— Съешь что-нибудь, а то не сможешь сегодня праздновать вместе со всеми, — сказала она с материнской строгостью в голосе. Затем она критически меня осмотрела. — Вижу, не очень-то ты любишь бегать на своих двоих в отличие от Китти. Похоже, ты увязалась с нами только из-за его синих глаз…
Я выпила чай, погрызла сухарики и вскоре крепко уснула.
Около семи меня разбудил чей-то шепот, гораздо более назойливый, чем даже громкий разговор. Я открыла глаза. Скарлетт красила свои когти.
Китти спросила:
— Мы тебя разбудили? Как ты себя чувствуешь? По правде говоря, мне стало намного лучше, все-таки у меня очень выносливый организм. Сев в кровати, я спросила, когда мы собираемся отмечать.
— Девочки, сначала нужно принарядиться! — сказала Скарлетт тоном учительницы физкультуры из моего детства. Она уже успела вымыть голову и завить волосы.
Китти порылась в своей дорожной сумочке и достала одну из белых хлопковых кофточек. Скарлетт присвистнула:
— А ничего другого у тебя не найдется? Как-никак тебе исполняется тридцать пять, хотя бы сегодня постарайся выглядеть взрослой!
Китти не обиделась:
— Ни с собой, ни дома у меня нет роскошных нарядов!
Скарлетт полезла в собственный чемодан и вынула оттуда блузку из тяжелого бархата цвета темного золота.
— Примерь-ка! Этот цвет очень подходит к моим рыжим волосам, думаю, что со светлыми он будет сочетаться еще лучше. Вещичка что надо!
В дорогой блузке Китти выглядела обворожительно. Скарлетт признала это искренне и без всякой зависти.
— Пусть это будет моим подарком тебе на день рождения, — великодушно сказала она.
Меня впечатлил этот широкий жест. Я не способна на такую щедрость. Однако, вспомнив замечание Скарлетт насчет синих глаз Витольда, я пришла в ярость.
Китти взяла дорогую блузку, нисколько не ломаясь. Она обняла и поцеловала Скарлетт и принялась вертеться перед зеркалом. В конце концов их азарт заразил и меня. Скарлетт примеряла все новые вещи, шутливо отталкивая Китти от зеркала. Я вылезла из уютной постели, сняла теплый спортивный костюм и принялась наводить красоту. Перед мужчинами Китти предстала в темно-золотом, Скарлетт — в изумрудно-зеленом, а я в светло-голубом. Кроме того, на груди у меня красовалась брошка госпожи Ремер.
В ресторане Эрнст Шредер сидел напротив меня. Как завороженный, он смотрел на мою брошь, пока Китти с Витольдом наперебой рассказывали о том, как завершили прогулку без нас, слабаков.
— Откуда у тебя эта брошь? — спросил Эрнст, холодно оглядев меня.
Я не хотела рассказывать историю госпожи Ремер.
— Купила, — коротко ответила я. — Где?
— На антикварной ярмарке, — солгала я. Эрнст протянул руку:
— Можно взглянуть на нее поближе?
Я сняла тяжелое украшение и передала ему. Он внимательно осмотрел брошку.
— Странно… — сказал он наконец.
— Почему странно? — спросила я, начиная догадываться, в чем дело.
— Да нет, ничего, — ответил Эрнст. — У матери была точно такая же, с изображением Гермеса. Все совпадает до мельчайших деталей.
Витольд вмешался в наш разговор, взял брошь и стал ее рассматривать.
— Конец девятнадцатого века, — прикинул он. — Поколение наших дедушек и бабушек. А кому твоя мать оставила эту брошь?
— Украшение кто-то украл. Мать никак не могла с этим смириться. Она хотела завещать его своей первой внучке, ведь у меня нет сестер. Она досталась бы моей дочери. Но мать умерла до того, как родилась Аннетт, а брошь пропала еще раньше.
Тут принесли бэккаоффа. По комнате распространился пряный запах. Упрашивать никого не пришлось. Витольд настоял, чтобы я взяла себе несколько картофелин и отказалась от восхитительного густого винного соуса. Я съела несколько кусочков, стараясь не смотреть в сторону Эрнста и Китти, которые пытались поделить отвратительный свиной хвост.
Мы ели и пили, как и в последние два вечера. Все были в отличном настроении. Эрнста Шредера все время мучила жажда. Ел он за троих, но через два часа опьянел сильнее всех. Он болтал без умолку:
— Смотрю я на сегодняшнюю молодежь, особенно на нашего многообещающего отпрыска, и завидую самой черной завистью. Да у меня за всю мою жизнь не было столько женщин, сколько у него!
Скарлетт молча бросила на него взгляд скорпионши.
— В семнадцать лет у меня случилось первое любовное приключение, а потом долго ничего не было. По тем временам это считалось невероятно рано, — хвастливо сказал он. — Когда я смотрю на брошь Тиры, столько всего вспоминается!
— А ну рассказывай! — весело потребовал Витольд.
Скарлетт зашипела:
— Эрнст, ты заходишь слишком далеко!
— Эта история кажется совершенно невероятной, — невозмутимо продолжал Эрнст. — Школьником я был очень робким, в пятидесятые годы все школьники росли такими. Однажды, когда я возвращался домой из школы, со мной заговорила молодая женщина. Она искала какую-то улицу. Так совпало, что я жил именно на той улице, которая была ей нужна. Еще удивительнее оказался тот факт, что она направлялась к людям, жившим в подвальном этаже того самого дома, где наша семья снимала квартиру. Однако их не оказалось дома. Мои родители уехали на три дня. Я предложил незнакомке зайти к нам и написать своим знакомым записку.
Все обратились в слух.
— Роман, который сочинила жизнь, — пошутил Витольд.
— Дальше! — попросила Китти.
Скарлетт больше не пыталась толкать своего мужа под столом.
Эрнст, этот великий донжуан, откровенно наслаждался нашим вниманием:
— Хотите верьте, а хотите нет, но я, совсем еще неопытный, при первой же встрече соблазнил ее, еще более неопытную!
— У меня нет слов! — воскликнул Витольд. — Хаким, если ты ничего не придумываешь, то такого ловеласа, как ты, свет еще не видывал!
Скарлетт ущипнула Витольда за руку:
— Я смотрю, ты им восхищаешься!
— А что было дальше? — поинтересовалась Китти.
— Моя возлюбленная была по меньшей мере на восемь лет старше меня. В те времена незамужняя женщина после двадцати пяти, вероятно, уже начинала мучиться из-за всевозможных комплексов и панического страха остаться одной. — Эрнст мило улыбнулся Китти, извиняясь за свои не слишком тактичные слова. — Короче говоря, мы страстно отдавались друг другу при каждом удобном случае. Я, по молодости, конечно, хотел жениться на ней. Что же касается брошки, то это я украл ее у матери и подарил предмету своих воздыханий в залог вечной любви.
— А что стало с той женщиной? — спросила Китти.
Эрнст рассматривал брошь с отсутствующим выражением.
— Не знаю. Она внезапно уехала, написала мне прощальное письмо, но адреса не оставила. Я, тогда еще молокосос, так и не узнал, куда она скрылась.
— Ты думаешь, это брошь твоей матери? — спросил Витольд.
— Нельзя с уверенностью сказать, хотя такие украшения наверняка существуют лишь в нескольких экземплярах.
Витольд снова взял брошь в руки. Вдруг в его глазах зажглись озорные искорки. Он посмотрел на Скарлетт:
— Угадай, что должно быть в кармане брюк у каждого мальчишки?
Она наморщила нос:
— Фу, гадость какая! Сейчас достанешь ящерицу или саламандру!
Витольд засмеялся:
— А вот и не угадала! Это швейцарский армейский нож!
В руке у него появился роскошный нож с красной ручкой.
— Тира, могу я воспользоваться самым маленьким и тонким лезвием, чтобы отделить заднюю стенку броши? Возможно, между золотой пластинкой и камнем спрятан локон, метка ювелира или какая-то надпись.
Я кивнула, и он принялся крайне осторожно отгибать зубчики золотой окантовки. Оказалось, что на внутренней стороне пластинки действительно была выгравирована монограмма: «Э.Ш.» Эрнст взволнованно заявил, что, возможно, это первые буквы имени и фамилии его бабушки по отцовской линии, Элизы Шредер.
— Значит, — сказал Эрнст, — моя бывшая возлюбленная либо мертва, и потомки пустили ее имущество с молотка, либо крайне бедна и продала украшение, чтобы выручить немного денег. Скарлетт насмешливо заметила:
— Ты смотришь на все через розовые очки! Может, брошка ей просто не понравилась, а воспоминания, связанные с этим украшением, были ей не так уж и дороги, как тебе хочется думать!
Мы продолжили еду: бэккаоффа еще не остыл.
— Сколько ты за нее заплатила? — спросил Эрнст, которого продолжала занимать эта тема.
Я пожала плечами:
— Не помню точно, но она была очень дорогая. Витольд интересовался старинными вещами.
— Такие украшения, как правило, стоят больших денег, только истинные ценители готовы раскошелиться и купить их. Думаю, в каком-нибудь антикварном магазинчике эта брошь стоила бы по меньшей мере три тысячи марок.
Эрнст сказал мне вполголоса:
— Я бы хотел купить эту брошь, но не буду на тебя давить. Обдумай все спокойно. Я согласен заплатить любую цену или подарить тебе любое украшение на выбор.
Так, значит, Эрнст Шредер был отцом единственной дочери госпожи Ремер! Невероятное совпадение! Интересно, а она на него похожа? Я один-единственный раз видела эту женщину, сводную сестру Аннетт и Олега. Ведь она была старше Китти!
С некоторым отвращением я посмотрела на Эрнста Шредера. Он испортил госпоже Ремер всю жизнь! Внезапно я вспомнила великодушный поступок Скарлетт, которая подарила Китти свою золотую бархатную блузку.
— Эрнст, я не хочу заключать с тобой никаких сделок, — заявила я, — а просто подарю тебе эту брошку, пусть ее носит твоя дочь.
Он не согласился. В его взгляде читалось возмущение, но в то же время и желание вернуть фамильную драгоценность.
— Тира, — сказал он, — я никогда не смогу принять подобный подарок. Перед Рождеством мы с тобой отправимся на большую антикварную ярмарку, и ты выберешь себе что-нибудь красивое. Надеюсь, ты понимаешь, что эта брошь мне очень дорога.
Остальные слушали вполуха, как мы торговались из-за брошки. Они обсуждали план действий на завтра. Китти заявила, что опять хочет бродить по лесам и полям. На сей раз с ней не согласился Витольд.
— Выбирайте: Кольмар или Страсбург, — предложил он. — Друзья, мы не можем целую неделю путешествовать по Эльзасу и не побывать ни в одном центре искусства и культуры!
— Ну хорошо, тогда поехали в Страсбург, — сказала Скарлетт. — Несколько лет назад я купила там совершенно потрясающие туфли. Думаю, я вспомню дорогу к тому магазинчику!
— Какая серость! — подпустил шпильку Витольд.
Именинница принялась восхищаться керамической жаровней, покрытой коричневой эмалью и разрисованной симпатичными белыми цветочками с зелеными листьями:
— В Страсбурге я куплю себе такую же, запишу рецепт бэккаоффа и ровно через год приглашу вас всех на памятный обед.
— Это было бы здорово, — весело сказал Эрнст. Витольд вслух продумывал экскурсию в собор, а затем — в Эльзасский музей и квартал «Маленькая Франция».
После вкусного ужина всех нас охватила лень. Китти широко зевала — это было неудивительно, ведь они с Витольдом с самого утра были на ногах.
— Надо решить, когда мы тронемся в путь, — сказал Витольд.
— Ах, Райнер, — заныла Скарлетт, — у нас же каникулы, зачем сейчас об этом говорить? После завтрака все и решим.
Не переставая зевать, Китти спросила:
— Ты разбудишь меня завтра пораньше, чтобы мы смогли прогуляться с утра?
— Конечно, — ответил Витольд. — Я постучу в дверь, как сегодня. Может быть, Тира тоже захочет пойти.
— Может быть, — ответила я.
Китти заявила, что она просто засыпает, и мы все поднялись наверх. Не успела я и глазом моргнуть, как она уже лежала в огромной двуспальной кровати, которую мне предстояло делить с ней этой ночью. Скарлетт заняла другую кровать. Китти растянулась под одеялом, прошептала «спокойной ночи» и заснула праведным сном настоящей путешественницы.
Глава 9
Я выпила чай, погрызла сухарики и вскоре крепко уснула.
Около семи меня разбудил чей-то шепот, гораздо более назойливый, чем даже громкий разговор. Я открыла глаза. Скарлетт красила свои когти.
Китти спросила:
— Мы тебя разбудили? Как ты себя чувствуешь? По правде говоря, мне стало намного лучше, все-таки у меня очень выносливый организм. Сев в кровати, я спросила, когда мы собираемся отмечать.
— Девочки, сначала нужно принарядиться! — сказала Скарлетт тоном учительницы физкультуры из моего детства. Она уже успела вымыть голову и завить волосы.
Китти порылась в своей дорожной сумочке и достала одну из белых хлопковых кофточек. Скарлетт присвистнула:
— А ничего другого у тебя не найдется? Как-никак тебе исполняется тридцать пять, хотя бы сегодня постарайся выглядеть взрослой!
Китти не обиделась:
— Ни с собой, ни дома у меня нет роскошных нарядов!
Скарлетт полезла в собственный чемодан и вынула оттуда блузку из тяжелого бархата цвета темного золота.
— Примерь-ка! Этот цвет очень подходит к моим рыжим волосам, думаю, что со светлыми он будет сочетаться еще лучше. Вещичка что надо!
В дорогой блузке Китти выглядела обворожительно. Скарлетт признала это искренне и без всякой зависти.
— Пусть это будет моим подарком тебе на день рождения, — великодушно сказала она.
Меня впечатлил этот широкий жест. Я не способна на такую щедрость. Однако, вспомнив замечание Скарлетт насчет синих глаз Витольда, я пришла в ярость.
Китти взяла дорогую блузку, нисколько не ломаясь. Она обняла и поцеловала Скарлетт и принялась вертеться перед зеркалом. В конце концов их азарт заразил и меня. Скарлетт примеряла все новые вещи, шутливо отталкивая Китти от зеркала. Я вылезла из уютной постели, сняла теплый спортивный костюм и принялась наводить красоту. Перед мужчинами Китти предстала в темно-золотом, Скарлетт — в изумрудно-зеленом, а я в светло-голубом. Кроме того, на груди у меня красовалась брошка госпожи Ремер.
В ресторане Эрнст Шредер сидел напротив меня. Как завороженный, он смотрел на мою брошь, пока Китти с Витольдом наперебой рассказывали о том, как завершили прогулку без нас, слабаков.
— Откуда у тебя эта брошь? — спросил Эрнст, холодно оглядев меня.
Я не хотела рассказывать историю госпожи Ремер.
— Купила, — коротко ответила я. — Где?
— На антикварной ярмарке, — солгала я. Эрнст протянул руку:
— Можно взглянуть на нее поближе?
Я сняла тяжелое украшение и передала ему. Он внимательно осмотрел брошку.
— Странно… — сказал он наконец.
— Почему странно? — спросила я, начиная догадываться, в чем дело.
— Да нет, ничего, — ответил Эрнст. — У матери была точно такая же, с изображением Гермеса. Все совпадает до мельчайших деталей.
Витольд вмешался в наш разговор, взял брошь и стал ее рассматривать.
— Конец девятнадцатого века, — прикинул он. — Поколение наших дедушек и бабушек. А кому твоя мать оставила эту брошь?
— Украшение кто-то украл. Мать никак не могла с этим смириться. Она хотела завещать его своей первой внучке, ведь у меня нет сестер. Она досталась бы моей дочери. Но мать умерла до того, как родилась Аннетт, а брошь пропала еще раньше.
Тут принесли бэккаоффа. По комнате распространился пряный запах. Упрашивать никого не пришлось. Витольд настоял, чтобы я взяла себе несколько картофелин и отказалась от восхитительного густого винного соуса. Я съела несколько кусочков, стараясь не смотреть в сторону Эрнста и Китти, которые пытались поделить отвратительный свиной хвост.
Мы ели и пили, как и в последние два вечера. Все были в отличном настроении. Эрнста Шредера все время мучила жажда. Ел он за троих, но через два часа опьянел сильнее всех. Он болтал без умолку:
— Смотрю я на сегодняшнюю молодежь, особенно на нашего многообещающего отпрыска, и завидую самой черной завистью. Да у меня за всю мою жизнь не было столько женщин, сколько у него!
Скарлетт молча бросила на него взгляд скорпионши.
— В семнадцать лет у меня случилось первое любовное приключение, а потом долго ничего не было. По тем временам это считалось невероятно рано, — хвастливо сказал он. — Когда я смотрю на брошь Тиры, столько всего вспоминается!
— А ну рассказывай! — весело потребовал Витольд.
Скарлетт зашипела:
— Эрнст, ты заходишь слишком далеко!
— Эта история кажется совершенно невероятной, — невозмутимо продолжал Эрнст. — Школьником я был очень робким, в пятидесятые годы все школьники росли такими. Однажды, когда я возвращался домой из школы, со мной заговорила молодая женщина. Она искала какую-то улицу. Так совпало, что я жил именно на той улице, которая была ей нужна. Еще удивительнее оказался тот факт, что она направлялась к людям, жившим в подвальном этаже того самого дома, где наша семья снимала квартиру. Однако их не оказалось дома. Мои родители уехали на три дня. Я предложил незнакомке зайти к нам и написать своим знакомым записку.
Все обратились в слух.
— Роман, который сочинила жизнь, — пошутил Витольд.
— Дальше! — попросила Китти.
Скарлетт больше не пыталась толкать своего мужа под столом.
Эрнст, этот великий донжуан, откровенно наслаждался нашим вниманием:
— Хотите верьте, а хотите нет, но я, совсем еще неопытный, при первой же встрече соблазнил ее, еще более неопытную!
— У меня нет слов! — воскликнул Витольд. — Хаким, если ты ничего не придумываешь, то такого ловеласа, как ты, свет еще не видывал!
Скарлетт ущипнула Витольда за руку:
— Я смотрю, ты им восхищаешься!
— А что было дальше? — поинтересовалась Китти.
— Моя возлюбленная была по меньшей мере на восемь лет старше меня. В те времена незамужняя женщина после двадцати пяти, вероятно, уже начинала мучиться из-за всевозможных комплексов и панического страха остаться одной. — Эрнст мило улыбнулся Китти, извиняясь за свои не слишком тактичные слова. — Короче говоря, мы страстно отдавались друг другу при каждом удобном случае. Я, по молодости, конечно, хотел жениться на ней. Что же касается брошки, то это я украл ее у матери и подарил предмету своих воздыханий в залог вечной любви.
— А что стало с той женщиной? — спросила Китти.
Эрнст рассматривал брошь с отсутствующим выражением.
— Не знаю. Она внезапно уехала, написала мне прощальное письмо, но адреса не оставила. Я, тогда еще молокосос, так и не узнал, куда она скрылась.
— Ты думаешь, это брошь твоей матери? — спросил Витольд.
— Нельзя с уверенностью сказать, хотя такие украшения наверняка существуют лишь в нескольких экземплярах.
Витольд снова взял брошь в руки. Вдруг в его глазах зажглись озорные искорки. Он посмотрел на Скарлетт:
— Угадай, что должно быть в кармане брюк у каждого мальчишки?
Она наморщила нос:
— Фу, гадость какая! Сейчас достанешь ящерицу или саламандру!
Витольд засмеялся:
— А вот и не угадала! Это швейцарский армейский нож!
В руке у него появился роскошный нож с красной ручкой.
— Тира, могу я воспользоваться самым маленьким и тонким лезвием, чтобы отделить заднюю стенку броши? Возможно, между золотой пластинкой и камнем спрятан локон, метка ювелира или какая-то надпись.
Я кивнула, и он принялся крайне осторожно отгибать зубчики золотой окантовки. Оказалось, что на внутренней стороне пластинки действительно была выгравирована монограмма: «Э.Ш.» Эрнст взволнованно заявил, что, возможно, это первые буквы имени и фамилии его бабушки по отцовской линии, Элизы Шредер.
— Значит, — сказал Эрнст, — моя бывшая возлюбленная либо мертва, и потомки пустили ее имущество с молотка, либо крайне бедна и продала украшение, чтобы выручить немного денег. Скарлетт насмешливо заметила:
— Ты смотришь на все через розовые очки! Может, брошка ей просто не понравилась, а воспоминания, связанные с этим украшением, были ей не так уж и дороги, как тебе хочется думать!
Мы продолжили еду: бэккаоффа еще не остыл.
— Сколько ты за нее заплатила? — спросил Эрнст, которого продолжала занимать эта тема.
Я пожала плечами:
— Не помню точно, но она была очень дорогая. Витольд интересовался старинными вещами.
— Такие украшения, как правило, стоят больших денег, только истинные ценители готовы раскошелиться и купить их. Думаю, в каком-нибудь антикварном магазинчике эта брошь стоила бы по меньшей мере три тысячи марок.
Эрнст сказал мне вполголоса:
— Я бы хотел купить эту брошь, но не буду на тебя давить. Обдумай все спокойно. Я согласен заплатить любую цену или подарить тебе любое украшение на выбор.
Так, значит, Эрнст Шредер был отцом единственной дочери госпожи Ремер! Невероятное совпадение! Интересно, а она на него похожа? Я один-единственный раз видела эту женщину, сводную сестру Аннетт и Олега. Ведь она была старше Китти!
С некоторым отвращением я посмотрела на Эрнста Шредера. Он испортил госпоже Ремер всю жизнь! Внезапно я вспомнила великодушный поступок Скарлетт, которая подарила Китти свою золотую бархатную блузку.
— Эрнст, я не хочу заключать с тобой никаких сделок, — заявила я, — а просто подарю тебе эту брошку, пусть ее носит твоя дочь.
Он не согласился. В его взгляде читалось возмущение, но в то же время и желание вернуть фамильную драгоценность.
— Тира, — сказал он, — я никогда не смогу принять подобный подарок. Перед Рождеством мы с тобой отправимся на большую антикварную ярмарку, и ты выберешь себе что-нибудь красивое. Надеюсь, ты понимаешь, что эта брошь мне очень дорога.
Остальные слушали вполуха, как мы торговались из-за брошки. Они обсуждали план действий на завтра. Китти заявила, что опять хочет бродить по лесам и полям. На сей раз с ней не согласился Витольд.
— Выбирайте: Кольмар или Страсбург, — предложил он. — Друзья, мы не можем целую неделю путешествовать по Эльзасу и не побывать ни в одном центре искусства и культуры!
— Ну хорошо, тогда поехали в Страсбург, — сказала Скарлетт. — Несколько лет назад я купила там совершенно потрясающие туфли. Думаю, я вспомню дорогу к тому магазинчику!
— Какая серость! — подпустил шпильку Витольд.
Именинница принялась восхищаться керамической жаровней, покрытой коричневой эмалью и разрисованной симпатичными белыми цветочками с зелеными листьями:
— В Страсбурге я куплю себе такую же, запишу рецепт бэккаоффа и ровно через год приглашу вас всех на памятный обед.
— Это было бы здорово, — весело сказал Эрнст. Витольд вслух продумывал экскурсию в собор, а затем — в Эльзасский музей и квартал «Маленькая Франция».
После вкусного ужина всех нас охватила лень. Китти широко зевала — это было неудивительно, ведь они с Витольдом с самого утра были на ногах.
— Надо решить, когда мы тронемся в путь, — сказал Витольд.
— Ах, Райнер, — заныла Скарлетт, — у нас же каникулы, зачем сейчас об этом говорить? После завтрака все и решим.
Не переставая зевать, Китти спросила:
— Ты разбудишь меня завтра пораньше, чтобы мы смогли прогуляться с утра?
— Конечно, — ответил Витольд. — Я постучу в дверь, как сегодня. Может быть, Тира тоже захочет пойти.
— Может быть, — ответила я.
Китти заявила, что она просто засыпает, и мы все поднялись наверх. Не успела я и глазом моргнуть, как она уже лежала в огромной двуспальной кровати, которую мне предстояло делить с ней этой ночью. Скарлетт заняла другую кровать. Китти растянулась под одеялом, прошептала «спокойной ночи» и заснула праведным сном настоящей путешественницы.
Глава 9
Памела Шредер облачилась в тренировочный костюм своего сына.
— Моя обычная пижама не годится для этого лагеря, — сказала она.
Я не совсем поняла, что она имела в виду. Памела ухмыльнулась:
— Чаще всего я сплю голая, — сказала она. Я была в шоке.
Не успела я лечь рядом с Китти, как та начала храпеть. Скарлетт выругалась и спросила:
— Какой ужас, она так всегда?
Я заверила ее, что две прошлые ночи Китти подобных фокусов не выкидывала и спала совершенно тихо.
— Переверни-ка ее, — приказала Скарлетт. — Это должно помочь.
Я так и сделала. Однако Китти тут же повернулась обратно на спину и захрапела снова.
Скарлетт стояла у окна. Внезапно она схватила свой рюкзак, сигареты и зажигалку и сказала, что выйдет покурить.
Я выглянула из окна в темный сад. Там уже тлела чья-то сигарета. Скарлетт пошла прямиком на этот огонек, и вскоре я увидела, как два светлячка поплыли к дальней скамейке.
Это мог быть только Витольд. Либо они хотели спокойно подымить, не навлекая на себя гнева некуряших соседей по комнате, либо между ними что-то было. Как бы я хотела слышать, о чем они говорят!
Через пять минут мое терпение иссякло. У меня под ухом равномерно храпела Китти, а там, на скамейке, сидели рядышком Витольд и эта рыжая ведьма. Я натянула куртку поверх спортивного костюма, надела носки и тапочки, а шею замотала шарфом. Осенний воздух не был очень холодным, но все же на дворе стояла ночь, и притом довольно сырая.
Китти не заметила, как я вышла из комнаты. Не включая света, я на ощупь спустилась по широкой лестнице и сквозь приоткрытую дверь выскользнула в сад. Я испытывала невероятный душевный подъем при мысли, что сейчас услышу, о чем говорят эти двое. Хотя, возможно, их разговор окажется ничего не значащей болтовней.
В саду я ориентировалась плохо и с трудом пробиралась между цветочными клумбами. Порядочно проплутав, то и дело останавливаясь, я наконец приблизилась к той самой скамейке, к которой так стремилась. О том, что она почти рядом, можно было только догадываться: ведь обе сигареты уже погасли. Если меня обнаружат, я провалюсь сквозь землю от стыда! Их разговор был едва слышен, нужно было подобраться поближе. Словно индеец, я опустилась на четвереньки и поползла к скамейке: кусты здесь были невысокими и не могли скрыть меня полностью.
Скарлетт ругала мужа:
— Терпеть не могу его хвастовства! Стоит ему вспомнить одну историю о своих любовных похождениях, как за ней тут же следует еще десять.
— Для меня стало настоящим откровением то, что он рассказал сегодня, — сказал Витольд. — Об этом он со мной никогда не говорил.
— Если, конечно, это правда, — фыркнула Скарлетт. — Все-таки неприятно слушать, как он в моем присутствии распространяется о своих романах и, что уж совсем отвратительно, жалуется, что этого больше не вернешь.
— Ну так плати ему той же монетой, — посоветовал Витольд. — Ты часто вспоминаешь Португалию?
Последовало молчание.
Наконец Памела Шредер спросила:
— А где ты подцепил эту грымзу?
— Кого ты имеешь в виду?
— Ну, эту Тиру. Что за идиотское имечко она себе придумала!
— В твоих словах слышится черная зависть! Еще бы, ведь теперь твое имя перестало быть самым экзотическим в нашей компании! Я познакомился с ней на деревенском празднике.
— Райнер, я не верю ни одному твоему слову! Такие чопорные старые девы не знакомятся с мужчинами на народных гуляньях.
— Она была там не одна. Разве Эрнст не рассказывал тебе об этом? Когда ты ездила в Америку, мы с ним решили немного развеяться и сходить на праздник освящения церкви, где и познакомились с Тирой и ее подругой.
— Ах да, с той самой, которую «упали» с башни?
— Точно. Беата была очень милой женщиной. А что в действительности произошло там, на башне, даже нашей хитроумной полиции никогда не выяснить.
— Слушай, Райнер, а ты ловко все устроил с походом по Эльзасу: здесь собрались одни твои поклонницы!
— Неужели и ты к ним относишься?
Скарлетт засмеялась и потребовала, чтобы Витольд дал ей прикурить. Это была уже вторая сигарета.
— Только что я слышала какой-то шорох, — вдруг сказала она к моему ужасу.
— Мыши, кошки, львы и тигры. И в довершение ко всему ревнивый Эрнст с большим охотничьим ножом, — пошутил Витольд.
— Ах, если бы он был способен на ревность! Кажется, ему абсолютно наплевать на то, чем я занимаюсь.
— Хочешь, проверим это еще раз? — предложил Витольд.
— Давно ждала, когда ты это предложишь, — ответила Скарлетт. — Для начала можешь немного меня согреть: тут, на улице, стало холодновато.
Мне показалось, что Витольд обнял ее: теперь их сигареты тлели совсем близко одна от другой. Я ощутила сильнейшее желание убить обоих на месте.
— Кстати, насчет твоей поклонницы, — снова начала Скарлетт, — неужели ты не замечаешь, что она из кожи вон лезет, чтобы завоевать твою благосклонность?
— Ну так что с того? Скажи, разве не об этом мечтает любая женщина? — дерзко спросил Витольд.
Похоже, Скарлетт ударила или ущипнула его, потому что он тут же вскрикнул:
— Аи! Ты что, с ума сошла?
— А милашка Китти тоже бегает за тобой на задних лапках. Скажи-ка, ты уже с ней спал?
— Господи, Скарлетт, наверное, ты слишком сильно меня любишь, иначе откуда взяться такой ревности?
— Ах ты, мерзавец! А еще изображаешь из себя безутешного вдовца! Кто-то у тебя есть, чутье меня никогда не подводит! Или, может, это была Беата?
— Почти угадала. Но, Скарлетт, дорогая моя, пора бы уже заметить, что я предпочитаю женщин в возрасте до тридцати лет!
Неожиданно ссору прервали ее всхлипывания. Эта мадам была неглупа: она ловко сыграла на стремлении Витольда утешать и поддерживать всех в трудную минуту. Он что-то тихонько зашептал и, как мне показалось, приласкал Скарлетт.
Я чувствовала себя так, как будто кто-то резал мое сердце на мелкие кусочки. У нее был симпатичный муж, двое детей, эффектная внешность, темперамент, деньги, друзья. Так почему же она хотела забрать себе этого человека, хотя знала, что он нужен нам с Китти?
Нежно и очень тихо она сказала:
— Наверное, в машине немного теплее.
Тут парочка удалилась — так же тихо, как я перед этим подползла к скамейке. Немного погодя я услышала, как Витольд завел машину. Видимо, какие-то представления о приличиях у них еще остались, и они не стали заниматься этим прямо на стоянке.
Прятаться дольше было бессмысленно. Дрожа от холода, я вернулась в дом и легла рядом с Китти, которая все так же спала праведным сном.
Время ожидания тянулось томительно. Прошло два часа. Теперь Китти храпела потише, и я то и дело проваливалась в сон, но вскоре просыпалась от страха, что проиграла битву за Райнера Витольда Энгштерна. И кому — не юной Вивиан и не Китти, которой я почти желала победы, а этой ведьме! В средние века ее бы просто сожгли на костре.
В конце концов я все-таки заснула, однако через какое-то время меня разбудил шум. Рядом ровно дышала Китти. Не иначе, как в свою кровать вернулась Скарлетт. Я зажгла ночник. Стрелки на часах показывали половину четвертого; вторая кровать была пуста. Не менее пусто было и в моем урчащем желудке, очень хотелось пить. Я снова выключила свет и проковыляла в ванную, чтобы глотнуть воды.
Ванные комнаты появились в этом доме недавно: для этой цели в просторных номерах отгородили один угол. Совершенно непонятно, как архитектору удалось уместить в этом миниатюрном помещении биде, которое поворачивалось вокруг своей оси, маленькую ванну, унитаз и умывальник, однако все санитарно-гигиенические требования были соблюдены.
За незапертой дверью горел свет. В ванне лежала Скарлетт. Я воззрилась на нее, точно на привидение. Она выглядела немного смущенной.
— Заходи, не стесняйся, — сказала она. — Я никогда не закрываюсь. Я так продрогла, что пришлось залезть в горячую ванну.
Я взяла стаканчик для чистки зубов и набрала туда воды.
— Ты так и не ложилась спать? — спросила я. Ее реакция была раздраженно-агрессивной:
— Если ты сама это знаешь, то зачем спрашиваешь?
Во мне все закипело:
— Может быть, я грымза и чопорная старая дева, но еще не окончательно выжила из ума! Мне отлично известно, с кем ты была!
Скарлетт нисколько не растерялась.
— Так, значит, ты подслушивала! — констатировала она. — И делала это потому, что сама его хочешь. Какая мерзость! Меня от тебя тошнит!
— Скарлетт — ну и идиотское имечко ты там себе придумала, — все, что делаешь ты, конечно же прилично и благородно! — парировала я.
— Я действительно не сделала ничего ужасного, — сказала она. — Но жеманные, обиженные судьбой старые девы, которые стремятся уличить в грехе всех и вся, да еще шпионят за окружающими, являются для меня воплощением низости!
Я просто кипела от ненависти. Хотелось ответить ей так же ехидно, но нужные слова никак не приходили на ум.
Скарлетт высунула из воды красивую маленькую ножку и с довольным видом принялась разглядывать свои ногти, покрытые красным лаком.
— А что случилось с Беатой? — спросила она. У меня перехватило дыхание:
— То есть?
— У нее что-то было с Райнером, — сказала эта тварь, — и ты от зависти столкнула ее с башни.
Я схватила электрические щипцы для волос, которыми Скарлетт пользовалась вечером. Они были включены в розетку. С быстротой молнии я сунула их в наполненную до краев ванну.
Произошло короткое замыкание, и лампа на зеркале потухла. К счастью, верхний свет продолжал гореть. Скарлетт потеряла сознание. Или она была мертва?
Сохраняя полное присутствие духа, я заперла дверь. Хотелось надеяться, что Китти не проснулась от нашего разговора, впрочем, не очень громкого. Что мне теперь делать?
Я вытащила вилку из розетки и вынула щипцы из ванны. Осмотрев обнаженное тело, я попыталась нащупать пульс, но никак не могла понять, бьется ли сердце. Мне все казалось, что она жива, скоро очнется и выдаст меня, расскажет всем не только о том, что я хотела ее убить, но и что я виновата в смерти Беаты,
Я засучила рукава, чтобы не замочить их, села на край ванны и медленно опустила ее голову под воду. Ванна была слишком мала, и теперь из нее торчали ноги Скарлетт. Глядя на часы, я держала ее голову в таком положении добрых пятнадцать минут. Скарлетт не шевелилась. Ее зеленые глаза сверлили меня неподвижным взглядом из-за рыжих прядей, похожих на слипшиеся водоросли. Тело, покрытое веснушками, казалось мягким и бесформенным, словно губка. Она была мертва.
Тщательно вытерев руки гостиничным полотенцем, я завернула в него щипцы Скарлетт и прильнула ухом к двери, пытаясь по доносящимся из комнаты звукам определить, не проснулась ли Китти. Все было тихо. С осторожностью повернув ключ в замке, я как можно тише открыла дверь. Китти спала все так же крепко, как несколько часов назад. Я выскользнула из ванной и закрыла дверь. В руке у меня были щипцы, завернутые в полотенце. На ощупь я пробралась к чемодану, спрятала влажный сверток в своей одежде и бесшумно подобралась к кровати, стараясь ничего не задеть, — я почти плыла по воздуху. Китти сделала попытку перевернуться на другой бок, пробормотав при этом: «Райнер».
Я лежала рядом с ней и думала, что теперь опять заболею. На этот раз труп найдут в непосредственной близости от меня. Одно из полотенец намокло, а ведь Скарлетт лежала в ванне и еще не успела им воспользоваться. Второе полотенце вообще исчезло — чем не повод для подозрений? Вдруг кто-нибудь видел меня ночью в саду? Может, Эрнсту пришло в голову шпионить за женой? Остаются ли на теле следы от электрошока? Мне было известно, что сильные удары тока приводят к тяжелым ожогам. Но я внимательно осмотрела тело Скарлетт и не нашла ничего особенного. Впрочем, я не была ни врачом, ни полицейским. Ни в коем случае нельзя встать первой и обнаружить труп. Наверняка Витольд опять вскочит с утра пораньше и придет будить Китти. Она побежит в ванную, и я проснусь от ее ужасного крика.
Постепенно рассветало. Я лежала в кровати и ждала прихода Витольда и крика Китти, но часы показывали уже восемь, а вокруг все было тихо.
Минуты тянулись бесконечно долго, а я все размышляла над тем, насколько мне вообще нужен Витольд. Ради него я стольким пожертвовала, поставила на карту свободу, престиж и привычный жизненный уклад. Теперь, если вдруг произойдет чудо и окажется, что он меня любит и хочет делить со мной стол и постель, деньги, отпуск, друзей и привычки, буду ли я этому рада? Все это казалось крайне сомнительным: по большому счету, он был мне совершенно чужим человеком. В отчаянии я снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: ради чего я отправила на тот свет трех женщин? Первую — в какой-то мере по недоразумению, тут уж мне не в чем было себя упрекнуть. Убийство Беаты — более дурной поступок, и к тому же оно оказалось совершенно излишним. Лучше об этом не думать. Но мысль о том, что сегодня я утопила в ванне настоящую ведьму, приносила мне некое удовлетворение. В отличие от остальных эта женщина оскорбила меня до глубины души.
Китти пошевелилась. Пришлось тут же изобразить крепкий сон. По колебаниям матраца я поняла, что она села, спустила ноги с кровати — наверное, смотрела на часы. Я знала, что сейчас половина девятого. Она издала тихий возглас удивления, потянулась и прошлепала босыми ногами в ванную.
Крика, которого я ждала, так и не последовало. Вместо этого она позвала меня решительно, по-учительски — так, как раньше никогда ни с кем из нас не разговаривала:
— Тира, быстро сюда!
— Моя обычная пижама не годится для этого лагеря, — сказала она.
Я не совсем поняла, что она имела в виду. Памела ухмыльнулась:
— Чаще всего я сплю голая, — сказала она. Я была в шоке.
Не успела я лечь рядом с Китти, как та начала храпеть. Скарлетт выругалась и спросила:
— Какой ужас, она так всегда?
Я заверила ее, что две прошлые ночи Китти подобных фокусов не выкидывала и спала совершенно тихо.
— Переверни-ка ее, — приказала Скарлетт. — Это должно помочь.
Я так и сделала. Однако Китти тут же повернулась обратно на спину и захрапела снова.
Скарлетт стояла у окна. Внезапно она схватила свой рюкзак, сигареты и зажигалку и сказала, что выйдет покурить.
Я выглянула из окна в темный сад. Там уже тлела чья-то сигарета. Скарлетт пошла прямиком на этот огонек, и вскоре я увидела, как два светлячка поплыли к дальней скамейке.
Это мог быть только Витольд. Либо они хотели спокойно подымить, не навлекая на себя гнева некуряших соседей по комнате, либо между ними что-то было. Как бы я хотела слышать, о чем они говорят!
Через пять минут мое терпение иссякло. У меня под ухом равномерно храпела Китти, а там, на скамейке, сидели рядышком Витольд и эта рыжая ведьма. Я натянула куртку поверх спортивного костюма, надела носки и тапочки, а шею замотала шарфом. Осенний воздух не был очень холодным, но все же на дворе стояла ночь, и притом довольно сырая.
Китти не заметила, как я вышла из комнаты. Не включая света, я на ощупь спустилась по широкой лестнице и сквозь приоткрытую дверь выскользнула в сад. Я испытывала невероятный душевный подъем при мысли, что сейчас услышу, о чем говорят эти двое. Хотя, возможно, их разговор окажется ничего не значащей болтовней.
В саду я ориентировалась плохо и с трудом пробиралась между цветочными клумбами. Порядочно проплутав, то и дело останавливаясь, я наконец приблизилась к той самой скамейке, к которой так стремилась. О том, что она почти рядом, можно было только догадываться: ведь обе сигареты уже погасли. Если меня обнаружат, я провалюсь сквозь землю от стыда! Их разговор был едва слышен, нужно было подобраться поближе. Словно индеец, я опустилась на четвереньки и поползла к скамейке: кусты здесь были невысокими и не могли скрыть меня полностью.
Скарлетт ругала мужа:
— Терпеть не могу его хвастовства! Стоит ему вспомнить одну историю о своих любовных похождениях, как за ней тут же следует еще десять.
— Для меня стало настоящим откровением то, что он рассказал сегодня, — сказал Витольд. — Об этом он со мной никогда не говорил.
— Если, конечно, это правда, — фыркнула Скарлетт. — Все-таки неприятно слушать, как он в моем присутствии распространяется о своих романах и, что уж совсем отвратительно, жалуется, что этого больше не вернешь.
— Ну так плати ему той же монетой, — посоветовал Витольд. — Ты часто вспоминаешь Португалию?
Последовало молчание.
Наконец Памела Шредер спросила:
— А где ты подцепил эту грымзу?
— Кого ты имеешь в виду?
— Ну, эту Тиру. Что за идиотское имечко она себе придумала!
— В твоих словах слышится черная зависть! Еще бы, ведь теперь твое имя перестало быть самым экзотическим в нашей компании! Я познакомился с ней на деревенском празднике.
— Райнер, я не верю ни одному твоему слову! Такие чопорные старые девы не знакомятся с мужчинами на народных гуляньях.
— Она была там не одна. Разве Эрнст не рассказывал тебе об этом? Когда ты ездила в Америку, мы с ним решили немного развеяться и сходить на праздник освящения церкви, где и познакомились с Тирой и ее подругой.
— Ах да, с той самой, которую «упали» с башни?
— Точно. Беата была очень милой женщиной. А что в действительности произошло там, на башне, даже нашей хитроумной полиции никогда не выяснить.
— Слушай, Райнер, а ты ловко все устроил с походом по Эльзасу: здесь собрались одни твои поклонницы!
— Неужели и ты к ним относишься?
Скарлетт засмеялась и потребовала, чтобы Витольд дал ей прикурить. Это была уже вторая сигарета.
— Только что я слышала какой-то шорох, — вдруг сказала она к моему ужасу.
— Мыши, кошки, львы и тигры. И в довершение ко всему ревнивый Эрнст с большим охотничьим ножом, — пошутил Витольд.
— Ах, если бы он был способен на ревность! Кажется, ему абсолютно наплевать на то, чем я занимаюсь.
— Хочешь, проверим это еще раз? — предложил Витольд.
— Давно ждала, когда ты это предложишь, — ответила Скарлетт. — Для начала можешь немного меня согреть: тут, на улице, стало холодновато.
Мне показалось, что Витольд обнял ее: теперь их сигареты тлели совсем близко одна от другой. Я ощутила сильнейшее желание убить обоих на месте.
— Кстати, насчет твоей поклонницы, — снова начала Скарлетт, — неужели ты не замечаешь, что она из кожи вон лезет, чтобы завоевать твою благосклонность?
— Ну так что с того? Скажи, разве не об этом мечтает любая женщина? — дерзко спросил Витольд.
Похоже, Скарлетт ударила или ущипнула его, потому что он тут же вскрикнул:
— Аи! Ты что, с ума сошла?
— А милашка Китти тоже бегает за тобой на задних лапках. Скажи-ка, ты уже с ней спал?
— Господи, Скарлетт, наверное, ты слишком сильно меня любишь, иначе откуда взяться такой ревности?
— Ах ты, мерзавец! А еще изображаешь из себя безутешного вдовца! Кто-то у тебя есть, чутье меня никогда не подводит! Или, может, это была Беата?
— Почти угадала. Но, Скарлетт, дорогая моя, пора бы уже заметить, что я предпочитаю женщин в возрасте до тридцати лет!
Неожиданно ссору прервали ее всхлипывания. Эта мадам была неглупа: она ловко сыграла на стремлении Витольда утешать и поддерживать всех в трудную минуту. Он что-то тихонько зашептал и, как мне показалось, приласкал Скарлетт.
Я чувствовала себя так, как будто кто-то резал мое сердце на мелкие кусочки. У нее был симпатичный муж, двое детей, эффектная внешность, темперамент, деньги, друзья. Так почему же она хотела забрать себе этого человека, хотя знала, что он нужен нам с Китти?
Нежно и очень тихо она сказала:
— Наверное, в машине немного теплее.
Тут парочка удалилась — так же тихо, как я перед этим подползла к скамейке. Немного погодя я услышала, как Витольд завел машину. Видимо, какие-то представления о приличиях у них еще остались, и они не стали заниматься этим прямо на стоянке.
Прятаться дольше было бессмысленно. Дрожа от холода, я вернулась в дом и легла рядом с Китти, которая все так же спала праведным сном.
Время ожидания тянулось томительно. Прошло два часа. Теперь Китти храпела потише, и я то и дело проваливалась в сон, но вскоре просыпалась от страха, что проиграла битву за Райнера Витольда Энгштерна. И кому — не юной Вивиан и не Китти, которой я почти желала победы, а этой ведьме! В средние века ее бы просто сожгли на костре.
В конце концов я все-таки заснула, однако через какое-то время меня разбудил шум. Рядом ровно дышала Китти. Не иначе, как в свою кровать вернулась Скарлетт. Я зажгла ночник. Стрелки на часах показывали половину четвертого; вторая кровать была пуста. Не менее пусто было и в моем урчащем желудке, очень хотелось пить. Я снова выключила свет и проковыляла в ванную, чтобы глотнуть воды.
Ванные комнаты появились в этом доме недавно: для этой цели в просторных номерах отгородили один угол. Совершенно непонятно, как архитектору удалось уместить в этом миниатюрном помещении биде, которое поворачивалось вокруг своей оси, маленькую ванну, унитаз и умывальник, однако все санитарно-гигиенические требования были соблюдены.
За незапертой дверью горел свет. В ванне лежала Скарлетт. Я воззрилась на нее, точно на привидение. Она выглядела немного смущенной.
— Заходи, не стесняйся, — сказала она. — Я никогда не закрываюсь. Я так продрогла, что пришлось залезть в горячую ванну.
Я взяла стаканчик для чистки зубов и набрала туда воды.
— Ты так и не ложилась спать? — спросила я. Ее реакция была раздраженно-агрессивной:
— Если ты сама это знаешь, то зачем спрашиваешь?
Во мне все закипело:
— Может быть, я грымза и чопорная старая дева, но еще не окончательно выжила из ума! Мне отлично известно, с кем ты была!
Скарлетт нисколько не растерялась.
— Так, значит, ты подслушивала! — констатировала она. — И делала это потому, что сама его хочешь. Какая мерзость! Меня от тебя тошнит!
— Скарлетт — ну и идиотское имечко ты там себе придумала, — все, что делаешь ты, конечно же прилично и благородно! — парировала я.
— Я действительно не сделала ничего ужасного, — сказала она. — Но жеманные, обиженные судьбой старые девы, которые стремятся уличить в грехе всех и вся, да еще шпионят за окружающими, являются для меня воплощением низости!
Я просто кипела от ненависти. Хотелось ответить ей так же ехидно, но нужные слова никак не приходили на ум.
Скарлетт высунула из воды красивую маленькую ножку и с довольным видом принялась разглядывать свои ногти, покрытые красным лаком.
— А что случилось с Беатой? — спросила она. У меня перехватило дыхание:
— То есть?
— У нее что-то было с Райнером, — сказала эта тварь, — и ты от зависти столкнула ее с башни.
Я схватила электрические щипцы для волос, которыми Скарлетт пользовалась вечером. Они были включены в розетку. С быстротой молнии я сунула их в наполненную до краев ванну.
Произошло короткое замыкание, и лампа на зеркале потухла. К счастью, верхний свет продолжал гореть. Скарлетт потеряла сознание. Или она была мертва?
Сохраняя полное присутствие духа, я заперла дверь. Хотелось надеяться, что Китти не проснулась от нашего разговора, впрочем, не очень громкого. Что мне теперь делать?
Я вытащила вилку из розетки и вынула щипцы из ванны. Осмотрев обнаженное тело, я попыталась нащупать пульс, но никак не могла понять, бьется ли сердце. Мне все казалось, что она жива, скоро очнется и выдаст меня, расскажет всем не только о том, что я хотела ее убить, но и что я виновата в смерти Беаты,
Я засучила рукава, чтобы не замочить их, села на край ванны и медленно опустила ее голову под воду. Ванна была слишком мала, и теперь из нее торчали ноги Скарлетт. Глядя на часы, я держала ее голову в таком положении добрых пятнадцать минут. Скарлетт не шевелилась. Ее зеленые глаза сверлили меня неподвижным взглядом из-за рыжих прядей, похожих на слипшиеся водоросли. Тело, покрытое веснушками, казалось мягким и бесформенным, словно губка. Она была мертва.
Тщательно вытерев руки гостиничным полотенцем, я завернула в него щипцы Скарлетт и прильнула ухом к двери, пытаясь по доносящимся из комнаты звукам определить, не проснулась ли Китти. Все было тихо. С осторожностью повернув ключ в замке, я как можно тише открыла дверь. Китти спала все так же крепко, как несколько часов назад. Я выскользнула из ванной и закрыла дверь. В руке у меня были щипцы, завернутые в полотенце. На ощупь я пробралась к чемодану, спрятала влажный сверток в своей одежде и бесшумно подобралась к кровати, стараясь ничего не задеть, — я почти плыла по воздуху. Китти сделала попытку перевернуться на другой бок, пробормотав при этом: «Райнер».
Я лежала рядом с ней и думала, что теперь опять заболею. На этот раз труп найдут в непосредственной близости от меня. Одно из полотенец намокло, а ведь Скарлетт лежала в ванне и еще не успела им воспользоваться. Второе полотенце вообще исчезло — чем не повод для подозрений? Вдруг кто-нибудь видел меня ночью в саду? Может, Эрнсту пришло в голову шпионить за женой? Остаются ли на теле следы от электрошока? Мне было известно, что сильные удары тока приводят к тяжелым ожогам. Но я внимательно осмотрела тело Скарлетт и не нашла ничего особенного. Впрочем, я не была ни врачом, ни полицейским. Ни в коем случае нельзя встать первой и обнаружить труп. Наверняка Витольд опять вскочит с утра пораньше и придет будить Китти. Она побежит в ванную, и я проснусь от ее ужасного крика.
Постепенно рассветало. Я лежала в кровати и ждала прихода Витольда и крика Китти, но часы показывали уже восемь, а вокруг все было тихо.
Минуты тянулись бесконечно долго, а я все размышляла над тем, насколько мне вообще нужен Витольд. Ради него я стольким пожертвовала, поставила на карту свободу, престиж и привычный жизненный уклад. Теперь, если вдруг произойдет чудо и окажется, что он меня любит и хочет делить со мной стол и постель, деньги, отпуск, друзей и привычки, буду ли я этому рада? Все это казалось крайне сомнительным: по большому счету, он был мне совершенно чужим человеком. В отчаянии я снова и снова задавала себе один и тот же вопрос: ради чего я отправила на тот свет трех женщин? Первую — в какой-то мере по недоразумению, тут уж мне не в чем было себя упрекнуть. Убийство Беаты — более дурной поступок, и к тому же оно оказалось совершенно излишним. Лучше об этом не думать. Но мысль о том, что сегодня я утопила в ванне настоящую ведьму, приносила мне некое удовлетворение. В отличие от остальных эта женщина оскорбила меня до глубины души.
Китти пошевелилась. Пришлось тут же изобразить крепкий сон. По колебаниям матраца я поняла, что она села, спустила ноги с кровати — наверное, смотрела на часы. Я знала, что сейчас половина девятого. Она издала тихий возглас удивления, потянулась и прошлепала босыми ногами в ванную.
Крика, которого я ждала, так и не последовало. Вместо этого она позвала меня решительно, по-учительски — так, как раньше никогда ни с кем из нас не разговаривала:
— Тира, быстро сюда!