Нейвин Жаклин. Наследница из Гайд-Парка

   Сколько повелительности было в его голосе! Однако Триста знала его достаточно хорошо и помнила, что Роман напускал на себя важность, когда был в себе не уверен. Степень его высокомерия была тем выше, чем неувереннее он себя чувствовал.
   – Мне нужно какое-то время, – сказала она.
   – У тебя есть неделя. – Он натянул перчатки. – Я был без него достаточно долго.
   – Что ты намерен сделать?
   Роман помолчал.
   – Пока точно не могу сказать. Я лучше знаю то, что не намерен. А не намерен я быть посторонним для собственного сына. Когда я приду в следующий раз, мы обсудим его образование и другие вопросы.
   – Я уже позаботилась об этом. Его учитель...
   – Но ты теперь принимаешь решения не одна, не так ли? – Он изобразил на лице улыбку. – Я дам ему деньги на карманные расходы. Мои адвокаты свяжутся с тобой по этому поводу.
   – В этом нет необходимости, – возразила она, но он направил на нее такой взгляд, что слова застряли у нее в горле.
   Взяв шляпу, он направился к выходу, но в дверях внезапно остановился. Не оборачиваясь, он спросил более мягко:
   – Ты думала... что я не захочу его?
   – Тогда было все другое, а я была... молодая, глупая, наивная, испуганная.
   Она не извинялась. Она не стала вдаваться в объяснения... Но у нее словно само вырвалось:
   – Что еще я могла тогда сделать? Стать любовницей, как ты этого хотел? Тогда бы все знали, что он незаконнорожденный ребенок. Этого я не хотела. Ты знаешь достаточно хорошо, чем это было бы для меня.
   – Ты всегда чувствовала бы себя в Уайтторне в безопасности.
   – Нет, Роман, не думаю, что ты бы дал мне то, что мне было нужно. Ты должен был жениться, у тебя была бы жена, от которой ты мог иметь детей. Это было невыносимо, и я подумала, что для Эндрю лучше всего, если я уйду.
   – А когда ты встретила меня в Лондоне? Ты прятала его от меня все время.
   Вздохнув, она с сожалением покачала головой:
   – Я думала сказать тебе. В самом деле думала. Но это не такая простая вещь.
   Он неопределенно кивнул. Тем не менее это был знак, что он принял объяснение. Потом Роман посмотрел на нее, но глаза его были недобрыми.
   – Я привык думать, что я знаю тебя, и был уверен, что ты не будешь меня обманывать. Это была ошибка. Похоже, я был не прав. Ты прекрасная лгунья.
   И только после этого он ушел. Триста же продолжала стоять как вкопанная, испытывая небывалую тяжесть на сердце.

Глава 9

   Утро было чудесным. Сидя с Мэй и Люси на залитой солнцем застекленной веранде, Триста рассказывала о визите Романа. От переживаний ее одолела нервная икота.
   – Как ты думаешь, откуда он узнал о мальчике? – спросила Люси.
   Триста вздохнула:
   – Скрывать что-либо всегда трудно. Он мог узнать правду многими путями. Роман не захочет, чтобы его родная кровь была вдали от него. Боюсь, что мои попытки скрыть Эндрю он мог как-то неверно истолковать. Я очень неуклюже изворачивалась, когда он спросил о капитане... Мне следовало рассказать то, что было на самом деле...
   Протянув руку, Мэй сжала ее запястье:
   – Ты знаешь, что у меня есть некоторое влияние. Он всего лишь лорд, а не повелитель этого города.
   – Нет. Я этого не хочу. В конце концов, он прав, верно? Ты сама сказала, что мне нужно было ему все рассказать.
   – Возможно, ты бы так и сделала со временем.
   Триста подумала. Да, пожалуй. То, что Роман сам все узнал, даже принесло ей какое-то облегчение. Все худшее уже позади, и теперь надо думать, как жить в сложившейся ситуации.
   – Наверное, он будет очень внимателен к Эндрю, – сказала она, – хотя мальчик и настроен против него. Не знаю почему.
   – О дорогая! Он просто не любит человека, который тебя расстраивает.
   – Ты же знаешь, какой он, – добавила Люси.
   – Конечно. – Триста протяжно вздохнула. – Без сомнения, он унаследовал упрямство от Романа.
   Люси и Мэй обменялись взглядами. Заметив это, Триста требовательно спросила:
   – Что вы хотите сказать?
   – Возможно, эту черту он получил от тебя, – рассмеялась Люси. – Ты упряма... ну, как баран.
   – Мне приходится такой быть, – попыталась оправдаться Триста.
   – Может быть, – дипломатично вставила леди Мэй. – Вопрос это спорный. Никто не скажет, что ты не заботишься об Эндрю. Мы тоже любим его и хотим, чтобы он был в безопасности, счастлив и чтобы его ждало хорошее будущее. Вот об этом и стоит поговорить. Ты знаешь, Триста, что собирается предпринять лорд Эйлсгарт?
   Триста отрицательно покачала головой.
   – Мне ясно только, что он чувствует себя уязвленным и очень рассержен.
   – Естественно, – кивнула Мэй. – Мужчины не любят, когда ущемляют их права. Они считают, что именно они должны принимать решения, а ты лишаешь его одного из самых важных прав – вырастить собственного сына. Понадобится некоторое время, чтобы он тебя простил.
   – Не думаю, что это когда-нибудь произойдет.
   – Триста, – произнесла леди Мэй слегка назидательным тоном, – если ты не хочешь, чтобы лорд Эйлсгарт судил тебя, то не суди его.
   – Но я знаю его.
   Мэй загадочно улыбнулась:
   – Ты знала его, дорогая. Это совсем другое дело.
   Знала. При этих словах Триста вспомнила последний вечер, что она провела с Романом. В тот вечер был ураганный ветер. Тогда она еще не подозревала, что у нее будет ребенок, что любовью они занимаются в последний раз. Триста словно заново ощутила себя в той маленькой комнатке в Уайтторне.
   Она сейчас не могла вспомнить предметы, что были в комнате. Они казались ей обычными и потому не остались в памяти.
   Она помнила лишь веер, который мать подарила ей на ее семилетие, куклу, которую сломала Грейс, охапку полевых цветов, подаренных ей Романом, когда она болела воспалением легких. Книги, которые ей подарили на Рождество, ровно выстроились на полке. Она уже давно переросла эти простенькие романы, но перелистывала их иногда, когда ей хотелось вспомнить мать и ее выразительный голос, которым она читала эти книги при свете свечи.
   В тот вечер она лежала, слушая ветер за окном и удары капель по стеклу маленького домика. Потом повернулась, крепче схватившись за мягкое покрывало – одно из излишеств, которое мама приобрела, став компаньонкой хозяйки дома.
   Она натянула на себя покрывало, наслаждаясь уютом кровати. Как ей было хорошо! Она любила свою комнатку. Это был ее дом, и ничего другого она не знала. Она была влюблена и счастлива. Ей не хотелось, чтобы что-либо изменилось.
   Внезапно Роман пошевельнулся, и только тут она вспомнила, что он лежит рядом с ней. От внезапной вспышки молнии она в страхе подалась к нему. Роман рассмеялся и обнял ее.
   – Как ты грубо меня разбудила, – мягко произнес он.
   Она втянула в себя его запах, прищурив глаза от вспышек за окном. Она чувствовала себя испуганной, хотя обычно любила грозы. Страх лишил ее последних остатков сна.
   – Тебе ничто не угрожает, – произнес Роман уже серьезно. Он поцеловал ее, и она откинулась назад, бледная и страстно желающая оказаться сейчас где-то на другом конце планеты.
   – Это всегда будет так, – прошептала она в темноту.
   Он снова ее поцеловал. Когда он смотрел на нее, его глаза были мягкими, в них светилась пронзительная нежность. Его волосы были все еще взъерошены после сна, а губы раздуты от поцелуев и укусов. Роман начал играть с локоном ее волос, и от ощущения его пальцев Триста расслабленно закрыла глаза...
   Потом пришло на ум другое воспоминание. Они были уже не в кровати. Они стоят у болот, на наваленных камнях, которые они сами принесли сюда, чтобы создать место для встреч.
   – Кое-что произошло. Я должен жениться.
   Она сразу поняла, что речь идет не о ней.
   – Этого желает мой отец. Я недавно с ней повидался. Она богатая, нудная, глупая и плоская, как доска. Но семье нужны деньги.
   У нее в глазах все почернело и куда-то поплыло. Триста не была в силах что-то ответить. Она только слышала его голос:
   – Ничего не изменится, Триста. Мы по-прежнему будем вместе.
   Он улыбнулся, пожал ей руку – и внезапно пошел прочь. Пошел так стремительно, что ей пришлось кричать, чтобы ответить. Ее голос прозвучал глухо, как в пещере.
   – Но ты обещал жениться на мне.
   Он что-то произнес, но она уже не могла его слышать. Он почти ушел.
   И тут в ее памяти всплыл голос ее матери. Она словно снова сидела рядом, поучая:
   – Мужчины из высшего сословия отличаются от нас, Триста. Деньги и положение для них более важны, чем любовь, и они плохо разбираются в том, что действительно имеет значение. Они признают только власть.
   Но не Роман, говорила себе Триста много раз, лежа рядом с ним или смеясь вместе с ним.
   Оказалось, что мать права. Она начала мысленно растворяться в пустоте, в которой исчез и Роман.
 
   Чтобы навестить сына, Роман пришел один, хотя повидать Эндрю высказала желание и Грейс. Роман пообещал ей, что после того, как он познакомится с мальчиком поближе и тот перестанет его чураться, он приведет его для знакомства.
   Он знал, но не хотел ей говорить, что Эндрю отнесся к нему откровенно враждебно. У него было такое злое и упрямое лицо – и вместе с тем так напоминающее его собственное, – что Роман был поражен. Он хотел опуститься на колени и обнять малыша. Возникло желание даже прикрикнуть на него: «Я твой отец, так уважай меня, черт побери!»
   Но от этого привязанности Эндрю он бы не снискал.
   За то, что мальчик так не любит его, он должен винить только себя самого. Он сам был мрачным, когда в первый раз пришел посмотреть на своего ребенка. Это он испугал мальчика и заставил его бояться.
   Но он обязательно исправится. С тем, что он приготовил на сегодня, будет нетрудно завоевать его благосклонность.
   Дети – существа простые, без сложной психологии. По крайней мере в нормальных домах.
   Со временем Эндрю наверняка станет проще. Поскольку у Тристы была хорошая и преданная мать, то и сама Триста наверняка сможет хорошо справиться со своими материнскими обязанностями. К нему будут относиться со вниманием, будут его беречь. Когда сам Роман был ребенком, он был лишен чуткости окружающих, оттого вырос подозрительным и вспыльчивым. Но у Эндрю вовсе не обязательно должен выработаться такой характер. Так что его симпатию заслужить будет нетрудно.
   С этой оптимистичной мыслью Роман вошел в переднюю дверь.
   Триста появилась одетая в дневное роскошное платье с перьями павлина, и Роман на какое-то мгновение забыл, что он пришел ради ребенка. Он просто смотрел на нее, и волнение, которым он был охвачен в ожидании встречи с сыном, возросло многократно.
   Она была прелестна. Мягкая и женственная, манящая каждым своим изгибом. Единственное, что в ней не привлекало, – это неприветливое выражение лица.
   – Это плохая мысль, – сказала Триста.
   – Я просил, чтобы Эндрю был готов к часу. Время уже почти подошло. У вас какие-то затруднения? Послеполуденный отдых, о котором я не знал, или какое-то наказание за плохое поведение? – Он говорил отрывисто, стараясь скрыть волнение и надеясь, что это у него получается. – Я настаиваю на том, чтобы прогулка состоялась. Я ждал очень долго.
   – Он не готов.
   – Тогда я подожду. – Роман опустился на стул.
   Триста нервно сжала руки:
   – Ты не понимаешь. Когда я говорю, что он не готов... я имею в виду, что он еще не хочет идти. Я сказала ему, что ты друг и хочешь прогуляться с ним и угостить его, но он отказался. Он не понимает, зачем тебе это. Ты посторонний.
   – Если мальчик не хочет, то это разумно. Я для него посторонний. – Особо четко выговорив последнее слово, он замолчал. – Но поэтому я и затеял прогулку, – после паузы произнес он, словно обращаясь к самому себе. Потом снял перчатки. Ему всегда не нравилось их носить. – Я не хочу быть посторонним вечно.
   – Тогда поговори с ним здесь, в доме. Я приведу Эндрю. Ты будешь знакомиться с ним постепенно.
   – Нет. Этот дом – не мой. Он не захочет иметь со мной дело.
   – Ты испугаешь его, если заберешь на прогулку. Это совсем не поможет ему узнать тебя поближе.
   – Я не стремлюсь становиться его другом, – произнес Роман. – Он должен относиться ко мне как к отцу. Именно этого я добиваюсь. Однако я не хочу, чтобы он стал на меня коситься. Мне нужно сделать это деликатно, учитывая чувства мальчика. Но я от своего не отступлюсь. Не путай меня, Триста.
   Триста была смущена и встревожена. Роман понимал, что это обычная материнская тревога, и что-то теплое шевельнулось в его душе. Весь его гнев улетучился.
   – Тогда почему бы тебе не отправиться вместе с нами? Мальчику это было бы легче.
   – Я думала, что ты хочешь провести время наедине с ребенком.
   Роман пожал плечами, пытаясь изобразить, что это ему безразлично. На самом деле мысль о ее присутствии успокаивала его. Он признавался себе, что побаивается прогулки с собственным сыном. Его единственным сыном. Не хватало еще, чтобы после первой же встречи сын его невзлюбил.
   – Я тебя подожду, – произнес он таким тоном, как будто вопрос о ее участии уже решен.
   Триста кивнула; ее мягкие завитки чуть колыхнулись, щеки заалели, и она едва не заулыбалась, очень довольная, что дело так просто уладилось. Роману захотелось обнять ее и утешить, сказав, что все будет в порядке.
   Потом она сходила за Эндрю. Мальчик смотрел на Романа с недоверием и опаской. Роман через силу сглотнул, стараясь справиться с застрявшим в горле комком. Почему он его так не любит? Может, он так держится по отношению ко всем?
   – Ты помнишь лорда Эйлсгарта? – спросила Триста с натянутой улыбкой.
   Мальчик кивнул.
   Роман бросил взгляд в огорченные глаза Тристы и улыбнулся:
   – Конечно, он умный мальчик и не забыл меня. Но пойдемте. Хватит возиться.
   Он пытался произнести это отрывисто и бодро, но получилось чересчур повелительно. Мальчик опустил подбородок и поплелся за матерью. Триста крепко держала его за руку.
   Когда они подошли к стоянке экипажей, Роман вдруг понял, что идея прогуляться втроем имела свои неудобства. Мать и сын поедут в экипаже, он же будет в это время находиться снаружи.
   Сегодняшний день он хотел посвятить как раз знакомству – но, похоже, поездка в экипаже только сделает очевидным, что он не может принадлежать этому счастливому, самодостаточному маленькому миру. Ему места в нем нет.
   «О Боже, – с тоской подумал Роман, – я не продвинулся ни на йоту!»
 
   Эндрю в экипаже не проронил ни слова. Обычно любой ребенок относится к поездке с интересом, даже с водторгом. Однако по Эндрю было видно, что ему не нравится даже сама идея куда-то ехать.
   Когда Роман подарил Эндрю перевязанный красной лентой ящик, Эндрю на него даже не взглянул.
   – Возьми, – произнес Роман. Его голос чуть дрожал. – Это для тебя.
   Эндрю вопросительно взглянул на мать.
   – Открой это, – сказала она мягко. Но прищуренные глаза ясно говорили, что это команда. Эндрю потянул за ленту, открыл жестяную коробку и молча уставился на аккуратно выстроившихся деревянных солдатиков.
   Роман показал на них:
   – Это конные гвардейцы. Майор Коури был одним из конных гвардейцев. Посмотри сюда. – Он поднял одного солдатика, несколько отличающегося в раскраске. – Это, должно быть, майор.
   Эндрю продолжал молча смотреть на подарок, не притрагиваясь к солдатику.
   – У меня есть игрушечные солдатики.
   – Но это особенные. – Триста тут же обругала себя за то, что вмешалась, но она не могла сдержать себя. – Помнишь, ты восхищался майором Коури. Тебе ведь интересно получить этих солдатиков, поскольку они напоминают его полк.
   Эндрю пожал плечами. Роман усмехнулся:
   – Если они тебе не понравились, я верну их продавцу игрушек и выберу что-нибудь еще. Надеюсь, корабль наверняка заслужит твою улыбку.
   Он сказал это искренне, без тени горечи. Это удивило Тристу.
   То, как тяжело Эндрю опустился на сиденье, стало еще одним свидетельством его плохого настроения. Вытащив один из своих маленьких игрушечных кораблей, он принялся играть с ним, не обращая никакого внимания на взрослых. Было видно, что он не желает ни с кем иметь дела. И тут Роман совершил ошибку. Он попытался вовлечь мальчика в разговор.
   – Какой предмет тебе нравится больше всего, Эндрю?
   Эндрю был обучен отвечать взрослым, даже если ему этого не хочется. Не отрывая глаз от кораблика, он ответил:
   – Арифметика.
   – И ты уже хорошо научился счету?
   Эндрю неопределенно пожал плечами. Это можно было принять и за «да», и за «нет». Триста сказала:
   – Эндрю уже может считать до ста.
   – До двухсот, – поправил Эндрю. Оторвавшись от своего занятия, он укоризненно посмотрел на мать, которая его так недооценила.
   – Это замечательное достижение.
   – Он уже умеет складывать и вычитать. – Триста надеялась, что это прибавит Эндрю гордости за его знания и сделает его разговорчивее. – Ты мог бы провести какие-нибудь операции с числами, чтобы показать свое умение лорду Эйлсгарту?
   – Я не хочу заниматься числами, – ответил Эндрю. – У меня болит живот.
   Роман сразу встревожился.
   – Он болен? – Он взялся за ручку двери, словно желая немедленно ее открыть, чтобы поискать доктора.
   – С ним все в порядке, – уверила его Триста.
   – Со мной не все в порядке. У меня болит живот. Я хочу лечь.
   Роман бросил испуганный взгляд на Тристу:
   – Его вырвет?
   – Не подсказывай ему эту мысль, – с иронией ответила Триста. – Эндрю тут же поправится, как только увидит, куда мы едем. А куда мы едем, лорд Эйлсгарт?
   – В парк, я думаю. Не в Гайд-парк. Я уверен, что вы были там довольно часто. Мы можем отправиться в Сент-Джордж, где, я слышал, сегодня пускают воздушные шары. Думаю, это может заинтересовать Эндрю.
   – А там есть пруд? – спросил Эндрю, в первый раз проявляя интерес.
   Триста объяснила:
   – Эндрю любит воду, где он может поиграть со своими корабликами.
   – Я хочу стать морским капитаном, – объявил Эндрю.
   Роман побледнел:
   – Ясно. Ну, я не знаю, есть ли там пруд. Но мы...
   Он замолчал, поскольку оживление на лице Эндрю быстро исчезло и он разочарованно откинулся на подушки.
   – Эндрю, – мягко произнесла Триста и замолчала, ясно давая сыну понять, что ждет, когда он на нее посмотрит. – Воздушные шары – это тоже очень интересно. Разве ты не согласен?
   Эндрю скривился, но перечить не осмелился и потому неохотно кивнул в знак согласия.
   – Думаю, это просто замечательно, – произнесла Триста, но было уже поздно. Роман выпрямился, подняв головой люк в крыше. Голова и плечи исчезли в отверстии люка, и Триста уже не могла видеть, как Роман говорил с кучером.
   Огорченная поведением сына, Триста забрала игрушку у мальчика. На его негодующее возражение она тихо сказала:
   – Я верну тебе это, когда у тебя улучшатся манеры.
   Роман снова сел на сиденье с глубоким вздохом. Потом он пригладил волосы – обычно это означало, что он устал. Позади нее Эндрю сделал то же самое.
   Они направились к Гайд-парку. На дороге было видно совсем немного экипажей. В этот час не было принято появляться в парке, чтобы людей посмотреть и себя показать, но они ехали не для этого.
   – Вот этот пруд, – выкрикнул Эндрю, прильнувший к окну, как только понял, куда они направляются.
   – Ты не должен этого делать, – сказала Роману Триста. Ей не хотелось, чтобы он уступал. Она давно поняла, что из поездки с Романом мало что получится, но ей было неприятно, если это станет ясно так быстро.
   Роман не обратил внимания на ее слова.
   – Это не пруд. Это Серпантин. Настоящее озеро.
   Эндрю косо посмотрел на него. В первый раз он отреагировал на слова Романа, когда тот к нему не обращался.
   Когда они вышли из экипажа, Эндрю выпрямился и сказал Роману, что ему понравилась поездка и он очень за нее благодарен. Триста сразу поняла, что он просил ее вернуть его кораблик.
   Триста подумала, что напрасно вмешивается в отношения отца с сыном, и потому она выудила кораблик из ридикюля и вручила Эндрю.
   – Вот, возьми.
   – Можно мне пойти...
   – Да.
   Роман направился за ней следом. Похоже, он понял причину того, что кораблик побывал у Тристы. Она видела, как внимательно он смотрел, когда она отдавала кораблик.
   Вздохнув, Триста двинулась за ними следом. Возможно, тетя Мэй права, утверждая, что Триста знает Романа не очень хорошо. В прошлом она его прекрасно знала. Но с той поры минуло шесть лет. Мог он измениться за это время? Кое в чем он казался другим.
   Хотя во многом он явно остался прежним.
   Они прошлись по берегу, Роман и Эндрю держались поодаль друг от друга, но шли почти в ногу, с той лишь разницей, что когда Роман поднимал ногу, Эндрю опускал. Затем Эндрю спустился к воде со своим кораблем. Роман же наклонился, чтобы поднять несколько камней.
   Триста следовала за ними, наблюдая, как Роман внимательно оглядывает камни, прикидывая их вес. После изучения камни отправились в карман, разом испортив ровные линии хорошо скроенной одежды.
   У Тристы на глаза внезапно навернулись слезы – на нее нахлынули воспоминания. Она прежде часто видела, как он собирает камни на берегу.
   Роман снова взял камень и повернул его в руке указательным пальцем. При этом он принял свою особенную позу – откинув полусогнутую руку – и с силой кинул камень. Тот пролетел какое-то время, отскочил от воды, сделал еще один отскок... всего получилось пять раз, пока камень не утонул в глубинах Серпантина.
   Эндрю поднял голову.
   Роман вытащил еще один камень из кармана и изготовился для броска. Он произвел бросок очень мощно – эта сила всегда восхищала Тристу. Но бросок получился неудачным, камень нырнул в воду.
   Пробормотав проклятие, Роман нахмурился. Триста невольно улыбнулась. Вылавливая в кармане еще один камень, Роман вынул то, что не было гладким камнем. Триста не могла разглядеть, что это было, и когда Роман опустил это обратно в карман, она была заинтригована.
   Следующий бросок вызвал его довольную улыбку. Роман правильно замахнулся и метко кинул. Камень подекочил семь раз. Было видно, как Роман по-детски этому рад.
   – Как ты этому научился? Этот вопрос задал Эндрю.
   – Я часто ходил к пруду, когда был таким же, как ты.
   – Ты плавал под парусом?
   – Бывало. Я кидал камни, ловил рыбу, учился плавать. Мой лучший друг Джейсон умел кидать лучше меня, но, черт подери, я не знаю, как это ему удавалось.
   – Лорд Эйлсгарт, – рассмеялась Триста, – следите за языком.
   – О! – Он был удивлен, не понимая, что он произнес не так. Или, возможно, он только сейчас вспомнил, что и она здесь. Роман как-то странно, с робостью, посмотрел на нее, и в этом выражении было что-то трогательное и родное.
   Он показал Эндрю несколько камней – они были тяжелые и с ровной поверхностью, благодаря которой могли отскакивать от водной глади. Эндрю тут же отыскал несколько камней, которые Роман нашел стбящими. Триста заметила, что Роман не относился к мальчику снисходительно. Он тщательно осмотрел камни и большую часть выбросил. Эндрю, однако, это нисколько не обескуражило.
   Когда настало время бросать камни, Эндрю произнес:
   – Нет, спасибо. – И он вернулся к своему кораблику.
   Триста села на скамейку, чтобы оттуда наблюдать за ними и поразмыслить, что сейчас изменилось в ее жизни. Скоро она пришла к заключению, что все идет к лучшему. Теперь ей не надо мучиться, пытаясь скрыть свой секрет.
   Роману пришлось сесть рядом с ней. Они оба молчали, наблюдая за Эндрю. После долгой паузы Роман спросил:
   – И что он за ребенок?
   – Он всегда был замечательным. Очень любознательным, энергичным. У него есть характер.
   – Это естественно, с такой наследственностью. – Триста не поняла, кого он имеет в виду – себя или ее, но расспрашивать не стала. Он был прав. Во всем Эндрю повторял своих родителей, и они могли гордиться тем, что он унаследовал их черты.
   – А чем он увлекается? Что он любит, чего желает?
   – Он очень интересуется насекомыми с двухлетнего возраста. Собирает их уже долгое время, с того лета, когда мы переехали в Лондон. Мне часто приходилось брать его на продолжительные прогулки, чтобы он мог найти новые образцы для своей коллекции. Он увлечен своей коллекцией, каждому любимому насекомому он делает удобный дом, обеспечивает едой, а в конце дня мы освобождаем их, поскольку он боится, что их мамы скучают без своих детей.
   Роман рассмеялся, и Триста засмеялась тоже.
   – Он любит кораблики. – Роман прищурился на солнце.
   – И лошадей.
   – Но кораблики – в честь своего отца, морского капитана. Наверное, он очень интересуется отцом.
   – Да, он спрашивал меня о нем, и я рассказала то, что, думаю, могла сказать. Его отец не может быть с нами, поскольку он морской капитан и пропал в море.
   – Возможно, именно поэтому он и хочет стать морским капитаном. Чтобы найти отца. Может, он дословно понимает слово «пропал».
   – Я не думала над этим. Его интерес к кораблям и его отцу появился совсем недавно, после переезда в Лондон. Дэвид, муж Люси, часто учил Эндрю по книгам, и среди них истории про корабли и плавания в море были его любимыми. Они погружались в них вместе, и Дэвид, великолепный рассказчик, имеет в запасе множество историй о пиратах, капитанах и тому подобном. Скорее всего именно они внушили Эндрю уважение к своему героическому отцу. Роман кивнул.
   – Каждый мальчик хочет иметь примером отца, и, думаю, когда отца нет, стремление подражать ему сильнее.