Вход в Пылающие Башни был пуст. Из жаркой темноты выплывал – частично через открытые ворота, а частично прямо сквозь стены из багрового камня – бесцветный шар, раздувшийся до размеров среднего цеппелина.
Первым моим чувством – честное слово – была радость. У меня еще есть шанс оправдать свое имя Избранного! Но через секунду я испугался. А если получится так, что наше паническое бегство – это вовсе не поражение? Это – отсрочка приговора.
Каф поднялся выше – от него до камней Скалы было не менее десяти метров. Он шел прямо на меня.
Макс – видимо, тоже обернувшись, – нечленораздельно застонал.
С ликующим клекотом с медного неба слетел на меня мой крави. И эта поддержка переменила меня.
Я рванул ногтями чуть затянувшуюся ссадину на груди. Упругий толчок в затылке и удар кровяной струи одновременно взорвали мое тело. Страх пропал. Привычная судорога свела лицевые мышцы. Глубинное зрение вспыхнуло на мгновение – окружающий мир мелькнул, свернувшись белесой воронкой. Бесцветное ничто кафа не изменилось. Я моргнул и отступил на шаг.
Невидимое пламя окружало меня. Я был готов к бою, каким бы ни был исход. Крави, каркнув, взмахнул крыльями и рванулся первым.
Он взлетел к надвигавшемуся цеппелину – такой маленький, черная крохотная точка на фоне жуткой, четко очерченной дыры в пространстве.
Я побежал за ним.
Сражение началось, но я не мог в нем участвовать. При всей своей огненной силе я не мог взлететь на высоту десяти метров. Единственное, что я мог делать, это кричать, призывая врага на себя. Мимо уха что-то свистнуло. Это Макс один за другим швырнул в каф свои метательные ножи. Стальные клинки без следа исчезли в бесцветном сиянии.
Крави бил крыльями, как мечами. На это странно было смотреть – он то исчезал, весь, целиком, то снова появлялся – словно из ленты бытия выдирали куски кадров. Да – вот почему мне пришло в голову это сравнение: звуков битвы не было слышно, ни хлопанья крыльев, ни клекота, ни карканья, ничего – только что-то вполне электрически потрескивало, будто механизм кинопроектора.
Макс схватил меня за руки, но я оттолкнул его. Черт возьми, совсем не подумал в горячке о том, что теперь-то мне следует быть поосторожнее с оружейником – от легкого моего отмаха он отлетел на несколько метров, звучно приложился спиной о камни. С трудом перевернулся на живот, натужно закашлялся – отшиб дыхалку.
Не помню, как я оказался прямо под кафом. Сознание включилось только тогда, когда я задрал голову и увидел над собой – ничего.
Крави переменил тактику. Он взмыл высоко над кафом, метнулся влево, вниз… зачертил в воздухе неописуемые пируэты, словно размашисто выписывал какие-то диковинные иероглифы. И эта странная манера ведения боя подействовала. Цеппелин задрожал, сужая контуры.
– Давай! – заорал я и чуть не оглох от собственного крика. – Давай, Борька!
Крави снова исчез и снова появился. И снова исчез – и снова появился. Черная, ощетиненная перьями фигурка будто превратилась в двухмерное изображение – и часто-часто заморгала. Потом крави вырвался далеко от противника, скользнул вниз, на глазах обретая объем, царапнул когтями мне по голове (какое, к черту, изображение? Он живой, настоящий!) – и опять взлетел.
Я понял, что от меня требуется. Я закрыл глаза, вытянул руки вверх. От напряжения прорвались запекшиеся корочки на многих ранах, и кровь брызнула в небо, туда, куда я красными струями посылал весь свой огонь, всю свою силу. Передача удалась на удивление легко – и заняла она всего несколько секунд. После этого я упал на колени. Упал, а показалось, что попросту обмяк и сплющился, как проколотый мяч.
Несколько секунд я силился поднять голову, чтобы посмотреть… Все это время я слышал, как Макс откашливался и ворочался на камнях. Хорошая картина – Избранный и оружейник. Два оглушенных бессильных червяка…
Отчаявшись приподняться, я разогнул ноги и опрокинулся на спину. От слабости голова кружилась дьявольски. И изнемогая от этого тошнотворного кружения, я все-таки рассмотрел, что кафа больше нет. Не слышно больше электрического зловещего потрескивания. Только крави висел надо мной странно неподвижно, будто распятый прямо на медном, угрюмо колышущемся небе.
Нет, он не неподвижен. Лапы загребают пустоту. Какие длинные у него лапы! Никогда не замечал. Распрямленные, они втрое длиннее всего его тела. Вчетверо. Впятеро… Какого хрена делается? Лапы вытягиваются, обрастая крупной темно-матовой чешуей. И заканчиваются они не когтями, а чем-то вроде зазубренных клешней. А перьевой хвост чудовищно распух и перестал быть перьевым. Какие-то толстые вялые щупальца вкруговую, на манер юбки, опоясывают несуразно преобразившееся птичье тело. Приподнимаются и опускаются щупальца в такт движениям облепленных мокрыми перьями костистых белых человеческих рук – появившихся на месте крыльев.
Как-то не получалось охватить одним взглядом картину изменений. Поднимаю глаза выше – по узкому, изрытому какими-то впадинами и буграми белому торсу – и вижу на месте вооруженной тяжелым клювом головы очертания человеческого лица. Длинные пепельные волосы, тончайшие и легкие, но свалявшиеся в плотные пряди, свисают вдоль лица, а на лице – ни единой складки, ни единой черты. Белое, словно маска, лицо.
Где я уже видел такое? Где-то видел…
И тут я вспомнил.
Изменения еще не закончились. Длинное узкое туловище выплюнуло еще пару рук. Клешни покрывались чешуей, чешуя грубела на глазах, становясь каменной. Белые руки прорастали щетинками… Это нечто, во что превратился мой Борька, будто колебалось – какую именно форму принять. Пустое лицо крупно задрожало, словно готовясь родить из бесформенной этой ряби определенные черты. Свои собственные черты.
Потом что-то с коротким и тонким гудением пронзило воздух – сверху вниз, – и чудовищная фигура исчезла.
Я было подумал, что потерял наконец-то сознание. Нет, просто наваждение пропало, и окружающий мир обрел свои привычные очертания. На мое лицо упала тень, я почувствовал, как сильные руки ухватили меня под мышки.
– Быстро ты очухался… – вслух позавидовал я оружейнику, но, увидев качнувшиеся перед глазами полные груди с небольшими розовыми ареолами, вскрикнул от неожиданности. – Твою мать так, Макс, и ты туда же!..
– Рад, что к тебе вернулось чувство юмора, – отозвался Макс откуда-то сбоку.
Морок помогла мне встать на ноги и отступила на шаг, разглядывая меня, точно сомневалась: я это или кто-то еще. Наверное, совсем не блестяще я выглядел в этот момент. Впрочем, чего там говорить о внешнем виде, если меня ноги почти не держали…
На мой первый естественный вопрос она не ответил. Вместо того, чтобы сообщить, откуда она здесь, Морок сказала:
– Разрушитель, я очень боялась опоздать. Я успела.
– Это… здорово… – проговорил я, совершенно не представляя, что мне нужно ответить на ее слова. Что мне вообще нужно говорить.
Она провела пальцем по единственному свободному пазу на правой гаррифе. И вдруг добавила:
– Мне очень жаль.
– А все-таки мы живы остались… Пока… Так что жалеть-то особо не о чем… – проронил Макс. Сутулясь, он приближался ко мне. Он морщился и руки держал на пояснице.
Морок резко обернулась к нему:
– Ты слишком много говоришь! Ты мешаешь! Ты не боишься меня, человек из общего мира?
– Если события и дальше будут развиваться в подобном темпе, я вообще перестану бояться чего бы то ни было, – ответил оружейник без всякой усмешки.
– Избранный… – обратилась Морок ко мне.
Меня аж скривило:
– Да перестань ты! Не называй меня так больше, ладно? Какой, к черту… Каф я добыть не смог, и… Где мой крави? Мне почудилось, что он…
– Пустое лицо, – сказал оружейник. – Помнишь, ты говорил о нем? Его ты видел, когда реальности общего мира и Поля впервые совместились? В час твоего испытания в Игре.
Я кивнул. Но я все еще не мог понять… Мой крави, часть меня, часть моего огня. Погиб, сражаясь. Принял на себя предназначенную мне участь.
Морок стоит напротив меня. Она совсем не такая, какой я видел ее последний раз. Когда мы встретились впервые, в ее глазах ясно читался азарт отчаянной охоты. Во время второй нашей встречи она выглядела растерянной. А теперь глаза ее светлы и пронзительны. Она словно стала больше ростом. Кожа – точно покрыта незримой, но непробиваемой броней. И смотрит и говорит она так, что сразу понимаешь: перед тобой человек, который знает, что делает, и до конца уверен в этом. Она совершенно спокойна.
– Ему была необходима энергия кафа, – проговорила Морок, глядя прямо мне в глаза. – Необходима для воплощения. Он избрал тебя, Разрушитель. Ты – его Избранный, и ничей больше. Ты служил ему, сам не зная об этом.
– О чем ты говоришь? Кому служил? Крави?
– Тело крави было его временной оболочкой. Случайной оболочкой. Он жаждал настоящего воплощения. Он жаждал рождения.
– Что? Оболочкой – кого? Кто – он? Этот… без лица? Кто он? У него есть имя?
– У него еще нет имени. У него еще нет тела. Но он повсюду. И рано или поздно он все-таки сумеет родиться.
– Я ничего не понимаю, – пожаловался я Максу.
– Зато я начинаю кое-что понимать, – медленно выговорил оружейник – он обращался не ко мне, но к Морок. – Землям Полей нельзя без богов, ведь верно?
Она утвердительно кивнула, хотя и не смотрела на него.
– Когда ушли Создатели, утратилась власть общего мира над пространством Полей, правильно?
Еще один кивок.
– И место всемогущего бога Создателя оказалось вакантным?
На этот раз Морок не шелохнулась. Не смогла понять последнее слово?
– Он был всегда, – сказала она. – С момента создания Полей и Игры. Создавая Поля, первые игроки создавали и его – только не подозревали об этом. Полей становилось больше, и он делался сильнее. Землям нельзя без богов – это ты сказал правильно. Теперь, когда Создателей больше нет и людей их расы изгоняют из Полей, пришло его время.
– Рождение нового бога! – дошло до меня. – Истинного бога Полей. И я был избран им… Послушай, но почему дети Полей прозвали меня Разрушителем? Что, по их мнению, я разрушал? Или готов был разрушить?
– Правителям и Старейшим не открыта глубокая истина. И те, и другие – всего лишь дети. Они думают настоящим. Они не понимают сути. А Зло не должно прийти прежде Добра. Я не допущу этого. Есть еще другой… который тоже везде… Пусть он родится первым.
– А кто ты? – спросил вдруг Макс.
Морок не стала отвечать. Он снова провела пальцем по пустому пазу гаррифы, посмотрела по сторонам и двинулась в сторону Пылающих Башен. Мы глядели ей вслед, оружейник вдруг дернулся, ошалело мотнул головой. И я сообразил.
– Стой! – закричал я.
Как тяжело было бежать! А Морок не обратила на мой крик ни малейшего внимания. До стен Башен оставалось шагов десять, пять, три… Я понял, что ни за что не успею, и закрыл глаза, почему-то не в силах смотреть на то, что должно сейчас произойти.
Но ничего не произошло. Морок подошла вплотную, остановилась, подняла с земли комок черных перьев, встряхнула его. В руке у нее осталась короткая стрелка без наконечника. Она вставила стрелку в паз и повернула обратно.
– Она – не создание Полей, – прошептал Макс. Оказывается, он тоже бежал за девушкой. – Дети Полей не могут приближаться к стенам Башен под страхом смерти от негасимого пламени. Она… Кто она?
– Она – ветер, – потирая виски, проговорил я. – Как я – огонь, так она – ветер. Это она мне сказала. И еще сказала, что у нее мало ветра, а у меня – много огня.
– Мне жаль, Разрушитель, но у тебя вовсе не осталось огня, – произнесла Морок, поравнявшись с нами. Она продолжала идти к краю пропасти, и мы двинулись следом. А что нам еще оставалось делать? – Это был не твой огонь. Тот, кто избрал тебя, даровал тебе огонь. Ты исполнил свое предназначение, и ты больше не Избранный.
Как бы то ни было, эта новость ошарашила меня. Я ступил на лестницу, ничего не видя вокруг. Если бы Макс не взял меня под локоть, я наверняка сорвался бы.
– Теперь во мне больше ветра, – говорила Морок, не оглядываясь и не останавливаясь, спускаясь впереди нас все ниже и ниже. – Я освобождала Поля от людей из общего мира, потому что не могла найти свой путь. Я бродила в тумане наугад. Теперь я понимаю: то, что я делала, было не нужно.
– Да уж… – едва слышно пробормотал оружейник. Должно быть, он вспомнил Гриню.
– Теперь мне открыт мой путь. Я не помню своего прошлого, я рождена не в этом мире, но Поля избрали меня для служения. Есть еще что-то, что выше богов, что управляет не только этим миром, но и всеми остальными. Вот кем я избранна. Сейчас я Избранная, а не ты, Разрушитель. Твое время прошло. Ваше время прошло, раса Создателей. Уходите в свой мир. Ваше присутствие создает дополнительные трудности. Я отпускаю вас двоих, чтобы вы сообщили остальным – пространство Полей закрыто для расы Создателей. Быть может, когда-нибудь после вам будет разрешено вернуться, но не сейчас…
Нам было трудно идти. Морок далеко обогнала нас.
– Создатели сотворили Игру и Поля, – говорил Макс, поддерживая меня. – Они сотворили целый мир, но лишили его истории. Теперь, когда их нет, начинается настоящая история Полей. В которой есть место богам – темному и светлому началам. В которой есть место истинным избранным героям. – Он взглядом указал на идущую впереди.
Мы спустились на площадку. Морок ждала нас. Она взмахнула руками, и облака разорвало хлопанье чудовищных крыльев. На площадку сел ушшуа. Всадника на нем не было.
– Мне не нужна ваша смерть, – проговорила Морок. – А в пустыне сейчас опасно. Неразумные народы делят власть. Птица отнесет вас туда, откуда вам будет удобнее покинуть Поля. Навсегда.
Оружейник, сопя, полез на ушшуа. Громадная птица подставила ему крыло, опустила мощный клюв, словно демонстрируя покорность, а Морок погладила ее по страшной пернатой морде. Я влез следом за Максом. Ремней на ушшуа не было, и я покрепче ухватился за жесткое оперение. И тотчас птица взлетела. Я быстро обернулся, но уже ничего не увидел, кроме сплошных серых облаков.
Подземелья, где должны были встретить нас Драконы, были пусты. Макс долго вслушивался и вглядывался в черный лаз, потом проговорил, почесывая заросший подбородок:
– Наверное, они ждут нас дальше. Да, ведь я сам советовал им не высовываться на поверхность. И очень хорошо сделал, надо сказать…
Мы прошли в лаз. Кричать, подзывая Драконов, Макс не стал.
– В этих норах сшиас – пруд пруди. Не хватало еще на парочку таких тварей нарваться напоследок.
Несколько минут мы шли в полной темноте по узкому коридору, я то и дело касался израненными плечами стен – то левым, то правым. Больно было. Черт возьми, нет у меня теперь моей силы, нет моего огня. Я молчал. О чем было говорить? Погано на душе – вот что. Игра-то оказалась чужая. И я теперь не Избранный, а Изгнанный. Да и не я один, впрочем… Зато Макс чувствовал себя получше. Мне ясно было, что он очень увлечен тем, что говорила Морок. Для него вся эта кошмарная ситуация – всего лишь загадка, которую интересно было бы разгадать. Он что – не понимает, что мы никогда сюда больше не вернемся?
– Интересно, кто все-таки она, эта Морок? – проговорил Макс. – Она – не создание Полей. Зачем она охотилась на людей из общего мира? Почему именно ей выпало стать первым героем Полей? Откуда она?
– Она говорила что-то… – неохотно отозвался я. – О том мире, где родилась. Немного говорила, потому что немного и помнит. Какие-то ужасы рассказывала. Вроде бы в ее мире полно чудовищ, огромных и маленьких. Но все очень быстрые и голодные. Города населены ими. И глаза у этих чудовищ горят так ярко, что в темноте видно за много шагов. И люди так напуганы, что покорно идут в их чрево. И еще что-то… про молоко…
– Какое молоко?
– Ну, откуда я знаю? Отстань, слушай, без тебя тошно.
– Молоко… – задумчиво проговорил Макс.
Коридор все тянулся вперед. Темно было вокруг. Иногда звук наших шагов изменялся – из глухого становился гулким. Это значило, что коридор проходил через обширные пустые залы.
– А ведь неподалеку от трассы есть поселок, – неожиданно сказал оружейник.
– Какой трассы?
– Федеральной. По которой мы ехали к проходу в Лесное Поле.
– И что?
– Там, прямо на трассе, полкилометра дальше, есть автобусная остановка. На этой остановке местные из поселка молоком торговали. Для проезжающих. Ну, молоком, сливками, творогом…
– Ты к чему это?
Макс помолчал немного, и вдруг в темноте раздался звонкий хлопок – это оружейник зачем-то ударил в ладоши.
– Дурак ты, Никита! – воскликнул он. – Чудовища! Чудовища, блин! Представь себе – ночную трассу. К остановке подъезжает автобус. Фары светят сквозь тьму. Люди входят в его. чрево – покорно! Молоко! Вот тебе и молоко! Она подвела действительность своего родного – нашего родного – мира под действительность Полей. Чудовища – надо же! А почему все забыла?.. Потрясение! Путаники нередко повреждаются в рассудке. Она путаник, понимаешь? Авария! Вот оно! Несчастный случай. С ее участием! Неудивительно, что автомобили у нее одушевленные, злые и враждебные существа! Возможно, в тот момент, когда случилась авария, ее психоимпульсы совпали с психоимпульсами Поля. Эта остановка же в непосредственной близости от прохода в Поле! Сколько лет ей сейчас? Шестнадцать, семнадцать? Допустим, что она оказалась в Поле года два назад. Четырнадцать-пятнадцатьлет. Прикинь, идет девочка, вся такая под впечатлением от просмотренного недавно фильма или прочитанной книги. Витает в эмпиреях, короче. Находится во власти творческих эмоций! – Последнюю фразу он особо выделил. – Вот тебе и совпадение психоимпульсов. Поля ведь именно излучениями творческих эмоций создавались… Ничего не замечает вокруг – и тут машина! Бах! Ее отшвыривает с трассы, в лесопосадки… Она очнулась, посмотрела по сторонам и видит…
– Хватит пургу гнать!
– Это ты гонишь! Погоди, не мешай, ты сам мне веришь, я по голосу слышу… Отсюда ее стремление уничтожать в Полях людей общего мира. Она ничего не помнит, но подсознательно понимает свое родство с расой Создателей. В них, то есть в нас, она видит себя. И она подсознательно – понимаешь, подсознательно, – стремится вернуться обратно домой, уйти навсегда. Для этого убивает в Полях нас. Другими словами – возвращает нас обратно в общий мир самым что ни на есть надежным способом. Психология!.. Это же все меняет, Никита! Она – наша. Она – дитя общего мира. Ты чего молчишь? Как тебе моя теория?
– Дурная теория, – ответил я, безуспешно пытаясь подавить волнение.
– Ничего еще не кончено, – объявил Макс.
– Брось, все кончено.
– Да ну тебя… Все только начинается! Для нас все только начинается!.. Поля неотделимы от расы Создателей – я всегда это говорил. Мы с Игрой связаны цепью почище того Глейпнира, которым асы сковали волчару Фенрира. Помнишь Фенрира из «Младшей Эдды»?..
– Помню, отстань!
– Он еще этому придурку Тюру руку отфигачил… Эй, а вон и наши!
Коридор вывел нас в просторный зал, освещенный горящим в центре костром. Свет был тусклый, позволял видеть лишь силуэты воинов, но не их лица и подробности одежды. Макс свистнул и на ходу замахал руками. Нас заметили.
– Как их много! – удивился я. – Ты же сказал Асколу встретить нас всего с парой воинов. А здесь… Десятка два.
Оружейник открыл рот, чтобы ответить, и вдруг остолбенел. Руку он держал на груди, на знаке Дракона. Улыбка исчезла с его лица.
– Знак холодный… – прошептал он. – Там – не Драконы. Это…
Позади послышалось движение. Четверо воинов, одетые в цвета Дома Мертвых, наступали на нас сзади. Копьями теснили к костру. Настороженно – как опасных диких зверей. У самого огня я чуть не споткнулся о сложенные рядком три трупа. Один из них лежал лицом кверху, и я узнал в нем Аскола.
– Знать бы мне, что ты ослабел настолько, я не привел бы сюда всех Мертвых, – усмехнулся Бритва. – Битва за каф должна была тебя вымотать, но не настолько же… Шатун, Белый! Поосторожнее!
Цепи на моем теле ослабли настолько, что я смог вздохнуть. Надо же, в подземельях собрался весь Мертвый Дом – почти двадцать воинов, вооруженных до зубов. И какие цепи они притащили сюда, чтобы связать меня, – слона можно удавить! Куда там Глейпниру! На меня теперешнего хватило, впрочем, двух воинов и одного захлеста цепью. А с Максом Мертвые и вовсе не стали церемониться. Тот, кого Бритва называл Шатуном, ударил его булавой в висок и оставил лежать у костра, рядом с телами прочих Драконов. Я не знал даже – жив оружейник или нет.
Из коридора вернулись четверо с копьями.
– Крави нигде нет, – сказал один из них.
Бритва внимательно осмотрел мои плечи.
– Можешь не искать, – сказал я ему. – Я тебе уже объяснял – нет у меня моей силы… А Костылю, задроту гнусному, передай привет. Может быть, про Игру я и забуду, но про этого гада…
– Костылю передавай привет сам, – ответил Бритва. – Я с ним не знаком. Клык, Шатун и Белый работали с ним. Глупый мальчик – так они мне докладывали.
– Я вижу, отбор в ваш клан ведется по уровню интеллекта кандидатов…
– Тот, о ком ты говоришь, не принадлежит к Мертвому Дому, – сказал Бритва, и тонкие шрамы на его лице порозовели. – Это наживка, безмозглый манок. Нам нужен ты, а не он. Драконы следили за ним, мы следили за Драконами, только и всего. Смотрели и слушали. Узнать время и место встречи после того, как ты вернешься из похода за кафом, было просто.
Чего им от меня надо? Почему они не убивают меня сразу? Я попытался пошевелиться, но цепи, плотно врезавшиеся в мое тело, даже не звякнули. Зато Мертвые Шатун и Белый, держащие концы цепи, встрепенулись. Бритва подал им знак – не беспокойтесь.
– Я тебе еще раз говорю: Дракон сделал ход и проиграл. Я не смог достать каф.
– Почему я должен тебе верить? Впрочем, это не так важно.
Воины в свете костра сноровисто проделывали какую-то странную работу – поднимали невысокий, в половину моего роста, деревянный настил, расставляли вокруг настила тяжелые металлические чаши. У каждой чаши они положили по кинжалу – кинжалы были маленькие, но, судя по холодному блеску клинков, безжалостно острые.
– Ты знаешь, Дракон, что сулят за твою голову члены Совета? – спросил Бритва.
Я промолчал. Какая разница? Если б я мог пожать плечами – наверное, пожал бы.
– Мертвый Дом уже не тот, что был раньше, – продолжал магистр. – Ты убил лучших моих воинов, и мне пришлось искать другие преимущества помимо грубой силы. Я искал и нашел. Как? Я говорил с Советом, вот что я делал. Я изучал Поля, вот что я делал. Поля тоже очень изменились – сейчас с ними стоит считаться. Мертвые поняли это, а Драконы – нет… Ты не представляешь, каких трудов мне стоило научиться переправлять предметы, а потом и живых существ из Полей в общий мир. Без помощи Старейших у меня ничего не получилось бы… Освободите его! – неожиданно крикнул он.
Цепи упали. Воины сгрудились у настила. Шатун и Белый поспешно отступили к костру. Я вдруг понял, что сейчас произойдет. От ужаса у меня что-то задергало в голове, и в ушах противно зазвенело.
– Ты идиот… – прошептал я. – Ты ведь ничего не знаешь. Людям из общего мира больше нет хода в Поля. Дети Поля теперь много сильнее расы Создателей. А когда у Совета все-таки получится объединить Поля… Все кончено, понимаешь? Этот мир уже не наш Он безвозвратно потерян! Нас всех изгнали отсюда!
Бритва, казалось, не слышал меня. Он прокричал, обращаясь к своим воинам.
– Пусть Совет что угодно обещает за голову Разрушителя, но Разрушитель нужен Мертвому Дому. С ним мы обуздаем Поля и станем победителями в Игре. Братья! Запомните этот день…
– Все кончено! – еще раз завопил я.
– …Для нас все только начинается. Разрушитель будет сражаться на нашей стороне, – закончил короткую речь Бритва и приказал: – Дайте ему оружие.
К моим ногам полетел меч. Глухо звякнул о каменный пол.
– Подними, – сказал мне Бритва.
– Да пошел ты!..
Я отступил назад, но наткнулся спиной на копейные наконечники.
– Сейчас ты сразишься с сильнейшим воином Мертвого Дома или начнешь медленно умирать. Подними.
Я поднял меч. Был он грубо откован, тяжел и неудобен даже для искусного воина. Грязноватая серая сталь, короткая кривая рукоять. Бритва, конечно, решил свести мои шансы к минимуму.
Мертвый магистр с лязгом вытащил из ножен недлинный, но широкий меч. К левой руке его прикрутили узкий белый щит. Бритва, разминая мышцы, несколько раз крутанул мечом в воздухе. Обернулся к своим и спросил:
– Все готово к инициации?
Дождавшись утвердительного ответа, он с размаху лязгнул мечом о щит и, пригнувшись, пошел на меня. Первый раз он ударил несильно – примериваясь. Вторым ударом сломал мой клинок у самой гарды.
А третьим – проткнул мне грудь насквозь.
– Одним Драконом меньше, – проговорил кто-то – другой, не Бритва.
Боли не было. Только все еще ощущался мгновенный холод от стального лезвия в груди. Я упал на колени и сразу повалился набок. Сил доставало на то, чтобы держать глаза открытыми, но зрение мутилось и темнело.
– Одним Мертвым больше, – буркнул Бритва.
Это было последнее, что я слышал.
Первым моим чувством – честное слово – была радость. У меня еще есть шанс оправдать свое имя Избранного! Но через секунду я испугался. А если получится так, что наше паническое бегство – это вовсе не поражение? Это – отсрочка приговора.
Каф поднялся выше – от него до камней Скалы было не менее десяти метров. Он шел прямо на меня.
Макс – видимо, тоже обернувшись, – нечленораздельно застонал.
С ликующим клекотом с медного неба слетел на меня мой крави. И эта поддержка переменила меня.
Я рванул ногтями чуть затянувшуюся ссадину на груди. Упругий толчок в затылке и удар кровяной струи одновременно взорвали мое тело. Страх пропал. Привычная судорога свела лицевые мышцы. Глубинное зрение вспыхнуло на мгновение – окружающий мир мелькнул, свернувшись белесой воронкой. Бесцветное ничто кафа не изменилось. Я моргнул и отступил на шаг.
Невидимое пламя окружало меня. Я был готов к бою, каким бы ни был исход. Крави, каркнув, взмахнул крыльями и рванулся первым.
Он взлетел к надвигавшемуся цеппелину – такой маленький, черная крохотная точка на фоне жуткой, четко очерченной дыры в пространстве.
Я побежал за ним.
Сражение началось, но я не мог в нем участвовать. При всей своей огненной силе я не мог взлететь на высоту десяти метров. Единственное, что я мог делать, это кричать, призывая врага на себя. Мимо уха что-то свистнуло. Это Макс один за другим швырнул в каф свои метательные ножи. Стальные клинки без следа исчезли в бесцветном сиянии.
Крави бил крыльями, как мечами. На это странно было смотреть – он то исчезал, весь, целиком, то снова появлялся – словно из ленты бытия выдирали куски кадров. Да – вот почему мне пришло в голову это сравнение: звуков битвы не было слышно, ни хлопанья крыльев, ни клекота, ни карканья, ничего – только что-то вполне электрически потрескивало, будто механизм кинопроектора.
Макс схватил меня за руки, но я оттолкнул его. Черт возьми, совсем не подумал в горячке о том, что теперь-то мне следует быть поосторожнее с оружейником – от легкого моего отмаха он отлетел на несколько метров, звучно приложился спиной о камни. С трудом перевернулся на живот, натужно закашлялся – отшиб дыхалку.
Не помню, как я оказался прямо под кафом. Сознание включилось только тогда, когда я задрал голову и увидел над собой – ничего.
Крави переменил тактику. Он взмыл высоко над кафом, метнулся влево, вниз… зачертил в воздухе неописуемые пируэты, словно размашисто выписывал какие-то диковинные иероглифы. И эта странная манера ведения боя подействовала. Цеппелин задрожал, сужая контуры.
– Давай! – заорал я и чуть не оглох от собственного крика. – Давай, Борька!
Крави снова исчез и снова появился. И снова исчез – и снова появился. Черная, ощетиненная перьями фигурка будто превратилась в двухмерное изображение – и часто-часто заморгала. Потом крави вырвался далеко от противника, скользнул вниз, на глазах обретая объем, царапнул когтями мне по голове (какое, к черту, изображение? Он живой, настоящий!) – и опять взлетел.
Я понял, что от меня требуется. Я закрыл глаза, вытянул руки вверх. От напряжения прорвались запекшиеся корочки на многих ранах, и кровь брызнула в небо, туда, куда я красными струями посылал весь свой огонь, всю свою силу. Передача удалась на удивление легко – и заняла она всего несколько секунд. После этого я упал на колени. Упал, а показалось, что попросту обмяк и сплющился, как проколотый мяч.
Несколько секунд я силился поднять голову, чтобы посмотреть… Все это время я слышал, как Макс откашливался и ворочался на камнях. Хорошая картина – Избранный и оружейник. Два оглушенных бессильных червяка…
Отчаявшись приподняться, я разогнул ноги и опрокинулся на спину. От слабости голова кружилась дьявольски. И изнемогая от этого тошнотворного кружения, я все-таки рассмотрел, что кафа больше нет. Не слышно больше электрического зловещего потрескивания. Только крави висел надо мной странно неподвижно, будто распятый прямо на медном, угрюмо колышущемся небе.
Нет, он не неподвижен. Лапы загребают пустоту. Какие длинные у него лапы! Никогда не замечал. Распрямленные, они втрое длиннее всего его тела. Вчетверо. Впятеро… Какого хрена делается? Лапы вытягиваются, обрастая крупной темно-матовой чешуей. И заканчиваются они не когтями, а чем-то вроде зазубренных клешней. А перьевой хвост чудовищно распух и перестал быть перьевым. Какие-то толстые вялые щупальца вкруговую, на манер юбки, опоясывают несуразно преобразившееся птичье тело. Приподнимаются и опускаются щупальца в такт движениям облепленных мокрыми перьями костистых белых человеческих рук – появившихся на месте крыльев.
Как-то не получалось охватить одним взглядом картину изменений. Поднимаю глаза выше – по узкому, изрытому какими-то впадинами и буграми белому торсу – и вижу на месте вооруженной тяжелым клювом головы очертания человеческого лица. Длинные пепельные волосы, тончайшие и легкие, но свалявшиеся в плотные пряди, свисают вдоль лица, а на лице – ни единой складки, ни единой черты. Белое, словно маска, лицо.
Где я уже видел такое? Где-то видел…
И тут я вспомнил.
Изменения еще не закончились. Длинное узкое туловище выплюнуло еще пару рук. Клешни покрывались чешуей, чешуя грубела на глазах, становясь каменной. Белые руки прорастали щетинками… Это нечто, во что превратился мой Борька, будто колебалось – какую именно форму принять. Пустое лицо крупно задрожало, словно готовясь родить из бесформенной этой ряби определенные черты. Свои собственные черты.
Потом что-то с коротким и тонким гудением пронзило воздух – сверху вниз, – и чудовищная фигура исчезла.
Я было подумал, что потерял наконец-то сознание. Нет, просто наваждение пропало, и окружающий мир обрел свои привычные очертания. На мое лицо упала тень, я почувствовал, как сильные руки ухватили меня под мышки.
– Быстро ты очухался… – вслух позавидовал я оружейнику, но, увидев качнувшиеся перед глазами полные груди с небольшими розовыми ареолами, вскрикнул от неожиданности. – Твою мать так, Макс, и ты туда же!..
– Рад, что к тебе вернулось чувство юмора, – отозвался Макс откуда-то сбоку.
Морок помогла мне встать на ноги и отступила на шаг, разглядывая меня, точно сомневалась: я это или кто-то еще. Наверное, совсем не блестяще я выглядел в этот момент. Впрочем, чего там говорить о внешнем виде, если меня ноги почти не держали…
На мой первый естественный вопрос она не ответил. Вместо того, чтобы сообщить, откуда она здесь, Морок сказала:
– Разрушитель, я очень боялась опоздать. Я успела.
– Это… здорово… – проговорил я, совершенно не представляя, что мне нужно ответить на ее слова. Что мне вообще нужно говорить.
Она провела пальцем по единственному свободному пазу на правой гаррифе. И вдруг добавила:
– Мне очень жаль.
– А все-таки мы живы остались… Пока… Так что жалеть-то особо не о чем… – проронил Макс. Сутулясь, он приближался ко мне. Он морщился и руки держал на пояснице.
Морок резко обернулась к нему:
– Ты слишком много говоришь! Ты мешаешь! Ты не боишься меня, человек из общего мира?
– Если события и дальше будут развиваться в подобном темпе, я вообще перестану бояться чего бы то ни было, – ответил оружейник без всякой усмешки.
– Избранный… – обратилась Морок ко мне.
Меня аж скривило:
– Да перестань ты! Не называй меня так больше, ладно? Какой, к черту… Каф я добыть не смог, и… Где мой крави? Мне почудилось, что он…
– Пустое лицо, – сказал оружейник. – Помнишь, ты говорил о нем? Его ты видел, когда реальности общего мира и Поля впервые совместились? В час твоего испытания в Игре.
Я кивнул. Но я все еще не мог понять… Мой крави, часть меня, часть моего огня. Погиб, сражаясь. Принял на себя предназначенную мне участь.
Морок стоит напротив меня. Она совсем не такая, какой я видел ее последний раз. Когда мы встретились впервые, в ее глазах ясно читался азарт отчаянной охоты. Во время второй нашей встречи она выглядела растерянной. А теперь глаза ее светлы и пронзительны. Она словно стала больше ростом. Кожа – точно покрыта незримой, но непробиваемой броней. И смотрит и говорит она так, что сразу понимаешь: перед тобой человек, который знает, что делает, и до конца уверен в этом. Она совершенно спокойна.
– Ему была необходима энергия кафа, – проговорила Морок, глядя прямо мне в глаза. – Необходима для воплощения. Он избрал тебя, Разрушитель. Ты – его Избранный, и ничей больше. Ты служил ему, сам не зная об этом.
– О чем ты говоришь? Кому служил? Крави?
– Тело крави было его временной оболочкой. Случайной оболочкой. Он жаждал настоящего воплощения. Он жаждал рождения.
– Что? Оболочкой – кого? Кто – он? Этот… без лица? Кто он? У него есть имя?
– У него еще нет имени. У него еще нет тела. Но он повсюду. И рано или поздно он все-таки сумеет родиться.
– Я ничего не понимаю, – пожаловался я Максу.
– Зато я начинаю кое-что понимать, – медленно выговорил оружейник – он обращался не ко мне, но к Морок. – Землям Полей нельзя без богов, ведь верно?
Она утвердительно кивнула, хотя и не смотрела на него.
– Когда ушли Создатели, утратилась власть общего мира над пространством Полей, правильно?
Еще один кивок.
– И место всемогущего бога Создателя оказалось вакантным?
На этот раз Морок не шелохнулась. Не смогла понять последнее слово?
– Он был всегда, – сказала она. – С момента создания Полей и Игры. Создавая Поля, первые игроки создавали и его – только не подозревали об этом. Полей становилось больше, и он делался сильнее. Землям нельзя без богов – это ты сказал правильно. Теперь, когда Создателей больше нет и людей их расы изгоняют из Полей, пришло его время.
– Рождение нового бога! – дошло до меня. – Истинного бога Полей. И я был избран им… Послушай, но почему дети Полей прозвали меня Разрушителем? Что, по их мнению, я разрушал? Или готов был разрушить?
– Правителям и Старейшим не открыта глубокая истина. И те, и другие – всего лишь дети. Они думают настоящим. Они не понимают сути. А Зло не должно прийти прежде Добра. Я не допущу этого. Есть еще другой… который тоже везде… Пусть он родится первым.
– А кто ты? – спросил вдруг Макс.
Морок не стала отвечать. Он снова провела пальцем по пустому пазу гаррифы, посмотрела по сторонам и двинулась в сторону Пылающих Башен. Мы глядели ей вслед, оружейник вдруг дернулся, ошалело мотнул головой. И я сообразил.
– Стой! – закричал я.
Как тяжело было бежать! А Морок не обратила на мой крик ни малейшего внимания. До стен Башен оставалось шагов десять, пять, три… Я понял, что ни за что не успею, и закрыл глаза, почему-то не в силах смотреть на то, что должно сейчас произойти.
Но ничего не произошло. Морок подошла вплотную, остановилась, подняла с земли комок черных перьев, встряхнула его. В руке у нее осталась короткая стрелка без наконечника. Она вставила стрелку в паз и повернула обратно.
– Она – не создание Полей, – прошептал Макс. Оказывается, он тоже бежал за девушкой. – Дети Полей не могут приближаться к стенам Башен под страхом смерти от негасимого пламени. Она… Кто она?
– Она – ветер, – потирая виски, проговорил я. – Как я – огонь, так она – ветер. Это она мне сказала. И еще сказала, что у нее мало ветра, а у меня – много огня.
– Мне жаль, Разрушитель, но у тебя вовсе не осталось огня, – произнесла Морок, поравнявшись с нами. Она продолжала идти к краю пропасти, и мы двинулись следом. А что нам еще оставалось делать? – Это был не твой огонь. Тот, кто избрал тебя, даровал тебе огонь. Ты исполнил свое предназначение, и ты больше не Избранный.
Как бы то ни было, эта новость ошарашила меня. Я ступил на лестницу, ничего не видя вокруг. Если бы Макс не взял меня под локоть, я наверняка сорвался бы.
– Теперь во мне больше ветра, – говорила Морок, не оглядываясь и не останавливаясь, спускаясь впереди нас все ниже и ниже. – Я освобождала Поля от людей из общего мира, потому что не могла найти свой путь. Я бродила в тумане наугад. Теперь я понимаю: то, что я делала, было не нужно.
– Да уж… – едва слышно пробормотал оружейник. Должно быть, он вспомнил Гриню.
– Теперь мне открыт мой путь. Я не помню своего прошлого, я рождена не в этом мире, но Поля избрали меня для служения. Есть еще что-то, что выше богов, что управляет не только этим миром, но и всеми остальными. Вот кем я избранна. Сейчас я Избранная, а не ты, Разрушитель. Твое время прошло. Ваше время прошло, раса Создателей. Уходите в свой мир. Ваше присутствие создает дополнительные трудности. Я отпускаю вас двоих, чтобы вы сообщили остальным – пространство Полей закрыто для расы Создателей. Быть может, когда-нибудь после вам будет разрешено вернуться, но не сейчас…
Нам было трудно идти. Морок далеко обогнала нас.
– Создатели сотворили Игру и Поля, – говорил Макс, поддерживая меня. – Они сотворили целый мир, но лишили его истории. Теперь, когда их нет, начинается настоящая история Полей. В которой есть место богам – темному и светлому началам. В которой есть место истинным избранным героям. – Он взглядом указал на идущую впереди.
Мы спустились на площадку. Морок ждала нас. Она взмахнула руками, и облака разорвало хлопанье чудовищных крыльев. На площадку сел ушшуа. Всадника на нем не было.
– Мне не нужна ваша смерть, – проговорила Морок. – А в пустыне сейчас опасно. Неразумные народы делят власть. Птица отнесет вас туда, откуда вам будет удобнее покинуть Поля. Навсегда.
Оружейник, сопя, полез на ушшуа. Громадная птица подставила ему крыло, опустила мощный клюв, словно демонстрируя покорность, а Морок погладила ее по страшной пернатой морде. Я влез следом за Максом. Ремней на ушшуа не было, и я покрепче ухватился за жесткое оперение. И тотчас птица взлетела. Я быстро обернулся, но уже ничего не увидел, кроме сплошных серых облаков.
Подземелья, где должны были встретить нас Драконы, были пусты. Макс долго вслушивался и вглядывался в черный лаз, потом проговорил, почесывая заросший подбородок:
– Наверное, они ждут нас дальше. Да, ведь я сам советовал им не высовываться на поверхность. И очень хорошо сделал, надо сказать…
Мы прошли в лаз. Кричать, подзывая Драконов, Макс не стал.
– В этих норах сшиас – пруд пруди. Не хватало еще на парочку таких тварей нарваться напоследок.
Несколько минут мы шли в полной темноте по узкому коридору, я то и дело касался израненными плечами стен – то левым, то правым. Больно было. Черт возьми, нет у меня теперь моей силы, нет моего огня. Я молчал. О чем было говорить? Погано на душе – вот что. Игра-то оказалась чужая. И я теперь не Избранный, а Изгнанный. Да и не я один, впрочем… Зато Макс чувствовал себя получше. Мне ясно было, что он очень увлечен тем, что говорила Морок. Для него вся эта кошмарная ситуация – всего лишь загадка, которую интересно было бы разгадать. Он что – не понимает, что мы никогда сюда больше не вернемся?
– Интересно, кто все-таки она, эта Морок? – проговорил Макс. – Она – не создание Полей. Зачем она охотилась на людей из общего мира? Почему именно ей выпало стать первым героем Полей? Откуда она?
– Она говорила что-то… – неохотно отозвался я. – О том мире, где родилась. Немного говорила, потому что немного и помнит. Какие-то ужасы рассказывала. Вроде бы в ее мире полно чудовищ, огромных и маленьких. Но все очень быстрые и голодные. Города населены ими. И глаза у этих чудовищ горят так ярко, что в темноте видно за много шагов. И люди так напуганы, что покорно идут в их чрево. И еще что-то… про молоко…
– Какое молоко?
– Ну, откуда я знаю? Отстань, слушай, без тебя тошно.
– Молоко… – задумчиво проговорил Макс.
Коридор все тянулся вперед. Темно было вокруг. Иногда звук наших шагов изменялся – из глухого становился гулким. Это значило, что коридор проходил через обширные пустые залы.
– А ведь неподалеку от трассы есть поселок, – неожиданно сказал оружейник.
– Какой трассы?
– Федеральной. По которой мы ехали к проходу в Лесное Поле.
– И что?
– Там, прямо на трассе, полкилометра дальше, есть автобусная остановка. На этой остановке местные из поселка молоком торговали. Для проезжающих. Ну, молоком, сливками, творогом…
– Ты к чему это?
Макс помолчал немного, и вдруг в темноте раздался звонкий хлопок – это оружейник зачем-то ударил в ладоши.
– Дурак ты, Никита! – воскликнул он. – Чудовища! Чудовища, блин! Представь себе – ночную трассу. К остановке подъезжает автобус. Фары светят сквозь тьму. Люди входят в его. чрево – покорно! Молоко! Вот тебе и молоко! Она подвела действительность своего родного – нашего родного – мира под действительность Полей. Чудовища – надо же! А почему все забыла?.. Потрясение! Путаники нередко повреждаются в рассудке. Она путаник, понимаешь? Авария! Вот оно! Несчастный случай. С ее участием! Неудивительно, что автомобили у нее одушевленные, злые и враждебные существа! Возможно, в тот момент, когда случилась авария, ее психоимпульсы совпали с психоимпульсами Поля. Эта остановка же в непосредственной близости от прохода в Поле! Сколько лет ей сейчас? Шестнадцать, семнадцать? Допустим, что она оказалась в Поле года два назад. Четырнадцать-пятнадцатьлет. Прикинь, идет девочка, вся такая под впечатлением от просмотренного недавно фильма или прочитанной книги. Витает в эмпиреях, короче. Находится во власти творческих эмоций! – Последнюю фразу он особо выделил. – Вот тебе и совпадение психоимпульсов. Поля ведь именно излучениями творческих эмоций создавались… Ничего не замечает вокруг – и тут машина! Бах! Ее отшвыривает с трассы, в лесопосадки… Она очнулась, посмотрела по сторонам и видит…
– Хватит пургу гнать!
– Это ты гонишь! Погоди, не мешай, ты сам мне веришь, я по голосу слышу… Отсюда ее стремление уничтожать в Полях людей общего мира. Она ничего не помнит, но подсознательно понимает свое родство с расой Создателей. В них, то есть в нас, она видит себя. И она подсознательно – понимаешь, подсознательно, – стремится вернуться обратно домой, уйти навсегда. Для этого убивает в Полях нас. Другими словами – возвращает нас обратно в общий мир самым что ни на есть надежным способом. Психология!.. Это же все меняет, Никита! Она – наша. Она – дитя общего мира. Ты чего молчишь? Как тебе моя теория?
– Дурная теория, – ответил я, безуспешно пытаясь подавить волнение.
– Ничего еще не кончено, – объявил Макс.
– Брось, все кончено.
– Да ну тебя… Все только начинается! Для нас все только начинается!.. Поля неотделимы от расы Создателей – я всегда это говорил. Мы с Игрой связаны цепью почище того Глейпнира, которым асы сковали волчару Фенрира. Помнишь Фенрира из «Младшей Эдды»?..
– Помню, отстань!
– Он еще этому придурку Тюру руку отфигачил… Эй, а вон и наши!
Коридор вывел нас в просторный зал, освещенный горящим в центре костром. Свет был тусклый, позволял видеть лишь силуэты воинов, но не их лица и подробности одежды. Макс свистнул и на ходу замахал руками. Нас заметили.
– Как их много! – удивился я. – Ты же сказал Асколу встретить нас всего с парой воинов. А здесь… Десятка два.
Оружейник открыл рот, чтобы ответить, и вдруг остолбенел. Руку он держал на груди, на знаке Дракона. Улыбка исчезла с его лица.
– Знак холодный… – прошептал он. – Там – не Драконы. Это…
Позади послышалось движение. Четверо воинов, одетые в цвета Дома Мертвых, наступали на нас сзади. Копьями теснили к костру. Настороженно – как опасных диких зверей. У самого огня я чуть не споткнулся о сложенные рядком три трупа. Один из них лежал лицом кверху, и я узнал в нем Аскола.
– Знать бы мне, что ты ослабел настолько, я не привел бы сюда всех Мертвых, – усмехнулся Бритва. – Битва за каф должна была тебя вымотать, но не настолько же… Шатун, Белый! Поосторожнее!
Цепи на моем теле ослабли настолько, что я смог вздохнуть. Надо же, в подземельях собрался весь Мертвый Дом – почти двадцать воинов, вооруженных до зубов. И какие цепи они притащили сюда, чтобы связать меня, – слона можно удавить! Куда там Глейпниру! На меня теперешнего хватило, впрочем, двух воинов и одного захлеста цепью. А с Максом Мертвые и вовсе не стали церемониться. Тот, кого Бритва называл Шатуном, ударил его булавой в висок и оставил лежать у костра, рядом с телами прочих Драконов. Я не знал даже – жив оружейник или нет.
Из коридора вернулись четверо с копьями.
– Крави нигде нет, – сказал один из них.
Бритва внимательно осмотрел мои плечи.
– Можешь не искать, – сказал я ему. – Я тебе уже объяснял – нет у меня моей силы… А Костылю, задроту гнусному, передай привет. Может быть, про Игру я и забуду, но про этого гада…
– Костылю передавай привет сам, – ответил Бритва. – Я с ним не знаком. Клык, Шатун и Белый работали с ним. Глупый мальчик – так они мне докладывали.
– Я вижу, отбор в ваш клан ведется по уровню интеллекта кандидатов…
– Тот, о ком ты говоришь, не принадлежит к Мертвому Дому, – сказал Бритва, и тонкие шрамы на его лице порозовели. – Это наживка, безмозглый манок. Нам нужен ты, а не он. Драконы следили за ним, мы следили за Драконами, только и всего. Смотрели и слушали. Узнать время и место встречи после того, как ты вернешься из похода за кафом, было просто.
Чего им от меня надо? Почему они не убивают меня сразу? Я попытался пошевелиться, но цепи, плотно врезавшиеся в мое тело, даже не звякнули. Зато Мертвые Шатун и Белый, держащие концы цепи, встрепенулись. Бритва подал им знак – не беспокойтесь.
– Я тебе еще раз говорю: Дракон сделал ход и проиграл. Я не смог достать каф.
– Почему я должен тебе верить? Впрочем, это не так важно.
Воины в свете костра сноровисто проделывали какую-то странную работу – поднимали невысокий, в половину моего роста, деревянный настил, расставляли вокруг настила тяжелые металлические чаши. У каждой чаши они положили по кинжалу – кинжалы были маленькие, но, судя по холодному блеску клинков, безжалостно острые.
– Ты знаешь, Дракон, что сулят за твою голову члены Совета? – спросил Бритва.
Я промолчал. Какая разница? Если б я мог пожать плечами – наверное, пожал бы.
– Мертвый Дом уже не тот, что был раньше, – продолжал магистр. – Ты убил лучших моих воинов, и мне пришлось искать другие преимущества помимо грубой силы. Я искал и нашел. Как? Я говорил с Советом, вот что я делал. Я изучал Поля, вот что я делал. Поля тоже очень изменились – сейчас с ними стоит считаться. Мертвые поняли это, а Драконы – нет… Ты не представляешь, каких трудов мне стоило научиться переправлять предметы, а потом и живых существ из Полей в общий мир. Без помощи Старейших у меня ничего не получилось бы… Освободите его! – неожиданно крикнул он.
Цепи упали. Воины сгрудились у настила. Шатун и Белый поспешно отступили к костру. Я вдруг понял, что сейчас произойдет. От ужаса у меня что-то задергало в голове, и в ушах противно зазвенело.
– Ты идиот… – прошептал я. – Ты ведь ничего не знаешь. Людям из общего мира больше нет хода в Поля. Дети Поля теперь много сильнее расы Создателей. А когда у Совета все-таки получится объединить Поля… Все кончено, понимаешь? Этот мир уже не наш Он безвозвратно потерян! Нас всех изгнали отсюда!
Бритва, казалось, не слышал меня. Он прокричал, обращаясь к своим воинам.
– Пусть Совет что угодно обещает за голову Разрушителя, но Разрушитель нужен Мертвому Дому. С ним мы обуздаем Поля и станем победителями в Игре. Братья! Запомните этот день…
– Все кончено! – еще раз завопил я.
– …Для нас все только начинается. Разрушитель будет сражаться на нашей стороне, – закончил короткую речь Бритва и приказал: – Дайте ему оружие.
К моим ногам полетел меч. Глухо звякнул о каменный пол.
– Подними, – сказал мне Бритва.
– Да пошел ты!..
Я отступил назад, но наткнулся спиной на копейные наконечники.
– Сейчас ты сразишься с сильнейшим воином Мертвого Дома или начнешь медленно умирать. Подними.
Я поднял меч. Был он грубо откован, тяжел и неудобен даже для искусного воина. Грязноватая серая сталь, короткая кривая рукоять. Бритва, конечно, решил свести мои шансы к минимуму.
Мертвый магистр с лязгом вытащил из ножен недлинный, но широкий меч. К левой руке его прикрутили узкий белый щит. Бритва, разминая мышцы, несколько раз крутанул мечом в воздухе. Обернулся к своим и спросил:
– Все готово к инициации?
Дождавшись утвердительного ответа, он с размаху лязгнул мечом о щит и, пригнувшись, пошел на меня. Первый раз он ударил несильно – примериваясь. Вторым ударом сломал мой клинок у самой гарды.
А третьим – проткнул мне грудь насквозь.
– Одним Драконом меньше, – проговорил кто-то – другой, не Бритва.
Боли не было. Только все еще ощущался мгновенный холод от стального лезвия в груди. Я упал на колени и сразу повалился набок. Сил доставало на то, чтобы держать глаза открытыми, но зрение мутилось и темнело.
– Одним Мертвым больше, – буркнул Бритва.
Это было последнее, что я слышал.