Нейвин Жаклин. Наследница из Гайд-Парка

   Грейс прищурилась:
   – Насчет танца я могу и передумать...
   Он поднял руки, словно моля о сдаче:
   – Тогда я снимаю свои возражения.
   Она рассмеялась. Джейсон отвел ее обратно и оставил, чтобы она могла пообщаться с гостями. Достаточно было короткого взгляда, чтобы убедиться, что на празднике царит Эндрю. Его лицо раскраснелось от смеха. Или от бега. Или и от того и от другого.
   Когда после обильного ужина начались танцы, Грейс тревожно стала искать глазами Джейсона. Когда она увидела его, ее душа ушла в пятки. Он смотрел на нее, и в его лице была решимость. А потом он направился к ней за обещанным танцем.
   Они не разговаривали. Он согнул руку, предлагая ей свой локоть. Грейс почувствовала его мышцы. Оба проследовали на танцевальную площадку.
   Первый танец напоминал простую прогулку, он был из тех, которые она считала скучными. Но на сей раз он стал совершенно другим, поскольку Джейсон смотрел на нее все время, не проронив ни слова. От его взгляда она раскраснелась, а на коже выступил мелкий пот.
   – Пойдем со мной еще раз, – сдавленно предложил он, когда танец завершился.
   У нее дрогнуло сердце.
   – Я...
   Он не стал ждать ответа и просто потянул ее за собой. Она шла за ним словно марионетка, слишком взволнованная, чтобы чувствовать свои руки и ноги. Но на сей раз он направился не на лужайку, а в дом. Она не сопротивлялась, пока он не привел ее в пустую комнату.
   – Я не пойду сюда, – слабо воспротивилась она.
   – Ну уж нет, ты пойдешь, – буркнул он, протягивая к ней руку. Рывком он притянул ее к себе, и она буквально упала в его объятия.
   – Это должны делать пасторы? Соблазнять женщин? – Она попыталась дать ему отпор. От волнения у нее перехватило дыхание. Она проклинала свой голос за то, что он выдавал ее.
   Он, затаив дыхание, смотрел на ее лицо, которое было совсем близко от его.
   – Нет, это не должны делать священники. Но мужчины должны.
   Она открыла рот, но он помешал ей что-либо сказать своим поцелуем.
   Это было так неожиданно, так шокирующе, так хорошо, что ей в голову не пришло противиться. Он не держал ее очень сильно – и если бы она хотела высвободиться, ей бы это легко удалось. Но она не хотела.
   У нее не было желания ни прекратить этот поцелуй, ни отстраниться от его широкого тела. Ощущения от его мягких губ, исходящий от него будоражащий запах заставили ее дышать чаще и разбудили ее чувства.
   Когда он прервал поцелуй, Грейс увидела, что он не отводит от нее глаз.
   – Ладно, Грейс, настало время сказать мне, что ты чувствуешь. Я преследовал тебя, а ты убегала, так что я мог изображать охотника-мужчину. Теперь я меняю правила. Скажи мне, что ты хочешь этого так же, как и я, что тебе понравился мой поцелуй.
   Она в ужасе слабо вскрикнула, но он крепко держал ее.
   – Я хочу услышать это от тебя, Грейс. Даже пастору нужно кое-что еще, кроме веры.
   Грейс не пыталась высвободиться из его рук и словно оцепенела. Странно, но она сейчас не желала снова его оттолкнуть. Ей хотелось нового поцелуя.
   Джейсон отпустил ее и сделал шаг назад, чтобы одернуть пиджак. Это был хороший пиджак, без изысков, но ладно скроенный. Джейсон смотрелся в нем великолепно. Грейс никогда не приходило в голову расспросить его о семье, но она всегда воспринимала Джейсона как ровню Роману. Возможно, у него не было благородного происхождения или состояния, но он держал себя независимо среди высокородной публики.
   Его лицо помрачнело. Грейс пришла в отчаяние при мысли, что больше он ее не обнимет. Он не будет преследовать ее, отчитывать или настаивать на танце. Она имела шанс ему все высказать, но им не воспользовалась.
   О Боже, она была просто не в состоянии говорить!
   Грейс открыла рот и с трудом выдавила: – Да.
   Остановившись, он бросил на нее острый взгляд: – Что?
   – Мне понравился...
   На его лице показалось удивление. «О, Джейсон, не заставляй меня говорить это. Мне понравился твой поцелуй».
   Он понял. Его лицо смягчилось.
   – Тогда ладно. – Он улыбнулся. – Надеюсь, ты от этого не перенапряглась.
   Она не смогла удержаться и рассмеялась. Он не сердился – это бьио такое облегчение!
   – Возможно, нам не нужно спешить. – Он поправил упавший ей на лоб локон. – Теперь я должен идти. Ты можешь возвращаться обратно к своим обязанностям.
   Она кивнула. Наверное, она его разочаровала. Он был с ней добр, но она так и не сказала того, что он желал. Ей хотелось, чтобы он понял, как она об этом сожалеет.
   Неприятности Романа начались в тот момент, когда он проснулся в кровати в полном одиночестве. Он уже привык к тому, что рядом лежит Триста, – она перебралась к нему на время, когда завершится переделка ее комнаты.
   Он позвонил, вызывая лакея, который его брил. Когда Баррет вошел, Роман спросил:
   – Ты утром видел хозяйку?
   Сухопарый седой лакей, столь же внимательный к своей внешности, как и к внешности хозяина, отрицательно покачал головой и принялся за изучение гардероба Романа. Наконец он вытащил темно-синий костюм.
   – Этот, думаю, с белой рубашкой будет смотреться хорошо.
   Роман махнул рукой, соглашаясь на выбор Баррета. Он понимал, что ему нужно выглядеть аккуратным, носить хорошо сшитый, тщательно отглаженный костюм, но он сам для таких мелочей не имел времени. И он нашел человека, который этим занялся.
   Однако у Баррета была любовь к шейным платкам, раздражавшая Романа. Однажды Баррет начал пробовать на Романе разные узлы, и после пяти попыток, каждую из которых можно было считать очень удачной, Роман потерял терпение. С тех пор, спускаясь вниз, он всегда повязывал шейный платок сам.
   Он нашел Тристу в утренней комнате вместе с Эндрю.
   – Здравствуй, дорогая, – сказал он, целуя ее в лоб. – Здравствуй, Эндрю.
   На лице Эндрю было подозрение. Роман недоуменно посмотрел на Тристу:
   – Все в порядке?
   – Все просто прекрасно. Только ночью у Эндрю был кошмар.
   – Мама! – крикнул Эндрю.
   – Я обещала тебе только то, что не расскажу, что ты видел в кошмаре. – Она объяснила Роману: – Только так он соглашался мне рассказать. – Она устремила тревожный взгляд на Эндрю: – Но я не говорила, что утаю этот случай от твоего отца. У меня от него нет никаких секретов.
   И на ее лице появилось то же насупленное выражение, что и на лице сына.
   Роман положил руку на плечо мальчика, желая сказать что-нибудь, что могло бы сделать атмосферу веселее. Но Эндрю быстро сбросил руку с плеча, вскочил со стула и выбежал из комнаты. Роман в недоумении смотрел ему вслед.
   – Возможно, мне следует с ним поговорить. – Он опустился на стул и устало откинулся на спинку.
   – Он выглядел таким счастливым со времени праздника с новыми друзьями. – Триста выпрямилась и подбоченилась. – У него прошедшей ночью был плохой сон. Я думаю, он сейчас в замешательстве: хочет остаться со мной, но боится, что его будут считать совсем маленьким. Он хотел бы, чтобы ты думал о нем хорошо. Именно это его и выводит из себя. Я должна поговорить с ним.
   Роман посмотрел на дверь, за которой исчез Эндрю:
   – Я не слышал, как ты поднялась ночью.
   – Я очень чутко спала. Материнский инстинкт. Я слышала, как Нэнси подошла кдверям моей комнаты, и пошла встретить ее.
   – Но почему ты меня не разбудила?
   Этот вопрос ее озадачил.
   – Потому что Эндрю спрашивал меня.
   – Конечно. – Эндрю никогда для утешения не бежал к папе.
   Надо было признать, что все изменения в поведении Эндрю были связаны с тем, что он научился терпеть своего отца. Он не нуждался в отце, не уважал его, не делился с ним своими увлечениями.
   Роман так до сих пор и не обрел полноценной семьи. И уже смирился с этим. Наверное, можно было потребовать от Эндрю, чтобы он иначе относился к отцу, но Роман этого не хотел. Ему нужна была привязанность Эндрю, а ее не потребуешь. Тогда как поступить? На этот вопрос Роман не находил ответа уже несколько месяцев.
   – Похоже, он снова на меня рассердился. Возможно, я мало уделял ему внимания. Я слишком много времени посвятил моим обязанностям лорда.
   Триста рассмеялась и подошла, чтобы встать рядом.
   – Грейс считает, что это феодальные пережитки.
   – Отец считал это важным, – стал защищаться Роман. Внезапно он замолчал. – Я пренебрегал своими обязанностями чересчур долго.
   Она положила руку ему на плечо:
   – Ты воспринимаешь все слишком серьезно. Пойдем домой.
   – Положение следует изменить, – сказал он.
   – Я считала, что ты любишь Уайтторн, поскольку ты привез нас именно сюда, а потом ты сказал, что его ненавидишь. Я не знаю, что и думать.
   – Я действительно ненавижу Уайтторн. Потому что здесь все не так, как следовало. А перевез я вас сюда, Триста, доверяя своему инстинкту. К тому же здесь был Джейсон. Это тоже сыграло свою роль. Когда я увидел, что Джейсон стал священником, я подумал: возможно все, что угодно.
   Они рассмеялись. Триста в шутку ткнула его в бок. Он перехватил руку и поцеловал ее.
   – А ведь многое действительно изменилось. Даже Грейс.
   Триста провела руками по его груди:
   – Но не Эндрю.
   – Нет. Не Эндрю. – Он вздохнул и положил голову ей на живот.
   В это мгновение вошел лакей. Стараясь привлечь внимание, он отчетливо щелкнул каблуками. Триста немедленно отстранилась, а Роман встал со стула.
   – Милорд, прибыл лорд Маркус Робертс, чтобы повидать леди Мэй. Я думал, что должен предупредить вас, поскольку этот человек... – Он неловко пожал плечами, подбирая подходящие слова. – Я не уверен, что он тот, за кого себя выдает. Его одежда...
   Триста посмотрела на Романа. Тот сказал лакею:
   – Проводите его в библиотеку, Том. Я хочу поговорить с ним наедине.
   Но Маркус Робертс не собирался тихонько отправляться в библиотеку, чтобы поговорить с Романом. Дойдя до библиотеки, Роман встретил встревоженную служанку, которая сообщила, что Том все еще беседует в коридоре с несговорчивым посетителем. Тот по-прежнему требовал встречи с леди Мэй.
   Направившись в коридор, Роман обнаружил человека немного больше ростом, чем он сам, но шире в плечах, с легкой сединой в волосах и морщинами вокруг глаз. Обычно такие люди ведут себя дружелюбно. Но этот случай был исключением. Хотя на нем была одежда рабочего человека, она не могла скрыть благородного происхождения. Перед Романом стоял истинный аристократ, который смотрел на хозяина дома спокойно и с оттенком повелительности.
   Гость начал говорить первым:
   – Я скажу вам то, что уже говорил вашей домоправительнице и лакею. Я должен поговорить с леди Мэй. Сообщите ей, что ее желает видеть Роберт.
   Роман быстро понял, что незваного гостя придется выдворять из дома силой.
   – Леди Мэй может и не оказаться дома, – уклончиво ответил он. Когда появляется нежеланный гость, всегда можно сказать, что нужного ему человека нет дома, независимо от того, правда это или нет.
   В ответ на это гость заявил:
   – Она захочет быть дома, как только узнает, что я пришел.
   – Роберт? – вдруг раздался голос леди Мэй. Повернувшись, Роман увидел Тристу и ее тетку, стоящих на лестнице. Должно быть, Триста зашла за Мэй.
   Мэй появление Роберта нисколько не испугало. Наоборот, она очень обрадовалась, и потому Роман успокоился.
   – Роберт, что ты?..
   – Я пришел... показать тебе эти статьи, – произнес Роберт. Он явно был взволнован.
   Он стремительно двинулся к ней, протягивая газеты. Роман поднял руку, чтобы преградить путь, – скорее ради очистки совести, чем действительно пытаясь задержать непрошеного визитера, но Роберт с такой силой оттолкнул эту руку, что Роман был озадачен.
   Поскольку Мэй сама спускалась с лестницы, Роман не стал мешать, но продолжал внимательно наблюдать, чем это кончится.
   – Мэй, – тихо произнес Роберт, не обращая никакого внимания на смотрящих на него Тристу и Романа. Он обнял маленькую блондинку и начал тихо говорить низким голосом: – Все кончилось. Она все сказала.
   Мэй откинулась назад с широко открытыми глазами.
   – Почему... нет... о, Роберт – Энн Несбит рассказала?
   Роберт рассмеялся – приглушенно и отрывисто.
   – И ты никогда не поверишь, кому она рассказала.
   На лице Мэй было написано удивление.
   – Не могу и представить.
   – Лоуренсу Флэтбашу.
   Роман обменялся взглядами с Тристой, но она, похоже, столь же мало понимала то, что происходит, как и он. Их удивило, что при упоминании одного из самых скандальных репортеров ведущих лондонских газет эти двое разразились смехом.
   – О, но, Роберт, ты же ненавидел его!
   – Должен сказать, что он вырос в моих глазах. Он заставил говорить обо мне весь город. Посмотри на это.
   Роман подошел к Роберту, энергично перелистывающему страницы газет, и положил руку ему на плечо. На этот раз Роберт ее не оттолкнул.
   – Возможно, – тихо произнес Роман, – вам нужно поговорить наедине.
   Мэй благодарно улыбнулась Роману и поцеловала его в щеку. После этого она взяла Роберта за руку и повела в библиотеку. За ними закрылась дверь.
   Посмотрев на Тристу, Роман поднял руки вверх.
   – Наверное, хозяину следует знать, что происходит у него дома. Однако у меня нет в голове ни единой мысли.
   Триста улыбнулась и бочком подошла к нему:
   – О, Роман, не будь таким феодальным.

Глава 21

   Выводя лошадь из стойла, Грейс радовалась тому, что ей удалось это сделать незаметно. Это давало ей свободу. Не нужно отвечать ни на какие вопросы. Полная независимость. Как замечательно быть одной! Она всегда любила одиночество.
   Грейс прижалась щекой к шее гнедой, которую она вывела для прогулки. Вот эта полная свобода и есть то, что ей нужно. Она может делать все, что ей вздумается.
   Только не может любить.
   Внезапно ей стало горько. Она не должна жалеть себя. Лучше всего – самостоятельность. Она хотела скакать на коне, чувствуя дуновение ветра в лицо и зная, что между ней и остальными – огромное расстояние.
   – Миледи, могу я вам помочь? – Неподалеку стоял один из работников конюшни. Она чуть не вскрикнула, услышав его вежливый вопрос.
   – Да, я хочу... Мне нужно повидать кое-каких друзей.
   Он кивнул:
   . – Позвольте вам помочь. Хорошо, что он не смотрел на нее как на ненормальную из-за того, что она попыталась оседлать лошадь сама. Ей не терпелось почувствовать себя умелой, энергичной, совсем не похожей на ту застенчивую слабую мисс, в какую она каким-то образом превратилась.
   – Подождите немного, я позову Роба, чтобы он вас сопровождал, – предложил работник, когда кончил возиться с седлом.
   – Нет. Не надо его беспокоить. Со мной все будет в порядке. Я совершала поездки к болотам, еще когда была девочкой. И... я предпочитаю побыть одна.
   Он вывел лошадь из стойла. Сельская жизнь была гораздо свободнее. Строгие ограничения, к которым она привыкла в Лондоне, здесь не мешали. Она жила полной жизнью и могла быть самой собой.
   Но последнее время быть собой уже не удавалось. А ей хотелось. Как этого достичь?
   У двери конюшни она с удивлением заметила Эндрю.
   – Я хочу убежать, – сказал он. – Ты можешь взять меня с собой?
   Ее поразили его слова. Это было лучшее, что она слышала за долгие годы.
 
   Первое, что сделал Роберт, когда остался наедине с Мэй, – это поцеловал ее. Она прижалась к нему, но через пару секунд он отстранился.
   – Сиди, – скомандовал он, и она подчинилась, несколько озадаченная.
   Он сел напротив и вручил ей одну из газетных вырезок.
   – Это та, что пришла с запиской от Энн. Здесь. – Он прибавил маленькую записку к общей кипе бумаг.
   Мэй быстро пробежала глазами заметку.
   – О, Роберт, она так благодарна тебе!
   Он кивнул. Она сжала его кисть:
   – Она знает, что это ты ее спас.
   Кашлянув, он постучал пальцем по статье:
   – Прочитай, что пишет этот Флэтбаш.
   Какое-то время Мэй внимательно изучала статью. Потом она внезапно вскрикнула, ее руки от волнения задрожали.
   – Здесь говорится, что ты герой.
   – Не это. Читай дальше. Он сделал запрос в министерство, и там не нашлось на меня никаких записей.
   Мэй смутилась:
   – Это хорошо?
   – Заместитель министра уничтожил несколько папок, чтобы убрать концы в воду. Он хотел спрятать кое-какие свои делишки, и заодно исчезло все, что касается меня.
   – Если записи потеряны, тогда нет никаких доказательств, что это ты убил де Нансье.
   – Тем не менее я сделал это, и если меня привлекут к суду, я скажу правду. В этой статье Несбит называет меня убийцей де Нансье.
   – Но она признает, что это спасло ее жизнь, и она даже утверждает... О, взгляни, Флэтбаш делает все, чтобы это подчеркнуть – что ты спас ее невинность. Он даже приводит несколько свидетельств людей, что знали де Нансье по Франции, и они утверждают, что он монстр. Суда не будет. Никто не может осудить человека, который спас чью-то жизнь.
   – Ты права. Я сомневаюсь, что против меня возбудят судебное преследование. Надеюсь, что это дело наконец будет для меня в прошлом.
   Мэй глядела на него с радостью, ее глаза были полны слез.
   – Ну ладно, что ты, – сказал Роберт, становясь перед ней на колени. – Это очень хорошие новости.
   – Я счастлива. О, Роберт, я думала, что сделала что-то непоправимое. Ты был так сердит. Но я была в отчаянии от мысли, что с тобой что-нибудь случится...
   – Нет, нет, моя любовь, я не сержусь. Это просто... Боже, Мэй, если бы ты жила так, как пришлось мне, не имея ни единой души рядом, никого, кто бы тебя любил, ты бы к этому привыкла. Я был просто потрясен и, возможно, немного вышел из себя. Я не хотел, чтобы ты оказалась впутанной в эту историю. Я боялся, что ты навлекла на себя беду, признавшись Энн Несбит, что знаешь меня.
   – Но я бы не сделала этого, если бы не была уверена, что она тебе захочет помочь, – сказала ему Мэй. – Я не юная девочка, я взрослая женщина, и я знаю людей.
   Роберт улыбнулся:
   – Это верно. Ты просто необыкновенная женщина. Неудивительно, что я в тебя влюбился.
   Мэй долго молчала.
   – Ты любишь меня?
   – Конечно. И ты меня тоже.
   – Ты... ты знаешь?
   – Я всегда знал, как к тебе отношусь. Но я не мог заявить на тебя права тогда, когда лгал по поводу моего происхождения.
   Она хотела сказать, что и она кое в чем говорила неправду, но подавила это желание.
   – Теперь я могу звать тебя Маркусом?
   – Я не уверен. Тебе это нравится?
   Она подумала какое-то мгновение.
   – Я привыкла звать тебя Робертом. Когда мы будем на людях, я буду называть тебя «лорд Робертс и, возможно, «Маркус», если это окажутся наши близкие друзья.
   – У нас нет близких друзей, Мэй.
   – Будут. Я хочу, чтобы ты стал полноправной частью моей жизни. Ты дворянин, и я тебя люблю. Теперь ты будешь мне ровней.
   Он улыбнулся:
   – Я рад этому, миледи Мэй. И я хочу воспользоваться всеми преимуществами моего нового положения.
   Она с интересом выгнула бровь:
   – Какими?
   Улыбнувшись, он притянул ее ближе:
   – Больше я не буду лазить в окна первого этажа.
 
   Появление Тристы в библиотеке позволило Роману передохнуть от приходорасходных книг, над которыми он работал большую часть утра.
   – Ты пришла спасти меня, – приветливо сказал он, откладывая книги. – Какое скучное дело! Управляющий моего отца и его помощники провели огромную работу. Но мне нужно научиться самому наблюдать за исполнением ими служебных обязанностей.
   Триста мягко рассмеялась. От его присутствия она словно таяла, и ей становилось тепло. Со временем это не исчезло, но даже стало сильнее. Она любила Романа сейчас больше, чем когда-либо раньше. Каждый день приносил ей чувство безопасности, комфорта и любви, столь полной и яркой, что, казалось, сердце не выдержит и разорвется.
   – Мне нужно поговорить с тобой. – Она взяла его за руку. – Роман, я собираюсь тебе кое-что сообщить, но обещай, что ты будешь искренен. Мне нужно знать твое мнение, а не то, что ты считаешь долгом сказать...
   – Случилась какая-то неприятность?
   – Нет, это не неприятность. – Она надеялась, что так и есть. Собравшись с духом, она продолжила: – Я хочу вызвать доктора для консультации. Я недавно заметила некоторые изменения и думаю... ну, я полагаю, у меня будет ребенок.
   Он замер.
   – Ребенок?
   В его голосе не было раздражения, просто он не верил своим ушам.
   – Если это так, будешь ли ты счастлив?
   – Счастлив?
   – Роман, ты должен сказать что-нибудь, а не повторять мои слова...
   Он обнял ее, прижал к себе, но быстро отпустил.
   – Я... Боже, я не имел в виду... – Он посмотрел вниз, на ее плоский живот.
   Триста рассмеялась. Он повел себя глупо, и это был хороший признак.
   – Ты теперь меня будешь всегда так сжимать?
   – Я тебе не повредил? – спросил он.
   – Нет. Когда ты меня обнимаешь, это не может нанести никакого вреда. Я даже требую, чтобы ты меня обнял.
   Он сделал это, и его объятия были бережными. Она спросила его:
   – Ты рад ребенку?
   – Я просто без ума.
   Она улыбнулась и тут с удивлением поняла, что у нее мокрые от слез щеки.
   – Садись, я скажу, что думаю. – Он отстранился и осторожно усадил ее в кресло. Триста не любила, когда ее опекали, но он опустился перед ней на колени, а на его лице было написано такое счастье, столь неподдельное беспокойство за нее, что она не стала сердиться.
   – Роман, – сдавленно произнесла она. – Ты не должен суетиться.
   – Я не суечусь. Тебе не надо стоять. Все знают, что беременная женщина не должна напрягаться.
   – Я могу стоять, ходить. Могу делать все, к чему привыкла. Я уже проходила через все это. Это не так трудно, как многие считают. Я располнею, это верно. Но если ты будешь вести себя так каждый раз, когда я сделаю шаг, я сойду с ума. А сумасшедшая мать – это плохо для детей.
   По его лицу, было видно, как он встревожился. Похоже, он не понял, что она шутит. Но вскоре сообразил, в чем дело, и робко улыбнулся.
   У нее дрогнуло сердце. Как замечательно выглядел Роман, когда он так улыбался. Она положила руку на его щеку:
   – Мы пройдем через все это вместе.
   На его лице мелькнула печаль. У него до сих пор не ладилось с Эндрю. Это продолжало его тревожить.
   Щека Романа под ладонью Тристы была совсем гладкая, словно шелковая: он только что побрился. К вечеру на ней появится щетина, и ощущение от прикосновения будет совсем иным.
   – Эндрю любит тебя.
   Роман опустил глаза. Он не мог в это поверить.
   – И ты знаешь, что любишь его, – мягко добавила она.
   – Я хотел бы, чтобы наши отношения с ним изменились до того, как мы... Я счастлив от того, что у тебя появится ребенок, поверь мне, Триста, но...
   – Все будет хорошо. Ты просто ошеломлен этой новостью. За короткое время столько произошло! Но постепенно все встанет на свои места.
   – Ты не так уверена в этом, как хочешь мне показать. Ты тоже волнуешься.
   Она не могла ему лгать.
   – Мать всегда беспокоится. Такова ее судьба. Эндрю имеет все, чтобы чувствовать себя счастливым. Возможно, правда, что он скучает по Люси и Дэвиду и будет рад побывать у них в гостях.
   Она вдруг поняла, что не должна была этого говорить. Роман внезапно выпрямился. Она хотела его снова обнять и как-то утешить, но нужных слов не находилось, и она решила, что лучше всего промолчать.
   – Хватит об этом. – Роман изобразил улыбку. – Сегодня у нас очень хорошая новость. Лучшая, которую только можно услышать.
   Триста смотрела на него, тревожно подняв бровь.
   – Могу я теперь подняться? Я хотела бы, чтобы ты меня снова обнял.
   Он протянул ей руку:
   – Ты можешь встать.
   – Спасибо, мой сеньор.
   Внезапно в комнату вошла Мэй. За ней следовал лорд Робертс.
   – Вот вы где, – произнесла она. – Я искала тебя.
   Она официально представила им Роберта, и тот поклонился.
   – Извините мое внезапное появление, – пробормотал он. – Я полагаю, леди Мэй говорила вам о довольно необычных обстоятельствах, в которых я оказался.
   – Да, мы знаем об этом кое-что, – ответил Роман. – Входите и садитесь. Не хотите ли бренди?
   – Будь так добр, Роман, налей мне немного вина, – произнесла Мэй. – Триста, где Эндрю? Его нет в детской. Я хотела бы, чтобы он к нам присоединился.
   – Он с Нэнси.
   – Его там нет. Когда я заглянула в комнату, Нэнси там прибирала.
   Триста нахмурилась. Извинившись, она отправилась искать свою домоправительницу. Миссис Уэллс просматривала заказы в своем офисе.
   – Нет, мэм, я не знаю, где они могут быть, – сказала миссис Уэллс, поднимаясь на ноги. На ее лице появилась та же тревога, которую чувствовала и Триста. – Но я пошлю Джеймса и Фрэнсиса поискать.
   Триста вернулась в столовую. Она не стала сообщать о своем беспокойстве, только сказала, что Эндрю скоро будет. Через три четверти часа у ее двери появилась домоправительница:
   – Миледи, я должна с вами поговорить.
   Роман успокаивающе положил руку на кисть Тристы:
   – Что случилось, миссис Уэллс?
   – Нэнси сказала, что мальчик отправился повидать свою тетю. Он видел ее из своей комнаты, и Нэнси считает, что он отправился в конюшню, чтобы к ней присоединиться. Но Джозеф сказал, что он видел леди Грейс на прогулке. Он седлал лошадь для нее, и она.уехала одна, как она сказала, навестить друзей.
   – Тогда где Эндрю? – Тристу удивила резкость собственного голоса. Ее голос поднялся на октаву.
   – Стивен нашел вот это, – сказала миссис Уэллс, передавая ей бумагу.
   Это была картинка, нарисованная Эндрю. Под ней было написано: «Я люблю тебя». Фигура на картинке улыбалась и махала рукой.
   Роман взял бумагу. Триста вгляделась в его лицо, отчаянно надеясь, что он поймет смысл этого послания. Роман побледнел.