Нестеренко Юрий. Время меча

   Эйрих некоторое время повисел возле окна второго этажа, затем двинулся дальше, к приоткрытому окну третьего, сунул руку в щель и неслышно проскользнул внутрь.
   Ждать пришлось долго; Элина понимала, что сориентироваться ночью в незнакомом доме, не подняв тревоги — задача не из легких, но все же уже начала беспокоиться. От напряжения и долгого сидения в седле у нее затекли мышцы; она спустилась на землю, разминаясь и давая отдохнуть лошади. Тени постепенно уползали вправо, следуя за движением луны, и вот уже бледный призрачный свет пал на заднюю стену дома. Теперь человек в черном был бы хорошо виден на фоне белой стены.
   В этот момент из окна — не из того, в которое влез Эйрих, а из соседнего — разматываясь, полетела веревка — или, точнее, сразу две веревки, хотя сперва Элине показалось, что это просто игра теней. Потом из темноты оконного проема выступил перехваченный веревками туго набитый мешок, а затем стало ясно, что он привязан к спине выбиравшегося задом Эйриха. Зажав веревки руками в перчатках и кожаными коленями, удачливый похититель заскользил вниз. Приземлившись, он потянул за один из концов — второй пошел вверх; на самом деле, это была одна длинная веревка, перекинутая через некий импровизированный блок — возможно, крепкую ножку мебели — внутри помещения. Через несколько секунд конец выскользнул из окна и, сворачиваясь петлями, упал на землю, не оставив никаких следов дерзкого ограбления. Эйрих, сматывая на ходу веревку и сгибаясь под тяжестью добычи, направился к лошадям.
   — Что вы там такое прихватили? — громким шепотом поинтересовалась Элина. — Тургунайский золотой запас или статую из прихожей?
   — Не что, а кого, — ответил Эйрих, прислоняясь своей ношей к лошадиному седлу. — Ну-ка помогите мне его отвязать. Только учтите, он тяжелый.
   — Кто?!
   — Хозяин дома. Не мог же я в такой темноте искать по всем комнатам, где он прячет деньги. Достаточно, что я нашел его. Не волнуйтесь, раньше чем через час он не очухается.
   Элина, потрясенная таким оборотом дела, молча придержала мешок, пока Эйрих выбирался из веревочных лямок и привязывал свою добычу к коню. Сквозь грубую мешковину пальцы Элины ощущали тепло живого тела, и почему-то это вызвало у нее брезгливость.
   — Он не ранен? — спросила она.
   — Нет, просто понюхал тряпку, пропитанную эфиром.
   — Вы, должно быть, долго его искали?
   — Нет, нашел-то я его сразу, благодаря издаваемым им звукам… Он развлекался со своей наложницей, а может, женой, демон их разберет… Пришлось ждать, пока он останется один.
   — И что мы теперь будем с ним делать?
   — Потребуем выкуп, разумеется. Я тут приглядел одно местечко, где мы его спрячем…
   Они вновь быстро и почти неслышно ехали по переулкам — конечно, уже новым маршрутом. Через какое-то время Элина заметила, что дома вокруг имеют явно нежилой вид. Когда-то они были добротными и внушительными, может, даже роскошными, но теперь в древних стенах мертво зияли оконные и дверные провалы, чернели в лунном свете трещины, обломки колонн торчали, словно гнилые зубы… Эйрих поворотил коня к одному из таких домов — там давно рухнула крыша и перекрытия, остались лишь внешние стены с чудом уцелевшим фрагментом мозаики на одной из них.
   — Старый город, помнящиий, возможно, еще времена магов, — пояснил Эйрих. — И не скажешь, что мы не так уж далеко от дворца, верно? Многие столетия это был респектабельный район, но в конце концов дома слишком уж обветшали, и прежние хозяева оставили их. Теперь здесь селятся нищие и бездомные. Говорят, градоправитель все никак не решит, что ему делать с этим кварталом. По идее, конечно, снести, но вроде бы не то нынешний, не то прошлый хан высказал пожелание восстановить старинные дома, чтобы все было, как при магах. Высказать-то высказал, а денег на это не дал. Ну да нам это на руку.
   — А нищие нам не помешают?
   — Они предпочитают дома с крышами.
   — А мы не предпочитаем дома с крышами?
   — Мы предпочитаем глубокие надежные подвалы, куда не проникает свет солнца. Смотрите под ноги, здесь могут быть змеи.
   И действительно, среди многолетнего хлама и мусора, частично поросшего уже сухой колючей травой, отыскался ход, ведущий куда-то под землю. Они спустились по выщербленным, засыпанным землей и битым камнем ступеням (Эйрих нес на плечах мешок с бесчувственным пленником) и остановились перед черной дырой квадратного сечения. Эйрих сгрузил свою ношу на землю, нашарил в котомке длинную лучину и зажег ее. Слабый огонек осветил коридор, с потолка которого сквозь щели между камнями свешивались длинные корни; коридор заканчивался массивной трухлявой дверью. Дверь, вросшая в намытую дождевыми ручьями землю, хотя и с трудом, но поддалась их усилиям. За ней оказалось довольно обширное помещение с выложенным плитами полом и остатками фресок на стенах. Кое-где из стен торчали позеленевшие бронзовые кольца для светильников. В углу громоздились остатки какой-то деревянной мебели. Эйрих закрыл за собой дверь (теперь, когда ее низ был освобожден от земли, сделать это было проще, хотя по-прежнему требовало изрядных усилий), уложил свою добычу на пол в дальнем углу и воткнул лучину в щель между плитами.
   — Ну вот, пора будить нашего приятеля, — сказал он, развязывая мешок и стаскивая его за углы.
   В тусклом свете лучины Элина увидела упитанного коротышку в халате на голое тело, связанного по рукам и ногам. Во рту у него был кляп, на глазах
   — черная повязка. Эйрих, вновь надевший свою шапку-маску, присел на корточки, проверил надежность затянутых на скорую руку веревок, затем достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и грифель, отложил их чуть в сторону и похлопал пленника по щекам. Тот замычал и дернул скрученными за спиной руками.
   — Пойдите приглядите за лошадьми, — велел Эйрих Элине. — Хоть мы их и привязали, в таком месте, как это, оставленные без присмотра вещи могут исчезать даже глубокой ночью, — это было, в принципе, верно, но у Эйриха имелась и другая причина отослать Элину — он не собирался церемониться с пленником, если тот вдруг начнет артачиться и торговаться, и справедливо опасался, что кое-какие методы быстрого убеждения вызовут слишком решительные протесты графини.
   Его опасения, однако, оказались напрасны по обоим пунктам. Ни один обитатель развалин не явился поинтересоваться неожиданными гостями и их лошадьми, а похищенный торговец, как только очухался достаточно, чтобы понять свое положение, перепугался до смерти и быстро согласился на все. Он попытался было выразить робкое возражение против суммы в две тысячи турга, однако обещание Эйриха отрезать ему язык и кое-что еще, после чего продать евнухом в хурданистанский гарем, оказалось достаточно убедительным контраргументом. Самое интересное, что план этот был легко исполним — если бы Эйрих был работорговцем, то, покалечив похищенного таким образом, мог бы среди бела дня вывести его из города в караване невольников. Никто не стал бы слушать, что мычит закованный раб. Жуткий для тургунайского уха иностранный акцент похитителя лишь усиливал ужас керулумца.
   Эйрих освободил пленнику одну руку — вторая была привязана к лодыжкам
   — и сдвинул ему повязку с глаз, подсовывая бумагу и грифель. Бедняга дважды ломал грифель, прежде чем смог унять дрожь и нацарапать требуемое послание своему подручному.
   Элина неспешно прогуливалась от стены к стене, внутри пустой коробки дома, то скрываясь во тьме, то ступая на голубоватые прямоугольники лунного света, падавшего сквозь оконные проемы. Могла ли она предположить год назад, что двенадцать месяцев спустя за тысячи миль от дома, в стране, о самом существовании которой она тогда не подозревала, станет соучастником похищения ради выкупа? Самое удивительное, что сейчас это ее уже и не удивляло. Она изменилась за эти месяцы. Да, только теперь она поняла, как изменилась. Превратилась в Эрварда Эльбертина…
   Легкий шорох за спиной заставил ее мгновенно обернуться; рука метнулась к мечу. Но это был всего лишь Эйрих; он улыбнулся, оценивая ее бдительность.
   — Поеду отвезу письмо о выкупе, — он махнул в воздухе бумагой. — Надеюсь, нашего друга еще не хватились. Полагаю, до рассвета обернусь. Вашего коня придется взять с собой — утром он явно привлечет тут нежелательное внимание. А вы пока покараульте этого типа. Он связан надежно, так что можете и малость вздремнуть. Главное, чтобы его глаза и рот оставались завязанными; не поддавайтесь на провокации, которые помогли бы ему вас увидеть или завопить в полный голос. Правда, я обещал вырезать ему глаза и язык, если он попытается… но кто знает, хорошо ли он меня понял.
   Элина не стала уточнять, насколько серьезно это обещание, и спустилась в подвал. В одном из стенных колец уже горел импровизированный факел. В его колеблющемся свете графиня увидела, что Эйрих называет надежным связыванием. Когда-то он пытался проделать это с Редрихом; теперь процедура была доведена до конца. Торговец, лежавший на животе, был буквально упакован — руки стянуты веревками крест-накрест — локти, запястья, шея — ноги загнуты назад, лодыжки подтянуты к запястьям, далее веревка туго проходила в паху и шла к шее уже спереди, образуя вторую петлю. Любая попытка освободиться принесла бы пленнику лишь боль и удушье — и в то же время, благодаря многочисленности витков и толщине веревки, он мог провести в таком положении много часов без ущерба для кровоснабжения конечностей. Хотя, конечно, эти часы трудно было бы назвать приятными. Элина в очередной раз задалась безответным вопросом, что за человек Эйрих и где он всему этому научился.
   Элина уселась на грязный пол, привалясь спиной к стене, и вскоре, действительно, задремала. Разбудило ее громкое и настойчивое мычание пленника. Тот подергивался в своих путах и крутил головой.
   — Лежи уж, — спокойно сказала Элина по-тарвилонски. — Все равно кляп не выну, да и твоего языка я не понимаю.
   Вряд ли, конечно, торговец мог понять хоть слово, но, как видно, понял, что на послабление рассчитывать не приходится, и затих. Вскоре, однако, в затхлом воздухе подвала стал распространяться запах мочи. Элина брезгливо наморщила свой аристократический нос. На какой-то момент вместе с отвращением она почувствовала жалость к беспомощному пленнику, но тут же напомнила себе, что это — рабовладелец, так вот пусть теперь на собственной шкуре убедится, каково быть лишенным свободы!
   Однако физиологическая проблема, возникшая перед пленником, в скором времени должна была обрести актуальность и для его тюремщицы — а никакого отдельного помещения или хотя бы сосуда в подвале не было. Элина как раз находилась в неприятных раздумьях на сей счет, когда дверь отворилась, и вместе с едва проникавшим сверху утренним светом в подвал вошел Эйрих.
   — Все в порядке, — сообщил он. — Я подсунул письмо под дверь и отогнал вторую лошадь на постоялый двор. Поезжайте туда, я сменю вас здесь. Жду вас обратно после полудня — отправлюсь за деньгами.
   — Вы все продумали, вас не сцапают и не выследят?
   — Вы прямо-таки прирожденный похититель, — хмыкнул Эйрих. — Мыслите в верном направлении. Да, получать выкуп в городе было бы весьма опасно. Город керулумцы знают гораздо лучше меня. Но я велел зарыть деньги в степи, довольно далеко от города. Помните, нам попался лошадиный скелет недалеко от дороги? Вот рядом с ним. Там вокруг плоская, как стол, степь на много миль вокруг — спрятаться в засаде негде, любой преследователь или наблюдатель виден с безопасного расстояния. Да, кстати — невольничий караван прибыл в город, распродажа, как мы и рассчитывали, завтра.
   Элина почувствовала, как сердце ее забилось быстрее. Неужели завтра Редрих будет, наконец, спасен, и можно будет целиком сосредоточиться на Артене? Артен… почему с ним нет контакта? Ведь они уже близко, на таком расстоянии она просто обязана его почувствовать, несмотря на всю ненадежность магии…
   Эйрих начертил ножом на грязном полу дорогу от развалин до постоялого двора, и, после того как Элина, внимательно посмотрев, кивнула, затер свой чертеж сапогом. Графиня вышла наверх как раз вовремя, чтобы шугануть оборванную личность, сужавшую круги вокруг оставленной на привязи лошади.
   Йолленгелу, конечно, не терпелось услышать подробности ночной операции
   — ибо рассказ Эйриха был предельно лаконичен: «Все идет по плану» — но Элине столь же не терпелось проспать несколько часов в нормальных условиях. Эльф, однако, получил клятвенные заверения, что все узнает потом.
   Отдохнув, графиня вновь вернулась в район руин. Днем улицы здесь были не пусты — кряхтя и охая, выползли погреться на солнышке грязные оборванные старики, сплетничали или переругивались визгливыми голосами тощие некрасивые женщины, практически голые чумазые дети гонялись друг за другом и возились в пыли. Пока что, однако, публики на улицах было немного — лишь представители наиболее зажиточных по меркам трущоб семей, раз они могли позволить себе праздность; менее счастливые в это время попрошайничали и воровали гдето в городе в полном составе. Элину провожали недобрыми взглядами — чужих здесь не любили, но ее меч внушал достаточное почтение. Ей пришлось пару раз проехать мимо нужных ей развалин, прежде чем она поймала момент, когда поблизости не было любопытных глаз, и въехала через бывший парадный вход внутрь каменной коробки.
   Эйрих направился ей навстречу. Когда он почти поровнялся с ней, Элину изнутри обдало холодом — перед ней был не Эйрих, а незнакомый ей тургунаец. Это был смуглый седой старик с по-восточному узкой бородкой и голубым бельмом на левом глазу. Он улыбнулся, видя ее замешательство; только тут Элина поняла, что Эйрих попросту загримировался, и сконфуженно улыбнулась в ответ.
   Он махнул ей рукой и вышел из подвала. Элина покосилась на безмолвного и недвижного пленника — кажется, он заснул или впал в беспамятство — и уселась на пол. Самой ей спать больше не хотелось, а заняться было решительно нечем. Графиня вновь попыталась прибегнуть к помощи магии и поймать след Артена — но опять безуспешно. Из близкого к трансу состояния она вышла как раз вовремя, чтобы услышать детские голоса в коридоре.
   Она вскочила. Что делать, если они заберутся сюда? Они непременно раскажут другим. Конечно, со стражниками местные жители не дружат и вряд ли пойдут доносить (хотя как знать — вдруг освободителю купца причитается вознаграждение), но у них могут быть собственные интересы, никак не совпадающие с интересами Элины и Эйриха. Задержать мальчишек силой? Весьма вероятно, что их станут искать, даже у трушобных оборвышей есть родные и друзья… Графиня выдернула факел из кольца и швырнула на грязный пол. Она едва успела затоптать пламя, пока мальчишки скреблись за дверью. В темноте они не увидят, что находится в углу. Но что, если у них есть огонь?
   Однако все разрешилось еще проще. Они подергали дверь и отказались от попыток ее открыть — как видно, силенок одного не хватило, а тянуть вдвоем в узком коридоре было неудобно. Элина слышала, как удаляются их голоса — не особенно, кажется, разочарованные; в самом деле, ведь по подобным развалинам им и им подобным приходилось лазить множество раз, и все мало-мальски ценное, что было в старых домах, давным-давно было найдено.
   Вновь потянулось долгое скучное ожидание, разрешившееся, наконец, приходом Эйриха. Грима на нем больше не было — выехал из города один человек, а въехал пару часов спустя уже другой.
   — Деньги у нас, — объявил он, — поехали, лошади ждут.
   — А с этим что делать? — Элина кивнула в сторону пленника.
   — Разумнее всего, конечно, было бы его прикончить…
   — Эйрих!
   — … но мы просто оставим его здесь, а потом пошлем письмо к нему домой, где сообщим об этом месте.
   — А если его найдут раньше какие-нибудь бродяги?
   — Тогда, возможно, ему придется писать еще одно письмо о выкупе. Но это уже его проблемы.
   Элина представила себе, каково это — два дня пролежать связанным, не имея возможности пошевелиться. Пусть этот тип — гнусный рабовладелец, но…
   — Вы его, конечно, не кормили? — спросила она.
   — Обойдется. Впрочем, надо бы дать ему воды. А вы идите к лошадям, пока их не увели.
   — Ладно. И скажите ему, чтобы он хорошенько запомнил этот урок и впредь нанимал свободных слуг, а не покупал рабов.
   — Все пытаетесь исправить мир? — усмехнулся Эйрих. — Ну, если вам так хочется, я передам ему ваши слова.
   Элина выбралась из подвала и отвязала одного из коней — Эйрих опять пригнал вторую лошадь. Пару минут спустя ее спутник присоединился к ней.
   По дороге он еще раз удивил Элину, когда выяснилось, что деньги он оставил на постоялом дворе, то бишь доверил их Йолленгелу. Элина порадовалась, что эльф, кажется, окончательно завоевал уважение ее сурового спутника. Через полчаса она увидела эти деньги воочию — полная шкатулка тяжелых золотых кругляшей; графиня всегда была достаточно равнодушна к деньгам, хотя и знала им цену — но здесь не удержалась, запустила в шкатулку руки и пересыпАла монеты, любуясь их маслянистым блеском и увесистым позвякиванием. От этого занятия ее оторвал насмешливый голос Эйриха, сообщившего, что в ней пропадают незаурядные купеческие задатки.
   Ночью Элина вновь увидела Артена.
   Там, где он находился, было совершенно темно, но она различала его лицо
   — благодаря тому, что видела его не обычным физическим зрением. «Кузина, — повторял принц, — кузина, отзовитесь! Нет, я положительно спятил. Конечно же, это был сон. « «Не сон, принц! — воскликнула Элина. — Я слышу вас! Где вы и что с вами? « «Все там же, в подземелье башни. Снег, должно быть, уже растаял. В последнее время их давление усилилось, они говорят, что заставят силой… « Контакт начал теряться.
   «Принц! Принц, держите связь! Демоны, он же не умеет этого делать… Артен!!! « «Элина… « В следующий миг графиня проснулась, чуть не плача от досады. Ее рука потянулась к медальону. Он слабо пульсировал теплом. Контакт еще жил!
   — Эйрих! — крикнула она в темноту комнаты.
   — Что случилось? — Эйрих, как обычно проснулся мгновенно. Йолленгел сонно пробурчал что-то недовольное.
   — Карту! Быстро!
   Эйрих ничего не понимал, но хорошо знал, что бывают ситуации, когда нужно сначала подчиниться, а потом уже выяснять, что к чему. Послышался шорох разворачиваемой карты. Чиркнул, брызгая искрами, кремень, и затеплилась масляная плошка. Элина, сжимая в кулаке снятый с шеи медальон, бормотала слова магических формул. Она бросила лишь один взгляд на карту и теперь зажмурилась, сохраняя очертания стран, гор и берегов перед мысленным взором. Медальон выпал из ее руки и закачался на нитке. Элина медленно двигала руку, сама не ощущая этого; она лишь тянулась за ускользающей нитью контакта. В какой-то момент она поняла — вот! вот здесь! Затем контакт опять стал ослабевать и вскоре исчез совсем. Элина открыла глаза. Медальон висел на нитке в дюйме над картой.
   — Вы что-нибудь видели? — спросила она Эйриха.
   — Он только что раскачивался. Довольно сильно.
   — Правильно, — графиня опустила медальон, позволяя ему лечь на пергамент. — Артен здесь.
   Эйрих склонился над картой.
   — Хадирские горы. Северо-восточный Хурданистан, довольно близко от тургунайской границы. Что ж, может быть, и так. Хотя я не склонен слишком доверять подобным методам поиска.
   — Пока что они оказывались эффективнее ваших, — парировала графиня. Эйрих пожал плечами. Йолленгел, не открывая глаз, перевернулся на другой бок.
   Наутро Эйрих и Элина отправились на невольничий рынок. Эльф, с его традиционной неприязнью к человеческим толпам, не выразил желания составить им компанию. Он не успел сблизиться с Редрихом, да тот особо и не стремился
   — первоначальное любопытство герцога быстро поблекло, оттесненное иными чувствами и заботами.
   Эйрих намеренно выбрал кружной путь, чтобы проехать через центральную площадь и показать Элине дворец, хоть как-то искупая ее вынужденное затворничество. Величественное сооружение практически не изменилось за пять столетий — разве что у северного края площади добавились золотой купол и четыре тонкие угловые башни мавзолея Кагарлыза Первого. Любуясь панорамой дворца, Элина хорошо понимала, почему вождь варваров не смог устоять перед искушением цивилизацией; и тем более дикой казалась мысль, что менее чем в миле от этой красоты находится другая площадь, где люди продают и покупают людей. Тем не менее, их путь лежал именно туда.
   Керулумский невольничий рынок был одним из наиболее крупных в стране, и Элина поначалу испугалась, что Редриха могут продать раньше, чем они смогут его отыскать. Но Эйрих, уверенно пробираясь сквозь толпу (лошадей им пришлось оставить у коновязи на подъезде к площади), быстро отыскал помост, арендованный уже знакомыми им работорговцами. Один за другим невольники поднимались на невысокий помост, торговец выкрикивал их достоинства, реальные или преувеличенные, и называл стартовую цену, а затем подогревал начавшийся торг. Большинство рабов, как видно, не впервые проходили через эту процедуру и относились ко всему с усталым безразличием; они покорно поворачивались по требованию надсмотрщика, напрягали мускулы, открывали рот, позволяя основным претендентам на покупку осмотреть состояние их зубов. Некоторые, кажется, даже сами получали удовольствие от демонстрации собственных достоинств и всячески старались поднять свою цену; Элину сперва глубоко возмутило столь жалкое тщеславие, но затем она поняла, что здесь может быть и рациональная основа — с рабом, который дорого достался хозяину, будут лучше обращаться. И все равно, своими усилиями поднимать выручку торговца — это было отвратительно!
   Но тут сердце Элины ухнуло в пустоту, а затем быстро забилось. На помост вывели Редриха.
   Кроме цепей, на нем была лишь набедренная повязка. Такому обращению подвергались не все рабы; заковывали только доказавших свою строптивость, а раздевали мужчин, не имевших специальных навыков и потому годных лишь для грубой физической работы. Женщин, предназначенных для утоления похоти, продавали не здесь, а в закрытых павильонах позади площади, где зеваки не могли мешать серьезным покупателям. Кстати говоря, основным товаром в этих павильонах, вопреки популярным среди определенных кругов западной молодежи легендам, были вовсе не юные девственницы, а опытные профессионалки своего дела. Это не значило, конечно, что невольницы, продаваемые на общем базаре, получали гарантии от сексуальных домогательств будущих хозяев — однако предназначались они не для этого, и оценивали их по другим критериям.
   Редрих от природы не отличался могучим сложением, однако немало поработал над собой; Элина невольно залюбовалась его телом тренированного бойца. «Все-таки Артен не прав, — подумала она. — Мозги, конечно, важнее мускулов, но и в мускулах есть своя эстетика. « Герцог окинул толпу презрительным взглядом. Он не сомневался, что его товарищи здесь и придут ему на помощь. Однако Элину, из-за ее невысокого роста, он не заметил в толпе, а Эйриха не узнал в его туземном наряде. И вдруг в глазах Редриха мелькнула растерянность, взгляд его испуганно заметался. Он больше не походил на надменного аристократа, которого можно заковать в цепи, но не сломать — в этот миг на помосте стоял просто потерявшийся, попавший в беду мальчишка, тщетно озирающийся в поисках помощи. Это продолжалось одно мгновение — а затем взгляд его зацепился за взгляд Эйриха, и презрительная усмешка вновь тронула губы Урмаранда. Он считал себя уже практически свободным.
   Начались торги. Поначалу они шли довольно вяло — покупатели видели, что необученный раб хотя и силен, но все же не богатырской стати, да к тому же явно не из числа покорных. Притом еще и чужеземец, не знающий языка — будь это не так, продавец бы это отметил. Эйрих пока молчал, не желая раньше времени подогревать гонку. Однако того, чего не желал Эйрих, желал торговец, и его восклицания «я не верю своим ушам! Вы позволите такому парню с железными мышцами уйти за какие-то две сотни турга?! « возымели-таки действие. Сперва покупателями двигала надежда приобрести молодого и сильного раба относительно дешево, а потом ими овладел обычный аукционный азарт, когда кажется, что раз другие готовы платить больше, значит, вещь того стоит и упускать ее нельзя. Цены перебрались через рубеж в 300, довольно быстро преодолели отметку 400 и уже в три прыжка доскакали до 500.
   — 550 турга!
   — 600!
   — 700 турга!
   Это была уже изрядная сумма за необученного раба. Возникла пауза.
   — 700 турга за этот превосходный товар! — распинался торговец. — За невольника с безупречным здоровьем и великолепными мускулами! За крепкого молодого парня, от которого ваши рабыни будут рожать каждый год! Подумайте
   — вы покупаете не его одного, вы покупаете всех его детей — и все это лишь за 700 турга? Да это же просто даром! Кажется, я слышу 800?
   — 800!
   — 950!
   — 950 турга! Неужели никто не скажет «тысяча»? Вы будете жалеть, что упустили такой шанс! 950 раз…
   — Тысяча!
   — Тысяча турга за великолепного молодого раба! Наконец-то у нас пошли настоящие цены, хотя, право же, он стоит большего! Итак, почтенные, ваше слово! У вас еще есть шанс! Да, есть, но вы должны поторопиться! Итак, тысяча раз… Тысяча — два…