«Обошлось, – думал я как-то отупело. – Я жив. И Макс, наверное, жив тоже. Просто без сознания. Чего они возятся? Надо скорее. Врача… «Скорую»… Да какая тут может быть «скорая»?»
   Макс громко застонал, когда его, перевернув, взвалили на плечи. Одна из стрелок выпала из живота, вслед за ней из раны на траву плеснула кровь. Четверо Драконов засуетились, крича друг на друга хриплыми от натуги голосами. Подскочил еще кто-то – высокий, с двумя короткими кривыми мечами, перекрещенными в желтой кожаной перевязи за спиной. Замахал руками. Макса снова уложили, поддерживали голову, пока высокий мечом рубил ветви для носилок.
   На тело гхимеши никто не обращал внимания, хотя об раскинутые мертвые ноги несколько раз спотыкались. И топор так и светился в траве на солнце.
   «Обошлось… Остался в живых… Почему? Времени, чтобы выстрелить, было предостаточно… Но выстрела не было. Стрела не впилась в горло… Почему?»
   – Ты кто?
   Я вздрогнул и медленно поднял голову. Передо мной стоял высокий воин. Руки его были уже безоружны. Оба меча покоились за спиной – над плечами воина покачивались гнутые рукояти. На груди сверкал знак Золотого Дракона.
   – Новообращенный? – спросил снова высокий.
   Я кивнул. Даже это простое движение далось мне с трудом.
   – Как зовут?
   – Никита.
   – Не слышал о тебе… У тебя есть имя Дракона?
   – Что?
   – Ясно. Когда ты проходил испытание?
   Тут надо было напрячься. Когда это было? Когда начался этот кошмар? Год назад? Целую вечность назад.
   – Вчера, – сказал я. – Ночью.
   – Что ты здесь делаешь? Где твой знак, Дракон? Кто проводил испытание? Кто проводил посвящение?
   Рассказывать все по порядку было бы слишком долго. И сложно. И незачем. Поэтому я просто указал подбородком на Макса, которого укладывали на носилки, и сказал:
   – Макс… И… Еще второй…
   Господи, как его зовут? Мысли путаются… Перед глазами все еще дрожит острейший наконечник стрелы, направленной мне в горло. Гринька – вот как его зовут. Гриня.
   – И Гриня.
   Высокий почему-то нахмурился – как-то болезненно сморщил лицо.
   – Лис? – спросил он, вроде бы уточняя.
   – Что? – снова не понял я.
   – Это его имя Дракона… Лис. Ладно, разберемся. Ты что, не знал, что новичкам в Поле нельзя входить в одиночку?
   Я помотал головой.
   – Вставай, пойдем. Надо торопиться.
   К высокому подбежал один из тех, четверых.
   – Ну? – отрывисто спросил высокий.
   – Двоих нет.
   Высокий снова скривился. Я услышал явственно, как скрипнули его зубы.
   – Кто еще?
   – Кроме Лиса, еще Жало, ратник двух колец.
   – Т-тварь… Берите Макса. Пойдемте. Скорее. Надо уходить.
 
   Аскол – таково было имя Дракона высокого воина. Он получил имя по названию скалы в Поле Руин, на которой – три года назад – вскоре после своего посвящения сразил в одиночку двоих из Мертвого Дома.
   – Их было больше, и они были сильнее, – сказал он, – но с моими двумя мечами они ничего не могли поделать. Каждый воин Золотого Дракона стоит десяти Мертвых!
   Драконы шли в глубь леса, но – вот удивительно – лес все редел и редел. Деревьев-великанов больше не попадалось, трава под ногами становилась все ниже, на листьях появлялась все чаще и чаще пыль, а меж ветвей кустарников – серая унылая паутина. Птиц здесь вовсе не было слышно, только стрекотали где-то совсем рядом сверчки. Аскол и я шагали впереди, четверо, несущие Макса, замыкали шествие.
   – Мы называем его Морок. Он появился несколько месяцев назад. Он выслеживает и убивает людей из общего мира. Золотых Драконов или воинов Мертвого Дома – все равно. Дети Поля знают, что жизнь воина клана принадлежит клану. За каждого убитого мы мстим и мстим жестоко. Так же поступает и Мертвый Дом. Раньше дети Поля не нападали на людей из общего мира просто так, без причины, а теперь… Будто бы в этом мире что-то свихнулось…
   Аскол помолчал немного. Я шел рядом с ним, чуть позади. Я смертельно устал. Никогда в жизни я не чувствовал такую усталость – словно свинец тяжко перекатывается в теле вместо крови. Этот самый Аскол говорил, а я не напрягался, чтобы прислушиваться, речь Аскола сама собой текла в мое сознание.
   – Морок стреляет без промаха. Он появляется из ниоткуда и исчезает в никуда. Он путешествует по Полям без всяких ограничений. Никто не может остановить его. Никто его даже не видел никогда! Бешеная тварь! Лис шел в цепочке прямо за мной. Я окликал его через каждые несколько минут. Когда Лис не ответил в очередной раз, я сразу повернул обратно…
   Мотнув головой, Аскол ударил себя кулаком по колену.
   – Стрела вошла ему вот сюда… – Он закинул руку назад и ткнул пальцем в основание черепа. – Лис умер мгновенно. Он не успел обнажить оружие. Он не успел даже крикнуть, предупредить… Если бы Лис сошелся с этой трусливой скотиной лицом к лицу! Он был ратником трех колец, как и я, понимаешь?! Три кольца! Почти мастер!
   Понимаю? Ратники, кольца… Ни черта лысого не понимаю. И не хочу понимать. Я устал…
   – Макс остался с ним, а мы разделились на двойки и пошли вкруг того места, где был убит Лис. Мы слышали, как закричал Жало. Он кричал: «Я вижу его, вижу!» Мы искали Жало, но он будто пропал.
   Я несколько раз оступился и теперь был сосредоточен исключительно на том, чтобы ступать на раненую ногу как можно осторожнее.
   – Потом мы обнаружили Макса и тебя. Пусть меня сожрут пиа, если окажется, что Макс видел и хотя бы может описать, как выглядит Морок. Морок никому не показывается. Он оставил Макса в живых в качестве приманки, потому что был уверен – Макс не успел его заметить…
   Цвиркнула недалеко какая-то птица. Лес становился все прозрачней, а свет с неба – все более тусклым.
   – Я сходил на то место, где погиб Жало. Тот, что кричал: «Я вижу…» Морок вогнал ему по стреле в каждый глаз. Жало умер тогда, когда в него воткнулась первая стрела. То есть я надеюсь на это…
   «Ненормальные, – подумал вдруг я, – они все здесь ненормальные. Они и говорят, не как обычные люди, а как… ненормальные… Куда мы идем? И когда все это закончится?»
   – Послушай… – начал было я.
   – А ты видел его?
   – Кого?
   – Морока! Ты же был там. Как он тебя не убил, я не понимаю.
   – Я тоже… – выдавил я.
   – Так ты видел или нет?
   «Господи, отвяжутся они от меня или нет? Невыносимо, в конце концов… Ненормальные…»
   – Будь он проклят! Я так и думал, никто не может увидеть его! Он никому не показывается! Может, его вообще нельзя увидеть?
   Ступня плавилась в огне. А выше колена я вообще не чувствовал ногу. Но я не останавливался, потому что чувствовал – если сейчас упаду, вряд ли смогу подняться.
   «А если всякое лечение уже запоздало? – со страхом подумал я. – Если – ампутация?..»
   – Морок – просто маньяк. Свихнувшийся урод… – неожиданно выдал Аскол. – Говнюк чертов! Когда мы поймаем этого козла, я ему кишки лично выпущу, сучаре!
   Я вздрогнул от удивления и поднял глаза на своего спутника. Неожиданная фраза его подействовала на меня как оплеуха. Высокопарный слог мгновенно сменился банальными ругательствами, а сам Аскол, казалось, не заметил этого. Как шагал, так и шагает. Смотрит вперед – по ходу своего движения.
   – Курить будешь?
   – А?
   – Не куришь, что ли?
   – Д-да… Буду.
   Аскол сунул руку в карман джинсов (куда делись его кожаные доспехи?), вытащил мятую пачку «L amp;M», не замедляя шага, закурил, протянул мне сигарету и дешевую пластиковую зажигалку. Я остановился, обалдело глядя вокруг. Лес. Лесок. Лесопосадки. Чахлые пропыленные деревца и шуршащая под ногами оберточной бумагой травка.
   – Не останавливайся! Нельзя. Еще немного надо…
   Через несколько шагов Аскол оглянулся назад и глубоко выдохнул:
   – Все. Приехали. Ну, закуривай, чего тормозишь? А я пойду пацанам помогу…
   Было лет ему примерно столько же, сколько и мне. Даже, наверное, поменьше. Обыкновенный мальчишка, лишь отдаленно напоминающий того сурового воина, который минуту назад шел рядом со мной. Мне очень хотелось протереть глаза. Я и протер глаза – тщательно и сильно, кулаками. Потом, действуя совершенно механически, сунул в рот сигарету и чиркнул зажигалкой. Позади меня раздалось натужное уханье и сразу после этого – взрыв хохота. Я вздрогнул:
   «Макс! Макс же умирает!»
   Я развернулся и рванул назад. Впрочем, пробежав пару метров, я остановился как вкопанный.
   – Гады… – преувеличенно стонал Макс, поднимаясь с земли и потирая поясницу. – Нельзя было полегче, что ли?
   Пятеро пацанов вокруг него откровенно гоготали.
   – Ты ж тяжелый, как боров! – прокричал, всхлипывая, тот, кто был Асколом, – высокий парнишка лет шестнадцати-семнадцати в черном джинсовом костюме, с красной банданой, повязанной на шее, и двумя неумело вырезанными из жести кривыми загогулинами за спиной. – В следующий раз надо с собой тачку брать на колесиках. На всякий случай. У меня на даче такая есть – навоз на грядки катать.
   Снова хохот.
   Как это все понимать?
   – Как это?.. – вслух пробормотал я.
   На Максе был толстый шерстяной свитер и свободные штаны с карманами на коленях. К свитеру на животе пристали сухие веточки, комочки земли и прошлогодние ломкие листья. Но никаких следов крови. И ладонь – пробитая стрелой – была сейчас всего-навсего выпачкана землей и пылью. Аскол снял через голову веревочную перевязь, взял жестяные легкие мечи под мышку.
   Я почувствовал, как дым жжет мне глаза. Я сморгнул, покрутил головой и внезапно увидел, что через редкие деревца просвечивает автомобильная трасса. Два замызганных грязью автомобиля стоят на обочине – черная «девятка» и допотопный желтый «Запорожец», похожий на забавную игрушечную машинку. «Девятку» я узнал. Это была машина Макса.
   Сердце забилось чаще.
   «Я дома…» – подумал я, глубоко затянувшись сигаретой.
   Теперь закружилась голова – должно быть, от этой первой сильной затяжки. Чтобы не упасть, я присел на корточки. Грязный плащ с оторванными рукавами прошелестел по палой листве. Дьявольщина! Я вскочил, стащил плащ и отшвырнул его в сторону, словно ядовитую змею. От резкого движения в груди защипало. Приподняв футболку, я увидел бинтовую повязку, пропитанную потом и серую от пыли.
   «Нога!»
   Но нога была в порядке. На обмотанной грязной тряпкой ступне – ни пятнышка крови. Ни даже синяка. Я бездумно размотал тряпку… выбросил ее, затем снова подобрал. Обернул вокруг ступни, как портянку. Левого ботинка-то нет. Левый ботинок остался – там.
   На живот что-то давило. Я вытащил из-под поясного ремня обломок палки с одним заостренным и выкрашенным красной краской концом. Наконечник копья. То есть это там было – наконечником копья, а здесь… Я кинул палку в кусты.
   Черт возьми, я так хотел вернуться домой и последние полчаса невольно предвкушал радость и облегчение, которые испытаю, когда наконец вырвусь из затянувшегося кошмара! Но радости я почему-то не чувствовал. Напротив – меня вдруг охватил страх. Словно я не мог поверить в реальность этого мира. Воины – сейчас было видно, что это просто пацаны моего приблизительно возраста, – хохотали, словно не в силах остановиться. И я почему-то отвернулся от хохочущей компании.
   …Они ведь боги. Там. Истинные боги. Точно. Эта мысль словно взорвалась у меня в голове. Мне показалось, что я понял многое в отношении людей из общего мира и детей Поля. Боги – они вышли из круга смерти и крови и теперь заливаются олимпийским смехом. А «капитан» гхимеши остался гнить меж деревьев, его труп даже не заметили. Смеются… Как футболисты после труднейшего матча, смывая весельем, как мыльной пеной, страшное напряжение в игре. То есть в Игре.
   – Эй… Никита!
   Я поднялся и обернулся. Аскол, ухмыляясь, протянул мне ладонь:
   – Меня вообще-то Виталик зовут, – сказал он.
   Макс, стоящий позади него, извлек из кармана очки, завернутые в платок. Развернул, дыхнул на них и принялся тщательно протирать платком стекла.
   – Даешь… – коротко и даже с оттенком уважения проговорил он, не прерывая своего занятия. – Вот уж не думал, что ты вернешься в Игру. Как тебя угораздило в Лесном Поле оказаться?
   Я молчал. «Гриню-то убили, – вспомнил я. – Как же теперь с этим быть?..»
   – Ну ладно, потом расскажешь, – согласился Макс, цепляя очки на нос. – Не хочешь, не надо… И это… Спасибо тебе.
   – За что? – не мог не удивиться я.
   – За то, что меня вытащил.
   – Морок, – заговорил Виталик-Аскол, – хитрожопая падла, все равно Макса пришил бы. Или Макс сам бы кончился. А он бы щелкал нас по одному, когда б мы на ту полянку выбредали. А ты крикнул, мы сразу на крик кинулись. Если б не ты…
   Макс знакомым жестом поправил массивную оправу очков:
   – Ты извини, что я на тебя орал тогда… Просто ты не знаешь пока ничего, а рванул на улицу. Я же не успел тебе ничего объяснить. Понимаешь, я испугался, что Мертвый Дом… ну… И у них, и у нас принято следить за новообращенными, ну и… использовать для какой-нибудь провокации. Новообращенный ведь все равно как слепой, а это очень удобно…
   Я смотрел на него, не зная, что мне говорить. Я даже и не понимал его толком. Слишком много всего навалилось на меня. Должно быть, Макс догадался, что со мной, поэтому и замолчал.
   – Потом поговорим, ладно? – сказал он только.
   – Ладно…
   Виталик взял меня за локоть.
   – Ты далеко живешь? – спросил он.
   – У вокзала, – ответил за меня Макс и посмотрел так, будто хотел извиниться. – Я бы тебя сам отвез, – сказал он, – но… сейчас не получится. А как ты здесь оказался?
   – Ты же сам говорил: вход в Лесное Поле на станции «Трофимовка», – наугад ответил я. – Вот я и решил… Ну, реабилитироваться в своих глазах. Доказать себе, что уж во второй раз у меня получится лучше, чем в первый.
   – Понятно…
   Поверил он мне или нет – мне было не важно. Про гхимеши рассказывать я не хотел. Наобещал этим морщинистым существам какого-то дерьма от имени клана Дракона… Не хватало еще отдуваться за это…
   И я все-таки не мог не спросить:
   – А как же Гриня?
   Макс враз потух и съежился – как остывший пепел. Возможно, он бы и ответил мне что-нибудь, но Виталик, цепко держа мой локоть, уже волок меня к трассе.
   – Башня двинулась, да? – шипел он мне в ухо по дороге. – Кто ж о таком… Нашел время… И место! Пошли! Быстрее давай, шевели батонами! И не оглядывайся. Не надо сейчас оглядываться…
   У самой трассы я все-таки остановился и посмотрел назад.
   Пыльная листва гасила лучи заходящего солнца. В дымчатой полутьме откуда-то из глубины леса появились две фигурки, колеблющиеся и мутные, как отражения в темной воде. Фигурки не двигались. Макс, ссутулившись, с шумом загребая ногами палые листья и прочий лесной мусор, пошел к ним. От четверки Драконов отделился один и направился вслед за Максом. Остальные остались стоять. И стояли молча. Кто-то из них курил – то вспыхивал, то угасал крохотный багровый огонек.
   – Не туда, – сказал Виталик и потянул меня в сторону от «девятки» Макса. – На электричке поедем. До станции, правда, далековато, зато прямо на вокзал. И народу сейчас мало. Погоди-ка…
   Из багажника «девятки» он достал черную спортивную сумку, быстро упаковал туда мечи.
   – Теперь пойдем. Да не оглядывайся ты, не надо. Чего ты все время оглядываешься?
 
   В вагоне и правда народу было совсем мало. Тем не менее я все время поджимал босую, замотанную тряпкой ногу под скамейку, и мне казалось, что каждый проходящий смотрит на меня если не подозрительно, то с интересом. Виталик же нисколько не смущался, хотя и сам выглядел немногим лучше меня – весь в пыли и грязи, локти и колени выпачканы зеленью. Уже на перроне нас догнал один из Драконов. «Егор», – представился он, сунув мне руку. Виталик еще как-то странно на него посмотрел, а Егор виновато потупился:
   – Ну, не могу я с ними… – сказал он, и больше ничего у него Виталик не спрашивал.
   Ехали мы долго. Виталик с Егором о чем-то вяло переговаривались, и я умудрился поспать. Проснулся за две станции до вокзала на словах:
   – Неужели мы сами не можем найти проход на эту чертову реку? – Это говорил Егор. – Собрать Драконов, пусть оружейник приготовит снаряжение… Двинем. И захватим с собой одного проводника. Пусть только зафордыбачит под землей – живо ему язычину на грудь вытащим. Покажет проход, никуда не денется.
   А Виталик возражал:
   – Раньше надо было. Теперь Правила не позволяют. Гхимеши бросили вызов. Надо или принять вызов, или передать ход противнику. И потом – пока они не объявили о том, что знают проход, как бы ты сам узнал… ну, что они знают?
   – Клюем Мертвых, а они нас клюют. Как. петушки, ё-моё. Надоело. Мертвый Дом силы копит – это и ежу понятно. Чем дальше протянем, тем сложнее будет. Давай все-таки обсудим с пацанами идею-то, а?
   – Да чего обсуждать? – рассердился Виталик. – Нельзя, говорю, и все! Надо по правилам. Какая Игра без правил?
   – Ну и по правилам можно, – буркнул Егор. – Чего медлить?
   – Ты готов принять вызов? – повернулся к нему Виталик. – Нет, скажи – готов, да?!
   Егор неопределенно хмыкнул и пожал плечами. И стал смотреть в окно.
   – То-то и оно-то. Говорунов много. А решиться принять вызов никто не может. Вот и ждем. Мы ждем, и Мертвые ждут. У них много сильных воинов, я знаю. Прикинь, мы сделаем ход, наш воин проиграет… Что тогда? Тогда настанет черед Мертвого Дома принимать вызов. А у них шансов намного больше. Я бы сказал – до хрена у них шансов. Вот так!
   – Чего разорался? На нас уже люди оглядываются…
   Они заговорили тише, я уже снова начал задремывать, когда услышал несколько раз повторенное: каф. Я проснулся сразу, будто и не спал, открыл глаза, но тут объявили конечную и попросили освободить вагоны.
   Вокзал! Боже мой, два квартала до дома. И совсем стемнело.
   – Тебя проводить? – спросил Виталик.
   – Нет, не надо! – воскликнул я даже, наверное, громче, чем требовалось.
   – Как знаешь… Постой.
   Он протянул мне золотой кулончик на цепочке. Крылатый дракон, обвивающий самого себя шипастым хвостом.
   – Гринькин, – выдохнул он.
   Наверное, надо было повесить кулон на грудь, но вместо этого я сунул его в карман.
   Домой я не шел, а бежал. Открыл своими ключами дверь, прокрался по темной прихожей и, едва успев содрать с себя провонявшую одежду, обрушился в постель, подумав напоследок о том, что неплохо было бы еще принять душ. Честное слово, засыпая, ни о чем, кроме этого, я не думал.
 
   Утро было неожиданно солнечное, как в детстве. Мне снилась тонкая стрелка, дрожащая близ моего лица, словно змеиный язык, и проснулся я с осознанием того, что нужно немедленно сделать что-то очень важное. И я сразу вспомнил – что именно. Я вскочил, но… тут же снова лег. Полежал немного, щурясь в окно.
   К черту. Ничего важного. Ничего важного для меня – вот так. Ничего не буду делать. Впереди длинный день, впереди еще два десятка длинных дней до того, как начнутся занятия. Я найду, чем заполнить их. Так я подумал, повернувшись к стеллажу, где поблескивали корешками полсотни книг в ярких обложках. Все читано-перечитано, давно ничего не покупал. Надо прогуляться к «Книжному миру», к родному стенду «Боевая фантастика».
   Как раз там я и познакомился с Максом. Как раз там он впервые упомянул об Игре. О враждующих кланах: Золотом Драконе и Мертвом Доме. О битвах в Полях, о коварных засадах, о ратных подвигах. На второй день знакомства. После продолжительного разговора о Лейбере, Говарде и прочих и обмена книгами «на почитать». А через день, глядя в сторону и вкрадчиво улыбаясь, будто пушер, предлагающий школьнику волшебный порошок, сообщил, что, если я желаю пройти испытания и стать одним из Драконов, это легко можно устроить. «Попробовать можно», – согласился я, подумав о том, что с деревянными мечами прыгать по свалкам и оврагам – это, конечно, глупость, зато с интересными людьми познакомиться можно. К тому же среди этих Драконов, наверное, и девчонки есть…
   Каф – всплыло мыльным пузырем круглое слово.
   Морок.
   – Нет, – сказал я себе, спуская ноги на пол, – так дело не пойдет. Раз уж решил: к черту, значит – к черту.
   Уверенности моим словам явно недоставало. А почему, собственно, к черту?
   Уш-шу, уш-шу! – свистел ветер в крыльях гигантских птиц. И земля под нами, окутанная туманом, походила на ватный шарик…
   Я умылся. В ванной снял бинты и осмотрел грудь. Ерунда – просто царапины. Вчера, конечно, все выглядело гораздо страшнее. Бинты я выбросил в мусорное ведро на кухне, отметив, между прочим, что на столе появилась сотенная купюра, сложенная вдвое. Сквозняк из открытой форточки пошевеливал купюру, подталкивая ее к краю стола. Я присел на корточки. Так и есть – вторая сотка валялась под столом.
   «Интересно, – подумал я, – она заметила, что я целые сутки пропадал где-то? Ни хрена, по-моему, не заметила. И если бы бумажку не сдуло, все равно вряд ли…»
   Настроение начинало портиться. Как и всегда в таких случаях, мне захотелось уйти куда-нибудь. Ну, работа, я понимаю. Работа. И я не маленький. А что я хотел – чтобы она каждый вечер приходила подтыкать мне одеяло и желать спокойной ночи? Работа. Хорошее место, приличная зарплата. Клиенты. «Ты же у меня один, Никита, остался, и мой долг – обеспечить тебе достойную жизнь…» – «Да, мам, не беспокойся, все нормально…»
   Я присел к столу. Взял из пачки рядом с пепельницей одну из ее сигарет – длинную и тонкую, с привязчивым ментоловым сладковатым вкусом. Леденец какой-то, а не сигарета.
   Колян забрел на кухню, ткнулся носом в свою миску, заметил меня, жалобно замяукал, вскочил мне на колени и заурчал, тут же переходя на режим вибрации.
   …Пожалуй, ничего в моей жизни не было прекрасней того полета на ушшуа. Я вспомнил еще сказочный лес, невероятные деревья…
   – Чего я боюсь? – машинально поглаживая Коляна, совершенно неожиданно произнес я вслух. – Чего бояться?
   Ладно. Позавтракать, что ли?.. Мне вспомнилась ухма, и я улыбнулся.
   Микроволновка упорно не желала включаться. Чайник оказался с ней полностью солидарен. Я прошел в гостиную и убедился, что и телевизор, и музыкальный центр тоже вступили в античеловеческую коалицию… Твою мать, свет же вырубили! Когда успели, сволочи?! Я зарулил в туалет, выскочил оттуда, вернулся с фонариком, сел. То, что крепление для туалетной бумаги пустует, я убедился, естественно, когда что-либо предпринимать для спасения ситуации было поздно. В прихожей заверещал телефон. Я сжал зубы. Когда смолкло в прихожей, залился писком мобильник в ящике стола. Казалось, пиликать он будет до бесконечности.
   Мне всю жизнь досаждали подлости мелких вещей. Туалетная бумага вот – не знаю ни одну вещь, которая бы заканчивалась так неожиданно и некстати, как туалетная бумага. В любимых книгах со стенда «Боевая фантастика» нет места мелким вещам. И проклятым ежедневным бумажкам на кухонном столе – нет места. Жизнь в этих книгах полнокровная и красочная, как и их обложки. Суперобложки. Супержизнь. В книгах и в…
   В Игре.
   Нет, я сказал же – к черту.
   «Да почему? – завопил кто-то внутри меня. – Потому что стыдно за свое поведение на испытании? Перед Гринькой? Так он же уже… В общем… Ладно. А Макс? «Спасибо тебе. За то, что меня вытащил. Если бы не ты…»
   Воспоминания о Поле Кладбища и о подземелье Поля Руин отозвались во мне дрожью.
   «Тогда ты был один. Новичок. Новичкам нельзя входить в Игру поодиночке. А ты вошел и вернулся. Ты выдержал. Вот это и было настоящим испытанием. Думаешь, кто-нибудь справился бы лучше? А теперь ты не один. За тобой – все Золотые Драконы. И ты – с ними».
   Фонарик тихо погас. Заряд батареек закончился. В темноте, кажется, дурные запахи ощущаются острее – тут же подумал я.
   «Идиот. Так и просидишь всю жизнь в дерьме. И в потемках. В дерьме и в потемках».
   – Заткнись, – сказал я вслух. – Сам разберусь.
   Выбравшись из туалетной западни, я направился прямо к телефону. Он зазвонил, как только я протянул руку к трубке. Несколько секунд я смотрел на табло автоответчика, где горели красным шесть цифр.
   «Ну, давай. Ты же и шел звонить. Давай, Никита!»
   Я облизнул губы и снял трубку.
   – Привет, Макс, – сказал я. – Знаешь, я как раз собирался тебе… Можно, да? У меня есть кое-что для Драконов. Что? Информация… Ага, надеюсь, что важная.
   Через минуту я уже торопливо одевался. Сердце колотилось почему-то – черт его знает, колотилось, и все. Красный джемпер, черная ветровка и черные джинсы. Ботинки. Надо еще что-нибудь желтое. Одежда из шкафа полетела на пол. Вот блин, желтый – явно непопулярный цвет в моем гардеробе. Я пробежался по комнатам, потом заглянул в ванную. Достал из кармана измызганных джинсов золотой кулончик, продел голову в петлю цепочки. Вот теперь – порядок. Новообращенный Золотой Дракон смотрел на меня из зеркала, и я был рад его видеть. Где-то на дне сознания неприятно царапалась мысль о сделке с гхимеши, но… Ладно. Разберемся. Подумаешь – непонятка. Кто они такие – дети Поля – и кто я. Дракон! Золотой Дракон! Новообращенный Золотой Дракон!
   Уже спускаясь по лестнице, я вдруг подумал, что сегодня утром, сам того не замечая, прошел очередное испытание. Третье. Вот оно-то и было, наверное, самое серьезное.