Страница:
И победитель Улисс, когда бы она не рождала
Гектора. Добыл, увы, господина для матери Гектор!
Тело немое обняв, где не стало столь сильного духа,
Слезы, — их столько лила над отчизной, сынами, супругом, —
490 Ныне над дочерью льет; льет слезы на свежую рану,
Ртом приникает ко рту и в привыкшую грудь ударяет.
Так сединами влачась по крови запекшейся, много
Слов говорила она, — так молвила, грудь поражая:
"Дочь, о последнее ты — что ж осталось? — матери горе!
495 Дочь, ты мертва. Вижу рану твою, и моя она рана!
Вот, — чтоб никто из моих не погиб ненасильственной смертью, —
Заклана ныне и ты. Как женщине — я рассуждала —
Меч не опасен тебе; от меча ты — женщина — пала.
Бедных братьев твоих и тебя уничтожил единый —
500 Трои погибель — Ахилл, сиротитель Приамова дома.
После того, как он пал, Парисом застрелен и Фебом,
Я говорила: теперь перестанем бояться Ахилла!
Все же бояться его я должна была. Даже и пепел
Род преследует наш; находим врага и в могиле.
505 Я плодородна была — для Ахилла! Великая Троя
Пала; печальным концом завершились несчастья народа, —
Коль завершились они. Одной мне Пергам остался.
Горе в разгаре мое. Недавно во всем изобильна,
Столько имев и детей, и зятьев, и невесток, и мужа, —
510 Пленницей нищей влачусь, от могил отрешенная милых,
В дар Пенелопе. Меня, за уроком моим подневольным,
Женам итакским перстом указуя, — "Вот Гектора, — скажет, —
Славная мать. Вот она, Приамова, — молвит, — супруга".
После стольких потерь ты мне — одно утешенье
515 Слез материнских моих — погребенье врага очищаешь!
Дар поминальный врагу родила! Иль я из железа?
Медлю зачем? Для чего мне потребна проклятая старость?
Жизнь старухи теперь бережете, жестокие боги,
Или для новых еще похорон? Кто мог бы подумать,
520 Что и Приама сочтут после гибели Трои счастливым?
Счастлив он смертью своей, что тебя, моя дочь, не увидел
Он убиенной и жизнь одновременно с царством оставил!
Но удостоишься ты похорон, быть может, царевна?
Тело положат твое в родовых усыпальницах древних?
525 Не такова Приамидов судьба; приношением будет
Матери плач для тебя да песка чужеземного горстка.
Вот я утратила все. Остается одно, для чего я
Краткую жизнь доживу, — любимое матери чадо,
Ныне единый, в былом наименьший из рода мужского,
530 В этом краю, Полидор, врученный царю исмарийцев.
Что же я медлю меж тем жестокие раны водою
Свежей омыть и лицо, окропленное кровью враждебной?"
Молвит и к берегу вод подвигается старческим шагом,
И, распустив седины, — «Кувшин мне подайте, троянки!» —
535 Молвила в горе, черпнуть приготовившись влаги прозрачной.
Видит у берега вдруг — извергнутый труп Полидора,
Раны ужасные зрит, нанесенные дланью фракийца.
Вскрикнули жены троян, она — онемела от боли.
Ровно и голос ее, и внутри закипевшие слезы
540 Мука снедает сама; подобная твердому камню,
Остолбенела она: то в землю потупится взором,
То, поднимая чело, уставится в небо, иль смотрит
Сыну лежащему в лик, иль раны его созерцает, —
Раны особенно! Гнев и оружие дал и решимость.
545 Гневом как только зажглась, — поскольку царицей осталась, —
Постановила отмстить и в возмездие вся углубилась.
Как, если львенка отнять у нее, разъяряется львица
И по недавним следам за незримым врагом выступает,
Так и Гекуба, смешав в груди своей гнев и страданье,
550 Силы души не забыв, но забыв свои поздние годы,
Шла к Полиместору в дом, к виновнику злого убийства.
И побеседовать с ним попросила, как будто, мол, хочет
Злата остаток ему показать, предназначенный сыну.
Просьбе поверил Одриз539, любить приобыкший наживу.
555 Вот потаенно пришел — хитрец — с выраженьем любезным.
"Ждать не заставь, — говорит, — о Гекуба, дай сыну подарки,
Все, что ни дашь, — что и раньше дала, — его достоянье,
В том я богом клянусь!" И Гекуба в ужасе смотрит,
Как он клянется и лжет, — нарастает в ней гнев запылавший.
560 Вот уж он схвачен толпой полонянок троянских; Гекуба
Ринулась; пальцы ему в вероломные очи вдавила
И вырывает глаза; от гнева становится сильной;
И погружает персты, в залитые кровью преступной,
Даже не очи — их нет! — но глазницы рукой выскребает.
565 Тут, разъярясь на урон, нанесенный владыке, фракийцы
Копья и камни кидать, нападенье ведя на троянку,
Начали было. Она же за кинутым камнем с ворчаньем
Бросилась вдруг и его захватить уж старалась зубами.
Молвить хотела, но лай раздался. Сохранилось то место —
570 Так и зовется оно. О старых несчастиях помня,
Долго, тоскуя, она в ситонийских полях завывала.
Участь ее — троянцев родных, и враждебных пеласгов,
И олимпийцев самих не могла не растрогать, и боги,
И между ними сама Громовержца сестра и супруга,
575 Все отрицали, чтоб так по заслугам свершилось с Гекубой.
Хоть дарданийцев успех боевой поощрила Аврора,
Тронуть ее не могли злоключенья Гекубы и Трои:
В сердце забота своя, домашнее горе богиню
Мучит, — Мемнонова смерть. Мать видела в поле фригийском,
580 Что поразило его копье золотое Ахилла.
Видела бедная мать, и румянец, которым алеет
Утренний час, побледнел, и покрылось тучами небо.
И не могла помириться она, что его не сложили
На погребальный костер. Какою была, распустивши
585 Волосы в горе, припасть к коленам Юпитера с просьбой
Не погнушалась и так со слезами ему говорила:
"Я, нижайшая всех, на златом обитающих небе, —
Ибо лишь редкие мне воздвигаются храмы по миру, —
Все же богиня — пришла; не затем, чтобы ты мне святыни
590 Дал иль обетные дни с алтарями, готовыми к жертвам.
Если ты вспомнишь, — хоть здесь предстала я женщиной ныне, —
Что с новоявленным днем охраняю я ночи пределы, —
Дара достойной сочтешь! Но забота не та, не такое
В сердце Авроры теперь, чтоб требовать почести должной.
595 Мемнона я своего потеряла. Напрасно за дядю
Поднял оружие он; сраженный в возрасте раннем,
Мертвым от мощного пал — так вы возжелали! — Ахилла.
Честь, умоляю, ему окажи в утешение смерти,
Высший правитель богов, облегчи материнскую рану!"
600 И согласился Отец. Едва лишь огнем был разрушен
Мемнона гордый костер, и скопления черного дыма
Застили день, — подобно тому как река зарождает
И испаряет туман, лучи не пускающий солнца, —
Черная сажа, сгустясь, полетела, сбирается в тело,
605 Приобретает лицо, от огня теплоту принимает,
Также и душу свою, а от собственной легкости — крылья.
С птицею схожа была изначала, — и подлинно птица
Затрепетала крылом; такие же сестры трепещут,
Неисчислимы; их всех одинаково происхожденье.
610 Трижды кружат над костром; широко раздается согласный
Трижды их крик; на четвертый пролет разобщаются станы.
Уж с супротивных сторон два разных свирепых народа
Битву ведут меж собой, и клювы и когти кривые
В гневе сцепив, грудь с грудью биясь, на лету притомляясь.
615 В пепле костра рождены, тела их, как дар погребальный,
Падают. Помнят они, что из мощного созданы мужа.
Имя создатель их дал внезапно явившимся птицам:
Их «мемнониды» зовут; лишь солнце исполнит двенадцать
Месяцев, бьются опять, чтоб гибнуть в войне поминальной.
620 Пусть для других огорчительно зреть, что Димантида540 лает:
Горем Аврора своим занята, проливает и ныне
Слезы о сыне своем, и повсюду на свете — росится.
Но, чтобы с гибелью стен надежды покончились Трои,
Рок не сулил. Святыни несет и — другую святыню —
625 Старца-отца на плечах, груз чтимый, герой Кифереин.541
Выбрал из стольких богатств благочестный лишь эту добычу,
С милым Асканием. Он через море с изгнанником флотом
Вдаль, от Антандра, плывет. Минует он берег проклятый
Фракии, гнусный предел, где кровь пролилась Полидора.
630 И при попутных ветрах и волнении благоприятном
Он и товарищи с ним Аполлонова града542 достигли.
Аний в том граде, как царь — людей, как жрец — Аполлона
Блюл благочестно. Гостей и в храме он принял и дома.
Город он им показал и святыни — дары посвященья:
635 Два показал им ствола, что Латона при родах держала.
Ладан в огонь положив и вина возлиявши на ладан,
В жертву закланных быков, по обычаю, мясо изжарив,
Входят они во дворец. К коврам прислонившись высоким,
Стали Цереры дары принимать со струящимся Вакхом.
640 Рек благочестный Анхиз: "О избранный Феба служитель,
Иль ошибаюсь? Когда эти стены я видел впервые,
Сын — мне помнится — был у тебя с четырьмя дочерями?"
Аний, главой покачав, окаймленною белой тесьмою,
Молвил печально в ответ: "Ты, великий герой, не ошибся!
645 Верно: детей пятерых ты меня обладателем видел.
Ныне же — так-то с людьми судьбы превратность играет! —
Видишь бездетным почти. Ибо помощь какая от сына,
Если отсутствует он? В земле, по нему нареченной,
В Андре, он вместо отца владеет престолом и царством.
650 Делий ему даровал предсказания дар, но иное
Либер дал сестрам его, превыше желаний и веры,
Качество дивное: все от моих дочерей прикасанья
В хлеб, иль во влагу лозы, или в ягоды девы Минервы543
Преобращалось; тот дар приносил нам великую пользу.
655 Слух лишь об этом дошел до рушителя Трои, Атрида, —
О, не подумай, что мы стороной не почуяли тоже
Бури, прошедшей у вас! — он силой оружья насильно
С лона отца их увлек и дал приказание девам,
Чтобы аргивян суда дарованьем небесным питали.
660 Кто куда мог, разбежались они. На Эвбею укрылись
Две из моих дочерей, две приняты братниным Андром.
Воин пришел и войною грозил, если их он не выдаст.
Братское чувство сломил воздаяния страх, и сестер он
Выдал: ты мог бы найти извинение робкому брату, —
665 Не было там ведь Энея при нем, чтоб за Андр заступиться,
Гектора не было, с кем продержались вы два пятилетья!
И для плененных уже приготовили поручней цепи, —
Но, протянув к небесам до времени вольные руки, —
«Вакх-отец, помоги!» — возопили. И дара виновник
670 Девам помог, если помощью мы назовем, что он чудом
Преобразил их. Но как потеряли они человечий
Облик, не мог я узнать, и сейчас объяснить не сумел бы.
Знаю про горе — и все. Поднялись на крылах, обратились
В птиц супруги твоей, белоснежными став голубями!"
675 Так о том, о другом разговоры ведя, завершили
Пир свой, убран и стол, и все расходятся вскоре
Спать. На заре поднялись и пошли к прорицалищу Феба,
И приказал он им плыть к их матери древней, к прибрежьям
Родственным. Царь их пришел проводить и дары предлагает:
680 Скипетр Анхизу поднес; Асканию — лук и хламиду;
Дал он Энею — кратер, что был ему прислан когда-то
От Аонийских брегов побратимом, исменцем Ферсеем.
Прислан Ферсеем он был; изготовлен же был он гилейцем
Алконом; вырезал тот на кратере предметов немало.
685 Град там виделся; врат показать ты мог бы седмицу
Имени града взамен: он был по вратам узнаваем.
А перед градом — обряд погребальный, костры и надгробья,
Волосы жен по плечам, обнаженные груди — все явно
Обозначало печаль, и плачут, как некие нимфы
690 Возле сухих родников. Торчит одиноко нагое
Дерево; козы среди раскаленных блуждают каменьев.
Посередине же Фив дочерей он явил Ориона:
Вот не по-женски свое подставляет открытое горло
Дева; другая, приняв бестрепетной раной оружье,
695 Мертвой легла за народ. Несут их по граду роскошным
Шествием скорбным и вот сжигают на месте отменном.
А между тем изошли близнецы из девичьего пепла,
Юношей двое, чтоб род не погиб; Коронами люди
Их нарекли; с торжеством они матери прах провожают.
700 А над рядами фигур, отливавших старинною бронзой,
По верху этот кратер золоченым кололся аканфом.
Но не беднее дары и трояне в ответ преподносят:
Ими подарен жрецу сосуд, фимиама хранитель,
Чаша и пышный венец, золотой, в драгоценных каменьях.
705 Вспомнили путники тут, что тевкры от Тевкровой крови544
Род свой ведут, и на Крите сошли: но сносить лишь недолго
Тамошний воздух могли; оставив со ста городами
Остров, стремятся скорей достигнуть портов Авсонийских.545
Буря встает и треплет людей. Принимают Строфады546
710 В порты неверные их, устрашает их птица Аэлло547.
Вот уж Итаку они,548 дулихийские порты, и Самос,
И неритийский предел, лукавого царство Улисса, —
Все миновали; потом Амбракию549, бывшую спорной
Между богов; и судьи, обращенного в камень, обличье
715 Видят, что всюду теперь Аполлоном зовется Актийским;550
Землю Додоны прошли со священным глаголющим дубом,
И хаонийский залив, где дети владыки Молосса
На обретенных крылах избежали когда-то пожара.
Вскоре феанов поля, с благодатным плодов урожаем,
720 Также Эпир посетили, Буфрот, где вещатель фригийский
Царствовал, и, наконец, новозданную новую Трою.
Зная грядущее все, что открыл им советник надежный,
Чадо Приама, Гелен, они в сиканийские входят
Гавани. Три языка протянула Сикания в море.
725 Первый из мысов, Пахин, обращен к дожденосному Австру,
К мягким Зефирам другой, Лилибей; Пелор же, последний,
Смотрит к Борею, на Аркт, никогда не сходящийся с морем.
Тевкры к нему подошли; на веслах и с ветром попутным
Ночью пристали суда к песчаному брегу Занклеи.
730 Скилла тут справа, а там беспокойная, слева, Харибда
Буйствуют: эта корабль пожрет, захватив, и извергнет;
Той же свирепые псы опоясали черное лоно, —
Девье при этом лицо у нее. Коль поэтов наследье
Все целиком не обман, то когда-то была она девой.
735 Много просило ее женихов; и, всех отвергая,
К нимфам морским — ибо нимфам была она очень любезна —
Шла и рассказы вела о любви молодых несчастливцев.
Волосы как-то ей раз давала чесать Галатея551
И обратилася к ней со словами такими, вздыхая:
740 "Все-таки, дева, тебя добиваются люди, не злые
Сердцем, а ты отвергать их всех безнаказанно можешь!
Я же, которой отец — Нерей, лазурной Дориды
Дочь, у которой сестер охранительный сонм, не иначе,
Как по воде уплывя, избежала Циклоповой страсти".
745 Тут говорящей слова остановлены были слезами;
Дева же, вытерев их беломраморным пальцем, богиню
Так утешать начала: "Ты мне расскажи, дорогая,
Можешь довериться мне, не скрывай причину страданья!"
И Нереида в ответ Кратеиной дочери молвит:
750 "Акид здесь жил, порожден Семетидою нимфой от Фавна.
Матери он и отцу утешением был превеликим,
Больше, однако же, — мне. Ибо только со мною красавец
Соединялся. Всего лишь два восьмилетья он прожил;
Были неясным пушком обозначены нежные щеки.
755 Я домогалась его, Циклоп же — меня, безуспешно.
Если ты спросишь теперь, что сильнее в душе моей было,
К Акиду нежная страсть или ужас к Циклопу, — не знаю.
Были те чувства равны. О Венера-кормилица, сколько
Мощи в державстве твоем! Ибо этот бесчувственный, страшный
760 Даже для диких лесов, безопасно которого встретить
Не привелось никому, презритель богов олимпийских,
Знал, что такое любовь. Ко мне вожделеньем охвачен,
Весь он горит. Позабыл он и скот, и родные пещеры.
Даже заботиться стал о наружности, нравиться хочет.
765 Гребнем ты, Полифем, торчащие волосы чешешь.
Вот захотел он серпом бороды пообрезать щетину,
Чтобы на зверский свой лик любоваться, его приобразив.
Дикость, страсть убивать и крови безмерная жажда —
Их уже нет. Приплывают суда, отплывают спокойно.
770 Телем552 в то время как раз к сицилийской причаливший Этне,
Телем, Эврима сын, никогда не обманутый птицей,
К страшному всем Полифему пришел и промолвил: "Единый
Глаз твой, который на лбу, добычею станет Улисса!"
Тот засмеялся в ответ: "Из пророков глупейший, ошибся
775 Ты. Он — добыча другой!" Так истины слово презрел он, —
Тщетно! То, берег морской измеряя шагами гиганта,
Почву осаживал он, то усталый скрывался в пещеру.
Клином, длинен и остер, далеко выдвигается в море
Мыс, с обоих боков омываем морскою волною.
780 Дикий Циклоп на него забрался и сел посередке.
Влезли следом за ним без призора бродящие овцы.
После того как у ног положил он сосну, что служила
Палкой пастушьей ему и годилась бы смело на мачту,
Взял он перстами свирель, из сотни скрепленную дудок,
785 И услыхали его деревенские посвисты горы,
И услыхали ручьи. В тени, за скалою укрывшись,
С Акидом нежилась я и внимательным слухом ловила
Издали песни слова, и память мне их сохранила.
"Ты, Галатея, белей лепестков белоснежной лигустры,
790 Вешних цветущих лугов и выше ольхи длинноствольной,
Ты светлей хрусталя, молодого игривей козленка!
Глаже ты раковин тех, что весь век обтираются морем;
Зимнего солнца милей, отрадней, чем летние тени;
Гордых платанов стройней, деревьев щедрее плодовых;
795 Льдинки прозрачнее ты; винограда поспевшего слаще.
Мягче творога ты, лебяжьего легче ты пуха, —
Если б не бегала прочь! — орошенного сада прелестней.
Но, Галатея, — быков ты, еще не смиренных, свирепей,
Зыбких обманчивых струй и тверже дубов суковатых,
800 Веток упорней ветлы, упорней лозы белолистой;
Горных ты бешеней рек, неподвижнее этих утесов;
Жгучее пламени ты, хваленых надменней павлинов;
Трибул ты сельских грубей: лютее медведицы стельной;
Глуше, чем моря прибой, беспощадней задетой гадюки.
805 И, — это прежде всего, кабы мог, у тебя бы я отнял! —
Ты убегаешь быстрее оленя, гонимого звонким
Лаем, и даже ветров дуновенья воздушного легче.
Если б ты знала меня, не бежала бы, но прокляла бы
Ты промедленье свое, меня удержать бы старалась.
810 Есть у меня на горе с нависающим сводом пещеры,
Даже и в лета разгар у меня не почувствуешь солнца, —
И не почувствуешь стуж. Под плодами сгибаются ветви;
Есть на лозах витых подобные золоту гроздья,
Есть и пурпурные. Те и другие тебе сберегаю.
815 Будешь своею рукой под тенью рожденные леса
Нежные ягоды брать; рвать будешь осенние терны,
Слив наберешь — не одних от черного сока багровых,
Но и других, благородных, на воск весенний похожих.
Станешь моею женой, — недостатка не будет в каштанах,
820 Да и во всяких плодах: к услугам твоим все деревья.
Этот вот скот — весь мой, и немало в долинах пасется;
Много укрыто в лесу, но много и в хлевах пещерных.
Если спросишь меня — числа я назвать не сумею;
Бедным — подсчитывать скот. Коль его я расхваливать буду,
825 Ты не поверишь словам. А придешь — так сама убедишься,
Как еле-еле несут напряженное вымя коровы.
Есть — приплод молодой — ягнята в теплых овчарнях,
Есть и ровни ягнят — в других овчарнях козлята.
Век белоснежное есть молоко. Для питья остается
830 Часть. Другую же часть сохраняют творожные сгустки.
И не простые дары тебя ждут, узнаешь и больше
Радости: лани там есть, и зайцы есть там, и козы,
Там и чета голубей, и гнездо с древесной вершины.
Двух я недавно сыскал, — играть они могут с тобою, —
835 Сходных друг с другом во всем настолько, что ты ошибешься,
Там на высоких горах волосатой медведицы деток.
Я их достал и сказал: госпоже сохраним их в подарок!
Вынырни только — пора! — головой из лазурного моря!
О Галатея, приди! Подарков моих не отвергни!
840 Знаю свое я лицо: в отражении влаги прозрачной
Видел себя я на днях, и моя мне понравилась внешность.
Как я велик, посмотри! Не крупней и Юпитер на небе
Телом, — уж если у вас повествуют, что миром какой-то
Правит Юпитер. Мои в изобилии волосы пали
845 На запрокинутый лоб и, как лес, затеняют мне плечи.
Ты о щетине густой, на всем моем теле торчащей,
Дурно не думай, затем что без зелени дурны деревья;
Конь — коль на шее его золотая не треплется грива;
Птиц покрывает перо; для овец их шерсть — украшенье.
850 Муж красив бородой и колючей щетиной на теле.
Глаз во лбу у меня единственный, величиною
Вроде большого щита. Что ж? Разве великое солнце
В мире не видит всего? А глаз его круглый единствен.
Кроме того, мой отец владыкою в вашем же море;
855 Будет он свекром тебе. О, сжалься, молителя просьбы
Выслушай! Ибо одной твоей покоряюсь я власти.
Я презираю Эфир и Юпитера с молнией грозной, —
Но лишь тебя, Нереида, боюсь. Свирепее гнев твой
Молний. Отвергнутый, я терпеливее был бы, пожалуй,
860 Если б бежала ты всех. Но зачем, оттолкнувши Циклопа,
Акида любишь, зачем моих ласк милей тебе Акид?
Пусть он пленится собой и пленяет тебя, Галатея, —
Хоть не хочу я того! Но случаю дай подвернуться, —
Сразу почувствует он, сколь мощно подобное тело!
865 Проволоку за кишки, все члены его раскидаю
В поле и в море твоем, — там пусть он с тобою сойдется!
Я пламенею, во мне нестерпимый огонь взбушевался, —
Словно в груди я ношу всю Этну со всей ее мощью,
Перенесенной в меня! Но тебя, Галатея, не тронешь!"
870 Попусту так попеняв (мне, все было издали видно),
Встал он и, бешен, как бык, с телицей своей разлученный,
Не в состоянье стоять, по лесам и оврагам блуждает.
Нас, не видавших его, не боявшихся дела такого,
Лютый заметил Циклоп и вскричал: "Все вижу, и этот
875 Миг да будет для вас последним мигом любовным!"
Голос его был таков, какой подобает Циклопу
В бешенстве; криком своим устрашил он высокую Этну.
Я, испугавшись, спешу погрузиться в соседнее море.
А Симетидин герой убегал, обращаяся тылом,
880 И говорил: "Помоги, Галатея! Молю! Помогите,
Мать и отец! Во владеньях своих от погибели скройте!"
Но настигает Циклоп. Кусок отломал он утеса
И запустил. И хотя лишь одной оконечностью камня
В Акида он угодил, целиком завалил его тело.
885 Я совершила тут все, что судьбы свершить дозволяли,
Чтобы прадедову мощь получил погибающий Акид.
Алая кровь из-под глыбы текла; чрез короткое время
Слабый пурпуровый цвет исчезать начинает помалу.
Вот он такой, как у рек от весеннего первого ливня;
890 Вскоре очистился; вот зияет, расколота, глыба,
И из расщелин живой вырастает тростник торопливо,
Рот же отверстый скалы зазвучал извергаемой влагой.
Дело чудесное! Вдруг выступает, до пояса виден,
Юноша, гибкими он по рогам оплетен камышами.
895 Он, — когда бы не рост и не лик совершенно лазурный, —
Акидом был. В самом деле уже превратился мой Акид
В реку: доныне поток сохранил свое древнее имя".
Кончила свой Галатея рассказ, и сонмом обычным
Врозь разбрелись и плывут по спокойным волнам Нереиды.
900 Скилла вернулась; она не решилась в открытое море
Плыть. По влажным пескам сначала нагая блуждает,
Но, притомясь и найдя на заливе приют потаенный,
В заводи тихой свое освежает усталое тело.
Вдруг, разрезая волну, гость новый глубокого моря,
905 Переменивший черты в Антедоне Эвбейской недавно,
Главк предстает, — застыл в вожделенье к увиденной деве!
И, уповая, что он побежавшую сдержит словами,
Вслед ей кричит; она же быстрей от испуга несется
И достигает уже вершины горы надбережной.
910 Прямо из моря встает, одним острием поднимаясь,
Голый огромный утес, над морем широким нависший.
Остановилася там и в месте спокойном, не зная,
Чудище это иль бог, в изумленье дивуется цвету
И волосам пришлеца, покрывавшим и спину и плечи,
915 И что внизу у него оконечность извилистой рыбы.
Главк приметил ее и, на ближнюю глыбу опершись,
Молвил: "Не чудище я, не зверь я дикий, о дева!
Нет, я бог водяной. Прав больше Протей не имеет
В глуби морской, ни Тритон, ни сын Атаманта Палемон.
920 Раньше, однако, я был человек. Но поистине предан
Морю глубокому был, тогда уже в море трудился.
Либо влачил стороной я с пойманной рыбою сети,
Либо сидел на скале, с камышовой удой управляясь.
Некие есть берега с зеленеющим смежные лугом;
925 Волнами край их один окаймлен, а другой — муравою,
И круторогие их не щипали ни разу коровы;
Смирные овцы там не паслись, ни косматые козы,
И трудовая пчела никогда не сбирала там меду.
Там не плелись и венки торжества; травы не срезали
930 Руки, держащие серп. Я первый на этом прибрежье
Сел на траву; сижу и сушу свои мокрые сети.
Чтобы попавшихся рыб сосчитать по порядку, которых
Случай мне в сеть позагнал иль своя же на крюк насадила
Зверская алчность, я их разложил по зеленому дерну.
Гектора. Добыл, увы, господина для матери Гектор!
Тело немое обняв, где не стало столь сильного духа,
Слезы, — их столько лила над отчизной, сынами, супругом, —
490 Ныне над дочерью льет; льет слезы на свежую рану,
Ртом приникает ко рту и в привыкшую грудь ударяет.
Так сединами влачась по крови запекшейся, много
Слов говорила она, — так молвила, грудь поражая:
"Дочь, о последнее ты — что ж осталось? — матери горе!
495 Дочь, ты мертва. Вижу рану твою, и моя она рана!
Вот, — чтоб никто из моих не погиб ненасильственной смертью, —
Заклана ныне и ты. Как женщине — я рассуждала —
Меч не опасен тебе; от меча ты — женщина — пала.
Бедных братьев твоих и тебя уничтожил единый —
500 Трои погибель — Ахилл, сиротитель Приамова дома.
После того, как он пал, Парисом застрелен и Фебом,
Я говорила: теперь перестанем бояться Ахилла!
Все же бояться его я должна была. Даже и пепел
Род преследует наш; находим врага и в могиле.
505 Я плодородна была — для Ахилла! Великая Троя
Пала; печальным концом завершились несчастья народа, —
Коль завершились они. Одной мне Пергам остался.
Горе в разгаре мое. Недавно во всем изобильна,
Столько имев и детей, и зятьев, и невесток, и мужа, —
510 Пленницей нищей влачусь, от могил отрешенная милых,
В дар Пенелопе. Меня, за уроком моим подневольным,
Женам итакским перстом указуя, — "Вот Гектора, — скажет, —
Славная мать. Вот она, Приамова, — молвит, — супруга".
После стольких потерь ты мне — одно утешенье
515 Слез материнских моих — погребенье врага очищаешь!
Дар поминальный врагу родила! Иль я из железа?
Медлю зачем? Для чего мне потребна проклятая старость?
Жизнь старухи теперь бережете, жестокие боги,
Или для новых еще похорон? Кто мог бы подумать,
520 Что и Приама сочтут после гибели Трои счастливым?
Счастлив он смертью своей, что тебя, моя дочь, не увидел
Он убиенной и жизнь одновременно с царством оставил!
Но удостоишься ты похорон, быть может, царевна?
Тело положат твое в родовых усыпальницах древних?
525 Не такова Приамидов судьба; приношением будет
Матери плач для тебя да песка чужеземного горстка.
Вот я утратила все. Остается одно, для чего я
Краткую жизнь доживу, — любимое матери чадо,
Ныне единый, в былом наименьший из рода мужского,
530 В этом краю, Полидор, врученный царю исмарийцев.
Что же я медлю меж тем жестокие раны водою
Свежей омыть и лицо, окропленное кровью враждебной?"
Молвит и к берегу вод подвигается старческим шагом,
И, распустив седины, — «Кувшин мне подайте, троянки!» —
535 Молвила в горе, черпнуть приготовившись влаги прозрачной.
Видит у берега вдруг — извергнутый труп Полидора,
Раны ужасные зрит, нанесенные дланью фракийца.
Вскрикнули жены троян, она — онемела от боли.
Ровно и голос ее, и внутри закипевшие слезы
540 Мука снедает сама; подобная твердому камню,
Остолбенела она: то в землю потупится взором,
То, поднимая чело, уставится в небо, иль смотрит
Сыну лежащему в лик, иль раны его созерцает, —
Раны особенно! Гнев и оружие дал и решимость.
545 Гневом как только зажглась, — поскольку царицей осталась, —
Постановила отмстить и в возмездие вся углубилась.
Как, если львенка отнять у нее, разъяряется львица
И по недавним следам за незримым врагом выступает,
Так и Гекуба, смешав в груди своей гнев и страданье,
550 Силы души не забыв, но забыв свои поздние годы,
Шла к Полиместору в дом, к виновнику злого убийства.
И побеседовать с ним попросила, как будто, мол, хочет
Злата остаток ему показать, предназначенный сыну.
Просьбе поверил Одриз539, любить приобыкший наживу.
555 Вот потаенно пришел — хитрец — с выраженьем любезным.
"Ждать не заставь, — говорит, — о Гекуба, дай сыну подарки,
Все, что ни дашь, — что и раньше дала, — его достоянье,
В том я богом клянусь!" И Гекуба в ужасе смотрит,
Как он клянется и лжет, — нарастает в ней гнев запылавший.
560 Вот уж он схвачен толпой полонянок троянских; Гекуба
Ринулась; пальцы ему в вероломные очи вдавила
И вырывает глаза; от гнева становится сильной;
И погружает персты, в залитые кровью преступной,
Даже не очи — их нет! — но глазницы рукой выскребает.
565 Тут, разъярясь на урон, нанесенный владыке, фракийцы
Копья и камни кидать, нападенье ведя на троянку,
Начали было. Она же за кинутым камнем с ворчаньем
Бросилась вдруг и его захватить уж старалась зубами.
Молвить хотела, но лай раздался. Сохранилось то место —
570 Так и зовется оно. О старых несчастиях помня,
Долго, тоскуя, она в ситонийских полях завывала.
Участь ее — троянцев родных, и враждебных пеласгов,
И олимпийцев самих не могла не растрогать, и боги,
И между ними сама Громовержца сестра и супруга,
575 Все отрицали, чтоб так по заслугам свершилось с Гекубой.
Хоть дарданийцев успех боевой поощрила Аврора,
Тронуть ее не могли злоключенья Гекубы и Трои:
В сердце забота своя, домашнее горе богиню
Мучит, — Мемнонова смерть. Мать видела в поле фригийском,
580 Что поразило его копье золотое Ахилла.
Видела бедная мать, и румянец, которым алеет
Утренний час, побледнел, и покрылось тучами небо.
И не могла помириться она, что его не сложили
На погребальный костер. Какою была, распустивши
585 Волосы в горе, припасть к коленам Юпитера с просьбой
Не погнушалась и так со слезами ему говорила:
"Я, нижайшая всех, на златом обитающих небе, —
Ибо лишь редкие мне воздвигаются храмы по миру, —
Все же богиня — пришла; не затем, чтобы ты мне святыни
590 Дал иль обетные дни с алтарями, готовыми к жертвам.
Если ты вспомнишь, — хоть здесь предстала я женщиной ныне, —
Что с новоявленным днем охраняю я ночи пределы, —
Дара достойной сочтешь! Но забота не та, не такое
В сердце Авроры теперь, чтоб требовать почести должной.
595 Мемнона я своего потеряла. Напрасно за дядю
Поднял оружие он; сраженный в возрасте раннем,
Мертвым от мощного пал — так вы возжелали! — Ахилла.
Честь, умоляю, ему окажи в утешение смерти,
Высший правитель богов, облегчи материнскую рану!"
600 И согласился Отец. Едва лишь огнем был разрушен
Мемнона гордый костер, и скопления черного дыма
Застили день, — подобно тому как река зарождает
И испаряет туман, лучи не пускающий солнца, —
Черная сажа, сгустясь, полетела, сбирается в тело,
605 Приобретает лицо, от огня теплоту принимает,
Также и душу свою, а от собственной легкости — крылья.
С птицею схожа была изначала, — и подлинно птица
Затрепетала крылом; такие же сестры трепещут,
Неисчислимы; их всех одинаково происхожденье.
610 Трижды кружат над костром; широко раздается согласный
Трижды их крик; на четвертый пролет разобщаются станы.
Уж с супротивных сторон два разных свирепых народа
Битву ведут меж собой, и клювы и когти кривые
В гневе сцепив, грудь с грудью биясь, на лету притомляясь.
615 В пепле костра рождены, тела их, как дар погребальный,
Падают. Помнят они, что из мощного созданы мужа.
Имя создатель их дал внезапно явившимся птицам:
Их «мемнониды» зовут; лишь солнце исполнит двенадцать
Месяцев, бьются опять, чтоб гибнуть в войне поминальной.
620 Пусть для других огорчительно зреть, что Димантида540 лает:
Горем Аврора своим занята, проливает и ныне
Слезы о сыне своем, и повсюду на свете — росится.
Но, чтобы с гибелью стен надежды покончились Трои,
Рок не сулил. Святыни несет и — другую святыню —
625 Старца-отца на плечах, груз чтимый, герой Кифереин.541
Выбрал из стольких богатств благочестный лишь эту добычу,
С милым Асканием. Он через море с изгнанником флотом
Вдаль, от Антандра, плывет. Минует он берег проклятый
Фракии, гнусный предел, где кровь пролилась Полидора.
630 И при попутных ветрах и волнении благоприятном
Он и товарищи с ним Аполлонова града542 достигли.
Аний в том граде, как царь — людей, как жрец — Аполлона
Блюл благочестно. Гостей и в храме он принял и дома.
Город он им показал и святыни — дары посвященья:
635 Два показал им ствола, что Латона при родах держала.
Ладан в огонь положив и вина возлиявши на ладан,
В жертву закланных быков, по обычаю, мясо изжарив,
Входят они во дворец. К коврам прислонившись высоким,
Стали Цереры дары принимать со струящимся Вакхом.
640 Рек благочестный Анхиз: "О избранный Феба служитель,
Иль ошибаюсь? Когда эти стены я видел впервые,
Сын — мне помнится — был у тебя с четырьмя дочерями?"
Аний, главой покачав, окаймленною белой тесьмою,
Молвил печально в ответ: "Ты, великий герой, не ошибся!
645 Верно: детей пятерых ты меня обладателем видел.
Ныне же — так-то с людьми судьбы превратность играет! —
Видишь бездетным почти. Ибо помощь какая от сына,
Если отсутствует он? В земле, по нему нареченной,
В Андре, он вместо отца владеет престолом и царством.
650 Делий ему даровал предсказания дар, но иное
Либер дал сестрам его, превыше желаний и веры,
Качество дивное: все от моих дочерей прикасанья
В хлеб, иль во влагу лозы, или в ягоды девы Минервы543
Преобращалось; тот дар приносил нам великую пользу.
655 Слух лишь об этом дошел до рушителя Трои, Атрида, —
О, не подумай, что мы стороной не почуяли тоже
Бури, прошедшей у вас! — он силой оружья насильно
С лона отца их увлек и дал приказание девам,
Чтобы аргивян суда дарованьем небесным питали.
660 Кто куда мог, разбежались они. На Эвбею укрылись
Две из моих дочерей, две приняты братниным Андром.
Воин пришел и войною грозил, если их он не выдаст.
Братское чувство сломил воздаяния страх, и сестер он
Выдал: ты мог бы найти извинение робкому брату, —
665 Не было там ведь Энея при нем, чтоб за Андр заступиться,
Гектора не было, с кем продержались вы два пятилетья!
И для плененных уже приготовили поручней цепи, —
Но, протянув к небесам до времени вольные руки, —
«Вакх-отец, помоги!» — возопили. И дара виновник
670 Девам помог, если помощью мы назовем, что он чудом
Преобразил их. Но как потеряли они человечий
Облик, не мог я узнать, и сейчас объяснить не сумел бы.
Знаю про горе — и все. Поднялись на крылах, обратились
В птиц супруги твоей, белоснежными став голубями!"
675 Так о том, о другом разговоры ведя, завершили
Пир свой, убран и стол, и все расходятся вскоре
Спать. На заре поднялись и пошли к прорицалищу Феба,
И приказал он им плыть к их матери древней, к прибрежьям
Родственным. Царь их пришел проводить и дары предлагает:
680 Скипетр Анхизу поднес; Асканию — лук и хламиду;
Дал он Энею — кратер, что был ему прислан когда-то
От Аонийских брегов побратимом, исменцем Ферсеем.
Прислан Ферсеем он был; изготовлен же был он гилейцем
Алконом; вырезал тот на кратере предметов немало.
685 Град там виделся; врат показать ты мог бы седмицу
Имени града взамен: он был по вратам узнаваем.
А перед градом — обряд погребальный, костры и надгробья,
Волосы жен по плечам, обнаженные груди — все явно
Обозначало печаль, и плачут, как некие нимфы
690 Возле сухих родников. Торчит одиноко нагое
Дерево; козы среди раскаленных блуждают каменьев.
Посередине же Фив дочерей он явил Ориона:
Вот не по-женски свое подставляет открытое горло
Дева; другая, приняв бестрепетной раной оружье,
695 Мертвой легла за народ. Несут их по граду роскошным
Шествием скорбным и вот сжигают на месте отменном.
А между тем изошли близнецы из девичьего пепла,
Юношей двое, чтоб род не погиб; Коронами люди
Их нарекли; с торжеством они матери прах провожают.
700 А над рядами фигур, отливавших старинною бронзой,
По верху этот кратер золоченым кололся аканфом.
Но не беднее дары и трояне в ответ преподносят:
Ими подарен жрецу сосуд, фимиама хранитель,
Чаша и пышный венец, золотой, в драгоценных каменьях.
705 Вспомнили путники тут, что тевкры от Тевкровой крови544
Род свой ведут, и на Крите сошли: но сносить лишь недолго
Тамошний воздух могли; оставив со ста городами
Остров, стремятся скорей достигнуть портов Авсонийских.545
Буря встает и треплет людей. Принимают Строфады546
710 В порты неверные их, устрашает их птица Аэлло547.
Вот уж Итаку они,548 дулихийские порты, и Самос,
И неритийский предел, лукавого царство Улисса, —
Все миновали; потом Амбракию549, бывшую спорной
Между богов; и судьи, обращенного в камень, обличье
715 Видят, что всюду теперь Аполлоном зовется Актийским;550
Землю Додоны прошли со священным глаголющим дубом,
И хаонийский залив, где дети владыки Молосса
На обретенных крылах избежали когда-то пожара.
Вскоре феанов поля, с благодатным плодов урожаем,
720 Также Эпир посетили, Буфрот, где вещатель фригийский
Царствовал, и, наконец, новозданную новую Трою.
Зная грядущее все, что открыл им советник надежный,
Чадо Приама, Гелен, они в сиканийские входят
Гавани. Три языка протянула Сикания в море.
725 Первый из мысов, Пахин, обращен к дожденосному Австру,
К мягким Зефирам другой, Лилибей; Пелор же, последний,
Смотрит к Борею, на Аркт, никогда не сходящийся с морем.
Тевкры к нему подошли; на веслах и с ветром попутным
Ночью пристали суда к песчаному брегу Занклеи.
730 Скилла тут справа, а там беспокойная, слева, Харибда
Буйствуют: эта корабль пожрет, захватив, и извергнет;
Той же свирепые псы опоясали черное лоно, —
Девье при этом лицо у нее. Коль поэтов наследье
Все целиком не обман, то когда-то была она девой.
735 Много просило ее женихов; и, всех отвергая,
К нимфам морским — ибо нимфам была она очень любезна —
Шла и рассказы вела о любви молодых несчастливцев.
Волосы как-то ей раз давала чесать Галатея551
И обратилася к ней со словами такими, вздыхая:
740 "Все-таки, дева, тебя добиваются люди, не злые
Сердцем, а ты отвергать их всех безнаказанно можешь!
Я же, которой отец — Нерей, лазурной Дориды
Дочь, у которой сестер охранительный сонм, не иначе,
Как по воде уплывя, избежала Циклоповой страсти".
745 Тут говорящей слова остановлены были слезами;
Дева же, вытерев их беломраморным пальцем, богиню
Так утешать начала: "Ты мне расскажи, дорогая,
Можешь довериться мне, не скрывай причину страданья!"
И Нереида в ответ Кратеиной дочери молвит:
750 "Акид здесь жил, порожден Семетидою нимфой от Фавна.
Матери он и отцу утешением был превеликим,
Больше, однако же, — мне. Ибо только со мною красавец
Соединялся. Всего лишь два восьмилетья он прожил;
Были неясным пушком обозначены нежные щеки.
755 Я домогалась его, Циклоп же — меня, безуспешно.
Если ты спросишь теперь, что сильнее в душе моей было,
К Акиду нежная страсть или ужас к Циклопу, — не знаю.
Были те чувства равны. О Венера-кормилица, сколько
Мощи в державстве твоем! Ибо этот бесчувственный, страшный
760 Даже для диких лесов, безопасно которого встретить
Не привелось никому, презритель богов олимпийских,
Знал, что такое любовь. Ко мне вожделеньем охвачен,
Весь он горит. Позабыл он и скот, и родные пещеры.
Даже заботиться стал о наружности, нравиться хочет.
765 Гребнем ты, Полифем, торчащие волосы чешешь.
Вот захотел он серпом бороды пообрезать щетину,
Чтобы на зверский свой лик любоваться, его приобразив.
Дикость, страсть убивать и крови безмерная жажда —
Их уже нет. Приплывают суда, отплывают спокойно.
770 Телем552 в то время как раз к сицилийской причаливший Этне,
Телем, Эврима сын, никогда не обманутый птицей,
К страшному всем Полифему пришел и промолвил: "Единый
Глаз твой, который на лбу, добычею станет Улисса!"
Тот засмеялся в ответ: "Из пророков глупейший, ошибся
775 Ты. Он — добыча другой!" Так истины слово презрел он, —
Тщетно! То, берег морской измеряя шагами гиганта,
Почву осаживал он, то усталый скрывался в пещеру.
Клином, длинен и остер, далеко выдвигается в море
Мыс, с обоих боков омываем морскою волною.
780 Дикий Циклоп на него забрался и сел посередке.
Влезли следом за ним без призора бродящие овцы.
После того как у ног положил он сосну, что служила
Палкой пастушьей ему и годилась бы смело на мачту,
Взял он перстами свирель, из сотни скрепленную дудок,
785 И услыхали его деревенские посвисты горы,
И услыхали ручьи. В тени, за скалою укрывшись,
С Акидом нежилась я и внимательным слухом ловила
Издали песни слова, и память мне их сохранила.
"Ты, Галатея, белей лепестков белоснежной лигустры,
790 Вешних цветущих лугов и выше ольхи длинноствольной,
Ты светлей хрусталя, молодого игривей козленка!
Глаже ты раковин тех, что весь век обтираются морем;
Зимнего солнца милей, отрадней, чем летние тени;
Гордых платанов стройней, деревьев щедрее плодовых;
795 Льдинки прозрачнее ты; винограда поспевшего слаще.
Мягче творога ты, лебяжьего легче ты пуха, —
Если б не бегала прочь! — орошенного сада прелестней.
Но, Галатея, — быков ты, еще не смиренных, свирепей,
Зыбких обманчивых струй и тверже дубов суковатых,
800 Веток упорней ветлы, упорней лозы белолистой;
Горных ты бешеней рек, неподвижнее этих утесов;
Жгучее пламени ты, хваленых надменней павлинов;
Трибул ты сельских грубей: лютее медведицы стельной;
Глуше, чем моря прибой, беспощадней задетой гадюки.
805 И, — это прежде всего, кабы мог, у тебя бы я отнял! —
Ты убегаешь быстрее оленя, гонимого звонким
Лаем, и даже ветров дуновенья воздушного легче.
Если б ты знала меня, не бежала бы, но прокляла бы
Ты промедленье свое, меня удержать бы старалась.
810 Есть у меня на горе с нависающим сводом пещеры,
Даже и в лета разгар у меня не почувствуешь солнца, —
И не почувствуешь стуж. Под плодами сгибаются ветви;
Есть на лозах витых подобные золоту гроздья,
Есть и пурпурные. Те и другие тебе сберегаю.
815 Будешь своею рукой под тенью рожденные леса
Нежные ягоды брать; рвать будешь осенние терны,
Слив наберешь — не одних от черного сока багровых,
Но и других, благородных, на воск весенний похожих.
Станешь моею женой, — недостатка не будет в каштанах,
820 Да и во всяких плодах: к услугам твоим все деревья.
Этот вот скот — весь мой, и немало в долинах пасется;
Много укрыто в лесу, но много и в хлевах пещерных.
Если спросишь меня — числа я назвать не сумею;
Бедным — подсчитывать скот. Коль его я расхваливать буду,
825 Ты не поверишь словам. А придешь — так сама убедишься,
Как еле-еле несут напряженное вымя коровы.
Есть — приплод молодой — ягнята в теплых овчарнях,
Есть и ровни ягнят — в других овчарнях козлята.
Век белоснежное есть молоко. Для питья остается
830 Часть. Другую же часть сохраняют творожные сгустки.
И не простые дары тебя ждут, узнаешь и больше
Радости: лани там есть, и зайцы есть там, и козы,
Там и чета голубей, и гнездо с древесной вершины.
Двух я недавно сыскал, — играть они могут с тобою, —
835 Сходных друг с другом во всем настолько, что ты ошибешься,
Там на высоких горах волосатой медведицы деток.
Я их достал и сказал: госпоже сохраним их в подарок!
Вынырни только — пора! — головой из лазурного моря!
О Галатея, приди! Подарков моих не отвергни!
840 Знаю свое я лицо: в отражении влаги прозрачной
Видел себя я на днях, и моя мне понравилась внешность.
Как я велик, посмотри! Не крупней и Юпитер на небе
Телом, — уж если у вас повествуют, что миром какой-то
Правит Юпитер. Мои в изобилии волосы пали
845 На запрокинутый лоб и, как лес, затеняют мне плечи.
Ты о щетине густой, на всем моем теле торчащей,
Дурно не думай, затем что без зелени дурны деревья;
Конь — коль на шее его золотая не треплется грива;
Птиц покрывает перо; для овец их шерсть — украшенье.
850 Муж красив бородой и колючей щетиной на теле.
Глаз во лбу у меня единственный, величиною
Вроде большого щита. Что ж? Разве великое солнце
В мире не видит всего? А глаз его круглый единствен.
Кроме того, мой отец владыкою в вашем же море;
855 Будет он свекром тебе. О, сжалься, молителя просьбы
Выслушай! Ибо одной твоей покоряюсь я власти.
Я презираю Эфир и Юпитера с молнией грозной, —
Но лишь тебя, Нереида, боюсь. Свирепее гнев твой
Молний. Отвергнутый, я терпеливее был бы, пожалуй,
860 Если б бежала ты всех. Но зачем, оттолкнувши Циклопа,
Акида любишь, зачем моих ласк милей тебе Акид?
Пусть он пленится собой и пленяет тебя, Галатея, —
Хоть не хочу я того! Но случаю дай подвернуться, —
Сразу почувствует он, сколь мощно подобное тело!
865 Проволоку за кишки, все члены его раскидаю
В поле и в море твоем, — там пусть он с тобою сойдется!
Я пламенею, во мне нестерпимый огонь взбушевался, —
Словно в груди я ношу всю Этну со всей ее мощью,
Перенесенной в меня! Но тебя, Галатея, не тронешь!"
870 Попусту так попеняв (мне, все было издали видно),
Встал он и, бешен, как бык, с телицей своей разлученный,
Не в состоянье стоять, по лесам и оврагам блуждает.
Нас, не видавших его, не боявшихся дела такого,
Лютый заметил Циклоп и вскричал: "Все вижу, и этот
875 Миг да будет для вас последним мигом любовным!"
Голос его был таков, какой подобает Циклопу
В бешенстве; криком своим устрашил он высокую Этну.
Я, испугавшись, спешу погрузиться в соседнее море.
А Симетидин герой убегал, обращаяся тылом,
880 И говорил: "Помоги, Галатея! Молю! Помогите,
Мать и отец! Во владеньях своих от погибели скройте!"
Но настигает Циклоп. Кусок отломал он утеса
И запустил. И хотя лишь одной оконечностью камня
В Акида он угодил, целиком завалил его тело.
885 Я совершила тут все, что судьбы свершить дозволяли,
Чтобы прадедову мощь получил погибающий Акид.
Алая кровь из-под глыбы текла; чрез короткое время
Слабый пурпуровый цвет исчезать начинает помалу.
Вот он такой, как у рек от весеннего первого ливня;
890 Вскоре очистился; вот зияет, расколота, глыба,
И из расщелин живой вырастает тростник торопливо,
Рот же отверстый скалы зазвучал извергаемой влагой.
Дело чудесное! Вдруг выступает, до пояса виден,
Юноша, гибкими он по рогам оплетен камышами.
895 Он, — когда бы не рост и не лик совершенно лазурный, —
Акидом был. В самом деле уже превратился мой Акид
В реку: доныне поток сохранил свое древнее имя".
Кончила свой Галатея рассказ, и сонмом обычным
Врозь разбрелись и плывут по спокойным волнам Нереиды.
900 Скилла вернулась; она не решилась в открытое море
Плыть. По влажным пескам сначала нагая блуждает,
Но, притомясь и найдя на заливе приют потаенный,
В заводи тихой свое освежает усталое тело.
Вдруг, разрезая волну, гость новый глубокого моря,
905 Переменивший черты в Антедоне Эвбейской недавно,
Главк предстает, — застыл в вожделенье к увиденной деве!
И, уповая, что он побежавшую сдержит словами,
Вслед ей кричит; она же быстрей от испуга несется
И достигает уже вершины горы надбережной.
910 Прямо из моря встает, одним острием поднимаясь,
Голый огромный утес, над морем широким нависший.
Остановилася там и в месте спокойном, не зная,
Чудище это иль бог, в изумленье дивуется цвету
И волосам пришлеца, покрывавшим и спину и плечи,
915 И что внизу у него оконечность извилистой рыбы.
Главк приметил ее и, на ближнюю глыбу опершись,
Молвил: "Не чудище я, не зверь я дикий, о дева!
Нет, я бог водяной. Прав больше Протей не имеет
В глуби морской, ни Тритон, ни сын Атаманта Палемон.
920 Раньше, однако, я был человек. Но поистине предан
Морю глубокому был, тогда уже в море трудился.
Либо влачил стороной я с пойманной рыбою сети,
Либо сидел на скале, с камышовой удой управляясь.
Некие есть берега с зеленеющим смежные лугом;
925 Волнами край их один окаймлен, а другой — муравою,
И круторогие их не щипали ни разу коровы;
Смирные овцы там не паслись, ни косматые козы,
И трудовая пчела никогда не сбирала там меду.
Там не плелись и венки торжества; травы не срезали
930 Руки, держащие серп. Я первый на этом прибрежье
Сел на траву; сижу и сушу свои мокрые сети.
Чтобы попавшихся рыб сосчитать по порядку, которых
Случай мне в сеть позагнал иль своя же на крюк насадила
Зверская алчность, я их разложил по зеленому дерну.