Страница:
335 Вся устремлялась туда; озерко порастало по краю
Гибкою ивой, ольхой малорослой, болотной травою,
Всякой лозой и густым камышом, и высоким и низким.
Выгнан из зарослей вепрь в середину врагов; разъяренный,
Мчится, подобно огню, что из туч громовых упадает,
340 Валит он в беге своем дерева, и трещит пораженный
Лес; восклицают бойцы, могучею правой рукою
Держат копье на весу, и широкий дрожит наконечник.
Мчит напролом; разгоняет собак, — какую ни встретит,
Мигом ударами вкось их, лающих, врозь рассыпает.
345 Дрот, Эхиона рукой для начала направленный в зверя,
Даром пропал: слегка лишь ствол поранил кленовый.
Брошенный следом другой, будь верно рассчитана сила,
В цель бы наверно попал, в хребте он у вепря застрял бы,
Но далеко пролетел: пагасейцем был кинут Ясоном.
350 Молвил тогда Ампикид: "О чтившийся мною и чтимый
Феб! Пошли, что прошу, — настичь его верным ударом!"
Бог снизошел сколько мог до молений; оружием тронут,
Но не поранен был вепрь, — наконечник железный Диана
Сбила у древка; одним был древком тупым он настигнут.
355 Пуще взбесился кабан; запылал подобен перуну,
Свет сверкает из глаз, из груди выдыхает он пламя,
И как несется ядро, натянутой пущено жилой,
К стенам летя крепостным иль башням, воинства полным, —
К сборищу юношей так, нанося во все стороны раны,
360 Мчится, — и Эвиалан с Пелагоном, что край охраняли
Правый, простерты уже: друзья подхватили лежащих.
Также не смог упастись Энизим, сын Гиппокоонта,
От смертоносных клыков; трепетал, бежать порывался,
Но ослабели уже, под коленом подсечены, жилы.
365 Может быть, здесь свою гибель нашел бы и Нестор-пилосец
Раньше троянских времен, но успел, на копье оперевшись,
Прыгнуть на дерево, тут же стоявшее, в ветви густые.
Вниз на врага он глядел с безопасного места, спасенный.
Тот же, свирепый, клык наточив о дубовые корни,
370 Смертью грозил, своим скрежеща обновленным оружьем,
Гнутым клыком он задел Эвритида огромного ляжку,
Братья меж тем близнецы,370 — еще не созвездие в небе, —
Видные оба собой, верхом на конях белоснежных
Ехали; оба они потрясали в воздухе дружно
375 Остроконечья своих беспрерывно трепещущих копий.
Ранили б зверя они, да только щетинистый скрылся
В темной дубраве, куда ни коню не проникнуть, ни дроту.
Следом бежит Теламон, но, неосмотрительный в беге,
Наземь упал он ничком, о корень споткнувшись древесный.
380 Вот, между тем как его поднимает Пелей, наложила
Дева-тегейка стрелу и пустила из гнутого лука.
Около уха вонзясь, стрела поцарапала кожу
Зверя и кровью слегка обагрила густую щетину.
Дева, однако, не так веселилась удара успеху,
385 Как Мелеагр: говорят, он первый увидел и первый
Зверя багрящую кровь показал сотоварищам юным.
«Ты по заслугам, — сказал, — удостоена чести за доблесть!»
И покраснели мужи, поощряют друг друга и криком
Дух возбуждают, меж тем беспорядочно мечут оружье.
390 Дротам преградой тела, и стрелы препятствуют стрелам.
Тут взбешенный Аркад, на свою же погибель с секирой, —
"Эй, молодцы! Теперь предоставьте мне действовать! — крикнул, —
Знайте, сколь у мужчин оружье сильней, чем у женщин!
Дочь пусть Латоны его своим защищает оружьем, —
395 Зверя я правой рукой погублю против воли Дианы!"
Велеречивыми так говорит спесивец устами.
Молвил и, руки сцепив, замахнулся двуострой секирой,
Вот и на цыпочки встал, приподнялся на кончиках пальцев, —
Но поразил смельчака в смертельно опасное место
400 Зверь: он оба клыка направил Аркаду в подбрюшье.
Вот повалился Анкей, набухшие кровью обильно,
Выпав, кишки растеклись, и мокра обагренная почва.
Прямо пошел на врага Пирифой, Иксиона потомок:
Мощною он потрясал рогатину правой рукою.
405 Сын же Эгея ему: "Стань дальше, о ты, что дороже
Мне и меня самого, души моей часть! В отдаленье
Может и храбрый стоять: погубила Анкея отвага".
Молвил и бросил копье с наконечником меди тяжелой.
Ладно метнул, и могло бы желаемой цели достигнуть,
410 Только дубовая ветвь его задержала листвою.
Бросил свой дрот и Ясон, но отвел его Случай от зверя;
Дрот неповинному псу обратил на погибель: попал он
В брюхо его и, кишки пронизав, сам в землю вонзился.
Дважды ударил Ойнид: из двух им брошенных копий
415 Первое медью в земле, второе в хребте застревает.
Медлить не время; меж тем свирепствует зверь и всем телом
Вертится, пастью опять разливает шипящую пену.
Раны виновник — пред ним, и свирепость врага раздражает;
И под лопатки ему вонзает сверкнувшую пику.
420 Криками дружными тут выражают товарищи радость,
И поспешают пожать победившую руку рукою.
Вот на чудовищный труп, на немалом пространстве простерты!
Диву дивуясь, глядят, все мнится им небезопасным
Тронуть врага, — все ж каждый копье в кровь зверя макает.
425 А победитель, поправ грозивший погибелью череп,
Молвил: "По праву мою ты возьми, нонакрийская дева,
Эту добычу: с тобою мы славу по чести разделим".
Тотчас он деве дарит торчащие жесткой щетиной
Шкуру и морду его с торчащими страшно клыками, —
430 Ей же приятен и дар, и сам приятен даритель.
Зависть почуяли все; послышался ропот в отряде.
Вот, из толпы протянув, с громогласными криками, руки, —
"Эй, перестань! Ты у нас не захватывай чести! — кричали
Так Фестиады, — тебя красота твоя не подвела бы,
435 Как бы не стал отдален от тебя победитель влюбленный!"
Дара лишают ее, его же — права даренья.
Марса внук не стерпел; исполнившись ярого гнева, —
"Знайте же вы, — закричал, — о чужой похитители чести,
Близки ль дела от угроз!" — и пронзил нечестивым железом
440 Грудь Плексиппа, — а тот и не чаял погибели скорой!
Был в колебанье Токсей: одинаково жаждавший в миг тот
Брата отметить своего и боявшийся участи брата, —
Не дал ему Мелеагр сомневаться: согретое прежним
Смертоубийством копье вновь согрел он братскою кровью.
445 Сын победил, и несла благодарные жертвы Алтея
В храмы, но вдруг увидала: несут двух братьев убитых.
В грудь ударяет она и печальными воплями город
Полнит, сменив золотое свое на скорбное платье.
Но лишь узнала она, кто убийца, вмиг прекратился
450 Плач, и слезы ее перешли в вожделение мести.
Было полено: его — когда после родов лежала
Фестия дочь — положили в огонь триединые сестры.371
Нить роковую суча и перстом прижимая, младенцу
Молвили: "Срок одинаковый мы и тебе и полену,
455 Новорожденный, даем". Провещав прорицанье такое,
Вышли богини; а мать головню полыхавшую тотчас
Вынула вон из огня и струею воды окатила.
Долго полено потом в потаенном месте лежало
И сохранялось, — твои сохраняло, о юноша, годы!
460 Вот извлекла его мать и велела лучинок и щепок
В кучу сложить; потом подносит враждебное пламя.
В пламя древесный пенек пыталась четырежды бросить,
Бросить же все не могла: в ней мать с сестрою боролись, —
В разные стороны, врозь, влекут два имени сердце.
465 Щеки бледнели не раз, ужасаясь такому злодейству,
Очи краснели не раз, распаленным окрашены гневом,
И выражало лицо то будто угрозу, в которой
Страшное чудилось, то возбуждало как будто бы жалость.
Только лишь слезы ее высыхали от гневного пыла,
470 Новые слезы лились: так судно, которое гонит
Ветер, а тут же влечет супротивное ветру теченье,
Чует две силы зараз и, колеблясь, обеим покорно, —
Так вот и Фестия дочь, в нерешительных чувствах блуждая,
То отлагает свой гнев, то, едва отложив, воскрешает.
475 Преобладать начинает сестра над матерью все же, —
И чтобы кровью смягчить по крови родные ей тени,
Благочестиво творит нечестивое. Лишь разгорелся
Злостный огонь: «Моя да истлеет утроба!» — сказала —
И беспощадной рукой роковое подъемлет полено.
480 Остановилась в тоске пред своей погребальною жертвой.
"О Эвмениды, — зовет, — тройные богини возмездий!
Вы обратитесь лицом к заклинательным жертвам ужасным!
Мщу и нечестье творю: искупить смерть смертию должно,
Должно злодейство придать к злодейству, к могиле могилу.
485 В нагроможденье скорбей пусть дом окаянный погибнет!
Будет счастливец Ойней наслаждаться победою сына?
Фестий — сиротствовать? Нет, пусть лучше восплачутся оба!
Вы же, о тени моих двух братьев, недавние тени,
Помощь почуйте мою! Немалым деяньем сочтите
490 Жертву смертную, дар материнской утробы несчастный.
Горе! Куда я влекусь? Простите же матери, братья!
Руки не в силах свершить начатого — конечно, всецело
Гибели он заслужил. Ненавистен мне смерти виновник.
Кары ль не будет ему? Он, живой, победитель, надменный
495 Самым успехом своим, Калидонскую примет державу?
Вам же — пеплом лежать, вы — навеки холодные тени?
Этого я не стерплю: пусть погибнет проклятый; с собою
Пусть упованья отца, и царство, и родину сгубит!
Матери ль чувствовать так? Родителей где же обеты?
500 Десятимесячный труд материнский, — иль мною забыт он?
О, если б в пламени том тогда же сгорел ты младенцем!
Это стерпела бы я! В живых ты — моим попеченьем
Ныне умрешь по заслугам своим: поделом и награда.
Данную дважды тебе — рожденьем и той головнею —
505 Душу верни или дай мне с братскими тенями слиться.
Жажду, в самой же нет сил. Что делать? То братские раны
Перед очами стоят, убийства жестокого образ,
То сокрушаюсь душой, материнскою мучась любовью, —
Горе! Победа плоха, но все ж побеждайте, о братья!
510 Лишь бы и мне, даровав утешение вам, удалиться
Следом за вами!" Сказав, дрожащей рукой, отвернувшись,
В самое пламя она головню роковую метнула.
И застонало — иль ей показалось, что вдруг застонало, —
Дерево и, запылав, в огне против воли сгорело.
515 Был далеко Мелеагр и не знал, — но жжет его тайно
Этот огонь! Нутро в нем — чувствует — все загорелось.
Мужеством он подавить нестерпимые тщится мученья.
Сам же душою скорбит, что без крови, бесславною смертью
Гибнет; счастливыми он называет Анкеевы раны.
520 Вот он со стоном отца-старика призывает и братьев,
Кличет любимых сестер и последней — подругу по ложу.
Может быть, также и мать! Возрастают и пламя и муки —
И затихают опять, наконец одновременно гаснут.
Мало-помалу душа превратилась в воздух легчайший,
525 Мало-помалу зола убелила остывшие угли.
Гордый простерт Калидон; и юноши плачут и старцы,
Стонут и знать и народ; распустившие волосы с горя
В грудь ударяют себя калидонские матери с воплем.
Пылью сквернит седину и лицо престарелый родитель,
530 Сам распростерт на земле, продолжительный век свой поносит.
Мать же своею рукой, — лишь сознала жестокое дело, —
Казни себя предала, железо нутро ей пронзило.
Если б мне бог даровал сто уст с языком звонкозвучным,
Воображенья полет или весь Геликон, — я не мог бы
535 Пересказать, как над ней голосили печальные сестры.
О красоте позабыв, посинелые груди колотят.
Тело, пока оно здесь, ласкают и снова ласкают,
Нежно целуют его, принесенное ложе целуют.
Пеплом лишь стала она, к груди прижимают и пепел,
540 Пав на могилу, лежат и, означенный именем камень
Скорбно руками обняв, проливают над именем слезы.
Но утолясь наконец Парфаонова372 дома несчастьем,
Всех их Латонина дочь, — исключая Горгею с невесткой
Знатной Алкмены373, — взрастив на теле их перья, подъемлет
545 В воздух и вдоль по рукам простирает им длинные крылья,
Делает рот роговым и пускает летать — превращенных.
Тою порой Тезей, часть выполнив подвигов славных,
Шел в Эрехтеев предел,374 в твердыню Тритониды Девы.
Тут преградил ему путь и медлить заставил набухший
550 Из-за дождей Ахелой. "Взойди под кров мой, — сказал он, —
О Кекропид375! Себя не вручай увлекающим волнам.
Крепкие бревна нести приобыкли они иль, бушуя,
С грохотом камни крутить: я видел: прибрежные хлевы
Бурный уносит поток; и нет уже проку коровам
555 В том, что могучи они, ни коням, — что бегают быстро.
Ярый поток, наводнясь из-за таянья снега, немало
В водовороте своем утопил молодого народу.
Лучше тебе отдохнуть до поры, когда возвратится
В русло река и опять заструит неглубокие воды".
560 И согласился Эгид. "Ахелой, я воспользуюсь домом
И увещаньем твоим", — ответствовал; так и исполнил.
В атрий вошел он, что выстроен был из шершавого туфа
С пористой пемзой; земля покрывалася влажная мохом.
Выложен был потолок пурпуровых раковин строем.
565 Гиперион376 между тем две трети уж света отмерил,
Вот возлегли и Тезей, и соратники рядом на ложах;
Сын Иксиона377 возлег по одной стороне, по другой же
Славный трезенец Лелег,378 с приметной в висках сединою.
Также почтил и других одинаковым гостеприимством
570 Бог Акарнанской реки, посещеньем таким осчастливлен.
Стали готовить столы, с обнаженными стопами нимфы
Разные яства несут. Когда угощенья убрали,
Стали в сосуды вино разливать. И герой знаменитый,
Взором окинув простор перед ними лежащего моря,
575 "Что там за место? — спросил и перстом указал, — как зовется
Этот вон остров, скажи: но будто их несколько видно?"
Бог же речной отвечал: "Что видим мы, то не едино,
Пять островов там лежит: различить их мешает пространство.
Знайте же: так не одна поступала в обиде Диана!
580 Были наядами те острова: закололи однажды
Десять тельцов — и богов деревенских к тем жертвам призвали;
Но позабыли меня, поведя хороводы по чину.
Воды я вздул и несусь, я сроду таким полноводным
Не был. Ужасен равно и волной, и душевным порывом,
585 Мчался, леса от лесов, брега от брегов отделяя.
Вместе с землею и нимф, наконец-то меня вспомянувших,
Вплоть я до моря довлек. Тут море и я совокупно
Землю сплошную, разъяв, на столько частей разделили,
Сколько сейчас посредине, воды Эхинад созерцаешь.
590 Там, как видишь, вдали, вон там подымается остров,
Мне драгоценный. Его называет моряк Перимелой.
Деву избрав, у нее я похитил девичью невинность.
А Гипподаму отцу нестерпимо то было, и в море
Дочь он столкнул со скалы, в утробе носившую чадо.
595 Плывшую я подхватил и сказал: "О держатель трезубца,
Царство зыбей получивший в удел ближайшее к небу,
Где нам скончанье, куда мы сбегаем, священные реки, —
Встань и молящему мне, Нептун, снисходительно внемли!
Ту, с которой несусь, погубил я; когда б справедливей
600 Был и добрей Гипподам, когда бы не столь был безбожен,
Должен он был бы ее пожалеть, простить нас обоих.
О, помоги! Ей, молю, от отцовского гнева бежавшей,
Дай, о владыка, приют, — иль сама пусть станет приютом! —
Буду ее и тогда обнимать". Кивнул головою
605 Царь морской и потряс ему подчиненные воды.
Затрепетала она — но плыла. Меж тем у плывущей
Трогал я грудь, — она под рукою, волнуясь, дрожала.
Но, обнимая ее, вдруг чувствую: отвердевает
Тело, и девушки грудь земляным покрывается слоем.
610 Я говорю, — а земля облекает плывущие члены:
Тело, свой вид изменив, разрастается в остров тяжелый".
Бог речной замолчал. Удивленья достойное дело
Тронуло всех. Но один над доверием их посмеялся, —
Иксионид, — презритель богов, необузданный мыслью:
615 "Выдумки — весь твой рассказ, Ахелой, ты не в меру могучей
Силу считаешь богов, — будто вид и дают и отъемлют!"
И поразилися все, и словам не поверили дерзким.
Первый меж ними Лелег, созревший умом и годами,
Так говорит: "Велико всемогущество неба, пределов
620 Нет ему: что захотят небожители, то и свершится.
А чтобы вас убедить, расскажу: дуб с липою рядом
Есть на фригийских холмах, обнесенные скромной стеною.
Сам те места я видал: на равнины Пелоповы379 послан
Был я Питфеем380, туда, где отец его ранее правил.
625 Есть там болото вблизи, — обитаемый прежде участок;
Ныне — желанный приют для нырка и лысухи болотной.
В смертном обличье туда сам Юпитер пришел, при отце же
Был отвязавший крыла жезлоносец, Атлантов потомок.381
Сотни домов обошли, о приюте прося и покое,
630 Сотни к дверям приткнули колы; единственный — принял,
Малый, однако же, дом, тростником и соломою крытый.
Благочестивая в нем Бавкида жила с Филемоном,
Два старика: тут они съединились в юности браком.
В хижине той же вдвоем и состарились. Легкою стала
635 Бедность смиренная им, и сносили ее безмятежно.
Было б напрасно искать в том доме господ и прислугу,
Все-то хозяйство — в двоих; всё сами: прикажут — исполнят.
Лишь подошли божества под кров неприметных пенатов,
Только успели главой под притолкой низкой склониться,
640 Старец придвинул скамью, отдохнуть предлагая пришельцам.
Грубую ткань на нее поспешила накинуть Бавкида.
Теплую тотчас золу в очаге отгребла и вечерний
Вновь оживила огонь, листвы ему с сохлой корою
В пищу дала и вздувать его старческим стала дыханьем.
645 Связки из прутьев она и сухие сучки собирает
С кровли, ломает в куски, — котелочек поставила медный.
Вот с овощей, стариком в огороде собранных влажном,
Листья счищает ножом; супруг же двузубою вилой
Спинку свиньи достает, что коптилась, подвешена к балке.
650 Долго ее берегли, — от нее отрезает кусочек
Тонкий; отрезав, его в закипевшей воде размягчает.
Длинное время меж тем коротают они в разговорах, —
Времени и не видать. Находилась кленовая шайка
В хижине их, на гвозде за кривую подвешена ручку.
655 Теплой водой наполняют ее, утомленные ноги
В ней отдохнут. Посредине — кровать, у нее ивяные
Рама и ножки, на ней — камышовое мягкое ложе.
Тканью покрыла его, которую разве лишь в праздник
Им приводилось стелить, но была и стара, и потерта
660 Ткань, — не могла бы она ивяной погнушаться кроватью.
И возлегли божества. Подоткнувшись, дрожащая, ставит
Столик старуха, но он покороче на третью был ногу.
Выровнял их черепок. Лишь быть перестал он покатым —
Ровную доску его они свежею мятой натерли.
665 Ставят плоды, двух разных цветов, непорочной Минервы,382
Осенью сорванный тёрн, заготовленный в винном отстое,
Редьку, индивий-салат, молоко, загустевшее в творог,
Яйца, легко на нежарком огне испеченные, ставят.
В утвари глиняной все. После этого ставят узорный,
670 Тоже из глины, кратер и простые из бука резного
Чаши, которых нутро желтоватым промазано воском.
Тотчас за этим очаг предлагает горячие блюда.
Вскоре приносят еще, хоть не больно-то старые, вина;
Их отодвинув, дают местечко второй перемене.
675 Тут и орехи, и пальм сушеные ягоды, смоквы,
Сливы, — немало плодов благовонных в разлатых корзинах,
И золотой виноград, на багряных оборванный лозах.
Свежий сотовый мед посередке; над всем же — радушье
Лиц, и к приему гостей не худая, не бедная воля.
680 А между тем, что ни раз, опорожненный вновь сам собою, —
Видят, — наполнен кратер, вино подливается кем-то!
Диву дивятся они, устрашились и, руки подъемля,
Стали молитву творить Филемон оробелый с Бавкидой.
Молят простить их за стол, за убогое пира убранство.
685 Гусь был в хозяйстве один, поместья их малого сторож, —
Гостеприимным богам принести его в жертву решили.
Розов крылом, он уже притомил отягченных летами, —
Все ускользает от них; наконец случилось, что к самым
Он подбегает богам. Те птицу убить запретили.
690 "Боги мы оба. Пускай упадет на безбожных соседей
Кара, — сказали они, — но даруется, в бедствии этом,
Быть невредимыми вам; свое лишь покиньте жилище.
Следом за нами теперь отправляйтесь. На горные кручи
Вместе идите". Они повинуются, с помощью палок
695 Силятся оба ступать, подымаясь по длинному склону.
Были они от вершины горы в расстоянье полета
Пущенной с лука стрелы, назад обернулись и видят:
Все затопила вода, один выдается их домик.
И, меж тем как дивятся они и скорбят о соседях,
700 Ветхая хижина их, для двоих тесноватая даже,
Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,
Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,
Двери резные висят, золоченым становится зданье.
Ласковой речью тогда говорит им потомок Сатурна:383
705 "Праведный, молви, старик и достойная мужа супруга,
Молви, чего вы желали б?" — и так, перемолвясь с Бавкидой,
Общее их пожеланье открыл Филемон Всемогущим:
"Вашими быть мы жрецами хотим, при святилищах ваших
Службу нести, и, поскольку ведем мы в согласии годы,
710 Час пусть один унесет нас обоих, чтоб мне не увидеть,
Как сожигают жену, и не быть похороненным ею".
Их пожеланья сбылись: оставались стражами храма
Жизнь остальную свою. Отягченные годами, как-то
Став у святых ступеней, вспоминать они стали событья.
715 Вдруг увидал Филемон: одевается в зелень Бавкида;
Видит Бавкида: старик Филемон одевается в зелень.
Похолодевшие их увенчались вершинами лица.
Тихо успели они обменяться приветом. "Прощай же,
Муж мой!" — «Прощай, о жена!» — так вместе сказали, и сразу
720 Рот им покрыла листва. И теперь обитатель Тианы
Два вам покажет ствола, от единого корня возросших.
Это не вздорный рассказ, веденный, не с целью обмана,
От стариков я слыхал, да и сам я висящие видел
Там на деревьях венки; сам свежих принес и промолвил:
725 «Праведных боги хранят: почитающий — сам почитаем».
Кончил, и тронуты все и событьями и рассказавшим,
Всех же сильнее — Тезей. Вновь хочет он слушать о чудных
Божьих делах, — и, на ложе склонясь, обратился к Тезею
Бог калидонской реки: "О храбрый! Бывают предметы:
730 Если их вид изменен, — остаются при новом обличье;
Есть же, которым дано обращаться в различные виды, —
Ты, например, о Протей, обитатель обнявшего землю
Моря! То юношей ты, то львом на глаза появлялся,
Вепрем свирепым бывал, змеей, прикоснуться к которой
735 Боязно, а иногда ты рогатым быком становился.
Камнем порою ты был, порою и деревом был ты.
А иногда, текучей воды подражая обличью,
Был ты рекой; иногда же огнем, для воды ненавистным.
И Автолика жена, Эрисихтона дочь, обладает
740 Даром таким же. Отец, презирая божественность Вышних,
На алтарях никогда в их честь не курил фимиама.
Он топором — говорят — оскорбил Церерину рощу,
Будто железом нанес бесчестье древней дубраве.
Дуб в той роще стоял, с долголетним стволом, преогромный,
745 С целую рощу один, — весь в лентах, в дощечках на память,
В благочестивых венках, свидетельствах просьб не напрасных
Часто дриады под ним хороводы в праздник водили,
Часто, руками сплетясь по порядку, они окружали
Дерева ствол; толщина того дуба в обхват составляла
750 Целых пятнадцать локтей. Остальная же роща лежала
Низменно так перед ним, как трава перед рощею всею.
Но, несмотря ни на что, Триопей384 топора рокового
Не отвратил от него; приказал рабам, чтоб рубили
Дуб. Но, как медлили те, он топор из рук у них вырвал.
755 "Будь он не только любим богиней, будь ею самою,
Он бы коснулся земли зеленою все же вершиной!" —
Молвил. И только разить топором он наискось начал,
Дуб содрогнулся, и стон испустило богинино древо.
В то же мгновенье бледнеть и листва, и желуди дуба
760 Стали; бледностью вдруг его длинные ветви покрылись.
А лишь поранили ствол нечестивые руки, как тотчас
Из рассеченной коры заструилася кровь, как струится
Пред алтарями, когда повергается тучная жертва,
Бык, — из шеи крутой поток наливается алый.
765 Остолбенели кругом; решился один святотатство
Предотвратить, отвести беспощадный топор фессалийца.
Тот поглядел, — «За свое благочестье прими же награду!» —
Молвил и, вместо ствола в человека направив оружье,
Голову снес — и рубить стал снова с удвоенной силой.
770 Вдруг такие слова из средины послышались дуба:
"В дереве я здесь живу, Церере любезная нимфа,
Я предрекаю тебе, умирая: получишь возмездье
Ты за деянья свои, за нашу ответишь погибель!"
Но продолжает злодей; наконец от бессчетных ударов
775 Заколебавшись и вниз бечевами притянуто, с шумом
Дерево пало и лес широко придавило собою.
Сестры Дриады, своим потрясенные горем — и горем
Рощи священной, пошли и предстали в одеждах печали
Гибкою ивой, ольхой малорослой, болотной травою,
Всякой лозой и густым камышом, и высоким и низким.
Выгнан из зарослей вепрь в середину врагов; разъяренный,
Мчится, подобно огню, что из туч громовых упадает,
340 Валит он в беге своем дерева, и трещит пораженный
Лес; восклицают бойцы, могучею правой рукою
Держат копье на весу, и широкий дрожит наконечник.
Мчит напролом; разгоняет собак, — какую ни встретит,
Мигом ударами вкось их, лающих, врозь рассыпает.
345 Дрот, Эхиона рукой для начала направленный в зверя,
Даром пропал: слегка лишь ствол поранил кленовый.
Брошенный следом другой, будь верно рассчитана сила,
В цель бы наверно попал, в хребте он у вепря застрял бы,
Но далеко пролетел: пагасейцем был кинут Ясоном.
350 Молвил тогда Ампикид: "О чтившийся мною и чтимый
Феб! Пошли, что прошу, — настичь его верным ударом!"
Бог снизошел сколько мог до молений; оружием тронут,
Но не поранен был вепрь, — наконечник железный Диана
Сбила у древка; одним был древком тупым он настигнут.
355 Пуще взбесился кабан; запылал подобен перуну,
Свет сверкает из глаз, из груди выдыхает он пламя,
И как несется ядро, натянутой пущено жилой,
К стенам летя крепостным иль башням, воинства полным, —
К сборищу юношей так, нанося во все стороны раны,
360 Мчится, — и Эвиалан с Пелагоном, что край охраняли
Правый, простерты уже: друзья подхватили лежащих.
Также не смог упастись Энизим, сын Гиппокоонта,
От смертоносных клыков; трепетал, бежать порывался,
Но ослабели уже, под коленом подсечены, жилы.
365 Может быть, здесь свою гибель нашел бы и Нестор-пилосец
Раньше троянских времен, но успел, на копье оперевшись,
Прыгнуть на дерево, тут же стоявшее, в ветви густые.
Вниз на врага он глядел с безопасного места, спасенный.
Тот же, свирепый, клык наточив о дубовые корни,
370 Смертью грозил, своим скрежеща обновленным оружьем,
Гнутым клыком он задел Эвритида огромного ляжку,
Братья меж тем близнецы,370 — еще не созвездие в небе, —
Видные оба собой, верхом на конях белоснежных
Ехали; оба они потрясали в воздухе дружно
375 Остроконечья своих беспрерывно трепещущих копий.
Ранили б зверя они, да только щетинистый скрылся
В темной дубраве, куда ни коню не проникнуть, ни дроту.
Следом бежит Теламон, но, неосмотрительный в беге,
Наземь упал он ничком, о корень споткнувшись древесный.
380 Вот, между тем как его поднимает Пелей, наложила
Дева-тегейка стрелу и пустила из гнутого лука.
Около уха вонзясь, стрела поцарапала кожу
Зверя и кровью слегка обагрила густую щетину.
Дева, однако, не так веселилась удара успеху,
385 Как Мелеагр: говорят, он первый увидел и первый
Зверя багрящую кровь показал сотоварищам юным.
«Ты по заслугам, — сказал, — удостоена чести за доблесть!»
И покраснели мужи, поощряют друг друга и криком
Дух возбуждают, меж тем беспорядочно мечут оружье.
390 Дротам преградой тела, и стрелы препятствуют стрелам.
Тут взбешенный Аркад, на свою же погибель с секирой, —
"Эй, молодцы! Теперь предоставьте мне действовать! — крикнул, —
Знайте, сколь у мужчин оружье сильней, чем у женщин!
Дочь пусть Латоны его своим защищает оружьем, —
395 Зверя я правой рукой погублю против воли Дианы!"
Велеречивыми так говорит спесивец устами.
Молвил и, руки сцепив, замахнулся двуострой секирой,
Вот и на цыпочки встал, приподнялся на кончиках пальцев, —
Но поразил смельчака в смертельно опасное место
400 Зверь: он оба клыка направил Аркаду в подбрюшье.
Вот повалился Анкей, набухшие кровью обильно,
Выпав, кишки растеклись, и мокра обагренная почва.
Прямо пошел на врага Пирифой, Иксиона потомок:
Мощною он потрясал рогатину правой рукою.
405 Сын же Эгея ему: "Стань дальше, о ты, что дороже
Мне и меня самого, души моей часть! В отдаленье
Может и храбрый стоять: погубила Анкея отвага".
Молвил и бросил копье с наконечником меди тяжелой.
Ладно метнул, и могло бы желаемой цели достигнуть,
410 Только дубовая ветвь его задержала листвою.
Бросил свой дрот и Ясон, но отвел его Случай от зверя;
Дрот неповинному псу обратил на погибель: попал он
В брюхо его и, кишки пронизав, сам в землю вонзился.
Дважды ударил Ойнид: из двух им брошенных копий
415 Первое медью в земле, второе в хребте застревает.
Медлить не время; меж тем свирепствует зверь и всем телом
Вертится, пастью опять разливает шипящую пену.
Раны виновник — пред ним, и свирепость врага раздражает;
И под лопатки ему вонзает сверкнувшую пику.
420 Криками дружными тут выражают товарищи радость,
И поспешают пожать победившую руку рукою.
Вот на чудовищный труп, на немалом пространстве простерты!
Диву дивуясь, глядят, все мнится им небезопасным
Тронуть врага, — все ж каждый копье в кровь зверя макает.
425 А победитель, поправ грозивший погибелью череп,
Молвил: "По праву мою ты возьми, нонакрийская дева,
Эту добычу: с тобою мы славу по чести разделим".
Тотчас он деве дарит торчащие жесткой щетиной
Шкуру и морду его с торчащими страшно клыками, —
430 Ей же приятен и дар, и сам приятен даритель.
Зависть почуяли все; послышался ропот в отряде.
Вот, из толпы протянув, с громогласными криками, руки, —
"Эй, перестань! Ты у нас не захватывай чести! — кричали
Так Фестиады, — тебя красота твоя не подвела бы,
435 Как бы не стал отдален от тебя победитель влюбленный!"
Дара лишают ее, его же — права даренья.
Марса внук не стерпел; исполнившись ярого гнева, —
"Знайте же вы, — закричал, — о чужой похитители чести,
Близки ль дела от угроз!" — и пронзил нечестивым железом
440 Грудь Плексиппа, — а тот и не чаял погибели скорой!
Был в колебанье Токсей: одинаково жаждавший в миг тот
Брата отметить своего и боявшийся участи брата, —
Не дал ему Мелеагр сомневаться: согретое прежним
Смертоубийством копье вновь согрел он братскою кровью.
445 Сын победил, и несла благодарные жертвы Алтея
В храмы, но вдруг увидала: несут двух братьев убитых.
В грудь ударяет она и печальными воплями город
Полнит, сменив золотое свое на скорбное платье.
Но лишь узнала она, кто убийца, вмиг прекратился
450 Плач, и слезы ее перешли в вожделение мести.
Было полено: его — когда после родов лежала
Фестия дочь — положили в огонь триединые сестры.371
Нить роковую суча и перстом прижимая, младенцу
Молвили: "Срок одинаковый мы и тебе и полену,
455 Новорожденный, даем". Провещав прорицанье такое,
Вышли богини; а мать головню полыхавшую тотчас
Вынула вон из огня и струею воды окатила.
Долго полено потом в потаенном месте лежало
И сохранялось, — твои сохраняло, о юноша, годы!
460 Вот извлекла его мать и велела лучинок и щепок
В кучу сложить; потом подносит враждебное пламя.
В пламя древесный пенек пыталась четырежды бросить,
Бросить же все не могла: в ней мать с сестрою боролись, —
В разные стороны, врозь, влекут два имени сердце.
465 Щеки бледнели не раз, ужасаясь такому злодейству,
Очи краснели не раз, распаленным окрашены гневом,
И выражало лицо то будто угрозу, в которой
Страшное чудилось, то возбуждало как будто бы жалость.
Только лишь слезы ее высыхали от гневного пыла,
470 Новые слезы лились: так судно, которое гонит
Ветер, а тут же влечет супротивное ветру теченье,
Чует две силы зараз и, колеблясь, обеим покорно, —
Так вот и Фестия дочь, в нерешительных чувствах блуждая,
То отлагает свой гнев, то, едва отложив, воскрешает.
475 Преобладать начинает сестра над матерью все же, —
И чтобы кровью смягчить по крови родные ей тени,
Благочестиво творит нечестивое. Лишь разгорелся
Злостный огонь: «Моя да истлеет утроба!» — сказала —
И беспощадной рукой роковое подъемлет полено.
480 Остановилась в тоске пред своей погребальною жертвой.
"О Эвмениды, — зовет, — тройные богини возмездий!
Вы обратитесь лицом к заклинательным жертвам ужасным!
Мщу и нечестье творю: искупить смерть смертию должно,
Должно злодейство придать к злодейству, к могиле могилу.
485 В нагроможденье скорбей пусть дом окаянный погибнет!
Будет счастливец Ойней наслаждаться победою сына?
Фестий — сиротствовать? Нет, пусть лучше восплачутся оба!
Вы же, о тени моих двух братьев, недавние тени,
Помощь почуйте мою! Немалым деяньем сочтите
490 Жертву смертную, дар материнской утробы несчастный.
Горе! Куда я влекусь? Простите же матери, братья!
Руки не в силах свершить начатого — конечно, всецело
Гибели он заслужил. Ненавистен мне смерти виновник.
Кары ль не будет ему? Он, живой, победитель, надменный
495 Самым успехом своим, Калидонскую примет державу?
Вам же — пеплом лежать, вы — навеки холодные тени?
Этого я не стерплю: пусть погибнет проклятый; с собою
Пусть упованья отца, и царство, и родину сгубит!
Матери ль чувствовать так? Родителей где же обеты?
500 Десятимесячный труд материнский, — иль мною забыт он?
О, если б в пламени том тогда же сгорел ты младенцем!
Это стерпела бы я! В живых ты — моим попеченьем
Ныне умрешь по заслугам своим: поделом и награда.
Данную дважды тебе — рожденьем и той головнею —
505 Душу верни или дай мне с братскими тенями слиться.
Жажду, в самой же нет сил. Что делать? То братские раны
Перед очами стоят, убийства жестокого образ,
То сокрушаюсь душой, материнскою мучась любовью, —
Горе! Победа плоха, но все ж побеждайте, о братья!
510 Лишь бы и мне, даровав утешение вам, удалиться
Следом за вами!" Сказав, дрожащей рукой, отвернувшись,
В самое пламя она головню роковую метнула.
И застонало — иль ей показалось, что вдруг застонало, —
Дерево и, запылав, в огне против воли сгорело.
515 Был далеко Мелеагр и не знал, — но жжет его тайно
Этот огонь! Нутро в нем — чувствует — все загорелось.
Мужеством он подавить нестерпимые тщится мученья.
Сам же душою скорбит, что без крови, бесславною смертью
Гибнет; счастливыми он называет Анкеевы раны.
520 Вот он со стоном отца-старика призывает и братьев,
Кличет любимых сестер и последней — подругу по ложу.
Может быть, также и мать! Возрастают и пламя и муки —
И затихают опять, наконец одновременно гаснут.
Мало-помалу душа превратилась в воздух легчайший,
525 Мало-помалу зола убелила остывшие угли.
Гордый простерт Калидон; и юноши плачут и старцы,
Стонут и знать и народ; распустившие волосы с горя
В грудь ударяют себя калидонские матери с воплем.
Пылью сквернит седину и лицо престарелый родитель,
530 Сам распростерт на земле, продолжительный век свой поносит.
Мать же своею рукой, — лишь сознала жестокое дело, —
Казни себя предала, железо нутро ей пронзило.
Если б мне бог даровал сто уст с языком звонкозвучным,
Воображенья полет или весь Геликон, — я не мог бы
535 Пересказать, как над ней голосили печальные сестры.
О красоте позабыв, посинелые груди колотят.
Тело, пока оно здесь, ласкают и снова ласкают,
Нежно целуют его, принесенное ложе целуют.
Пеплом лишь стала она, к груди прижимают и пепел,
540 Пав на могилу, лежат и, означенный именем камень
Скорбно руками обняв, проливают над именем слезы.
Но утолясь наконец Парфаонова372 дома несчастьем,
Всех их Латонина дочь, — исключая Горгею с невесткой
Знатной Алкмены373, — взрастив на теле их перья, подъемлет
545 В воздух и вдоль по рукам простирает им длинные крылья,
Делает рот роговым и пускает летать — превращенных.
Тою порой Тезей, часть выполнив подвигов славных,
Шел в Эрехтеев предел,374 в твердыню Тритониды Девы.
Тут преградил ему путь и медлить заставил набухший
550 Из-за дождей Ахелой. "Взойди под кров мой, — сказал он, —
О Кекропид375! Себя не вручай увлекающим волнам.
Крепкие бревна нести приобыкли они иль, бушуя,
С грохотом камни крутить: я видел: прибрежные хлевы
Бурный уносит поток; и нет уже проку коровам
555 В том, что могучи они, ни коням, — что бегают быстро.
Ярый поток, наводнясь из-за таянья снега, немало
В водовороте своем утопил молодого народу.
Лучше тебе отдохнуть до поры, когда возвратится
В русло река и опять заструит неглубокие воды".
560 И согласился Эгид. "Ахелой, я воспользуюсь домом
И увещаньем твоим", — ответствовал; так и исполнил.
В атрий вошел он, что выстроен был из шершавого туфа
С пористой пемзой; земля покрывалася влажная мохом.
Выложен был потолок пурпуровых раковин строем.
565 Гиперион376 между тем две трети уж света отмерил,
Вот возлегли и Тезей, и соратники рядом на ложах;
Сын Иксиона377 возлег по одной стороне, по другой же
Славный трезенец Лелег,378 с приметной в висках сединою.
Также почтил и других одинаковым гостеприимством
570 Бог Акарнанской реки, посещеньем таким осчастливлен.
Стали готовить столы, с обнаженными стопами нимфы
Разные яства несут. Когда угощенья убрали,
Стали в сосуды вино разливать. И герой знаменитый,
Взором окинув простор перед ними лежащего моря,
575 "Что там за место? — спросил и перстом указал, — как зовется
Этот вон остров, скажи: но будто их несколько видно?"
Бог же речной отвечал: "Что видим мы, то не едино,
Пять островов там лежит: различить их мешает пространство.
Знайте же: так не одна поступала в обиде Диана!
580 Были наядами те острова: закололи однажды
Десять тельцов — и богов деревенских к тем жертвам призвали;
Но позабыли меня, поведя хороводы по чину.
Воды я вздул и несусь, я сроду таким полноводным
Не был. Ужасен равно и волной, и душевным порывом,
585 Мчался, леса от лесов, брега от брегов отделяя.
Вместе с землею и нимф, наконец-то меня вспомянувших,
Вплоть я до моря довлек. Тут море и я совокупно
Землю сплошную, разъяв, на столько частей разделили,
Сколько сейчас посредине, воды Эхинад созерцаешь.
590 Там, как видишь, вдали, вон там подымается остров,
Мне драгоценный. Его называет моряк Перимелой.
Деву избрав, у нее я похитил девичью невинность.
А Гипподаму отцу нестерпимо то было, и в море
Дочь он столкнул со скалы, в утробе носившую чадо.
595 Плывшую я подхватил и сказал: "О держатель трезубца,
Царство зыбей получивший в удел ближайшее к небу,
Где нам скончанье, куда мы сбегаем, священные реки, —
Встань и молящему мне, Нептун, снисходительно внемли!
Ту, с которой несусь, погубил я; когда б справедливей
600 Был и добрей Гипподам, когда бы не столь был безбожен,
Должен он был бы ее пожалеть, простить нас обоих.
О, помоги! Ей, молю, от отцовского гнева бежавшей,
Дай, о владыка, приют, — иль сама пусть станет приютом! —
Буду ее и тогда обнимать". Кивнул головою
605 Царь морской и потряс ему подчиненные воды.
Затрепетала она — но плыла. Меж тем у плывущей
Трогал я грудь, — она под рукою, волнуясь, дрожала.
Но, обнимая ее, вдруг чувствую: отвердевает
Тело, и девушки грудь земляным покрывается слоем.
610 Я говорю, — а земля облекает плывущие члены:
Тело, свой вид изменив, разрастается в остров тяжелый".
Бог речной замолчал. Удивленья достойное дело
Тронуло всех. Но один над доверием их посмеялся, —
Иксионид, — презритель богов, необузданный мыслью:
615 "Выдумки — весь твой рассказ, Ахелой, ты не в меру могучей
Силу считаешь богов, — будто вид и дают и отъемлют!"
И поразилися все, и словам не поверили дерзким.
Первый меж ними Лелег, созревший умом и годами,
Так говорит: "Велико всемогущество неба, пределов
620 Нет ему: что захотят небожители, то и свершится.
А чтобы вас убедить, расскажу: дуб с липою рядом
Есть на фригийских холмах, обнесенные скромной стеною.
Сам те места я видал: на равнины Пелоповы379 послан
Был я Питфеем380, туда, где отец его ранее правил.
625 Есть там болото вблизи, — обитаемый прежде участок;
Ныне — желанный приют для нырка и лысухи болотной.
В смертном обличье туда сам Юпитер пришел, при отце же
Был отвязавший крыла жезлоносец, Атлантов потомок.381
Сотни домов обошли, о приюте прося и покое,
630 Сотни к дверям приткнули колы; единственный — принял,
Малый, однако же, дом, тростником и соломою крытый.
Благочестивая в нем Бавкида жила с Филемоном,
Два старика: тут они съединились в юности браком.
В хижине той же вдвоем и состарились. Легкою стала
635 Бедность смиренная им, и сносили ее безмятежно.
Было б напрасно искать в том доме господ и прислугу,
Все-то хозяйство — в двоих; всё сами: прикажут — исполнят.
Лишь подошли божества под кров неприметных пенатов,
Только успели главой под притолкой низкой склониться,
640 Старец придвинул скамью, отдохнуть предлагая пришельцам.
Грубую ткань на нее поспешила накинуть Бавкида.
Теплую тотчас золу в очаге отгребла и вечерний
Вновь оживила огонь, листвы ему с сохлой корою
В пищу дала и вздувать его старческим стала дыханьем.
645 Связки из прутьев она и сухие сучки собирает
С кровли, ломает в куски, — котелочек поставила медный.
Вот с овощей, стариком в огороде собранных влажном,
Листья счищает ножом; супруг же двузубою вилой
Спинку свиньи достает, что коптилась, подвешена к балке.
650 Долго ее берегли, — от нее отрезает кусочек
Тонкий; отрезав, его в закипевшей воде размягчает.
Длинное время меж тем коротают они в разговорах, —
Времени и не видать. Находилась кленовая шайка
В хижине их, на гвозде за кривую подвешена ручку.
655 Теплой водой наполняют ее, утомленные ноги
В ней отдохнут. Посредине — кровать, у нее ивяные
Рама и ножки, на ней — камышовое мягкое ложе.
Тканью покрыла его, которую разве лишь в праздник
Им приводилось стелить, но была и стара, и потерта
660 Ткань, — не могла бы она ивяной погнушаться кроватью.
И возлегли божества. Подоткнувшись, дрожащая, ставит
Столик старуха, но он покороче на третью был ногу.
Выровнял их черепок. Лишь быть перестал он покатым —
Ровную доску его они свежею мятой натерли.
665 Ставят плоды, двух разных цветов, непорочной Минервы,382
Осенью сорванный тёрн, заготовленный в винном отстое,
Редьку, индивий-салат, молоко, загустевшее в творог,
Яйца, легко на нежарком огне испеченные, ставят.
В утвари глиняной все. После этого ставят узорный,
670 Тоже из глины, кратер и простые из бука резного
Чаши, которых нутро желтоватым промазано воском.
Тотчас за этим очаг предлагает горячие блюда.
Вскоре приносят еще, хоть не больно-то старые, вина;
Их отодвинув, дают местечко второй перемене.
675 Тут и орехи, и пальм сушеные ягоды, смоквы,
Сливы, — немало плодов благовонных в разлатых корзинах,
И золотой виноград, на багряных оборванный лозах.
Свежий сотовый мед посередке; над всем же — радушье
Лиц, и к приему гостей не худая, не бедная воля.
680 А между тем, что ни раз, опорожненный вновь сам собою, —
Видят, — наполнен кратер, вино подливается кем-то!
Диву дивятся они, устрашились и, руки подъемля,
Стали молитву творить Филемон оробелый с Бавкидой.
Молят простить их за стол, за убогое пира убранство.
685 Гусь был в хозяйстве один, поместья их малого сторож, —
Гостеприимным богам принести его в жертву решили.
Розов крылом, он уже притомил отягченных летами, —
Все ускользает от них; наконец случилось, что к самым
Он подбегает богам. Те птицу убить запретили.
690 "Боги мы оба. Пускай упадет на безбожных соседей
Кара, — сказали они, — но даруется, в бедствии этом,
Быть невредимыми вам; свое лишь покиньте жилище.
Следом за нами теперь отправляйтесь. На горные кручи
Вместе идите". Они повинуются, с помощью палок
695 Силятся оба ступать, подымаясь по длинному склону.
Были они от вершины горы в расстоянье полета
Пущенной с лука стрелы, назад обернулись и видят:
Все затопила вода, один выдается их домик.
И, меж тем как дивятся они и скорбят о соседях,
700 Ветхая хижина их, для двоих тесноватая даже,
Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,
Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,
Двери резные висят, золоченым становится зданье.
Ласковой речью тогда говорит им потомок Сатурна:383
705 "Праведный, молви, старик и достойная мужа супруга,
Молви, чего вы желали б?" — и так, перемолвясь с Бавкидой,
Общее их пожеланье открыл Филемон Всемогущим:
"Вашими быть мы жрецами хотим, при святилищах ваших
Службу нести, и, поскольку ведем мы в согласии годы,
710 Час пусть один унесет нас обоих, чтоб мне не увидеть,
Как сожигают жену, и не быть похороненным ею".
Их пожеланья сбылись: оставались стражами храма
Жизнь остальную свою. Отягченные годами, как-то
Став у святых ступеней, вспоминать они стали событья.
715 Вдруг увидал Филемон: одевается в зелень Бавкида;
Видит Бавкида: старик Филемон одевается в зелень.
Похолодевшие их увенчались вершинами лица.
Тихо успели они обменяться приветом. "Прощай же,
Муж мой!" — «Прощай, о жена!» — так вместе сказали, и сразу
720 Рот им покрыла листва. И теперь обитатель Тианы
Два вам покажет ствола, от единого корня возросших.
Это не вздорный рассказ, веденный, не с целью обмана,
От стариков я слыхал, да и сам я висящие видел
Там на деревьях венки; сам свежих принес и промолвил:
725 «Праведных боги хранят: почитающий — сам почитаем».
Кончил, и тронуты все и событьями и рассказавшим,
Всех же сильнее — Тезей. Вновь хочет он слушать о чудных
Божьих делах, — и, на ложе склонясь, обратился к Тезею
Бог калидонской реки: "О храбрый! Бывают предметы:
730 Если их вид изменен, — остаются при новом обличье;
Есть же, которым дано обращаться в различные виды, —
Ты, например, о Протей, обитатель обнявшего землю
Моря! То юношей ты, то львом на глаза появлялся,
Вепрем свирепым бывал, змеей, прикоснуться к которой
735 Боязно, а иногда ты рогатым быком становился.
Камнем порою ты был, порою и деревом был ты.
А иногда, текучей воды подражая обличью,
Был ты рекой; иногда же огнем, для воды ненавистным.
И Автолика жена, Эрисихтона дочь, обладает
740 Даром таким же. Отец, презирая божественность Вышних,
На алтарях никогда в их честь не курил фимиама.
Он топором — говорят — оскорбил Церерину рощу,
Будто железом нанес бесчестье древней дубраве.
Дуб в той роще стоял, с долголетним стволом, преогромный,
745 С целую рощу один, — весь в лентах, в дощечках на память,
В благочестивых венках, свидетельствах просьб не напрасных
Часто дриады под ним хороводы в праздник водили,
Часто, руками сплетясь по порядку, они окружали
Дерева ствол; толщина того дуба в обхват составляла
750 Целых пятнадцать локтей. Остальная же роща лежала
Низменно так перед ним, как трава перед рощею всею.
Но, несмотря ни на что, Триопей384 топора рокового
Не отвратил от него; приказал рабам, чтоб рубили
Дуб. Но, как медлили те, он топор из рук у них вырвал.
755 "Будь он не только любим богиней, будь ею самою,
Он бы коснулся земли зеленою все же вершиной!" —
Молвил. И только разить топором он наискось начал,
Дуб содрогнулся, и стон испустило богинино древо.
В то же мгновенье бледнеть и листва, и желуди дуба
760 Стали; бледностью вдруг его длинные ветви покрылись.
А лишь поранили ствол нечестивые руки, как тотчас
Из рассеченной коры заструилася кровь, как струится
Пред алтарями, когда повергается тучная жертва,
Бык, — из шеи крутой поток наливается алый.
765 Остолбенели кругом; решился один святотатство
Предотвратить, отвести беспощадный топор фессалийца.
Тот поглядел, — «За свое благочестье прими же награду!» —
Молвил и, вместо ствола в человека направив оружье,
Голову снес — и рубить стал снова с удвоенной силой.
770 Вдруг такие слова из средины послышались дуба:
"В дереве я здесь живу, Церере любезная нимфа,
Я предрекаю тебе, умирая: получишь возмездье
Ты за деянья свои, за нашу ответишь погибель!"
Но продолжает злодей; наконец от бессчетных ударов
775 Заколебавшись и вниз бечевами притянуто, с шумом
Дерево пало и лес широко придавило собою.
Сестры Дриады, своим потрясенные горем — и горем
Рощи священной, пошли и предстали в одеждах печали