«Наша свадьба была тихой и без особой огласки, – рассказывал Марлон. – Анна была одета в голубое сари, очень красивое и контрастирующее с ее темно-оливковой кожей. Она исследовательница буддизма. Хотя мы расстались через несколько лет, я не могу забыть того, что она говорила мне о своей религии. Но до сих пор я не знаю, в чем заключается нирвана, и есть ли она в состоянии сублимированного счастья или же в полном угасании радости и муки. Благодаря Анне я узнал и то и другое…»
   Но это было позже. А тогда, после свадьбы, многие, очень многие девушки в мире завидовали Анне, ее счастью быть рядом с Марлоном Брандо. Но длилось оно не так уж и долго.
   Все походило на приключенческий фильм с элементами мелодрамы. В гости приехал отец Анны Кашфи, и из разговора Марлон Брандо неожиданно узнал, что он по национальности не индус, а родился в Иране, в предместье Далбини, и Анна обычная иранская девушка, никогда не имевшая предков в Индии, и даже не жила в этой стране…
   Это известие настолько ошеломило Марлона Брандо, что он, несмотря на рождение сына Кристиана, которого безумно любил, решил развестись. А вот как описала эту романтическую историю Анна Кашфи.
   «Трудно описать очарование Брандо. Это был вихрь, водоворот… Он закрутил и меня. Я любила его, ненавидела и терпела. Когда он говорил, то нередко запинался, смущался, а часто просто нес совершенно бессмыслицу. Но вместе с тем он, как магнитом, притягивал к себе журналистов, интеллектуалов и целый полк поклонников.
   Как соблазнитель Брандо был совершенно неуклюж, не заслуживал внимания и как любовник. Но это не помешало ему обзавестись неисчислимой когортой сексуальных партнеров: женщин, мужчин и созданий "среднего рода".
   Первая моя встреча с Брандо произошла в октябре 1955 года в столовой студии "Парамаунт", своей шумной атмосферой напоминающей вокзал в Бомбее. Я никак не могла привыкнуть к американским нравам. Мне было непонятно, как такие звезды кино могут поглощать немыслимые количества пищи, стараясь при этом перекричать оглушительный гомон столовой, волнуясь и размахивая руками.
   Я сидела за столиком с Гарри Минсем и А. Лилем, ассистентом продюсера фильма "Горы", в котором я тогда была занята. Неожиданно почувствовали, что какой-то мужчина пристально меня разглядывает. Заметив мой взгляд, мужчина поспешно отвернулся и принялся изучать затылок впереди сидящей блондинки. Но чуть позже он подошел к моему столику, и Лиль представил нас.
   "Привет", – сказал он. Его голос напоминал скрежетание гусениц, а волосы были цвета соломы, тяжелые массивные челюсти выражали смесь ностальгии, чувственности и равнодушия одновременно, а в серо-голубых глазах в шалаше бровей угадывались страстность и неистощимая сила.
   Я улыбнулась, он смутился. Я наклонила голову, он еще больше смутился и поспешил ретироваться. Так началось наше знакомство.
   …Лишь позже из хроники голливудских газет, где я прочитала о нашем с ним обеде, я поняла, что Брандо, возможно, самый популярный актер Америки. А я даже не догадывалась об этом. Мое неведение относительно него забавляло Марлона.
   Я переспала с ним больше из любопытства. Его манера ухаживать была полна хитростей гильотины. В тот вечер мы смотрели телевизор у меня дома. Не говоря ни слова, Марлон взял меня на руки и отнес в спальню. Когда я после поинтересовалась у него, было ли это что-то вроде изнасилования, он ответил: "Изнасилование – это просто атака дружественной армии".
   В любви он был очень эгоистичным партнером, ищущим пыла и естественности, но в гамме его чувств абсолютно отсутствовала нежность. Я знала, что Брандо имеет сексуальные отношения "всех видов" со всеми «видами» партнеров. Он сам говорил, что хочет испробовать все.
   Связь наша продолжалась, но я всегда ощущала ее непрочность. После занятий любовью Брандо мог исчезнуть, не говоря ни слова. Он никогда не плел таинственный кокон, обычный для многих любовников, редко вспоминал о маленьких знаках внимания, таких как цветы и шоколад, а после ссор со мной Марлон всегда звонил не иначе как в три часа ночи.
   Появляться на публике с Брандо означало потакать причудам его многочисленных поклонников. Одни хотели "прикоснуться к девушке, к которой прикасался Марлон", другие, более агрессивные, стремились получить от меня перчатку или платок на память. Некоторые млели, другие становились идиотами, немыми, глухими, заиками или пытались, что еще хуже, перенять его грубую манеру общения. Это был "синдром звезды кино"…
   Когда я заболела и меня положили в больницу, Марлона словно бы подменили: он стал необыкновенно нежен и внимателен ко мне. А однажды, войдя ко мне в палату, с порога заявил: "Должен сказать тебе кое-что важное. Ты знаешь мои чувства к тебе. Я хочу на тебе жениться".
   Наша помолвка не изменила отношений. Брандо продолжал навещать меня в больнице, а в отъезде писал мне двусмысленные письма, в которых часто подсмеивался надо мной. С огромным удовольствием он обзывал меня "толстой задницей". И этому не было конца. Одно письмо он даже начал так: "Анна, должен уведомить тебя, что твой зад стал просто гигантским. Позволь мне тебе это говорить столько раз, сколько мне нравится. Я знаю, что только по своей природной чувствительности ты первое время будешь запрещать мне толкать тележку, на которой будет отдыхать твой зад, но через некоторое время ты к этому привыкнешь". С тем же ребячеством я возвращала ему в письмах всякие определения, относящиеся к его "нашпигованным окорокам".
   Через неделю Марлон объявился с обручальным кольцом – четыре группы жемчужин, вделанных в платину. Прежде чем сообщить об этом "важном сюрпризе", он долго рассматривал мой мизинец.
   Когда я вышла из больницы и в течение первых недель приходила в себя, Марлон часто сопровождал меня в кино или возил обедать в ресторан. При этом он неизменно использовал свою вторую машину, старый "фольксваген", забитую банками из-под пива, обертками «Макдональдса» и страницами из старых журналов. В чем бы я ни была – в вечернем платье или в шелковом сари, – эта мусорница на колесах постоянно отвозила меня в ресторан, как премьер-министра. А шикарный белый «Тандерберд» – подарок Марлону Сэма Голдвина за роль в одном из фильмов – неизменно оставался в гараже для сугубо частных поездок Брандо. Такой фетишизм был неотъемлемой чертой Марлона.
   От Марлона всегда можно было ожидать "сюрпризов". Однажды, накануне Рождества, он уехал из Лос-Анджелеса. Я и все друзья были уверены, что он – в Японии, где начинались в это время съемки "Сайонаре". Ночью в сочельник Марлон мне позвонил, я говорила с "Коралловым берегом", отелем в Гонолулу.
   "Марлон, что ты делаешь на Гавайях?"
   "Понимаешь… Ну… (бормотание)… мне показалось, что тебе будет приятно ко мне приехать…"
   Я, конечно, так и сделала. Отец Марлона отвез меня в аэропорт. Но в Гонолулу я два часа слонялась по зданию аэропорта в ожидании Марлона. Я была взбешена. Интуиция мне подсказывала, что это время он тратит на измену. Как я узнала позже, он приводил в порядок комнату, ликвидируя следы ночных шалостей. По дороге из аэропорта я упорно молчала. Марлон нарушил тишину: "Ты бесишься, что прождала меня два часа? Ну так сделай что-нибудь, взорвись!"
   Мы ехали со скоростью 100 километров. Я повернулась и дала ему пощечину, он едва справился с управлением и затормозил.
   "Почему ты это сделала?"
   "Ты мне это сам посоветовал", – невозмутимо ответила я.
   Я ударила кого-либо первый раз в жизни. Кто мог знать, что это предвещает наши многочисленные бои в будущем…
   Последние дни моего безбрачия проходили в крайнем возбуждении. Были ли мы действительно влюблены друг в друга? Меня мучили сомнения. Способен ли Брандо на что-нибудь еще, кроме поверхностных чувств? Он, конечно, экстраординарный мужчина, но своей личностью, находящейся постоянно в штопоре, способен был пробуравить мне мозг. И еще – для него искусство заменяло жизнь.
   Вернувшись из Японии, Марлон привез элементы восточной культуры и стал требовать от меня, чтобы наши вечера проходили "по-японски". Для Брандо это означало, что я должна была носить традиционную одежду гейш. В длинной юбке и в деревянных туфлях кланяться, стоя на коленях на циновке, подносить ему чашку сакэ, вытирать его лоб влажным полотенцем, смеяться его шуткам и позволять ему заглядывать мне под кимоно на предмет выяснения, есть ли там нижнее белье.
   Нередко Марлон пускался в самокопание. "Нам необходимо любить, – говорил он в такие минуты. – Это единственный смысл нашей жизни. А я не могу любить. Не могу найти человека, который заставил бы меня забыть о себе. Но я этого очень хочу".
   День свадьбы – 11 октября 1957 года – даже для калифорнийской осени выдался слишком жарким. Утром в «Пазадене» Марлон купил свадебную цепь, потом надел наряд, выбранный для этой церемонии: черный плащ-накидку на голубой костюм с воротничком, на голове – черная фетровая шляпа, прочно надвинутая на уши, в руках – трость. Только Марлону этот наряд мог показаться подходящим – у него было свое чувство изящного.
   Вдруг до меня дошло, что я не могу венчаться в христианской церкви без букета белых лилий. После нескольких звонков в Сан-Франциско за ними был отправлен самолет, и церемония задержалась на несколько часов. Когда лилии наконец прибыли, я была так измучена, что сказала бы «да» и бабуину…
   Первая брачная ночь ничем не отличалась от наших предыдущих ночей. Марлон не выказал ни особой галантности, ни рвения, ни энтузиазма, свойственных молодому новобрачному. Я была разочарована, что мы не отправляемся в свадебное путешествие, не пересечем Тихий океан, не посетим ни одну из европейских столиц.
   Став мадам Брандо, я превратилась в голливудскую знаменитость. Но с изменением нашего статуса изменились и наши отношения. Помолвленные, мы ссорились и мирились, поженившись, стали меньше ссориться, но и гораздо меньше общаться.
   Даже рождение маленького Кристиана Деви не улучшило наших отношений. "Ни ребенок, ни женитьба не изменят того, к чему я привык в жизни", – говорил мне Марлон. Ребенок доставлял ему наслаждение: он щекотал его и убаюкивал. Со мной же он был очень холоден.
   Мы оба чувствовали, что развод неизбежен, но Марлон был против, часто повторяя французский афоризм: "Узы брака так тяжелы, что нести их надо вдвоем".
   …Однажды утром, собрав вещи, я взяла Деви на руки и покинула наш дом. Менее чем через месяц после моего отъезда, когда я читала в своей комнате, позвонил Джей Кантер, помощник Марлона. В возбуждении он выкрикивал отдельные слова: "Анна, это ужасно… Я у Марлона… Он в жутком состоянии… напился таблеток… связал себе руки (интересно, мелькнула у меня мысль, как он ухитрился это сделать?..) Он перед бассейном… Он… хочет туда броситься!"
   "Помешайте ему! Удержите, – крикнула я в трубку. – Я сейчас буду". Бегом спустилась к машине, не посмотрев даже, следит ли няня за Деви. И через несколько минут въехала в ворота дома Брандо. Марлон балансировал на краю трамплина. Он был одет в теннисные тапочки и индийскую рубашку, Джей Кантер пытался удержать его за руку.
   "Все в порядке, я приехала! – крикнула я Кантеру. Затем повернулась к Марлону и закричала: – Ну прыгай, сукин сын! Я хочу посмотреть, как ты утонешь!" Думаю, что эта "попытка самоубийства" была просто показухой.
   Когда я вспоминаю о годах, проведенных с Брандо: о нашей любви, браке, нашем сыне Деви, о нашем разводе и многочисленных стычках, я понимаю, что только смех помог мне выжить… Но вместе со смехом я познала наркотики, выпивку, депрессии, попытки самоубийства. События тех лет выше человеческого понимания. И одним смехом нельзя победить армию, которая зовется Марлон Брандо».
   Чтобы реабилитировать себя как мужчину, Марлон ударялся в авантюру за авантюрой – случайные связи, попойки… Были дни и даже недели, когда он неожиданно для всех замыкался в своем болезненном одиночестве.
   В 1962 году он проводил на Таити отпуск со своей новой женой, полинезийкой, приобрел во Французской Полинезии небольшой необитаемый островок в пять квадратных миль. Добившись всемирной славы, он решил поселиться на нем с Таритой и пожить отшельником.
   Вот что рассказывал сам Марлон Брандо о своем втором браке:
   «Моя вторая жена была настоящей таитянкой. Я познакомился с ней, когда играл в фильме режиссера Л. Майлстоуна "Мятеж на „Баунти“" (1962). Звали ее Тарита. Я восхищался не только ее красотой, но и естественностью, с какой она относится к себе и другим. Для таитянок нагота является тем, что выбритый череп для Юла Бриннера. В платьях они чувствуют себя так же скованно, как Бриннер чувствовал себя в париках.
   У Тариты были длинные темные волосы, длинная и стройная шея и прекрасные смуглые груди, которые она ничем не прикрывала с детства. Так мы и собирались пожениться. Я в легком полотняном костюме, а Тарита в "народном костюме" – с распущенными волосами, в цветной юбочке и с венком цветов на шее…
   Увы! В Америке свадьба – это очень важный и строгий обряд. Тарита была вынуждена накинуть на плечи шаль, заслоняя ею все то, что ее родственники ежедневно выставляют на солнце…
   Скандал разразился только через несколько дней. Уже дома, на свадебном приеме, который мы организовали, моя жена предстала в оригинальном таитянском костюме. При виде ее Уильям Холдон аж вскрикнул от восхищения, после чего у него вырвалось: "Да у тебя же грудь красивее, чем у Лиз!"
   Конечно же, его слова быстро были переданы Элизабет Тейлор, исключительно чуткой в отношении своего бюста… Голливуд зашумел… И здесь, как обычно, Элиа Казан оказался незаменимым. Он прислал Тарите телеграмму, начинающуюся словами: "Наипрекраснейшей розе Сароны…"»
   Уезжая с красавицей-женой на собственный остров, Марлон Брандо перед отъездом сделал сногсшибательное заявление: "Я никогда по-настоящему не любил сниматься, но не было ничего другого, что давало бы большие деньги за подобное дурачество… Я устал до смерти от людей, которые, встретив меня и поздоровавшись, останавливаются и ожидают, что сейчас я запущу в них чем-то тяжелым…"
   У Марлона Брандо непроходящая слабость к женщинам экзотического вида и прежде всего – наделенным природой оливковым цветом кожи. Все его любовницы и жены не принадлежали к "белой расе господ".
   Любовная связь у Марлона почти всегда возникала мгновенно и заканчивалась рождением нового ребенка. От Анны, первой жены, родился Кристиан, совершивший в тридцать два года тяжкое преступление, за что и был осужден на девять лет тюремного заключения; Симон и Шейен – от второй жены, Тариты Териипиа, которую, как утверждают, он любил больше всех; маленькая Нина – от Кристины Руну, 30-летней служанки, уроженки Гватемалы.
   Нина родилась 13 мая 1989 года, когда М. Брандо исполнилось шестьдесят пять лет. Узнав о том, что Кристина должна родить, Марлон Брандо принял решение присутствовать при родах. Он признал дочь, дал ей свою фамилию и стал заботиться о ней и ее матери: подарил им дом, расположенный неподалеку от его помпезной виллы в Санта-Монике, выделил деньги, правда, как отмечали, не слишком большие.
   «Никогда бы не поверил, что смогу в таком возрасте испытывать такую нежность и привязанность к этому маленькому созданию…» – признался Марлон.
   Шестеро детей признаны Марлоном Брандо и носят его фамилию. А шестеро других, как пишет пресса, не имеют с ним даже встреч.
   …Эта трагическая история произошла на вилле у Брандо. Его первенец, Кристиан, из пистолета застрелил Дага Дроллета, жениха 20-летней Шейен, его единокровной сестры.
   Вновь в скандальной истории прозвучало имя Марлона Брандо. Сам он был настолько потрясен, что не мог ничего сообщить детективу, пришедшему его допрашивать. Лицо великого актера было залито слезами, его духовное и физическое состояние настолько ухудшилось, что Марлон Брандо вынужден был лечь в постель.
   …Юность и молодость прошли, зрелость постепенно уступала место старости, как физической, так и духовной. Марлон Брандо пребывал в довольно сложном положении. Друзья навещали его редко, у каждого свои дела и проблемы. Состояние здоровья заставляло его часто проводить время в постели, не до работы… Три раза в неделю к нему на виллу, в подаренной им потрепанной малолитражке, приезжала Кристина – служанка-любовница, которая родила ему за четыре года троих детей.
   Если внутренне он оставался прежним и характер его не стал мягче, то внешне он сильно изменился. Бывший красавец, статный мужчина атлетического вида перестал быть изящным, его тело превратилось в бесформенную груду мяса, оплывшего жиром. В 1970-х годах он весил 114 килограммов, во время съемок в фильме «Апокалипсис сегодня», в котором он появился всего лишь на 8 минут, – уже 123 килограмма… В дни страшной трагедии на вилле вес его тела составлял 137 килограммов. Его густые волосы не только поредели, но и покинули спереди голову, лицо, когда-то привораживавшее женщин, стало одутловатым… Физическое здоровье его подводило, но зато он стал одним из богатейших людей и получил то, к чему стремился с детства, – перестал зависеть от денег.
   Марлон Брандо, один из величайших актеров всех времен и народов, скончался 1 июля 2004 года в возрасте 80 лет. За полгода до смерти Марлон Брандо заявил, что он окончательно готов умереть и даже написал подробный сценарий собственных похорон. В феврале врачи поставили Брандо диагноз: последняя стадия ишемической болезни сердца и ожирение. В последние месяцы актер едва говорил и отказывался от пищи. При этом Брандо не хотел лечиться в больнице, предпочитая умереть в своем доме.
   Его инструкции по похоронам занимали десятки надиктованных магнитофонных лент. В сценарии расписано даже то, кого следует и не следует приглашать. Брандо надеялся, что печальную церемонию будет вести Джек Николсон. Он также хотел, чтобы несколько слов присутствующим сказал Майкл Джексон. Актер выразил желание, чтобы его кремировали, а пепел развеяли среди пальм таитянского острова, которым он некогда владел.
   Незадолго до смерти крестный отец всех времен и народов стал практически банкротом. Как стало известно британской «Таймс», он задолжал более одиннадцати миллионов долларов. Брандо, некогда одна из самых ярких звезд Голливуда, в последние годы жил в небольшом бунгало с одной кроватью, получал только государственное пособие и прятал от кредиторов свои кинонаграды, включая «Оскара» за роль Дона Корлеоне.

РОЖЕ ВАДИМ
(1928—2000)

    Настоящие имя и фамилия – Вадим Игоревич Племянников. Французский кинорежиссер. Среди его работ фильмы «…И Бог создал женщину» (1956), «Опасные связи» (1959), «Карусель» (1964), «Барбарелла» (1968), «Племя» (1996) и др. Автор множества сценариев. Его перу принадлежит автобиографическая книга «От звезды к другой звезде».
 
   Вклад Племянникова в развитие мирового кино бесспорен. Однако его успешная кинематографическая карьера отходит на второй план в силу того, что Вадим Игоревич затмил их собственным даром открывать на брачном ложе «звезды» мировой величины.
   Он фактически дал путевку в мир кино Брижит Бардо, Катрин Денев и Джейн Фонда. До судьбоносной с ним встречи ни Бардо, которой было пятнадцать, ни семнадцатилетняя Денев не помышляли о карьере артистки. Что же касается Джейн Фонды, то она, дочь знаменитого Генри Фонды, приехала в Европу безвестной дебютанткой.
   И для каждой из них знакомство с Вадимом выливалось в бурное увлечение, завершавшееся узами брака (правда, свадьба Денев расстроилась в последнюю минуту). И счастливая избранница получала роль в его картине – ту самую, которая, как по мановению волшебной палочки, открывала двери к всемирной славе.
   …Род Племянниковых берет свое начало от Чингисхана, который, согласно семейной легенде, завещал часть своих русских земель племяннику. После разгрома татаро-монголов в дальнейшей истории клана поворотную роль сыграла Великая октябрьская революция. Покинув Россию, Игорь Племянников, отец Вадима, попал во Францию, где быстро вышел на дипломатическую стезю. Он дослужился до консула, представляя Францию в Турции и в Египте. Но неожиданно умер в 33-летнем возрасте.
   Его сын, хотя с трех месяцев был православным, решил взять французское имя – Роже Вадим. «В том, что касается воспитания и культуры, я, конечно, француз, – говорил он – Но в отношении к жизни в отличие от французов-прагматиков я, видимо, скорее, русский».
   В восемнадцать лет Роже Вадим продал свой первый сценарий и стал искать актрису для своего фильма. Он случайно увидел фотографию юной Брижит на обложке журнала «Эль».
   …Брижит Бардо уже снялась в нескольких картинах, но еще не была звездой. Дирекция не пригласила ее на Каннский фестиваль. Она просто сопровождала своего мужа, молодого репортера «Пари-матч» по имени Роже Вадим. Брижит – воплощение эротики и жажды жизни минувшей эпохи. Однако мало кому известны ее страхи, волнения, ее дар притягивать, словно магнитом, к себе несчастья, которые часто ставили ее жизнь на грань трагедии.
   Думая о будущем Брижит, родители рассчитывали, что она сумеет выйти замуж за банкира, промышленника, в крайнем случае – за министра. Когда режиссер Марк Аллегре пригласил Брижит на кинопробу, никто в ее семье не рассчитывал, что она будет сниматься. Будущая звезда пришла вместе с мамой к режиссеру домой и там познакомилась с Роже Вадимом.
   Шотландские рубашки, неглаженные брюки и довольно длинные волосы Роже не напугали родителей Бардо, поскольку среди их друзей уже были и журналисты, и модельеры, и театральные деятели. Они согласились отдать свою дочь замуж за Вадима, при условии, что он будет иметь постоянную работу. Сценаристу пришлось устроиться журналистом в «Пари-матч».
   Обручение Роже Вадима и Брижит Бардо было официально объявлено, а бракосочетание назначено на декабрь 1952 года. Гражданский брак был зарегистрирован в мэрии XVI округа. На последовавшем обеде на улице Помп были только члены семьи и несколько близких друзей. Отец новобрачной предложил Роже провести ночь в другой комнате, поскольку по-настоящему он должен был стать мужем только после церемонии в церкви. Брижит едва не устроила грандиозный скандал, но благоразумный Вадим не дал ей поссориться с родителями в такой ответственный момент. Так, в первую брачную ночь он спал один на узкой софе, этот новоиспеченный муж очаровательной парижанки, о которой потом писали, что она является предметом желания всех мужчин на свете.
   Существует мнение, что Роже Вадим создал Брижит Бардо. Но он думает иначе: именно потому, что она не была никем создана, ни ее родители, ни общество, ни профессия не смогли оказать воздействия на саму ее натуру. Роже Вадим содействовал расцвету ее таланта, помогая ей оставаться самой собой. Он дал ей роль, которая соединила вымышленный образ с тем, чем она была в жизни, – роль Жюльетты в картине «…И Бог создал женщину». До этого она уже снялась в шестнадцати фильмах, но лишь семнадцатый сделал ее звездой.
   Брижит очень хотела сохранить брак с Роже Вадимом. Несмотря на размолвки, они умудрялись иногда находить в себе прежний пыл и прежнюю нежность. Брижит хотела сделать своего мужа счастливым, но он чувствовал неизбежность конца семейной жизни. Все случилось на съемках фильма «…И Бог создал женщину». Роже Вадим сам нашел ей партнера – тогда еще никому не известного Жан-Луи Трентиньяна, который с первого взгляда не понравился Брижит. Но по мере съемок ее отношение менялось: на экране – героини к герою, в жизни – актрисы к партнеру. Будучи режиссером, Роже Вадим исполнял роль «законного» шпиона, наблюдая страсть, терявшую в его глазах всякую тайну, ибо она была показана, обнародована.
   Они расстались, но Брижит не вышла замуж за Трентиньяна. Роже Вадим оставался ее доверенным лицом, ее «старым русским», которому она жаловалась на свое одиночество. На съемках фильма «Бабетта идет на войну» Брижит влюбилась в своего партнера Жака Шарье. Однажды она позвонила Вадиму и сказала, что хочет поговорить с ним. Они встретились, она призналась бывшему мужу, что ждет ребенка от Шарье и боится материнства. Бардо вступила с Шарье в брак и родила мальчика – Николя. Когда она решила расстаться с Шарье, она снова просила совета у русского друга, но он ничем не мог ей помочь… Позднее Вадим сказал: «У нее ужасная потребность во внимании. Вот из-за чего мы и расстались: я не мог исполнить ее требование вечно оставаться рядом, полностью сосредоточившись на ней, подстерегая поворот ее страсти. Теперь, имея дома десяток собак, у Брижит на коленях всегда одна из них, а другая лижет ей руки…»
   Однажды в «Эпи-Клюб» Роже Вадим обратил внимание на спутницу известной молодой актрисы, красавицы Франсуазы Дорлеак. Это была темноволосая, коротко остриженная Катрин Денев, которая казалась скованной и застенчивой. Но Роже Вадим решил, что она намного красивее своей старшей сестры. Он сказал девушке, что хотел бы с ней увидеться, и они договорились о встрече. Проболтав два часа в баре-ресторане студии, где снималась Франсуаза, Вадим и Катрин сели в его машину… Известный режиссер вспомнил, что его приятель в отъезде. Роже Вадим знал, где тот прячет ключ от квартиры. Он привез девушку на квартиру друга. Катрин было семнадцать, ему – тридцать два. Но возраст не разделял их, и опыт тоже.
   Катрин была честолюбива, но Роже Вадим отнюдь не считал, что она так легко пошла на эту связь ради карьеры актрисы. Когда он привез девушку в свою квартиру – это была третья встреча – позвонила Брижит и попросила бывшего мужа спасти фильм, в котором она снималась, потому что молодой режиссер не справлялся с работой. На следующий день Роже Вадим срочно вылетел в Бийанкур, прочитал сценарий и попросил сорок восемь часов, чтобы срочно внести поправки. Вадим взялся за фильм, но продолжал встречаться с Катрин Денев. Брижит в это время была одна. Когда режиссер собрался на съемки в горы, он взял с собой Катрин. Ему удалось запутать журналистов: ни одна фотография его и девушки не появилась в газетах. Но Брижит все поняла и предупредила Вадима, что у этой девушки сильный характер и ему с ней будет нелегко. После этой поездки Катрин поселилась у Вадима, в просторной и солнечной квартире с изумительным видом на Булонский лес. В квартире жили еще маленькая дочь Вадима, Натали, и ее няня.