Нивен Ларри. Молот Люцифера

   — Когда ж это кончится?! Когда?! — закричал кто-то. Шарпс едва смог расслышать этот крик.
   Наконец тряска начала стихать. Шарпс продолжал неподвижно лежать. Ему не хотелось испытывать судьбу. От парковочной стоянки осталось немного, и это немногое превратилось в крутой откос с горбом посредине. Теперь у Шарпса было время на то, чтобы подумать, кто же там стоял на лестнице за спинами телеоператоров. Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Те люди исчезли вместе с телевизионщиками. Все, кто находился в радиусе пятидесяти футов от лестницы, исчезли. Их погреб оползень, похоронили обломки автомобилей.
   День начал темнеть. Просто на глазах темнеть. Шарпс посмотрел на небо.
   Черная завеса, крутясь, затягивала небо. И в черных, беспорядочно мечущихся тучах вспыхивали молнии — множество молний, одновременно десятки и сотни.
   Вспыхнувшая молния расколола видневшееся справа дерево. Без малейшего промежутка ударил оглушительный раскат грома, в воздухе запахло озоном. Холмы впереди были опоясаны множеством молний.
   — Ты знаешь, куда мы едем? — спросил Тим Хамнер.
   — Нет, — Эйлин, не снижая скорости, гнала машину вдоль пустых, залитых дождем улиц. — Где-то там должна быть дорога, ведущая в горы. Я там бывала пару раз.
   Слева стояли дома, в основном они остались неповрежденными. Справа виднелись горы Вердуго. Маленькие улочки, квартала на два, кажется, уходили в глубь гор, и в начале каждой улочки был вывешен знак «тупик». Если бы не дождь и не молнии, все здесь выглядело бы так, как обычно. Дождь был вездесущ. На домах, в основном старых, оштукатуренных, выстроенных в испанском стиле, видимых повреждений не было.
   — Ага! — закричала Эйлин. Она круто свернула направо. Асфальтовая дорога, извиваясь, шла у подножия высокого утеса. Этот утес был далеко выдвинутым отрогом видневшихся впереди гор — гор, омытых дождем и светом молний. Извилистая дорога вела все вперед и вперед, и вскоре уже ничего нельзя было разглядеть, кроме неясно вырисовывающихся впереди гор и — слева — площадки для игры в гольф. Не было видно ни людей, ни машин.
   Поворот, снова поворот, и Эйлин нажала на тормоза. Автомобиль забуксовал, остановился. Дорогу преградил оползень. Обломки камней и грязь — футов десять в высоту, может быть, больше.
   — Пойдем пешком, — сказал Тим. Он посмотрел на сверкающие впереди молнии, поежился.
   — Дорога продолжается далеко отсюда, — сказала Эйлин. — Может быть, до самой вершины гор. — Она показала налево, на проволочный забор, ограждающий площадку для гольфа. — Нужно проделать дыру в этом заборе.
   — Чем? — спросил Тим, но все же вылез из машины. Дождь почти мгновенно вымочил его до нитки. Тим беспомощно застыл. Эйлин вылезла с другой стороны и вытащила из багажника набор гаечных ключей.
   Потом она достала домкрат, несколько осветительных ракет и старый дождевик. Дождевик был весь в масле, будто им вытирали двигатель. Эйлин отсоединила рукоятку домкрата.
   — Попробуй этим. Тим, у нас не так много времени…
   — Знаю.
   Хамнер взял тонкий металлический стержень и подошел к забору. Он стоял беспомощно, постукивая по сетке рукояткой. Задача казалась невыполнимой. Он услышал, как хлопнула сетка багажника, затем хлопнула дверца. Затем — шум включенного двигателя.
   Тим испуганно обернулся, но машина не двигалась. Он не мог разглядеть лица Эйлин: мешали дождь и залитое водой ветровое стекло. Неужели она решила бросить его здесь?
   Для пробы он сунул рукоятку домкрата между проволокой и опорным столбом забора. Нажал, качнул. Ничего не произошло. Тим нажал изо всех сил, навалился на рычаг всем своим весом — и что-то там поддалось. Он поскользнулся, грохнулся прямо на забор, и почувствовал, как отогнувшаяся острая проволочка насквозь проткнула его мокрую одежду. Проволочка оцарапала кожу, и соль попала в ранку. Тим сгорбился от боли и безнадежности. Он опять ощущал себя беспомощным.
   — Тим! Как дела?
   Он хотел обернуться и крикнуть ей в ответ. Он хотел сказать ей, что все бесполезно, что он — ничтожество, что он порвал костюм, и что…
   Вместо этого он, нагнувшись, снова пустил в ход рукоятку домкрата. Он раскачивал ее из стороны в сторону, действовал ею как рычагом — и наконец оторвал проволоку от столба. Затем снова, снова, и вдруг он обнаружил, что сетка в этом месте уже полностью оторвана. Он отошел к следующему столбу и взялся за работу опять.
   Эйлин двинула с места машину. Нажала на гудок и крикнула: «В сторону!» Съехав с дороги, автомобиль подкатил к забору и таранил его. Проволочная сетка оторвалась от столба, упала на траву. Машина поехала по ней. Мотор работал на больших оборотах.
   — Залезай в машину! — крикнула Эйлин.
   Тим побежал к автомобилю. Машина не полностью остановилась, и похоже было, что Эйлин вообще не собирается останавливать ее. Тим добежал, распахнул дверь и плюхнулся на сиденье. Эйлин повела машину по открывшемуся проезду. Колеса оставляли глубокие борозды. Машина выехала на лужайку и, разрывая ее заботливо взлелеянную поверхность, поехала по ней.
   Тим рассмеялся. Смех его был с оттенком истерики.
   — Что? — спросила Эйлин, не отводя глаз от дороги.
   — Мне вспомнилось, как одна дама прошлась по лужайке лос-анджелесского «Кантри-клуба». Туфли у нее были на каблуках-гвоздиках, — сказал Тим. — Распорядитель чуть не умер! Я думал, что понимаю, что такое падение Молота и что оно означает. Но выходит, не понимал. Только сейчас понял, когда ты поехала прямо по лужайке.
   Эйлин ничего не ответила, и Тим уставился в ветровое стекло. Настроение у него было скверное. Сколько человеко-часов ушло на то, чтобы создать такую клумбу-лужайку, лужайку с подобной безупречной поверхностью? Даст ли когда-либо кто-нибудь себе труд создать такую лужайку? Тиму вновь ужасно захотелось рассмеяться. Если бы в машине были клюшки для гольфа, можно было бы выйти и, установив мяч, сделать удар…
   Эйлин проехала через всю площадку и вывернула обратно на дорогу, ведущую в горы. Вокруг были густые заросли, по сторонам — высокие холмы. Машина проехала площадку для пикников. На площадке расположились бойскауты. Бойскауты установили на площадке палатку. Было такое впечатление, что они о чем-то спорили со своим руководителем. Тим открыл окно.
   — Избегайте низменностей! — закричал он.
   — Что происходит там, внизу? — спросил руководитель скаутов.
   Эйлин замедлила ход, остановилась.
   — Пожары. Наводнения. Уличные пробки, — сказал Тим. — Там ничего нет, из-за чего бы вам захотелось спуститься вниз. И долгое время не будет. — Он наклонился ближе к руководителю. — Оставайтесь здесь. Хотя бы на сегодняшнюю ночь.
   — Наши семьи… — сказал руководитель.
   — Откуда вы?
   — Из Студне-Сити.
   — Вы не сможете сейчас добраться туда, — сказал Тим. — В долине уличное движение нарушено полностью. Дороги забиты, шоссе разрушены, много пожаров. Лучшее, что вы можете сделать для ваших семей, — это оставаться пока здесь. Здесь вы в безопасности.
   Мужчина кивнул. У него были большие темные глаза. И искреннее, с резкими чертами лицо. Подбородок его порос рыжей щетиной.
   — Я уже говорил детям то же самое. Джули-Энн, ты слышала? Твоя мать знает, где мы находимся. Если дела там, внизу, действительно обстоят плохо, за нами пошлют полицейских. Нам лучше оставаться здесь. — Он понизил голос. — После этого землетрясения, мне кажется, придется развернуть широкое строительство. Разрушений много?
   — Много, — сказал Тим. И отвернулся. У него не было сил глядеть в глаза руководителю скаутов.
   — Тогда мы останемся здесь еще на день, — сказал руководитель. — В дорогу двинемся, может быть, завтра. Несмотря на то, что дети совершенно не имеют защиты от этого дождя. Никто не ожидал, что в июне пойдет дождь. Может быть, нам все же следовало бы спуститься. Идти в Бурбанк и остановиться в чьем-либо доме. Или в церкви. Мы нашли бы приют…
   — Не делайте этого, — настойчиво сказал Тим. — Пока что не делайте. Эта дорога ведет к вершине?
   — Да. — Руководитель придвинул свое лицо к лицу Тима. — Почему вы стремитесь туда? — Он махнул рукой в сторону молний, вспыхивающих над горными пиками. — Почему?
   — Надо, — сказал Тим. — А вы оставайтесь здесь. Хотя бы на сегодняшнюю ночь. В путь, Эйлин.
   Ничего не сказав, Эйлин тронула машину с места. Развернулась, объезжая оставшегося стоять на дороге руководителя скаутов.
   — Я ничего не могла сказать ему, — пробормотала Эйлин. — Они здесь в безопасности?
   — Наверное, так. Здесь уже достаточно высоко.
   — Вершина расположена на высоте примерно три тысячи футов, — сказала Эйлин.
   — Мы ниже ее не более чем на тысячу футов, — сказал Тим. — Мы в безопасности. Может быть, лучше было бы подождать здесь, пока не прекратится это молниевое изобилие. Если только оно когда-нибудь прекратится. Потом мы сможем продолжать путь. Или повернуть обратно. Куда мы попадем, если продолжим путь?
   — В Туджунгу, — сказала Эйлин. — Это на высоте добрых тысячи восемьсот футов над уровнем моря. Если здесь мы в безопасности, там будем в безопасности тоже. — Она продолжала вести машину все дальше в горы.
   Тим нахмурился. Он никогда не обладал хорошим чувством направления, а в машине не было карты.
   — Моя обсерватория расположена в каньоне Большой Туджунги… По крайней мере, эта дорога выведет нас туда. Кажется, я ездил этой дорогой. А в обсерватории есть запасы пищи и всякого снаряжения, в том числе и спасательного.
   — Страх Молота? — поддразнила Эйлин. — У тебя?
   — Нет. Просто на тот случай, если тебя отрежет от внешнего мира. Несколько раз там случались снежные обвалы. Однажды я там просидел больше недели. Вот я и запасся как следует. Куда мы едем? Почему ты не останавливаешься?
   — Я… Не знаю. — Эйлин продолжала вести машину дальше. Но медленнее — машина почти ползла. Дождь утихал. Он все еще лил, сильный для Лос-Анджелеса дождь, никогда не слышали, чтобы летом шел такой дождь, и все же сейчас это был дождь как дождь, а не потоп, льющийся с неба. Как бы сменяя его, усилился ветер, он выл, проносясь по ущелью, визжал так, что Эйлин и Тиму приходилось кричать. Но поскольку ветер дул беспрерывно, они скоро перестали обращать на него внимание.
   Еще один поворот, и машина оказалась на высоко расположенном уступе, отсюда было видно в южном и западном направлениях. Хотя была опасность, что машина соскользнет с откоса, Эйлин остановилась. Выключила двигатель. Был ветер, в небе сверкали молнии. Из-за дождя долина Сан-Фернандо была почти не видна, но иногда ветер создавал узкие разрывы в завесе дождя, и можно было — хоть и плохо, расплывчато — что-то рассмотреть. Долина была усеяна горящими оранжевым светом огнями. Множество огней.
   — Что это? — громко спросила Эйлин.
   — Дома. Заправочные станции. Запасы нефтепродуктов. Автомашины, здания, перевернувшиеся автоцистерны — все, что может гореть.
   — Дождь и огонь. — Хотя в машине было тепло, Эйлин поежилась. Ветер взвыл снова.
   Тим потянулся к ней. На миг она отшатнулась, затем прильнула к нему, уронив голову ему на грудь. Так они и сидели, слушая вой ветра, глядя на просвечивающие сквозь завесу дождя языки оранжевого пламени.
   — Мы доберемся туда, — сказал Тим. — В обсерваторию. Доберемся. Осталось недалеко, мы сможем дойти даже пешком. Двадцать-тридцать миль, не больше. Если идти пешком, это займет дня два. Мы будем в безопасности.
   — Нет, — сказала Эйлин. — Никто уже никогда не будет в безопасности. Никогда.
   — Мы обязательно будем в безопасности, — Тим помолчал мгновение. — Я… я действительно рад, что ты разыскала меня… Я не такой уж герой, но…
   — Ты действовал совершенно правильно.
   Они снова помолчали. Ветер продолжал свистеть, выть, но постепенно они начали различать другой звук — низкий, грохочущий, заполняющий все вокруг. Словно реактивный самолет, нет, десять самолетов, тысяча самолетов, ревущих на взлетной дорожке. Звук доносился с юга, и, когда Эйлин и Тим посмотрели в том направлении, они увидели, что часть огней погасла. Эти огни не мерцали, но постепенно угасли, они исчезли внезапно, исчезли в мгновение ока. Звук усиливался, стремительно накатывался все ближе.
   — Цунами, — сказал Тим. Он сказал это тихо, словно не веря. — Действительно, цунами. Волна в сотни, может быть, тысячи футов высотой.
   — В тысячи? — испуганно переспросила Эйлин.
   — С нами все будет в порядке. Волна не сможет продвинуться очень далеко в глубь суши. Для этого ей бы понадобилась уж слишком большая энергия. Слишком большая. Сейчас волна катится по старому руслу реки Лос-Анджелес. Она не перехлестнет через Голливудские холмы. Все, кто здесь, вероятно, в безопасности. Но пусть Бог поможет людям, оставшимся в долине…
   Они сидели, прижавшись друг к другу, а молнии вспыхивали в небе, вспыхивали вокруг них. Они слушали раскаты грома и перекрывающий эти раскаты рев цунами. И один за другим гасли огни, усеявшие долину Сан-Фернандо.
   Между Байя-Калифорния и западным побережьем Мексики есть узкая полоса воды. Ее береговые линии напоминают вилку камертона.
   Вода в море Кортеса теплая, словно в ванной, и спокойная, словно озерная вода. Море Кортеса будто специально создано, чтобы можно было плавать или ходить под парусом.
   Обломки ядра кометы Хамнера-Брауна пронизали атмосферу Земли, они походили на крошечные голубовато-белые звезды. Одна из звезд падала прямо в устье моря Кортеса. И упала в воду — между зубцами камертона. Образовался сверкающий оранжево-белым огнем кратер, вода с силой устремилась от него во все стороны. По расширяющейся дуге цунами двигалось к югу. Стиснутая берегами вторая волна, словно пуля, выпущенная из ружья, неслась к северу. Часть вод устремилась к востоку — на Мексику. Часть вод — на запад, через Байя, по направлению к Тихому океану. Большая часть воды устремилась на север моря Кортеса. Волна походила на увенчанную белой пеной горную гряду.
   На линии ее движения оказалась величественная долина, второй по величине агропромышленный регион Калифорнии.
   Выжившие ползли по разрушенной парковочной стоянке ИРД — сползались навстречу друг другу. Двенадцать мужчин, пять женщин.
   Ошеломленные до глубины души, они сползлись вместе. Большая часть людей осталась внизу, в развалинах зданий. Люди кричали. Подходили остальные выжившие. Шарпс застыл, ошеломленный. Он хотел спуститься вниз, помочь людям, но ноги не повиновались ему.
   Небо было покрыто клубящимися тучами. Они мчались, образовывали мгновенно меняющиеся странные узоры, походили на стремительно несущиеся потоки черных чернил. Свет дня еще пробивался сквозь тучи, но он был более тусклым, чем сверкание беспрерывно вспыхивающих молний. Неисчислимого множества молний.
   Не веря, Шарпс услышал детский крик. Затем кто-то выкрикнул его имя.
   — Доктор Шарпс! Помогите!
   Это был Эл Мастерсон, дворник. Вместе с ним было еще двое спасшихся. Они стояли возле многоместного легкового автомобиля, уткнувшегося в боковой борт большого зеленого «линкольна». Автомобиль накренился под углом в сорок пять градусов, два колеса стояли на мостовой, другие два повисли в воздухе. Кричащие дети — это в автомобиле!
   — Сэр, пожалуйста, быстрее! — крикнул Мастерсон.
   Его крик помог преодолеть оцепенение. Чарли Шарпс бросился на помощь. Он, Мастерсон и двое других мужчин навалились на автомобиль. Автомобиль был тяжело нагружен. Они старались изо всех сил, и наконец автомобиль принял нормальное положение. Мастерсон распахнул дверь. Оттуда выглянули лица — два совсем юных, залитых слезами, и одно постарше, это была Джун Мастерсон. Она не кричала.
   — С ними все в порядке, — сказала Джун. — Говорю вам, с ними все в порядке…
   Автомобиль был нагружен по самую крышу, даже больше. Пища, вода, банки с горючим — забито до самого багажника. Одежда, оружие, боеприпасы. Всякое спасательное снаряжение… плюс дети, завернутые в шерстяные одеяла. Мастерсон объяснял каждому, кто пожелал бы его слушать:
   — Я слышал, как вы говорили, что Молот может ударить, я слышал…
   Каким-то краем своего сознания Шарпс про себя рассмеялся. Мастерсон — дворник. Он слышал, о чем говорили инженеры, слышал как раз достаточно, чтобы сделать выводы, и, разумеется, он начисто не понял, что вероятность столкновения была очень мала. Итак, он подготовился. Он готовился выжить, и семья его ожидала столкновения, потому и оказалась на парковочной стоянке — просто на всякий случай. А мы все, оказывается, знали слишком много…
   Семья.
   — Что будем делать, доктор Шарпс? — спросил Мастерсон.
   — Не знаю. — Шарпс обернулся к Форрестеру. Низенький и толстый астрофизик не помогал (да и пользы от него не было бы) вернуть автомобиль в правильное положение. Похоже, он был полностью погружен в размышления, и Шарпс отвернулся от него. — Наверное, мы должны помогать выжившим… сделать все, что в наших силах… только мне хотелось бы вернуться домой!
   — Мне тоже, — раздался хор голосов.
   — Но нам следует оставаться вместе, — сказал Шарпс. — Не так уж много людей, на которых можно положиться…
   — Караван, — сказал Мастерсон. — Возьмем автомашины, и все вместе отправимся за нашими семьями. Где кто живет?
   Оказалось, что все живут далеко друг от друга. Шарпс жил поблизости, в Ла-Канаде. Там жили еще двое. Дома остальных были разбросаны на большом расстоянии — от Бурбанка до Каноча-парк, который в долине Сан-Фернандо. Каждый человек ищет, где ему лучше.
   — Никуда не поеду, — сказал Форрестер. — Надо ждать. Хоть пару часов…
   Остальные кивнули. Они все понимали.
   — Четыреста миль в час, — сказал Гал Крейн. Каких-то несколько минут назад он был геологом.
   — Больше, — сказал Форрестер. — Цунами появится примерно через пятьдесят минут после падения Молота. — Он взглянул на часы. — Осталось меньше получаса.
   — Мы не можем ждать… оставаться здесь просто так! — закричал Крейн. Он не кричал — визжал. Таковы были они все. Для них невыносим был звук собственных голосов.
   Пошел дождь. Дождь? Не дождь, а грязь. Шарпсу сделалось страшно, когда он увидел запрыгавшие по асфальту шарики грязи. Шарики грязи, твердые и сухие снаружи, с размягченной сердцевиной! С громким стуком шарики падали на крыши машин. Грязевой град. Люди кинулись искать себе убежище — в машинах, под машинами, в том, что осталось от машин.
   — Тина? — вскрикнул Шарпс.
   — Да. Это заслуживает внимания, — сказал Форрестер. — Тина и соленая грязь. С морского дна. Грязь была выброшена в атмосферу и…
   Необычный град утих, люди стали вылезать из своих убежищ. Шарпс почувствовал себя лучше.
   — Все, кто живет слишком далеко, чтобы ехать туда, пусть спустятся вниз и помогут выжившим — тем, кто остался в развалинах. Остальные отправятся за своими семьями. Образуем караван. Мы вернемся сюда… если сможем. Дан, куда нам… когда мы справимся со всеми этими делами… куда нам лучше всего было бы отправиться?
   Форрестер поглядел на него нерадостным взглядом.
   — На север. Туда, где нет низменностей. Этот дождь… он может идти на протяжении целых месяцев. Все долины, образованные руслами рек, наверное, окажутся заполненными водой. В окрестностях Лос-Анджелеса безопасных мест не останется. И будут еще толчки… после основного землетрясения…
   — Так куда? — переспросил Шарпс.
   — Конечный пункт — Можави, — сказал не торопясь Форрестер. — Но не надо идти туда сразу. Там сейчас делать нечего. Это конечный пункт.
   — Да, но сейчас куда? — настаивал Шарпс.
   — К подножию Сьерры, — сказал Форрестер. — Туда, где начинается долина Сан-Иоаквин.
   — К Портервиллю? — спросил Шарпс.
   — Не знаю, где это…
   Мастерсон залез в автомобиль и принялся рыться в «бардачке». Дождь усилился, поэтому он не стал выносить карту из машины. Все столпились снаружи, глядя на Джун Мастерсон и ее детей. Дети вели себя тихо. Они испуганно смотрели на взрослых.
   — Это здесь, — сказал Мастерсон.
   Форрестер изучил карту. Он никогда не бывал в тех местах прежде, но без труда представил теперь, куда им следует направиться.
   — Да, я бы сказал, что вот подходящее место.
   — Ранчо Джеллисона, — сказал Шарпс. — Вот оно! Он знаком со мной, и он нас примет. Туда мы и отправимся. Если мы потеряем друг друга, то встретимся там. — Он указал на карту. — Спрашивайте, где живет сенатор Джеллисон! Итак, те, кто не отправляется в путь немедленно, пусть спустятся вниз и помогут спасшимся. Эл, вы можете привести эти машины в рабочее состояние?
   — Да, сэр. — На лице Мастерсона было написано явное облегчение. На лицах остальных тоже. На протяжении долгих лет они привыкли получать приказы от Шарпса. И им казалось правильным, что он опять начал распоряжаться. Конечно, они не повиновались приказам, словно солдаты, но им нужно было, чтобы кто-нибудь указал, что нужно делать, тем более что в любом случае это делать надо.
   — Дан, вы примкнете к каравану, поедете с нами, — сказал Шарпс. — От вас там, внизу, пока будет немного…
   — Нет, — сказал Форрестер.
   — Что? — в полной уверенности, что он не расслышал, спросил Шарпс. Гром грохотал непрерывно, кроме того, выл усиливающийся ветер.
   — Не могу, — сказал Форрестер. — Мне необходим инсулин.
   Лишь тогда Шарпс вспомнил, что Дан Форрестер страдает диабетом.
   — Мы съездим к вам домой и…
   — Нет! — закричал Форрестер. — У меня много дел. Я говорю вам: нет!
   — Вы должны…
   — Со мной будет все в порядке, — сказал Форрестер и повернулся, чтобы уйти в дождь.
   — Ну и черт с вами! — завизжал Шарпс в спину Форрестера. — Вы даже не сможете завести свой автомобиль, когда сядут батареи!
   Форрестер не обернулся. Шарпс смотрел в спину своего друга, зная, что никогда больше не увидит его. У всех остальных был подавленный вид. Им хотелось, чтобы им что-то советовали, приказывали, указали какую-то цель. Они ожидали, что все это бремя взвалит на свои плечи Шарпс.
   — Мы будем ждать вас на ранчо! — крикнул Шарпс.
   Форрестер чуть обернулся и помахал рукой.
   — Пора в путь, — сказал Шарпс. — Автомобиль Мастерсона поедет в середине. — Он понаблюдал, как выполняется его приказ — пусть и крохотный, но приказ. — Престон, вы поедете со мной в головной машине. Прихватите это ружье и проследите, чтобы оно было заряжено.
   Все разместились по машинам. Автомобили поехали вдоль стоянки, поехали осторожно, объезжая наиболее крупные разломы и трещины.
   Машина Форрестера осталась неповрежденной. Он оставил ее на самой верхней точке стоянки, на большом удалении от остальных машин, от деревьев, от обрыва. У самого склона холма. Когда караван поехал по улице, Шарпс увидел огни машины Форрестера: Дан ехал следом. У Шарпса мелькнула надежда, что Дан изменил свое решение и решил ехать вместе с ними, но, когда машины выехали на шоссе, он увидел, что Дан Форрестер свернул на Туджунгу.
   Дорога сузилась, превратилась в тропу, изгибающуюся под самыми дикими углами. Справа — крутой откос футов в пятьдесят, а может быть, и больше. Эйлин попыталась справиться с управлением автомобиля. Не справившись, остановила его.
   — Отсюда нам придется идти пешком.
   Но не сделала ни движения, чтобы вылезти наружу. Дождь стал чуть потише, но сделался холоднее, а вокруг по-прежнему беспрерывно вспыхивали молнии. Сильно и резко пахло озоном.
   — В таком случае пошли, — сказал Тим.
   — Куда торопиться?
   — Не знаю, но пошли. — Тим не мог объяснить, почему он чувствует, что не следует медлить. Он не был уверен, что и сам это понимает. Жизнь Хамнера была жизнью человека, порожденного цивилизацией, и она была относительно несложной. Нет такого места, где бы ни выяснилось, что деньги или социальное положение не имеют значения. Они всюду имеют значение. Ты нанимаешь людей, чтобы они делали то, что надо тебе. Или покупаешь инструменты, чтобы с их помощью эти люди делали то, что надо тебе.
   Тим сидел, и мозг его постигал, что с подобной практикой покончено. А душа его… Ну, не может же быть, чтобы это был конец света! Конец света — это значит, что ты будешь мертв! Прежний мир еще окружал Тима, и Тим жаждал помощи. Ему хотелось, чтобы вокруг него были вежливые полицейские, предупредительные продавцы, учтивые чиновники. Короче говоря, ему хотелось цивилизации.
   Все увеличивающаяся стена воды мчалась на восток.
   Это южная часть Атлантического океана. Левый край волны перехлестнул Мыс Доброй Надежды, опустошая земли, которыми поочередно владели готтентоты, голландцы, англичане и африканеры. Вода закрутилась, уничтожая все, у подножия Столовой горы. Вскипая пеной, понеслась вдоль широкой долины по направлению к Паарлю и Стелленбошу.
   Своим правым краем волна ударила в Антарктиду. На протяжении десяти миль в длину и пять в ширину все ледники оказались разбитыми вдребезги. Волна пронеслась между Африкой и Антарктидой. Когда она вырвалась на широкие просторы Индийского океана, она уже потеряла половину своей мощи: теперь она достигала в высоту лишь четыреста футов. Со скоростью четыреста пятьдесят миль в час она мчалась по направлению к Индии, Австралии и островам Индонезии.
   Она прокатилась по низменностям Южной Индии. Стиснутая узкими берегами Бенгальского залива, волна обрела — почти полностью — свою прежнюю мощь. И выросла до прежней высоты. Вода обрушилась на обширные болота Бангладеш. Сметая все, понеслась на север — через Калькутту и Дакку. Наконец волна задержала свой бег у подножия Гималаев. Здесь она встретилась с потоком, несущимся из долины Ганга. Когда воды отхлынули, весь священный Ганг был забит трупами.