Неизвестен Автор. Севастополь (сборник)

   Воззвание Ревякина прозвучало для севастопольцев призывом набата. Вначале трудно было даже поверить, с какой быстротой оно облетело город и стало известно сотням и тысячам людей. Из разных мест До Ревякина стали доходить вести о людях, ищущих возможности связаться с "КПОВТН".
   Вскоре после выпуска воззвания Лида неожиданно встретила свою знакомую Прасковью Степановну Короткову. Лида не узнала бы эту женщину, если бы та сама не окликнула ее. Оглянувшись, она сразу вспомнила инструктора райкома партии, умную, энергичную, всеми уважаемую работницу-выдвиженку.
   - Здравствуй, моя милая, - Прасковья Степановна внимательно, как бы изучающе, заглянула в глаза Лиды. - Что это ты какая-то отсутствующая, грустная?
   - Радоваться теперь нечему, Прасковья Степановна, - откровенно ответила Лида. - На своей земле, как на чужбине, живем.
   - Значит, не забыла, что ты комсомолка?
   - Конечно, не забыла.
   - Очень хорошо, моя девочка, что помнишь. Что же ты делаешь?
   - Я помогаю пленным, - просто ответила Лида, чувствуя, что с Коротковой можно говорить без опасения.
   - Похвально. Помогать им нужно. Но ведь этого мало...
   - А что же я еще могу делать?
   Вместо ответа Прасковья Степановна пригласила Лиду к себе, в полутемный подвал большого разрушенного дома. Достала из продранного матраца листовку и протянула ее Лиде:
   - Почитай. Тут сказано, что нужно делать.
   Каково же было удивление Лиды, когда она увидела воззвание Ревякина, уже аккуратно перепечатанное на пишущей машинке.
   - Прасковья Степановна! - обрадованно воскликнула Лида. - Эту листовку я знаю... читала.
   - Как, уже читала? - Прасковья Степановна искренне удивилась. - Где ты ее взяла? Лида замялась.
   - Мне дал ее один человек.
   - Что за человек? - стала допытываться Прасковья Степановна. - Не бойся, будь откровенна. Достаточно ли только знаешь того человека, с которым связана?
   Прасковья Степановна долго расспрашивала ее о Саше. На ее же пытливые вопросы о подпольной организации "КПОВТН" и кто написал листовку Лида попрежнему отвечала уклончиво. Она не знала, как муж отнесется к Прасковье Степановне, и его подпольную деятельность сохранила в тайне.
   - Ты хорошая девочка, - Прасковья Степановна ласково обняла ее. - Приходи с мужем ко мне в гости. Угощать вас мне, к сожалению, нечем, но поговорим по душам.
   В ближайший свободный день Лида привела мужа в подвал к Коротковой, познакомила их и, сославшись на неотложные дела, ушла.
   Знакомство началось с настороженного изучения друг друга. Задавая вопросы, Ревякин внимательно следил за живым, выразительным лицом Прасковьи Степановны, за ее простой, грубоватой речью. Она сразу заметила его настороженность, но это не обидело ее, а, наоборот, вызвало чувство доверия. Сама она тоже о многом расспрашивала, внимательно слушала и все более убеждалась в искренности собеседника.
   - Я осталась здесь по заданию горкома партии для подпольной работы и ищу связи с нашими людьми, - сказала, наконец, Прасковья Степановна. - Вместе со мной горком партии оставил нескольких коммунистов, но они все погибли в последние дни обороны. На конспиративной квартире сгорели типография и рация, полученные нами для подполья. Увидев воззвание за подписью "КПОВТН", я страшно обрадовалась и подумала: очевидно, в городе оставлены еще кто-то из коммунистов, о которых я не знаю. Ищу их и не нахожу. Может быть, вы поможете мне установить связь с этими товарищами?
   - А сами как устроились? - спросил Ревякин, еще не признаваясь, что он автор воззвания.
   - Как видите! - Прасковья Степановна обвела рукой пустой, разрушенный подвал. - Пережила я большое личное горе. У меня оставалась здесь в городе старушка-мать. Она умерла с голоду, я ничем не могла ей помочь. Боясь себя расконспирировать, я даже не могла навестить ее.
   Она замолчала. Ревякин видел, что ей тяжело говорить. Все, что он услышал от Коротковой, убедило его, что он нашел представителя партийного комитета, с которым нужно говорить правдиво и помогать ему.
   - Никакой подпольной организации, Прасковья Степановна, я не знаю, откровенно признался он. - Воззвание писал я сам, по собственной инициативе. Лида - свидетельница. Подписал "КПОВТН", что означает "Коммунистическая подпольная организация в тылу немцев". За самозванство прошу прощения. Надеюсь, партия меня за это не осудит.
   Прасковья Степановна дружески протянула ему руку.
   - Замечательно сделали! За это вас можно только похвалить. Лида говорила, что вы здесь от Красной Армии?
   - Воевал тут и застрял на Херсонесском, - пояснил Ревякин. - Согласно приказу командования я должен уйти в лес к партизанам.
   - Не спешите. Давайте сначала наладим партийное подполье. Начнем с объединения патриотов в "КПОВТН", как вы удачно назвали нашу организацию. А что мы должны делать, об этом очень ясно сказал товарищ Сталин. Для начала люди у нас имеются.
   Она рассказала ему, что ей удалось установить связь с советскими патриотами и организовать три патриотические группы. Одну из них возглавляла коммунистка Галина Васильевна Прокопенко. В 1918 году она вместе с мужем участвовала в борьбе против немецких оккупантов на Украине. В эту группу входят преимущественно женщины. Они установили связь с лагерями военнопленных, помогают пленным продуктами, бельем и укрывают тех, кому удалось бежать. Вторая группа создана в лагере военнопленных на Корабельной стороне. Организатор и руководитель этой группы - бывший работник горкома партии Николай Терещенко, захваченный немцами в плен. Подпольщики достали ему паспорт на имя Михайлова, под этим именем он и значится в лагере, где организует побеги пленных.
   - В третьей группе у меня девушки-комсомолки. Они работают среди молодежи. Комсомолку Нину Николаенко мы устроили на работу в рыбконторе. Она достает нам оттуда бланки, на которых мы пишем разные справки для бежавших из лагерей военнопленных. Нина стащила из своей конторы поломанную пишущую машинку. Мы ее отремонтировали и печатаем все, что нам нужно. На этой же машинке перепечатали и ваше воззвание.
   Прасковья Степановна подготовляла устройство подпольной типографии.
   Среди подпольщиц была комсомолка Женя Захарова, до оккупации работавшая наборщицей в типографии газеты "Красный черноморец". Трудиться на оккупантов она ни за что не хотела. Ее пытались отправить в Германию, но так и не могли взять, потому что она пила какую-то отраву и все время лежала больной. Когда же Прасковья Степановна сказала ей, что для подпольной организации нужна типография и наборщица, Женя загорелась. По совету Прасковьи Степановны она прекратила "болеть" и устроилась на работу в немецкую типографию.
   Установление связи Ревякина с Прасковьей Степановной Коротковой положило начало созданию севастопольской партийной подпольной организации.
   В школе, которая ютилась в маленьком, кое-как отремонтированном самими учителями помещении разрушенного дома, Ревякин познакомился с бывшим студентом судостроительного техникума Георгием Гузовым. Коренастый юноша с высоким лбом и мужественным открытым лицом понравился Ревякину. Укрываясь от угона в Германию, Гузов устроился в школу преподавателем русской литературы, скрыв от гитлеровцев, что он комсомолец.
   Беседуя с Гузовым, Ревякин обратил внимание на его осведомленность о положении на фронтах и вскоре убедился, что тот, безусловно, знает сводки Советского Информбюро. От Гузова он узнал и о докладе И. В. Сталина 6 ноября 1942 года на торжественном заседании Московского Совета, и о стратегическом контрнаступлении Красной Армии в районе Сталинграда, об окружении там фашистских дивизий, и о наступлении войск Центрального фронта в районе Ржева и Великих Лук. Он пригласил Гузова к себе в гости и, показывая ему свое хозяйство, начал откровенный разговор:
   - Я давно догадался, что ты слушаешь Москву. Как бы это нам сделать вместе?
   - Приемника у меня нет, - признался Гузов, - но я знаю человека, у которого он есть.
   Ревякин попросил познакомить его с этим человеком.
   - Скажи ему прямо: приемник нужен подпольной организации.
   - Для "КПОВТН"? - спросил Гузов.
   - Откуда ты знаешь о ней?
   - Читал воззвание.
   - Да, приемник нужен для "КПОВТН".
   - Неужели правда, что я нашел в вас того товарища, которого мы так ищем с Павлом Даниловичем?
   - Кто такой Павел Данилович?
   - Это тот самый человек, у которого радиоприемник.
   И Гузов с полной откровенностью рассказал Ревякину все, что знал об инженере-коммунисте Павле Даниловиче Сильникове, организатора подпольной патриотической группы, в которую входил и сам Гузов.
   Отрыв от Большой земли не только морально угнетал организаторов подполья, он являлся вместе с тем серьезной помехой в их подпольной пропагандистской работе. После первого воззвания Ревякин и Прасковья Степановна написали и распространили среди населения и военнопленных еще три листовки, но ни в одной из них не смогли дать картину положения на фронтах. Теперь же, владея приемником, можно будет принимать сводки Совинформбюро и широко осведомлять о них население.
   В день разговора с Гузовым Ревякин был весел необычайно, смеялся, шутил, подхватив на руки Лиду, кружился с ней по комнате. Та никак не могла понять, в чем дело.
   - У нас, наконец, будет радиоприемник, - объяснил он. - Женя Захарова уже готовит шрифт, значит будет и типография.
   * * *
   Жестокий террор, голод и страдания не сломили севастопольцев. Новый, 1943 год они встречали бодро и уверенно. Они знали о разгроме гитлеровских полчищ под Сталинградом и о том, что Красная Армия перешла в наступление по всему фронту. Каждый день подпольщики принимали по радио радостные вести из родной Москвы и распространяли их среди населения.
   Захватчики уже не в силах были дальше скрывать свои поражения. Объявленный Гитлером трехдневный траур по армиям, погибшим под Сталинградом, севастопольцы вместе со всем советским народом встретили ликованием...
   Подпольная организация к этому времени выросла, окрепла Она объединила 17 патриотических групп, в которых было свыше ста членов. У каждого члена организации был свой актив - 5 - 10 патриотов из родственников и знакомых, которые помогали в подпольной работе: переписывали листовки и распространяли их по городу, укрывали бежавших из лагерей, собирали разведывательные материалы.
   С помощью комсомолки Людмилы Осиповой Прасковья Степановна организовала патриотическую группу на железнодорожной станции. В эту группу входили: комсомолец Виктор Кочегаров и его отец, кладовщик станции Владимир Яковлевич, комсомолец-электрик Михаил Шанько, бежавшие из лагеря военнопленных лейтенант Черноморского флота Николай Акимушкин и матрос Константин Куликов. Осипова, работая табельщицей на станции, доставала чистые бланки удостоверений, выдаваемых железнодорожникам, подделывала подпись начальника узла-немца Вайсмана и таким образом помогала подпольной организации устраивать своих людей на железной дороге.
   Подпольная организация не ограничивалась теперь только организационной и пропагандистской работой. На станции Севастополь спасшийся от смерти и плена Василий Горлов, Акимушкин и Куликов при активной помощи рабочих-железнодорожников развернули диверсионную работу на транспорте. Они всячески тормозили формирование поездов. Вагоны с важным грузом загоняли в тупик, мешали с порожняком и тем самым задерживали отправку составов. В паровозном депо они выводили из строя топки в паровозах, и бывали такие дни, когда почти весь паровозный парк стоял в ремонте. Массовая порча продовольственных грузов стала обычной.
   Активизировали свою работу и группы Сильникова. В Северной бухте сожгли большой катер, в Южной бухте с двух катеров сняли выбросили в море моторы. В Стрелецкой бухте в ремонтной мастерской группа Матвеева саботировала ремонт мелких моторных баркасов, сняла несколько моторов с судов и спрятала в бухте.
   Кроме листовок "Вести с Родины", были выпущены еще три воззвания: "Победа на стороне Красной Армии", "Обращение к военнопленным города Севастополя" и "К солдатам немецкой армии". Эти воззвания "КПОВТН" страшно взбесили оккупационные власти.
   Весь сыскной аппарат был поставлен на ноги. СД, полевая жандармерия, тайная румынская полиция, полиция городской управы - все устремились на розыски подпольщиков. Особое внимание уделялось, листовкам за подписью "КПОВТН". Переодетые сыщики устраивали засады на местах расклейки подпольных листовок. Пускали в ход собак-ищеек.
   Председатель городской управы предатель Супрягин вызвал к себе всех старост и потребовал от них обнюхать каждый дом, каждый подвал, каждую щель...
   Однажды жандарм с человеком в гражданской одежде зашел и к Ревякиным.
   - Нужно скорее в землю уходить, - сказал озабоченный Ревякин, как только узнал о визите гестаповского агента. - Павел Данилович просил радиоприемник тоже устроить в другом месте.
   И Ревякин, не откладывая, приступил к исполнению давно задуманного плана устройства под своим домом подземелья, где можно было бы хранить все подпольное хозяйство - типографию, приемник и оружие. Это было очень опасно для руководителя подполья, но он не раздумывал. С помощью Гузова и Толи Лопачука он энергично принялся за дело.
   Яму копали по ночам, но для ускорения иной раз работали и днем, под охраной Лиды и Анастасии Павловны. Землю ведрами выносили в огород.
   Спустя неделю подземелье было готово. Люк и узкий трехметровый подземный проход вели в маленькую комнату (полтора метра в длину, ширину и высоту), обшитую досками. Люк закрывался крышкой немножко ниже уровня поверхности двора и маскировался землей и собачьей будкой, сделанной из старых досок. Тут был запасный выход из подземелья во двор.
   Основной вход в подземелье был устроен из задней комнаты дома. Небольшое отверстие в стене у самого пола закрывалось куском фанеры, закрашенной под цвет стены и закрытой кухонным столом. Подполье получилось хорошо замаскированным. Гузов и Женя Захарова были в восторге.
   С того времени "Вести с Родины" стали выходить регулярно - один раз в десять дней, в количестве 300 - 400 экземпляров.
   Радиоприемник из квартиры Максюка тоже был помещен в подземелье.
   Фашисты расклеивали по городу объявления, в которых обещали награду в 50 тысяч рублей и продовольствие тому, кто раскроет подпольную типографию. Но никто не польстился на это. Агенты и шпики напрасно рыскали по городу.
   * * *
   После утверждения устава "КПОВТН" и оформления каждого члена организации принятием клятвы Ревякин стал энергично готовиться к уходу к партизанам. Делал он это теперь не только ради выполнения приказа командования, но одновременно осуществляя задание подпольной организации установить связь с лесом. Нужно было передать фронту собранные подпольщиками важные разведывательные данные, получить взрывчатку для диверсионной работы и наладить переброску в лес бежавших из лагерей военнопленных, в числе которых были Иван Пиванов, моряки комсомольцы Кузьма Анзин, Михаил Балашов и красноармеец коммунист Максим Пахомов.
   Чтобы замаскировать свое исчезновение из города, Ревякин получил в школе двухнедельный отпуск для "поездки за продуктами".
   Прасковья Степановна через свою подпольщицу, проникшую в немецкую жандармерию, достала Ревякину удостоверение тайного агента СД.
   Спутники же Ревякина имели на руках справки биржи труда о том, что они работают по сбору металлолома при штабе майора Шу. Такие справки для подпольной организации Ревякин получал от подпольщицы Маши, устроившейся на немецкую биржу труда.
   Двадцать восьмого апреля ночью Анзин, Пиванов, Пахомов и Балашов перенесли на Максимову дачу оружие, продукты и сами остались там. Ревякин уходил из дома последним, внимательно осмотрев комнаты, двор и подземелье.
   - Ну, дорогая, - прощаясь с Лидой, говорил он. - Будь мужественна и береги себя. Кто будет спрашивать, говори: уехал на Украину за хлебом. Ждешь, волнуешься, ну, словом, сама знаешь, кому что надо сказать...
   Но Ревякину не удалось связаться с партизанами.
   Отряд, оперировавший вблизи Севастополя и состоявший главным образом из севастопольцев, почти целиком погиб в боях, а оставшиеся в живых ушли сначала в район Крымского заповедника, а затем присоединились к отрядам, действовавшим в Зуйских лесах.
   Ничего не зная об этом, Ревякин пришел к выводу, что партизан в лесу нет и что нужно возвращаться в Севастополь и устанавливать связь с Большой землей иными путями.
   Ревякин поделился с товарищами своими печальными соображениями. Никому не хотелось возвращаться в оккупированный город, но другого выхода не было.
   Рано утром в воскресенье, 16 мая, в день окончания своего двухнедельного отпуска, Ревякин пришел в Севастополь смертельно усталый и голодный. Лида сидела у окна, что-то шила. Она узнала мужа еще издали. Постаревшее лицо с новыми морщинами около глаз говорило о её тяжелых страданиях. Увидев мужа, она просветлела и бросилась открывать дверь.
   - Как я рада, что ты пришел, - обнимая его, шептала она. - У нас большое несчастье. Прасковья Степановна арестована.
   Пять дней назад она шла к Прасковье Степановне, но по дороге ее остановила Женя Захарова и вернула домой: в квартире Коротковой была гестаповская засада.
   Глубоко потрясенный внезапной потерей Прасковьи Степановны, Ревякин впервые ясно почувствовал трудности подпольной борьбы, со смертельной опасностью на каждом шагу, с полной неизвестностью, к кому и с какой стороны подбирается враг, и бессилием организации спасти товарища, попавшего в гестапо. Но он не дрогнул перед опасностью, не растерялся, не пожалел о том, что, не найдя партизан, вернулся в город. Лишившись Прасковьи Степановны, он почувствовал свою особую ответственность за деятельность подпольной организации, за жизнь каждого ее члена. Теперь, как коммунист, он уже не имел права покидать Севастополь и оставлять подпольщиков без руководства.
   В один из ближайших дней у Ревякина собрались Сильников, Прокопенко, Гузов, Захарова, Горлов, Акимушкин и Пиванов. Провал Коротковой и возвращение из леса в город группы военнопленных, которых немцы всюду разыскивали, требовали принятия дополнительных мер конспирации и бдительности. Галине Васильевне удалось к этому времени узнать, что Короткова была арестована случайно, во время облавы, а в немецкой комендатуре ее опознал какой-то негодяй. После ареста ее перевели в СД, пытали и, не добившись ничего, расстреляли.
   - Жаль, очень жаль Прасковью Степановну, - с горечью говорил Ревякин. Хорошая, преданная была коммунистка. Тяжело, что мы оказались бессильными предотвратить ее гибель. Она честно служила родине, и наш народ не забудет ее. Мы же, друзья, должны мстить и мстить оккупантам за нее, за горе и страдания, которые они принесли нашему народу. Чем больше мы уничтожим этих паразитов, тем скорее наступит час нашего освобождения.
   - Досадно, что не связались вы с партизанами, - заметил Сильников. - Если бы у нас были взрывчатые материалы, работа пошла бы веселее.
   - Что поделаешь! Искали долго, не нашли, - ответил Ревякин. - Будем партизанами в городе, как называют нас оккупанты. У нас теперь есть оружие, гранаты. Есть замечательные боевые люди. Нужно только правильно их использовать. Есть сильный помощник - огонь. Подумайте, Павел Данилович, как его пополнее использовать в мастерских и бухтах.
   - Могу доложить, - приподнялся Сильников. - Недавно мои ребята сожгли в Артиллерийской бухте самоходную баржу.
   - И замечательно! Там дела у вас много. Устройте, Павел Данилович, наших моряков в бухтах, они помогут вам.
   - Конечно, поможем, - живо отозвался Горлов. - На железную дорогу нам показываться больше нельзя. Давайте другие документы, помогите скорей устроиться в бухтах и будьте уверены - наведем там свой морской порядок.
   На этом совещании утвердили Горлова командиром диверсионного отряда, а Акимушкина его помощником. Ивана Пиванова Галина Васильевна обещала устроить шофером к майору Шу, где продолжала работать Наташа Величко. Кузьму Анзина Ревякин предложил послать на станцию Севастополь для укрепления группы Осиповой.
   По предложению Ревякина было решено, кроме листовок "Вести с Родины", издавать газету "КПОВТН" под названием "За Родину!". Редактором будущей подпольной газеты назначили Георгия Гузова, а Женю Захарову - его помощницей и наборщицей.
   Вскоре оккупанты были встревожены рядом дерзких диверсий. Ночью Василий Горлов с Куликовым устроили засаду на улице Карла Маркса, а Акимушкин, Пиванов и Пахомов - в районе вокзала. Темная, пасмурная ночь хорошо укрывала диверсантов. В нескольких местах они из развалин обстреляли вражеские патрули и подбили гранатами грузовик и легковую машину с двумя офицерами, захватили четыре автомата и два пистолета.
   Оккупанты оцепили места нападений, устроили ночные засады в развалинах, но никого не поймали. Подпольщики в это время уже действовали за городом. Горлов, Акимушкин и Куликов ночью пробрались в Инкерман, к тоннелю железной дороги, сняли охрану, отвернули болты крепления рельсов на расстоянии пятнадцати метров, оставив рельсы на месте. Шедший из Симферополя большой товарный состав сошел с рельсов и завалил тоннель искалеченными вагонами и грузом.
   Оккупанты вынуждены были открыто заговорить о действиях советских патриотов.
   В городе, за подписью гарнизонного коменданта, появилось воззвание на русском и немецком языках.
   "За последние недели, - гласило воззвание, - в городе усилился бандитизм. Отдельные темные элементы организуют засаду, убивают чинов германской армии и проводят акты саботажа..."
   Далее говорилось, что германские власти будут принимать суровые меры по отношению к партизанам и их сообщникам, и обещалась высокая награда тем, кто будет помогать германским властям в ликвидации "партизанских банд".
   Но подпольщики посмеивались над бессильной яростью фашистов. На воззваниях гарнизонного коменданта они наклеивали свои листовки, призывали население беспощадно истреблять оккупантов.
   В то время как Горлов со своим отрядом совершал по ночам отважные налеты на вражеские патрули и транспорт, Василий Ревякин с Гузовым и Женей Захаровой готовили выпуск первого номера газеты "За Родину!"
   Первый номер вышел 10 июня 1943 года на небольшом тетрадном листе. Сверху лозунг: "Смерть немецким оккупантам!" Под лозунгом крупными буквами шло название газеты "За Родину!" Перед текстом под линейкой: "Издание КПОВТН", июнь, 10, 1943 г.". В конце газеты обращение: "Прочитай и передай товарищу".
   Газета "За Родину!" стала выходить регулярно два раза в месяц - сначала на одной, потом на двух и, наконец, на четырех полосках. В каждом номере помещались передовая статья и обзор сводок Совинформбюро. Газета откликалась также и на события в городе.
   Василий Горлов и Николай Акимушкин с фиктивными путевками от биржи труда начали работать в Стрелецкой бухте. С помощью слесаря Николая Матвеева, из группы Сильникова, они готовились установить связь с командованием Черноморского флота. В бухте было много мелких моторных баркасов, ожидавших ремонта, который, кстати сказать, рабочие всячески саботировали. У Матвеева было припрятано несколько моторов, снятых рабочими с судов. По указанию Горлова, Матвеев поставил на небольшой баркас один из своих моторов, снабдил баркас необходимым запасом горючего, маслом, рыбацкими сетями, чтобы в море подпольщики могли назвать себя рыбаками. Команда Горлова составилась из моряков Акимушкина, Михаила Балашова и опытного моториста Константина Куликова.
   В темную ночь, при небольшой волне, Куликов незаметно вывел баркас с приглушенным мотором в открытое море. Когда отошли от берегов Крыма километров на двадцать пять, Горлов дал команду: "Взять курс на Туапсе".
   Четверо суток путешествовали они по морю. Не раз отказывал мотор. Приходилось поднимать паруса.
   Шли еще целую ночь, а наутро показались горы Кавказа. Моряки осторожно подходили к берегу.
   - Туапсе! - радостно воскликнул Акимушкин, приветствуя знакомый порт.
   - Точно, - подтвердил Горлов.
   В тот же день командующий Черноморским флотом получил подробную информацию о положении в Севастополе...
   Со дня ухода группы Горлова в море минуло три недели. Судьба их была неизвестна, и это очень волновало Ревякина. Но вот в начале августа 1943 года, ночью, когда Ревякин заканчивал передовую для очередного номера подпольной газеты, а Гузов и Захарова готовили в подземелье обзор военных действий за пять дней, раздался условленный стук в окно. Это были Горлов и Акимушкин, доставленные в эту ночь вместе с Балашовым и Куликовым на подводной лодке с советского берега. Велика была радость Ревякина, когда моряки рассказали ему, как тепло приняли их командующий Черноморским флотом и секретарь обкома партии, с каким вниманием слушали они сообщение о работе подпольной организации, как подробно знакомился командующий флотом с переданными ему разведданными, за которые он просил передать подпольщикам благодарность. Начальник разведки флота снабдил их портативной радиостанцией. Радистом был назначен Николай Акимушкин. Он получил код для шифровки радиограмм и позывные штаба флота, который сам непосредственно будет принимать все передачи от севастопольских подпольщиков.
   Радиограммы подпольной организации дали возможность советской авиации вернее бить по цели, и каждый удачный налет становился большим праздником в жизни севастопольцев.