Страница:
В ту ночь никто не спал на борту "Красина". Чтобы отправиться в путь, надо было разобрать арматуру, построенную для выгрузки "Юнкерса".
Самойлович пишет:
"Все работали с величайшим рвением, никому не хотелось хотя бы на один момент задержать выход корабля".
Одиннадцатого июля, в пятницу, в 10 часов 50 минут утра, "Красин" поднял якорь и, несмотря на происшедшие аварии и недостаток топлива, на всех парах двинулся вперед, борясь со льдами и с трудом прокладывая дорогу к месту, указанному Чухновским.
Двенадцатого июля, в 5 часов 20 минут утра, "Красин" уже находился около места, указанного Чухновским. Весь экипаж, за исключением тех, кто нес вахту в машинном отделении, высыпал на палубу, люди напряженно вглядывались вдаль. Самойлович пообещал премию в сто рублей тому, кто первым заметив потерпевших бедствие, но в этом, конечно, не было нужды. "Красин", сигналя сиреной через определенные промежутки времени, продвигался вперед, прокладывая себе путь среди огромных ледяных глыб, которые разбивались на куски, разлетаясь в разные стороны.
- Позади остается след, похожий на широкую черную ленту, - отмечал Самойлович.
Вдруг вахтенный штурман Брейнкопф крикнул:
- Человек, человек! Я вижу его! - И он указал на серую точку на горизонте.
Точка эта становилась все более отчетливой по мере приближения "Красина", и наконец сомнения отпали: вдали виднелась фигура человека, размахивающего руками.
"Это был, - пишет Джудиччи, - высокий человек с почти черным лицом, обожженным солнцем, с всклокоченной бородой и длинными спутанными волосами; вид его был воплощением крайнего бедствия". Джудиччи увидел, что человек приветственно машет рукой. Теперь сомнений не было: он итальянец. Другой, лежавший на снегу, делал тщетные усилия, чтобы приподняться и сесть. Третьего человека, которого якобы видел Чухновский, нигде не было. Возможно, что лохмотья, из которых были сложены на льду слова "Help, food. Mariano, Zappi" [122], он принял за лежащего на льду человека.
Так ранним утром 12 июля чудом были спасены Мариано и Цаппи. Они находились на 80°30' с. ш. и 26°7' в. д.
Самойлович сообщил Нобиле:
"Команданте Цаппи и команданте Мариано на борту "Красина". Мальмгрен умер месяц назад. Идем к группе Вильери. Просьба сообщить их место".
4.5. Спасение Соры и Ван-Донгена
Двенадцатого июля, в 8 часов утра, ледокол продолжил плавание. Около 11 часов на подходе к острову Фойн вахтенный офицер обнаружил двух человек [123], подававших руками знаки: это были Сора и Ван-Донген.
Самойлович и Орас решили пока не делать остановку, чтобы взять их на борт. Эти двое стояли на твердой земле, в то время как люди из красной палатки были на дрейфующей льдине. Поэтому Сору и Ван-Донгена решили забрать на обратном пути. А пока на шведскую базу в бухте Мэрчисона сообщили о том, что на острове Фойн видели двух человек. Но "Красину" не пришлось их спасать. Вечером 12 июля погода на шведской базе была превосходная, и Торнберг направил в полет два самолета "Ганза", один из которых пилотировал он сам, и самолет "Турку", пилотируемый финским летчиком Лиром.
Шведские летчики, знавшие о том, что с "Красина" видели Сору и Ван-Донгена на берегу острова Фойн, несколько раз облетели остров, пока наконец не обнаружили в северо-восточной его части двух человек. Самолеты приводнились в узком заливчике, свободном ото льда. Ван-Донген, который знал шведский язык, поднялся на борт одного из самолетов "Ганза", а из финского "Турку" вышел летчик-наблюдатель Сарко, говоривший по-итальянски, и направился навстречу Соре, чтобы сообщить ему о судьбе потерпевших бедствие на "Италии": Мариано и Цаппи спасены, люди из красной палатки тоже.
- А те, что остались на дирижабле?
- О них ничего не известно, - ответил Сарко.
Тогда Сора сказал:
- Дайте мне пару альпийских стрелков и продовольствие Я останусь здесь и буду искать их.
Благородный порыв. Но как он определяет характер этого человека! За достойное дело он всегда готов рисковать и собственной жизнью, и жизнью своих людей; но их безграничная вера в него делала его слишком самонадеянным.
Он не принимал в расчет, что три человека, даже прекрасно подготовленные для горных переходов, не добьются успеха, если они шагают, пробираясь среди нагромождения дрейфующих паковых льдов. В таких условиях даже при благоприятной погоде для поисков потребовались бы по крайней мере один ледокол и два или три самолета.
Печально сознавать, что не удалось спасти Неро и Исаака, двух самых выносливых собак. Не было времени сходить за ними. Они так и остались около саней, к которым были привязаны, чтобы не убежали; их ожидала жестокая участь - стать пищей для своих хозяев, не приди вовремя спасатели...
4.6. "Красин" у красной палатки
Двенадцатого июля, как только на борту "Читта ди Милано" стало известно, что "Красин" приближается к красной палатке, я, обеспокоенный состоянием радиосвязи, вызвал к себе старшего радиста и объяснил ему, что необходимо поддерживать постоянную связь и с палаткой, и с "Красиным". Ведь "Читта ди Милано" должен выступать в качестве посредника, передавая полученную информацию от одного к другому.
Старший радист ответил, что это невозможно, так как ему приказано передать в Рим несколько длинных радиограмм. Чтобы решить этот вопрос, я пригласил к себе в каюту Романью, и он согласился, что в данный момент для радиослужбы нет ничего более важного и срочного, чем наладить нужную связь.
В самом деле, ведь "Красин" мог пройти мимо того места, где находилась палатка, не заметив ее, и было бы непростительно тотчас же не сообщить об этом Самойловичу, особенно если ледокол двигался в тумане. Поэтому мы решили выходить на связь с палаткой каждый час, и я известил об этом моих товарищей, находящихся там.
Дальнейшие события полностью подтвердили правильность принятых мною мер. В 16 часов 55 минут палатка радировала: "Видим "Красина" а десяти километрах юго-западнее от нас".
Произошло то, что я и предвидел: ледокол прошел мимо красной палатки, не заметив ее.
Мы сообщили об этом на "Красин", и ледокол скорректировал свой курс. В 20 часов советские моряки с радостью и ликованием увидели большой столб дыма, поднимавшийся над обширной ледяной площадкой, где приземлился Лундборг и где теперь находилась красная палатка.
Через полчаса "Красин" остановился в ста метрах от нее. Несколько человек спустились на льдину. Это было поле почти прямоугольной формы длиной 350 и шириной 120 метров, покрытое рыхлым, подтаявшим снегом. Он был исхожен во всех направлениях; тут и там виднелись разноцветные флажки сигналы для летчиков. В нескольких шагах от палатки находилась большая резиновая лодка, а подальше, метрах в сорока, торчал скелет капотировавшего шведского самолета с задранными вверх хвостом и лыжами. Из его деревянных крыльев в палатке сделали настил, чтобы удобнее было спать.
В 20 часов 45 минут Вильери, Бегоунек, Трояни, Чечони и Бьяджи поднялись на борт ледокола. Бьяджи поднялся последним - он передавал радиограмму, составленную Вильери, в которой среди прочего содержался "привет дорогому генерала Нобиле".
Едва ступив на борт "Красина", Вильери снова телеграфировал мне: "Шлю преданный и почтительный поклон". А Трояни выразил свои чувства так: "Приношу Вам благодарность, шлю горячий привет и заверяю в моей безграничной преданности".
Так выразили свое отношение ко мне люди из красной палатки в момент своего спасения. Они знали, что, покинув льдину и находясь на борту шведского "Фоккера", я не думал о собственном благополучии, а стремился выполнить свой долг по отношению к ним и к двум другим группам, затерянным во льдах.
Трояни по возвращении на родину в порыве благодарности за все, что я сделал для их спасения, находясь на борту "Читта ди Милано", заявил, что, "если бы генерал не улетел первым на самолете Лундборга, он и его товарищи все еще оставались бы в палатке". Еще более определенное мнение о моей эвакуации со льдины высказал он тридцать шесть лет спустя в своей книге воспоминаний, где пишет, повторяя снова и снова: "Это явная ложь - говорить или подозревать, что он первым покинул льдину для того, чтобы спасти собственную шкуру".
Это суждение особенно важно и знаменательно потому, что одно время распространились порочащие меня слухи, и в нашей дружбе появились трещины, не имеющие никакого отношения к экспедиции на дирижабле "Италия".
[Map_4.gif]
4.7. Романья мешает поискам дирижабля
Теперь, когда "Красин" находился у красной палатки, настал подходящий момент, чтобы обследовать окружающий лед в поисках следов дирижабля, исчезнувшего в тумане утром 25 мая. Ведь мы не могли сказать ничего, кроме того, что видели, как воздушный корабль, подхваченный ветром, исчез в тумане.
Прежде я был убежден, что когда ледокол подойдет к красной палатке, то самолетам будет совсем нетрудно найти останки дирижабля. При этом риск для летчиков минимальный; ведь случись что-нибудь, им тут же придут на помощь.
Много дней я с нетерпением ждал этого момента, и вот 12 июля, вскоре после полуночи, я составил радиограмму, которую тут же отправил Самойловичу:
"Не знаю, как выразить вам свои чувства в этот день, когда сердце мое переполнено радостью, вызванной вашим благородным, великодушным поступком. Могу ли я просить вас теперь, если это возможно в ваших условиях, попытаться обнаружить и дирижабль, который должен был упасть в десяти пятнадцати милях к востоку от палатки? Наверное, я прошу слишком многого, но я надеюсь, что вы простите меня. Для поиска дирижабля сейчас наилучшие условия. Если отложить его, потом окажется трудно найти то место, где находилась палатка, когда там уже никого не будет. Поиск следует вести в секторе 80-140 градусов по компасу, считая центром палатку и удаляясь от нее, как я уже говорил, на десять - пятнадцать миль".
Когда я вручил текст радиограммы старшему радисту, он предупредил меня, что сможет отправить ее лишь через несколько часов, потому что на очереди другие срочные послания. Я сказал, что сейчас не может быть ничего более срочного, чем эта радиограмма, так как она должна быть у Самойловича прежде, чем "Красин" покинет то место, где находилась палатка.
Радиограмма была передана. На следующий день, в 14 часов, пришел ответ от Самойловича:
"Сердечно благодарю Вас за любезную телеграмму. Я сделал только то, что должно было быть сделано. Что касается поисков группы, оставшейся на дирижабле, то я полагаю, что без самолетов поиски будут бесполезны. "Красин" не имеет достаточно угля на три недели, которые необходимы для поисков без самолетов. В таком случае мы должны будем пойти в Адвентбей [124] для погрузки и уже после этого вернуться для поисков".
Несколько часов спустя, точнее, в 17 часов 25 минут, Самойлович, все более убеждаясь в том, что поиски следует вести теперь же, снова радировал мне:
"Прошу Вас сообщить, намерены ли Вы начать поиск людей, оставшихся на дирижабле, при помощи гидросамолетов. В таком случае буду ждать на месте, у палатки".
Я попросил командира "Читта ди Милано" выделить для поисков два итальянских гидросамолета: "S-55" и "Марина-II". На это Романья ответил следующим образом (его объяснение приведено в рапорте комиссии по расследованию обстоятельств катастрофы дирижабля "Италия"):
"Двенадцатого июля были проведены все подготовительные и ремонтные работы, чтобы на следующий день самолеты могли вылететь в рекогносцировочный полет на поиски оболочки дирижабля, используя присутствие "Красина" у палатки. Но из Рима пришел приказ о немедленном возвращении всех потерпевших бедствие на родину и запрещении использовать большие самолеты".
Не говорится, от кого именно исходил приказ, но несомненно, что еще до получения его из Рима Романья по собственной инициативе сделал так, чтобы мой план поисков потерпел крах. Он спросил у Цаппи, должны ли, по его мнению, эти поиски состояться немедленно или нет? Неизвестно, почему он обратился именно к Цаппи, а не к Вильери, Трояни или Бегоунеку. Но факт, что, когда Самойлович поинтересовался мнением Цаппи о поисках дирижабля, тот с горячностью и нервозностью ответил: все дальнейшие поиски - пустая трата времени, поскольку шестеро итальянцев, оставшихся на дирижабле, без сомнения, погибли. То же самое Цаппи сказал и Романье.
Это безапелляционное утверждение Цаппи основывалось только на таком факте, как тонкий столб густого дыма, который, по мнению Бьяджи и Бегоунека, через полчаса после падения дирижабля был виден над льдом. Я писал по этому поводу в книге, посвященной экспедиции:
"Дым, который видели несколько человек полчаса спустя после падения, был ли он действительно сигналом, как подумали они в первый момент? Или же, что более вероятно, это загорелся дирижабль, упавший на землю? И если это случилось, то что стало с нашими товарищами? На эти вопросы никто не может дать ответ".
Менее других может судить об этом Цаппи, который после падения долго лежал распростертый на льду слева от меня, получив сильный удар в грудь. Но теперь, желая поскорее вернуться домой, он был совершенно уверен, будто видел своими глазами, как загорелся дирижабль и погибли люди.
Не знаю, действительно ли дирижабль загорелся, ударившись о землю. Не могу также утверждать, что дым, который видели мои товарищи и который, как утверждает Бьяджи, быстро исчез, был в действительности, потому что миражи нередки в полярных районах.
Но даже если допустить, что, во второй раз ударившись о лед, дирижабль загорелся, из этого еще не следует, что в огне погибли все шесть человек. Достаточно вспомнить о дирижабле "Рома", который в 1922 году загорелся от удара об электрические провода высокого напряжения. Из сорока пяти человек, находившихся на его борту, спаслись одиннадцать. Вспомним и о трагедии "Гинденбурга", загоревшегося 6 мая 1937 года в Лэйкхарсте, в Северной Америке. Из 97 пассажиров 62 вышли живыми из огромного костра [125].
Согласившись с мнением Цаппи, из Рима приказали летчикам Маддалене и Пенцо прекратить полеты, а Романья в свою очередь радировал на "Красин", чтобы потерпевшие бедствие поскорее были доставлены в Кингсбей, где находился "Читта ди Милано". Так была упущена наиболее благоприятная возможность узнать что-либо о судьбе наших шести товарищей, исчезнувших на дирижабле, и спасти тех, кто мог остаться в живых.
Оправдать такую грубую меру тем, что "Красину" было предложено прекратить поиски якобы из-за необходимости срочно прооперировать ногу Мариано, конечно, нельзя, так как операция была несложной и ее могли сделать на борту "Красина" в присутствии итальянского врача, приглашенного с "Браганцы". Тем более нельзя считать оправданием приказ из Рима, запрещавший вылеты двум итальянским гидросамолетам на том основании, что вместо них могли бы вылететь шведские самолеты.
И действительно, шведы были уже готовы и ждали только приказа на вылет. Но его все не было, да и не могло быть, потому что, как я уже говорил, Романья просил "Красина" поскорее вернуться в Кингсбей.
4.8. "Браганца" идет на помощь Чухновскому
В то время как разворачивались эти события, "Браганца" 8 июля вышла из Кингсбея с Бальдиццони и Джованини на борту в свой третий рейс вдоль северных берегов Шпицбергена. Корабль был послан Романьей с честолюбивыми намерениями, но без соответствующей подготовки в те дни, когда он уже не рассчитывал на помощь "Красина" из-за аварий и нехватки топлива на ледоколе.
Одиннадцатого июля "Браганца" вошла в залив Беверли, чтобы взять на борт поисковую группу в составе Альбертини, Маттеоды, Нойса, Тандберга и двух альпийских стрелков, охранявших склад продовольствия. Двенадцатого июля корабль снова лег на курс, и тут радио сообщило, что Мариано и Цаппи находятся на борту "Красина" и вот-вот будут спасены люди из красной палатки. Теперь "Браганце" уже не было смысла продолжать плавание на восток.
Но 13 июля, когда судно сделало остановку в 22 километрах севернее острова Скорсби и в 25 километрах северо-восточное мыса Вреде, Бальдиццони получил от Романьи приказ отправить патруль, состоящий из Альбертини, Маттеоды, Нойса и Гуальди с маленькими санями, которые можно было тащить вручную, на мыс Вреде, где приземлился Чухновский со своим "Юнкерсом", сломавшим при посадке шасси.
Доставив русским лыжи и прочее снаряжение, необходимое для ледового перехода, патруль вместе с ними должен был прибыть на "Браганцу", которая будет ждать их в 25 километрах от мыса Вреде. Чтобы преодолеть это расстояние, потребовалось шестнадцать часов утомительного перехода. Но "Юнкерс", как оказалось, приземлился немного южнее мыса Вреде - во фьорде Рийп, у западного берега Земли Оскара II, где его и обнаружил на следующий день Нойс в то время, как другие разбивали лагерь.
Очень сердечной была встреча с русскими; извещенные по радио, они, оказывается, ждали прибытия "Красина". Несколько часов спустя ледокол показался на горизонте. Огромные толстые льдины преградили ему путь, и он остановился в миле от лагеря русских. С корабля сошли два человека, чтобы помочь доставить трехмоторный "Юнкерс" на борт "Красина".
Шестнадцатого июля в 4 часа утра Самойлович стоял на капитанском мостике "Красина", с беспокойством ожидая появления пяти человек с "Юнкерса" и двоих, которые отправились на помощь им. Каково же было его удивление, когда он увидел, что к кораблю приближаются вместо семи одиннадцать человек. Загадка быстро разрешилась, как только первая четверка подошла поближе.
Самойлович пишет:
"Первым подошел к кораблю незнакомый нам плотный высокий человек с рыжеватыми волосами и светло-голубыми глазами. Это был, как потом оказалось, норвежец Ялмар Нойс; за ним шли наши летчики и трое смуглых, бравых итальянцев - инженеры Альбертини и Маттеода и сержант-майор альпийского корпуса Гуальди. Все они были крепкие, ловкие молодцы и произвели на нас очень благоприятное впечатление".
Курьезная деталь: Чухновский и его товарищи, находясь среди огромного количества соленого льда, жаловались на отсутствие соли. Заказ на соль они отправили на "Красин", просили об этом и Торнберга, но никто не позаботился выполнить их просьбу. Итальянцы, которые доставили русским много полезных вещей, также не подумали о соли.
4.9. Шведская экспедиция покидает Шпицберген
Узнав о счастливом завершении экспедиции "Красина" и о спасении Соры и Ван-Донгена, а также о том, что по приказу "Читта ди Милано" прекращены поиски последней группы потерпевших бедствие на "Италии" и "Красин" собирается возвращаться в Норвегию, в бухте Мэрчисона стала сворачиваться шведская экспедиция. Тринадцатого июля в 15 часов 30 минут в Кингсбей вылетели "Упланд" и "Турку". На борту финского самолета был Сора.
Вслед за ними утром 15 июля вылетели самолеты "Ганза-Бранденбург", пилотируемые Якобсоном и Свенсоном, и "Мот". Пилот "Мота" Экманн три дня назад один прилетел напрямик через горы из бухты Рождества в бухту Мэрчисона. Маленький самолет "Клемм-Даймлер" на лыжах, который прибыл на Шпицберген через неделю после "Мота", был демонтирован и погружен на борт "Квеста". Вечером 15 июля оба "Ганза-Бранденбурга" приводнились в Кингсбее, где их уже ждал "Мот", так как Экманн и на этот раз предпочел отправиться напрямик через горы, в то время как оба гидросамолета следовали вдоль берега.
В тот же день "Квест" с Лундборгом и другими шведами на борту снялся с якоря и покинул бухту Мэрчисона. Из-за плохой погоды, которая задержала их в пути, судно прибыло в Кингсбей только вечером 17 июля, когда там уже находилась "Таня".
Пока "Квест" стоял на якоре в Кингсбее, "Красин", покинувший мыс Вреде, догнал "Браганцу", на которую пересели люди из патруля Альбертини. В сопровождении китобойца ледокол продолжал свой путь и ранним утром 19 июля бросил якорь в Кингсбее, недалеко от "Читта ди Милано". Тут же моторный бот с Романьей на борту направился к "Красину", чтобы принять семь человек, спасенных советскими моряками. Сначала были доставлены Цаппи, Вильери, Бегоунек, Трояни, Бьяджи и Чечони, а потом на носилках перенесли Мариано.
На следующий день утром - это было 20 июля - врачи "Читта ди Милано", которым ассистировал хирург с "Красина", оперировали Мариано, ампутировав ему правую ногу, отмороженную во время перехода по льду.
Джудиччи рассказывает, что он находился в каюте своего приятеля Томазелли, когда послышался беспорядочный шум: какие-то голоса и шаги, а затем голос Мариано, который спокойно сказал: "Ну вот, теперь Мариано без ноги".
Тем же утром снялось с якоря судно "Таня", взяв курс к берегам Швеции. На ее борту находились самолеты "Клемм-Даймлер", доставленный в Кингсбей на "Квесте", и "Фоккер-31" Лундборга, подобранный на льду "Красиным". Два "Ганза-Бранденбурга" и "Упланд", как и итальянские гидросамолеты "S-55" и "Марина-II", были погружены на борт угольщика и отправлены в Норвегию. Оттуда они должны были лететь на родину.
В те дни Кингсбей сделался центром по розыскам Амундсена. За несколько дней до прихода "Красина" туда прибыли два крейсера - французский "Страсбург" и норвежский "Торденскхольд". Теперь оставалось подойти только "Хобби", на борту которого находились Рисер-Ларсен и Лютцов-Хольм со своими самолетами.
Двадцать четвертого июля в 11 часов вечера "Квест" пришвартовался в Тромсё, доставив туда шведских летчиков. Раваццони, который, как мы уже говорили, прибыл в Тромсё для поисков Амундсена на самолете "Марина-I", нанес им визит и, узнав, что они собираются в Нарвик, чтобы сесть там на поезд и отправиться на родину, захотел лететь вместе с ними.
Во время этого короткого 250-километрового полета на борту самолета находились все летчики, включая Лундборга. И вот интересная деталь, которая дает обильную пищу для размышлений о ценности, которую могут иметь порой свидетельства очевидцев. Шведские летчики, по крайней мере Лундборг, думали, что с ними был тогда не Раваццони, а Пенцо. В своей книге, рассказывая об этом полете, Лундборг пишет:
"Кто из нас во время этого приятного путешествия с майором Пенцо мог бы подумать, что, возвращаясь на родину после продолжительной и трудной работы, именно тут он найдет свой конец. При непредвиденной посадке в Германии самолет ударился о линию электропроводов высокого напряжения, и Пенцо погиб".
Две явные ошибки в пяти строках! Впрочем, в книге Лундборга о его полярных приключениях очень много неточностей.
"Читта ди Милано" покинул Кингсбей 22 июля в 11 часов. Через три дня он прибыл в Нарвик, где все потерпевшие бедствие прямо с трапа корабля пересели на поезд, который доставил их на родину. В том же поезде ехали члены шведской экспедиции. На борту "Читта ди Милано" прибыл в Нарвик и Пенцо с двумя гидросамолетами "Макки-18", ранее доставленными из Италии для поисков последней группы потерпевших бедствие. На том же корабле возвращался и Маддалена. Из Нарвика он отправился в Берген, а оттуда на своем "S-55" 25 августа вылетел в Италию.
5. ЗАПОЗДАЛЫЕ ПОИСКИ ИСЧЕЗНУВШИХ НА "ИТАЛИИ"
Последний рейс "Браганцы". Вторая экспедиция "Красина". Гибель Пенцо. Экспедиция Альбертини. Мучительный вопрос. Монумент в Тромсё
5.1. Последний рейс "Браганцы"
После того как Романья передал "Красину" указание покинуть то место, где находилась красная палатка, совесть его уже не могла быть спокойной. Семьи Понтремоли и других пяти итальянцев, исчезнувших на дирижабле утром 25 мая, оказались очень разочарованы, когда был упущен наиболее благоприятный момент, чтобы узнать о судьбе, постигшей их близких. Поэтому и отправили в новый рейс "Браганцу", хотя это, как и следовало ожидать, не дало никаких результатов.
Восьмого августа, сразу после возвращения "Читта ди Милано" из Нарвика в Кингсбей, два "Макки-18", прибывших из Италии, были погружены на борт "Браганцы", которая готовилась выйти на север с заданием обследовать район, ограниченный координатами: 28° и 31° в. д. и 80°40' с. ш., а также группу Семи островов, северные берега Северо-Восточной Земли и Большого острова.
В этой четвертой, и последней, поисковой экспедиции "Браганцы" кроме ее командира Бальдиццони участвовали Джованини, Пенцо, Крозио, Делла Гата, Альбертини, Сора и Пелизьер, а также радист Норрито из морского флота и пятеро матросов.
Перед выходом судна Альбертини сказал:
- Мы мало верим в удачу, опоздание на месяц отнимает у нас почти всякую надежду на успех поисков.
И верно, надежды не было никакой. С повышением температуры льдина, на которой находилась красная палатка, раскололась на куски, и никто не мог сказать, где теперь искать то место, на которое упал дирижабль.
Но так или иначе, для выполнения программы экспедиции надо было получить от норвежской метеослужбы сводку о направлении и силе ветров в районе мыса Ли-Смит, а также между ним и островом Белым после ухода "Красина". Основываясь на этих данных, можно было бы предполагать, куда в середине августа переместились льды, на которые, возможно, упал дирижабль. Однако, насколько мне известно, такими сведениями никто не поинтересовался. Об этом говорит хотя бы тот факт, что решили обследовать и район Семи островов, где, конечно, ничего не могло быть обнаружено.
"Браганца" вышла из Кингсбея 16 августа и, плывя по морю, совершенно свободному от льда, на следующий день в 6 часов вечера прибыла в залив Беверли, где стала на якорь. Здесь на пустынном берегу, очистившемся от снега, в скале еще в июне был устроен склад продовольствия. Однако он оказался полностью разграблен; даже сделанная по-английски надпись, сообщавшая, что продукты предназначены для потерпевших бедствие на дирижабле "Италия", была уничтожена.
Самойлович пишет:
"Все работали с величайшим рвением, никому не хотелось хотя бы на один момент задержать выход корабля".
Одиннадцатого июля, в пятницу, в 10 часов 50 минут утра, "Красин" поднял якорь и, несмотря на происшедшие аварии и недостаток топлива, на всех парах двинулся вперед, борясь со льдами и с трудом прокладывая дорогу к месту, указанному Чухновским.
Двенадцатого июля, в 5 часов 20 минут утра, "Красин" уже находился около места, указанного Чухновским. Весь экипаж, за исключением тех, кто нес вахту в машинном отделении, высыпал на палубу, люди напряженно вглядывались вдаль. Самойлович пообещал премию в сто рублей тому, кто первым заметив потерпевших бедствие, но в этом, конечно, не было нужды. "Красин", сигналя сиреной через определенные промежутки времени, продвигался вперед, прокладывая себе путь среди огромных ледяных глыб, которые разбивались на куски, разлетаясь в разные стороны.
- Позади остается след, похожий на широкую черную ленту, - отмечал Самойлович.
Вдруг вахтенный штурман Брейнкопф крикнул:
- Человек, человек! Я вижу его! - И он указал на серую точку на горизонте.
Точка эта становилась все более отчетливой по мере приближения "Красина", и наконец сомнения отпали: вдали виднелась фигура человека, размахивающего руками.
"Это был, - пишет Джудиччи, - высокий человек с почти черным лицом, обожженным солнцем, с всклокоченной бородой и длинными спутанными волосами; вид его был воплощением крайнего бедствия". Джудиччи увидел, что человек приветственно машет рукой. Теперь сомнений не было: он итальянец. Другой, лежавший на снегу, делал тщетные усилия, чтобы приподняться и сесть. Третьего человека, которого якобы видел Чухновский, нигде не было. Возможно, что лохмотья, из которых были сложены на льду слова "Help, food. Mariano, Zappi" [122], он принял за лежащего на льду человека.
Так ранним утром 12 июля чудом были спасены Мариано и Цаппи. Они находились на 80°30' с. ш. и 26°7' в. д.
Самойлович сообщил Нобиле:
"Команданте Цаппи и команданте Мариано на борту "Красина". Мальмгрен умер месяц назад. Идем к группе Вильери. Просьба сообщить их место".
4.5. Спасение Соры и Ван-Донгена
Двенадцатого июля, в 8 часов утра, ледокол продолжил плавание. Около 11 часов на подходе к острову Фойн вахтенный офицер обнаружил двух человек [123], подававших руками знаки: это были Сора и Ван-Донген.
Самойлович и Орас решили пока не делать остановку, чтобы взять их на борт. Эти двое стояли на твердой земле, в то время как люди из красной палатки были на дрейфующей льдине. Поэтому Сору и Ван-Донгена решили забрать на обратном пути. А пока на шведскую базу в бухте Мэрчисона сообщили о том, что на острове Фойн видели двух человек. Но "Красину" не пришлось их спасать. Вечером 12 июля погода на шведской базе была превосходная, и Торнберг направил в полет два самолета "Ганза", один из которых пилотировал он сам, и самолет "Турку", пилотируемый финским летчиком Лиром.
Шведские летчики, знавшие о том, что с "Красина" видели Сору и Ван-Донгена на берегу острова Фойн, несколько раз облетели остров, пока наконец не обнаружили в северо-восточной его части двух человек. Самолеты приводнились в узком заливчике, свободном ото льда. Ван-Донген, который знал шведский язык, поднялся на борт одного из самолетов "Ганза", а из финского "Турку" вышел летчик-наблюдатель Сарко, говоривший по-итальянски, и направился навстречу Соре, чтобы сообщить ему о судьбе потерпевших бедствие на "Италии": Мариано и Цаппи спасены, люди из красной палатки тоже.
- А те, что остались на дирижабле?
- О них ничего не известно, - ответил Сарко.
Тогда Сора сказал:
- Дайте мне пару альпийских стрелков и продовольствие Я останусь здесь и буду искать их.
Благородный порыв. Но как он определяет характер этого человека! За достойное дело он всегда готов рисковать и собственной жизнью, и жизнью своих людей; но их безграничная вера в него делала его слишком самонадеянным.
Он не принимал в расчет, что три человека, даже прекрасно подготовленные для горных переходов, не добьются успеха, если они шагают, пробираясь среди нагромождения дрейфующих паковых льдов. В таких условиях даже при благоприятной погоде для поисков потребовались бы по крайней мере один ледокол и два или три самолета.
Печально сознавать, что не удалось спасти Неро и Исаака, двух самых выносливых собак. Не было времени сходить за ними. Они так и остались около саней, к которым были привязаны, чтобы не убежали; их ожидала жестокая участь - стать пищей для своих хозяев, не приди вовремя спасатели...
4.6. "Красин" у красной палатки
Двенадцатого июля, как только на борту "Читта ди Милано" стало известно, что "Красин" приближается к красной палатке, я, обеспокоенный состоянием радиосвязи, вызвал к себе старшего радиста и объяснил ему, что необходимо поддерживать постоянную связь и с палаткой, и с "Красиным". Ведь "Читта ди Милано" должен выступать в качестве посредника, передавая полученную информацию от одного к другому.
Старший радист ответил, что это невозможно, так как ему приказано передать в Рим несколько длинных радиограмм. Чтобы решить этот вопрос, я пригласил к себе в каюту Романью, и он согласился, что в данный момент для радиослужбы нет ничего более важного и срочного, чем наладить нужную связь.
В самом деле, ведь "Красин" мог пройти мимо того места, где находилась палатка, не заметив ее, и было бы непростительно тотчас же не сообщить об этом Самойловичу, особенно если ледокол двигался в тумане. Поэтому мы решили выходить на связь с палаткой каждый час, и я известил об этом моих товарищей, находящихся там.
Дальнейшие события полностью подтвердили правильность принятых мною мер. В 16 часов 55 минут палатка радировала: "Видим "Красина" а десяти километрах юго-западнее от нас".
Произошло то, что я и предвидел: ледокол прошел мимо красной палатки, не заметив ее.
Мы сообщили об этом на "Красин", и ледокол скорректировал свой курс. В 20 часов советские моряки с радостью и ликованием увидели большой столб дыма, поднимавшийся над обширной ледяной площадкой, где приземлился Лундборг и где теперь находилась красная палатка.
Через полчаса "Красин" остановился в ста метрах от нее. Несколько человек спустились на льдину. Это было поле почти прямоугольной формы длиной 350 и шириной 120 метров, покрытое рыхлым, подтаявшим снегом. Он был исхожен во всех направлениях; тут и там виднелись разноцветные флажки сигналы для летчиков. В нескольких шагах от палатки находилась большая резиновая лодка, а подальше, метрах в сорока, торчал скелет капотировавшего шведского самолета с задранными вверх хвостом и лыжами. Из его деревянных крыльев в палатке сделали настил, чтобы удобнее было спать.
В 20 часов 45 минут Вильери, Бегоунек, Трояни, Чечони и Бьяджи поднялись на борт ледокола. Бьяджи поднялся последним - он передавал радиограмму, составленную Вильери, в которой среди прочего содержался "привет дорогому генерала Нобиле".
Едва ступив на борт "Красина", Вильери снова телеграфировал мне: "Шлю преданный и почтительный поклон". А Трояни выразил свои чувства так: "Приношу Вам благодарность, шлю горячий привет и заверяю в моей безграничной преданности".
Так выразили свое отношение ко мне люди из красной палатки в момент своего спасения. Они знали, что, покинув льдину и находясь на борту шведского "Фоккера", я не думал о собственном благополучии, а стремился выполнить свой долг по отношению к ним и к двум другим группам, затерянным во льдах.
Трояни по возвращении на родину в порыве благодарности за все, что я сделал для их спасения, находясь на борту "Читта ди Милано", заявил, что, "если бы генерал не улетел первым на самолете Лундборга, он и его товарищи все еще оставались бы в палатке". Еще более определенное мнение о моей эвакуации со льдины высказал он тридцать шесть лет спустя в своей книге воспоминаний, где пишет, повторяя снова и снова: "Это явная ложь - говорить или подозревать, что он первым покинул льдину для того, чтобы спасти собственную шкуру".
Это суждение особенно важно и знаменательно потому, что одно время распространились порочащие меня слухи, и в нашей дружбе появились трещины, не имеющие никакого отношения к экспедиции на дирижабле "Италия".
[Map_4.gif]
4.7. Романья мешает поискам дирижабля
Теперь, когда "Красин" находился у красной палатки, настал подходящий момент, чтобы обследовать окружающий лед в поисках следов дирижабля, исчезнувшего в тумане утром 25 мая. Ведь мы не могли сказать ничего, кроме того, что видели, как воздушный корабль, подхваченный ветром, исчез в тумане.
Прежде я был убежден, что когда ледокол подойдет к красной палатке, то самолетам будет совсем нетрудно найти останки дирижабля. При этом риск для летчиков минимальный; ведь случись что-нибудь, им тут же придут на помощь.
Много дней я с нетерпением ждал этого момента, и вот 12 июля, вскоре после полуночи, я составил радиограмму, которую тут же отправил Самойловичу:
"Не знаю, как выразить вам свои чувства в этот день, когда сердце мое переполнено радостью, вызванной вашим благородным, великодушным поступком. Могу ли я просить вас теперь, если это возможно в ваших условиях, попытаться обнаружить и дирижабль, который должен был упасть в десяти пятнадцати милях к востоку от палатки? Наверное, я прошу слишком многого, но я надеюсь, что вы простите меня. Для поиска дирижабля сейчас наилучшие условия. Если отложить его, потом окажется трудно найти то место, где находилась палатка, когда там уже никого не будет. Поиск следует вести в секторе 80-140 градусов по компасу, считая центром палатку и удаляясь от нее, как я уже говорил, на десять - пятнадцать миль".
Когда я вручил текст радиограммы старшему радисту, он предупредил меня, что сможет отправить ее лишь через несколько часов, потому что на очереди другие срочные послания. Я сказал, что сейчас не может быть ничего более срочного, чем эта радиограмма, так как она должна быть у Самойловича прежде, чем "Красин" покинет то место, где находилась палатка.
Радиограмма была передана. На следующий день, в 14 часов, пришел ответ от Самойловича:
"Сердечно благодарю Вас за любезную телеграмму. Я сделал только то, что должно было быть сделано. Что касается поисков группы, оставшейся на дирижабле, то я полагаю, что без самолетов поиски будут бесполезны. "Красин" не имеет достаточно угля на три недели, которые необходимы для поисков без самолетов. В таком случае мы должны будем пойти в Адвентбей [124] для погрузки и уже после этого вернуться для поисков".
Несколько часов спустя, точнее, в 17 часов 25 минут, Самойлович, все более убеждаясь в том, что поиски следует вести теперь же, снова радировал мне:
"Прошу Вас сообщить, намерены ли Вы начать поиск людей, оставшихся на дирижабле, при помощи гидросамолетов. В таком случае буду ждать на месте, у палатки".
Я попросил командира "Читта ди Милано" выделить для поисков два итальянских гидросамолета: "S-55" и "Марина-II". На это Романья ответил следующим образом (его объяснение приведено в рапорте комиссии по расследованию обстоятельств катастрофы дирижабля "Италия"):
"Двенадцатого июля были проведены все подготовительные и ремонтные работы, чтобы на следующий день самолеты могли вылететь в рекогносцировочный полет на поиски оболочки дирижабля, используя присутствие "Красина" у палатки. Но из Рима пришел приказ о немедленном возвращении всех потерпевших бедствие на родину и запрещении использовать большие самолеты".
Не говорится, от кого именно исходил приказ, но несомненно, что еще до получения его из Рима Романья по собственной инициативе сделал так, чтобы мой план поисков потерпел крах. Он спросил у Цаппи, должны ли, по его мнению, эти поиски состояться немедленно или нет? Неизвестно, почему он обратился именно к Цаппи, а не к Вильери, Трояни или Бегоунеку. Но факт, что, когда Самойлович поинтересовался мнением Цаппи о поисках дирижабля, тот с горячностью и нервозностью ответил: все дальнейшие поиски - пустая трата времени, поскольку шестеро итальянцев, оставшихся на дирижабле, без сомнения, погибли. То же самое Цаппи сказал и Романье.
Это безапелляционное утверждение Цаппи основывалось только на таком факте, как тонкий столб густого дыма, который, по мнению Бьяджи и Бегоунека, через полчаса после падения дирижабля был виден над льдом. Я писал по этому поводу в книге, посвященной экспедиции:
"Дым, который видели несколько человек полчаса спустя после падения, был ли он действительно сигналом, как подумали они в первый момент? Или же, что более вероятно, это загорелся дирижабль, упавший на землю? И если это случилось, то что стало с нашими товарищами? На эти вопросы никто не может дать ответ".
Менее других может судить об этом Цаппи, который после падения долго лежал распростертый на льду слева от меня, получив сильный удар в грудь. Но теперь, желая поскорее вернуться домой, он был совершенно уверен, будто видел своими глазами, как загорелся дирижабль и погибли люди.
Не знаю, действительно ли дирижабль загорелся, ударившись о землю. Не могу также утверждать, что дым, который видели мои товарищи и который, как утверждает Бьяджи, быстро исчез, был в действительности, потому что миражи нередки в полярных районах.
Но даже если допустить, что, во второй раз ударившись о лед, дирижабль загорелся, из этого еще не следует, что в огне погибли все шесть человек. Достаточно вспомнить о дирижабле "Рома", который в 1922 году загорелся от удара об электрические провода высокого напряжения. Из сорока пяти человек, находившихся на его борту, спаслись одиннадцать. Вспомним и о трагедии "Гинденбурга", загоревшегося 6 мая 1937 года в Лэйкхарсте, в Северной Америке. Из 97 пассажиров 62 вышли живыми из огромного костра [125].
Согласившись с мнением Цаппи, из Рима приказали летчикам Маддалене и Пенцо прекратить полеты, а Романья в свою очередь радировал на "Красин", чтобы потерпевшие бедствие поскорее были доставлены в Кингсбей, где находился "Читта ди Милано". Так была упущена наиболее благоприятная возможность узнать что-либо о судьбе наших шести товарищей, исчезнувших на дирижабле, и спасти тех, кто мог остаться в живых.
Оправдать такую грубую меру тем, что "Красину" было предложено прекратить поиски якобы из-за необходимости срочно прооперировать ногу Мариано, конечно, нельзя, так как операция была несложной и ее могли сделать на борту "Красина" в присутствии итальянского врача, приглашенного с "Браганцы". Тем более нельзя считать оправданием приказ из Рима, запрещавший вылеты двум итальянским гидросамолетам на том основании, что вместо них могли бы вылететь шведские самолеты.
И действительно, шведы были уже готовы и ждали только приказа на вылет. Но его все не было, да и не могло быть, потому что, как я уже говорил, Романья просил "Красина" поскорее вернуться в Кингсбей.
4.8. "Браганца" идет на помощь Чухновскому
В то время как разворачивались эти события, "Браганца" 8 июля вышла из Кингсбея с Бальдиццони и Джованини на борту в свой третий рейс вдоль северных берегов Шпицбергена. Корабль был послан Романьей с честолюбивыми намерениями, но без соответствующей подготовки в те дни, когда он уже не рассчитывал на помощь "Красина" из-за аварий и нехватки топлива на ледоколе.
Одиннадцатого июля "Браганца" вошла в залив Беверли, чтобы взять на борт поисковую группу в составе Альбертини, Маттеоды, Нойса, Тандберга и двух альпийских стрелков, охранявших склад продовольствия. Двенадцатого июля корабль снова лег на курс, и тут радио сообщило, что Мариано и Цаппи находятся на борту "Красина" и вот-вот будут спасены люди из красной палатки. Теперь "Браганце" уже не было смысла продолжать плавание на восток.
Но 13 июля, когда судно сделало остановку в 22 километрах севернее острова Скорсби и в 25 километрах северо-восточное мыса Вреде, Бальдиццони получил от Романьи приказ отправить патруль, состоящий из Альбертини, Маттеоды, Нойса и Гуальди с маленькими санями, которые можно было тащить вручную, на мыс Вреде, где приземлился Чухновский со своим "Юнкерсом", сломавшим при посадке шасси.
Доставив русским лыжи и прочее снаряжение, необходимое для ледового перехода, патруль вместе с ними должен был прибыть на "Браганцу", которая будет ждать их в 25 километрах от мыса Вреде. Чтобы преодолеть это расстояние, потребовалось шестнадцать часов утомительного перехода. Но "Юнкерс", как оказалось, приземлился немного южнее мыса Вреде - во фьорде Рийп, у западного берега Земли Оскара II, где его и обнаружил на следующий день Нойс в то время, как другие разбивали лагерь.
Очень сердечной была встреча с русскими; извещенные по радио, они, оказывается, ждали прибытия "Красина". Несколько часов спустя ледокол показался на горизонте. Огромные толстые льдины преградили ему путь, и он остановился в миле от лагеря русских. С корабля сошли два человека, чтобы помочь доставить трехмоторный "Юнкерс" на борт "Красина".
Шестнадцатого июля в 4 часа утра Самойлович стоял на капитанском мостике "Красина", с беспокойством ожидая появления пяти человек с "Юнкерса" и двоих, которые отправились на помощь им. Каково же было его удивление, когда он увидел, что к кораблю приближаются вместо семи одиннадцать человек. Загадка быстро разрешилась, как только первая четверка подошла поближе.
Самойлович пишет:
"Первым подошел к кораблю незнакомый нам плотный высокий человек с рыжеватыми волосами и светло-голубыми глазами. Это был, как потом оказалось, норвежец Ялмар Нойс; за ним шли наши летчики и трое смуглых, бравых итальянцев - инженеры Альбертини и Маттеода и сержант-майор альпийского корпуса Гуальди. Все они были крепкие, ловкие молодцы и произвели на нас очень благоприятное впечатление".
Курьезная деталь: Чухновский и его товарищи, находясь среди огромного количества соленого льда, жаловались на отсутствие соли. Заказ на соль они отправили на "Красин", просили об этом и Торнберга, но никто не позаботился выполнить их просьбу. Итальянцы, которые доставили русским много полезных вещей, также не подумали о соли.
4.9. Шведская экспедиция покидает Шпицберген
Узнав о счастливом завершении экспедиции "Красина" и о спасении Соры и Ван-Донгена, а также о том, что по приказу "Читта ди Милано" прекращены поиски последней группы потерпевших бедствие на "Италии" и "Красин" собирается возвращаться в Норвегию, в бухте Мэрчисона стала сворачиваться шведская экспедиция. Тринадцатого июля в 15 часов 30 минут в Кингсбей вылетели "Упланд" и "Турку". На борту финского самолета был Сора.
Вслед за ними утром 15 июля вылетели самолеты "Ганза-Бранденбург", пилотируемые Якобсоном и Свенсоном, и "Мот". Пилот "Мота" Экманн три дня назад один прилетел напрямик через горы из бухты Рождества в бухту Мэрчисона. Маленький самолет "Клемм-Даймлер" на лыжах, который прибыл на Шпицберген через неделю после "Мота", был демонтирован и погружен на борт "Квеста". Вечером 15 июля оба "Ганза-Бранденбурга" приводнились в Кингсбее, где их уже ждал "Мот", так как Экманн и на этот раз предпочел отправиться напрямик через горы, в то время как оба гидросамолета следовали вдоль берега.
В тот же день "Квест" с Лундборгом и другими шведами на борту снялся с якоря и покинул бухту Мэрчисона. Из-за плохой погоды, которая задержала их в пути, судно прибыло в Кингсбей только вечером 17 июля, когда там уже находилась "Таня".
Пока "Квест" стоял на якоре в Кингсбее, "Красин", покинувший мыс Вреде, догнал "Браганцу", на которую пересели люди из патруля Альбертини. В сопровождении китобойца ледокол продолжал свой путь и ранним утром 19 июля бросил якорь в Кингсбее, недалеко от "Читта ди Милано". Тут же моторный бот с Романьей на борту направился к "Красину", чтобы принять семь человек, спасенных советскими моряками. Сначала были доставлены Цаппи, Вильери, Бегоунек, Трояни, Бьяджи и Чечони, а потом на носилках перенесли Мариано.
На следующий день утром - это было 20 июля - врачи "Читта ди Милано", которым ассистировал хирург с "Красина", оперировали Мариано, ампутировав ему правую ногу, отмороженную во время перехода по льду.
Джудиччи рассказывает, что он находился в каюте своего приятеля Томазелли, когда послышался беспорядочный шум: какие-то голоса и шаги, а затем голос Мариано, который спокойно сказал: "Ну вот, теперь Мариано без ноги".
Тем же утром снялось с якоря судно "Таня", взяв курс к берегам Швеции. На ее борту находились самолеты "Клемм-Даймлер", доставленный в Кингсбей на "Квесте", и "Фоккер-31" Лундборга, подобранный на льду "Красиным". Два "Ганза-Бранденбурга" и "Упланд", как и итальянские гидросамолеты "S-55" и "Марина-II", были погружены на борт угольщика и отправлены в Норвегию. Оттуда они должны были лететь на родину.
В те дни Кингсбей сделался центром по розыскам Амундсена. За несколько дней до прихода "Красина" туда прибыли два крейсера - французский "Страсбург" и норвежский "Торденскхольд". Теперь оставалось подойти только "Хобби", на борту которого находились Рисер-Ларсен и Лютцов-Хольм со своими самолетами.
Двадцать четвертого июля в 11 часов вечера "Квест" пришвартовался в Тромсё, доставив туда шведских летчиков. Раваццони, который, как мы уже говорили, прибыл в Тромсё для поисков Амундсена на самолете "Марина-I", нанес им визит и, узнав, что они собираются в Нарвик, чтобы сесть там на поезд и отправиться на родину, захотел лететь вместе с ними.
Во время этого короткого 250-километрового полета на борту самолета находились все летчики, включая Лундборга. И вот интересная деталь, которая дает обильную пищу для размышлений о ценности, которую могут иметь порой свидетельства очевидцев. Шведские летчики, по крайней мере Лундборг, думали, что с ними был тогда не Раваццони, а Пенцо. В своей книге, рассказывая об этом полете, Лундборг пишет:
"Кто из нас во время этого приятного путешествия с майором Пенцо мог бы подумать, что, возвращаясь на родину после продолжительной и трудной работы, именно тут он найдет свой конец. При непредвиденной посадке в Германии самолет ударился о линию электропроводов высокого напряжения, и Пенцо погиб".
Две явные ошибки в пяти строках! Впрочем, в книге Лундборга о его полярных приключениях очень много неточностей.
"Читта ди Милано" покинул Кингсбей 22 июля в 11 часов. Через три дня он прибыл в Нарвик, где все потерпевшие бедствие прямо с трапа корабля пересели на поезд, который доставил их на родину. В том же поезде ехали члены шведской экспедиции. На борту "Читта ди Милано" прибыл в Нарвик и Пенцо с двумя гидросамолетами "Макки-18", ранее доставленными из Италии для поисков последней группы потерпевших бедствие. На том же корабле возвращался и Маддалена. Из Нарвика он отправился в Берген, а оттуда на своем "S-55" 25 августа вылетел в Италию.
5. ЗАПОЗДАЛЫЕ ПОИСКИ ИСЧЕЗНУВШИХ НА "ИТАЛИИ"
Последний рейс "Браганцы". Вторая экспедиция "Красина". Гибель Пенцо. Экспедиция Альбертини. Мучительный вопрос. Монумент в Тромсё
5.1. Последний рейс "Браганцы"
После того как Романья передал "Красину" указание покинуть то место, где находилась красная палатка, совесть его уже не могла быть спокойной. Семьи Понтремоли и других пяти итальянцев, исчезнувших на дирижабле утром 25 мая, оказались очень разочарованы, когда был упущен наиболее благоприятный момент, чтобы узнать о судьбе, постигшей их близких. Поэтому и отправили в новый рейс "Браганцу", хотя это, как и следовало ожидать, не дало никаких результатов.
Восьмого августа, сразу после возвращения "Читта ди Милано" из Нарвика в Кингсбей, два "Макки-18", прибывших из Италии, были погружены на борт "Браганцы", которая готовилась выйти на север с заданием обследовать район, ограниченный координатами: 28° и 31° в. д. и 80°40' с. ш., а также группу Семи островов, северные берега Северо-Восточной Земли и Большого острова.
В этой четвертой, и последней, поисковой экспедиции "Браганцы" кроме ее командира Бальдиццони участвовали Джованини, Пенцо, Крозио, Делла Гата, Альбертини, Сора и Пелизьер, а также радист Норрито из морского флота и пятеро матросов.
Перед выходом судна Альбертини сказал:
- Мы мало верим в удачу, опоздание на месяц отнимает у нас почти всякую надежду на успех поисков.
И верно, надежды не было никакой. С повышением температуры льдина, на которой находилась красная палатка, раскололась на куски, и никто не мог сказать, где теперь искать то место, на которое упал дирижабль.
Но так или иначе, для выполнения программы экспедиции надо было получить от норвежской метеослужбы сводку о направлении и силе ветров в районе мыса Ли-Смит, а также между ним и островом Белым после ухода "Красина". Основываясь на этих данных, можно было бы предполагать, куда в середине августа переместились льды, на которые, возможно, упал дирижабль. Однако, насколько мне известно, такими сведениями никто не поинтересовался. Об этом говорит хотя бы тот факт, что решили обследовать и район Семи островов, где, конечно, ничего не могло быть обнаружено.
"Браганца" вышла из Кингсбея 16 августа и, плывя по морю, совершенно свободному от льда, на следующий день в 6 часов вечера прибыла в залив Беверли, где стала на якорь. Здесь на пустынном берегу, очистившемся от снега, в скале еще в июне был устроен склад продовольствия. Однако он оказался полностью разграблен; даже сделанная по-английски надпись, сообщавшая, что продукты предназначены для потерпевших бедствие на дирижабле "Италия", была уничтожена.