жизни с высоко поднятой головой.
И о чем же она плакала сейчас, уткнувшись в подушку с расшитыми китайскими драконами шелковыми наволочками? Скорее всего, о том, что планка, высоко поднятая ею самою и родителями, стала казаться недостижимой, а следовательно, настала пора пересмотреть что-то в жизни. Мама права — почему бы не съездить за границу и не расслабиться, отключившись от серых московских будней?
И она поехала в Рим. Это был ее любимый город. Она могла бродить там часами, сидеть в маленьких кафе на улице, пить изумительный кофе, какой умеют делать только в Италии, смотреть на фонтаны, голубей и жизнь этого чудного города. И думать. Думать о том, почему у нее, у которой есть все, что только может пожелать молодая девушка, не складывается, ну никак не складывается личная жизнь. Она перебрала все свои знакомства, неудачные романы и пришла к неутешительному выводу: все дело было в ней. Вернее, в том, что ее все раздражали. Она уже давно перестала искать идеального мужчину (по ее меркам это выходило слишком нереально), но продолжала поиски хотя бы того, кто мог бы быть стать тем самым «мужским плечом», о котором говорила мама.
В принципе поклонников у нее было много и в школе, и в академии. И если поначалу она просто с королевским снисхождением принимала их ухаживание и позволяла им быть рядом в качестве сопровождения и веселой компании, то позже она стала более разборчива и, следуя напутствию мамы, стала приглядываться к ним как к возможным кандидатам в мужья. Но, как ни странно, при ближайшем рассмотрении никто не казался ей подходящей кандидатурой. Очень часто разочарование ожидало уже при первом свидании, и Эрика не упускала случая посмеяться над незадачливыми поклонниками.
— Представляете, — со смехом рассказывала она подругам, — у него был такой убийственный парфюм, а вернее, его количество, что я просто не знала, куда себя деть и чем закрыть нос! Люди на нас оглядывались, как на ходячую парфюмерную фабрику! А один поклонник подарил мне тако-о-ой букет!!! Уж не знаю, где он его приобрел, но через пять минут по всему моему телу ползали какие-то насекомые и я чуть не убила его этим же букетом!
Желающих послушать ее истории всегда было предостаточно — она так лихо высмеивала недостатки других, что лучшего развлечения между лекциями и не придумаешь.
Одна из историй вообще стала известна на весь курс, и еще долго Эрике напоминали о ней. Как-то она пошла на ужин в один престижный ресторан со своим новым знакомым, который, очевидно, умирал, как хотел впечатлить ее своими манерами и возможностями.
— И вот сидим мы, значит, заказываем, — рассказывала Эрика. — Парень выбирает самые изысканные блюда и блистает передо мной познанием французской кухни, включая названия блюд на французском языке. Не говоря уже о том, что он полчаса выбирал вино, тщательно изучая год выпуска, цвет, в какой долине собран урожай, что росло рядом и кто там пробегал, пока рос виноград. И вот блюда заказаны, вино искрится в наших бокалах рубиновым светом, мы ведем тихую беседу при свечах… Все просто прелестно, мой милый друг, по глазам видно, доволен собой, как никогда. И тут мимо проходит официантка с подносом, на котором сверкает серебряная чашечка с десертом. Клубничным. Проходила она не очень-то и близко от нас, но этого расстояния оказалось достаточно, чтобы, когда она споткнулась, чашечка с десертом выпрыгнула с подноса и приземлилась аккурат на моего изысканного дружка. Ну все засуетились вокруг, чуть ли не вылизали его рубашку, тысяча извинений и все такое. Ярости его не было предела, и, пока он брызгал слюной по поводу обслуживающего ресторана, лицо его, руки и шея на моих глазах стали покрываться огромными красными пятнами, а лицо затем стало приобретать шаровидную форму. Словно в фильме ужасов. Все вокруг так и застыли от ужаса вокруг него, пока он наконец не отвлекся от своего брюзжания и не почувствовал неладное. Короче говоря, оказалось, что у него сильнейшая аллергия на клубнику, развивающаяся даже от попадания на кожу, и пришлось везти его срочно в больницу, делать кучу инъекций и так далее. Я его еще раз навестила после этого, из чувства жалости, но, видимо, он не хотел больше видеть свидетельницу его конфуза. Скажу я вам — это было что-то!
Как-то она замуж было собралась. Даже два раза. Думала, нашла жениха своей мечты. В первый раз это случилось во время учебы в академии — появился парень старше ее лет на семь, солиднее и интереснее всех ее ровесников, при деле и при средствах, умеющий красиво ухаживать и кружить ей голову. Не то чтобы она влюбилась в него, но увлеклась — это точно. Тем более что о «женихе» этом уже знала даже мама (!), и они планировали встречу с ним (на деле — смотрины) в самое ближайшее время. Эрика уже присматривала себе фасоны свадебного платья и подумывала о том, где они будут справлять свадьбу. Она никому, кроме мамы, об этом не рассказывала, боясь сглазить, но в душе уже представляла себе вытянутые от зависти лица подруг, когда они узнают эту новость! Но закончилось все печально и банально. Парень морочил ей голову несколько месяцев, а потом она узнала, что он женат. Жена жила в каком-то другом городе, и мало кто в Москве знал о ее существовании. Эрика тогда жутко злилась, что оказалась в таком дурацком положении, и на какое-то время поиски мужа вообще прекратила. Все жаловалась подругам: «Не встречу я никак свою половинку, то ли конь у принца устал, то ли принц из седла выпал, но вот только никак он до меня не доскачет».
Закончив академию, большинство ее подруг повыходили замуж, и она чувствовала себя неуютно, когда все старательно пытались ее познакомить с кем-нибудь или участливо спрашивали при встрече: «Ну что, замуж так и не вышла?» «Нет, не вышла, не нашелся еще принц для такой принцессы», — отшучивалась она, но самолюбие ее при этом ужасно страдало.
А потом… Потом был Валера. Очаровательный, галантный Валера Зубов, с оксфордским экономическим образованием за плечами, блистательным интеллектом, старше Эрики на двадцать лет. Музыкант, играющий на ее струнах с виртуозностью мастера. Среднего роста, с темно-каштановыми волосами и такими же темными глубоко посаженными глазами, выразительными бровями и волевым подбородком, он двигался, словно кошка, плавно и мягко, иногда замирая, словно готовясь к прыжку. Если он слушал собеседника, то голова его всегда была чуть склонена набок, и невозможно было угадать по его лицу, о чем он думает. Так обычно ведут себя вышколенные дипломаты, привыкшие всегда сохранять вежливое и учтивое выражение лица. Говорил он так же, как и двигался, — мягко, вкрадчиво, не торопясь. Глаза его всегда смотрели на человека изучающе, ловя каждое движение и выражение лица собеседника. Никто никогда не видел Зубова в состоянии гнева, но зато было немало свидетелей его спокойной твердости и упертости, если это касалось дела. Его подчиненные знали: чем больше улыбается рот Зубова при неподвижном взгляде, тем хуже им придется в ближайшие минуты.
Эрика встретила его на одном из приемов отца. Он подбирался к ней очень искусно, не спеша, отметив сначала какое-то из ее высказываний, потом тихо шепнув нечто очень лестное о стиле ее одежды. Возможно, если бы это был просто незнакомец, она бы не обратила на него внимания. Но отец представил его с большим уважением как своего будущего помощника и потом еще, заметив его знаки внимания к Эрике, сказал ей, что возлагает на него очень большие надежды. Отец редко давал подобные характеристики, и если уж даже он отметил Валеру, то в глазах Эрики его достоинства утроились.
В тот вечер, когда они познакомились, Валера подошел к Эрике лишь несколько раз и, уходя, просто попрощался, не показывая личной заинтересованности. Эрика была заинтригована, так как, по идее, если Валера планировал перейти на работу к ее отцу, он должен был бы приложить все усилия, чтобы понравиться Эрике. Но Валера был умен — он знал, где не стоит переступать границу, и четко придерживался этого. Пара замечаний, случайное прикосновение, взгляд — и все. Эрика попалась на умело закинутый крючок.
Несколько дней она ловила себя на мысли, что думает о нем, вспоминает его слова, шутки и даже представляет их двоих вместе. Валера выдержал паузу и через неделю позвонил. Позвонил, когда отец Эрики был в отъезде. Совпадение? Возможно. Но Валера был слишком умен, а совпадения существуют для тех, кто не в состоянии контролировать ситуацию.
— Эрика? Это Валерий, узнаете?
— Да… — Она заулыбалась телефонной трубке, словно одержала маленькую победу. — Узнаю.
— Как поживаете?
— Неплохо.
— Неплохо? Просто неплохо? Это необходимо срочно исправить и превратить в состояние «отлично».
— И что это значит?
— Не хотите съездить со мной на открытие теннисного турнира?
— Даже не знаю. А когда?
— Сегодня. Вечером. Если я заеду в пять, вы будете готовы?
— Да… — Она хотела спросить, почему он вдруг решил пригласить ее, но не стала. В конце концов, и так все ясно.
На корте было людно, открытие сезона всегда привлекало множество людей. Эрика то и дело ловила на себе любопытные взгляды присутствующих. Многих она знала, некоторых нет, но любопытство, скорее, было вызвано не столько ею самою, сколько тем, что она появилась там с Валерой. Фирма, которую представлял Валера, была одним из спонсоров турнира, и организаторы обхаживали его, как могли. Их усадили на первый ряд, постоянно фотографировали, журналисты задавали какие-то вопросы. Эрика чувствовала себя прекрасно, блистательно. Она, конечно, часто выходила в свет с родителями, но чтобы так, фактически самостоятельно, в паре с мужчиной — это ощущение было для нее новым и захватывающим. Когда турнир закончился, они направились на коктейль, но вскоре оттуда ушли. Валера, невзирая на уговоры организаторов, сказал, что у них запланирована еще одна важная встреча.
— Мы что, идем на другую встречу? — спросила Эрика, когда они вышли на улицу.
— Нет.
— Но… ты же сказал, что спешишь на важную встречу?
— А я и спешу. Ты не поняла? На очень важную встречу. На встречу с тобой.
Она опустила голову и улыбнулась. Что ни говори, сразу видно — взрослый мужчина. Не то что ее ровесники, неспособные нормально ухаживать за такой девушкой, как она.
Так начался их роман. Наполненный светскими удовольствиями, изысканными ужинами, элегантными подарками и интеллектуальными разговорами. Эрика была в восторге. Очарована. Опутана умно сплетенной паутиной. Она почувствовала себя принцессой, которой наконец нашли достойную пару. Достойную во всем.
Глава 2
Родители испытывали двойственное чувство по отношению к их роману. С одной стороны, лучшей пары для Эрики не сыскать. Евгений Анатольевич заприметил Валерия Зубова давно. Он работал в той же сфере, что и сам Лазарев. Крутился между правительственными и коммерческими кругами, которые, как известно, тесно взаимосвязаны. Торговля строительными материалами, производство изделий из пластмассы — дел был много. И такой человека, как Валера, был незаменим для людей вроде Лазарева. Находящемуся на правительственном посту Евгению Анатольевичу просто необходим был доверенный помощник для контроля его инвестиций в бизнес.