Страница:
Вокруг застыли причудливо искривленные сухие деревья – почерневшие то ли от времени, то ли из-за давнего пожара. Кое-где из земли выглядывают длинные косоугольные камни – будто бы здесь прошел сильный метеоритный дождь. Темно-синее небо, густое и низкое, без всяких признаков звезд. И не видно конца этому мертвому лесу.
В общем, мне уже все было понятно, когда Макс остановился, устало вздохнул и констатировал:
– Все, братец, приехали. Заблудились.
Я присел на поваленное дерево, отряхнул голые ступни, послюнил порезы от камешков.
– Ничего не понимаю, – продолжал Макс. – Шли вроде правильно, а вышли… Как мы могли сюда попасть? А? Никита?
– Ну, это уж я без понятия… Может, обратно пойдем? Вдруг на какое-нибудь знакомое место выбредем?
– Ночью в этих местах не ходят, – потер заросший подбородок Макс. – Слушай, ты не замечал, что, когда ты в Поле, щетина прет гуще? Будто время здесь быстрее бежит. Да, впрочем, тебе еще рано…
– Почему это рано? Я уже давно бреюсь.
– Я в твоем возрасте усики отпускал, – усмехнулся оружейник. – Такие кошачьи усишки получались, волоски под носом…
Он осекся. Внимательно оглядел окрестности и заговорил серьезно;
– Никуда мы в такое время не пойдем. И думать нечего. Драконы не отзываются – и лучшее, что мы сейчас можем сделать, это найти место для ночевки.
– Шалаш?
Несмотря на источник огненной силы, постоянно ощущавшийся в затылке, от перспективы провести ночь на этом жутковатом участке леса мне стало не по себе. Измениться-то я изменился, но чего будет стоить вся моя сила, если враг нападет на меня сонного?.. Сумерки сгустились почти до кромешной тьмы. Как быстро стемнело! Кажется, что темно-синее небо опускалось, и вдруг в одну секунду рухнуло на землю, облепив все вокруг своей темнотой.
– Шалаш не подойдет, – поморщился Макс. – Хлипкое сооруженьице. Смотри – если здесь есть камни, может быть, подальше будут скалы? Пещера – вот что нам нужно. В самый раз. Двинули вперед – но медленно и осторожно. Смотри по сторонам, Никита! Увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное, сразу давай мне знать. Да прекрати лыбиться! Что с тобой такое?
– Извини… – Мне действительно уже было не до смеха; я ладонью провел по губам, стирая улыбку. – Пошли.
– Медленно и осторожно, запомнил?
– Не бойся, прыгать и скакать не буду, – пообещал я, ставя ноги на землю и морщась от боли в натертых и пораненных ступнях.
Мы двинулись дальше. Макс впереди, я за ним на полусогнутых, шепотом чертыхаясь всякий раз, когда наступал в потемках на какой-нибудь особо коварный камешек или сухую ветку. Вокруг было тихо. Лишь потрескивали мертвые деревья. А оставшийся позади живой лес изредка давал о себе знать – то взлетит высоко тонкий вой, то коротко провизжит кто-нибудь, то зарычит, то совсем по-человечьи громко забормочет. Мы шли меж кривых безжизненных остовов, и звуки ночных обитателей живого леса мало-помалу стихали. Нет, как бы там ни было, а возвращаться не стоит. Здесь лучше. Здесь все-таки никого нет…
– Ё-моё!
– Не ори! – тут же развернулся ко мне Макс. – Спятил?
– Палец сбил… – проскрежетал я, присаживаясь на корточки. – Темно же! Камень какой-то сраный подвернулся… Тебе хорошо, вон на тебе башмаки какие…
– Ну, все равно… Постарайся, Никита, потише себя вести, ладно? Я в таких местах еще не бывал: мертво, тихо и пусто, но кто его знает… В Поле никогда и ничего нельзя знать наверняка. Отчего здесь все погибло? И трава, и деревья? Или не погибло? А если это такая форма жизни? Идти можешь?
– Отпустило вроде… – Отдуваясь, я поднялся. – Пойдем… Какая тут форма жизни? Чудится со страху.
– Ну-ну, – проговорил Макс и пошел дальше.
– В заброшенном доме тоже от каждого шороха вздрагиваешь, – негромко говорил я, глядя в качающуюся впереди широкую спину оружейника, разделенную вдоль прорехой на рубашке, – это уж инстинкты, ничего не поделаешь. Наследие первобытного прошлого. Страх неизвестного и все такое… Макс!
– Опять орешь?
– Не беги так! Я же не поспеваю! У меня палец…
– Я и не бегу, нормально иду.
– Значит, притормози. Давай помедленней, а?
– Может, вообще здесь привал сделаем? Отдохнем до утра?!
– Сам разорался! А на меня еще полкана спускаешь!
– Прости… – Макс на секунду остановился, провел рукой по всклокоченной голове. – Нервы. Ненавижу такие места. Ненавижу быть в Поле ночью… А у нас даже оружия нет. У меня ни одного ножа не осталось.
Он замедлил шаг, но спустя некоторое время опять ускорил. Действительно – нервы. И я нервничаю. И я безоружен. А впрочем, почему это – безоружен? В затылке прочно и надежно теплеет огонек, который (я знаю!) способен взметнуться беспощадным пламенем. Только вот как управлять им? До сих пор это выходило у меня само собой, но значит ли это, что в момент опасности все снова получится как надо?
Я почувствовал усталость. И беспокойство – почти страх. Это темнота на меня так действует – темнота и то странное место, куда мы с Максом попали. Теперь я словно солдат, бегущий в атаку с мощным, но еще не обстрелянным оружием диковинной конфигурации. Где у этой хреновины затвор? Где спусковой крючок и предохранитель?
«И все же я неизмеримо сильнее и Драконов, и Мертвых, – насильно вызвал я из подсознания мысль. – Я так же могущественен, как Морок! А скорее всего даже и могущественнее! Вот вам всем! Вы говорили – я не воин. Да, не воин – в вашем понимании, – но у меня есть кое-что посильнее ваших мечей, катан, ятаганов и стрел! И кто знает, может быть, именно пережитые мною сильнейшие приступы испуга пробудили, всколыхнули в моей голове огненную силу… Надо бы выяснить у Макса: случалось ли такое прежде, чтобы человек из общего мира в Поле обретал сверхъестественные способности? Поаккуратнее выяснить. Не рассказывая о беседе с Морок, о визите в Поле Руин…»
Я поднял голову и открыл уже рот, но Макса впереди не увидел. Только черная пустота, из которой коряво торчали изломанные жесткие ветви, кривые стволы и острые каменные осколки.
Вот это новости! Мало того что заблудились, так еще и потеряли друг друга!
– Макс! – приглушенно крикнул я и побежал вперед, не обращая внимания на камешки, впивающиеся в босые подошвы. – Макс!..
Говорил я ему, блин, чтобы шел помедленнее! Что теперь делать?
– Макс!
Я остановился, тяжело дыша. Сухие деревья потрескивали, как в костре. Безмолвная темнота переливалась сама в себе, словно море. От этого казалось, что кривые деревья вокруг меня шевелятся. Колышут уродливыми ветвями, как культями отрубленных рук.
Я моргнул и протер глаза. Наваждение пропало, я пошел вперед. Не побежал, а пошел, и пошел медленно. Не шевелятся, мать их так, деревья. Чего им шевелиться, когда ветра нет? В теле опять горячо запульсировала кровь. По пути я часто оглядывался – не давало покоя паскудное чувство копошения за спиной. Боковым зрением я замечал движение в темноте, но при взгляде в упор ничего странного не видел.
– Макс!..
Тишина… от которой кожа на спине сама собой съеживается. Куда подевался мой оружейник?
Местность изменялась. Деревья становились все ниже, все ниже они гнулись к земле, острых камней не попадалось, изредка встречались продолговатые и пологие, как гробы, валуны. Земля будто накренилась; теперь я шел вниз, и спуск с каждым шагом был все более крутой. Надо мной в темноте ощущались края широкого округлого котлована, в который я глубже и глубже погружался. Где, черт возьми, Макс?!
– Макс! – крикнул я и непроизвольно охнул. Впереди – шагах в пяти – качнулась в темноте спина, обтянутая красной рубахой, лопнувшей вдоль по шву.
От облегчения я едва не рассмеялся. Я окликнул оружейника еще раз, он оглянулся (Ну точно он! А кого еще я ожидал здесь увидеть? Родная заросшая щетиной харя!), оглянулся и без слов пошел дальше. Я припустил за ним.
– Вот мы как… – шептал я на бегу, – шагаем себе. Все. слышим, но не отзываемся… Опасаемся привлекать к себе внимание… Макс, блин, подожди!
Макс оглянулся опять, как-то неопределенно махнул рукой и продолжил движение. Шагал он ровно, но быстро.
– Козел ты, а не Дракон, – сказал я, поравнявшись с ним. – Разве так можно, а? У меня, между прочим, тоже нервы. А мы куда идем?
Макс молчал.
– Бдительность и осторожность – я понимаю, но хотя бы шепотом ты мне сказать можешь? Не то чтобы я тебе не доверяю, но ты шагаешь так, будто точно знаешь направление. Макс, ты вообще меня слышишь? Эй! Алле, гараж! Проснись, оружейник!
Макс шел и шел. Ни на сантиметр не повернулся в мою сторону, никак не дал знать, что слышит и понимает меня. Озадаченный до крайности, я остановился. Мы достигли глубины котлована. Впереди зачернела небольшая яма, на поверхности которой пузырилась космическая тьма. И только сейчас я заметил, что мертвые деревья вокруг стлались по земле в направлении этой ямы, будто неведомая сила тянула их туда, будто котлован являлся чудовищной воронкой… Большинство древесных стволов были недвижимы, а некоторые судорожно извивались, стремясь вырвать из земли свои корни и достигнуть наконец вожделенного дна.
– Туда? – удивился я. – Не знаю, что это такое, но уж лучше снаружи переночевать, чем в таком укрытии. Макс, мне кажется, здесь что-то не…
Макс бестрепетно шагнул к яме.
– Стой! – Я прыгнул вперед и ухватил его за руку.
Рукав рубахи тихо треснул. Рука Макса, легко отделившись от туловища, осталась в моих руках, а сам оружейник исчез в черной яме. Тошнота мгновенно разбухла в горле, я минуту стоял, не двигаясь, с ужасом глядя на то, как плоть и ткань рубахи, сливаясь, таяли и текли меж моих пальцев, как масло на огне.
– М-макс… – промычал я.
Наскоро вытерев руки о штаны, я упал на колени, сжал зубы и осторожно заглянул в дыру. Ничего там не было видно, только слышалось отчетливое бормотание, словно кто-то в тысячу голосов яростно, но непонятно уговаривал меня отбросить страх и непонимание – и нырнуть во тьму. Потом мне показалось, будто чьи-то длинные пальцы схватили меня за голову, сзади предостерегающе гаркнул ворон, и я очнулся.
Отчего-то я пришел в себя метрах в пяти от ямы. Отполз ли я сам, или меня каким-то образом отшвырнуло сюда – не помню. Волосы были совершенно мокрые, лицо горело, а тело невыносимо пульсировало. Бешеный огонь мчался по венам, не находя выхода наружу.
Где-то недалеко раздавались мерные шаги.
Я вскочил на ноги. Знак Дракона качнулся на моей груди. Что за черт? Над животом в районе диафрагмы алела ссадина, а на левой стороне груди прямо над соском появилось большое черное лоснящееся пятно. Постанывая от гадливости, я отряхивал и тер кожу, пока не догадался, что это не пятно вовсе, а вытатуированное изображение ворона, вскинувшего крылья и распялившего клюв перед прыжком-нападением. На груди.
Шаги приближались. Оглянувшись на звук, я отшатнулся. Мимо меня шел, глядя прямо перед собой, высокий воин в короткой кольчужной рубахе и кольчужных штанах. На пышных белых волосах прочно сидел округлый зеленый головной убор, очень похожий на тюрбан. В правой руке воин нес, повернув лезвием к земле, кривую саблю, а ушах воина покачивались крупные серьги.
Ратник Мертвого Дома!
В этот момент я позабыл обо всем. В том числе и том чувстве собственного превосходства над миром, с которым я проснулся у водопада после расправы над Ханом. Я рванулся к ближайшему дереву, нагнулся, сломал разом две увесистые ветви. Первая рассыпалась в моих пальцах в прах, вторая, оказавшись более прочной, всего лишь разломилась надвое.
Мертвый, не оглядываясь, прошел дальше. Я запустил ветку ему в спину. Корявая деревяшка, перевернувшись в воздухе, острым сломом ударилась ему под лопатку и, вырвав из тела изрядный кусок, упала на пологий камень. Комок плоти мокро шлепнулся вслед за ней и быстро изошел тонкими струйками, растаял. Мертвый достиг ямы в центре котлована и рухнул в темноту.
С другой стороны котлована, отделенный от меня черной ямой, спускался вниз еще один Мертвый. Закутанный в голубой плащ, он нес на плече массивную секиру. Смотреть, как и его всосет бормочущая тьма, я не стал.
Я побежал наверх.
Что происходит? И почему мое проклятое неведомое пламя жжет изнутри тело, вместо того чтобы поддаться моей воле, превратившись в грозное оружие? Как мне подчинить огонь? Где, мать его так, приклад? Где, мать его так, затвор и спусковой крючок?
Следующий встреченный мною ратник Мертвого Дома был очень похож на предыдущего. Голубой длинный плащ и здоровенная секира, возлежащая на плече. По кольцу в обоих ушах – разглядел я дополнительно. Зеленая повязка в бесцветных волосах.
Не пытаясь помешать его движению, я отошел в сторону. А Мертвый вдруг, сверкнув глазами, заступил мне дорогу. Секира слетела с плеча. Обеими руками воин обхватил длинное древко, широко размахнулся.
Ах, ты так?..
В общем-то я не испугался, учитывая опыт последнего столкновения. Я легко увернулся от округлого лезвия, прыгнул и со всех сил двинул противника кулаком в грудь. Я ожидал, что мой кулак без труда погрузится в вязкую плоть, ратник тут же и падет, пробитый насквозь, но Мертвый только шарахнулся назад. Я взвыл, прижимая к груди ушибленный кулак. Голубой плащ распахнулся, явив сияющие пластины металлического нагрудника.
Мотнув головой, ратник вновь поднял секиру.
– Чтоб ты сгорел! – заорал я, отбегая, заорал, не зная, как еще активировать мое неподатливое огненное оружие.
Мертвый только усмехнулся, с воздетой секирой длинными скачками настигая меня.
«А если я израсходовал весь запас энергии? – с испугом подумал я. – Если мне нужно было восстановиться, прежде чем снова вступать в бой?»
Воин, не добежав до меня трех шагов, неожиданно остановился, перехватил секиру одной рукой и сделал резкий выпад. Длинное древко секиры позволяло ему вести атаку, находясь от жертвы на порядочном расстоянии.
Спасло меня только то, что он метил в голову. Чисто инстинктивно я успел пригнуться. Если б враг бил в корпус, лишнего мгновения, чтобы перенести свое тело на несколько сантиметров в сторону, у меня бы не было.
«К хренам собачьим, – захрипело в моем сознании, когда я, спотыкаясь, отступал, – подыхать вот так – когда знаешь, что обладаешь ужасающей мощью, но не имея возможности этой мощью воспользоваться, – подыхать так я не хочу… Руководство по эксплуатации бы мне!..» – всхлипнул я, истерически хихикнув.
Дерево, трещавшее по земле сотней извивающихся веток, оказалось у меня за спиной. Прежде чем я успел это в полной мере осознать, хлестнувшая по воздуху ветка поддала мне под колени. Я полетел навзничь, едва не сломав шею. От удара о землю у меня отшибло дыхание. Затуманенно видел я, как Мертвый, оказавшийся рядом со мной, уже не торопясь поднял секиру, бегая глазами по скорченному моему телу, ища, куда бы опустить оружие, чтобы уж наверняка, чтобы второго замаха не потребовалось…
Единственное, что я смог сделать, – это зажмуриться. Пролетела секунда, и вместо могучего лезвия в меня вонзился гортанный вскрик. Я открыл глаза, одновременно приподнимаясь.
Секира валялась у моих ног. Мертвый, бессмысленно размахивающий руками, орал, не останавливаясь. Голубой плащ путался у него в коленях, а лица у воина не было вовсе. Лишь черное копошащееся пятно.
Громадный черный ворон, глубоко погрузив когти ратнику в голову, тяжелым клювом долбил по глазам, рвал кожу… Во все стороны летели темные до синевы перья, пряди бесцветных волос; разодранная в клочья зеленая головная повязка медленно парила высоко над схваткой.
Мертвый упал на колени. Ворон, скрежетнув когтями о кости черепа, взлетел, меняя позицию. Меня обожгли глаза птицы – непереносимо красные, оставляющие за собой в сумеречном воздухе медленно затухающий багровый след.
Когда я умудрился подняться на ноги, все уже было кончено. Мертвый ратник (лица его я не видел, и слава богу) ползал, слепо шаря по земле израненными руками. Секиру я пяткой отшвырнул подальше.
И, не оглядываясь, побежал наверх. Когда на пути вставали древесные кривые ветви, шевелящиеся или недвижные – все равно, – я менял направление. Один раз в раскаленной темноте я наткнулся на чье-то тело, двигавшееся мне навстречу. Тело разлетелось брызгами, а я, окаченный с ног до головы тошнотворной, теплой и маслянистой субстанцией, долго блевал, пока не нашел в себе силы продолжать восхождение.
Наверху был ветер. Он освежил меня. И сухие деревья пошевеливали ветвями, подчиняясь не притяжению наполненной мраком ямы, а всего лишь потокам воздуха. Кажется, здесь, на поверхности, стало светлее. Я почти успокоился, и оттого появление на краю котлована очередной угловатой фигуры подействовало на меня ошеломляюще.
Я едва не побежал обратно вниз, разглядев, что это не человек вовсе идет в мою сторону, а одно из деревьев вдруг ловко вытащило корни из земли и двинулось, раскачиваясь стволом, как туловищем, помахивая ветвями, как руками.
Дерево?
На узловатом навершии ствола прорезались глазки, мешанина тоненьких веточек сгустилась в волосяной покров. Ветви стали руками, корни сплелись в ноги, на которых явственно угадывались колени, ступни – и даже пальцы. Метаморфоза была почти мгновенной. Последней изменилась древесная кора. Верхняя часть стала гладкой и белой, а нижняя – темной и грубой.
Человек – полуголый, в одних отрепанных штанах, с золотым знаком Дракона на гайтане, с длинной ссадиной под грудью – шел мне навстречу, вниз, в глубину котлована, чтобы, как и другие, исчезнуть в бормочущей тьме ямы. Грудь у него была чистой, а татуировка в виде ворона, утомленно сложившего крылья, притулилась на левом боку, почти под мышкой.
Я опустил глаза и сравнил. Так оно и есть. Под мышкой. Теперь – под мышкой. С левой стороны.
Лицо его, идущего навстречу, плыло, его бороздили мутные волны. Мгновение спустя кожа улеглась, обозначив хорошо знакомые мне черты. Зажглись глаза. Разомкнулись слепленные губы – рот получил возможность открываться и закрываться.
Человек смотрел на меня, не видя, а я смотрел на него, как в зеркало. Меня снова затошнило.
Придя в себя, я первым делом пригнулся и отбежал за косой остроугольный камень. Двойник мой прошагал мимо, уверенно ставя босые ноги. Он опускался все глубже, сумрак начал пожирать его снизу, ног до колен уже не было видно.
И тогда появился Макс. Настоящий. Кажется…
Ошарашенно вертя во все стороны головой, он выбежал из глубины котлована, стер с лица пот и заметил моего двойника. И ринулся к нему.
Я не успел ничего сообразить, когда он прыгнул сзади на шагающую фигуру – и пролетел сквозь нее. Верхняя половина фигуры отвалилась, упала на землю, разбившись на несколько частей, начала таять, уменьшаться. А нижняя – от пояса – продолжала размеренные движения до тех пор, пока не скрылась окончательно в сумерках.
Макс, морщась и отряхиваясь, поднялся.
– Дер-рьмо… – рычал он. – Никита?! Никита, где ты?
Я поймал его взгляд и плотнее прижался к камню. Решимости покинуть убежище почему-то не было. В этом сонмище призраков и врагов я уже ни в чем не был уверен.
– Никита? Эгей, ты где?
Какие-то голоса – встревоженные и громкие – полетели с противоположного края котлована. Макс сразу замолчал, прислушиваясь… И медленно пошел туда, откуда кричали.
Выждав, пока он станет едва заметен в темноте, я двинул за ним.
Конечно, по дороге я его потерял. Но голоса были уже близки. Я отчетливо слышал разговор:
– Ты что, погубить нас пытался, Дракон?..
– Жаль, я его раньше не зарубил…
– Остынь, Гаута Пес! Был же приказ – не трогать оружейника и новообращенного! Что бы мы делали, если б ты их убил?
– Прости, Бритва, но Драконы для меня все на одно лицо. На одну мерзкую харю.
– Ну, потише! Оружейник, где твой новообращенный?
– Я… не знаю… – Это говорил Макс. – Он где-то здесь. Я искал, но… Может, он спрятался?
Треугольный валун вырос на моем пути. Очень удачно. Еще одна короткая перебежка – и я уже у валуна. Укрывшись за ним, я переждал немного и выглянул.
То, что я увидел, настолько меня поразило, что я даже и забыл нырнуть обратно. Торчал, открыв рот и вытаращив глаза почти на виду… у них у всех… Впрочем, было темно. И они заняты были разговором.
Ратники Мертвого Дома стояли полукругом, в центре которого переминался с ноги на ногу оружейник Золотого Дракона Макс. Мертвых было четверо. Тот, что стоял напротив Макса, выделялся и статью, и ростом, и вычурными доспехами. Посеребренная кираса, украшенная большим кованным изображением какого-то небывалого чудовища, книзу переходила в кольчужную короткую юбочку. Ноги и руки ратника целиком закрывались наползающими друг на друга пластинами. Зеленый плащ с пышной оторочкой из синего искристого меха ниспадал до колен. У бедра покачивался на поясной цепи недлинный, но широкий меч. Узкий щит, прикрепленный ремнями к левой руке, был ослепительно белым. Зеленая повязка удерживала пряди длинных бесцветных волос. В каждом ухе ратника было по три кольца. Да, и шрамы еще были… Два тонких и длинных шрама, симметрично делящих лицо вдоль на три примерно равные части. Первый шрам, на левой стороне, шел от середины смуглого лба, рассекая белую бровь, через глазницу до самой скулы; второй, на правой стороне, в точности повторял первый. Шрамы были не безобразны, а напротив – весьма аккуратны. Они походили на татуировку, выполненную белой тушью, но из-за них лицо Мертвого выглядело странным и даже жутковатым, как лицо выточенного из камня идола.
Бог мой! По правую руку этого воина стоял тот самый Мертвый, который напал на нас у реки. Вон и отметина на лбу – темное пятно… А по левую руку – двое уже знакомых мне ратников: Сева и другой, младший. Сева опирается на копье, глядит на Макса, меланхолически сплевывая. Младший прям и недвижен. За его плечами видна рукоять двуручника.
– Большая Секира пропал и не отзывается, – сказал Максу этот… со шрамами. – Он уже шестой. Костяная Голова ушел за ним и не вернулся. Это седьмой. Семеро воинов Мертвого Дома погибли сегодня. Зачем ты, оружейник, привел в Поле Драконов? Ты забыл слова договора? Зачем вы вошли в Поле раньше срока?
– Никого я не приводил, – пробурчал Макс. – Прежде чем обвинять, Бритва, мог бы и выслушать…
– Ты, оружейник, или глуп, или очень дерзок. Скорее первое. Ты глуп, оружейник. К чему мне обвинять Дракона, пусть даже и предателя? Враг есть враг. В этом и состоит его вина, не требующая доказательств.
Макс – предатель?
– Я не предатель, – буркнул Макс, глядя себе под ноги.
– Помолчи, дурак! – выкрикнул Мертвый с отметиной на лбу. – Если мастер Мертвого Дома говорит, что ты засохшая блевотина крылатого ящера пиа, склонись и благодари за оказанное внимание. Кто ты такой по сравнению с ним, оружейник без колец?..
– Я не спрашивал твоего мнения, Гаута Пес, – отозвался тот, кого называли Бритвой. – Оно меня не интересует. Равно как и мнение оружейника. Он сам пошел на переговоры с нами, сам заключил договор, отдав Мертвым то, что должно принадлежать Дракону. Я именую это предательством, пусть оружейник Дракон называет свой поступок как ему хочется.
Я ничего не понимал. Как Макс мог предать свой клан? Зачем ему это понадобилось? Да и не похож он на предателя, никак не похож. И что он такое отдал Мертвому Дому? О чем вообще речь?
– Драконы не должны были заходить сегодня в Поле, – заговорил Макс. – Это получилось… случайно.
– Морок? – произнес Бритва.
– Да… Новообращенный сумел увидеть ее и рассмотреть. Решено было идти немедленно к Старейшему и Всевидящему Моту, чтобы он указал нам ее укрытие. Я пытался убедить Драконов идти завтра, но мне это не удалось… Пойми, Бритва, то, что охота на Морок объявлена была именно сегодня, – просто совпадение. Я не пытался заманить вас в ловушку. Сам посуди, Драконов было всего-навсего три двойки, и ваших – ровно столько… Вы и сами вошли в Поле раньше срока.
– Мои воины проверяли место перед встречей, – сказал Бритва. – Признаюсь, после того, как на них напали, мне очень непросто было убедить себя в том, что ты, обманувший Дракона, не обманул и Мертвый Дом. А когда появилась Морок, я чуть было не поверил слухам о том, что это создание сражается на вашей стороне.
Макс покривил рот:
– Драконы считали Морок созданием Мертвого Дома…
– Хватит разговоров! – встрял Гаута Пес. – Бритва, пусть он отдаст нам новообращенного! Он обещал!
– Я потерял его, – сказал Макс. – Я же не знал, что листвяные призраки пробудились! Я вел его к вам, но призраки затянули нас в эту яму… Они запутали нас! Мы сбились с дороги и оказались здесь. Как и вы! Если не так, что же вы делаете тут, а не на месте встречи?
– Пробуждение листвяных призраков – тоже случайность? – нахмурился Бритва. – Слишком много случайностей, тебе не кажется, оружейник? Я жалею, что связался с тобой! Я уже заплатил за это пятерыми своими воинами. И судьба еще двоих мне пока неизвестна.
– Не случайность, – тихо сказал Макс. – Случайностей не бывает. Тем более – в Игре. Мне кажется, Поля сознательно противятся тому, что я задумал. Тому, что должно произойти.
– Пусть покажет новообращенного! – воскликнул Пес. – А если новообращенный погиб? Тогда все напрасно!
В общем, мне уже все было понятно, когда Макс остановился, устало вздохнул и констатировал:
– Все, братец, приехали. Заблудились.
Я присел на поваленное дерево, отряхнул голые ступни, послюнил порезы от камешков.
– Ничего не понимаю, – продолжал Макс. – Шли вроде правильно, а вышли… Как мы могли сюда попасть? А? Никита?
– Ну, это уж я без понятия… Может, обратно пойдем? Вдруг на какое-нибудь знакомое место выбредем?
– Ночью в этих местах не ходят, – потер заросший подбородок Макс. – Слушай, ты не замечал, что, когда ты в Поле, щетина прет гуще? Будто время здесь быстрее бежит. Да, впрочем, тебе еще рано…
– Почему это рано? Я уже давно бреюсь.
– Я в твоем возрасте усики отпускал, – усмехнулся оружейник. – Такие кошачьи усишки получались, волоски под носом…
Он осекся. Внимательно оглядел окрестности и заговорил серьезно;
– Никуда мы в такое время не пойдем. И думать нечего. Драконы не отзываются – и лучшее, что мы сейчас можем сделать, это найти место для ночевки.
– Шалаш?
Несмотря на источник огненной силы, постоянно ощущавшийся в затылке, от перспективы провести ночь на этом жутковатом участке леса мне стало не по себе. Измениться-то я изменился, но чего будет стоить вся моя сила, если враг нападет на меня сонного?.. Сумерки сгустились почти до кромешной тьмы. Как быстро стемнело! Кажется, что темно-синее небо опускалось, и вдруг в одну секунду рухнуло на землю, облепив все вокруг своей темнотой.
– Шалаш не подойдет, – поморщился Макс. – Хлипкое сооруженьице. Смотри – если здесь есть камни, может быть, подальше будут скалы? Пещера – вот что нам нужно. В самый раз. Двинули вперед – но медленно и осторожно. Смотри по сторонам, Никита! Увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное, сразу давай мне знать. Да прекрати лыбиться! Что с тобой такое?
– Извини… – Мне действительно уже было не до смеха; я ладонью провел по губам, стирая улыбку. – Пошли.
– Медленно и осторожно, запомнил?
– Не бойся, прыгать и скакать не буду, – пообещал я, ставя ноги на землю и морщась от боли в натертых и пораненных ступнях.
Мы двинулись дальше. Макс впереди, я за ним на полусогнутых, шепотом чертыхаясь всякий раз, когда наступал в потемках на какой-нибудь особо коварный камешек или сухую ветку. Вокруг было тихо. Лишь потрескивали мертвые деревья. А оставшийся позади живой лес изредка давал о себе знать – то взлетит высоко тонкий вой, то коротко провизжит кто-нибудь, то зарычит, то совсем по-человечьи громко забормочет. Мы шли меж кривых безжизненных остовов, и звуки ночных обитателей живого леса мало-помалу стихали. Нет, как бы там ни было, а возвращаться не стоит. Здесь лучше. Здесь все-таки никого нет…
– Ё-моё!
– Не ори! – тут же развернулся ко мне Макс. – Спятил?
– Палец сбил… – проскрежетал я, присаживаясь на корточки. – Темно же! Камень какой-то сраный подвернулся… Тебе хорошо, вон на тебе башмаки какие…
– Ну, все равно… Постарайся, Никита, потише себя вести, ладно? Я в таких местах еще не бывал: мертво, тихо и пусто, но кто его знает… В Поле никогда и ничего нельзя знать наверняка. Отчего здесь все погибло? И трава, и деревья? Или не погибло? А если это такая форма жизни? Идти можешь?
– Отпустило вроде… – Отдуваясь, я поднялся. – Пойдем… Какая тут форма жизни? Чудится со страху.
– Ну-ну, – проговорил Макс и пошел дальше.
– В заброшенном доме тоже от каждого шороха вздрагиваешь, – негромко говорил я, глядя в качающуюся впереди широкую спину оружейника, разделенную вдоль прорехой на рубашке, – это уж инстинкты, ничего не поделаешь. Наследие первобытного прошлого. Страх неизвестного и все такое… Макс!
– Опять орешь?
– Не беги так! Я же не поспеваю! У меня палец…
– Я и не бегу, нормально иду.
– Значит, притормози. Давай помедленней, а?
– Может, вообще здесь привал сделаем? Отдохнем до утра?!
– Сам разорался! А на меня еще полкана спускаешь!
– Прости… – Макс на секунду остановился, провел рукой по всклокоченной голове. – Нервы. Ненавижу такие места. Ненавижу быть в Поле ночью… А у нас даже оружия нет. У меня ни одного ножа не осталось.
Он замедлил шаг, но спустя некоторое время опять ускорил. Действительно – нервы. И я нервничаю. И я безоружен. А впрочем, почему это – безоружен? В затылке прочно и надежно теплеет огонек, который (я знаю!) способен взметнуться беспощадным пламенем. Только вот как управлять им? До сих пор это выходило у меня само собой, но значит ли это, что в момент опасности все снова получится как надо?
Я почувствовал усталость. И беспокойство – почти страх. Это темнота на меня так действует – темнота и то странное место, куда мы с Максом попали. Теперь я словно солдат, бегущий в атаку с мощным, но еще не обстрелянным оружием диковинной конфигурации. Где у этой хреновины затвор? Где спусковой крючок и предохранитель?
«И все же я неизмеримо сильнее и Драконов, и Мертвых, – насильно вызвал я из подсознания мысль. – Я так же могущественен, как Морок! А скорее всего даже и могущественнее! Вот вам всем! Вы говорили – я не воин. Да, не воин – в вашем понимании, – но у меня есть кое-что посильнее ваших мечей, катан, ятаганов и стрел! И кто знает, может быть, именно пережитые мною сильнейшие приступы испуга пробудили, всколыхнули в моей голове огненную силу… Надо бы выяснить у Макса: случалось ли такое прежде, чтобы человек из общего мира в Поле обретал сверхъестественные способности? Поаккуратнее выяснить. Не рассказывая о беседе с Морок, о визите в Поле Руин…»
Я поднял голову и открыл уже рот, но Макса впереди не увидел. Только черная пустота, из которой коряво торчали изломанные жесткие ветви, кривые стволы и острые каменные осколки.
Вот это новости! Мало того что заблудились, так еще и потеряли друг друга!
– Макс! – приглушенно крикнул я и побежал вперед, не обращая внимания на камешки, впивающиеся в босые подошвы. – Макс!..
Говорил я ему, блин, чтобы шел помедленнее! Что теперь делать?
– Макс!
Я остановился, тяжело дыша. Сухие деревья потрескивали, как в костре. Безмолвная темнота переливалась сама в себе, словно море. От этого казалось, что кривые деревья вокруг меня шевелятся. Колышут уродливыми ветвями, как культями отрубленных рук.
Я моргнул и протер глаза. Наваждение пропало, я пошел вперед. Не побежал, а пошел, и пошел медленно. Не шевелятся, мать их так, деревья. Чего им шевелиться, когда ветра нет? В теле опять горячо запульсировала кровь. По пути я часто оглядывался – не давало покоя паскудное чувство копошения за спиной. Боковым зрением я замечал движение в темноте, но при взгляде в упор ничего странного не видел.
– Макс!..
Тишина… от которой кожа на спине сама собой съеживается. Куда подевался мой оружейник?
Местность изменялась. Деревья становились все ниже, все ниже они гнулись к земле, острых камней не попадалось, изредка встречались продолговатые и пологие, как гробы, валуны. Земля будто накренилась; теперь я шел вниз, и спуск с каждым шагом был все более крутой. Надо мной в темноте ощущались края широкого округлого котлована, в который я глубже и глубже погружался. Где, черт возьми, Макс?!
– Макс! – крикнул я и непроизвольно охнул. Впереди – шагах в пяти – качнулась в темноте спина, обтянутая красной рубахой, лопнувшей вдоль по шву.
От облегчения я едва не рассмеялся. Я окликнул оружейника еще раз, он оглянулся (Ну точно он! А кого еще я ожидал здесь увидеть? Родная заросшая щетиной харя!), оглянулся и без слов пошел дальше. Я припустил за ним.
– Вот мы как… – шептал я на бегу, – шагаем себе. Все. слышим, но не отзываемся… Опасаемся привлекать к себе внимание… Макс, блин, подожди!
Макс оглянулся опять, как-то неопределенно махнул рукой и продолжил движение. Шагал он ровно, но быстро.
– Козел ты, а не Дракон, – сказал я, поравнявшись с ним. – Разве так можно, а? У меня, между прочим, тоже нервы. А мы куда идем?
Макс молчал.
– Бдительность и осторожность – я понимаю, но хотя бы шепотом ты мне сказать можешь? Не то чтобы я тебе не доверяю, но ты шагаешь так, будто точно знаешь направление. Макс, ты вообще меня слышишь? Эй! Алле, гараж! Проснись, оружейник!
Макс шел и шел. Ни на сантиметр не повернулся в мою сторону, никак не дал знать, что слышит и понимает меня. Озадаченный до крайности, я остановился. Мы достигли глубины котлована. Впереди зачернела небольшая яма, на поверхности которой пузырилась космическая тьма. И только сейчас я заметил, что мертвые деревья вокруг стлались по земле в направлении этой ямы, будто неведомая сила тянула их туда, будто котлован являлся чудовищной воронкой… Большинство древесных стволов были недвижимы, а некоторые судорожно извивались, стремясь вырвать из земли свои корни и достигнуть наконец вожделенного дна.
– Туда? – удивился я. – Не знаю, что это такое, но уж лучше снаружи переночевать, чем в таком укрытии. Макс, мне кажется, здесь что-то не…
Макс бестрепетно шагнул к яме.
– Стой! – Я прыгнул вперед и ухватил его за руку.
Рукав рубахи тихо треснул. Рука Макса, легко отделившись от туловища, осталась в моих руках, а сам оружейник исчез в черной яме. Тошнота мгновенно разбухла в горле, я минуту стоял, не двигаясь, с ужасом глядя на то, как плоть и ткань рубахи, сливаясь, таяли и текли меж моих пальцев, как масло на огне.
– М-макс… – промычал я.
Наскоро вытерев руки о штаны, я упал на колени, сжал зубы и осторожно заглянул в дыру. Ничего там не было видно, только слышалось отчетливое бормотание, словно кто-то в тысячу голосов яростно, но непонятно уговаривал меня отбросить страх и непонимание – и нырнуть во тьму. Потом мне показалось, будто чьи-то длинные пальцы схватили меня за голову, сзади предостерегающе гаркнул ворон, и я очнулся.
Отчего-то я пришел в себя метрах в пяти от ямы. Отполз ли я сам, или меня каким-то образом отшвырнуло сюда – не помню. Волосы были совершенно мокрые, лицо горело, а тело невыносимо пульсировало. Бешеный огонь мчался по венам, не находя выхода наружу.
Где-то недалеко раздавались мерные шаги.
Я вскочил на ноги. Знак Дракона качнулся на моей груди. Что за черт? Над животом в районе диафрагмы алела ссадина, а на левой стороне груди прямо над соском появилось большое черное лоснящееся пятно. Постанывая от гадливости, я отряхивал и тер кожу, пока не догадался, что это не пятно вовсе, а вытатуированное изображение ворона, вскинувшего крылья и распялившего клюв перед прыжком-нападением. На груди.
Шаги приближались. Оглянувшись на звук, я отшатнулся. Мимо меня шел, глядя прямо перед собой, высокий воин в короткой кольчужной рубахе и кольчужных штанах. На пышных белых волосах прочно сидел округлый зеленый головной убор, очень похожий на тюрбан. В правой руке воин нес, повернув лезвием к земле, кривую саблю, а ушах воина покачивались крупные серьги.
Ратник Мертвого Дома!
В этот момент я позабыл обо всем. В том числе и том чувстве собственного превосходства над миром, с которым я проснулся у водопада после расправы над Ханом. Я рванулся к ближайшему дереву, нагнулся, сломал разом две увесистые ветви. Первая рассыпалась в моих пальцах в прах, вторая, оказавшись более прочной, всего лишь разломилась надвое.
Мертвый, не оглядываясь, прошел дальше. Я запустил ветку ему в спину. Корявая деревяшка, перевернувшись в воздухе, острым сломом ударилась ему под лопатку и, вырвав из тела изрядный кусок, упала на пологий камень. Комок плоти мокро шлепнулся вслед за ней и быстро изошел тонкими струйками, растаял. Мертвый достиг ямы в центре котлована и рухнул в темноту.
С другой стороны котлована, отделенный от меня черной ямой, спускался вниз еще один Мертвый. Закутанный в голубой плащ, он нес на плече массивную секиру. Смотреть, как и его всосет бормочущая тьма, я не стал.
Я побежал наверх.
Что происходит? И почему мое проклятое неведомое пламя жжет изнутри тело, вместо того чтобы поддаться моей воле, превратившись в грозное оружие? Как мне подчинить огонь? Где, мать его так, приклад? Где, мать его так, затвор и спусковой крючок?
Следующий встреченный мною ратник Мертвого Дома был очень похож на предыдущего. Голубой длинный плащ и здоровенная секира, возлежащая на плече. По кольцу в обоих ушах – разглядел я дополнительно. Зеленая повязка в бесцветных волосах.
Не пытаясь помешать его движению, я отошел в сторону. А Мертвый вдруг, сверкнув глазами, заступил мне дорогу. Секира слетела с плеча. Обеими руками воин обхватил длинное древко, широко размахнулся.
Ах, ты так?..
В общем-то я не испугался, учитывая опыт последнего столкновения. Я легко увернулся от округлого лезвия, прыгнул и со всех сил двинул противника кулаком в грудь. Я ожидал, что мой кулак без труда погрузится в вязкую плоть, ратник тут же и падет, пробитый насквозь, но Мертвый только шарахнулся назад. Я взвыл, прижимая к груди ушибленный кулак. Голубой плащ распахнулся, явив сияющие пластины металлического нагрудника.
Мотнув головой, ратник вновь поднял секиру.
– Чтоб ты сгорел! – заорал я, отбегая, заорал, не зная, как еще активировать мое неподатливое огненное оружие.
Мертвый только усмехнулся, с воздетой секирой длинными скачками настигая меня.
«А если я израсходовал весь запас энергии? – с испугом подумал я. – Если мне нужно было восстановиться, прежде чем снова вступать в бой?»
Воин, не добежав до меня трех шагов, неожиданно остановился, перехватил секиру одной рукой и сделал резкий выпад. Длинное древко секиры позволяло ему вести атаку, находясь от жертвы на порядочном расстоянии.
Спасло меня только то, что он метил в голову. Чисто инстинктивно я успел пригнуться. Если б враг бил в корпус, лишнего мгновения, чтобы перенести свое тело на несколько сантиметров в сторону, у меня бы не было.
«К хренам собачьим, – захрипело в моем сознании, когда я, спотыкаясь, отступал, – подыхать вот так – когда знаешь, что обладаешь ужасающей мощью, но не имея возможности этой мощью воспользоваться, – подыхать так я не хочу… Руководство по эксплуатации бы мне!..» – всхлипнул я, истерически хихикнув.
Дерево, трещавшее по земле сотней извивающихся веток, оказалось у меня за спиной. Прежде чем я успел это в полной мере осознать, хлестнувшая по воздуху ветка поддала мне под колени. Я полетел навзничь, едва не сломав шею. От удара о землю у меня отшибло дыхание. Затуманенно видел я, как Мертвый, оказавшийся рядом со мной, уже не торопясь поднял секиру, бегая глазами по скорченному моему телу, ища, куда бы опустить оружие, чтобы уж наверняка, чтобы второго замаха не потребовалось…
Единственное, что я смог сделать, – это зажмуриться. Пролетела секунда, и вместо могучего лезвия в меня вонзился гортанный вскрик. Я открыл глаза, одновременно приподнимаясь.
Секира валялась у моих ног. Мертвый, бессмысленно размахивающий руками, орал, не останавливаясь. Голубой плащ путался у него в коленях, а лица у воина не было вовсе. Лишь черное копошащееся пятно.
Громадный черный ворон, глубоко погрузив когти ратнику в голову, тяжелым клювом долбил по глазам, рвал кожу… Во все стороны летели темные до синевы перья, пряди бесцветных волос; разодранная в клочья зеленая головная повязка медленно парила высоко над схваткой.
Мертвый упал на колени. Ворон, скрежетнув когтями о кости черепа, взлетел, меняя позицию. Меня обожгли глаза птицы – непереносимо красные, оставляющие за собой в сумеречном воздухе медленно затухающий багровый след.
Когда я умудрился подняться на ноги, все уже было кончено. Мертвый ратник (лица его я не видел, и слава богу) ползал, слепо шаря по земле израненными руками. Секиру я пяткой отшвырнул подальше.
И, не оглядываясь, побежал наверх. Когда на пути вставали древесные кривые ветви, шевелящиеся или недвижные – все равно, – я менял направление. Один раз в раскаленной темноте я наткнулся на чье-то тело, двигавшееся мне навстречу. Тело разлетелось брызгами, а я, окаченный с ног до головы тошнотворной, теплой и маслянистой субстанцией, долго блевал, пока не нашел в себе силы продолжать восхождение.
Наверху был ветер. Он освежил меня. И сухие деревья пошевеливали ветвями, подчиняясь не притяжению наполненной мраком ямы, а всего лишь потокам воздуха. Кажется, здесь, на поверхности, стало светлее. Я почти успокоился, и оттого появление на краю котлована очередной угловатой фигуры подействовало на меня ошеломляюще.
Я едва не побежал обратно вниз, разглядев, что это не человек вовсе идет в мою сторону, а одно из деревьев вдруг ловко вытащило корни из земли и двинулось, раскачиваясь стволом, как туловищем, помахивая ветвями, как руками.
Дерево?
На узловатом навершии ствола прорезались глазки, мешанина тоненьких веточек сгустилась в волосяной покров. Ветви стали руками, корни сплелись в ноги, на которых явственно угадывались колени, ступни – и даже пальцы. Метаморфоза была почти мгновенной. Последней изменилась древесная кора. Верхняя часть стала гладкой и белой, а нижняя – темной и грубой.
Человек – полуголый, в одних отрепанных штанах, с золотым знаком Дракона на гайтане, с длинной ссадиной под грудью – шел мне навстречу, вниз, в глубину котлована, чтобы, как и другие, исчезнуть в бормочущей тьме ямы. Грудь у него была чистой, а татуировка в виде ворона, утомленно сложившего крылья, притулилась на левом боку, почти под мышкой.
Я опустил глаза и сравнил. Так оно и есть. Под мышкой. Теперь – под мышкой. С левой стороны.
Лицо его, идущего навстречу, плыло, его бороздили мутные волны. Мгновение спустя кожа улеглась, обозначив хорошо знакомые мне черты. Зажглись глаза. Разомкнулись слепленные губы – рот получил возможность открываться и закрываться.
Человек смотрел на меня, не видя, а я смотрел на него, как в зеркало. Меня снова затошнило.
Придя в себя, я первым делом пригнулся и отбежал за косой остроугольный камень. Двойник мой прошагал мимо, уверенно ставя босые ноги. Он опускался все глубже, сумрак начал пожирать его снизу, ног до колен уже не было видно.
И тогда появился Макс. Настоящий. Кажется…
Ошарашенно вертя во все стороны головой, он выбежал из глубины котлована, стер с лица пот и заметил моего двойника. И ринулся к нему.
Я не успел ничего сообразить, когда он прыгнул сзади на шагающую фигуру – и пролетел сквозь нее. Верхняя половина фигуры отвалилась, упала на землю, разбившись на несколько частей, начала таять, уменьшаться. А нижняя – от пояса – продолжала размеренные движения до тех пор, пока не скрылась окончательно в сумерках.
Макс, морщась и отряхиваясь, поднялся.
– Дер-рьмо… – рычал он. – Никита?! Никита, где ты?
Я поймал его взгляд и плотнее прижался к камню. Решимости покинуть убежище почему-то не было. В этом сонмище призраков и врагов я уже ни в чем не был уверен.
– Никита? Эгей, ты где?
Какие-то голоса – встревоженные и громкие – полетели с противоположного края котлована. Макс сразу замолчал, прислушиваясь… И медленно пошел туда, откуда кричали.
Выждав, пока он станет едва заметен в темноте, я двинул за ним.
Конечно, по дороге я его потерял. Но голоса были уже близки. Я отчетливо слышал разговор:
– Ты что, погубить нас пытался, Дракон?..
– Жаль, я его раньше не зарубил…
– Остынь, Гаута Пес! Был же приказ – не трогать оружейника и новообращенного! Что бы мы делали, если б ты их убил?
– Прости, Бритва, но Драконы для меня все на одно лицо. На одну мерзкую харю.
– Ну, потише! Оружейник, где твой новообращенный?
– Я… не знаю… – Это говорил Макс. – Он где-то здесь. Я искал, но… Может, он спрятался?
Треугольный валун вырос на моем пути. Очень удачно. Еще одна короткая перебежка – и я уже у валуна. Укрывшись за ним, я переждал немного и выглянул.
То, что я увидел, настолько меня поразило, что я даже и забыл нырнуть обратно. Торчал, открыв рот и вытаращив глаза почти на виду… у них у всех… Впрочем, было темно. И они заняты были разговором.
Ратники Мертвого Дома стояли полукругом, в центре которого переминался с ноги на ногу оружейник Золотого Дракона Макс. Мертвых было четверо. Тот, что стоял напротив Макса, выделялся и статью, и ростом, и вычурными доспехами. Посеребренная кираса, украшенная большим кованным изображением какого-то небывалого чудовища, книзу переходила в кольчужную короткую юбочку. Ноги и руки ратника целиком закрывались наползающими друг на друга пластинами. Зеленый плащ с пышной оторочкой из синего искристого меха ниспадал до колен. У бедра покачивался на поясной цепи недлинный, но широкий меч. Узкий щит, прикрепленный ремнями к левой руке, был ослепительно белым. Зеленая повязка удерживала пряди длинных бесцветных волос. В каждом ухе ратника было по три кольца. Да, и шрамы еще были… Два тонких и длинных шрама, симметрично делящих лицо вдоль на три примерно равные части. Первый шрам, на левой стороне, шел от середины смуглого лба, рассекая белую бровь, через глазницу до самой скулы; второй, на правой стороне, в точности повторял первый. Шрамы были не безобразны, а напротив – весьма аккуратны. Они походили на татуировку, выполненную белой тушью, но из-за них лицо Мертвого выглядело странным и даже жутковатым, как лицо выточенного из камня идола.
Бог мой! По правую руку этого воина стоял тот самый Мертвый, который напал на нас у реки. Вон и отметина на лбу – темное пятно… А по левую руку – двое уже знакомых мне ратников: Сева и другой, младший. Сева опирается на копье, глядит на Макса, меланхолически сплевывая. Младший прям и недвижен. За его плечами видна рукоять двуручника.
– Большая Секира пропал и не отзывается, – сказал Максу этот… со шрамами. – Он уже шестой. Костяная Голова ушел за ним и не вернулся. Это седьмой. Семеро воинов Мертвого Дома погибли сегодня. Зачем ты, оружейник, привел в Поле Драконов? Ты забыл слова договора? Зачем вы вошли в Поле раньше срока?
– Никого я не приводил, – пробурчал Макс. – Прежде чем обвинять, Бритва, мог бы и выслушать…
– Ты, оружейник, или глуп, или очень дерзок. Скорее первое. Ты глуп, оружейник. К чему мне обвинять Дракона, пусть даже и предателя? Враг есть враг. В этом и состоит его вина, не требующая доказательств.
Макс – предатель?
– Я не предатель, – буркнул Макс, глядя себе под ноги.
– Помолчи, дурак! – выкрикнул Мертвый с отметиной на лбу. – Если мастер Мертвого Дома говорит, что ты засохшая блевотина крылатого ящера пиа, склонись и благодари за оказанное внимание. Кто ты такой по сравнению с ним, оружейник без колец?..
– Я не спрашивал твоего мнения, Гаута Пес, – отозвался тот, кого называли Бритвой. – Оно меня не интересует. Равно как и мнение оружейника. Он сам пошел на переговоры с нами, сам заключил договор, отдав Мертвым то, что должно принадлежать Дракону. Я именую это предательством, пусть оружейник Дракон называет свой поступок как ему хочется.
Я ничего не понимал. Как Макс мог предать свой клан? Зачем ему это понадобилось? Да и не похож он на предателя, никак не похож. И что он такое отдал Мертвому Дому? О чем вообще речь?
– Драконы не должны были заходить сегодня в Поле, – заговорил Макс. – Это получилось… случайно.
– Морок? – произнес Бритва.
– Да… Новообращенный сумел увидеть ее и рассмотреть. Решено было идти немедленно к Старейшему и Всевидящему Моту, чтобы он указал нам ее укрытие. Я пытался убедить Драконов идти завтра, но мне это не удалось… Пойми, Бритва, то, что охота на Морок объявлена была именно сегодня, – просто совпадение. Я не пытался заманить вас в ловушку. Сам посуди, Драконов было всего-навсего три двойки, и ваших – ровно столько… Вы и сами вошли в Поле раньше срока.
– Мои воины проверяли место перед встречей, – сказал Бритва. – Признаюсь, после того, как на них напали, мне очень непросто было убедить себя в том, что ты, обманувший Дракона, не обманул и Мертвый Дом. А когда появилась Морок, я чуть было не поверил слухам о том, что это создание сражается на вашей стороне.
Макс покривил рот:
– Драконы считали Морок созданием Мертвого Дома…
– Хватит разговоров! – встрял Гаута Пес. – Бритва, пусть он отдаст нам новообращенного! Он обещал!
– Я потерял его, – сказал Макс. – Я же не знал, что листвяные призраки пробудились! Я вел его к вам, но призраки затянули нас в эту яму… Они запутали нас! Мы сбились с дороги и оказались здесь. Как и вы! Если не так, что же вы делаете тут, а не на месте встречи?
– Пробуждение листвяных призраков – тоже случайность? – нахмурился Бритва. – Слишком много случайностей, тебе не кажется, оружейник? Я жалею, что связался с тобой! Я уже заплатил за это пятерыми своими воинами. И судьба еще двоих мне пока неизвестна.
– Не случайность, – тихо сказал Макс. – Случайностей не бывает. Тем более – в Игре. Мне кажется, Поля сознательно противятся тому, что я задумал. Тому, что должно произойти.
– Пусть покажет новообращенного! – воскликнул Пес. – А если новообращенный погиб? Тогда все напрасно!