Назаров Вячеслав Алексеевич. Вечные паруса

   Ему показалось, что по коридору прошуршали шаги, но в этом пока не было ничего тревожного. Кричать можно и с перепоя, а по коридору мог бродить кто угодно.
   Два последующих выстрела заставили торопливо сложить аппарат, а новый женский вопль, теперь уже близкий - вынуть браунинг. Теперь тишина таила угрозу.
   Дик осторожно толкнул дверь в коридор, но она не поддавалась: что-то тяжелое снаружи мешало ей открыться. Стрикленд переждал очередной взрыв воплей - теперь уже где-то рядом - и с силой налег на дверь. Когда щель стала достаточно широкой, он боком выскользнул в коридор.
   Под его дверью лежал человек в форме астронавта. Дик перевернул его на спину, пощупал пульс. Человек был мертв, и убит он был пулей.
   - Эй ты, сопляк! Марш в каюту! И не вздумай закрываться.
   На юношу смотрел ажурный конус лучевого кольта. Приземистый тип у дверей рубки управления недобро скалил крупные зубы.
   - Оглох, что ли? Ну-ка, быстро к своей девочке! Сейчас мы повеселимся вместе...
   Дик вернулся в каюту, оставив дверь приоткрытой, и прижался к стене. Сердце билось толчками, и шаги приближались нестерпимо медленно.
   Бандит остановился у двери, и Стрикленд напрягся для броска. Но в коридоре, судя по топоту, появилось еще не сколько человек. Это осложняло дело.
   - Какого дьявола ты тут торчишь? Тебя куда поставили? А?
   - Заткни фонтан, Сим. Меня отпустил Первый.
   - Что ты мелешь, свиная башка? Откуда он здесь?
   - Что ты орешь? Я знаю? Первый - везде, он все видит и слышит. Так что советовал бы тебе держать язык за зубами.
   - Олух царя небесного... Где же он, Первый?
   - В рубке, с каким-то фраером. Он сказал мне: "Иди, двадцатый, развлекись немного..." И я пошел.
   - Ну смотри, двадцатый. Если ты развел мне турусы - дух из тебя вышибу.
   - Полегче, Сим. Тебе вредно волноваться...
   Кто-то взялся за дверь снаружи.
   - Куда? Это моя каюта. Здесь меня ждет один симпатичный мальчик с девочкой. А вы дуйте в следующие.
   - У этого поросенка одно на уме... Пошли ребята.
   Стукнула дверь соседней каюты, и очередная порция визгов возвестила, что бандиты приступили к работе.
   - Ну где вы тут, сосуночки мои?
   Бандит шагнул в каюту, прикрыв за собой дверь, и остановился, недоуменно оглядываясь. Все остальное произошло в какую-то долю секунды: Дик оттолкнулся от стены и, вложив в удар всю тяжесть падающего тела, ткнул бандита костяшками пальцев в спину под ребра. Тот переломился назад, и в это мгновение ладонь Дика молниеносно рубанула по багровой шее. Под ладонью что-то хрустнуло, и безвольная туша осела на пол.
   Дик наклонился над телом и поморщился: кажется, опять погорячился. Похоже, что перебиты шейные позвонки. Сколько раз он давал себе зарок не употреблять этот прием. Но все получается как-то само собой, автоматически... Нет, кажется, дышит. Порядок.
   Стрикленд связал бандита нейлоновым шнуром от сонетки и оттащил в угол. Теперь надо решать, что делать дальше.
   Значит, Стивен задумал сделать "пересадку" не на Марсе, как предполагал Тесман, а в космосе. Что же, вполне логично - так, пожалуй, безопаснее и проще; Хотя, с другой стороны, - сложнее удирать от неминуемой после налета погони. Что-то здесь не так.
   Еще странность - почему бандиты не знали о том, что Стивен на "Нероне"? С другой стороны, сам Стивен знал о нападении - там, в машине, он сказал, что "Нерон" у бандитов "в плане". Причуды фюрера или что-то еще?
   Пол под ногами качнуло назад, вперед, повело вбок.
   В коридоре начался переполох. Бандиты попытались взломать бронированную дверь рубки, но безуспешно.
   - Все к главному люку! - перекрывая гам, раздался знакомый голос, который говорил с двадцатым. - Эти свиньи заперлись в рубке и пытаются нас стряхнуть. Где этот гад, Паркер? Я всажу ему пулю между глаз за брехню. Он сбежал с поста, а мне залил ахинею про Первого! Где этот гнилой хряк?
   - Брось ты его, Сим! Рви когти, пока цел. Сейчас сорвет переходной рукав!
   Тяжелые шаги протопали мимо двери, и все стихло. Через минуту клипер резко качнуло и повело в сторону: это, очевидно, пиратский корабль оторвался от "Нерона".
   "А ведь они могут дать на прощание залп", - пронеслось в голове у Стрикленда.
   Экран обзора не работал. Главный свет мигал беспрестанно, потом погас совсем. В каюте и в коридоре тлели только желтые лампы аварийного освещения. Корабль теперь не трясло, но по неуловимым смещениям тяжести клипер болтало в пространстве без управления. Двигатели не работали.
   Это было уже ни на что не похоже. Стивен и Тэдди заперлись в рубке с экипажем, и "пересадка" не состоялась. Коршуны удрали без них. Что же помешало Стивену? Может быть, экипажу удалось схватить их и обезоружить? Но почему тогда экипаж не подает признаков жизни?
   Ждать больше бессмысленно. Придется снова нарушить инструкцию. Стрикленд снял паркеровский кольт и направился к рубке.
   Дверь рубки была закрыта изнутри. Дик постучал, но никто не отозвался. Он отошел на несколько шагов и полоснул по двери из лучемета. Никакого эффекта. На броне остались только неглубокие бороздки.
   Отличная броня, ничего не скажешь. Как в банковском сейфе.
   Сейф! А если... Дик полез в карман: есть, нож на месте.
   Дик прикоснулся лезвием к двери и нажал пальцем секретную кнопку. Лезвие вошло в сталь, как в хлебную корку. Все-таки изобретательный народ, эти бандиты. Живут в ногу со временем.
   Тяжелая стальная пластина вывалилась из дверного проема с тяжелым колокольным звоном, и Дик, пригнувшись, пролез в рубку.
   Невольный холодок пробежал по спине при виде искромсанных тел и развороченных приборов. Нет, это только экипаж. Тэдди нет среди них. Стивена тоже. Куда же они подсевались? Не провалились же сквозь...
   И вдруг Стрикленд изо всех сил стукнул себя кулаком по лбу. Черт подери! Дурак несчастный! Разиня...
   Лейтенант рванул кольцо люка с надписью "Только при аварии" и кубарем ввалился в гермоотсек. Так оно и есть!
   В стойках стояло четыре скафандра вместо шести.
   - Очнитесь же, дядя Чарли, очнитесь! Перестаньте спать, слышите?
   Солсбери открыл глаза и удивленно посмотрел на женщину.
   - Что с вами, Джой? Я не сплю. Я просто думаю.
   Джой смутилась. Судорожно сжатые у груди руки опустились.
   - Извините, дядя Чарли, я подумала... Мне почему-то стало страшно.
   - Ты решила, что старая развалина Солсбери, мягко говоря, дал дуба?
   - Нет, но... Вы были очень бледны.
   - Ну, ладно, ладно. Садись. Расскажи мне что-нибудь.
   Джой села на свое любимое место - в большое надувное кресло недалеко от стола доктора. Она забралась в него с ногами, в уютное, мягкое, от которого пахло детством. Сколько раз она сидела здесь, в полумраке готического кабинета, и смотрела на суматошную фигуру в белом халате. Она знала уже тогда: чтобы достать интересную книжку с картинками с самой верхней полки стеллажа, достаточно нажать на белую полоску, ползущую снизу вверх по ребру стойки - стеллаж уйдет вниз, остановившись именно там, где нужно.
   Но когда Солсбери работал, его почему-то не устраивала автоматика. В кабинете появилась нелепая и неустойчивая стремянка. Солсбери колдовал за своим столом, а Джой ждала. Это был настоящий праздник, когда дядя Чарли, ошалело выскочив из-за стола, с невероятной ловкостью забирался на самый верх своей стремянки. Он взлетал, как большая взъерошенная летучая мышь, которых она любила ловить вместе со своими товарищами вечерами в пещерах над океаном.
   Только у дяди Чарли были белые крылья - полы халата.
   Когда Джой была уже взрослой, она спросила у доктора Солсбери, почему он пользуется своим опасным приспособлением вместо того, чтобы использовать нехитрую механизацию стеллажа. Она была тогда студенткой университета, без пяти минут биолог, исправно посещала все заседания клуба "Новое в новом", и была яростной противницей всего устарелого.
   И она так и не поняла, что хотел сказать смутившийся доктор:
   - Ты знаешь, Джой, эта машина работает слишком медленно... Не хватает терпения...
   Она поняла это только тогда, когда писала первую самостоятельную работу: что-то не клеилось, она злилась, ей немедленно, позарез нужен был справочник по радиоактивным мутациям, все внутри кипело, а эти треклятые полки ползли вниз с тупым равнодушием, и Джой сама не заметила, как взлетела по шаткой стремянке на опасную высоту, чтобы опередить этот невыносимый скрип...
   - Что же ты молчишь, Джой?
   Джой откинулась затылком на спинку, и кресло приняло ее голову, как большая мягкая ладонь.
   - Не знаю... Звонил Рэчел и сказал, что нам осталось четыре часа на раздумья.
   - Четыре часа?
   - Да. Почему именно четыре - не знаю. Рэчел сказал, что это слова мистера Дуайта. И улыбнулся так, словно его щекочут под мышками.
   - Непонятно... Неужели Тэдди вернулся? Ведь идут всего третьи сутки. По моим расчетам, они сейчас только подлетают к Юпитеру...
   - Нет, дядя Чарли. Тэдди еще не вернулся... У них нет СД, я уверена. Но что-то случилось. Потому что Рэчел говорил о каких-то непредвиденных обстоятельствах.
   - Какие могут быть еще обстоятельства?
   - Рэчел сказал буквально так: "Мистер Дуайт глубоко сожалеет, но непредвиденные обстоятельства вынуждают его потребовать вашего окончательного решения немедленно. Срок - четыре часа. Я жду звонка".
   - Остановись, мгновенье!..
   - Что вы сказали?
   - Ничего, Джой, это я так.
   Солсбери уперся в лежащий на столе фолиант ладонями и пытливо вгляделся в лицо женщины.
   - Ну и что ты собираешься ответить Дуайту, Джой?
   - Я? Сто тысяч раз "нет". Люди живут не затем, чтобы сдаваться.
   - Не затем, чтобы сдаваться... Ты права, девочка. Вся беда только в том, что тебя никто ни о чем не спросит.
   - Почему?
   - Я, кажется, знаю, почему именно четыре часа дал нам Дуайт. Вернее, я вижу... Необузданные фантазии параноиков удивительно однообразны и примитивны.
   - Я не понимаю, дядя Чарли... Ой!
   В кабинете погас свет. Все реальные предметы мгновенно канули в темноту, и среди растерянности и испуга возникло то острое чувство, которое бывает у человека, сидящего в чернильной тропической ночи у кромки океанского прибоя, а красное лезвие месяца угрожающе медленно выдвигается из пучины...
   Джой поняла причину нарастающего тревожного свечения: в темном кабинете разгоралось оживленное неведомой силой люминесцентное панно.
   Словно в бредовом сне, сдвинулись раскаленные цветные плитки мозаики, и мгновенно изменилась ее суть. Фауст на мозаике поник и сжался, засветился бледно-серым. Как трагедийная маска античного театра, страхом и мольбой исказилось его лицо. Фигура Мефистофеля наливалась багровыми, рубиновыми, алыми, малиновыми тонами - вплоть до засасывающей, топкой глубины крапп-лака, - и оттенки красного побеждали другие цвета.
   Было страшно, когда стилизованное, поделенное на плоскости, лицо Мефистофеля дернулось, как деталь механизма, давно не бывшего в употреблении, и со стеклянным звоном заострилось в издевательской улыбке. Он поднял руку и указал негнущимся пальцем на цифру "4", проступившую в ощутимой объемности фаустовой кельи.
   Мозаика замерла, и вспыхнул свет.
   - Представление окончено, - скорбно усмехнувшись, констатировал Солсбери. Он потер уставшие от напряжения глаза.
   Джой перевела дух.
   - Дядя Чарли... Что это такое?
   - Видишь, девочка, это почти сказка, которая, как все сказки, начинается со слов "Жил да был..." Так вот: жил да был злой человек, одуревший от своих миллиардов, плохо ему было - не спал он и не ел, все думал, куда свои миллиарды деть. Все ему наскучило, даже игра в крестики-нолики, потому что она напоминала ему скучную игру "президент-преступник". И вот однажды на беду всем он прочитал "Тысячу и одну ночь". Завидно ему стало. Задумал он сказочных султанов и злодеев переплюнуть. Взял и построил Биоцентр, который должен был затмить все чудеса Шехеразады... И, по-моему, затмил.
   - Вы говорите о Смите-старшем?
   - О ком же еще, Джой, - устало выговорил Солсбери. - Мистер Дуайт только повторяет своего не в меру одаренного папашу. "Придет час, если кто-то захочет остановить часы, движущие мир моей волей, и мертвый камень снова превратится в мертвый, и мертвый Фауст снова будет мертвым, а Мефистофель улыбнется - и это будет час смерти для тех, кто виновен"...
   - Ничего не понимаю...
   - Я тоже ничего не понимал, потому что за этой фразой стояло: "См. сноску..." А дальше номер тома и страница из архивов научных трудов дипломированных "мессий", которые работали на этой бактериологической фабрике. Я человек дотошный и нашел эту сноску. Там было описание весьма оригинальной культуры бактерий, которая после активизации убивает все в течение девятнадцати секунд, а через три минуты после этого превращается в безобидную бациллу коклюша. В результате автономной мутации. Время активизации культуры - четыре часа...
   - И вы знали...
   - Нет, дорогая. Я ничего не знал. Я не придавал этому значения, потому что никогда не думал, что могу стать кому-то поперек дороги. Просто пару минут назад я смотрел на мозаику, и совершенно неожиданно мне пришла в голову мысль... Что абракадабра Смита-старшего не только бред литературный... Бывает такое. Озарение.
   - Значит, вся эта мульткомедия...
   - Если разобраться, все довольно просто. Элементарная система ликвидации. Кто-то нажимает кнопку, культура бактерий впрыскивается в зону "Т", убивает все живое, и никаких следов. Потому что бациллы коклюша... Кто на них обратит внимание? Все шито-крыто, как говорят.
   - Вы думаете, что система ликвидации запущена?
   - Да, кто-то нажал кнопку. Может быть, тот же Рэчел. Ну, а теперь...
   Солсбери встал из-за стола упруго и молодо, и у Джой мелькнула мысль, что с доктором что-то вроде нервного стресса. Очень уж не ко времени была эта озорная улыбка. Дни последних потрясений состарили его, и Джой привыкла видеть доктора задумчивым и сонным. А сейчас он был таким, как после приема препарата СД, - собранным и заразительно энергичным.
   - А теперь, Джой, я открою последнюю нашу карту. Что греха таить. Я до последней минуты надеялся, что угроза Дуайта - просто попытка запугать, сбить с толку. Но система ликвидации включена, и моя последняя иллюзия бита. Покорно ждать смерти - не в моем вкусе. Вы хорошо сказали, Джой: "Человек живет не затем, чтобы сдаваться..." Есть еще один выход, Джой. Выход из зоны "Т", о котором не знал мистер Смит-старший, так как при нем выхода не было, и тем более не знает мистер Смит-младший.
   - Это... правда? Дядя Чарли, милый!..
   - Правда, девочка. Только...
   Улыбка сошла с лица доктора, он смотрел теперь на Джой с грустной нежностью.
   - Только не слишком радуйся, девочка. У нас с тобой один шанс из миллиона. Поэтому я молчал все время, прости. Я ждал, когда у подлеца проснется совесть. Я не верил, что люди, могут быть такими. Может быть, потому что слишком часто имел дело с животными. Впрочем, это к слову... Мужайся, девочка. Не стану обманывать - это дорога через смерть. Для того, чтобы добраться до выхода, надо пройти через наш космический виварий...
   Холодок пробежал по коже. Перед глазами Джой замелькали омерзительные извивы хрустальных пьявок, многометровые липкие спирали десятиголовых червей, чмокающая слякоть живой протоплазмы Венеры. И уже нестерпимо живо представлялась жуткая темнота, легкий шелест, громовой взрыв, и невидимая восьмидесятитонная глыба магнитной черепахи в смертельном броске, и прожекторный удар вспыхнувшего желтого глаза, серебристые щупальца на безвольно обвисшем человеческом теле...
   - Биоскафандры, к сожалению, плохая защита. Придется пробиваться боем. Один шанс из миллиона. Но иного выхода нет. Как, Джой?
   - Я жена астронавта, дядя Чарли.
   Солсбери опустил глаза и подозрительно долго возился с бумагами. Он пробормотал хрипловато:
   - Значит, решено... Я сейчас... Мало ли что... Я напишу несколько строк. О нас с вами, об СД, о Тэдди. И о Смитах. Еще четыре часа. Мы должны успеть...
   Это был самый дерзкий и странный налет из всех, который знал когда-то уголовный мир. Пятеро неизвестных сумели прорваться сквозь железное кольцо самой надежной охраны и проникнуть в Биоцентр. Их не интересовали деньги, судя по всему, потому что они не тронули никаких ценностей, хотя имели возможность. Они пробирались в святая святых Биоцентра - в его подземные лабиринты - и сумели найти сверхсекретное в секретном: блок лабораторий под кодовым названием "зона Т". Они пробили десятидюймовую броню входных дверей и, рискуя жизнью, по лифтовым стволам добрались до кабинета Солсбери. Они не искали документов, потому что все сейфы оказались нетронутыми. Тем не менее они обшарили каждое помещение блока - а в блоке было, включая подсобные, двадцать пять секторов. Ничего не взяв, они вернулись в кабинет.
   - Посмотрите, здесь какие-то записки, - сказал один из них главному высокому светловолосому парню в синем реглане. - Вернее, целое послание...
   Днем позже сотрудник особой службы МСК лейтенант
   Дик Стрикленд получил строгий выговор за превышение полномочий.
   Международный орден "Лавровая ветвь" он получил гораздо позднее.
   Тэдди чувствовал себя скверно.
   Одной из причин его плохого настроения был напарник.
   Всего три дня провели они вместе - если этим словом можно определить единство двух космолетов, идущих на расстоянии в полтысячи миль друг от друга, и если единственным средством общения между пилотами, затерянными в звездной пустыне, служит экран видеофона.
   Но эти три дня оказались тяжелым испытанием. Стивен внешне оставался спокойным. Но мелкие детали - неожиданно выключенный видеофон, многозначительное молчание в ответ на элементарный вопрос, а следом неуемная и неуместная болтовня по поводу и без повода, инстинктивно дернувшаяся к лазерному блоку рука, когда на локаторах появилось белое пятнышко (какой-то запутавшийся астероид, как потом оказалось) - все это настораживало и отнюдь не располагало к доверию.
   Впрочем, с этим еще можно было мириться. Психологическая несовместимость, о которой говорили с иронической улыбкой лет сто назад и возвели в ранг абсолютного принципа через полвека, теперь стала реальной, но отнюдь не всесильной деталью повседневности. С нею можно было бороться, ее можно было не замечать. По крайней мере, стараться не замечать.
   Но Стоуна с настойчивостью маниакальной идеи преследовал еще один вопрос, который никак не удавалось пока выразить словами. Какая-то неясная тревога возникала неотступно, когда он смотрел на растущий впереди щит Юпитера, но стоило только попробовать понять причину тревоги, как пугливая мысль с легким всплеском уходила.
   Какой-то странной связью эта мысль была соединена с самыми разными отсеками памяти: фонтан Синего Дыма, лицо Солсбери, тральщик Свэна, прощальные губы Джой - "поцелуй меня!", треугольник вращающихся гловэлл, на хвостах которых росла металлоподобная шишка, шрам на подбородке Стивена, красные огоньки звездных могил на карте дядюшки Клауса, своя собственная рука, без участия сознания выравнивающая планетолет, черная жуть пылевой завесы внутри "дикого" плашкоута и черное солнце свернутого притяжением Юпитера пространства, которое бы могло в одно мгновение соединить всю эту канитель в четкую прямую. Что-то вылетевшее из памяти, но которое вот здесь, рядом, стоит протянуть руку, и долгожданное ЭТО будет на расстоянии микрона от пальцев...
   Но кроме тревожных предчувствий, у него была теперь щемящая радость словно большой оранжевый апельсин, нагретый ладонями. Он смотрел искоса на апельсин, когда говорил со Стивеном, он любовался плотными покатыми боками, когда оставался наедине с собой, он ощущал терпкий аромат кожуры, когда ночи и дни, сны и бодрствование сливались в одно бесконечное ожерелье из черных камней, усыпанных блестками...
   Он тосковал о Земле, и это было радостью, неведомой до сих пор.
   Стивен не любил смотреть в глаза и говорил, повернувшись или в профиль, или в три четверти. Он поворачивался в анфас только тогда, когда слушал, и тогда в его глазах угадывались какие-то бесформенные скользящие тени: почему-то казалось, что на тебя смотрит человек, глубоко растерянный и очень боящийся, что кто-то все поймет.
   Они уже вошли в ту зону, где начинаются "Папашины шутки", и Юпитер начал выворачиваться наизнанку, обволакивал их со всех сторон мерцающей слизью атмосферного "одеяла", размалеванного бурыми полосами, и на этом беловатом фоне все шире и шире расплывался кровоподтек Красного Пятна, когда Стивен впервые за весь полет, - а потому неожиданно - спросил:
   - Вы освоились с машиной?
   - Кажется, да. Вам не кажется, что вопрос... М-м-м... несколько запоздал?
   - Ведь это не тральщик.
   - Я об этом и говорю. Мне кажется: об этом надо было сказать сначала. Ну, а сейчас... сейчас я уже освоился. Совершенно самостоятельно. Надеюсь, у вас нет претензий к тому, как я вел космолет в течение трех суток?
   - Это не тральщик, - невозмутимо продолжал Стивен в своей обычной манере, не отвечая собеседнику. - Это военный корабль.
   - То есть, бывший военный корабль? Я понял. Я тренировался на таких в юности.
   - Это военный корабль. И хорошо, что вы знаете его марку. Мне не придется в таком случае объяснять назначение вон той полосатой - белое с синим! Да, вот эта! - полосатой рукояти, за которую вы сейчас взялись.
   - Когда-то этой рукояткой можно было запустить боевую торпеду.
   - Советую не экспериментировать. У вас две торпеды. Две - на всякий случай, если первая не даст эффекта.
   - В каком смысле?
   Стивен вдруг вспылил.
   - Вы что дурачка разыгрываете? Я вам говорю - вы будете бомбардировать Красное Пятно. Вы повторите маневр Свэна и пустите торпеду. Какого лешего вы придуриваетесь?
   Маневр Свэна... Ловко сказано: маневр. Это когда Свэн, спасая его, Тэдди, от возможного совместного взрыва, бросил тральщик вниз, в красные тучи, ради того, чтобы остался жить товарищ... Маневр... Вот как.
   Их корабли висели над знакомым кровавым океаном, и так же, как тогда, в непримиримой схватке сталкивались багровые валы внизу, и бледнело небо, и отливали охрой дрожащие полосы облаков, и черный шар пространства - мертвое солнце мертвого мира - парил над ними.
   Тэдди покосился на сферическую схему координат, по которой ползли две белые мухи - их корабли. Он угадал точно: какая-то пространственная сверхпамять сразу привела его именно туда, куда надо. Это то самое место, где они со Свэном увидели небывалое - "яичко", родившееся из "танца" трех гловэлл.
   Оно опускалось, поблескивая гранями, медленно, как первая снежинка в осенний день, все ниже и ниже, и Свэн тогда, не выдержав, бросил свой дряхлый тральщик вниз...
   - Это здесь, - сипло сказал Тэдди. - Вот здесь...
   И замолчал на полуслове. Среди кипящих огненных столбов, среди этой беспрерывной, длящейся вечно катастрофы, невероятный и нереальный, как серебряная паутина в аду термоядерного взрыва, выползал, дрожа и колеблясь, тонкий искрящийся росток.
   Наверное, нужно было увидеть эту хрупкую беззащитность и робкое упорство в мире колоссальных форм и чудовищных масс, это мимолетное знамение жизни там, где по всем законам не может и не должно существовать что-то живое, - но неясная тревога, мучащая пилота, стала вдруг мыслью, и прозвучал из красной паутины голос Свэна - последние слова, оборванные взрывом:
   - Ого! Тэдди, а здесь полно...
   И со скоростью лавины, внезапно сорвавшейся с кручи, понеслись, цепляясь одна за одну, догадки, намеки, предположения, оброненные случайно слова, прочитанные строчки, и случайное становилось закономерным, разрозненное превращалось в общее, и нарастающий грохот разгадки заглушил все остальное.
   Солсбери попросил спектрограмму яйца... Синий Дым... Фонтан из красного океана... "Танец тройной спирали"... Яйцо, падающее в океан... И этот ползущий из красных туч росток...
   А ведь за теми тремя гловэллами, плывущими над океаном, тянулись хвосты синего дыма - да, Синего Дыма! - и эти хвосты, сплетаясь, затвердевали в яйцо. И яйцо падало в красные волны. А теперь из этих волн ползет росток. Инкубатор, заповедник, аквариум, виварий - все, что угодно, но там зреют яйца гловэлл! И пускать торпеду - все равно, что бросить бомбу в пруд, полный мальков. Или взорвать инкубатор, чтобы приготовить яичницу. Синий Дым надо добывать по-другому. Его дают гловэллы... Как пчелы мед. Надо только научиться...
   - Стивен, я не буду бомбить Красное Пятно.
   - То есть?
   - Мы ошиблись. Все ошиблись. Даже доктор Солсбери. Красное Пятно бомбить нельзя. Я вам сейчас все объясню.
   Тэдди объяснял долго и тщательно, путаясь, снова возвращаясь к сказанному - ему надо было доказать этому непонятному человеку невозможность бомбежки, чтобы не было обидно за прошедший впустую нелегкий рейс, и Тэдди старался изо всех сил убедить, заставить Стивена возвратиться.
   Стивен слушал с холодным любопытством не перебивая.
   - Довольно. Я вас понял. Не считайте меня идиотом, Я кончил в свое время Чикагский университет и разбираюсь немного в научных проблемах. Я все понял - Красное Пятно - это заповедник яиц...
   - Или семян гловэллы. А заповедники трогать нельзя.
   Стивен был невозмутим. Его рука лежала на контроллере лазерной пушки.
   - Пускайте торпеду. Или я отправлю вас к праотцам раньше времени.
   Стивен не шутил, и Тэдди понял это без дополнительных пояснений.
   - Нет, Роуз. Я не буду стрелять.
   - Во-первых, я не Роуз. У вас очень плохая зрительная память, мистер Стоун. Перед вами, как перед потенциальным покойником, мне скрываться нечего. Я напомню вам, где вы могли меня видеть. Вернее, не меня, а мою фотографию. Вспомните газеты. Раздел - "Интерпол" разыскивает". Телевидение - с тем же текстом. Афиши на домах - фас и профиль. Вспомнил? Нет? Напрасно. Я не люблю, когда меня забывают. Короче говоря, я - Питер Нидерхольм, или "Белый Ральф", как зовут меня в народе.