Я с большим пессимизмом смотрю на все происходящее в России. НТВ и «Огонек» наплевали на все святыни, какие только можно. И коротичевский «Огонек», и гусинское НТВ надавили на все возможные болевые точки и нервно-паралитические узлы общества иголочками кощунств, оскорблений. На святыни чисто исторические, типа Отечественной войны, и на святыни религиозные. Достаточно вспомнить давнюю историю с показом «Последнего искушения Христа». И то, что в ответ НТВ с Гусинским не взлетело на воздух, – плохой признак. В любой порядочной стране это бы произошло – мусульманской, католической, протестантской. А раз у нас этого не произошло, значит, никакого народного самосознания нет. Вывод печален – единственное, что сейчас сдерживает окончательный распад России, – ядерное оружие, которое на сегодняшний день является оружием чисто психологическим.
   Природа не терпит пустоты. А перепад давлений по восточным и южным границам России невероятно велик. С одной стороны – избыточное китайское население, вступивший в подлинный политический и религиозный Ренессанс мусульманский мир, с другой – вымирающая Россия. Будет ли граница взломана мирно или через войну? Пока что, повторяю, границу сдерживает только наличие у нас ядерного оружия. Когда я спросил одного своего знакомого китаиста, будет ли у нас война с Китаем или нет, он ответил очень ехидно: «Не будет, потому что война китайцам не нужна. Они будут просачиваться в Сибирь мелкими группами по 100 000 человек». Сибирь, которую русский народ не смог переварить, ассимилировать, будет нами уступлена тому народу, который сможет ее освоить.
   – Можно я немного спрошу?.. Видимо, так оно и будет, как вы говорите. Природа действительно не терпит пустоты, а китайцы – мастера тихого проникновения. И что же тогда будет с вашим православием?
   – Тысячу лет назад греки совершили подлинный подвиг – на излете Византийской империи они смогли растождествить национальное и религиозное. Они вернули православию, скажем так, вселенское дыхание, передав его варварам – славянским племенам, которые в ту пору были злейшими и опасными врагами Византийской империи. В этом смысле Византия смогла умереть достойно. Она смогла факел мира передать дальше, причем своим врагам. И вот прошла тысяча лет… Наверное, прав Гумилев, когда предрекает национальным организмам предельный срок жизни в тысячу лет… И если сейчас настала пора умирания России, нам нужно задуматься, как мы умрем – в судорогах и проклятиях или же сможем найти наследника, которому передадим самое главное, что у нас есть, – нашу веру и нашу душу. Мы передадим православную эстафету китайцам. Славяне, когда они вторгались через Дунай, не помышляли о том, что станут продолжателями православных традиций. Может быть, и с Китаем произойдет так же – они станут хранителями наших святынь.
   – Удивительно красивая идея!
   – Она может казаться непривычной только в Москве. Я много езжу. Полжизни моей проходит в поездках от Сахалина до Кенигсберга. И я несколько раз в Сибири беседовал с людьми, которые строят храмы. Строят, кстати, нередко силами турецких рабочих, что самое смешное. Спрашивал: какова, по-вашему, судьба этих храмов? Ведь там повальное настроение – уезжать. Уезжать из Сибири. И они прямо отвечают: мы понимаем, что строим храмы для китайцев.
   Китайцы, мне кажется, готовы к этому. Это самая атеистическая нация на земле. И коммунизм тут сказался, и традиции: даосизм и буддизм ведь трудно назвать религией. Во многом китайское сознание – религиозная целина. И когда они придут к нам, они окажутся открыты к нашей среде. Думаю, в дальневосточных и сибирских епархиях уже пора создавать миссионерские центры для работы с китайцами. Мы должны создавать школу православной китаистики. Знаете, я в последнее время сталкиваюсь… В институте, где я преподаю, курс истории религии читает священник Петр Иванов. Он доктор философских наук и китаист. Вокруг меня довольно много молодых ребят, которые являются китаистами. Более того, когда я сам в глубинке вижу юношу с верующим сердцем, умной головой и чистыми глазами, я нередко уговариваю парнишку не поступать учиться в семинарию, а поступать на востоковедение. И такие случаи уже есть.
   – Мне как атеисту, честно говоря, до фени ваши религиозные разборки. Мне важно другое – то, что умирание России – достаточно абстрактная проблема. Ведь на самом деле конкретные люди-то не умирают. Они продолжают жить. Нельзя даже сказать, что пути русского народа и православия расходятся. Все равно оставшиеся русские в Московии будут исповедовать православие. Просто «религиозный центр тяжести» как бы сместится на китайский восток.
   – Вопрос не в этом. Русский народ претерпит ту же трансформацию, которая произошла с римлянами, – они превратились в итальянцев. Или с эллинами, которые превратились в греков.
   – Ну и что?
   – А то, что народ становится хранителем музея своего собственного имени. Он не столько созидает новую культуру, сколько живет воспоминаниями о том, что когда-то было… Народ слагает с себя ощущение вселенской ответственности за то, что происходит. А без этого ощущения мессианства художник, писатель или ученый не может творить. Ему нужно призвание: я должен! То, что я делаю, – это больше, чем нужды моей семьи…
   – 70 последних лет мы тоже были миссионерами. И устали просто. Мессианство – это тяжелая болезнь.
   – Без ощущения своей призванности невозможно никакое позитивное творчество.
   – Ну почему же? Европа обогнала нас по научно-техническому творчеству. А мы со своим мессианством только и делали, что крали идеи и дурно передирали технические разработки. Я думаю, если сейчас нам выйти из храма и опросить на улице сто человек, что им дороже – великое голодное и босое мессианство или спокойная нормальная жизнь, как в Европе, ответ будет очевиден.
   – Да, многие предпочтут второе. Это и означает, что русский народ деградирует.
   – Тогда это правильная деградация. В нужном направлении – свой дом с бассейном и сауной, в гараже две машины. Путешествия во время отпуска на экзотические острова. Зимой – камин и глинтвейн. Плетеная мебель… Это я мечтаю…
   – А одно другого не исключает. Россия времен своего расцвета была одной из богатейших держав мира. Византия была центром мировой роскоши. И Римская империя не бедствовала.
   – И где они все теперь? Они лишились своего мессианства и из империй, где роскошь была доступна только элите, превратились в маленькие развитые страны, где нормально живется среднему классу. Пусть себе китайцы в ХХI веке мессианствуют, размахивая нашими идеями и задумываясь о загадочном китайском характере, который умом не понять, юанем общим не измерить. Пусть мессианствуют. А мы… К черту! Будем, немногочисленные, раскачиваться в креслах-качалках и ездить на службу на мини-вэнах с зимней шипованной резиной. Пусть все идет, как идет. Чего вы добиваетесь? Что для вас важнее – православие или народ?
   – Православие. Если, конечно, под народом вы имеете в виду совокупность людей.
   – Людей, разумеется. Люди для меня важнее идей.
   – Тогда православие. Ибо оно как раз и существует для спасения людей. Для того, чтобы эти люди были людьми, а не ходячими кусками телятины.
   – Вы хотите сказать, что все неправославные – католики, протестанты, язычники – ходячие куски?..
   – Отнюдь. Если он католик, буддист или язычник, у него уже есть некое стремление ввысь. Уже есть вертикаль в жизни. Конечно, могут быть какие-то оплошности в его навигационной карте, слишком слабые движки в этой религии, которые не смогут вывести его на нужную орбиту. Но то, что он взлетел, – это уже хорошо.
   – Знаете, меня радует то, что мы, такие разные люди – атеист и верующий, – приходим к одинаковым выводам о торжестве светской технотронной цивилизации над религиозными воззрениями. Мы только оцениваем это по-разному. Я – положительно, а вы – со скорбью. Все, что я вижу вокруг, радует меня – глобалистические тенденции, электронные деньги, которые вы наверняка считаете метками дьявола, информационные обмены…
   – Электронные деньги – это серьезное покушение на права личности в обществе. Они делают прозрачными твою частную жизнь – когда, где и что ты покупал, куда ездил. По твоим счетам можно определить каждый твой звонок, купленную газету, книжку. Они таким образом позволяют выявить мир твоих убеждений. По тому, какие книги и газеты я покупаю, можно составить представление о том, чем я живу.
   Пока речь идет о мире, который достаточно терпим к различным убеждениям, в этом нет ничего страшного. Но если вдруг у государства проявятся идеологические приоритеты – официальные или не официальные, – это может серьезно сказаться на судьбе гражданина. Что, кстати, очень хорошо заметно в США и в Европе. Там есть правила политической корректности, запретные темы для обсуждения. Например, тот, кто попробует поставить вопрос о преимуществах христианства перед иудаизмом или займется критикой иудейской мистики, сразу лишится работы. На это работает огромная машина – Антидиффамационная лига называется, – которая отслеживает «некорректные высказывания». В одной из своих книг, посвященных проблеме антисемитизма в русской литературе, они обозвали всех русских классиков антисемитами. Даже Пушкина. Это меня удивило. Господи, думаю, а этот-то эфиоп, негритенок как же в антисемитах оказался? Прочитал и обнаружил ключевую фразу: «Антисемитизм Пушкина проявился в том, что он не создал ни одного крупного положительного образа еврея». В США сейчас еврейская диаспора занимает роль КПСС в Советском Союзе.
   – Во всяком случае, в США вас не бросят в ГУЛАГ.
   – В Советах тоже не всегда надевали наручники. Но если ты не подписался на газету «Правда» во время всеобщей подписки, тебе потом объясняли, что ты поступил некорректно. Потом начиналось – разряд тебе не повышали, путевка в санаторий сгорала, очередь на квартиру отодвигалась, статью твою в газете зарубили. Подобное давление четко чувствуется и определяется теми людьми, которые пробуют идти против течения, ибо сила течения определяется сопротивлением ему, а не тем бревном, которое по течению плывет вместе со всеми. И в Штатах это течение есть. Это уже не лужа, где каждый плавает в каком хочет направлении. Поэтому тоталитаризм ХХI века будет гораздо опаснее тоталитаризма ХХ века. Точно так же, как диктатуры Гитлера и Сталина были опаснее наполеоновской диктатуры.
   – Да как сказать. Донаполеоновская диктатура победившей Французской революции была ничуть не симпатичнее гитлеровщины или большевизма. И диктатура Ивана Грозного тоже. И тотальный геноцид кроманьонцев против неандертальцев был ужаснее гитлеровских концлагерей. Просто у Гитлера и Сталина были другие инструментальные возможности, отсюда и такое большое количество жертв. Между прочим, многие психологи и философы на большой исторической перспективе показывают, что людские нравы все-таки мягчают. Психотип среднего человечка меняется в сторону большего гуманизма. У меня взгляд более оптимистический. Так что не бойтесь, никто вам не будет запрещать исповедовать ваше православие. Обывателю и государству это будет просто неинтересно.
   – Меня не интересует обыватель. Я считаю, что православие, чем дальше, тем больше, становится религией меньшинства, даром протестантизма. И чтобы быть православным в ХХI веке даже в России, не говоря уже о Западе, надо обладать даром свободомыслия. Число людей, которые способны всерьез относиться к своим принципам, которые способны искренне верить, которые способны разрешить своим убеждениям влиять на свою жизнь… их число не зависит от политического климата, эпохи и религиозной обстановки в стране. Это число достаточно стабильно и примерно равно 10–15% населения страны.
   – Вы сами не представляете, что вы сейчас сказали! В обществе вне зависимости от политических и экономических факторов, вне зависимости от общественного строя всегда рождается 4–5 процентов гомосексуалистов, менее одного процента дебилов и олигофренов, какой-то постоянный процент людей с больными почками и… 10 процентов православных. Получается, что православность – это биологическая обусловленность. Физиологическое строение организма. Может быть, это поддается лечению?
   – Организм здесь ни при чем, потому что верующим становится люд самых разных возрастов и физиологических конституций.
   – Гомосексуалистами тоже бывают люди самых разных возрастов, конституций и профессий… Но на самом деле это безвредный для окружающих мозговой сдвиг. А кто, кстати, больше тянется к церкви? По моим наблюдениям, больше тяготеют к религии люди пожилые, женщины, малообразованные… А из интеллигенции – технари или гуманитарии?
   – В основном гуманитарии, конечно.
   – Я так и знал. Худшая часть населения…
   – Нет, у гуманитариев просто воспитан вкус к сложности. А православие – оно очень сложное и местами противоречивое.
   – Еще и противоречивое?.. Да, на такую лажу технаря не заманишь. Ладно, сменим тему. Вот вы – человек раскрученный. Мелькаете постоянно на экране, в прессе. Вас коллеги не ревнуют? Ведь всякие закрытые сообщества – военные, чиновники – не любят выскочек из своих рядов. А клир?
   – Духовенство – очень необычное сообщество. Оно из разных слоев общества. В Москве каждый десятый священник – выпускник МГУ. Хотя бы поэтому в среде не может быть аллергии ко мне.
   – Я слышал о священниках совсем другое, что они как пауки в банке… Но в любом случае я желаю вам поскорее передать великую эстафету китайцам, а России, или что там от нее останется, оставить спокойное и стабильное существование а ля Европа. Право слово, мы это заслужили за тысячу лет мучений…

«ОН СОСАЛ МОЮ ГРУДЬ»
Портрет Екатерины Лаховой

   «Самое глупое существо на земле – женщина. Глупее нее только феминистка».
   Мужской сексистский анекдот.
   Попав в рабочий кабинет депутатки Лаховой, понимаешь, что его хозяйка – точно женщина. На столе фигурки разные, рюшечки, милые безделицы, куколки какие-то, глиняная копилка-бульдожка, вазочки, картинки на стенах. Но за всем этим стоит большая законотворческая работа… А попал я к Лаховой не просто так, между прочим. Под руководством этой мужественной женщины (или женственной мужчины, как правильно сказать о феминистке?) был подготовлен законопроект о том, что женщина – тоже человек.
   – Екатерина Филипповна, я слышал, у вас образовался новый чудодейственный закон против мужского шовинизма и сексуал-дарвинизма, как я это называю. Проженский очень закон.
   – Ну почему вы так… Если бы у нас журналисты были грамотные, понимали бы, что это не женские вопросы, а государственные. И даже в первую очередь мужские вопросы, потому что у власти мужчины. Кто у нас у власти сейчас? Мужчины.
   – А что вы хотели – патриархат на дворе… Но меня другое интересует – кто законы такие странные пишет? Закон о пчеловодстве, закон о русском языке, о женщинах… Завтра будут законы о ботинках, о погоде…
   – Ну подождите, а что тут странного? Смеяться не надо. Пчелы производят мед. Мед любят кушать все. Вы любите мед?
   – Спасибо за вопрос. У меня после употребления меда желудок болит. Знаете, такая неприятная тупая боль под ложечкой. Я думаю, это оттого, что в мёде содержится пыльца злаковых растений, на которую у меня тоже аллергия, обычно она случается в конце июля – начале августа, текут сопли…
   – Погодите. Какие сопли? Вы не любите мед, значит, жена ваша любит или ребенок… И вообще я считаю, что мед – отличный лекарственный препарат естественного происхождения. А вот какой мед – качественный, некачественный – это вопрос! Вот поэтому общественные организации пчеловодов как институт гражданского общества пролоббировали закон «О пчеловодстве». У нас в России 274 тысячи общественных организаций! И естественно, что они продвигают законы… Что же здесь такого смешного? Забота о качестве меда.
   – Ботинки тоже бывают некачественные. Значит, нужен закон «О ботинках». А еще бывают некачественные открывалки для бутылок. Закон «Об открывалках для кронинг-пробок пивных и лимонадных».
   – Нет, давайте не будем отвлекаться. Давайте разберемся с тем, по поводу чего вы пришли. Общественные женские организации выдвинули закон «О государственных гарантиях равных прав и равных возможностей».
   – Они недовольны качеством женщин?
   – Нет, они недовольны дискриминацией по полу. Они вытащили на свет божий ратифицированную еще Советским Союзом и положенную под сукно международную конвенцию «О ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин». Двадцать лет ей в декабре исполнится. И на ее основе…
   – Что, значит Советы положили конвенцию под сукно? Я Советы не люблю, но надо отдать им должное, при Советах положение женщин было неплохим. Равноправие было. Любили, холили женщин. В Верховный Совет запускали.
   – Вот видите, как вы говорите – «запускали»! Это что, стадо вам? Баранов? Мы отстали от таких передовых стран, как Финляндия – пионер движения за равноправие, где с 1972 по 1992 год приняты разные законы о равноправии; Швеция, где был принят в 1994 году закон «О равенстве между мужчинами и женщинами». Есть и более свежие законы – Франция, Италия, Ге рман и я…
   – Так это они отстали! У нас коммунисты равенство ввели еще на заре Советской власти.
   – Формально – да, а фактически в Европе на государственном уровне больше женщин, чем в России. А народ – это мужчины и женщины. И нужно, чтобы решения принимались совместно, а не так, чтобы один пол находился в подчинении у другого.
   – А знаете какая штука – у нашего вида самцы доминантны.
   – Это вам кажется!
   – Может, и кажется, только не мне, а зоологам. Наше общество – просто отражение биологических реалий. Что вы на это ответите природе? Закон свой предъявите о равенстве самцов и самок?
   – Мужчины, конечно, сильнее, зато женщины выносливее! Когда мужчина порежет пальчик или заболеет с температурой, он будет лежать, а женщина бегать вокруг него. А она должна иметь право выбора – хочет она вокруг него бегать или нет.
   – Безусловно. У нас свобода пробега… Ладно, вот вы имеете свои равные права, закрепленные в Конституции, имейте их и дальше. Чего еще вам не хватает? Зачем нужен дополнительный закон?
   – Права-то у нас равные, а возможности неравные! Потому что женщина природой наделена выполнить очень важную и ответственную функцию – материнства.
   – А вы хотите не только рожать, но и шпалы носить?
   – Причем здесь шпалы? Я поняла, что вы не хотите говорить серьезно на серьезную тему. Вы хотите обсмеять женщин. У вас совсем другой настрой. Мудрее нужно быть! Мы долго искали и нашли только двух журналистов, которые пишут правильно об этих проблемах, без ерничества.
   – Считайте, еще повезло.
   – Поймите, общество выйдет из кризиса только тогда, когда вместе мужчина и женщина – два субъекта, созданные богом, – будут сидеть и принимать решения.
   – Не продолжайте. Сейчас слеза прошибет… Зачем нужен новый закон?
   – Затем, что кто же лучше знает, что в государстве нужно делать в области семейной политики, как не женщины? Вот вы скажите, кто лучше понимает проблемы детей, женщин, стариков? Все эти проблемы ближе к женщине! Вы можете быть беременным?
   – Даже затрудняюсь ответить.
   – Я могу быть беременной! Если я могу быть, условно, беременной, я хожу девять месяцев с ребенком, который развивается в утробе матери.
   – Я слышал об этом.
   – Мироощущение у женщины совершенно другое и отличается от мироощущения мужчин! Я с ребенком уже в утробе разговариваю, я его чувствую. Ребенок, которого я кормлю грудью… я его помню до сих пор! Я помню, как он мою грудь сосал! У вас никогда таких ощущений не будет. И все, что сегодня происходит рядом с нами, вы воспринимаете по-своему, а женщина по-своему.
   И если ваша жена, какая бы она ни была… я ее не знаю, но если она поставит перед собой задачу, она ее всегда добьется. Вы и не заметите, вы будете думать: вроде я принял решение. Но шеей остается она.
   – Вы говорите как тамада на деревенской свадьбе. Они там тоже все время что-то про шею рассказывают во время тостов…
   – Да потому что я на вас смотрю и чувствую, что у вас только юмор играет. А мы эту тему уже десять лет разрабатываем. Очень мало кто из мужчин понимает эту тему профессионально. Еще в той Думе мы пытались внести отдельные поправки в законодательство по равноправию – в Трудовой кодекс, в избирательное право. Ничего не прошло.
   – А разве у нас не соблюдается равноправие в избирательной сфере? Я, конечно, не специалист, но, по-моему, и тетьки и дядьки голосуют равноправно.
   – Ой, господи! (вздыхает) Голосуют-то все равноправно, и даже более активно и организованно голосуют женщины. Вопрос не в голосовании. Разговор о другом. Если вы посмотрите все списки политических партий, увидите, что по представительству женщин в органах власти Россия занимает 125-е место в мире. Поэтому у нас не приоритетны социальные вопросы, программы, связанные с детством.
   – А есть какие-то данные, говорящие о том, как влияет концентрация женщин в парламенте на его работу?
   – Замечено, что если женщин менее 15%, социальные вопросы никогда не будут рассмотрены парламентом. Если женщин 20%, парламенты уже начинают рассматривать не только социальные вопросы, но и программы, связанные с детьми. А когда число женщин доходит до 30%, поднимаются вопросы, связанные с проблемами дискриминации женщин… Что вы смеетесь?
   – Получается, чем больше женщин у власти, тем больше они себя ощущают угнетенными.
   – Потому что мужчины унижают и дискриминируют женщин! Постоянно.
   – Да бог с вами! О каких преследованиях вы говорите? Никто не устраивает женских погромов, за вами не бегают злые люди в капюшонах с прорезями, вас не вешают на ветках по половому признаку…
   – Но сегодня быть в России женщиной – это значит быть бедной! Мужчины богаче женщин. Давайте посмотрим, почему такое происходит. Женщины живут в среднем на 12 лет дольше, а пенсия у нас в стране ниже прожиточного минимума. Вот и получается, что женщины в бедном большинстве.
   – Потому что мужчины умерли… Махнемся не глядя?
   – Это еще не все! Возьмем бюджетную сферу – врачи, учителя. Получают они мало, а здесь 85% – женщины.
   – Но их же на эту работу никто силком не гнал. Раз работают, значит, согласны работать за такие деньги.
   – Ах, извините! Они согласны, потому что туда не идут мужчины, поскольку мужчин низкая зарплата не устраивает.
   – И я про то. Работает тот, кого устраивает работа. А если работа устраивает, чего ж тогда жаловаться на низкую зарплату?
   – А специально создают такие условия, чтобы загнать женщин в такую малооплачиваемую сферу!
   – Это заговор, не иначе. Против женщин.
   – Ну опять вы шутите. Я вам скажу, в Америке среди медиков женщин только 15%. Потому что в Америке врач – высокооплачиваемая работа.
   – Наверное, мужчины более социально активны, вот и все… Мужчины стремятся к деньгам, а женщины к мужчинам. Нет?
   – Нет. Наиболее социально активны женщины!
   – Если вы такие активные, почему вы такие бедные?.. И как ваш новый закон обогатит женщин? Надеюсь, вы не предлагаете там квотирование мест по половому признаку в разных сферах деятельности? Например, в правительстве…
   – Не предлагаем. На сегодняшний момент это не реально в нашей стране. Хотя скандинавские страны прошли через квотирование, и сегодня в Швеции 50% женщин и 50% мужчин у власти. У них были законы, способствующие продвижению женщин на уровень принятия решений. В прошлом году и Испания с Францией приняли довольно радикальные, я считаю, законы. Там теперь в органах власти должно быть поровну женщин и мужчин.
   – А вам не кажется, что это идиотизм – по формальному признаку двигать во власть? По признаку пола, национальности, цвету волос, росту, полноте, наличию лысины… У лысых ведь тоже есть свои проблемы. Почему бы не быть тогда пропорциональному представительству лысых во власти? Сколько лысых в обществе – столько и в парламенте. Это справедливо. Кто лучше поймет проблемы лысых, как не лысые люди? Или проблемы коротышек, которым тоже нелегко приходится по жизни… Или очкариков… Должность должен занимать специалист, вне зависимости от пола. Просто человек. Женщина – она же тоже человек, согласитесь.
   – Это вы так считаете! А докажите, что она человек! Доказывайте! Доказывайте! Права-то у нас одинаковые, а возможности их реализовать разные. У нас в стране 17% неполных семей. Как вы считаете, есть у такой матери-одиночки возможности реализовать себя в жизни?
   – Есть. Посмотрите фильм «Москва слезам не верит». Трудности мобилизуют. Кто хочет делать, тот делает, кто не хочет – ищет причины… И потом, никто не заставлял ее рожать. Она для себя рожала, не для государства.
   – Как это? Почему?
   – Потому что она не от государства родила. От хахаля своего.
   – Да, она родила. Но государство должно создать условия…
   – Да черт вас подери! В ХIХ веке и раньше никакое государство никому не помогало, и бабы рожали по 10–15 детей, из которых половина умирала. В ХХ веке государство начало помогать – платить пособия, пенсии. После этого рожать стали на порядок меньше, а иждивенчество усилилось. От несчастного государства теперь просто требуют: ну ты же должно!.. Да не должно! Не должно! МОЖЕТ, если средства позволяют. Это разные вещи.