Глава 4.

   Магдалина не вошла в комнату, а оглядела её мельком и улыбнулась Уиллу. Сегодня на её лице не было краски, и щеки заалели; она стала ещё прекрасней, чем в его памяти. – Моя госпожа, принцесса Едогими, желает поговорить с тобой, Уилл Адамс, – сказала она почти шёпотом.
   Сердце Уилла билось так сильно, что он с трудом мог спросить:
   – И с моим другом?
   Она отрицательно качнула головой; тяжёлые рыжеватые волосы медленно повторили её движение.
   – Нам нужно быть осторожными, – сказала она и отступила назад в коридор, где, на удивление, не было видно стражи. Подождав, пока Уилл выйдет, она прикрыла дверь; задвижка сама упала на место. Он стоял рядом с ней, вдыхал аромат её духов, её волосы почти коснулись его, когда она поворачивалась. Она была одета в белое кимоно, похожее на то, что было на ней в первую их встречу. Она взглянула на него, и краска залила её лицо и шею.
   – Быстрей! – Она двинулась по коридору. Уилл поспешил за ней.
   – Я не понимаю, – начал он, – разве это не дворец квамбаку, а она – не его мать?
   – В Японии нет ничего такого, каким оно выглядит, – ответила она. У лестницы она остановилась, взмахом руки приказывая ему застыть. Может быть, намеренно, но он чуть промедлил, наткнулся на её руку и сжал её пальцы в своей ладони. Снова быстрый взгляд, на этот раз в сопровождении ещё более быстрого движения бровей. Потом она мягко высвободила руки и, к его удивлению, скользнула вниз по ступенькам. Внизу она свернула в другой коридор, который, по его расчётам, привёл их в подземелья дворца-крепости. В конце обнаружилась ещё одна узкая каменная лесенка. Здесь она остановилась и прислушалась.
   – Может быть, вы мне объясните, в чём дело? – спросил Уилл. – Я не хочу, чтобы вы из-за меня рисковали своей жизнью.
   – Моя жизнь, Уилл Адамс, в распоряжении моей госпожи, – ответила та. – И я не думаю, что сейчас она в опасности. Но моя госпожа не хочет, чтобы принц Иеясу знал о её разговоре с тобой.
   Она снова заспешила вверх по ступеням. Вскоре ступеньки стали деревянными, хотя и оставались такими же узкими. Уилл понял, что они уже в самом дворце.
   – Я полагал, что принц Иеясу здесь гость, – выдавил, задыхаясь, Уилл. Она кивнула.
   – Но почему же…
   Она вновь замерла и так неожиданно повернулась к нему, что он едва успел остановиться, хотя в душе проклинал свою недогадливость.
   – В Японии очень много интриг, Уилл Адамс, – сказала она. – А в Осаке больше, чем где-либо. Квамбаку пока ещё ребёнок. Империей управляет временный совет из пяти даймио, из которых самый влиятельный – принц Иеясу. Но у принца много собственных сыновей? Он сделает правителем Японии одного из них. Или же сам станет правителем.
   – Твоя госпожа знает это? – изумился Уилл. – И тем не менее принимает его как гостя в собственном доме?
   – Госпожа не хочет, чтобы из-за неё был нарушен мир в нашей стране. В течение трёх столетий, пока к власти не пришёл великий Хидееси, в Японии шли бесконечные войны. Кроме того, клан Токугава очень и очень влиятелен. Для нас лучше выждать момент и, возможно, толкнуть их на открытое выступление.
   Как серьёзно она говорила об этом. Как серьёзна она была. Это не пустая сплетня, передаваемая от скуки. Как непохожа на любую английскую девушку!
   – Твоё время без остатка занимают государственные дела, Магдалина?
   На этот раз она не покраснела, а зеленоватые глаза остались холодными.
   – Для всего есть своё время, Уилл Адамс, – сказала она. – И сейчас мы заняты делами государства.
   Она собиралась двинуться дальше, когда он коснулся её руки. Он задержал бы её в своей руке, но она обернулась к нему с таким неподдельным удивлением от его нахальства, что он поспешно отпустил её.
   – И, вероятно, вы тоже видите во мне врага вашего народа?
   – Как ты мог быть врагом моему народу, Уилл Адамс? По крайней мере, до сих пор. Госпожа как раз хочет выяснить твои намерения.
   – Я имел в виду португальцев. Я ведь протестант, следовательно, в плазах ваших священников – еретик.
   Динто Магдалина улыбнулась. Её зубы, к облегчению Уилла, оказались снежно-белыми. – Я христианка, Уилл Адамс. Как и ты. Я не понимаю тех различий, которые делают священники, и не хочу понимать. Того, что мы оба поклоняемся Христу, достаточно для нашей дружбы, если тебе хочется этого. Что касается Португалии, то это родина моего деда. Моя родина – Япония, и этим всё сказано.
   Она пошла вперёд, и он поспешил за ней, поднимаясь ещё по одной узенькой лестнице, проложенной, очевидно, внутри наружной стены самого дворца. Наконец лестница упёрлась в занавес, раздвинув который, Магдалина ввела его в крохотную комнатку. Несмотря на размеры, помещение было убрано не менее богато, чем приёмный покой принца Иеясу, с такой же циновкой на возвышении, хотя здесь оно располагалось не в центре, а в дальнем конце комнаты. Магдалина упала на колени, выполняя коутоу, и Уилл последовал её примеру.
   – Ты можешь встать, Магдалина, – сказала Едогими по-японски. – И скажи иностранцу сделать то же самое. Уилл поднял голову.
   – Я понимаю по-японски, госпожа. Я изучал ваш язык последние шесть недель.
   – Значит, переводчик нам не понадобится. – Едогими сидела на вышитой циновке на возвышении, и, как и у Магдалины, сегодня на её лице не было краски. Черты её лица оказались ещё более безукоризненными, чем ожидал Уилл. – Оставь нас, Магдалина.
   Он хотел обернуться, но не посмел. Он услышал мгновенный шорох, потом всё стихло. Боже мой, думал он, я стою на коленях перед принцессой, наедине.
   – Подойди ближе, Уилл Адамс, – приказала она.
   Он встал и, сделав несколько шагов, опустился на колени у края возвышения. Она, не мигая, разглядывала его.
   – Расскажи мне, – приказала она, – о чём вы беседуете с Токугавой. – Сегодня и зубы её не получили должного ухода, чёрный цвет превратился в отвратительный буро-коричневый.
   – Он расспрашивает меня о моей стране, о моём путешествии, о моём Боге, госпожа.
   Он увидел, как её рука показалась из широкого рукава кимоно и медленно двинулась к нему. Он чувствовал себя загипнотизированным, словно кролик перед удавом, не имея сил шевельнуться, ощущая только внезапное напряжение в чреслах. Но ведь это, конечно, немыслимо. Это… Её пальцы коснулись его щеки, скользнули в бороду, зарылись в неё.
   – Какие волосы, – пробормотала она. – Ни у одного мужчины в Японии нет таких волос. Даже у священников. Дед Магдалины. Но это было так давно. – Она убрала руку. – Уилл Адамс, ты видишь меня в одежде для сна. Магдалина сказала, что так выглядят европейские женщины, даже показываясь на людях. Это правда?
   Он задыхался. Если бы ему только удалось прочесть выражение её глаз! – Да, госпожа.
   – Значит, это не будет выглядеть странным для тебя, Уилл Адамс. Красива ли я на взгляд европейца?
   – Я никогда не видел такой красивой женщины, госпожа. – О, Магдалина, Магдалина. Неужели она знала? Но он сам пока не был уверен ни в чём. Он просто не мог этому поверить.
   – Ты тоже красивый мужчина, – произнесла Едогими. – Ведь женщина должна быть миниатюрной, а мужчина – большим. Я никогда не видела такого большого мужчины. Я хочу рассмотреть подробнее, Уилл Адамс. Разденься. И встань.
   Боже, спаси мою душу. Но воспротивиться этому, Уилл Адамс, значит оказаться больше, чем просто ослом. Воспротивиться этому? Будь он сделан из прочнейшей стали, это было бы всё равно невозможно.
   Он поднялся на ноги, развязал пояс и движением плеч сбросил кимоно на пол.
   – И остальное, – приказала Едогими без всякого изменения в голосе или выражении лица.
   С того момента, как он вошёл сюда, он знал, что принцесса захочет этого. И знал, что он повинуется без единого слова. Может быть, всю свою жизнь он подсознательно мечтал о том, чтобы женщина вот так командовала им. Набедренная повязка упала на кимоно. Он дрожал, хотя в комнате было тепло. Боже мой, стоять здесь в присутствии такой богини, испытывая непреодолимое желание.
   – Да, – произнесла Едогими. – Я никогда не видела такого мужчины, Уилл Адамс. В твоей стране все мужчины такие?
   Он видел, как она двинулась, медленно расцепив ноги и вставая на колени.
   – Не все, моя госпожа, – прошептал он. – Но таких много. – Тогда воистину ваши женщины имеют благословение Божье. – Её ладони, начав с его ягодиц, скользнули вокруг бёдер, медленно погладили. – Такое чудо, – сказала она. – Такое чудо.
   – Госпожа…
   Она нахмурилась.
   – И они столь же нетерпеливы, ваши мужчины?
   – Это из-за вашей красоты, госпожа. Вашего прикосновения. Ведь я так долго был лишён женщины. – Как просто это получилось, хотя и перед принцессой. Чтобы тебя ласкали так, как ни одна женщина до этого, не считая бесполых прикосновений во время купания. Но это ведь не служанка. Принцесса Асаи Едогими, мать квамбаку, любовница Тоетоми Хидееси.
   Её нахмуренные брови разгладились.
   – Тогда ты прощён. И всё же я не хочу, чтобы ты ускользнул от меня, Уилл Адамс.
   Она поднялась на ноги без всякого усилия, проплыла через комнату, словно птица, подошла к встроенному в стену комоду и вернулась, В руке у неё было небольшое полотняное кольцо, очень тщательно и с любовью выделанное, с узором по краям. Она надела его на член Уилла и раскатала вниз до основания. Кольцо плотно охватило его плоть; он почувствовал, что ещё немного, и его чресла взорвутся.
   Едогими отступила на шаг, развязала пояс своего кимоно, и оно соскользнуло на пол. Какая красота. Какая красота. За исключением зубов. Но зубы не имели значения в сравнении с её телом. Какое миниатюрное, какое правильное и хрупкое. Она взошла на возвышение и встала на колени на циновку.
   – Так я не нравлюсь тебе?
   Он последовал за ней, встал рядом на колени и, обняв за плечи, хотел опрокинуть её на спину. Снова предупреждение мимолётным нахмуренным взором:
   – Разве ты дикарь, Уилл Адамс? Ты хочешь раздавить меня, как червяка?
   – Госпожа, сейчас во мне не осталось ничего, кроме страсти.
   – Во мне тоже, – прошептала она. – Во мне тоже. Но мне на мгновение показалось, что ты намеревался лечь на меня.
   – Лечь на вас. Но как же ещё…
   – Правду говорят, Уилл Адамс, что Европа – страна варваров. Неужели я должна выдерживать твой вес, а не наоборот? Она обняла его плечи и медленно увлекла на циновку, сама оставаясь на коленях. Грех. Какой грех. Ведь для любви есть только один способ. Один, благословенный церковью и обычаем. Боже милостивый, что происходит со мной?
   Едогими встала над ним, охватив лодыжками его колени, потом медленно опустилась на них. Несколько секунд она забавлялась, ощупывая его пальцами, затем медленно двинулась вперёд. Её тело скользнуло над его бёдрами и животом, прикрыв глаза, она, казалось, наливалась розоватым свечением. Маленькие груди ритмично вздымались и опадали. И всё же он ещё почти не касался её. Но она придвинулась ещё ближе, одновременно раздвигая колени. Теперь она сидела у него на груди. Он вскинул руки, обхватив пальцами её плечи, но теперь уже осторожнее, обучаясь с каждой секундой. Теперь он уже не рисковал получить отказ или отказаться самому. Было страшно только, что он достигнет конца слишком рано; он чувствовал, как семя бьётся в сдерживающее кольцо. Его, в сущности, истязали самым приятным образом, какой только можно вообразить. И истязали в разных смыслах этого слова. Пинто Магдалина занималась любовью так же? Господи, если бы она была на этом месте. Если бы её грудь была здесь, думал он, когда его руки проскользнули у принцессы под мышками и, легонько коснувшись её сосков, ощутили, как они твердеют под ладонями. Неужели он так никогда и не получит удовлетворения? Держать в объятиях Асаи Едогими и мечтать о большем? Вот уж действительно ад.
   И всё же он ещё не испытывал и частицы того, что та могла предложить. Это было ясно. Она ждала, но не будет же она ждать до бесконечности. Впервые в своей жизни он столкнулся с женщиной, желающей, чтобы ею обладали, без всякого страха или мысли о плате, просто по её собственному желанию. Его ладони двинулись вниз, к бёдрам, за спину, обхватив миниатюрные ягодицы. Очевидно, она ждала именно этого. Её тело вновь двинулось вперёд, пока наконец она не оказалась у самого его лица. Сколько он ждал этого – женщину, охотно предлагающую себя! Его словно скрутила конвульсия, когда он обнял её талию, чтобы придвинуть ещё ближе, чтобы утонуть в сводящем с ума аромате повлажневших волос. И тут она упала вперёд, еле успев выбросить руки, чтобы удержаться.
   – Варвар, – произнесла она, но на этот раз с улыбкой. – В вашей стране не учат нежности, Уилл Адамс?
 
 
   – Едогими, – выдохнул он, протягивая к ней руку. – Едогими… – Однако теперь она нахмурилась.
   – Я принцесса, Уилл Адамс, а не рабыня. И обращаться ко мне следует соответственно. Я прощаю твою грубость, делая скидку на незнание обычаев. Но давай лучше закончим с этим, пока ты не искалечил меня. Сейчас я чувствовала твои зубы там, где должна была почувствовать только губы и язык.
   Она снова повалила его навзничь и села верхом ему на бёдра. Так? Боже мой. Какой грех. Какой грех. Но стягивающее кольцо уже снималось этими незабываемыми пальчиками, и мгновение спустя он вошёл в неё; её тело медленно задвигалось вверх-вниз. Казалось, она вечно устремлялась вверх, прежде чем нежно, о, как нежно вернуться вниз и коснуться его бёдер.
   Как странно, думал он, мы даже не поцеловали друг друга.
   Она поднялась с обычной лёгкостью и хлопнула в ладоши. В то же мгновение комната наполнилась молодыми девушками. О Боже, подумал Уилл, они находились здесь всё это время, за этой самой портьерой. И всё же как торжественно, как церемонно, тогда как английские девушки превратились бы в массу смешков и возбуждённого перешёптывания. Даже Магдалина. Или Магдалина была просто печальна?
   Они принесли чашки с тёплой водой, из которых обмыли свою госпожу и его в одно и то же время. Как нежны, как мягки; их руки снова пробудили в нём желание, и он опять ощутил в себе способность воздать должное своему мужскому естеству. Даже больше того, потому что сама Магдалина прислуживала ему, стоя рядом на коленях с потупленным взором, её дыхание ритмично вздымало кимоно на груди. О небеса, неужели этот день станет первым и последним? Теперь он знал, что она могла предложить, что она хотела предложить. В один прекрасный день… Но почему это нужно откладывать надолго? Почему не сейчас? Если только его снова не захочет принцесса.
   Девушки завернули Асаи Едогими в её кимоно, и она снова села на возвышение. Уилл обнаружил себя снова на ступеньку ниже, между ними снова возникла соответствующая дистанция; Магдалина быстро закрепила повязку на его бёдрах, потом помогла надеть кимоно.
   – Не вздумай хвастаться этим приключением, Уилл Адамс, – предупредила Едогими, – потому что я нашла тебя красивым и способным и встречусь с тобой снова. А теперь Магдалина проводит тебя. Уилл начал подниматься с колен, но девушка остановила его. Он поспешно склонился в коутоу, замерев на несколько секунд.
   – Хорошо, – сказала Едогими, – ты доставил мне удовольствие, Уилл Адамс. Не сомневайся, что фортуна повернётся к тебе лицом.
   Магдалина тронула его за руку, он поднялся, прошёл за ней к портьере и дальше, в коридор.
   Он кусал губы, наблюдая, как движутся её плечи под тонким кимоно, как волнуется копна её волос в такт шагам. Но лицо её оставалось бесстрастным. Таким же бесстрастным, как когда она обмывала его плоть. Но теперь его не провести, он знал, что и на её лице иногда появляются эмоции.
   – Твоя госпожа – выдающаяся женщина.
   – Она принцесса, она из рода Асаи, и она была любимой женщиной повелителя Хидееси.
   – И это делает её чары непреодолимыми?
   – К тому же она очень красива. Красивей её нет ни одной женщины в этой стране.
   Он поймал её за руку и остановил. Они спустились на два пролёта лестницы и находились уже в достаточном отдалении от комнаты принцессы, чтобы не быть услышанными.
   – За исключением тебя, Магдалина.
   Повернув голову, она посмотрела на него. Но не нахмурилась.
   – Я? Я уродлива, Уилл Адамс. Говорят, что у меня тело мужчины.
   – Нет, – ответил он. – Нет.
   Теперь его руки лежали у неё на плечах. Посмеет ли он дать им волю? Она пристально посмотрела на него, но лицо её ничего не выражало.
   – Я хочу, чтобы ты знала, Магдалина. Сейчас, когда я был с принцессой, я мечтал, чтобы на её месте была ты.
   – За эти слова, Уилл Адамс, ты можешь расстаться с головой.
   – И всё-таки это правда.
   – Так ты хотел бы повторить это со мной? Вот уж действительно у вас, англичан, ненасытный аппетит.
   Презрение?
   – Я жажду тебя, Магдалина. Я жаждал тебя с того момента, когда мы впервые встретились несколько недель назад. Я видел тебя во сне каждую ночь. Но мне нужна твоя любовь, я ничего не хочу брать силой.
   Она не сводила с него глаз, её губы чуть-чуть приоткрылись.
   – Ты говоришь о любви, даже не попытавшись выяснить, смогу ли я сделать тебя счастливым.
   – В Европе чаще всего так и происходит, – ответил он. – Разве твой дед не говорил тебе об этом?
   – Мой дед умер до того, как я родилась, Уилл Адамс. Ты хочешь стать моим возлюбленным. Я польщена, но я должна попросить тебя оставить всё как есть. Купайся по-прежнему в ярком сиянии солнца, не унижаясь до поисков слабого света звезды.
   – Она приказала мне, Магдалина. Это в её власти. Она командовала моим телом, но она не может командовать моей любовью.
   – Там, где приказывает Едогими, все подчиняются.
   – Даже Токугава?
   – Кто знает, Уилл Адамс. Токугава не простой человек.
   – Ты боишься его?
   – Все в Осаке боятся Токугаву.
   Он вздохнул. Все её ответы были столь тщательно сформулированы…
   – И принцесса распорядилась уже твоей любовью? Она кивнула.
   – Как его зовут?
   – Он самурай. Ты знаешь, что это такое?
   – В Англии их называют рыцарями.
   – Я не знаю, что такое рыцарь, Уилл Адамс. Но самурай живёт только ради чести своего имени и своего меча. Битвы и кровопролития составляют всю его жизнь. Он не знает страха и жалости. Лучше, если ты не будешь знать его имени.
   – Ты хочешь сказать, что он убьёт меня? Она взглянула на него.
   – Да, Уилл Адамс. Он убьёт тебя. Европейцы не умеют сражаться так, как самураи. Больше того. Это означает смерть для вас обоих, потому что дуэли запрещены, кроме как по причине кровной мести. Но об этом страшно даже подумать.
   Потому что она тоже погибнет, подумал он с внезапным ужасом, вспомнив плачущую женщину в Бунго. Она остановилась на верхней ступеньке лестницы. – Спускайся туда, через три пролёта будет коридор, ведущий к твоей камере. Дверь открывается снаружи, просто захлопнешь её за собой. Подожди. – Откуда-то из-под кимоно она вынула маленькое глиняное колечко и движением пальцев разломила его пополам.
   – Моя госпожа хочет, чтобы ты сохранил это, – сказала она, – протягивая ему одну из половинок. – Уилл Адамс, если кто-нибудь когда-либо принесёт тебе вторую половину, значит, это посланник принцессы.
   Значит, её интересовало не только его тело. Как жаль. И как безразлично в этот момент.
   – Скажи мне одну вещь, Магдалина. Эти самураи – они знают что-нибудь о любви?
   Как темны её глаза, как печально лицо.
   – Да, Уилл Адамс, – ответила она. – Они умеют и любить.
   Дверь в камеру была открыта. Уилл заколебался, но потом решительно шагнул внутрь. Косукэ но-Сукэ стоял у окна, разглядывая двор, а Мельхиор мерил шагами комнату.
   – Слава Богу, ты вернулся, – обрадовался он. – А старина Сукэ тут расстроился.
   Уилл кивнул.
   – В чём дело, господин Косукэ? – спросил он по-японски.
   – Это я должен спросить тебя, Уилл Адамс. Ложь даже хуже трусости, а я знаю, что ты не трус и не лжец. Ты был у принцессы Едогими.
   Уилл почувствовал, как загорелись его щеки, и мысленно обозвал себя дураком.
   – В моей стране, господин Косукэ, защита чести женщины не является ложью.
   – У женщин нет чести, Уилл Адамс. А у Едогими и подавно. Я не хочу знать, что она тебе наплела. Я хочу только выяснить, что она спрашивала у тебя о принце Иеясу.
   – Она спрашивала, о чём мы беседовали. Я сказал ей – о путешествии, о себе, о моём Боге, о Европе и её истории.
   – Больше ни о чём?
   – Насколько я помню, это всё.
   – Хорошо. Во всяком случае, это неважно. Ты и твой товарищ пойдёте сейчас со мной. Скорее!
   – Вы хотите сказать, что нас выпускают на свободу? Сукэ улыбнулся. – Вас выпускают из этой камеры. Что касается свободы, то ни один человек не свободен полностью, пока служит своему повелителю. И даже его повелитель служит Богу.
   – Идём, Мельхиор, нас выпускают, – крикнул Уилл и вдруг замолчал. Уйти сейчас? Сейчас, когда он хотел посидеть и поразмышлять, вспомнить каждое движение, каждое прикосновение, каждой ощущение. Когда он хотел помечтать о том, что может ещё случиться… Он быстро шагал за Сукэ, уже спешившим по коридору.
   – Вы хотите сказать, что мы теперь на службе у принца Иеясу?
   – Не может быть большей чести для любого, – успокоил его Сукэ.
   В этот момент они вышли во двор. В сущности, все эти недели они находились всего в нескольких футах отсюда. Как приятно было снова почувствовать солнце на лице, оглядеть снующих людей, рассматривать все вокруг и ощущать на себе взгляды других. Но вокруг чувствовалась подготовка к чему-то серьёзному – стекались солдаты, стражи вроде тех, что впервые привезли их в Осаку, маршировавшие под тремя розовыми знамёнами. У всех были белые ножны. Токугава.
   – Что, принц покидает Осаку? – спросил Уилл по-португальски.
   – Он спешит обратно в Эдо, свой город, чтобы принять командование армией. Уесуге, правитель Эчиго, заявил, что больше не намерен терпеть регентство, и собрал армию на севере. Наш принц должен выступить против него.
   – И мы будем сопровождать его в этой кампании?
   Сукэ вывел их за ограду замка на шумные улицы Осаки и повернул в сторону доков.
   – На этот раз нет. – Он посмотрел на Уилла. – Ты не хочешь участвовать в этом?
   – Мне не доводилось быть солдатом, если вы это имеете в виду.
   – Может быть, ты предпочтёшь остаться в Осаке и ещё раз увидеться с принцессой Едогими?
   – Принцесса приказала мне, господин Косукэ.
   – Да, действительно. Берегись, Уилл Адамс. В Японии ничто не является тем, чем выглядит.
   – Вы уже второй человек, который говорит мне это сегодня, господин Косукэ. И я уже почти поверил в это. Но если я не отправляюсь в поход с принцем, то в чём же заключаются мои обязанности?
   Сукэ вытянул обе руки в направлении реки, которая показалась из-за последних домов на улице.
   – В этом, Уилл Адамс.
   – Господи Иисусе, – закричал Мельхиор, – «Лифде»! Корабль стоял на якоре, словно кит среди пескарей.
   – Ну и хитрец же вы, господин Косукэ, – сказал Уилл. – Как он попал сюда?
   – По приказанию нашего повелителя. Специально чтобы поприветствовать тебя, Уилл Адамс. Твои карты и инструменты уже на борту.
   – А мои спутники?
   – Там же. Все полностью оправились после тяжёлого путешествия
   – В том числе господа де Коннинг и ван Оватер?
   – О, нет. – Сукэ улыбнулся. – Они предпочли остаться в Бунго. Но послушай, вот эта лодка ждёт нас, чтобы доставить на корабль. Я передам тебе приказ принца сейчас, пока мы одни. Я не буду сопровождать тебя на протяжении всего путешествия, но ты найдёшь на борту отряд японских солдат и несколько рыбаков. Теперь ты понимаешь наш язык и сможешь сам говорить с ними. Они помогут тебе довести корабль вдоль побережья в Эдо.
   – А если я не захочу покинуть Осаку? Улыбка Сукэ померкла.
   – У тебя нет выбора, Уилл Адамс. Только принц Иеясу стоит между тобой и крестом для распятия. Служи ему верой и правдой. Доведи свой корабль до Эдо и жди его там. Но будь осторожен, это побережье очень опасно.
   – Ваши лоцманы знают течения в этих местах, так что всё будет в порядке. А что нам делать по прибытии в Эдо?
   – Если удача не отвернётся от нас, мой повелитель и я тоже прибудем туда, Уилл Адамс. Но в любом случае тебя будет ждать принц Токугава Хидетада, наследник моего господина. Он будет в курсе замыслов отца. Ты выгрузишь пушки и боеприпасы с «Лифде» и проследишь, чтобы орудия были подготовлены к передвижению по суше. Это можно сделать при помощи повозок на колёсах – такие картинки нам показывали священники.
   Уилл кивнул. – Я могу это сделать, господин Косукэ. Это всё для похода на северного повелителя – Уесуге, или как его там?
   – Кто знает, друг мой. Кто знает.
   – Вы очень доверчивы, Косукэ но-Сукэ. Что помешает мне и моим товарищам, теперь вполне окрепшим, выбросить за борт ваших солдат и рыбаков и снова отправиться в море?
   – Очень немногое, Уилл Адамс. Просто это будет большой ошибкой. На корабле нет припасов для долгого путешествия, а если вы надумаете высадиться где-либо ещё на побережье, вас нигде не встретят столь дружественно, как здесь. Теперь даже и в Бунго. Кроме того, тебе благоволит величайший человек Японии. Тебе нужно только быть верным, и с его возвышением возвысишься и ты.
   – А если он проиграет?
   – Тогда и ты отправишься за ним в ад, Уилл Адамс. Так же как и я, и многие, многие другие.
   Уилл дёрнул себя за бороду. -
   – Тогда ответьте мне на один вопрос, господин Косукэ. Могут ли ваш принц и принцесса Едогими подняться к власти оба? Или приход к власти одного будет означать падение другого?
   Глаза Сукэ потемнели.
   – Это решение будет зависеть от самой принцессы, Уилл Адамс; мой господин не хотел бы воевать с женщиной.