Страница:
ноги и поплелся к контейнерному залу.
Голоса теперь стали громче, а фразы отчетливее.
Джеймс Генри говорил жестко и напористо:
- Что за манера изображать из себя незаменимого! От этого один вред и
нам, и делу!
Дядя Сидней по-видимому пытался цитировать Библию, но это получалось
довольно беспомощно. Может быть, он молился:
- Господь Бог твой -- это ревнивый бог, и у тебя не должно быть другого
бога, кроме Него.
Кого-то ласково успокаивала Изабель Райн:
-Все образуется, милая моя, поверь. Раздавался приглушенный детский
плач. А высокий и ясный голос Джанет Райан выводил романтическую балладу:
Мой милый, о счастье я песню пою, которое ждет нас в далеком краю.
Все эти звуки накладывались на унылый фон бесконечных пререканий
сестер-близняшек:
Тебе обязательно надо проглотить эту таблетку.
- Это вредно. Я не стану принимать лекарство. Да пойми же, упрямица,
это именно то, что тебе нужно.
-- Мне самой решать -- нужно или нет, и не приставай больше.
- Не будь дурочкой -- прими!
Шум голосов давил на голову, словно каменная плита, и стал совершенно
нестерпимым, когда Райн протянул руку к кнопке замка.
Но как только дверь открылась, шум исчез. От внезапной тишины зазвенело
в ушах.
Стоя в проеме двери контейнерного зала, ошеломленный Райн увидел, что в
помещении все спокойно, все на своих местах. "Все" -- это тринадцать боксов,
из которых один пуст. На остальных, прикрытых на три четверти непрозрачными
покрышками, светятся пульты, среди многочисленных строчек которых указаны
имена и даты рождения и погружения в анабиоз. Указанные на табличках люди
покоятся внутри боксов.
Потрясение от увиденного оказалось столь велико, что Райн на какое-то
время лишился способности думать. Лишь спустя несколько минут он понял, что
почти поверил в реальность происходящего. А теперь он снова один...
Его натренированный взгляд автоматически отметил характеристики сна --
везде светилось одно и то же: "состояние нормальное". "Вот уж чего не
скажешь обо мне", -- подумал Райн, сглатывая ком в горле.
Его взгляд задержался на пустом боксе - и он в ужасе отшатнулся.
Выскочив из зала, Райн резким толчком захлопнул за собой дверь и побежал
прочь от нее. Правда, трудно было бы назвать это бегом, настолько
замедленными были его движения: так мог бы "бежать" человек по дну реки, да
еще и против течения.
Он закончил путь возле двери в главный отсек. Прислонившись к косяку,
немного выровнял дыхание и вошел внутрь: теперь предстояло отчитаться за
разблокирование двери контейнерного зала в неположенное время.
Райн опустился в кресло пилота и вынул из ящика красный фолиант. Совсем
недавно он убрал его в ящик, а такое впечатление, что с тех пор прошла
вечность. Поставив под своей подписью все ту же дату, Райн продолжил запись:
"У меня навязчивые слуховые галлюцинации. Видимо, придется использовать
продитол. Жаль. Мне казалось, что смогу обойтись без подобного средства.
Буду надеяться, что одной дозы хватит: я никогда прежде не употреблял
наркотиков, поэтому рассчитываю на сильное воздействие.
Как бы то ни было, я боюсь, что отказаться от помощи этого средства --
опасно".
И как свойственно каждому, он решил "начать новую жизнь" -- то есть
делать инъекции продитола - со следующего утра. "Удивительный препарат
продитол! Он прогонит ночные кошмары и тревожные видения, он принесет покой
и радость в ваш дом!.." -- идиотская реклама, казалось, навечно отпечаталась
в подкорке Раина. Продитол усиливал обмен веществ в клетках головного мозга:
токсины, продукты жизнедеятельности, молекулы наркотических веществ, не
успевая нарушить сложнейшие пути восприятия действительности, отправлялись
на переваривание, и это "позволяло потребителю продитола сохранить душевное
здоровье и ясность мысли на долгие годы". Тьфу!..
Райн всегда и во всем полагался только на собственные силы. Он считал,
что и на этот раз выдержит испытание. Но космос оказался сильнее, и под
натиском обстоятельств недовольный Райн вынужден был уступить.
Конечно, это удар по гордости сильного человека, каким он всегда считал
себя, но даже в угоду самолюбию он не предал бы дела, ставшего отныне
смыслом его жизни: спасение доверившихся ему людей.
Итак, он принял решение: сегодня перед сном -снотворное, продитол --
завтра.
Перед тем как покинуть главный отсек, Райн решил уточнить подробности
действия лекарства. Он сделал запрос, и тут же на экране высветились слова
ответа:
"Продитол относится к быстродействующим средствам, подавляющим
ферментацию. Начало действия - через 10 минут после инъекции. Максимальное
воздействие -- в пределах последующего часа. Продолжительность действия в
случае тяжелого поражения мозга -- 24 часа после инъекции. Если по истечении
этого срока галлюцинации возвращаются, следует продолжить инъекции до
полного исчезновения болезненных симптомов, но не более 14 суток".
Подтвердив получение информации, Раин включил экран наружного обзора.
В сущности, это был обычный иллюминатор, но с помощью специальной
голографической установки он превращался в огромное окно, распахнутое во
внешний мир. Перед Райном тотчас возникло объемное изображение бездонной
черноты с искорками бесконечно далеких звездочек-солнц.
Райн прищурил глаза. Прежде ему не случалось видеть какое-либо движение
в этих глубинах, но на этот раз свет звезд временами как бы дрожал, подобно
мареву в нагретом воздухе пустыни.
Райн отвел глаза от экрана, потер их и затем снова взглянул: ничего не
изменилось. Более того, эти непонятные струи стали значительно отчетливее.
Райн попытался вспомнить, не попадались ли ему какие-либо упоминания о
подобном явлении в лоции или в научных трудах по космонавтике. Но в памяти
возникли лишь какие-то образы из фантастических романов -- наподобие эскадры
космических пришельцев.
Что ж, такое может быть и в реальности, но то, что Раин видел снаружи,
не напоминало дымные хвосты выхлопных газов.
Скорее их можно было бы сравнить с туманом - но о каком тумане могла
идти речь в космосе?
А между тем извивавшиеся струи все ближе подбирались к кораблю. Их
становилось все больше, и теперь к танцу странных потоков присоединился звук
-- нечто вроде назойливого звона в ушах.
Туманные полосы постепенно уплотнились, начали вырисовываться некие
формы... Что-то знакомое проступило в этом космическом желе: Раин прикрыл
глаза, стараясь сосредоточиться... вспомнить...
Когда же он вновь открыл их -- перед ним скалилось злобное лицо
старухи. Как и в прошлых кошмарах, ее глаза скрывали черные очки, пудра
осыпалась с морщинистых щек, злобная ухмылка накрашенных губ открывала
желтые клыки.
Костлявая рука со скрюченными пальцами резко ударила по стеклу. Райн
отшатнулся и на миг прикрыл тыльной стороной ладони глаза, словно защищаясь
от нападения. В следующее мгновение жуткий призрак растаял...
Райн перевел дыхание и решил было выключить "увеличительное стекло"
иллюминатора, но внезапно замер: ему показалось, что там, в открытом
космосе, появились безумные танцоры из сумрачного зала... Навязчивый кошмар
ожил...
Пока они еще довольно далеко, но постепенно их танцующий круг начал
приближаться к кораблю. Теперь Райн убедился, что не ошибся: это были именно
они -- молодящиеся дамы в бальных нарядах, упитанные кавалеры во фраках. И
непременные черные очки...
Звон в ушах сменила знакомая танцевальная мелодия. Танцоры подплыли
почти вплотную к звездолету -- черные стекла очков на бесстрастных лицах
сверкнули в луче света, падавшего из иллюминатора.
Теперь в мелодию ворвались барабаны -- в ней отчетливо послышалась
угроза.
Райн в оцепенении застыл возле иллюминатора. Внезапно он услышал зов
Александра и встрепенулся. Почему мальчик не в постели в такое позднее
время? И почему он плачет?
Но тут же сообразил, что такого не может быть, -- Алекс, как и все
остальные, спит в контейнерном зале. Эта мысль на время успокоила его: они в
безопасности, а на корабле все нормально. "Состояние нормальное"... Он
позволил себе даже улыбнуться.
Он снова выглянул в окно -- танцоры все еще там, -- и Райн пожал
плечами. Это лишь игра воображения, сказал он себе, она кончится завтра,
после продитола. И кроме того, они не могут проникнуть внутрь... оказаться в
рубке... снять очки... Снять очки!..
Услышав, что музыка смолкла, Райн с замиранием сердца обернулся к окну.
Так и есть -- тесной толпой они сгрудились невдалеке от иллюминатора,
обратив к Райну лица-маски...
Их около тридцати. Шаг за шагом, единой слитной массой, они продолжали
надвигаться на Райна. Шаг... еще один... и еще... И внезапно он в ужасе
понял, что они не снаружи, а внутри корабля, в рубке -- за его спиной...
Все, что Райн видел до этого, приписывая странной прихоти космоса,
оказалось подлинным: он все время принимал отражения в стекле за
действительность и радовался своей защищенности. А на самом деле они
толпились позади него, ожидая, когда он обернется...
Волосы на голове встали дыбом от нечеловеческого ужаса, но Райн
продолжал смотреть за окно, надеясь... На что? Обмануть их? А потом?.. Он
спиной ощутил их напряженное ожидание. Так что же потом?!
Внезапно позади сбившихся в кучу танцоров Раин заметил всех обитателей
контейнеров: его друзья и родственники стояли молча, повернув в его сторону
равнодушные лица.
Да, они все здесь. Вот Джозефина, с непривычным для нее выражением
безразличия, сделавшим милое круглое лицо почти жестоким. Рядом дядя Сидней
и мальчики - мордашки детей странно неподвижны, взгляд устремлен во что-то
неведомое; они приникли к старику, и тот обнял их за худенькие плечи; на
морщинистом лице Сиднея - неприятная гримаса.
Здесь же чета Мастерсонов: Фред -- самый старый друг Райна и модница
Трейси. Ее пустой взгляд не удивил Раина: она и прежде была пустышкой, а вот
равнодушие Фреда потрясло его. Взгляд Джеймса Генри хоть и упирался прямо в
Райна, но тот не разглядел в нем ни искры сочувствия -- ни любого другого
человеческого чувства. Возле Генри жались обе его жены, одна - здоровая,
другая - изнуренная беременностью. Вот брат Джон. На его усталом лице
сохранился отзвук какого-то удивления, не вызванный, однако, происходящим.
Брови Изабель, как всегда, нахмурены.
Пока Раин вглядывался в знакомые лица, танцоры вплотную подошли к нему
-- еще немного, и они ткнутся в его спину. Не в силах больше выносить эту
пытку, Райн стремительно обернулся...
В помещении главного отсека он не увидел ни единой живой души --
никого! Ни-ко-го! Обычная рубка космического корабля, разве что приборов
несколько больше -- все-таки это исследовательский звездолет, с какой-то
потусторонней гордостью отметил про себя Райн. Приглушенные серо-зеленые
тона стен, пультов, панелей, мягкое свечение индикаторов...
Райн стремительно повернулся к иллюминатору, стараясь углядеть за ним
хотя бы малейший признак панического бегства наглой своры. Но и там никого.
Только равнодушная чернота.
Ему захотелось крушить все подряд - лишь бы дать выход тому ужасу,
который он только что пережил. В бессильной ярости он замолотил кулаками по
гулкой стене, и боль несколько отрезвила его. Тогда он понял, что все это
время натужно вопил, извергая из глубин памяти когда-то запавшие туда
чудовищные богохульства.
Внезапно он вновь уловил едва заметное движение там, в черноте
безвоздушного пространства. Через несколько мгновений Райн распознал в
стремительно приближавшихся к кораблю фигурах обитателей контейнеров. Он
пытается привлечь внимание к себе, размахивая руками, но их по-прежнему
равнодушные глаза не замечают сигналов.
Он в отчаянии. Что делать? Как помочь несчастным?
Они тем временем заметили Раина и принялись стучать в иллюминатор и по
обшивке корабля, требуя, чтобы он впустил их внутрь. Райн услышал, как под
их пальцами заскрежетал металлический корпус, и в ужасе закричал:
-- Остановитесь! Несчастные безумцы! Вы же уничтожите корабль! Ступайте
к шлюзовой камере. Я встречу вас там!
Но они уже проломили дыру и в облаке ледяных игл ввалились в рубку. Он
успел лишь прохрипеть: "Вы сгубили экспедицию..." и упал замертво.
Он очнулся на полу рубки. Со стоном повернув голову, он увидел возле
левой руки -- с закатанным рукавом рубашки -- пустую ампулу из-под
продитола, а под щекой - сложенную куртку. Еще один взгляд - на хронометр -
помог сориентироваться во времени. Утро.
Постепенно он вспомнил, что случилось здесь накануне, и удивился
собственному самообладанию: значит, все-таки успел сделать инъекцию, чтобы
снять наваждение.
Внезапно он чуть не подпрыгнул от неожданности -- возле него раздался
спокойный, ничуть не изменившийся за это время голос брата:
- Пришел в себя? Вот и хорошо. Как ты себя чувствуешь?
Райн поднял глаза в направлении голоса -- так и есть, Джон. Брат
ласково усмехнулся и протянул лежащему руку:
- Вставай, бедолага!
Раин все еще не может прийти в себя от удивления.
- Как тебе удалось проснуться, братишка? Вот это сюрприз!
- Скорее всего, это сделал компьютер. В его программе, вероятно,
заложена такая возможность -- на случай каких-нибудь непредвиденных
обстоятельств. Современная техника все-таки!
Ты не представляешь, как я рад! Только теперь я понял, насколько
неразумно поступил, взвалив все на себя одного! Самонадеянный осел! Я даже
не предполагал, насколько велико перенапряжение...
- Да не переживай ты так! Если хочешь, можешь даже отдохнуть в
анабиозе. Я тут управлюсь...
Но Райн поспешно прервал его:
- Я не до такой степени плох, Джон. Поверь. Просто срыв от длительного
одиночества. А теперь, когда ты рядом, есть с кем разделить его, да заодно и
поделиться заботами. Никогда бы не подумал, что одиночество так чудовищно...
- Он слегка поежился и с трудом удержался от желания оглянуться.
- Безусловно, -- кивнул Джон. Он произнес это слово с таким чувством,
как будто сам пережил нечто подобное, а потом, желая по-видимому сгладить
излишнюю серьезность, добавил: - Не мешало бы свечку поставить во здравие
аварийной системы!
- Аминь, -- рассмеялся Райн.
Ах, как было бы прекрасно, если бы вместо Джона проснулась Джанет,
подумалось Райну. Он отогнал эту приятную мысль: конечно, Джон парень
неразговорчивый, но пользы для дела от него значительно больше, хотя...
Стоя за спиной Джона, Райн понаблюдал, как тот умело провел контроль
одного из датчиков. Джон полуобернулся к брату и мягко проговорил:
Тебе, пожалуй, лучше прилечь. Не беспокойся -- я управлюсь.
Предвкушая отдых, Райн взмахом руки попрощался со "сменщиком" и
отправился в жилой отсек.
Он удобно устроился в постели и еще раз порадовался тому, что одна доза
продитола надежно избавила его от галлюцинаций. Однако присутствие Джона
вызывало некоторую тревогу.
Райн не знал, догадывался ли Джон о его связи с Джанет. Скупой на слова
и несклонный к внешнему проявлению чувств, тот вполне мог затаить обиду, а
потом неожиданно проявить ее. Следовало держать ухо востро.
Ему вдруг вспомнилась давняя история, связанная с дочерью Карсона,
Сарой...
В свое время и Карсон, и Раин начали постигать азы бизнеса в компании
"Игрушки Сондерса". Изучив тонкости профессии, они отделились от нее,
образовав свои фирмы - "Игрушки Райна" и "Свет Луны" - и с тех пор стали
конкурентами на рынке сбыта своей продукции. Сохранив прежние приятельские
отношения, они часто встречались за совместными трапезами, пока этот обычай
не канул в Лету. Позже они стали ограничиваться беседами по видеотелефону,
но от этого их отношения не стали менее теплыми.
Когда на политической сцене появились Патриоты, Карсон превратился в
ярого сторонника нового движения, и с тех пор их встречи приняли
эпизодический характер. Однако со временем прагматизм Раина тоже привел его
в стан Патриотов, и теперь он чаще виделся с товарищем по партии, хотя
больше и не испытывал к нему истинно товарищеских чувств. Чаще всего эти
встречи случались на каком-нибудь мероприятии, устроенном Патриотами. И
однажды на одном из митингов Карсон появился вместе с дочерью.
За время знакомства с Карсоном маленькая Сара превратилась в яркую
красавицу и к двадцати двум годам покорила уже не одно мужское сердце.
В тот период между Райном и Джозефиной "пробежала черная кошка": нервы
Джозефины не выдержали постоянной тревоги за детей и общей непредсказуемости
жизни, и она постоянно находилась под воздействием успокоительных средств; а
Раина доконали неприятности с фирмой, над которой -- как дамоклов меч --
повисла угроза экспроприации. Все это, конечно, не способствовало ладу в
семье. Именно тогда и появилась Сара.
Однако инициатива более тесного знакомства принадлежала не Райну, а
энергичной Саре: она постаралась очаровать старого знакомого отца с первой
же встречи.
Местом их свиданий стала недостроенная гостиница, где за чисто
номинальную стоимость Райн снимал многокомнатный номер: в то время гостиницы
пустовали, поскольку далеко не каждый рисковал - без крайней необходимости
-- покидать родные стены.
С появлением Сары от депрессии не осталось и следа: в плотских утехах
она оказалась пылкой и ненасытной партнершей. Теперь Раину было не до уныния
-- только бы удалось урвать днем часок-другой для сна.
Свое отсутствие дома он оправдывал необходимостью посещать все
мероприятия Патриотов и иногда в самом деле появлялся там в обществе Сары и
ее отца.
Через некоторое время Карсон расплевался с Патриотами и стал
основателем собственной партии так называемых пустотников, основная идея
которой заключалась в том, что Земля не шар, а воздушный пузырь внутри некой
тверди. Человечество, по мнению Карсона, обитало не на поверхности сферы, а
- напротив того -- внутри нее.
Как ни забавно, но ему удалось завербовать порядочное число
последователей, разделявших с ним веру в Пустотелую Землю. Сара по-прежнему
сопровождала отца на сборища, ссылаясь, правда, не на его слабую голову, а
на больное сердце.
Спустя некоторое время "пустотник" Карсон возненавидел Патриота Раина,
увидев в нем врага прогрессивных идей новой партии. Это Сара -- в перерывах
между ласками -- и сообщила Раину, добавив:
Теперь он и слышать не желает о тебе, дорогой, так что нам придется
расстаться.
-- Ты и в самом деле собираешься так поступить?
- Разумеется. Ты знаешь -- у него такое больное сердце. Не могу же я
лишний раз огорчать его.
- Но ты знаешь и то, что он просто старый дуралей, выживший из ума!
Нельзя же всю жизнь потакать его фантазиям.
- Я люблю своего старенького папочку.
-- То-то ты постоянно виснешь на нем!
-- Я вообще предпочитаю пожилых мужчин, иначе, милый, ни за что не
связалась бы с тобой!
От такой откровенности Райн онемел -- он искренне любил Сару, а она так
унизила его мужское достоинство! Взяв себя в руки, он резко проговорил:
- Язык у тебя как бритва -- так и режет по живому.
- Да брось переживать, дорогой. В твоем возрасте ты и молодым можешь
дать фору.
- Благодарю за комплимент, - угрюмо ответил Райн. Он налил в стакан
воды, понюхал жидкость и с отвращением выплеснул в раковину. -- Какая
гадость. Наверняка что-то добавляют в воду.
Обнаженная красотка на постели с деланным сочувствием изрекла:
- Конечно, бедняжка. Там наркотики, цианид, что-то для оболванивания
мозгов. Ты разве не знал?
- Скорее это напоминает дохлую крысу, -- проворчал Раин и принялся
одеваться. -- Вставай, пора ехать. До комендантского часа всего ничего.
- Разве не хочешь в последний разок... а? Чтобы лучше запомнилось?
Ты и в самом деле решила поставить крест на наших отношениях?
Как ты можешь так говорить, дорогой? Я ни за что не отказалась бы от
тебя, но... Если папа узнает, это убьет его.
- Чтоб он сгинул, старый негодник, -- проворчал Раин.
Может, ты и прав, -- проговорила любящая дочь, спуская с постели
длинные ноги. - Ты отвезешь меня домой?
Так и быть...
Обида на Сару вернула давно забытую подавленность. Только теперь стало
ясно, как много места заняла она в его жизни, в поддержании его "эго". От
нее он не ожидал подобного удара, особенно в такой неподходящий момент,
когда дела фирмы покатились под гору. Но, надо сказать, у него не появилось
и мысли о том, что это просто затеянная Сарой игра. В проявлении своих
чувств она всегда была предельно честной, и, уж коли решила уйти, так это
навсегда. Позднее раскаяние охватило Райна -- нельзя было разрешать себе так
сильно привязаться к этой девушке.
Они покинули столь памятную ему гостиницу. Закатное солнце освещало
одинокую машину Райна и руины зданий на Оксфорд-стрит. Похоже, здесь теперь
никто больше не жил, так что объявление комендантского часа выглядело пустой
формальностью.
Немного задержавшись возле машины, Райн окинул взглядом печальную
картину запустения - результат кровавых бунтов этой зимы.
Выглянувшая из окна машины Сара насмешливо протянула:
- О, да ты, я вижу, романтик?
- Не замечал прежде такого. Я, скорее, прагматик, -- ответил Райн,
включив двигатель.
- Да нет. Ты романтик, но очень уж эгоистичный, -- рассмеялась в ответ
Сара.
Не стоит быть сверх меры жестокой, -- процедил сквозь зубы Райн,
выруливая на слегка расчищенную от завалов проезжую часть.
Видишь ли, я несентиментальна. Это нынче недопустимая роскошь.
Ты рассчитываешь, что я довезу тебя до Кройдона?
- Само собой! Не заставишь же ты меня топать пешком через зону,
облюбованную женоненавистниками?
Это как понимать? Они захватили весь район?
- Считай, что так. Их мечта -- создать в Бэлхэме крошечное государство
со своими порядками. Поэтому они убивают любую женщину, которая попадется им
в руки. Восхитительно, не правда ли?
Райн мрачно усмехнулся:
-- Может быть, они и правы.
- Фу, как грубо! -- скривила губы Сара. Помолчав немного, она спросила:
-- А не могли бы мы как-нибудь объехать Бэлхэм?
- С тех пор как в Брикстоне размолотили Брайтонскую дорогу, это самый
короткий маршрут.
- А если попробовать с другой стороны?
-- Видно будет.
Разговор заглох сам собой -- картина обугленного почерневшего Лондона
не располагала к легкой беседе.
Когда они выехали на дорогу Вексхолл-Бридж и Раин убавил скорость,
старательно объезжая ямы, Сара нарушила затянувшееся молчание:
-- А ты не подумывал сбежать отсюда?
К горлу Раина подступила тошнота. Сначала он даже не понял причину
этого: то ли от боязни открытого пространства, то ли из-за вопроса Сары. Тем
не менее он спокойно ответил:
- Интересно -- куда? Нигде не лучше, чем здесь. В ответ раздалось
многозначительное:
-- Конечно.
Райн удивленно покосился на спутницу и пояснил:
- С тех пор как повсюду перестали принимать иностранную валюту, жить за
границей стало очень накладно. Да и нет лишних денег на поездку...
- А в это Рождество спрос на игрушки, думается, еще упадет, --
проговорила Сара.
Мельком взглянув на разрушенные дома, Райн почувствовал, как в груди
поднимается злость на бессердечную девчонку, тем более что она была
совершенно права. А та между тем продолжала:
- Как погляжу, и ты, и мой старичок поставили не на ту лошадь. Игрушки!
В наше-то время. У моего хотя бы эта его паршивая партия. Во всяком случае,
занятия политикой позволят какое-то время продержаться на плаву.
Возможно, -- вынужден был согласиться Раин. Машина въехала на мост. Тот
угрожающе заскрипел и зашатался под ее тяжестью. Сара хихикнула:
-- И это тоже скоро свалит ветер.
Костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели, и Райн проговорил сквозь
зубы:
- Лучше помолчи.
- Не надо сцен, дорогой! Это пошло. Ты всегда старался казаться этаким
расчетливым малым, который все предвидит и использует малейший шанс в свою
пользу. Вот и дохорохорился!
- Да что ты понимаешь, девчонка? Я еще всем нос утру...
Звонко рассмеявшись, Сара спросила:
Ты имеешь в виду затею с космическим кораблем?
От неожиданности он поперхнулся и невнятно просипел:
- Откуда?..
-- Я не такая зеленая, как ты думаешь. Недавно я порылась в твоем кейсе
-- там много чего интересного! Неужели ты действительно хочешь захватить в
Сибири экспедиционный звездолет и вывезти с Земли тринадцать человек? Да он
там уже год гниет без дела!
-- Корабль в рабочем состоянии полностью готов к полету.
- Они там все перецапаются, а ты - тут как тут, да?
Райн усмехнулся.
- Так вот! Ты, голубчик, еще безумнее, чем мой отец!
На щеках Раина заходили желваки, а Сара, видимо не принимая его
всерьез, веселилась от души:
Вот будет потеха, когда расскажу всю эту чушь приятелям! Они неделю
будут меня бесплатно обедами кормить!
В голосе Раина послышалась угроза:
- Не советую тебе, дорогая, кому-нибудь проболтаться об этом!
Девушка повернулась к нему все с той же насмешливой улыбкой на губах:
- Я понимаю, каждый тешится, чем может. Но ты же не умеешь управлять
космическим кораблем! Ты хоть подумал об этом?
Райн ответил, словно прочел отрывок из инструкции:
-- Корабль имеет автоматическую систему управления. Это последняя
разработка человеческой мысли.
- Неужели ты надеешься украсть такую махину?
- Да ничего красть и не потребуется, они сами согласны принять нас.
- Но ведь это так далеко! Разве можно договориться на таком расстоянии?
- Это вовсе не трудно, дорогуша. До сих пор существует такое древнее
изобретение, как радиосвязь. Нам повезло. Да и что удивляться: сейчас многие
Голоса теперь стали громче, а фразы отчетливее.
Джеймс Генри говорил жестко и напористо:
- Что за манера изображать из себя незаменимого! От этого один вред и
нам, и делу!
Дядя Сидней по-видимому пытался цитировать Библию, но это получалось
довольно беспомощно. Может быть, он молился:
- Господь Бог твой -- это ревнивый бог, и у тебя не должно быть другого
бога, кроме Него.
Кого-то ласково успокаивала Изабель Райн:
-Все образуется, милая моя, поверь. Раздавался приглушенный детский
плач. А высокий и ясный голос Джанет Райан выводил романтическую балладу:
Мой милый, о счастье я песню пою, которое ждет нас в далеком краю.
Все эти звуки накладывались на унылый фон бесконечных пререканий
сестер-близняшек:
Тебе обязательно надо проглотить эту таблетку.
- Это вредно. Я не стану принимать лекарство. Да пойми же, упрямица,
это именно то, что тебе нужно.
-- Мне самой решать -- нужно или нет, и не приставай больше.
- Не будь дурочкой -- прими!
Шум голосов давил на голову, словно каменная плита, и стал совершенно
нестерпимым, когда Райн протянул руку к кнопке замка.
Но как только дверь открылась, шум исчез. От внезапной тишины зазвенело
в ушах.
Стоя в проеме двери контейнерного зала, ошеломленный Райн увидел, что в
помещении все спокойно, все на своих местах. "Все" -- это тринадцать боксов,
из которых один пуст. На остальных, прикрытых на три четверти непрозрачными
покрышками, светятся пульты, среди многочисленных строчек которых указаны
имена и даты рождения и погружения в анабиоз. Указанные на табличках люди
покоятся внутри боксов.
Потрясение от увиденного оказалось столь велико, что Райн на какое-то
время лишился способности думать. Лишь спустя несколько минут он понял, что
почти поверил в реальность происходящего. А теперь он снова один...
Его натренированный взгляд автоматически отметил характеристики сна --
везде светилось одно и то же: "состояние нормальное". "Вот уж чего не
скажешь обо мне", -- подумал Райн, сглатывая ком в горле.
Его взгляд задержался на пустом боксе - и он в ужасе отшатнулся.
Выскочив из зала, Райн резким толчком захлопнул за собой дверь и побежал
прочь от нее. Правда, трудно было бы назвать это бегом, настолько
замедленными были его движения: так мог бы "бежать" человек по дну реки, да
еще и против течения.
Он закончил путь возле двери в главный отсек. Прислонившись к косяку,
немного выровнял дыхание и вошел внутрь: теперь предстояло отчитаться за
разблокирование двери контейнерного зала в неположенное время.
Райн опустился в кресло пилота и вынул из ящика красный фолиант. Совсем
недавно он убрал его в ящик, а такое впечатление, что с тех пор прошла
вечность. Поставив под своей подписью все ту же дату, Райн продолжил запись:
"У меня навязчивые слуховые галлюцинации. Видимо, придется использовать
продитол. Жаль. Мне казалось, что смогу обойтись без подобного средства.
Буду надеяться, что одной дозы хватит: я никогда прежде не употреблял
наркотиков, поэтому рассчитываю на сильное воздействие.
Как бы то ни было, я боюсь, что отказаться от помощи этого средства --
опасно".
И как свойственно каждому, он решил "начать новую жизнь" -- то есть
делать инъекции продитола - со следующего утра. "Удивительный препарат
продитол! Он прогонит ночные кошмары и тревожные видения, он принесет покой
и радость в ваш дом!.." -- идиотская реклама, казалось, навечно отпечаталась
в подкорке Раина. Продитол усиливал обмен веществ в клетках головного мозга:
токсины, продукты жизнедеятельности, молекулы наркотических веществ, не
успевая нарушить сложнейшие пути восприятия действительности, отправлялись
на переваривание, и это "позволяло потребителю продитола сохранить душевное
здоровье и ясность мысли на долгие годы". Тьфу!..
Райн всегда и во всем полагался только на собственные силы. Он считал,
что и на этот раз выдержит испытание. Но космос оказался сильнее, и под
натиском обстоятельств недовольный Райн вынужден был уступить.
Конечно, это удар по гордости сильного человека, каким он всегда считал
себя, но даже в угоду самолюбию он не предал бы дела, ставшего отныне
смыслом его жизни: спасение доверившихся ему людей.
Итак, он принял решение: сегодня перед сном -снотворное, продитол --
завтра.
Перед тем как покинуть главный отсек, Райн решил уточнить подробности
действия лекарства. Он сделал запрос, и тут же на экране высветились слова
ответа:
"Продитол относится к быстродействующим средствам, подавляющим
ферментацию. Начало действия - через 10 минут после инъекции. Максимальное
воздействие -- в пределах последующего часа. Продолжительность действия в
случае тяжелого поражения мозга -- 24 часа после инъекции. Если по истечении
этого срока галлюцинации возвращаются, следует продолжить инъекции до
полного исчезновения болезненных симптомов, но не более 14 суток".
Подтвердив получение информации, Раин включил экран наружного обзора.
В сущности, это был обычный иллюминатор, но с помощью специальной
голографической установки он превращался в огромное окно, распахнутое во
внешний мир. Перед Райном тотчас возникло объемное изображение бездонной
черноты с искорками бесконечно далеких звездочек-солнц.
Райн прищурил глаза. Прежде ему не случалось видеть какое-либо движение
в этих глубинах, но на этот раз свет звезд временами как бы дрожал, подобно
мареву в нагретом воздухе пустыни.
Райн отвел глаза от экрана, потер их и затем снова взглянул: ничего не
изменилось. Более того, эти непонятные струи стали значительно отчетливее.
Райн попытался вспомнить, не попадались ли ему какие-либо упоминания о
подобном явлении в лоции или в научных трудах по космонавтике. Но в памяти
возникли лишь какие-то образы из фантастических романов -- наподобие эскадры
космических пришельцев.
Что ж, такое может быть и в реальности, но то, что Раин видел снаружи,
не напоминало дымные хвосты выхлопных газов.
Скорее их можно было бы сравнить с туманом - но о каком тумане могла
идти речь в космосе?
А между тем извивавшиеся струи все ближе подбирались к кораблю. Их
становилось все больше, и теперь к танцу странных потоков присоединился звук
-- нечто вроде назойливого звона в ушах.
Туманные полосы постепенно уплотнились, начали вырисовываться некие
формы... Что-то знакомое проступило в этом космическом желе: Раин прикрыл
глаза, стараясь сосредоточиться... вспомнить...
Когда же он вновь открыл их -- перед ним скалилось злобное лицо
старухи. Как и в прошлых кошмарах, ее глаза скрывали черные очки, пудра
осыпалась с морщинистых щек, злобная ухмылка накрашенных губ открывала
желтые клыки.
Костлявая рука со скрюченными пальцами резко ударила по стеклу. Райн
отшатнулся и на миг прикрыл тыльной стороной ладони глаза, словно защищаясь
от нападения. В следующее мгновение жуткий призрак растаял...
Райн перевел дыхание и решил было выключить "увеличительное стекло"
иллюминатора, но внезапно замер: ему показалось, что там, в открытом
космосе, появились безумные танцоры из сумрачного зала... Навязчивый кошмар
ожил...
Пока они еще довольно далеко, но постепенно их танцующий круг начал
приближаться к кораблю. Теперь Райн убедился, что не ошибся: это были именно
они -- молодящиеся дамы в бальных нарядах, упитанные кавалеры во фраках. И
непременные черные очки...
Звон в ушах сменила знакомая танцевальная мелодия. Танцоры подплыли
почти вплотную к звездолету -- черные стекла очков на бесстрастных лицах
сверкнули в луче света, падавшего из иллюминатора.
Теперь в мелодию ворвались барабаны -- в ней отчетливо послышалась
угроза.
Райн в оцепенении застыл возле иллюминатора. Внезапно он услышал зов
Александра и встрепенулся. Почему мальчик не в постели в такое позднее
время? И почему он плачет?
Но тут же сообразил, что такого не может быть, -- Алекс, как и все
остальные, спит в контейнерном зале. Эта мысль на время успокоила его: они в
безопасности, а на корабле все нормально. "Состояние нормальное"... Он
позволил себе даже улыбнуться.
Он снова выглянул в окно -- танцоры все еще там, -- и Райн пожал
плечами. Это лишь игра воображения, сказал он себе, она кончится завтра,
после продитола. И кроме того, они не могут проникнуть внутрь... оказаться в
рубке... снять очки... Снять очки!..
Услышав, что музыка смолкла, Райн с замиранием сердца обернулся к окну.
Так и есть -- тесной толпой они сгрудились невдалеке от иллюминатора,
обратив к Райну лица-маски...
Их около тридцати. Шаг за шагом, единой слитной массой, они продолжали
надвигаться на Райна. Шаг... еще один... и еще... И внезапно он в ужасе
понял, что они не снаружи, а внутри корабля, в рубке -- за его спиной...
Все, что Райн видел до этого, приписывая странной прихоти космоса,
оказалось подлинным: он все время принимал отражения в стекле за
действительность и радовался своей защищенности. А на самом деле они
толпились позади него, ожидая, когда он обернется...
Волосы на голове встали дыбом от нечеловеческого ужаса, но Райн
продолжал смотреть за окно, надеясь... На что? Обмануть их? А потом?.. Он
спиной ощутил их напряженное ожидание. Так что же потом?!
Внезапно позади сбившихся в кучу танцоров Раин заметил всех обитателей
контейнеров: его друзья и родственники стояли молча, повернув в его сторону
равнодушные лица.
Да, они все здесь. Вот Джозефина, с непривычным для нее выражением
безразличия, сделавшим милое круглое лицо почти жестоким. Рядом дядя Сидней
и мальчики - мордашки детей странно неподвижны, взгляд устремлен во что-то
неведомое; они приникли к старику, и тот обнял их за худенькие плечи; на
морщинистом лице Сиднея - неприятная гримаса.
Здесь же чета Мастерсонов: Фред -- самый старый друг Райна и модница
Трейси. Ее пустой взгляд не удивил Раина: она и прежде была пустышкой, а вот
равнодушие Фреда потрясло его. Взгляд Джеймса Генри хоть и упирался прямо в
Райна, но тот не разглядел в нем ни искры сочувствия -- ни любого другого
человеческого чувства. Возле Генри жались обе его жены, одна - здоровая,
другая - изнуренная беременностью. Вот брат Джон. На его усталом лице
сохранился отзвук какого-то удивления, не вызванный, однако, происходящим.
Брови Изабель, как всегда, нахмурены.
Пока Раин вглядывался в знакомые лица, танцоры вплотную подошли к нему
-- еще немного, и они ткнутся в его спину. Не в силах больше выносить эту
пытку, Райн стремительно обернулся...
В помещении главного отсека он не увидел ни единой живой души --
никого! Ни-ко-го! Обычная рубка космического корабля, разве что приборов
несколько больше -- все-таки это исследовательский звездолет, с какой-то
потусторонней гордостью отметил про себя Райн. Приглушенные серо-зеленые
тона стен, пультов, панелей, мягкое свечение индикаторов...
Райн стремительно повернулся к иллюминатору, стараясь углядеть за ним
хотя бы малейший признак панического бегства наглой своры. Но и там никого.
Только равнодушная чернота.
Ему захотелось крушить все подряд - лишь бы дать выход тому ужасу,
который он только что пережил. В бессильной ярости он замолотил кулаками по
гулкой стене, и боль несколько отрезвила его. Тогда он понял, что все это
время натужно вопил, извергая из глубин памяти когда-то запавшие туда
чудовищные богохульства.
Внезапно он вновь уловил едва заметное движение там, в черноте
безвоздушного пространства. Через несколько мгновений Райн распознал в
стремительно приближавшихся к кораблю фигурах обитателей контейнеров. Он
пытается привлечь внимание к себе, размахивая руками, но их по-прежнему
равнодушные глаза не замечают сигналов.
Он в отчаянии. Что делать? Как помочь несчастным?
Они тем временем заметили Раина и принялись стучать в иллюминатор и по
обшивке корабля, требуя, чтобы он впустил их внутрь. Райн услышал, как под
их пальцами заскрежетал металлический корпус, и в ужасе закричал:
-- Остановитесь! Несчастные безумцы! Вы же уничтожите корабль! Ступайте
к шлюзовой камере. Я встречу вас там!
Но они уже проломили дыру и в облаке ледяных игл ввалились в рубку. Он
успел лишь прохрипеть: "Вы сгубили экспедицию..." и упал замертво.
Он очнулся на полу рубки. Со стоном повернув голову, он увидел возле
левой руки -- с закатанным рукавом рубашки -- пустую ампулу из-под
продитола, а под щекой - сложенную куртку. Еще один взгляд - на хронометр -
помог сориентироваться во времени. Утро.
Постепенно он вспомнил, что случилось здесь накануне, и удивился
собственному самообладанию: значит, все-таки успел сделать инъекцию, чтобы
снять наваждение.
Внезапно он чуть не подпрыгнул от неожданности -- возле него раздался
спокойный, ничуть не изменившийся за это время голос брата:
- Пришел в себя? Вот и хорошо. Как ты себя чувствуешь?
Райн поднял глаза в направлении голоса -- так и есть, Джон. Брат
ласково усмехнулся и протянул лежащему руку:
- Вставай, бедолага!
Раин все еще не может прийти в себя от удивления.
- Как тебе удалось проснуться, братишка? Вот это сюрприз!
- Скорее всего, это сделал компьютер. В его программе, вероятно,
заложена такая возможность -- на случай каких-нибудь непредвиденных
обстоятельств. Современная техника все-таки!
Ты не представляешь, как я рад! Только теперь я понял, насколько
неразумно поступил, взвалив все на себя одного! Самонадеянный осел! Я даже
не предполагал, насколько велико перенапряжение...
- Да не переживай ты так! Если хочешь, можешь даже отдохнуть в
анабиозе. Я тут управлюсь...
Но Райн поспешно прервал его:
- Я не до такой степени плох, Джон. Поверь. Просто срыв от длительного
одиночества. А теперь, когда ты рядом, есть с кем разделить его, да заодно и
поделиться заботами. Никогда бы не подумал, что одиночество так чудовищно...
- Он слегка поежился и с трудом удержался от желания оглянуться.
- Безусловно, -- кивнул Джон. Он произнес это слово с таким чувством,
как будто сам пережил нечто подобное, а потом, желая по-видимому сгладить
излишнюю серьезность, добавил: - Не мешало бы свечку поставить во здравие
аварийной системы!
- Аминь, -- рассмеялся Райн.
Ах, как было бы прекрасно, если бы вместо Джона проснулась Джанет,
подумалось Райну. Он отогнал эту приятную мысль: конечно, Джон парень
неразговорчивый, но пользы для дела от него значительно больше, хотя...
Стоя за спиной Джона, Райн понаблюдал, как тот умело провел контроль
одного из датчиков. Джон полуобернулся к брату и мягко проговорил:
Тебе, пожалуй, лучше прилечь. Не беспокойся -- я управлюсь.
Предвкушая отдых, Райн взмахом руки попрощался со "сменщиком" и
отправился в жилой отсек.
Он удобно устроился в постели и еще раз порадовался тому, что одна доза
продитола надежно избавила его от галлюцинаций. Однако присутствие Джона
вызывало некоторую тревогу.
Райн не знал, догадывался ли Джон о его связи с Джанет. Скупой на слова
и несклонный к внешнему проявлению чувств, тот вполне мог затаить обиду, а
потом неожиданно проявить ее. Следовало держать ухо востро.
Ему вдруг вспомнилась давняя история, связанная с дочерью Карсона,
Сарой...
В свое время и Карсон, и Раин начали постигать азы бизнеса в компании
"Игрушки Сондерса". Изучив тонкости профессии, они отделились от нее,
образовав свои фирмы - "Игрушки Райна" и "Свет Луны" - и с тех пор стали
конкурентами на рынке сбыта своей продукции. Сохранив прежние приятельские
отношения, они часто встречались за совместными трапезами, пока этот обычай
не канул в Лету. Позже они стали ограничиваться беседами по видеотелефону,
но от этого их отношения не стали менее теплыми.
Когда на политической сцене появились Патриоты, Карсон превратился в
ярого сторонника нового движения, и с тех пор их встречи приняли
эпизодический характер. Однако со временем прагматизм Раина тоже привел его
в стан Патриотов, и теперь он чаще виделся с товарищем по партии, хотя
больше и не испытывал к нему истинно товарищеских чувств. Чаще всего эти
встречи случались на каком-нибудь мероприятии, устроенном Патриотами. И
однажды на одном из митингов Карсон появился вместе с дочерью.
За время знакомства с Карсоном маленькая Сара превратилась в яркую
красавицу и к двадцати двум годам покорила уже не одно мужское сердце.
В тот период между Райном и Джозефиной "пробежала черная кошка": нервы
Джозефины не выдержали постоянной тревоги за детей и общей непредсказуемости
жизни, и она постоянно находилась под воздействием успокоительных средств; а
Раина доконали неприятности с фирмой, над которой -- как дамоклов меч --
повисла угроза экспроприации. Все это, конечно, не способствовало ладу в
семье. Именно тогда и появилась Сара.
Однако инициатива более тесного знакомства принадлежала не Райну, а
энергичной Саре: она постаралась очаровать старого знакомого отца с первой
же встречи.
Местом их свиданий стала недостроенная гостиница, где за чисто
номинальную стоимость Райн снимал многокомнатный номер: в то время гостиницы
пустовали, поскольку далеко не каждый рисковал - без крайней необходимости
-- покидать родные стены.
С появлением Сары от депрессии не осталось и следа: в плотских утехах
она оказалась пылкой и ненасытной партнершей. Теперь Раину было не до уныния
-- только бы удалось урвать днем часок-другой для сна.
Свое отсутствие дома он оправдывал необходимостью посещать все
мероприятия Патриотов и иногда в самом деле появлялся там в обществе Сары и
ее отца.
Через некоторое время Карсон расплевался с Патриотами и стал
основателем собственной партии так называемых пустотников, основная идея
которой заключалась в том, что Земля не шар, а воздушный пузырь внутри некой
тверди. Человечество, по мнению Карсона, обитало не на поверхности сферы, а
- напротив того -- внутри нее.
Как ни забавно, но ему удалось завербовать порядочное число
последователей, разделявших с ним веру в Пустотелую Землю. Сара по-прежнему
сопровождала отца на сборища, ссылаясь, правда, не на его слабую голову, а
на больное сердце.
Спустя некоторое время "пустотник" Карсон возненавидел Патриота Раина,
увидев в нем врага прогрессивных идей новой партии. Это Сара -- в перерывах
между ласками -- и сообщила Раину, добавив:
Теперь он и слышать не желает о тебе, дорогой, так что нам придется
расстаться.
-- Ты и в самом деле собираешься так поступить?
- Разумеется. Ты знаешь -- у него такое больное сердце. Не могу же я
лишний раз огорчать его.
- Но ты знаешь и то, что он просто старый дуралей, выживший из ума!
Нельзя же всю жизнь потакать его фантазиям.
- Я люблю своего старенького папочку.
-- То-то ты постоянно виснешь на нем!
-- Я вообще предпочитаю пожилых мужчин, иначе, милый, ни за что не
связалась бы с тобой!
От такой откровенности Райн онемел -- он искренне любил Сару, а она так
унизила его мужское достоинство! Взяв себя в руки, он резко проговорил:
- Язык у тебя как бритва -- так и режет по живому.
- Да брось переживать, дорогой. В твоем возрасте ты и молодым можешь
дать фору.
- Благодарю за комплимент, - угрюмо ответил Райн. Он налил в стакан
воды, понюхал жидкость и с отвращением выплеснул в раковину. -- Какая
гадость. Наверняка что-то добавляют в воду.
Обнаженная красотка на постели с деланным сочувствием изрекла:
- Конечно, бедняжка. Там наркотики, цианид, что-то для оболванивания
мозгов. Ты разве не знал?
- Скорее это напоминает дохлую крысу, -- проворчал Раин и принялся
одеваться. -- Вставай, пора ехать. До комендантского часа всего ничего.
- Разве не хочешь в последний разок... а? Чтобы лучше запомнилось?
Ты и в самом деле решила поставить крест на наших отношениях?
Как ты можешь так говорить, дорогой? Я ни за что не отказалась бы от
тебя, но... Если папа узнает, это убьет его.
- Чтоб он сгинул, старый негодник, -- проворчал Раин.
Может, ты и прав, -- проговорила любящая дочь, спуская с постели
длинные ноги. - Ты отвезешь меня домой?
Так и быть...
Обида на Сару вернула давно забытую подавленность. Только теперь стало
ясно, как много места заняла она в его жизни, в поддержании его "эго". От
нее он не ожидал подобного удара, особенно в такой неподходящий момент,
когда дела фирмы покатились под гору. Но, надо сказать, у него не появилось
и мысли о том, что это просто затеянная Сарой игра. В проявлении своих
чувств она всегда была предельно честной, и, уж коли решила уйти, так это
навсегда. Позднее раскаяние охватило Райна -- нельзя было разрешать себе так
сильно привязаться к этой девушке.
Они покинули столь памятную ему гостиницу. Закатное солнце освещало
одинокую машину Райна и руины зданий на Оксфорд-стрит. Похоже, здесь теперь
никто больше не жил, так что объявление комендантского часа выглядело пустой
формальностью.
Немного задержавшись возле машины, Райн окинул взглядом печальную
картину запустения - результат кровавых бунтов этой зимы.
Выглянувшая из окна машины Сара насмешливо протянула:
- О, да ты, я вижу, романтик?
- Не замечал прежде такого. Я, скорее, прагматик, -- ответил Райн,
включив двигатель.
- Да нет. Ты романтик, но очень уж эгоистичный, -- рассмеялась в ответ
Сара.
Не стоит быть сверх меры жестокой, -- процедил сквозь зубы Райн,
выруливая на слегка расчищенную от завалов проезжую часть.
Видишь ли, я несентиментальна. Это нынче недопустимая роскошь.
Ты рассчитываешь, что я довезу тебя до Кройдона?
- Само собой! Не заставишь же ты меня топать пешком через зону,
облюбованную женоненавистниками?
Это как понимать? Они захватили весь район?
- Считай, что так. Их мечта -- создать в Бэлхэме крошечное государство
со своими порядками. Поэтому они убивают любую женщину, которая попадется им
в руки. Восхитительно, не правда ли?
Райн мрачно усмехнулся:
-- Может быть, они и правы.
- Фу, как грубо! -- скривила губы Сара. Помолчав немного, она спросила:
-- А не могли бы мы как-нибудь объехать Бэлхэм?
- С тех пор как в Брикстоне размолотили Брайтонскую дорогу, это самый
короткий маршрут.
- А если попробовать с другой стороны?
-- Видно будет.
Разговор заглох сам собой -- картина обугленного почерневшего Лондона
не располагала к легкой беседе.
Когда они выехали на дорогу Вексхолл-Бридж и Раин убавил скорость,
старательно объезжая ямы, Сара нарушила затянувшееся молчание:
-- А ты не подумывал сбежать отсюда?
К горлу Раина подступила тошнота. Сначала он даже не понял причину
этого: то ли от боязни открытого пространства, то ли из-за вопроса Сары. Тем
не менее он спокойно ответил:
- Интересно -- куда? Нигде не лучше, чем здесь. В ответ раздалось
многозначительное:
-- Конечно.
Райн удивленно покосился на спутницу и пояснил:
- С тех пор как повсюду перестали принимать иностранную валюту, жить за
границей стало очень накладно. Да и нет лишних денег на поездку...
- А в это Рождество спрос на игрушки, думается, еще упадет, --
проговорила Сара.
Мельком взглянув на разрушенные дома, Райн почувствовал, как в груди
поднимается злость на бессердечную девчонку, тем более что она была
совершенно права. А та между тем продолжала:
- Как погляжу, и ты, и мой старичок поставили не на ту лошадь. Игрушки!
В наше-то время. У моего хотя бы эта его паршивая партия. Во всяком случае,
занятия политикой позволят какое-то время продержаться на плаву.
Возможно, -- вынужден был согласиться Раин. Машина въехала на мост. Тот
угрожающе заскрипел и зашатался под ее тяжестью. Сара хихикнула:
-- И это тоже скоро свалит ветер.
Костяшки вцепившихся в руль пальцев побелели, и Райн проговорил сквозь
зубы:
- Лучше помолчи.
- Не надо сцен, дорогой! Это пошло. Ты всегда старался казаться этаким
расчетливым малым, который все предвидит и использует малейший шанс в свою
пользу. Вот и дохорохорился!
- Да что ты понимаешь, девчонка? Я еще всем нос утру...
Звонко рассмеявшись, Сара спросила:
Ты имеешь в виду затею с космическим кораблем?
От неожиданности он поперхнулся и невнятно просипел:
- Откуда?..
-- Я не такая зеленая, как ты думаешь. Недавно я порылась в твоем кейсе
-- там много чего интересного! Неужели ты действительно хочешь захватить в
Сибири экспедиционный звездолет и вывезти с Земли тринадцать человек? Да он
там уже год гниет без дела!
-- Корабль в рабочем состоянии полностью готов к полету.
- Они там все перецапаются, а ты - тут как тут, да?
Райн усмехнулся.
- Так вот! Ты, голубчик, еще безумнее, чем мой отец!
На щеках Раина заходили желваки, а Сара, видимо не принимая его
всерьез, веселилась от души:
Вот будет потеха, когда расскажу всю эту чушь приятелям! Они неделю
будут меня бесплатно обедами кормить!
В голосе Раина послышалась угроза:
- Не советую тебе, дорогая, кому-нибудь проболтаться об этом!
Девушка повернулась к нему все с той же насмешливой улыбкой на губах:
- Я понимаю, каждый тешится, чем может. Но ты же не умеешь управлять
космическим кораблем! Ты хоть подумал об этом?
Райн ответил, словно прочел отрывок из инструкции:
-- Корабль имеет автоматическую систему управления. Это последняя
разработка человеческой мысли.
- Неужели ты надеешься украсть такую махину?
- Да ничего красть и не потребуется, они сами согласны принять нас.
- Но ведь это так далеко! Разве можно договориться на таком расстоянии?
- Это вовсе не трудно, дорогуша. До сих пор существует такое древнее
изобретение, как радиосвязь. Нам повезло. Да и что удивляться: сейчас многие