Страница:
— На следующие три дня духовка — моя, — объявил Гарви Лоретте.
— Комета столкнется с нами, — твердо сказала Лоретта. — Я это знаю.
— Нет. Шансы на столкновение — один против сотен, тысяч.
— А тогда зачем это? — спросила Лоретта, попав в самую точку. — Моя кухня просто завалена разрезанным на кусочки сырым мясом. Завалена.
— Просто на всякий случай, — сказал Гарви. — Про запас. А если нам оно не понадобиться, его сможет взять в поход Энди, — и снова занялся своей работой.
Индейский способ приготовления вяленного мяса — не из самых легких и лучших. Индейцы вялили мясо на слабом огне, либо — если лето — на солнце, и не особо заботились о качестве получавшегося продукта. Гораздо лучше использовать современную кухонную плиту, доведя температуру в духовке до 100 — 120 градусов. Мясо, нарезанное тонкими полосками, надо оставить в духовке на двадцать четыре часа. Отнюдь не имеется в виду, что таким образом мясо окажется готовым к потреблению, нет, имеется в виду, что оно будет как следует высушено. И твердым, как кость. Если заострить кончик ломтя такого мяса, то им можно убить человека. А хранить его можно практически вечно.
Только вяленным мясом можно питаться не долговечно. Если сдобрить эту диету витаминами, то на нем можно протянуть гораздо дольше. Но все равно безрадостно, скучно. Итак? Но если молот ударит, умирать, главным образом, будут отнюдь не от скуки…
Что касается углеводов, то у Гарви есть овсяная крупа. Похоже, больше никто в Беверли-Хилз об углеводах не вспомнил. А крупа есть еще в нескольких магазинах. Кроме того, Гарви обнаружил, что у него есть мешок кукурузной муки. Жаль, нет пшеничной или ржаной муки…
Жир, срезанный с мяса, Гарви вбил в пеммикан. Добавил туда чуть сахара (сахара в доме много), соль, перца. Для вкуса подмешал уоркестерского соуса. Итак, можно считать, что частично мясо уже приготовлено. Добавил туда еще жира, вытопленного из помещенного в духовку мяса. Частью жира обмазал копченую грудинку. Жир, покрывающий грудинку, защищает ее от воздуха. Грудинка теперь может долго храниться, не протухая.
С едой достаточно, решил Гарви. На очереди вода. Он вышел к плавательному бассейну. Прошлой ночью Гарви поставил его на просушку. Сейчас бассейн был почти сух, и Гарви начал заполнять его снова. Хлор на этот раз в воду он добавлять не стал. Когда бассейн полностью заполнился, Гарви накрыл его крышкой, чтобы предохранить его то падения листьев и грязи.
Воды для питья тут хватит надолго, подумал он. Кроме того есть емкости водоподогревателя. Кроме того… Он порылся в гараже и нашел несколько старых пластмассовых бутылок. В нескольких бутылках раньше хранилась хлорная известь, и они еще сохранили ее запах. Отлично. Не промывая Гарви заполнил их водой. Остальные бутылки он тщательно вымыл. Теперь, если даже в бассейне не останется воды, какой-то запас ее есть.
Ешь, пей. Что там дальше? Спи. Ну, с этим затруднений не будет. Гарви Рэнделл никогда ничего не выбрасывал, и помимо обычного спального мешка у него были: армейский, для полярных условий спальный мешок, спальный мешок облегченного типа, спальный мешок с прокладкой и старый спальный мешок Энди. Имелся даже спальный мешок, который он купил для того единственного раза, когда Лоретта попыталась принять участие в турпоходе. Гарви собрал все мешки, вытащил их наружу и развесил его на бельевой веревке. Солнечное тепло и свет. Простейший и наиболее эффективный из известных человеку способов использования солнечной энергии. Вывешенная на открытый воздух одежда сохнет лучше, чем в электрических или газовых сушилках. Разумеется, лишь не многие из «защитников окружающей среды» сушат свою одежду или белье именно таким образом: они слишком заняты, прыгая среди этой самой среды. А ведь я пристрастен. Почему?
Потому, что я заразился Страхом Молота, и моя жена это знает. Лоретта думает, что я схожу с ума. Я пугаю ее. Она решила, что я твердо уверовал, что столкновение неизбежно.
И чем дальше продвигалась подготовка Гарви к Удару Молота, тем этот удар становился для него реальнее. Я уже пугаю сам себя, подумал он. Надо не забыть об этом, когда я буду писать свою книгу. «Страх Молота»…
— Эй, цыпленок…
— Что милый?
— Не гляди на меня так встревоженно. Я провожу исследование.
— Какое исследование? — и Лоретта принесла ему пива.
— Я изучаю проблему «Страх Молота». Собираюсь написать на эту тему книгу — после того, как комета пройдет мимо. Так что все это — работа. Возможно, даже, у меня получиться бестселлер.
— Вот как. Замечательно, если у тебя появится книга. Люди относятся к авторам книг уважительно.
Верно, подумал Гарви, этого уважения они заслуживают — иногда. О'кей. Теперь проблемы «есть», «спать»и «пить» разрешены… Остались «сражаться»и «убегать».
Сражаться. С этим хуже. В глубине души Гарви не доверял огнестрельному оружию. Значит — либо дробовик, либо спортивный пистолет. Никакое огнестрельное оружие не внушает Гарви Рэнделлу подлинного доверия. И неважно, насколько это оружие может оказаться полезным для других. Как и неважно, насколько искусным может оказаться он сам, Гарви, во владении этим оружием. А вообще, во время войны Гарви Рэнделл был не солдатом, а военным корреспондентом.
Но есть такое оружие: подкуп. Я могу без затруднений закупить достаточное количество спиртных напитков и пряностей. Буду держаться именно этой политики: то, что для нас сейчас обыденно и привычно, через несколько лет станет предметом роскоши, напитки и пряности сделаются буквально бесценными. В течении столетий по всей Европе цена черного перца оставалась на одном и том же уровне: перец продавался за золото, по весу — унция за унцию. А ведь никому не пришла в голову мысль: обеспечить себя запасами перца.
Гарви почувствовал гордость, он гордился своей идеей.
Итак. Остается «убегать». Вездеход приведен в наилучшее состоянии, какое только можно. Какого только я смог добиться. Если что — наверх можно будет погрузить мотоцикл. И впереди еще есть воскресенье, чтобы сделать то, о чем я раньше не догадывался.
Гарви вернулся в дом. Он был выжат досуха, вымотался, но чувствовал удовлетворение. Он еще не полностью подготовился, но, по крайней мере, с правом может считать, что определенная подготовка уже проведена. И подготовился он много лучше подавляющего большинства остальных. Лоретта еще не легла спать — ждала его. Встречая его, она вышла из своей комнаты. Она не стала его ни о чем спрашивать. Она просто гладила его, понимая, что большая близость сейчас излишняя. И Гарви, убаюканный ее лаской, уснул.
Проваливаясь в сон, он думал о том, как сильно любит ее.
Внизу на земле царила ночь. Но на борту время измерялось по часам, а не по смене света и тьмы. Через каждые девяносто минут «Молотлаб» выходил из полосы дня в полосу ночи и наоборот.
С края планеты виднелась Европа, сплошь испещренная огнями городов. Черная поверхность Атлантического океана занимала половину неба, скрывая за собой ядро и оболочку кометы Хамнер-Брауна. А если посмотреть в противоположном направлении, были видны звезды, сверкающие сквози тонкую дымку. Из-за планеты со всех сторон, куда ни посмотришь — был виден хвост кометы. Хвост обтекал черную Землю — светящиеся голубые, оранжевые и зеленые струи, льющиеся вверх, к наивысшей точке усеянного звездами темного купола неба. Вдали и сбоку, в переплетении неровно колышущихся волн плыл полумесяц — словно бриллиант в обрамлении снопов ракетного пламени. Любоваться этим зрелищем можно было бы бесконечно.
Работу пришлось прервать: настало время обеда. Все внимание Рика Деланти было поглощено развертывающимся за окном ослепительным зрелищем, но ел он много. Все участники полета (как и полагается) потеряли свой вес, но все же именно Рик и никто другой за время своей вынужденной голодовки потерял девять фунтов, и сейчас он старался потерять упущенное. (Это было бы великим достижением — изобрести прибор, измеряющий потерю веса человеком, находящимся в состоянии невесомости).
— Раз у человека есть здоровье, — сказал Рик. — У него есть абсолютно все. Ох и здорово, когда тебя не рвет.
Он уловил, какой изумленный взгляд бросили на него советские космонавты: им никогда не приходилось видеть американских телевизионных рекламных фильмов. А Бейкер про игнорировал Рика.
Где-то в дальнем конце мира — огненный взрыв: взошло Солнце. Рик на несколько мгновений закрыл глаза, а когда открыл их, увидел протянувшуюся к кораблю голубовато-белую радугу. Вчерашний ураган еще бушевал над Индийским океаном — распялился, словно морское чудовище, как их изображали на старинных картах. Тифон… по имени Хильда. Вдали слева виднелся Эверест, виден был горный массив Гималаев.
— Вот это зрелище, мне бы никогда не надоело любоваться им.
— Да, — Леонилла тоже подошла к иллюминатору, встала рядом с Риком. — Отсюда все кажется таким маленьким, хрупким. Будто я могу высунуться и… будто я могу провести пальцем, и на планете останется полоса шириной в сотни километров. Полоса, где все уничтожено. Неприятное ощущение.
— Не забудьте это ощущение. Земля, действительно маленькая и хрупкая, — сказал Джонни Бейкер.
— Вас тревожит комета? — было трудно понять выражение, появившееся на лице Леониллы. Русское лицо, как и русский язык — не тоже самое, как лица и язык американцев.
— Да забудьте вы о комете. Как вы знаете, мы уязвимы, очень уязвимы, нам угрожают гораздо большие опасности, — сказал Джонни. — Вспыхнувшая поблизости новая может полностью стерилизовать Землю, уцелеют разве что бактерии. Или, скажем, может взорваться Солнце. Или может вдруг остыть. Или вся наша галактика может превратиться в галактику Сейферта, и все живое будет уничтожено. Убито.
Леонилла рассмеялась.
— Ну, об этом можем не беспокоится еще тридцать три тысячи лет. Как вам известно, есть такое понятие, как скорость света.
Джонни пожал плечами.
— Хорошо, взрыв произошел тридцать две тысячи девятьсот лет назад. Или — мы и сами можем уничтожить все живое. Химическое загрязнение убьет океан, а тепловое загрязнение…
— Подожди, — сказал Рик. — Тепловое загрязнение, возможно, всего лишь уберегает нас от оледенения. Некоторые полагают, что очередной ледниковый период начался уже несколько столетий назад. Но имеющиеся запасы угля и нефти истощаются.
— Черта с два! Ты меня не переспоришь.
— Атомная война. Столкновение с гигантским метеоритом. Сверхзвуковые самолеты, уничтожающие защитный слой озона, — сказал Петр Яков. — Зачем только мы это делаем?
— Потому что там внизу, мы не чувствуем себя в безопасности, — сказал Бейкер.
— Земля большая, и не настолько уязвима, как кажется, — сказала Леонилла. — Но присущая человеку изобретательность… вот что меня иногда пугает.
— Существует только один выход, — сказал Бейкер. Сказал это очень серьезно. — Нужно выйти за установленные границы. Колонизовать планеты. Не только ближайшие планеты, но и планеты в других звездных системах. Надо построить огромные космические корабли. Разложить наши яйца во множестве корзин. Но это менее вероятно, чем то, что раньше произойдет, какая-нибудь проклятая идиотская случайность… Что какой-нибудь фанатик… что произойдет что-то, что уничтожит нас. Полностью. Уничтожит всю человеческую расу. И этим «чем-то» мы начинаем потихонечку восхищаться!..
— Чем же тут восхищаться? — спросил Яков. — Мне кажется, что вы и я во многом стоим на разных точках зрения. Но если вы выдвинете свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов, моя поддержка вам обеспечена. Я произнесу множество речей, восхваляя вас… но вот голосовать мне позволят.
— А жаль, — сказал Джонни Бейкер, и на мгновение ему вспомнилась судьба Джона Гленна, который занялся политической деятельностью и добился своего. — Пора снова заняться нашей каторжной работой. Кто сейчас выходит брать пробы?
До встречи с ядром Хамнер-Брауна осталось тридцать часов. В телескоп ядро казалось скоплением мелких крупинок, между крупинками большие пространства пустоты. Ученые из ИРД не переставали восторгаться, но Бейкеру и остальным космонавтам все это уже осточертело. Поскольку все вокруг затопило вещество хвоста, допплерово смещение для твердых тел становилось определить все труднее. Подгоняемые давлением солнечного света, газ и пылевые частички мчались прочь от ядра. Мчались с чудовищными скоростями. Комета приближалась к Земле со скоростью около пятидесяти миль в секунду. Обнаружить ее боковое смещение было еще труднее, чем поступательное.
— По прежнему идет прямо на нас, — сообщил Бейкер.
— Наверняка есть какое-то смещение в сторону, — сказал наушник голосом Дана Форрестера.
— Конечно, но определить его мы не можем, — сказал Рик Деланти. — Послушайте, док, мы делаем все, что в наших силах. И результаты передаем вам… должен же быть какой-то полезный выход.
Форрестер тут же принялся извиняться.
— Извините, я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах. Просто очень трудно определить проекционную кривую, не имея достаточно точных данных.
А затем пришлось потратить пять минут, гладя Форрестера по шерстке и уверяя, что никто на него не сердится.
— Бывают минуты, когда я чувствую, что эти гении доведут меня до сумасшедшего дома, — сказал Джонни Бейкер.
— Простейший способ утихомирить их — это дать им то, что они требуют, — сказал Деланти. — Никто не слышал, чтобы он выражал недовольство результатами моих наблюдений.
— Знаешь, куда тебе их следует запихать? — спросил Бейкер.
Деланти перекатил на него свои глаза.
— Куда? — поплыл к Бейкеру: — Вот что, я их представлю в цифровой форме и отпечатаю. А ты дай себе труд просто прочесть их.
Когда утренние наблюдения были закончены, и появилась короткая возможность отдохнуть, Петр Яков покашлял с извиняющейся интонацией.
— У меня есть вопрос, — сказал он. — Мне его давно уже хотелось задать. Пожалуйста, не поймите меня неправильно.
Джонни сообразил, что Петр не торопился задать свой вопрос, пока Леонилла не уйдет в «Союз»и не прикроет плотно за собой крышку люка.
— Конечно. Смелее.
Петр переводил взгляд с одного американца на другого и обратно.
— В наших газетах утверждается, что в Америке черные служат белым, что белые командуют черными. Но мне кажется, что вы сработались друг с другом очень не плохо. В общем прямо говоря, вы считаете себя равными?
Рик фыркнул.
— Нет, черт побери. У него более высокий чин.
— Но в остальных отношениях? — настаивал Петр.
Лицо Рика казалось вполне серьезным — но только не для американца.
— Генерал Бейкер, могу я быть вам ровней?
— А? Ну конечно, Рик, конечно, ты можешь быть мне ровней. Почему ты не желаешь говорить прямо?
— Ну понимаешь, это такой деликатный предмет…
Выражение лица Петра Якова изменилось. Но прежде, чем он успел взорваться, Джонни спросил:
— Вы действительно хотите, чтобы я вам всерьез объяснил, как у нас обстоят дела с меж расовыми взаимоотношениями?
— Если вас это не затруднит.
— Как Леонилла ухищряется мочиться в состоянии невесомости?
— Гм… Я… помогаю.
— Помогаете в чем? — извиваясь всем телом, Леонилла лезла обратно через люк.
— У нас тут маленькая дискуссия, — сказал Джонни. — Не включающая обсуждения никаких государственных секретов.
Леонилла щелкнула запором и испытующе посмотрела на троих мужчин. Джон Бейкер стучал по клавишам карманного компьютера с ручным программированием… Петр Яков широко улыбался, наблюдая за его действием с нескрываемым восхищением… но все трое улыбались широкой раздражающей постороннего улыбкой — улыбкой «а я что-то знаю».
— Вас снабдили хорошей техникой, — сказал русский космонавт. — Поэтому здесь вы космосе, мы кое в чем отстаем от вас.
У Деланти было, похоже, что-то не в порядке с дыханием.
— О, этот карманный компьютер не принадлежит НАСА, — быстро сказал Бейкер. — Он мой.
— Вот как? И дорого он стоит?
— Пару сотен долларов, — сказал Бейкер. — Гм, в рублях это получается много, а вот если подсчитать, сколько человеку нужно работать, чтобы купить его, выходит поменьше. Пожалуй, недельный заработок среднего служащего. Для того, кому нужен такой компьютер, это недорого.
Если б у меня были деньги, сколько б мне пришлось ждать, чтобы купить его? — спросила Леонилла.
— Примерно пять минут, — сказал Бейкер. — В магазине там внизу, на Земле. Если вы совершаете покупку, находясь здесь, это займет несколько больше.
Леонилла рассмеялась.
— Я имела в виду — внизу… Их можно… вот такие… просто купить в магазине?
— Если у вас есть деньги. Или вы пользуетесь кредитом. Надежным кредитом. Впрочем, кредит может быть и не совсем надежным, — объяснил Бейкер. — Ну так что? Вам нужен такой компьютер? Черт возьми, мы изыщем возможность, чтобы он у вас был. Вам тоже нужен, Петр?
— Это действительно возможно?
— Конечно. Это не трудно, — сказал Бейкер. — Я свяжусь с человеком из отдела по связям с общественностью из «Приборов Техаса». Вам будет вручена пара таких компьютеров. Для «Техас инструмент» это послужит хорошей рекламой. После этого торговля у них пойдет лучше. Но, может, вам бы больше хотелось иметь компьютер «Хьюлетт Паккард»? У них несколько иная система обозначений, но зато более скоростное быстродействие…
— Вот что меня смущает, — сказал Петр, — две различные компании, производящие равно великолепную технику. Соперничающие между собой компании. По-моему это расточительство.
— Может быть, и расточительство, — сказал Рик Деланти. — Но зато я могу пойти в любой магазин электронного оборудования и свободно купить компьютер, который мне нравится.
— Никакой политики, — предупредил Джонни Бейкер.
— Здесь нет никакой политики.
Воцарилась неловкая тишина. Петр Яков подплыл к камере, снимающей в ультрафиолетовом свете. Ласково погладил ее:
— Какая точная. Какая сложная, и все на электронике. С вашей американской техникой действительно приятно работать. — Он обвел рукой «Молотлаб», заполненный контейнерами с растущими кристаллами, съемочными камерами, радарами и записывающими приборами: — Просто удивляет, как много нового мы узнали за время этого недолгого совместного полета. Узнали благодаря вашему великолепному оборудованию. Так много узнали, как, думаю, не удалось ни одному из предыдущих «Союзов».
— Много? — голос Леониллы Малик звучал саркастически. — Много — и даже больше, чем вы имели в виду. — Голос ее был пронизан такой горечью, что все трое мужчин застыли в изумлении. — Наши космонавты совершают полет ради полета. Они летят в качестве пассажира, просто чтобы доказать, что мы способны посылать людей в космос, и что некоторые из них могут даже вернуться на Землю живыми. Все, что мы дали для этого полета, это пища, вода и кислород для экипажа… и добавили еще один корабль к вашим двум.
— Он необходим был для этой экспедиции, ваш корабль, — сказал Рик Деланти. — У вас тоже очень хороший корабль.
— Да, но этим и ограничивается наш вклад в экспедицию. А поскольку мы развиваем программу космического исследования…
Яков прервал ее, быстро сказав что-то по-русски. Он говорил слишком быстро, чтобы Джонни и Рик не могли разобрать сказанное, но общий смысл был очевидный.
Леонилла ответила одним словом — коротким, резким и затем продолжала: — Марксизм в качестве своей основы берет объективную реальность, не так ли? Мы развиваем свои программы космических исследований. Сергей Королев был одним из величайших гениев за всю историю человечества! Он мог превратить нашу программу исследований космоса в могущественнейшее средство познания мира, но этим психам из Кремля хотелось эффектного! Хрущев приказал начать представление — ему хотелось посрамить американцев. И вместо того, чтобы продвигаться вперед, развивать свои возможности, мы начали демонстрировать миру цирковые трюки! Мы первыми вывели одновременно трех человек на орбиту… но для этого из корабля пришлось выкинуть все научно-исследовательское оборудование! И лишь после того как оно было выкинуто, в корабль удалось пихнуть третьего члена экипажа. Человека очень маленького роста… Впихнули в кабину, рассчитанную на двух человек… И все это ради одного полета на орбите! Цирковое представление! Мы могли бы первыми совершить высадку на Луну, но пока что мы все еще лишь готовимся к этому полету!
— Товарищ Малик!
Леонилла пожала плечами:
— Вы услышали что-нибудь новое? Нет. Полагаю, что нет. Мы продолжали давать эффективные представления, пользовались каждым удобным случаем, лишь бы о нас кричали газеты — и вот сегодня лучший пилот Советского Союза не может состыковать свой корабль с другим кораблем! А вот вы… вы предлагаете, чтобы нам дали, чтобы нас, так сказать, наградили игрушками, которые не могут создать лучшие инженеры Советского Союза… и которые они даже не могут купить для себя!
— Эй, это не означает, что вы в чем-то хуже нас, — вмешался Джонни Бейкер.
Яков что-то сказал коротко по-русски и отвернулся, всем своим видом выказывая крайнее неудовольствие. Рик Деланти сочувственно покачал головой. Что это вдруг на Леониллу нашло?
Все вели себя очень тихо и были друг с другом подчеркнуто вежливы, пока Леонилла не вернулась обратно в «Союз». Бейкер и Деланти обменялись взглядами. Слов им не потребовалось. Джонни Бейкер отплыл в угол, где какой-то работой занимался Яков.
— Нам нужно поговорить напрямую, — сказал Джонни.
— Слушаю?
— Вы не собираетесь создавать для нее трудности, а? Я имею в виду, вряд ли нужно докладывать обо всем, что происходит здесь.
— Конечно, не нужно, — согласился Яков. Пожал плечами. — Мы все здесь — мужчины. И знаем, что через каждые двадцать восемь дней женщина начинает вести себя очень нелогично. Это знает любой женатый мужчина.
— Да, должно быть этим все и объясняется, — сказал Джонни Бейкер и снова обменялся взглядами с Деланти.
— А кроме того, ее воспитало государство, — сказал Яков. — Ее отец и мать умерли, когда она была еще маленькая. Поэтому неудивительно, конечно, что ей бы хотелось, чтобы наша страна добилась больших успехов, чем те, которые достигнуты в настоящее время.
— Разумеется.
Разумеется, подумал Рик Деланти. Дерьмо коровье. Если она тяжело переносит свое женское недомогание, то почему она не сообщила об этом руководителям полета, чтобы русские послали в космос кого-либо другого или другую? Почему она этого не сделала? Я бы доложил своему руководству о том, что подвержен космической болезни, если б знал об этом заранее. Наверняка я бы так и сделал…
В чем бы не состояли затруднения Леониллы, будет разумно в следующие несколько дней относиться к ней особенно бережно. Дьявольщина, а комета Хамнер-Брауна уже так близко!
Барри Прайс положил телефонную трубку. Глаза его были восторженные. Вошла Долорес, неся кофе. — Знаешь, что произойдет в следующий вторник?! — радостно крикнул Барри.
— Комета столкнется с Землей.
— Что? Нет, нет, я серьезно. Мы введем в действие следующую очередь. Решение последнего судебного разбирательства признано необоснованным. Ядерный центр Сан-Иоаквин будет запущен на полную мощность.
Ему казалось, что Долорес должна обрадоваться, но она вовсе не обрадовалась.
— Наверное будет торжественная церемония ввода в действие? — спросила она.
— Нет, все будет обставлено без шума. А почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что во вторник меня здесь не будет. Если только у тебя не возникнет крайняя необходимость в моем присутствии.
Барри нахмурился.
— Ты всегда мне крайне необходима…
— Пора бы уже привыкнуть, — сказала Долорес, и похлопала себя по животу. Живот еще не сделался выпуклым, но Барри был в курсе. — Во всяком случае мне надо быть в Лос-Анджелесе, хочу показаться доктору Стоуну. И я еще хотела задержаться там, чтобы повидаться с матерью. Я думала вернуться сюда ночью во вторник.
— Хорошо милая…
— Да?
— Ты ведь сохранишь ребенка, правда?
— Да. Я хочу его сохранить.
— Тогда выходи за меня замуж.
— Нет, спасибо. Мы оба уже испробовали, что такое семейная жизнь, и нам не понравилось.
— Но испробовали не друг с другом, — сказал он. Он хотел, чтобы его голос звучал настойчиво, но прозвучало в нем облегчение. Но все же…
— А каково будет ребенку? Ребенку, не имеющему отца?
Долорес рассмеялась:
— Он появится не в результате партеногенеза. Я почти уверена, что отец у него есть. Я даже догадываюсь, кто этот отец.
— О, черт возьми, ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.
— Конечно, понимаю, — она поставила чашку с кофе на письменный стол и перелистнула перекидной календарь Барри. — Тебе предстоит завтрак с заместителем губернатора. Не забудь.
— А, тот самый слабоумный. Если что-нибудь и могло вывести меня из этого эйфорического состояния, то это то, о чем ты напомнила. Но я буду паинькой. Ты и поверить не сможешь, каким я буду паинькой.
— Комета столкнется с нами, — твердо сказала Лоретта. — Я это знаю.
— Нет. Шансы на столкновение — один против сотен, тысяч.
— А тогда зачем это? — спросила Лоретта, попав в самую точку. — Моя кухня просто завалена разрезанным на кусочки сырым мясом. Завалена.
— Просто на всякий случай, — сказал Гарви. — Про запас. А если нам оно не понадобиться, его сможет взять в поход Энди, — и снова занялся своей работой.
Индейский способ приготовления вяленного мяса — не из самых легких и лучших. Индейцы вялили мясо на слабом огне, либо — если лето — на солнце, и не особо заботились о качестве получавшегося продукта. Гораздо лучше использовать современную кухонную плиту, доведя температуру в духовке до 100 — 120 градусов. Мясо, нарезанное тонкими полосками, надо оставить в духовке на двадцать четыре часа. Отнюдь не имеется в виду, что таким образом мясо окажется готовым к потреблению, нет, имеется в виду, что оно будет как следует высушено. И твердым, как кость. Если заострить кончик ломтя такого мяса, то им можно убить человека. А хранить его можно практически вечно.
Только вяленным мясом можно питаться не долговечно. Если сдобрить эту диету витаминами, то на нем можно протянуть гораздо дольше. Но все равно безрадостно, скучно. Итак? Но если молот ударит, умирать, главным образом, будут отнюдь не от скуки…
Что касается углеводов, то у Гарви есть овсяная крупа. Похоже, больше никто в Беверли-Хилз об углеводах не вспомнил. А крупа есть еще в нескольких магазинах. Кроме того, Гарви обнаружил, что у него есть мешок кукурузной муки. Жаль, нет пшеничной или ржаной муки…
Жир, срезанный с мяса, Гарви вбил в пеммикан. Добавил туда чуть сахара (сахара в доме много), соль, перца. Для вкуса подмешал уоркестерского соуса. Итак, можно считать, что частично мясо уже приготовлено. Добавил туда еще жира, вытопленного из помещенного в духовку мяса. Частью жира обмазал копченую грудинку. Жир, покрывающий грудинку, защищает ее от воздуха. Грудинка теперь может долго храниться, не протухая.
С едой достаточно, решил Гарви. На очереди вода. Он вышел к плавательному бассейну. Прошлой ночью Гарви поставил его на просушку. Сейчас бассейн был почти сух, и Гарви начал заполнять его снова. Хлор на этот раз в воду он добавлять не стал. Когда бассейн полностью заполнился, Гарви накрыл его крышкой, чтобы предохранить его то падения листьев и грязи.
Воды для питья тут хватит надолго, подумал он. Кроме того есть емкости водоподогревателя. Кроме того… Он порылся в гараже и нашел несколько старых пластмассовых бутылок. В нескольких бутылках раньше хранилась хлорная известь, и они еще сохранили ее запах. Отлично. Не промывая Гарви заполнил их водой. Остальные бутылки он тщательно вымыл. Теперь, если даже в бассейне не останется воды, какой-то запас ее есть.
Ешь, пей. Что там дальше? Спи. Ну, с этим затруднений не будет. Гарви Рэнделл никогда ничего не выбрасывал, и помимо обычного спального мешка у него были: армейский, для полярных условий спальный мешок, спальный мешок облегченного типа, спальный мешок с прокладкой и старый спальный мешок Энди. Имелся даже спальный мешок, который он купил для того единственного раза, когда Лоретта попыталась принять участие в турпоходе. Гарви собрал все мешки, вытащил их наружу и развесил его на бельевой веревке. Солнечное тепло и свет. Простейший и наиболее эффективный из известных человеку способов использования солнечной энергии. Вывешенная на открытый воздух одежда сохнет лучше, чем в электрических или газовых сушилках. Разумеется, лишь не многие из «защитников окружающей среды» сушат свою одежду или белье именно таким образом: они слишком заняты, прыгая среди этой самой среды. А ведь я пристрастен. Почему?
Потому, что я заразился Страхом Молота, и моя жена это знает. Лоретта думает, что я схожу с ума. Я пугаю ее. Она решила, что я твердо уверовал, что столкновение неизбежно.
И чем дальше продвигалась подготовка Гарви к Удару Молота, тем этот удар становился для него реальнее. Я уже пугаю сам себя, подумал он. Надо не забыть об этом, когда я буду писать свою книгу. «Страх Молота»…
— Эй, цыпленок…
— Что милый?
— Не гляди на меня так встревоженно. Я провожу исследование.
— Какое исследование? — и Лоретта принесла ему пива.
— Я изучаю проблему «Страх Молота». Собираюсь написать на эту тему книгу — после того, как комета пройдет мимо. Так что все это — работа. Возможно, даже, у меня получиться бестселлер.
— Вот как. Замечательно, если у тебя появится книга. Люди относятся к авторам книг уважительно.
Верно, подумал Гарви, этого уважения они заслуживают — иногда. О'кей. Теперь проблемы «есть», «спать»и «пить» разрешены… Остались «сражаться»и «убегать».
Сражаться. С этим хуже. В глубине души Гарви не доверял огнестрельному оружию. Значит — либо дробовик, либо спортивный пистолет. Никакое огнестрельное оружие не внушает Гарви Рэнделлу подлинного доверия. И неважно, насколько это оружие может оказаться полезным для других. Как и неважно, насколько искусным может оказаться он сам, Гарви, во владении этим оружием. А вообще, во время войны Гарви Рэнделл был не солдатом, а военным корреспондентом.
Но есть такое оружие: подкуп. Я могу без затруднений закупить достаточное количество спиртных напитков и пряностей. Буду держаться именно этой политики: то, что для нас сейчас обыденно и привычно, через несколько лет станет предметом роскоши, напитки и пряности сделаются буквально бесценными. В течении столетий по всей Европе цена черного перца оставалась на одном и том же уровне: перец продавался за золото, по весу — унция за унцию. А ведь никому не пришла в голову мысль: обеспечить себя запасами перца.
Гарви почувствовал гордость, он гордился своей идеей.
Итак. Остается «убегать». Вездеход приведен в наилучшее состоянии, какое только можно. Какого только я смог добиться. Если что — наверх можно будет погрузить мотоцикл. И впереди еще есть воскресенье, чтобы сделать то, о чем я раньше не догадывался.
Гарви вернулся в дом. Он был выжат досуха, вымотался, но чувствовал удовлетворение. Он еще не полностью подготовился, но, по крайней мере, с правом может считать, что определенная подготовка уже проведена. И подготовился он много лучше подавляющего большинства остальных. Лоретта еще не легла спать — ждала его. Встречая его, она вышла из своей комнаты. Она не стала его ни о чем спрашивать. Она просто гладила его, понимая, что большая близость сейчас излишняя. И Гарви, убаюканный ее лаской, уснул.
Проваливаясь в сон, он думал о том, как сильно любит ее.
ИЮНЬ: ЧЕТЫРЕ
Земля — слишком маленькая и хрупкая корзина,
чтобы человечество складывало в нее все яйца.
Роберт А.Хайнлайн.
Внизу на земле царила ночь. Но на борту время измерялось по часам, а не по смене света и тьмы. Через каждые девяносто минут «Молотлаб» выходил из полосы дня в полосу ночи и наоборот.
С края планеты виднелась Европа, сплошь испещренная огнями городов. Черная поверхность Атлантического океана занимала половину неба, скрывая за собой ядро и оболочку кометы Хамнер-Брауна. А если посмотреть в противоположном направлении, были видны звезды, сверкающие сквози тонкую дымку. Из-за планеты со всех сторон, куда ни посмотришь — был виден хвост кометы. Хвост обтекал черную Землю — светящиеся голубые, оранжевые и зеленые струи, льющиеся вверх, к наивысшей точке усеянного звездами темного купола неба. Вдали и сбоку, в переплетении неровно колышущихся волн плыл полумесяц — словно бриллиант в обрамлении снопов ракетного пламени. Любоваться этим зрелищем можно было бы бесконечно.
Работу пришлось прервать: настало время обеда. Все внимание Рика Деланти было поглощено развертывающимся за окном ослепительным зрелищем, но ел он много. Все участники полета (как и полагается) потеряли свой вес, но все же именно Рик и никто другой за время своей вынужденной голодовки потерял девять фунтов, и сейчас он старался потерять упущенное. (Это было бы великим достижением — изобрести прибор, измеряющий потерю веса человеком, находящимся в состоянии невесомости).
— Раз у человека есть здоровье, — сказал Рик. — У него есть абсолютно все. Ох и здорово, когда тебя не рвет.
Он уловил, какой изумленный взгляд бросили на него советские космонавты: им никогда не приходилось видеть американских телевизионных рекламных фильмов. А Бейкер про игнорировал Рика.
Где-то в дальнем конце мира — огненный взрыв: взошло Солнце. Рик на несколько мгновений закрыл глаза, а когда открыл их, увидел протянувшуюся к кораблю голубовато-белую радугу. Вчерашний ураган еще бушевал над Индийским океаном — распялился, словно морское чудовище, как их изображали на старинных картах. Тифон… по имени Хильда. Вдали слева виднелся Эверест, виден был горный массив Гималаев.
— Вот это зрелище, мне бы никогда не надоело любоваться им.
— Да, — Леонилла тоже подошла к иллюминатору, встала рядом с Риком. — Отсюда все кажется таким маленьким, хрупким. Будто я могу высунуться и… будто я могу провести пальцем, и на планете останется полоса шириной в сотни километров. Полоса, где все уничтожено. Неприятное ощущение.
— Не забудьте это ощущение. Земля, действительно маленькая и хрупкая, — сказал Джонни Бейкер.
— Вас тревожит комета? — было трудно понять выражение, появившееся на лице Леониллы. Русское лицо, как и русский язык — не тоже самое, как лица и язык американцев.
— Да забудьте вы о комете. Как вы знаете, мы уязвимы, очень уязвимы, нам угрожают гораздо большие опасности, — сказал Джонни. — Вспыхнувшая поблизости новая может полностью стерилизовать Землю, уцелеют разве что бактерии. Или, скажем, может взорваться Солнце. Или может вдруг остыть. Или вся наша галактика может превратиться в галактику Сейферта, и все живое будет уничтожено. Убито.
Леонилла рассмеялась.
— Ну, об этом можем не беспокоится еще тридцать три тысячи лет. Как вам известно, есть такое понятие, как скорость света.
Джонни пожал плечами.
— Хорошо, взрыв произошел тридцать две тысячи девятьсот лет назад. Или — мы и сами можем уничтожить все живое. Химическое загрязнение убьет океан, а тепловое загрязнение…
— Подожди, — сказал Рик. — Тепловое загрязнение, возможно, всего лишь уберегает нас от оледенения. Некоторые полагают, что очередной ледниковый период начался уже несколько столетий назад. Но имеющиеся запасы угля и нефти истощаются.
— Черта с два! Ты меня не переспоришь.
— Атомная война. Столкновение с гигантским метеоритом. Сверхзвуковые самолеты, уничтожающие защитный слой озона, — сказал Петр Яков. — Зачем только мы это делаем?
— Потому что там внизу, мы не чувствуем себя в безопасности, — сказал Бейкер.
— Земля большая, и не настолько уязвима, как кажется, — сказала Леонилла. — Но присущая человеку изобретательность… вот что меня иногда пугает.
— Существует только один выход, — сказал Бейкер. Сказал это очень серьезно. — Нужно выйти за установленные границы. Колонизовать планеты. Не только ближайшие планеты, но и планеты в других звездных системах. Надо построить огромные космические корабли. Разложить наши яйца во множестве корзин. Но это менее вероятно, чем то, что раньше произойдет, какая-нибудь проклятая идиотская случайность… Что какой-нибудь фанатик… что произойдет что-то, что уничтожит нас. Полностью. Уничтожит всю человеческую расу. И этим «чем-то» мы начинаем потихонечку восхищаться!..
— Чем же тут восхищаться? — спросил Яков. — Мне кажется, что вы и я во многом стоим на разных точках зрения. Но если вы выдвинете свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов, моя поддержка вам обеспечена. Я произнесу множество речей, восхваляя вас… но вот голосовать мне позволят.
— А жаль, — сказал Джонни Бейкер, и на мгновение ему вспомнилась судьба Джона Гленна, который занялся политической деятельностью и добился своего. — Пора снова заняться нашей каторжной работой. Кто сейчас выходит брать пробы?
До встречи с ядром Хамнер-Брауна осталось тридцать часов. В телескоп ядро казалось скоплением мелких крупинок, между крупинками большие пространства пустоты. Ученые из ИРД не переставали восторгаться, но Бейкеру и остальным космонавтам все это уже осточертело. Поскольку все вокруг затопило вещество хвоста, допплерово смещение для твердых тел становилось определить все труднее. Подгоняемые давлением солнечного света, газ и пылевые частички мчались прочь от ядра. Мчались с чудовищными скоростями. Комета приближалась к Земле со скоростью около пятидесяти миль в секунду. Обнаружить ее боковое смещение было еще труднее, чем поступательное.
— По прежнему идет прямо на нас, — сообщил Бейкер.
— Наверняка есть какое-то смещение в сторону, — сказал наушник голосом Дана Форрестера.
— Конечно, но определить его мы не можем, — сказал Рик Деланти. — Послушайте, док, мы делаем все, что в наших силах. И результаты передаем вам… должен же быть какой-то полезный выход.
Форрестер тут же принялся извиняться.
— Извините, я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах. Просто очень трудно определить проекционную кривую, не имея достаточно точных данных.
А затем пришлось потратить пять минут, гладя Форрестера по шерстке и уверяя, что никто на него не сердится.
— Бывают минуты, когда я чувствую, что эти гении доведут меня до сумасшедшего дома, — сказал Джонни Бейкер.
— Простейший способ утихомирить их — это дать им то, что они требуют, — сказал Деланти. — Никто не слышал, чтобы он выражал недовольство результатами моих наблюдений.
— Знаешь, куда тебе их следует запихать? — спросил Бейкер.
Деланти перекатил на него свои глаза.
— Куда? — поплыл к Бейкеру: — Вот что, я их представлю в цифровой форме и отпечатаю. А ты дай себе труд просто прочесть их.
Когда утренние наблюдения были закончены, и появилась короткая возможность отдохнуть, Петр Яков покашлял с извиняющейся интонацией.
— У меня есть вопрос, — сказал он. — Мне его давно уже хотелось задать. Пожалуйста, не поймите меня неправильно.
Джонни сообразил, что Петр не торопился задать свой вопрос, пока Леонилла не уйдет в «Союз»и не прикроет плотно за собой крышку люка.
— Конечно. Смелее.
Петр переводил взгляд с одного американца на другого и обратно.
— В наших газетах утверждается, что в Америке черные служат белым, что белые командуют черными. Но мне кажется, что вы сработались друг с другом очень не плохо. В общем прямо говоря, вы считаете себя равными?
Рик фыркнул.
— Нет, черт побери. У него более высокий чин.
— Но в остальных отношениях? — настаивал Петр.
Лицо Рика казалось вполне серьезным — но только не для американца.
— Генерал Бейкер, могу я быть вам ровней?
— А? Ну конечно, Рик, конечно, ты можешь быть мне ровней. Почему ты не желаешь говорить прямо?
— Ну понимаешь, это такой деликатный предмет…
Выражение лица Петра Якова изменилось. Но прежде, чем он успел взорваться, Джонни спросил:
— Вы действительно хотите, чтобы я вам всерьез объяснил, как у нас обстоят дела с меж расовыми взаимоотношениями?
— Если вас это не затруднит.
— Как Леонилла ухищряется мочиться в состоянии невесомости?
— Гм… Я… помогаю.
— Помогаете в чем? — извиваясь всем телом, Леонилла лезла обратно через люк.
— У нас тут маленькая дискуссия, — сказал Джонни. — Не включающая обсуждения никаких государственных секретов.
Леонилла щелкнула запором и испытующе посмотрела на троих мужчин. Джон Бейкер стучал по клавишам карманного компьютера с ручным программированием… Петр Яков широко улыбался, наблюдая за его действием с нескрываемым восхищением… но все трое улыбались широкой раздражающей постороннего улыбкой — улыбкой «а я что-то знаю».
— Вас снабдили хорошей техникой, — сказал русский космонавт. — Поэтому здесь вы космосе, мы кое в чем отстаем от вас.
У Деланти было, похоже, что-то не в порядке с дыханием.
— О, этот карманный компьютер не принадлежит НАСА, — быстро сказал Бейкер. — Он мой.
— Вот как? И дорого он стоит?
— Пару сотен долларов, — сказал Бейкер. — Гм, в рублях это получается много, а вот если подсчитать, сколько человеку нужно работать, чтобы купить его, выходит поменьше. Пожалуй, недельный заработок среднего служащего. Для того, кому нужен такой компьютер, это недорого.
Если б у меня были деньги, сколько б мне пришлось ждать, чтобы купить его? — спросила Леонилла.
— Примерно пять минут, — сказал Бейкер. — В магазине там внизу, на Земле. Если вы совершаете покупку, находясь здесь, это займет несколько больше.
Леонилла рассмеялась.
— Я имела в виду — внизу… Их можно… вот такие… просто купить в магазине?
— Если у вас есть деньги. Или вы пользуетесь кредитом. Надежным кредитом. Впрочем, кредит может быть и не совсем надежным, — объяснил Бейкер. — Ну так что? Вам нужен такой компьютер? Черт возьми, мы изыщем возможность, чтобы он у вас был. Вам тоже нужен, Петр?
— Это действительно возможно?
— Конечно. Это не трудно, — сказал Бейкер. — Я свяжусь с человеком из отдела по связям с общественностью из «Приборов Техаса». Вам будет вручена пара таких компьютеров. Для «Техас инструмент» это послужит хорошей рекламой. После этого торговля у них пойдет лучше. Но, может, вам бы больше хотелось иметь компьютер «Хьюлетт Паккард»? У них несколько иная система обозначений, но зато более скоростное быстродействие…
— Вот что меня смущает, — сказал Петр, — две различные компании, производящие равно великолепную технику. Соперничающие между собой компании. По-моему это расточительство.
— Может быть, и расточительство, — сказал Рик Деланти. — Но зато я могу пойти в любой магазин электронного оборудования и свободно купить компьютер, который мне нравится.
— Никакой политики, — предупредил Джонни Бейкер.
— Здесь нет никакой политики.
Воцарилась неловкая тишина. Петр Яков подплыл к камере, снимающей в ультрафиолетовом свете. Ласково погладил ее:
— Какая точная. Какая сложная, и все на электронике. С вашей американской техникой действительно приятно работать. — Он обвел рукой «Молотлаб», заполненный контейнерами с растущими кристаллами, съемочными камерами, радарами и записывающими приборами: — Просто удивляет, как много нового мы узнали за время этого недолгого совместного полета. Узнали благодаря вашему великолепному оборудованию. Так много узнали, как, думаю, не удалось ни одному из предыдущих «Союзов».
— Много? — голос Леониллы Малик звучал саркастически. — Много — и даже больше, чем вы имели в виду. — Голос ее был пронизан такой горечью, что все трое мужчин застыли в изумлении. — Наши космонавты совершают полет ради полета. Они летят в качестве пассажира, просто чтобы доказать, что мы способны посылать людей в космос, и что некоторые из них могут даже вернуться на Землю живыми. Все, что мы дали для этого полета, это пища, вода и кислород для экипажа… и добавили еще один корабль к вашим двум.
— Он необходим был для этой экспедиции, ваш корабль, — сказал Рик Деланти. — У вас тоже очень хороший корабль.
— Да, но этим и ограничивается наш вклад в экспедицию. А поскольку мы развиваем программу космического исследования…
Яков прервал ее, быстро сказав что-то по-русски. Он говорил слишком быстро, чтобы Джонни и Рик не могли разобрать сказанное, но общий смысл был очевидный.
Леонилла ответила одним словом — коротким, резким и затем продолжала: — Марксизм в качестве своей основы берет объективную реальность, не так ли? Мы развиваем свои программы космических исследований. Сергей Королев был одним из величайших гениев за всю историю человечества! Он мог превратить нашу программу исследований космоса в могущественнейшее средство познания мира, но этим психам из Кремля хотелось эффектного! Хрущев приказал начать представление — ему хотелось посрамить американцев. И вместо того, чтобы продвигаться вперед, развивать свои возможности, мы начали демонстрировать миру цирковые трюки! Мы первыми вывели одновременно трех человек на орбиту… но для этого из корабля пришлось выкинуть все научно-исследовательское оборудование! И лишь после того как оно было выкинуто, в корабль удалось пихнуть третьего члена экипажа. Человека очень маленького роста… Впихнули в кабину, рассчитанную на двух человек… И все это ради одного полета на орбите! Цирковое представление! Мы могли бы первыми совершить высадку на Луну, но пока что мы все еще лишь готовимся к этому полету!
— Товарищ Малик!
Леонилла пожала плечами:
— Вы услышали что-нибудь новое? Нет. Полагаю, что нет. Мы продолжали давать эффективные представления, пользовались каждым удобным случаем, лишь бы о нас кричали газеты — и вот сегодня лучший пилот Советского Союза не может состыковать свой корабль с другим кораблем! А вот вы… вы предлагаете, чтобы нам дали, чтобы нас, так сказать, наградили игрушками, которые не могут создать лучшие инженеры Советского Союза… и которые они даже не могут купить для себя!
— Эй, это не означает, что вы в чем-то хуже нас, — вмешался Джонни Бейкер.
Яков что-то сказал коротко по-русски и отвернулся, всем своим видом выказывая крайнее неудовольствие. Рик Деланти сочувственно покачал головой. Что это вдруг на Леониллу нашло?
Все вели себя очень тихо и были друг с другом подчеркнуто вежливы, пока Леонилла не вернулась обратно в «Союз». Бейкер и Деланти обменялись взглядами. Слов им не потребовалось. Джонни Бейкер отплыл в угол, где какой-то работой занимался Яков.
— Нам нужно поговорить напрямую, — сказал Джонни.
— Слушаю?
— Вы не собираетесь создавать для нее трудности, а? Я имею в виду, вряд ли нужно докладывать обо всем, что происходит здесь.
— Конечно, не нужно, — согласился Яков. Пожал плечами. — Мы все здесь — мужчины. И знаем, что через каждые двадцать восемь дней женщина начинает вести себя очень нелогично. Это знает любой женатый мужчина.
— Да, должно быть этим все и объясняется, — сказал Джонни Бейкер и снова обменялся взглядами с Деланти.
— А кроме того, ее воспитало государство, — сказал Яков. — Ее отец и мать умерли, когда она была еще маленькая. Поэтому неудивительно, конечно, что ей бы хотелось, чтобы наша страна добилась больших успехов, чем те, которые достигнуты в настоящее время.
— Разумеется.
Разумеется, подумал Рик Деланти. Дерьмо коровье. Если она тяжело переносит свое женское недомогание, то почему она не сообщила об этом руководителям полета, чтобы русские послали в космос кого-либо другого или другую? Почему она этого не сделала? Я бы доложил своему руководству о том, что подвержен космической болезни, если б знал об этом заранее. Наверняка я бы так и сделал…
В чем бы не состояли затруднения Леониллы, будет разумно в следующие несколько дней относиться к ней особенно бережно. Дьявольщина, а комета Хамнер-Брауна уже так близко!
Барри Прайс положил телефонную трубку. Глаза его были восторженные. Вошла Долорес, неся кофе. — Знаешь, что произойдет в следующий вторник?! — радостно крикнул Барри.
— Комета столкнется с Землей.
— Что? Нет, нет, я серьезно. Мы введем в действие следующую очередь. Решение последнего судебного разбирательства признано необоснованным. Ядерный центр Сан-Иоаквин будет запущен на полную мощность.
Ему казалось, что Долорес должна обрадоваться, но она вовсе не обрадовалась.
— Наверное будет торжественная церемония ввода в действие? — спросила она.
— Нет, все будет обставлено без шума. А почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что во вторник меня здесь не будет. Если только у тебя не возникнет крайняя необходимость в моем присутствии.
Барри нахмурился.
— Ты всегда мне крайне необходима…
— Пора бы уже привыкнуть, — сказала Долорес, и похлопала себя по животу. Живот еще не сделался выпуклым, но Барри был в курсе. — Во всяком случае мне надо быть в Лос-Анджелесе, хочу показаться доктору Стоуну. И я еще хотела задержаться там, чтобы повидаться с матерью. Я думала вернуться сюда ночью во вторник.
— Хорошо милая…
— Да?
— Ты ведь сохранишь ребенка, правда?
— Да. Я хочу его сохранить.
— Тогда выходи за меня замуж.
— Нет, спасибо. Мы оба уже испробовали, что такое семейная жизнь, и нам не понравилось.
— Но испробовали не друг с другом, — сказал он. Он хотел, чтобы его голос звучал настойчиво, но прозвучало в нем облегчение. Но все же…
— А каково будет ребенку? Ребенку, не имеющему отца?
Долорес рассмеялась:
— Он появится не в результате партеногенеза. Я почти уверена, что отец у него есть. Я даже догадываюсь, кто этот отец.
— О, черт возьми, ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.
— Конечно, понимаю, — она поставила чашку с кофе на письменный стол и перелистнула перекидной календарь Барри. — Тебе предстоит завтрак с заместителем губернатора. Не забудь.
— А, тот самый слабоумный. Если что-нибудь и могло вывести меня из этого эйфорического состояния, то это то, о чем ты напомнила. Но я буду паинькой. Ты и поверить не сможешь, каким я буду паинькой.