Страница:
— Я рад, что ты выздоравливаешь, — сказал Данила, пропустив ее вопрос. — Давай пить кофе!
— А, вот вы где! — Звонкий голосочек Рабдины зазвенел колокольчиком в дверном проеме. — А я тебе цветы принесла, гляди! — Она вытащила из-за спины букетик полевых цветов.
— Ой, ласточка моя, спасибо тебе! — растрогалась Эрика. — Ты такая у нас заботливая, что бы я без тебя делала!
— А ты что, уже выздоровела? — Рабдина кивнула на покинутую кровать.
— Ну почти. Еще немного полежу, и сможем, как прежде, весело проводить время.
Рабди радостно кивнула и пошла искать банку, чтобы поставить цветы.
— Будешь кофе? — Данила внес ароматно дымящийся планшер с крепким напитком.
— Нет, пожалуй, лучше посплю сейчас, еще не совсем бодро себя чувствую.
— Рабди, слышишь? Эрике сейчас надо будет поспать, а ты пойдешь домой и не будешь ее беспокоить, договорились? Зайдешь попозже, о’кей?
— О’кей, — нехотя согласилась Рабдина. По выражению ее лица было видно, что изначально у нее были совершенно другие планы. — Но пока ты здесь, я тоже посижу, и не вздумай от меня избавиться, ты здесь всю ночь был, а я только пришла!
— Никто не хочет от тебя избавляться, Рабди, сиди сколько хочешь, я всегда тебе рада, ты же знаешь. — Эрика прижала к себе девчушку, чувствуя, как сильно она по ней соскучилась за время своей болезни.
Когда они ушли, пообещав заглянуть в обед, Эрика с удовольствием встала под душ, а потом вернулась в кровать, так как в горизонтальном положении ей все еще было комфортнее, чем в вертикальном. Она легла, не раздеваясь, скрестив руки под головой, и прикрыла глаза, раздумывая о событиях последних дней, о том, что с ними случилось — с ней, с Данилой, — перелистывая страницы собственных мыслей и воспоминаний. Было такое ощущение, что лихорадка сняла какую-то пелену с ее мыслей, сделав их прозрачными для понимания. Так бывает после длинных туманных дней, пасмурных и унылых, заворачивающих реальность в плотное полотно серого покрывала. А когда погода проясняется, вдруг с удивлением обнаруживаешь вокруг уже забытые краски, лучи солнца, голубизну неба.
Эрика вспоминала отрывки разговоров с Данилой там, в Лагуане, его взгляды, жесты, намеки, постепенно ей стали припоминаться его смутно расслышанные слова о любви, которые перемешивались с видениями ее воспаленного мозга, его прикосновения, и, в конце концов, слова Тони… Они стучали маленьким молоточком прямо у нее в ушах. «Ты просто не хочешь видеть, что происходит вокруг тебя… Если ты застрянешь в прошлом, ты никогда не попадешь в море и не увидишь его красоты… Дай ему шанс…»
Но она еще не была готова к каким-либо близким отношениям, да и вообще она не считала себя достойной чего-то хорошего в личной жизни. Комплекс неполноценности в любви, страх перед тем, что она не справится, что ее сердце окажется неспособным дать взаимность в той степени, в какой любящие люди отдаются друг другу, страх вновь причинить боль другому человеку, все это душило ее, сковывая любые порывы. Как она могла дать шанс Даниле, такому милому и доброму, такому заботливому и нежному, как она могла дать ему повод любить себя, если не была уверена, что сможет сделать его счастливым? Любви не надо давать повод, чтобы она вспыхнула, прозвучало внутри нее. Да, это было правдой, вздохнула Эрика. Данила уже и так любит ее, хотя она не давала никаких надежд и обещаний. Он тоже нравился ей. Глубже она не позволяла себе копаться, опять-таки боясь потревожить глубины своего сердца, которое и без того все время ныло. Ее тянуло к нему. Ей становилось спокойно и тепло рядом с ним. Все возвращается на круги своя. Как бы она ни старалась избежать этого, она опять проживала ту же самую ситуацию, которая была у нее с Максом. Она опять пыталась отгородиться от человека, который всем сердцем тянулся к ней. Она вновь искала безопасности и избегала ответственности. Она вспомнила слова мудрого доктора Чана: «Если твои каналы любви забиты горем и переживанием, они никогда не смогут впустить любовь вновь. Ты должна очистить их, освободиться от вороха прошлого, и иногда, ты знаешь, мощный поток любви может помочь восстановить эти каналы, но ты не должна сопротивляться ей». Вот и Тони о том же говорил.
И еще она вспомнила притчу, рассказанную Чаном в одной из их неторопливых вечерних бесед. Один ученик спросил Мастера, сколько времени ему потребуется, чтобы осилить его учение.
— Десять лет, — ответил Учитель.
— А если я буду очень прилежным учеником и еще больше стараться, еще лучше учиться?
— Тогда двадцать лет, — ответил Мастер.
— А если я посвящу себя только учению, все силы отдам, тогда сколько времени понадобится?
— Тогда уйдет тридцать лет.
— Но, Учитель! Я тебя не понимаю, — разочарованно произнес ученик. — Каждый раз, когда я говорю, что буду учиться прилежнее, ты отвечаешь, что мне понадобится все больше и больше времени? Почему?
— Чем быстрее ты будешь бежать по одной дороге, тем больше вероятность, что пропустишь другие тропинки и даже обходные пути, — ответил Мастер.
«Не стоит торопиться с выводами и действиями, — решила для себя Эрика. — Не стоит обрекать себя на одиночество, боясь обжечься вновь. Не стоит искать сложности там, где их, возможно, и нет. Дважды не войдешь в одну и ту же реку». И даже если она оказалась опять на том же месте на берегу своей реки, это не значит, что река не поменялась. Это уже другая река, другая вода, другие чувства, другой шанс. Шанс для нее, Эрики, попытаться исправить свою жизнь. Может, у нее получится на этот раз? Она уже проделала немалый путь для того, чтобы по кирпичику построить свою жизнь заново. У ее нового дома уже есть стены, но, чтобы он ожил, в нем надо поселить людей. Она представила себя и Данилу сидящими у камина за чашкой чая, Рабдину, играющую на пушистом ковре… Рядом большая собака, притихшая у ног, уютно мерцающий огонь… Эта картина так живо нарисовалась в ее мозгу, что она улыбнулась своим мыслям, а ее фантазия полетела дальше, рисуя один за другим этюды счастья… Она так и уснула с улыбкой на губах, положив голову на изгиб своей руки….
Глава 8
— А, вот вы где! — Звонкий голосочек Рабдины зазвенел колокольчиком в дверном проеме. — А я тебе цветы принесла, гляди! — Она вытащила из-за спины букетик полевых цветов.
— Ой, ласточка моя, спасибо тебе! — растрогалась Эрика. — Ты такая у нас заботливая, что бы я без тебя делала!
— А ты что, уже выздоровела? — Рабдина кивнула на покинутую кровать.
— Ну почти. Еще немного полежу, и сможем, как прежде, весело проводить время.
Рабди радостно кивнула и пошла искать банку, чтобы поставить цветы.
— Будешь кофе? — Данила внес ароматно дымящийся планшер с крепким напитком.
— Нет, пожалуй, лучше посплю сейчас, еще не совсем бодро себя чувствую.
— Рабди, слышишь? Эрике сейчас надо будет поспать, а ты пойдешь домой и не будешь ее беспокоить, договорились? Зайдешь попозже, о’кей?
— О’кей, — нехотя согласилась Рабдина. По выражению ее лица было видно, что изначально у нее были совершенно другие планы. — Но пока ты здесь, я тоже посижу, и не вздумай от меня избавиться, ты здесь всю ночь был, а я только пришла!
— Никто не хочет от тебя избавляться, Рабди, сиди сколько хочешь, я всегда тебе рада, ты же знаешь. — Эрика прижала к себе девчушку, чувствуя, как сильно она по ней соскучилась за время своей болезни.
Когда они ушли, пообещав заглянуть в обед, Эрика с удовольствием встала под душ, а потом вернулась в кровать, так как в горизонтальном положении ей все еще было комфортнее, чем в вертикальном. Она легла, не раздеваясь, скрестив руки под головой, и прикрыла глаза, раздумывая о событиях последних дней, о том, что с ними случилось — с ней, с Данилой, — перелистывая страницы собственных мыслей и воспоминаний. Было такое ощущение, что лихорадка сняла какую-то пелену с ее мыслей, сделав их прозрачными для понимания. Так бывает после длинных туманных дней, пасмурных и унылых, заворачивающих реальность в плотное полотно серого покрывала. А когда погода проясняется, вдруг с удивлением обнаруживаешь вокруг уже забытые краски, лучи солнца, голубизну неба.
Эрика вспоминала отрывки разговоров с Данилой там, в Лагуане, его взгляды, жесты, намеки, постепенно ей стали припоминаться его смутно расслышанные слова о любви, которые перемешивались с видениями ее воспаленного мозга, его прикосновения, и, в конце концов, слова Тони… Они стучали маленьким молоточком прямо у нее в ушах. «Ты просто не хочешь видеть, что происходит вокруг тебя… Если ты застрянешь в прошлом, ты никогда не попадешь в море и не увидишь его красоты… Дай ему шанс…»
Но она еще не была готова к каким-либо близким отношениям, да и вообще она не считала себя достойной чего-то хорошего в личной жизни. Комплекс неполноценности в любви, страх перед тем, что она не справится, что ее сердце окажется неспособным дать взаимность в той степени, в какой любящие люди отдаются друг другу, страх вновь причинить боль другому человеку, все это душило ее, сковывая любые порывы. Как она могла дать шанс Даниле, такому милому и доброму, такому заботливому и нежному, как она могла дать ему повод любить себя, если не была уверена, что сможет сделать его счастливым? Любви не надо давать повод, чтобы она вспыхнула, прозвучало внутри нее. Да, это было правдой, вздохнула Эрика. Данила уже и так любит ее, хотя она не давала никаких надежд и обещаний. Он тоже нравился ей. Глубже она не позволяла себе копаться, опять-таки боясь потревожить глубины своего сердца, которое и без того все время ныло. Ее тянуло к нему. Ей становилось спокойно и тепло рядом с ним. Все возвращается на круги своя. Как бы она ни старалась избежать этого, она опять проживала ту же самую ситуацию, которая была у нее с Максом. Она опять пыталась отгородиться от человека, который всем сердцем тянулся к ней. Она вновь искала безопасности и избегала ответственности. Она вспомнила слова мудрого доктора Чана: «Если твои каналы любви забиты горем и переживанием, они никогда не смогут впустить любовь вновь. Ты должна очистить их, освободиться от вороха прошлого, и иногда, ты знаешь, мощный поток любви может помочь восстановить эти каналы, но ты не должна сопротивляться ей». Вот и Тони о том же говорил.
И еще она вспомнила притчу, рассказанную Чаном в одной из их неторопливых вечерних бесед. Один ученик спросил Мастера, сколько времени ему потребуется, чтобы осилить его учение.
— Десять лет, — ответил Учитель.
— А если я буду очень прилежным учеником и еще больше стараться, еще лучше учиться?
— Тогда двадцать лет, — ответил Мастер.
— А если я посвящу себя только учению, все силы отдам, тогда сколько времени понадобится?
— Тогда уйдет тридцать лет.
— Но, Учитель! Я тебя не понимаю, — разочарованно произнес ученик. — Каждый раз, когда я говорю, что буду учиться прилежнее, ты отвечаешь, что мне понадобится все больше и больше времени? Почему?
— Чем быстрее ты будешь бежать по одной дороге, тем больше вероятность, что пропустишь другие тропинки и даже обходные пути, — ответил Мастер.
«Не стоит торопиться с выводами и действиями, — решила для себя Эрика. — Не стоит обрекать себя на одиночество, боясь обжечься вновь. Не стоит искать сложности там, где их, возможно, и нет. Дважды не войдешь в одну и ту же реку». И даже если она оказалась опять на том же месте на берегу своей реки, это не значит, что река не поменялась. Это уже другая река, другая вода, другие чувства, другой шанс. Шанс для нее, Эрики, попытаться исправить свою жизнь. Может, у нее получится на этот раз? Она уже проделала немалый путь для того, чтобы по кирпичику построить свою жизнь заново. У ее нового дома уже есть стены, но, чтобы он ожил, в нем надо поселить людей. Она представила себя и Данилу сидящими у камина за чашкой чая, Рабдину, играющую на пушистом ковре… Рядом большая собака, притихшая у ног, уютно мерцающий огонь… Эта картина так живо нарисовалась в ее мозгу, что она улыбнулась своим мыслям, а ее фантазия полетела дальше, рисуя один за другим этюды счастья… Она так и уснула с улыбкой на губах, положив голову на изгиб своей руки….
Глава 8
— Ты сегодня как всегда придешь или пораньше?
Голос Данилы пробивался сквозь журчание воды в ду\ше, и Эрика с трудом разбирала, что он говорит.
— Если ничего не случится, то пораньше, суббота все-таки! — крикнула она в ответ, старясь перекричать воду, и осеклась, вспомнив, что Рабдина еще спит сладким сном.
— Постарайся пораньше!
— Данила, я ничего не слышу, подожди, пока я выйду из душа! — Эрика выключила воду и просушила полотенцем волосы, которые уже заметно отросли после вынужденной стрижки после инцидента с повстанцами. Она накинула легкий халатик и вышла на балкон. — Что ты говорил, милый? — Она прижалась влажной прохладной щекой ко все еще сонному лицу Данилы, который только докуривал свою первую утреннюю сигарету.
— Говорю, постарайся прийти пораньше, дорогая. — Он потрепал ее по щеке и улыбнулся. — Какая ты прохладная, прелесть…
— А что такое, у тебя какие-то особенные планы?
— Угу, — кивнул он. — Вообще-то у меня сегодня день рождения, — несколько обиженно сказал он. — Никто не помнит, никто не поздравляет…
— Ой, да что ты! Данила, милый, как я могла забыть! Почему ты мне не напомнил заранее? — запричитала Эрика, но не слишком убедительно. На самом деле она уже давно задумала сюрприз — большую вечеринку с барбекю, которую они готовили с ребятами из госпиталя и отдела снабжения уже несколько дней, в секрете от Данилы закупая нужные продукты, напитки, петарды, шары и серпантин, заказав их даже в Австралии. Тони помог им договориться с ребятами, которые туда часто летали, чтобы они оперативно все привезли. А местные медсестры и акушерки подготовили национальные танцы в костюмах и с традиционным раскрасом. Рабдина принимала во всем этом активнейшее участие, но стойко хранила молчание. Они с Эрикой чувствовали себя сообщницами и ни за что не хотели выдавать ему этот секрет, чтобы не испортить сюрприз. Однако Данила уловил странные нотки в ее тоне.
— Ты что-то задумала? Или у тебя другие планы на вечер? — настороженно спросил он.
— Нет-нет, я буду ждать тебя здесь вечером в шесть часов, договорились? И тогда что-нибудь придумаем, о’кей? — Она невинно посмотрела ему в глаза, изо всей силы стараясь придать убедительности своим словам.
— Что у тебя на уме, признавайся. — Данилу было не так-то просто провести.
— Что у меня на уме? У меня на уме, что мне надо бежать на работу, чтобы успеть все сделать и пораньше освободиться для нашего вечера, дорогой!
Выпив кофе и почти на ходу проглотив сандвич, она убежала в госпиталь, оставив его мучиться в догадках, что бы значил ее странный тон.
Вечером в шесть она была, как обещала, дома, но, завидев его, она с ходу стала тараторить о каком-то происшествии, которое только что произошло и требовало его немедленного участия.
— О чем ты говоришь? Что еще за ЧП? — обеспокоенно спрашивал он, но был не в состоянии добиться от нее вразумительного объяснения. Он уже забыл про свой день рождения, мысленно прокручивая все возможные варианты того, что могло приключиться, пока его не было в лагере. Эрика же продолжала тянуть его в сторону помещения, где обычно они все обедали и ужинали, убеждая, что им надо торопиться, чтобы он все увидел своими глазами. Однако когда они подошли к помещению, там стояла подозрительная тишина и вход был завешен огромным куском цветной ткани.
— Что все это значит? — Он удивленно уставился на кусок ткани, не имея ни малейшего понятия, что происходит.
— Зайди, сам увидишь, — загадочно улыбнулась Эрика.
Он откинул завесу и… зажмурился от яркого света, оглушенный внезапно загремевшей музыкой, разрывами петард и криков: «С днем рождения, дорогой Дэн!» Зал столовой был переполнен людьми, разодетыми в яркие костюмы, словно в лагере был карнавал. Сотрудники миссии и госпиталя, члены их семей — все поздравляли его с днем рождения, а Тони открыл огромную бутылку шампанского, разливая шипучий напиток в одноразовые стаканчики.
— С днем рождения, любимый. — Эрика нежно поцеловала Данилу в губы, сияя от удовольствия, что сюрприз удался.
Данила был ошеломлен. Он никогда не видел в их лагере такого праздника и все еще не мог поверить, что все это устроено ради него. Конечно, это все Эрика, только ей в голову могла прийти идея организовать подобный праздник. Сколько же времени ушло, чтобы все это привезти сюда? Не обошлось тут и без Тони, по всей видимости.
— Когда вы все это подготовили? Вот хитрюги, и ни одна душа не проговорилась! — Данила расплылся в довольной улыбке, тронутый до глубины души таким неожиданным подарком. —Такого дня рождения у меня никогда не было! Ну, Тони, всем разлил шампанское? Я хочу выпить за Эрику, за всех моих друзей и соратников, за всех нас, короче говоря! — Он поднял пластиковый стаканчик с шипящим напитком.
— Не морочь голову, — перебил его Тони, — сегодня твой день рождения, а не наш, так что все мы будем пить за тебя!
— За Дэна! За Дэна! — раздавались отовсюду возгласы, и все по очереди подходили к нему, чтобы поздравить.
Рабдина, наряженная, как принцесса, поднесла ему набор из ракушек, который она долго собирала специально для него.
— Ты тоже про все знала, а, плутовка?
— Ага, но я ведь ничего не выдала, правда? — с гордостью спросила она. — У нас с Эрикой был заговор!
— С тобой можно ходить в разведку, это точно!
После этого в комнату вошли одетые в юбки из травы женщины из госпитального персонала со своими детьми. Они разукрасили лица так, что стали похожи на ярких птиц из сказки, украсили себя бесчисленными бусами из всевозможных материалов, включая морские ракушки, клыки крокодилов и свиней, перья. Все это считалось очень дорогим в местных племенах. Ракушками и зубами животных расплачивались во время свадьбы, обменивались между кланами, передавали коллекцию по наследству. До появления денежных купюр этот материал служил единственным средством оплаты. По тому, сколько на ком было ракушек и клыков, можно было судить о богатстве той или иной семьи.
С женщинами в зал вошли и несколько мужчин, которые, образовав круг вокруг них, принялись играть на барабанах, обтянутых кожей огромных ящериц. Женщины и дети закачали бедрами в такт музыке, напевая неспешную, но ритмичную песнь на своем языке. Все зрители разошлись к стенам, освободив пространство в середине зала для представления. Танцоры сначала собрались в центре, а потом сделали несколько кругов вокруг зала, так же покачивая бедрами и продолжая нескончаемую песню. Зрелище было потрясающим по своей экзотичности и красочности. Все щелкали фотоаппаратами, запечатлевая самобытную красоту национального представления. Данила качал головой от изумления. Он никак не ожидал такого дня рождения.
— Как ты это все устроила? — тихо спросил он Эрику.
— Это было не сложно, милый. Они все тебя так уважают и любят, что мне не составило труда уговорить их подготовить этот праздник. Да и потом, это же не только для тебя праздник получился, но и для них, а люди здесь соскучились по подобным развлечениям. Они были рады устроить это, и тебе приятно, и им возможность отдохнуть и отвлечься от повседневных проблем.
— Ты знаешь, я так давно не отмечал своего дня рождения. Даже не помню, когда в последний раз это было. Пожалуй, только с родителями, в России. А так…
— Это потому, что давно не жил дома. Наши люди не пропустят такого события в своей жизни.
— Это точно. Мне вообще многое надо вспомнить. Эта космополитская жизнь превратила меня в человека без роду и племени. Надо поучиться у местных папуасов, как не забывать о причастности к своим. Они могут уехать хоть на край света, но никогда не забудут при этом своих корней и традиций. Посмотри на Порт-Мосрби. Как и любая столица, он является сборищем мигрантов из всех провинций. И даю голову на отсечение, ни один из них не забыл, откуда он. Более того, обычно к старости они возвращаются на свою землю.
— Ну, к старости и ты, возможно, вернешься в Россию, кто знает.
— Ты права, кто знает. Но я все же упустил многое в погоне за впечатлениями.
— Ты ведь не бездельничаешь, путешествуя по свету. Ты делаешь нужное дело.
— Но, может быть, оглянись я у себя дома получше, я бы нашел и там возможность помогать людям, ты не находишь?
Эрика пожала плечами. Разве не это она говорила когда-то Максу? Но тогда она не понимала до конца ни смысла своих слов, ни смысла его стремлений. Только сейчас она способна дать иную оценку произошедшему.
Когда танцующие закончили, зал взорвался аплодисментами, от души благодаря их за красочное шоу.
— Да уж, в наших западных краях такого не увидишь, разве что в музеях каких-нибудь! — присвистнул восхищенно Стивен.
— Здорово, что они так бережно хранят свои традиции, — добавил Герхард.
— Подожди, чем сильнее цивилизация будет влиять на этот край, тем меньше подобной самобытности у них останется. Это реалии развития, так случается везде. — Рози не слишком восторгалась местными традициями, по ее мнению, было бы лучше, если бы эти люди уделяли больше внимания образованию и развитию, чем тратить столько усилий на оберегание своего прошлого. Для нее национальные традиции не имели большого значения. Будучи воспитанной в американской среде, где эти элементы отсутствовали, она видела в них лишь экзотику, красивую, интересную, но совершенно бесполезную.
— Одно другому не мешает, — возразил Данила. — Есть множество примеров развитых наций, которые, двигаясь вперед в своем развитии, не потеряли драгоценные жемчужины своей культуры. И я считаю, это очень важно.
— Да нет, в большинстве случаев национальная культура и традиции отодвигаются на задний план, когда дело доходит до мощного экономического развития, образования и так далее. Тут уже не до ракушек и свинячьих хвостов, — насмешливо сказала Рози.
— Тебе, Рози, это трудно понять, потому что в вашей стране народы, которые являются хранителями подобной культуры, загнаны в резервации, а остальные жители — эмигранты, сознательно покинувшие свою родину, оторвавшись от своих корней. Так что ты не можешь так судить обо всех, основываясь только на опыте вашей страны. Я сам такой же сбежавший, так что знаю, о чем говорю.
Они не успели продолжить свою дискуссию, так как Эрика захлопала в ладоши, привлекая внимание гостей.
— А теперь — торт! — объявила она и погасила свет.
В комнату торжественно вошла Рабдина, неся с помощью няни огромный торт с зажженными свечами.
— С днем рождения, Данила! — Она важно подвела его к торту. — Ну, задувай! И не забудь желание загадать!
Данила послушно задул свечи, загадав желание, и дал Рабдине право первой разрезать торт.
— Какое же ты загадал желание? — улыбнулась Эрика, заметив, что Данила сделал паузу перед тем, как задул свечи.
— Не говори, не говори! Не исполнится! — на полном серьезе воскликнула Рабдина.
— Не могу сказать, так как хочу, чтобы оно непременно сбылось! — виновато пожал плечами Данила.
Вечеринка продолжала набирать темпы, гости вливались в общую струю веселья и уже практически все танцевали, отдаваясь во власть энергичных ритмов музыки. Эрика, наблюдая за друзьями, с улыбкой отметила, что Фил ни на минуту не отходит от медсестры Мирьям, что заботливо кружится вокруг нее, словно лебедь вокруг своей лебедки. То, что Фил неравнодушен к Мирьям, она заметила давно, и это было неудивительно, мягкий, женственный характер девушки и ее красота не могли оставить равнодушными никого. Да и работа в одном госпитале явно сближала их: дежурства, совместные переживания, общие интересы… С недавнего времени они с Данилой стали замечать, что по утрам Мирьям иногда приезжает в госпиталь вместе с Филом, видимо, отношения их переросли в новую фазу, и она иногда ночевала у него. Они радовались за них, но и беспокоились в то же время, потому что знали, что семья Мирьям может чинить препятствия их любви. К белому человеку здесь относились либо как к добытчику, который должен, делясь доходом, обеспечивать весь клан, а не только свою жену; либо же девушек просто не отдавали им. Вывезти местную девушку из влиятельной семьи, не избежав неприятностей или крупного откупа, было практически невозможно. Фил не хотел обсуждать эту тему, и Данила с Эрикой не вмешивались в его личную жизнь. Но смотреть на его нежную заботу и проявления любви к этой красавице было в любом случае приятно. «Надеюсь, у них все будет хорошо», — думала Эрика, с улыбкой наблюдая за ними.
Позже, когда все танцы были перетанцованы, все мясо с гриля было съедено, все напитки выпиты и даже от торта не осталось ни единого кусочка, они лежали, усталые и возбужденные одновременно, обняв друг друга. Данила гладил ее волнистые волосы и думал о том, как переменчива порой бывает судьба. Они жили вместе уже не один месяц, но он до сих пор не потерял остроты своих ощущений и чувств. С Эрикой ему казалось, что жизнь обрела совершенно иной смысл. Они были так близки по духу, что могли бы стать лучшими друзьями, если бы не страсть, которую он питал к ней и которая только усиливалась со временем. Она понимала его с полуслова, а иногда и слов не требовалось, и он удивлялся, как люди, выросшие в таких разных мирах, могут настолько чувствовать друг друга. В то же время ему пришлось достаточно долго и терпеливо выжидать, пока Эрика не только позволила ему приблизиться к ней, но и сама дала волю своим чувствам. Это было нелегко. Поначалу она напоминала затаившегося зверька, полного страха, боли и боязни оступиться. Каждый шаг, который она делала в его сторону, был небольшим и очень осторожным, она словно пробовала свои силы, свои способности. Он не торопил ее. Он знал, что если надавит слишком сильно, то может сломать тот пока еще тонкий росток любви, который она посадила. Казалось, она сама не верила, что этот росток выживет на ее почве. Но она старалась. Она старалась изо всех сил, ухаживала за своим чувством, словно за редким растением, и ее старания были так трогательны, что переполняли его сердце огромной нежностью. Пришло время, когда они решили жить вместе. К тому моменту они уже и так довольно часто проводили время то у него, то у нее дома, и их отношения не были ни для кого секретом.
— Эрика, может, хватит нам бегать друг к дружке в гости? Может, пора тебе переехать к нам? — осторожно спросил ее тогда Данила, решив заранее, что, если она не согласиться, он не станет настаивать. К его удивлению, Эрика согласилась не задумываясь.
— Я давно ждала, когда тебе надоест жить на два дома, пусть и расположенных по соседству. Наверное, если бы мы жили далеко друг от друга, ты бы раньше созрел для этого предложения?
— Как ты можешь так говорить? — возмутился было Данила, но потом увидел, что она шутит. — Я думал, ты не согласишься, а так бы я с самого первого дня твои вещи к себе перенес!
— Ну так уж и с первого! — хохотала Эрика, представив себе эту картину.
Рабдина была вне себя от восторга, когда Данила сообщил ей, что Эрика теперь будет жить вместе с ними. Правда, на нее эта новость оказала несколько неожиданное воздействие.
— Она станет моей мамой? — робко спросила она. При этом глаза ее были полны той надежды, которая свойственна детям, до сих пор верящим в чудо.
— Пусть она сначала побудет тебе старшей сестрой, хорошо? А потом мы посмотрим. — Даниле не хотелось обнадеживать ее понапрасну, хотя это было именно тем, чего бы и он тоже желал от всей души.
— Хорошо, — вздохнула Рабди, — но все же лучше было бы, если бы она стала моей мамой. Я так хочу, чтобы у меня была мама…
Рабдина редко говорила с Данилой на эту тему. Она знала, что ее родители на небесах, и в общем-то и не помнила их, но в душе она всегда желала, чтобы в один прекрасный день у нее появилась настоящая живая мама. Данила почувствовал, что его глаза наполнились предательской влагой. Он не мог сказать Рабдине ничего определенного, так как не был уверен в планах Эрики, и в то же время не хотел торопить ее с решением.
— Давай сделаем так: мы пошлем наше желание звезде на небе и посмотрим, может, она сможет его исполнить, договорились? Мы ее очень сильно попросим об этом.
В этот вечер Рабдина не согласилась пойти спать, пока не дождалась наступления темноты и не просидела на балконе с полчаса, договариваясь о чем-то своем со звездами на ночном небе.
Работа шла своим чередом, оставляя мало времени на отдых и на тихие вечера. Когда пришло время отпуска, они решили съездить в Россию. Ехать в Тюмень Эрика отказалась, сославшись на то, что пока еще не готова к встрече с его родителями. Данила не настаивал. В итоге, доехав до Москвы, они расстались — Данила с Рабдиной поехали дальше, а Эрика осталась.
Однако через неделю Эрика позвонила Даниле и сообщила, что меняет билеты. Она недооценила силу свои чувств и воспоминаний. Поездка оказалась такой трудной, что через несколько дней она уже рвалась вырваться из знакомой среды. Все казались ей призраками из прошлой жизни, встретить которых она еще, как оказалось, не была готова. Как только она утолила голод по общению с родителями, то почувствовала себя совершенно чужой в родном городе. Развлечения, на которые затащили ее друзья, показались чем-то совершенно ненужным и пустым, разговоры и увлечения подруг не затронули в ней никаких струн. Ее все нашли странной и даже стали поговаривать, что Эрика немного тронулась после смерти мужа и так и не восстановилась. Ее их мнение не трогало. Ей стало скучно и тесно. В квартире, где они жили с Максом, она не смогла пробыть ни минуты, слезы набежали на глаза, и она кинулась оттуда вон с быстротой молнии, почувствовав, что еще не в силах встретиться с этим спокойно. Пометавшись так из угла в угол, она поняла, что хочет назад, к ясному тропическому солнцу, к лазурному небу, к своим подопечным, к их жизни с Данилой, к Рабдине, назад в Бугенвиль… Данила не смог поменять билеты так же быстро и вернулся вслед за ней несколько дней спустя.
— И что ты сотворила из нашего отпуска? Вся поездка насмарку, — сетовал он. — Проделать такой путь и пробыть там всего неделю… Ну ты даешь!
— Извини, Данила. Это трудно объяснить. Может, позже визиты домой будут удаваться мне легче. А сейчас мне и здесь хорошо.
— Смотри, останешься здесь на всю жизнь! — пошутил Данила. — Тропики входят в кровь, и трудно бывает их покинуть.
— Не получится. Тебя же все равно перекинут отсюда через год, максимум два, и не думай, что тебе удастся от меня избавиться, у нас же с тобой даже группа крови одинаковая, не говоря уж о родстве душ, так что последую я за тобой эдаким маленьким хвостиком! — засмеялась она, смахнув остатки грусти. — Слушай, Данила, — внезапно сменила она тему разговора, — у меня пропадает целых две недели честно заработанного отпуска. Впервые в жизни я работала так, что прямо-таки физически ощущаю потребность расслабиться душой и телом. И я хочу куда-нибудь уехать отсюда на оставшиеся дни. Ты сможешь поехать со мной сейчас? У тебя ведь тоже еще есть дни в запасе?
— Было бы неплохо. У меня накопилось столько дней, что их просто некуда девать. И куда ты хочешь, чтобы мы поехали?
— Не знаю. Куда-нибудь, где тихо и хорошо, где можно поваляться у моря, где много прелестных маленьких ресторанчиков и мало людей.
Голос Данилы пробивался сквозь журчание воды в ду\ше, и Эрика с трудом разбирала, что он говорит.
— Если ничего не случится, то пораньше, суббота все-таки! — крикнула она в ответ, старясь перекричать воду, и осеклась, вспомнив, что Рабдина еще спит сладким сном.
— Постарайся пораньше!
— Данила, я ничего не слышу, подожди, пока я выйду из душа! — Эрика выключила воду и просушила полотенцем волосы, которые уже заметно отросли после вынужденной стрижки после инцидента с повстанцами. Она накинула легкий халатик и вышла на балкон. — Что ты говорил, милый? — Она прижалась влажной прохладной щекой ко все еще сонному лицу Данилы, который только докуривал свою первую утреннюю сигарету.
— Говорю, постарайся прийти пораньше, дорогая. — Он потрепал ее по щеке и улыбнулся. — Какая ты прохладная, прелесть…
— А что такое, у тебя какие-то особенные планы?
— Угу, — кивнул он. — Вообще-то у меня сегодня день рождения, — несколько обиженно сказал он. — Никто не помнит, никто не поздравляет…
— Ой, да что ты! Данила, милый, как я могла забыть! Почему ты мне не напомнил заранее? — запричитала Эрика, но не слишком убедительно. На самом деле она уже давно задумала сюрприз — большую вечеринку с барбекю, которую они готовили с ребятами из госпиталя и отдела снабжения уже несколько дней, в секрете от Данилы закупая нужные продукты, напитки, петарды, шары и серпантин, заказав их даже в Австралии. Тони помог им договориться с ребятами, которые туда часто летали, чтобы они оперативно все привезли. А местные медсестры и акушерки подготовили национальные танцы в костюмах и с традиционным раскрасом. Рабдина принимала во всем этом активнейшее участие, но стойко хранила молчание. Они с Эрикой чувствовали себя сообщницами и ни за что не хотели выдавать ему этот секрет, чтобы не испортить сюрприз. Однако Данила уловил странные нотки в ее тоне.
— Ты что-то задумала? Или у тебя другие планы на вечер? — настороженно спросил он.
— Нет-нет, я буду ждать тебя здесь вечером в шесть часов, договорились? И тогда что-нибудь придумаем, о’кей? — Она невинно посмотрела ему в глаза, изо всей силы стараясь придать убедительности своим словам.
— Что у тебя на уме, признавайся. — Данилу было не так-то просто провести.
— Что у меня на уме? У меня на уме, что мне надо бежать на работу, чтобы успеть все сделать и пораньше освободиться для нашего вечера, дорогой!
Выпив кофе и почти на ходу проглотив сандвич, она убежала в госпиталь, оставив его мучиться в догадках, что бы значил ее странный тон.
Вечером в шесть она была, как обещала, дома, но, завидев его, она с ходу стала тараторить о каком-то происшествии, которое только что произошло и требовало его немедленного участия.
— О чем ты говоришь? Что еще за ЧП? — обеспокоенно спрашивал он, но был не в состоянии добиться от нее вразумительного объяснения. Он уже забыл про свой день рождения, мысленно прокручивая все возможные варианты того, что могло приключиться, пока его не было в лагере. Эрика же продолжала тянуть его в сторону помещения, где обычно они все обедали и ужинали, убеждая, что им надо торопиться, чтобы он все увидел своими глазами. Однако когда они подошли к помещению, там стояла подозрительная тишина и вход был завешен огромным куском цветной ткани.
— Что все это значит? — Он удивленно уставился на кусок ткани, не имея ни малейшего понятия, что происходит.
— Зайди, сам увидишь, — загадочно улыбнулась Эрика.
Он откинул завесу и… зажмурился от яркого света, оглушенный внезапно загремевшей музыкой, разрывами петард и криков: «С днем рождения, дорогой Дэн!» Зал столовой был переполнен людьми, разодетыми в яркие костюмы, словно в лагере был карнавал. Сотрудники миссии и госпиталя, члены их семей — все поздравляли его с днем рождения, а Тони открыл огромную бутылку шампанского, разливая шипучий напиток в одноразовые стаканчики.
— С днем рождения, любимый. — Эрика нежно поцеловала Данилу в губы, сияя от удовольствия, что сюрприз удался.
Данила был ошеломлен. Он никогда не видел в их лагере такого праздника и все еще не мог поверить, что все это устроено ради него. Конечно, это все Эрика, только ей в голову могла прийти идея организовать подобный праздник. Сколько же времени ушло, чтобы все это привезти сюда? Не обошлось тут и без Тони, по всей видимости.
— Когда вы все это подготовили? Вот хитрюги, и ни одна душа не проговорилась! — Данила расплылся в довольной улыбке, тронутый до глубины души таким неожиданным подарком. —Такого дня рождения у меня никогда не было! Ну, Тони, всем разлил шампанское? Я хочу выпить за Эрику, за всех моих друзей и соратников, за всех нас, короче говоря! — Он поднял пластиковый стаканчик с шипящим напитком.
— Не морочь голову, — перебил его Тони, — сегодня твой день рождения, а не наш, так что все мы будем пить за тебя!
— За Дэна! За Дэна! — раздавались отовсюду возгласы, и все по очереди подходили к нему, чтобы поздравить.
Рабдина, наряженная, как принцесса, поднесла ему набор из ракушек, который она долго собирала специально для него.
— Ты тоже про все знала, а, плутовка?
— Ага, но я ведь ничего не выдала, правда? — с гордостью спросила она. — У нас с Эрикой был заговор!
— С тобой можно ходить в разведку, это точно!
После этого в комнату вошли одетые в юбки из травы женщины из госпитального персонала со своими детьми. Они разукрасили лица так, что стали похожи на ярких птиц из сказки, украсили себя бесчисленными бусами из всевозможных материалов, включая морские ракушки, клыки крокодилов и свиней, перья. Все это считалось очень дорогим в местных племенах. Ракушками и зубами животных расплачивались во время свадьбы, обменивались между кланами, передавали коллекцию по наследству. До появления денежных купюр этот материал служил единственным средством оплаты. По тому, сколько на ком было ракушек и клыков, можно было судить о богатстве той или иной семьи.
С женщинами в зал вошли и несколько мужчин, которые, образовав круг вокруг них, принялись играть на барабанах, обтянутых кожей огромных ящериц. Женщины и дети закачали бедрами в такт музыке, напевая неспешную, но ритмичную песнь на своем языке. Все зрители разошлись к стенам, освободив пространство в середине зала для представления. Танцоры сначала собрались в центре, а потом сделали несколько кругов вокруг зала, так же покачивая бедрами и продолжая нескончаемую песню. Зрелище было потрясающим по своей экзотичности и красочности. Все щелкали фотоаппаратами, запечатлевая самобытную красоту национального представления. Данила качал головой от изумления. Он никак не ожидал такого дня рождения.
— Как ты это все устроила? — тихо спросил он Эрику.
— Это было не сложно, милый. Они все тебя так уважают и любят, что мне не составило труда уговорить их подготовить этот праздник. Да и потом, это же не только для тебя праздник получился, но и для них, а люди здесь соскучились по подобным развлечениям. Они были рады устроить это, и тебе приятно, и им возможность отдохнуть и отвлечься от повседневных проблем.
— Ты знаешь, я так давно не отмечал своего дня рождения. Даже не помню, когда в последний раз это было. Пожалуй, только с родителями, в России. А так…
— Это потому, что давно не жил дома. Наши люди не пропустят такого события в своей жизни.
— Это точно. Мне вообще многое надо вспомнить. Эта космополитская жизнь превратила меня в человека без роду и племени. Надо поучиться у местных папуасов, как не забывать о причастности к своим. Они могут уехать хоть на край света, но никогда не забудут при этом своих корней и традиций. Посмотри на Порт-Мосрби. Как и любая столица, он является сборищем мигрантов из всех провинций. И даю голову на отсечение, ни один из них не забыл, откуда он. Более того, обычно к старости они возвращаются на свою землю.
— Ну, к старости и ты, возможно, вернешься в Россию, кто знает.
— Ты права, кто знает. Но я все же упустил многое в погоне за впечатлениями.
— Ты ведь не бездельничаешь, путешествуя по свету. Ты делаешь нужное дело.
— Но, может быть, оглянись я у себя дома получше, я бы нашел и там возможность помогать людям, ты не находишь?
Эрика пожала плечами. Разве не это она говорила когда-то Максу? Но тогда она не понимала до конца ни смысла своих слов, ни смысла его стремлений. Только сейчас она способна дать иную оценку произошедшему.
Когда танцующие закончили, зал взорвался аплодисментами, от души благодаря их за красочное шоу.
— Да уж, в наших западных краях такого не увидишь, разве что в музеях каких-нибудь! — присвистнул восхищенно Стивен.
— Здорово, что они так бережно хранят свои традиции, — добавил Герхард.
— Подожди, чем сильнее цивилизация будет влиять на этот край, тем меньше подобной самобытности у них останется. Это реалии развития, так случается везде. — Рози не слишком восторгалась местными традициями, по ее мнению, было бы лучше, если бы эти люди уделяли больше внимания образованию и развитию, чем тратить столько усилий на оберегание своего прошлого. Для нее национальные традиции не имели большого значения. Будучи воспитанной в американской среде, где эти элементы отсутствовали, она видела в них лишь экзотику, красивую, интересную, но совершенно бесполезную.
— Одно другому не мешает, — возразил Данила. — Есть множество примеров развитых наций, которые, двигаясь вперед в своем развитии, не потеряли драгоценные жемчужины своей культуры. И я считаю, это очень важно.
— Да нет, в большинстве случаев национальная культура и традиции отодвигаются на задний план, когда дело доходит до мощного экономического развития, образования и так далее. Тут уже не до ракушек и свинячьих хвостов, — насмешливо сказала Рози.
— Тебе, Рози, это трудно понять, потому что в вашей стране народы, которые являются хранителями подобной культуры, загнаны в резервации, а остальные жители — эмигранты, сознательно покинувшие свою родину, оторвавшись от своих корней. Так что ты не можешь так судить обо всех, основываясь только на опыте вашей страны. Я сам такой же сбежавший, так что знаю, о чем говорю.
Они не успели продолжить свою дискуссию, так как Эрика захлопала в ладоши, привлекая внимание гостей.
— А теперь — торт! — объявила она и погасила свет.
В комнату торжественно вошла Рабдина, неся с помощью няни огромный торт с зажженными свечами.
— С днем рождения, Данила! — Она важно подвела его к торту. — Ну, задувай! И не забудь желание загадать!
Данила послушно задул свечи, загадав желание, и дал Рабдине право первой разрезать торт.
— Какое же ты загадал желание? — улыбнулась Эрика, заметив, что Данила сделал паузу перед тем, как задул свечи.
— Не говори, не говори! Не исполнится! — на полном серьезе воскликнула Рабдина.
— Не могу сказать, так как хочу, чтобы оно непременно сбылось! — виновато пожал плечами Данила.
Вечеринка продолжала набирать темпы, гости вливались в общую струю веселья и уже практически все танцевали, отдаваясь во власть энергичных ритмов музыки. Эрика, наблюдая за друзьями, с улыбкой отметила, что Фил ни на минуту не отходит от медсестры Мирьям, что заботливо кружится вокруг нее, словно лебедь вокруг своей лебедки. То, что Фил неравнодушен к Мирьям, она заметила давно, и это было неудивительно, мягкий, женственный характер девушки и ее красота не могли оставить равнодушными никого. Да и работа в одном госпитале явно сближала их: дежурства, совместные переживания, общие интересы… С недавнего времени они с Данилой стали замечать, что по утрам Мирьям иногда приезжает в госпиталь вместе с Филом, видимо, отношения их переросли в новую фазу, и она иногда ночевала у него. Они радовались за них, но и беспокоились в то же время, потому что знали, что семья Мирьям может чинить препятствия их любви. К белому человеку здесь относились либо как к добытчику, который должен, делясь доходом, обеспечивать весь клан, а не только свою жену; либо же девушек просто не отдавали им. Вывезти местную девушку из влиятельной семьи, не избежав неприятностей или крупного откупа, было практически невозможно. Фил не хотел обсуждать эту тему, и Данила с Эрикой не вмешивались в его личную жизнь. Но смотреть на его нежную заботу и проявления любви к этой красавице было в любом случае приятно. «Надеюсь, у них все будет хорошо», — думала Эрика, с улыбкой наблюдая за ними.
Позже, когда все танцы были перетанцованы, все мясо с гриля было съедено, все напитки выпиты и даже от торта не осталось ни единого кусочка, они лежали, усталые и возбужденные одновременно, обняв друг друга. Данила гладил ее волнистые волосы и думал о том, как переменчива порой бывает судьба. Они жили вместе уже не один месяц, но он до сих пор не потерял остроты своих ощущений и чувств. С Эрикой ему казалось, что жизнь обрела совершенно иной смысл. Они были так близки по духу, что могли бы стать лучшими друзьями, если бы не страсть, которую он питал к ней и которая только усиливалась со временем. Она понимала его с полуслова, а иногда и слов не требовалось, и он удивлялся, как люди, выросшие в таких разных мирах, могут настолько чувствовать друг друга. В то же время ему пришлось достаточно долго и терпеливо выжидать, пока Эрика не только позволила ему приблизиться к ней, но и сама дала волю своим чувствам. Это было нелегко. Поначалу она напоминала затаившегося зверька, полного страха, боли и боязни оступиться. Каждый шаг, который она делала в его сторону, был небольшим и очень осторожным, она словно пробовала свои силы, свои способности. Он не торопил ее. Он знал, что если надавит слишком сильно, то может сломать тот пока еще тонкий росток любви, который она посадила. Казалось, она сама не верила, что этот росток выживет на ее почве. Но она старалась. Она старалась изо всех сил, ухаживала за своим чувством, словно за редким растением, и ее старания были так трогательны, что переполняли его сердце огромной нежностью. Пришло время, когда они решили жить вместе. К тому моменту они уже и так довольно часто проводили время то у него, то у нее дома, и их отношения не были ни для кого секретом.
— Эрика, может, хватит нам бегать друг к дружке в гости? Может, пора тебе переехать к нам? — осторожно спросил ее тогда Данила, решив заранее, что, если она не согласиться, он не станет настаивать. К его удивлению, Эрика согласилась не задумываясь.
— Я давно ждала, когда тебе надоест жить на два дома, пусть и расположенных по соседству. Наверное, если бы мы жили далеко друг от друга, ты бы раньше созрел для этого предложения?
— Как ты можешь так говорить? — возмутился было Данила, но потом увидел, что она шутит. — Я думал, ты не согласишься, а так бы я с самого первого дня твои вещи к себе перенес!
— Ну так уж и с первого! — хохотала Эрика, представив себе эту картину.
Рабдина была вне себя от восторга, когда Данила сообщил ей, что Эрика теперь будет жить вместе с ними. Правда, на нее эта новость оказала несколько неожиданное воздействие.
— Она станет моей мамой? — робко спросила она. При этом глаза ее были полны той надежды, которая свойственна детям, до сих пор верящим в чудо.
— Пусть она сначала побудет тебе старшей сестрой, хорошо? А потом мы посмотрим. — Даниле не хотелось обнадеживать ее понапрасну, хотя это было именно тем, чего бы и он тоже желал от всей души.
— Хорошо, — вздохнула Рабди, — но все же лучше было бы, если бы она стала моей мамой. Я так хочу, чтобы у меня была мама…
Рабдина редко говорила с Данилой на эту тему. Она знала, что ее родители на небесах, и в общем-то и не помнила их, но в душе она всегда желала, чтобы в один прекрасный день у нее появилась настоящая живая мама. Данила почувствовал, что его глаза наполнились предательской влагой. Он не мог сказать Рабдине ничего определенного, так как не был уверен в планах Эрики, и в то же время не хотел торопить ее с решением.
— Давай сделаем так: мы пошлем наше желание звезде на небе и посмотрим, может, она сможет его исполнить, договорились? Мы ее очень сильно попросим об этом.
В этот вечер Рабдина не согласилась пойти спать, пока не дождалась наступления темноты и не просидела на балконе с полчаса, договариваясь о чем-то своем со звездами на ночном небе.
Работа шла своим чередом, оставляя мало времени на отдых и на тихие вечера. Когда пришло время отпуска, они решили съездить в Россию. Ехать в Тюмень Эрика отказалась, сославшись на то, что пока еще не готова к встрече с его родителями. Данила не настаивал. В итоге, доехав до Москвы, они расстались — Данила с Рабдиной поехали дальше, а Эрика осталась.
Однако через неделю Эрика позвонила Даниле и сообщила, что меняет билеты. Она недооценила силу свои чувств и воспоминаний. Поездка оказалась такой трудной, что через несколько дней она уже рвалась вырваться из знакомой среды. Все казались ей призраками из прошлой жизни, встретить которых она еще, как оказалось, не была готова. Как только она утолила голод по общению с родителями, то почувствовала себя совершенно чужой в родном городе. Развлечения, на которые затащили ее друзья, показались чем-то совершенно ненужным и пустым, разговоры и увлечения подруг не затронули в ней никаких струн. Ее все нашли странной и даже стали поговаривать, что Эрика немного тронулась после смерти мужа и так и не восстановилась. Ее их мнение не трогало. Ей стало скучно и тесно. В квартире, где они жили с Максом, она не смогла пробыть ни минуты, слезы набежали на глаза, и она кинулась оттуда вон с быстротой молнии, почувствовав, что еще не в силах встретиться с этим спокойно. Пометавшись так из угла в угол, она поняла, что хочет назад, к ясному тропическому солнцу, к лазурному небу, к своим подопечным, к их жизни с Данилой, к Рабдине, назад в Бугенвиль… Данила не смог поменять билеты так же быстро и вернулся вслед за ней несколько дней спустя.
— И что ты сотворила из нашего отпуска? Вся поездка насмарку, — сетовал он. — Проделать такой путь и пробыть там всего неделю… Ну ты даешь!
— Извини, Данила. Это трудно объяснить. Может, позже визиты домой будут удаваться мне легче. А сейчас мне и здесь хорошо.
— Смотри, останешься здесь на всю жизнь! — пошутил Данила. — Тропики входят в кровь, и трудно бывает их покинуть.
— Не получится. Тебя же все равно перекинут отсюда через год, максимум два, и не думай, что тебе удастся от меня избавиться, у нас же с тобой даже группа крови одинаковая, не говоря уж о родстве душ, так что последую я за тобой эдаким маленьким хвостиком! — засмеялась она, смахнув остатки грусти. — Слушай, Данила, — внезапно сменила она тему разговора, — у меня пропадает целых две недели честно заработанного отпуска. Впервые в жизни я работала так, что прямо-таки физически ощущаю потребность расслабиться душой и телом. И я хочу куда-нибудь уехать отсюда на оставшиеся дни. Ты сможешь поехать со мной сейчас? У тебя ведь тоже еще есть дни в запасе?
— Было бы неплохо. У меня накопилось столько дней, что их просто некуда девать. И куда ты хочешь, чтобы мы поехали?
— Не знаю. Куда-нибудь, где тихо и хорошо, где можно поваляться у моря, где много прелестных маленьких ресторанчиков и мало людей.