— Уверена, что нет. Дорога была совершенно пустынна. Но меня мог заметить ваш сосед.
«Господи, — пронеслось у меня в голове, — вот я сижу рядом с мужчиной моей мечты, и вместо любви мы говорим об убийстве, а в его взгляде читается бесконечное недоверие. Нужно попытаться намекнуть, что он мне симпатичен».
— По правде говоря, — соврала я, — хоть я и ввязалась в эту историю по чистой случайности, увидев вас, сразу вспомнила, что уже видела вашу фотографию. Как-то мне довелось читать вашу книгу о живописи, и она мне очень понравилась. А еще я запомнила ваш портрет на обложке. Возможно, внезапное желание вам помочь объясняется тем, что эта книга показалась мне очень умной и увлекательной.
Тут я подарила ему свою самую обворожительную улыбку. На долю секунды на его лице появилась ответная улыбка.
— Так, значит, вы читали мою книгу. Похоже, я произнесла заветные слова, потому что его напряженное, неприветливое лицо преобразилось и он снова стал тем милым, привлекательным мужчиной с обворожительным голосом, который несколько недель назад перевернул мою жизнь.
— У меня не так уж много читателей, — сказал он. — А вам правда понравилось?
Я поспешила заверить его в этом и во всех подробностях пересказала все, что запомнила о красивых коврах и шлепанцах. Конечно, мои восторги были сплошным враньем, но цель оправдывает средства.
Впрочем, в следующий миг от его дружелюбия не осталось и следа.
— Откуда мне знать, что вы не сумасшедшая маньячка? — спросил он с легкой иронией в голосе. После того, как я заявила, что являюсь его читательницей, он уже не мог верить в мое помешательство. — Вдруг сейчас вы вытащите из кобуры револьвер и уложите меня на месте?
— Ну зачем же? — печально спросила я и послала ему долгий нежный взгляд. По-моему, он почувствовал, что я не была одержима желанием его убить, а может быть, даже понял, что я в него влюблена.
Я решила еще раз воспользоваться магическим средством:
— Я не только читала вашу прекрасную книгу, но и была на лекции, посвященной лирике времен освободительных войн. Это был чудесный вечер. Благодаря вам я узнала так много интересного о том времени! Сходив на вашу лекцию, я столько открыла для себя! — Это уж точно. Я открыла для себя новые ощущения и переживания, но в памяти у меня не осталось ни слова из рассказа об этой дурацкой военной литературе периода романтизма.
Он задумчиво посмотрел на меня, и его угрюмое лицо вновь просветлело.
«А ты тщеславен, дружок, — подумала я, — вот где твое слабое место!»
— Рад это слышать, — тепло сказал он. — Хотите, я приготовлю нам кофе?
Я с восторгом кивнула. Не помню, когда в последний раз мужчина готовил для меня кофе. Зажигая плиту, он заметил:
— В идеале вам нужно было бы что-нибудь украсть, вывалить содержимое из ящиков и перерыть все шкафы.
В его голосе опять слышались дружески-насмешливые нотки, которые я ему охотно прощала.
— Да, — сказала я, — и тогда полиции стало бы ясно, что произошло разбойное ограбление, которое не обошлось без стрельбы. Но ведь я, как и вы, ничего не планировала и не обдумывала. Мы оба действовали спонтанно: вы нажали на спусковой крючок, находясь в состоянии аффекта, а я стреляла, чтобы помочь вам.
Мы сидели и пили кофе. Постепенно атмосфера в этой просто обставленной комнате становилась все более интимной. Витольд немного оттаял и даже пытался шутить насчет нашего сговора и конспиративной встречи. При этом он заметил, что было бы лучше никогда больше не встречаться, чтобы нас не видели вместе.
— Полицейские уже пытались выяснить, нет ли у меня любовницы, из-за которой я мог пойти на убийство жены. Но, к счастью, моя последняя любовница осталась далеко в прошлом. Если нас с вами увидят вместе, то полиции это будет только на руку.
К сожалению, он был прав. Хоть я и обрадовалась, услышав, что у него не было подружки, но, с другой стороны, я хотела ею стать! Само собой, я не могла просто так выложить ему это. Витольд еще раз спросил, как меня зовут и где я живу. Я пообещала при следующей тайной встрече удостоверить свою личность и предложила увидеться через воскресенье в Гейдельберге, на центральной улице перед универмагом «Кауфхоф». Там всегда толкалось множество туристов, и мы могли затеряться в толпе. Витольду мой план не понравился.
— В Гейдельберге я все время встречаю знакомых, — сказал он.
Все же мне показалось, что он не возражал против нашей встречи. Наверняка он ощущал острую необходимость высказать кому-нибудь все, что накопилось у него на душе за последнее время, а кроме меня, обсудить это было не с кем. В конце концов мы договорились встретиться на одной из автостоянок в Оденвальде. Мы решили, что там нас уж точно никто не узнает.
Через два часа я поехала домой. Был ранний вечер. Пологие холмы с одинокими яблонями, очертания леса на далеких склонах, медленно летящие птицы и свет заходящего солнца были настолько прекрасны, что я чувствовала себя, как преступник, который после бесконечно долгих лет заточения вновь может наслаждаться жизнью.
В припадке идиотского восторга я распевала: «Смело, товарищи, в ногу!» Вообще-то я никогда не пою, тем более такое. Но сейчас я была счастлива и полна надежд, потому что знала: не так уж глупо рассчитывать на взаимность со стороны этого человека. И через восемь дней я увижу его снова.
Глава 3
«Господи, — пронеслось у меня в голове, — вот я сижу рядом с мужчиной моей мечты, и вместо любви мы говорим об убийстве, а в его взгляде читается бесконечное недоверие. Нужно попытаться намекнуть, что он мне симпатичен».
— По правде говоря, — соврала я, — хоть я и ввязалась в эту историю по чистой случайности, увидев вас, сразу вспомнила, что уже видела вашу фотографию. Как-то мне довелось читать вашу книгу о живописи, и она мне очень понравилась. А еще я запомнила ваш портрет на обложке. Возможно, внезапное желание вам помочь объясняется тем, что эта книга показалась мне очень умной и увлекательной.
Тут я подарила ему свою самую обворожительную улыбку. На долю секунды на его лице появилась ответная улыбка.
— Так, значит, вы читали мою книгу. Похоже, я произнесла заветные слова, потому что его напряженное, неприветливое лицо преобразилось и он снова стал тем милым, привлекательным мужчиной с обворожительным голосом, который несколько недель назад перевернул мою жизнь.
— У меня не так уж много читателей, — сказал он. — А вам правда понравилось?
Я поспешила заверить его в этом и во всех подробностях пересказала все, что запомнила о красивых коврах и шлепанцах. Конечно, мои восторги были сплошным враньем, но цель оправдывает средства.
Впрочем, в следующий миг от его дружелюбия не осталось и следа.
— Откуда мне знать, что вы не сумасшедшая маньячка? — спросил он с легкой иронией в голосе. После того, как я заявила, что являюсь его читательницей, он уже не мог верить в мое помешательство. — Вдруг сейчас вы вытащите из кобуры револьвер и уложите меня на месте?
— Ну зачем же? — печально спросила я и послала ему долгий нежный взгляд. По-моему, он почувствовал, что я не была одержима желанием его убить, а может быть, даже понял, что я в него влюблена.
Я решила еще раз воспользоваться магическим средством:
— Я не только читала вашу прекрасную книгу, но и была на лекции, посвященной лирике времен освободительных войн. Это был чудесный вечер. Благодаря вам я узнала так много интересного о том времени! Сходив на вашу лекцию, я столько открыла для себя! — Это уж точно. Я открыла для себя новые ощущения и переживания, но в памяти у меня не осталось ни слова из рассказа об этой дурацкой военной литературе периода романтизма.
Он задумчиво посмотрел на меня, и его угрюмое лицо вновь просветлело.
«А ты тщеславен, дружок, — подумала я, — вот где твое слабое место!»
— Рад это слышать, — тепло сказал он. — Хотите, я приготовлю нам кофе?
Я с восторгом кивнула. Не помню, когда в последний раз мужчина готовил для меня кофе. Зажигая плиту, он заметил:
— В идеале вам нужно было бы что-нибудь украсть, вывалить содержимое из ящиков и перерыть все шкафы.
В его голосе опять слышались дружески-насмешливые нотки, которые я ему охотно прощала.
— Да, — сказала я, — и тогда полиции стало бы ясно, что произошло разбойное ограбление, которое не обошлось без стрельбы. Но ведь я, как и вы, ничего не планировала и не обдумывала. Мы оба действовали спонтанно: вы нажали на спусковой крючок, находясь в состоянии аффекта, а я стреляла, чтобы помочь вам.
Мы сидели и пили кофе. Постепенно атмосфера в этой просто обставленной комнате становилась все более интимной. Витольд немного оттаял и даже пытался шутить насчет нашего сговора и конспиративной встречи. При этом он заметил, что было бы лучше никогда больше не встречаться, чтобы нас не видели вместе.
— Полицейские уже пытались выяснить, нет ли у меня любовницы, из-за которой я мог пойти на убийство жены. Но, к счастью, моя последняя любовница осталась далеко в прошлом. Если нас с вами увидят вместе, то полиции это будет только на руку.
К сожалению, он был прав. Хоть я и обрадовалась, услышав, что у него не было подружки, но, с другой стороны, я хотела ею стать! Само собой, я не могла просто так выложить ему это. Витольд еще раз спросил, как меня зовут и где я живу. Я пообещала при следующей тайной встрече удостоверить свою личность и предложила увидеться через воскресенье в Гейдельберге, на центральной улице перед универмагом «Кауфхоф». Там всегда толкалось множество туристов, и мы могли затеряться в толпе. Витольду мой план не понравился.
— В Гейдельберге я все время встречаю знакомых, — сказал он.
Все же мне показалось, что он не возражал против нашей встречи. Наверняка он ощущал острую необходимость высказать кому-нибудь все, что накопилось у него на душе за последнее время, а кроме меня, обсудить это было не с кем. В конце концов мы договорились встретиться на одной из автостоянок в Оденвальде. Мы решили, что там нас уж точно никто не узнает.
Через два часа я поехала домой. Был ранний вечер. Пологие холмы с одинокими яблонями, очертания леса на далеких склонах, медленно летящие птицы и свет заходящего солнца были настолько прекрасны, что я чувствовала себя, как преступник, который после бесконечно долгих лет заточения вновь может наслаждаться жизнью.
В припадке идиотского восторга я распевала: «Смело, товарищи, в ногу!» Вообще-то я никогда не пою, тем более такое. Но сейчас я была счастлива и полна надежд, потому что знала: не так уж глупо рассчитывать на взаимность со стороны этого человека. И через восемь дней я увижу его снова.
Глава 3
В понедельник после работы мы с Дискау заехали к Беате. Я была в таком хорошем расположении духа, что не могла усидеть дома и, против обыкновения, поддалась внезапно возникшей потребности в общении.
Беата смотрела на меня с изумлением:
— Да тебя просто не узнать с этими вьющимися волосами! Ты вся такая свежая и воздушная! Очень недурно! — Она осмотрела меня со всех сторон. — Слушай, скоро придет Юрген, — это был ее новый ухажер, торговый представитель. — Выходные он проводит с семьей. Мы хотим сходить куда-нибудь поужинать, может быть, вы к нам присоединитесь?
При слове «вы» она вежливо посмотрела вниз, на Дискау. Раньше я тут же отказалась бы, чтобы не чувствовать себя третьей лишней. Но сегодня я была на седьмом небе от счастья и сразу согласилась. Юрген оказался родом с берегов Рейна и с удовольствием рассказывал анекдоты чужого и собственного сочинения. Очевидно, он нуждался в слушателях, а я идеально подходила на эту роль. Он не был проходимцем, от которого следовало предостеречь Беату. Этот честный малый ничего от нее не скрывал. Все, что ему было нужно, — приятно проводить с ней время за ужином и в постели. Похоже, Беата полностью поддерживала такой подход. Она так искренне и заразительно хохотала над его шутками, что я тоже не могла удержаться от смеха, И только Дискау был недоволен. Ему тихонько положили под стол баранью косточку, но он все равно беспокоился, потому что не привык к мужскому обществу и не любил его. Пес продолжал угрожающе тявкать и ныть под столом, так что я была вынуждена попрощаться с влюбленными и оставить их наедине.
Я завидовала Беате, ведь в отличие от меня она умела так легко общаться с мужчинами. Мои отношения с Витольдом будут строиться по-другому: не так поверхностно, но в то же время непринужденно.
Через неделю, солнечным воскресным утром, я ждала Витольда в условленном месте. Дискау беспокойно дергал поводок. Лесная стоянка была пустынна и выглядела заброшенной. Не было слышно приближающихся машин. Через несколько минут ожидания я совсем сникла. От приподнятого настроения не осталось и следа. Страшно было подумать, что он может вообще не прийти. Внезапно мои тягостные раздумья были прерваны его голосом.
— Доброе утро, таинственная незнакомка! — услышала я.
Витольд приехал на велосипеде и немного запыхался, потому что ехал не по дороге, а по лесной тропинке.
Я посмотрела на него сияющими глазами. Очевидно, в этот момент он пытался запомнить номер моей машины. Он понял, что я заметила его взгляд, и улыбнулся.
— Вы обещали сегодня раскрыть свое инкогнито. Итак — ваше имя? Должен же я как-то вас называть!
— Розмари, — ответила я немного смущенно. Имя мне не шло, и, как и большинство женщин, я всегда была им недовольна. Видимо, ему оно тоже показалось неподходящим.
— А дальше? — спросил он.
— Луиза, — продолжила я.
Он оживился и весело потребовал:
— Еще дальше!
— Тира, — тихо ответила я.
Витольд захохотал во все горло. Я уже догадывалась, что сейчас последует, ведь он был учителем немецкого.
— Тира, — повторил он, заливаясь искренним смехом, — я просто хотел узнать вашу фамилию. Подумать только! — И конечно, туг он процитировал Фонтане:
На праздник июля собрались князья-гости,
Горм Гримме встречает гостей в золотой кольчуге,
А подле него, на троне слоновой кости,
Сидит Тира Данебод — верная Горма супруга[12].
Он никак не мог остановиться.
— Я буду называть вас госпожа Тира. Я еще никогда не встречал никого с таким именем. Все наверняка называют вас Розой, но, по-моему, это звучит слишком сентиментально. Ну да ладно, шутки в сторону, назовите, пожалуйста, вашу фамилию и адрес, а то возникает ощущение, что вы водите меня за нос.
Я улыбнулась ему (это получалось уже само собой, помимо моей воли) и сообщила все, что он хотел знать.
— Между прочим, моя бабушка была датчанкой, и в честь нее мне дали имя Тира. Можете называть меня так, и не нужно никакой «госпожи». По правде говоря, я не люблю имя Рози.
— Отлично, Тира. Я — Райнер.
— За то, что вы зовете меня Тирой, я буду говорить вам Витольд, — заявила я.
— Откуда вы это взяли? — с любопытством воскликнул он. — Так меня никто не называет. Ах да, это имя я указал на обложке книги, потому что оно интересно звучит. В детстве я очень его стеснялся.
Мы развеселились и вовсю шутили над нашими новыми именами, но никак не могли перейти на ты. Между тем мы гуляли уже около получаса, и Дискау вовсю радовался прогулке.
— Я постоянно думаю о происшедшем, — начал Витольд. — Куда вы, собственно, дели револьвер?
— Спрятала у себя дома, там никому не придет в голову его искать. Скоро я от него избавлюсь.
Витольду явно стало не по себе. Что я собиралась делать с оружием? Дождусь ночки потемнее и брошу его с моста в Рейн?
— Вы должны это сделать немедленно, — невесело сказал он, — этой же ночью, какой бы она ни была — темной или не очень. Я-то думал, оружия уже давно нет. Моя жена получила его от дяди. Если пистолет найдется, то они выйдут на наш след. Кстати, где вы научились стрелять?
Я пообещала ему сегодня же утопить револьвер, а потом призналась:
— Вообще-то я не умею как следует стрелять. Но в юности у меня был жених, который каждое воскресенье ходил со своим отцом упражняться в тир. Я частенько при этом присутствовала и время от времени тоже пробовала свои силы. В принципе я умею обращаться с оружием, но с тех пор прошло уже много лет. Хотя и тогда я не была метким стрелком.
— Кстати, о женихе, — сказал Витольд, — а не ждет ли вас дома Горм Гримме с юным Гаральдом в придачу?
Я была очень польщена тем, что он интересуется моей личной жизнью, и рассыпалась в заверениях, что меня никто не ждет.
— В прошлом я пережила несколько тяжелых разочарований, — намекнула я.
Витольд испытующе на меня посмотрел, но чувство такта не позволило ему выспрашивать подробности.
Немного погодя я спросила:
— А вы были счастливы в браке? Последовало долгое молчание. Наконец он ответил:
— Знаете, на такой вопрос большинство людей не могут ответить просто «да» или «нет». Осенью сравнялось двадцать три года со дня нашей свадьбы. Если бы брак был неудачным, мы не смогли бы продержаться так долго.
Его ответ пришелся мне по душе. Мы продолжили путь, болтая ни о чем, и вскоре подошли к ручью. Витольд помог мне перейти на противоположную сторону, и мне почудилось, что он задержал мою руку в своей чуть дольше, чем требовалось. А еще мне казалось, что наши взгляды встречались слишком часто.
Мы шли уже два часа, и я умирала от жары. Симпатичные новенькие сандалии безжалостно натирали ноги, очень хотелось пить. Даже Дискау во всех ямках пытался найти воду. Я останавливалась у каждого ежевичного куста, чтобы поесть ягод. Но Витольд недаром много лет проработал учителем: у него все было расписано по минутам, а в сумке лежала туристская карта. Он пообещал, что скоро можно будет отдохнуть. В деревушке неподалеку мы зашли в ресторанчик, где можно было пообедать в саду за домом. Мы расположились там в полном одиночестве: почему-то все предпочитали сидеть в душном помещении. Витольд принес поднос с кувшином яблочного вина и двумя порциями домашнего сыра.
— Я не спрашивал, что вы хотите заказать, — сказал он, — но здесь вряд ли можно найти что-нибудь вкуснее.
Он был совершенно прав.
Дискау заметно оживился, утолив жажду из фонтана. Я мгновенно осушила два бокала молодого вина и обнаружила, что мир заиграл свежими красками. Мне тут же захотелось расцеловать моего Витольда. Однако я еще не была достаточно пьяна, чтобы преодолеть свою робость.
Витольд тоже выпил несколько бокалов, и вино окончательно развязало ему язык. Во время разговора он не переставая гладил пса, лежавшего рядом со мной. В какой-то момент мне даже показалось, что мои ноги интересовали его больше, чем собака. Я подарила ему долгий взгляд.
— Знаете, — весело сказал Витольд, — а мне даже жаль, что мы с вами сообщники и должны встречаться тайно. А как вы смотрите на то, чтобы в следующее воскресенье снова предпринять поход в неизвестность?
Честно говоря, я не имела ничего против, но в долгие и скучные часы, проведенные в офисе, уже составила вполне определенный план действий.
— Думаю, мы с вами могли бы познакомиться снова, на этот раз уже при свидетелях. Тогда ни одному комиссару и в голову не придет, что мы знали друг друга раньше и что я имею какое-то отношение к убийству.
Витольд мгновенно все понял. После некоторого раздумья он сказал:
— Скоро в Бергштрассе начнутся праздники молодого вина и освящения церкви, а в старом городе будут проводиться ярмарки и гулянья. Мы можем как бы случайно встретиться и познакомиться за одним из длинных столов, которые будут накрыты для всех по случаю торжества.
Это была превосходная идея. Мы договорились встретиться в Вейнгейме. Наш план был разработан до мельчайших подробностей. Я возьму с собой подругу (как хорошо, что у меня была Беата!), мы подойдем в условленное место и сядем за стол. Желательно прийти пораньше, чтобы не потеряться в толпе. Витольд сказал, что приведет с собой друга, того самого доктора Шредера, у которого он временно жил. Прогуливаясь поблизости, они как бы случайно зайдут внутрь и подсядут к нам за стол. Таким образом друзья станут свидетелями нашего знакомства. Тут я вспомнила, что Беата знала Витольда в лицо, но, поразмыслив, решила, что это даже все упростит.
В голове шумел легкий хмель. Мы еще долго сидели в тени в саду, слушали, как журчат струи фонтанчика, и смотрели на ос, карабкающихся по стенкам бокалов. Наконец настало время уходить. На стоянке мы расстались, словно заговорщики.
— До субботы!
— Не забудьте о револьвере!
Это августовское воскресенье было самым прекрасным в моей жизни. Мне еще никогда не доводилось провести такой чудесный день, и, казалось, уже никогда не доведется. Как выяснилось позднее, я была не далека от истины.
Добравшись до дома, я первым делом сорвала изящные сандалии со своих больших ног. При этом мне вспомнилась андерсеновская Русалочка, ради мужчины променявшая рыбий хвост на пару красивых ножек. Как известно, каждый шаг причинял ей адскую боль, словно она ступала по острым ножам.
В понедельник я все еще пребывала в состоянии эйфории и прямо с работы позвонила Беате, чтобы вдохновить ее на поход в Вейнгейм. Нужно было пораньше обо всем договориться, иначе у нее могли появиться другие планы.
Беата не поверила своим ушам.
— Я годами пыталась куда-нибудь тебя вытащить, но мне это почти никогда не удавалось. А теперь, на старости лет, ты собираешься идти на праздник освящения церкви и делаешь завивку! Скажи-ка, а ты, часом, не влюблена?
— Еще как, — пошутила я, — с тех пор, как рядом со мной появился мужчина, я стала смотреть на мир другими глазами!
— Что ты сказала?
— Неужели ты забыла, что Дискау делит со мной стол и постель?
— О Господи, — вздохнула Беата, — я знала, что с собаками приходится много гулять, но никогда не слышала, чтобы ради них люди бегали к парикмахеру. — Все же она согласилась составить мне компанию в субботу. — Хорошо еще, что не в воскресенье, а то ко мне как раз приезжают дети, все трое. Впрочем, они могут объявиться уже в субботу, и тогда у нас с тобой ничего не выйдет.
На неделе Беата была слишком занята: она работала и встречалась с Юргеном. По выходным же с упрямым постоянством ее дом оккупировали дети. Это было похоже на нашествие саранчи: они оставляли после себя грязное белье и сметали все запасы еды. Какое счастье, что это наказание меня миновало!
Неделя пролетела почти незаметно. Я полностью сосредоточилась на работе в страховой конторе, ежедневно выгуливала Дискау в парке, сочинила длинное письмо госпоже Ремер и даже постирала шторы. В пятницу позвонил Витольд. В Бикельбахе у него не было телефона, и я не могла позвонить ему сама.
— Ну что, Тира, у вас все в порядке? Вы придете завтра? — таинственно осведомился он. — Мой друг, Эрнст Шредер, тоже там будет. Недавно его бросила жена, и идея пойти со мной на праздник пришлась ему по душе.
В субботу, около пяти часов вечера, мы с Беатой прогуливались в центре Вейнгейма. В шесть я попыталась ненавязчиво завлечь ее в нужный переулок, чтобы немного посидеть там и отдохнуть. Но не тут-то было! Беата оживленно подзадоривала мужчин, собирающихся испытать свои силы на одном из аттракционов.
Пунктуальностью мы похвастаться не могли: была уже четверть седьмого, когда мне наконец удалось уговорить ее присесть. Кроме того, за нужным нам столом уже почти не осталось места, а ведь там должен был еще поместиться Витольд. Он появился в половине седьмого в сопровождении неуклюжего бородатого человека. Оба были уже навеселе. Я так обрадовалась и одновременно оробела, что потеряла над собой всякий контроль и уже не обращала никакого внимания на то, что рассказывала Беата.
Между тем эти двое уже стояли рядом с нашим столом.
— Извините пожалуйста, вы не могли бы немного подвинуться? — спросил хитрюга Витольд у супружеской пары, сидевшей напротив нас.
Беата возмутилась:
— Здесь и без того тесно! Видите стол подальше? Там у вас точно будет больше шансов найти место.
Однако муж с женой встали. Они сказали, что уже собирались уходить, а расплатиться могут у стойки. Через секунду доктор Шредер уже сидел напротив меня, а Витольд — напротив Беаты.
— Ах, — воскликнула Беата, — я знаю, кто вы! Вы же Райнер Энгштерн, вы каждый год приезжаете с лекцией в народную школу в Геппенгейме!
Витольд кивнул.
— Меня зовут Беата Шпербер, — сказала она. — А это моя подруга Рози Хирте.
Доктор Шредер также представился.
— Мне кажется, что имя Розмари вам не совсем подходит, — бесцеремонно заявил Витольд. — А у вас, случайно, нет другого?
— Тира, — выдохнула я.
Беата посмотрела на меня с изумлением:
— Рози, этого не может быть! Ты никогда мне об этом не говорила!
Я смело взглянула Витольду в глаза и сказала:
— Знаете, мне кажется, что Райнер тоже не совсем ваше имя.
В скором времени мы уже называли друг друга вторыми именами. Беата предложила всем нам перейти на ты. Оказалось, что у Эрнста Шредера было только одно имя, но Витольд прозвал его Хаким, потому что, прежде чем стать аптекарем, тот учился на врача[13]. Второе имя Беаты было Эдельтрауд, но она категорически запретила нам так себя называть.
Друг Витольда Эрнст, он же аль-Хаким, долго рассказывал мне о том, что его жена уехала в Америку, сын остался на второй год, а с Витольдом они познакомились в СДПГ[14]. Этот лысеющий человек был очень общительным и приятным, но мне хотелось говорить только с Витольдом, лишь ему дарить свои взгляды и улыбки. А вот Беата уже нашла с ним общий язык. Если ей нравился мужчина, она забывала обо всем на свете. Вполуха я прислушивалась к их разговору. Вначале они вели крайне серьезную беседу о программе для высших народных школ, затем в шутливом тоне принялись сплетничать об одном чудаковатом пожилом преподавателе, а под конец развеселились так, что смеялись до слез и никак не могли остановиться. Мне было немного неприятно, что я не могу посмеяться от всей души вместе с ними. Но в то же время я не хотела обидеть дружелюбного доктора Шредера. Нужно было принимать участие в общем разговоре и держать себя вежливо. Но чем больше оживлялась сидящая рядом со мной Беата, тем быстрее улетучивалось мое хорошее настроение.
Между тем люди за нашим длинным столом пьянели все больше и кричали все громче, так что становилось трудно продолжать разговор. Тут Беата повернулась ко мне:
— У тебя что, голова болит? Ты сидишь с таким мрачным лицом!
Я заверила ее, что все хорошо, но, может быть, стоит поискать другое место, где воздух посвежее, а отсюда уйти. Я надеялась, что тогда мне удастся сесть рядом с Витольдом или хотя бы напротив него. Возражений ни у кого не было. Витольд даже подмигнул мне исподтишка, и у меня немного отлегло от сердца.
Мы шли узенькими переулками, которые были с любовью украшены разноцветными фонариками. Эрнст Шредер затащил нас в тир:
— Мы добудем нашим дамам прекрасный цветок!
От стрельбы мне стало не по себе: у нас с Витольдом с этим было связано слишком много неприятных воспоминаний. Эрнст Шредер продолжал упражняться в меткости, пока наконец не выиграл жуткую лиловую орхидею из пластика, которую галантно преподнес мне. Витольд пробовать не стал: сказал, что не хочет и не умеет стрелять.
Тут Беата выпалила:
— Я сделаю выстрел в твою честь!
Она сразу же попала в цель. Во всем, что касалось ловкости, у нее был талант от природы. Ей досталась красная роза, которую она долго пристраивала к воротнику рубашки Витольда. По-моему, она слишком за ним увивалась. Потом она весело заявила, что хочет покачаться на деревенских качелях.
— Тут уж я пас, — сказал пухлый Эрнст, — у меня при одном взгляде на качели начинает кружиться голова.
Мне тоже не очень хотелось, чтобы вся эта толпа заглядывала мне снизу под широкие юбки. Но моим мнением никто не интересовался. Беата просто взяла Витольда под руку, и вскоре оба взмыли ввысь. Они стояли на качелях совсем близко друг к другу и весело хохотали. Это было пошло до отвращения.
Наконец они спрыгнули на землю. Витольд выглядел очень бледным и больше не смеялся.
— По-моему, тебя сейчас стошнит. Не забывай, что тебе уже не двадцать, — дружелюбно заметил Хаким.
А вот Беата не упускала возможности прикинуться двадцатилетней девушкой, хотя была ровно на три месяца старше меня: она заявила, что голова у нее никогда не кружится и что профессия кровельщика или трубочиста подошла бы ей как нельзя лучше.
Витольд не слушал ее: он пытался добраться до ближайшей скамейки.
— Слушай, старик, — сказал Эрнст Шредер, — приди в себя! Ты что как в воду опущенный? Или тебе совсем худо стало?
Витольд судорожно сглотнул.
— Представляешь, я взлетаю на качелях, хохочу во все горло, издаю какие-то обезьяньи звуки и вдруг замечаю внизу двоих учеников из Ладенбурга!
— So what? [15] — наивно воскликнула Беата. — Учителя, что же, вовсе не люди?
Эрнст поспешил разъяснить ей ситуацию:
— Райнер на больничном, и ученики думают, что он лежит дома, в постели. И вдруг они видят его на качелях! Они могут подумать бог знает что. Теперь, если они решат прогулять урок, то, чего доброго, будут его шантажировать.
— Погоди, — сказал Витольд. — Я, конечно, на больничном, но мне поставили диагноз — «тяжелое психическое истощение на почве депрессии». Врач категорически запретил мне валяться в постели и подолгу размышлять. Он рекомендовал мне побольше гулять.
Витольд как-то резко погрустнел и сказал, что хочет домой. Он все продумал: приехал сюда на велосипеде, чтобы не пришлось вести машину в нетрезвом состоянии. Я вызвалась доставить его домой на своей машине, погрузив на нее велосипед, однако он мрачно заметил, что не будет меня утруждать. Дескать, сегодня ему хочется переночевать дома, в собственной постели, а до Ладенбурга его вполне сможет подбросить Эрнст.
На этом мы расстались. Днем я заезжала за Беатой, и теперь мне надо было отвезти ее домой. Мы сели в машину, и тут началось:
Беата смотрела на меня с изумлением:
— Да тебя просто не узнать с этими вьющимися волосами! Ты вся такая свежая и воздушная! Очень недурно! — Она осмотрела меня со всех сторон. — Слушай, скоро придет Юрген, — это был ее новый ухажер, торговый представитель. — Выходные он проводит с семьей. Мы хотим сходить куда-нибудь поужинать, может быть, вы к нам присоединитесь?
При слове «вы» она вежливо посмотрела вниз, на Дискау. Раньше я тут же отказалась бы, чтобы не чувствовать себя третьей лишней. Но сегодня я была на седьмом небе от счастья и сразу согласилась. Юрген оказался родом с берегов Рейна и с удовольствием рассказывал анекдоты чужого и собственного сочинения. Очевидно, он нуждался в слушателях, а я идеально подходила на эту роль. Он не был проходимцем, от которого следовало предостеречь Беату. Этот честный малый ничего от нее не скрывал. Все, что ему было нужно, — приятно проводить с ней время за ужином и в постели. Похоже, Беата полностью поддерживала такой подход. Она так искренне и заразительно хохотала над его шутками, что я тоже не могла удержаться от смеха, И только Дискау был недоволен. Ему тихонько положили под стол баранью косточку, но он все равно беспокоился, потому что не привык к мужскому обществу и не любил его. Пес продолжал угрожающе тявкать и ныть под столом, так что я была вынуждена попрощаться с влюбленными и оставить их наедине.
Я завидовала Беате, ведь в отличие от меня она умела так легко общаться с мужчинами. Мои отношения с Витольдом будут строиться по-другому: не так поверхностно, но в то же время непринужденно.
Через неделю, солнечным воскресным утром, я ждала Витольда в условленном месте. Дискау беспокойно дергал поводок. Лесная стоянка была пустынна и выглядела заброшенной. Не было слышно приближающихся машин. Через несколько минут ожидания я совсем сникла. От приподнятого настроения не осталось и следа. Страшно было подумать, что он может вообще не прийти. Внезапно мои тягостные раздумья были прерваны его голосом.
— Доброе утро, таинственная незнакомка! — услышала я.
Витольд приехал на велосипеде и немного запыхался, потому что ехал не по дороге, а по лесной тропинке.
Я посмотрела на него сияющими глазами. Очевидно, в этот момент он пытался запомнить номер моей машины. Он понял, что я заметила его взгляд, и улыбнулся.
— Вы обещали сегодня раскрыть свое инкогнито. Итак — ваше имя? Должен же я как-то вас называть!
— Розмари, — ответила я немного смущенно. Имя мне не шло, и, как и большинство женщин, я всегда была им недовольна. Видимо, ему оно тоже показалось неподходящим.
— А дальше? — спросил он.
— Луиза, — продолжила я.
Он оживился и весело потребовал:
— Еще дальше!
— Тира, — тихо ответила я.
Витольд захохотал во все горло. Я уже догадывалась, что сейчас последует, ведь он был учителем немецкого.
— Тира, — повторил он, заливаясь искренним смехом, — я просто хотел узнать вашу фамилию. Подумать только! — И конечно, туг он процитировал Фонтане:
На праздник июля собрались князья-гости,
Горм Гримме встречает гостей в золотой кольчуге,
А подле него, на троне слоновой кости,
Сидит Тира Данебод — верная Горма супруга[12].
Он никак не мог остановиться.
— Я буду называть вас госпожа Тира. Я еще никогда не встречал никого с таким именем. Все наверняка называют вас Розой, но, по-моему, это звучит слишком сентиментально. Ну да ладно, шутки в сторону, назовите, пожалуйста, вашу фамилию и адрес, а то возникает ощущение, что вы водите меня за нос.
Я улыбнулась ему (это получалось уже само собой, помимо моей воли) и сообщила все, что он хотел знать.
— Между прочим, моя бабушка была датчанкой, и в честь нее мне дали имя Тира. Можете называть меня так, и не нужно никакой «госпожи». По правде говоря, я не люблю имя Рози.
— Отлично, Тира. Я — Райнер.
— За то, что вы зовете меня Тирой, я буду говорить вам Витольд, — заявила я.
— Откуда вы это взяли? — с любопытством воскликнул он. — Так меня никто не называет. Ах да, это имя я указал на обложке книги, потому что оно интересно звучит. В детстве я очень его стеснялся.
Мы развеселились и вовсю шутили над нашими новыми именами, но никак не могли перейти на ты. Между тем мы гуляли уже около получаса, и Дискау вовсю радовался прогулке.
— Я постоянно думаю о происшедшем, — начал Витольд. — Куда вы, собственно, дели револьвер?
— Спрятала у себя дома, там никому не придет в голову его искать. Скоро я от него избавлюсь.
Витольду явно стало не по себе. Что я собиралась делать с оружием? Дождусь ночки потемнее и брошу его с моста в Рейн?
— Вы должны это сделать немедленно, — невесело сказал он, — этой же ночью, какой бы она ни была — темной или не очень. Я-то думал, оружия уже давно нет. Моя жена получила его от дяди. Если пистолет найдется, то они выйдут на наш след. Кстати, где вы научились стрелять?
Я пообещала ему сегодня же утопить револьвер, а потом призналась:
— Вообще-то я не умею как следует стрелять. Но в юности у меня был жених, который каждое воскресенье ходил со своим отцом упражняться в тир. Я частенько при этом присутствовала и время от времени тоже пробовала свои силы. В принципе я умею обращаться с оружием, но с тех пор прошло уже много лет. Хотя и тогда я не была метким стрелком.
— Кстати, о женихе, — сказал Витольд, — а не ждет ли вас дома Горм Гримме с юным Гаральдом в придачу?
Я была очень польщена тем, что он интересуется моей личной жизнью, и рассыпалась в заверениях, что меня никто не ждет.
— В прошлом я пережила несколько тяжелых разочарований, — намекнула я.
Витольд испытующе на меня посмотрел, но чувство такта не позволило ему выспрашивать подробности.
Немного погодя я спросила:
— А вы были счастливы в браке? Последовало долгое молчание. Наконец он ответил:
— Знаете, на такой вопрос большинство людей не могут ответить просто «да» или «нет». Осенью сравнялось двадцать три года со дня нашей свадьбы. Если бы брак был неудачным, мы не смогли бы продержаться так долго.
Его ответ пришелся мне по душе. Мы продолжили путь, болтая ни о чем, и вскоре подошли к ручью. Витольд помог мне перейти на противоположную сторону, и мне почудилось, что он задержал мою руку в своей чуть дольше, чем требовалось. А еще мне казалось, что наши взгляды встречались слишком часто.
Мы шли уже два часа, и я умирала от жары. Симпатичные новенькие сандалии безжалостно натирали ноги, очень хотелось пить. Даже Дискау во всех ямках пытался найти воду. Я останавливалась у каждого ежевичного куста, чтобы поесть ягод. Но Витольд недаром много лет проработал учителем: у него все было расписано по минутам, а в сумке лежала туристская карта. Он пообещал, что скоро можно будет отдохнуть. В деревушке неподалеку мы зашли в ресторанчик, где можно было пообедать в саду за домом. Мы расположились там в полном одиночестве: почему-то все предпочитали сидеть в душном помещении. Витольд принес поднос с кувшином яблочного вина и двумя порциями домашнего сыра.
— Я не спрашивал, что вы хотите заказать, — сказал он, — но здесь вряд ли можно найти что-нибудь вкуснее.
Он был совершенно прав.
Дискау заметно оживился, утолив жажду из фонтана. Я мгновенно осушила два бокала молодого вина и обнаружила, что мир заиграл свежими красками. Мне тут же захотелось расцеловать моего Витольда. Однако я еще не была достаточно пьяна, чтобы преодолеть свою робость.
Витольд тоже выпил несколько бокалов, и вино окончательно развязало ему язык. Во время разговора он не переставая гладил пса, лежавшего рядом со мной. В какой-то момент мне даже показалось, что мои ноги интересовали его больше, чем собака. Я подарила ему долгий взгляд.
— Знаете, — весело сказал Витольд, — а мне даже жаль, что мы с вами сообщники и должны встречаться тайно. А как вы смотрите на то, чтобы в следующее воскресенье снова предпринять поход в неизвестность?
Честно говоря, я не имела ничего против, но в долгие и скучные часы, проведенные в офисе, уже составила вполне определенный план действий.
— Думаю, мы с вами могли бы познакомиться снова, на этот раз уже при свидетелях. Тогда ни одному комиссару и в голову не придет, что мы знали друг друга раньше и что я имею какое-то отношение к убийству.
Витольд мгновенно все понял. После некоторого раздумья он сказал:
— Скоро в Бергштрассе начнутся праздники молодого вина и освящения церкви, а в старом городе будут проводиться ярмарки и гулянья. Мы можем как бы случайно встретиться и познакомиться за одним из длинных столов, которые будут накрыты для всех по случаю торжества.
Это была превосходная идея. Мы договорились встретиться в Вейнгейме. Наш план был разработан до мельчайших подробностей. Я возьму с собой подругу (как хорошо, что у меня была Беата!), мы подойдем в условленное место и сядем за стол. Желательно прийти пораньше, чтобы не потеряться в толпе. Витольд сказал, что приведет с собой друга, того самого доктора Шредера, у которого он временно жил. Прогуливаясь поблизости, они как бы случайно зайдут внутрь и подсядут к нам за стол. Таким образом друзья станут свидетелями нашего знакомства. Тут я вспомнила, что Беата знала Витольда в лицо, но, поразмыслив, решила, что это даже все упростит.
В голове шумел легкий хмель. Мы еще долго сидели в тени в саду, слушали, как журчат струи фонтанчика, и смотрели на ос, карабкающихся по стенкам бокалов. Наконец настало время уходить. На стоянке мы расстались, словно заговорщики.
— До субботы!
— Не забудьте о револьвере!
Это августовское воскресенье было самым прекрасным в моей жизни. Мне еще никогда не доводилось провести такой чудесный день, и, казалось, уже никогда не доведется. Как выяснилось позднее, я была не далека от истины.
Добравшись до дома, я первым делом сорвала изящные сандалии со своих больших ног. При этом мне вспомнилась андерсеновская Русалочка, ради мужчины променявшая рыбий хвост на пару красивых ножек. Как известно, каждый шаг причинял ей адскую боль, словно она ступала по острым ножам.
В понедельник я все еще пребывала в состоянии эйфории и прямо с работы позвонила Беате, чтобы вдохновить ее на поход в Вейнгейм. Нужно было пораньше обо всем договориться, иначе у нее могли появиться другие планы.
Беата не поверила своим ушам.
— Я годами пыталась куда-нибудь тебя вытащить, но мне это почти никогда не удавалось. А теперь, на старости лет, ты собираешься идти на праздник освящения церкви и делаешь завивку! Скажи-ка, а ты, часом, не влюблена?
— Еще как, — пошутила я, — с тех пор, как рядом со мной появился мужчина, я стала смотреть на мир другими глазами!
— Что ты сказала?
— Неужели ты забыла, что Дискау делит со мной стол и постель?
— О Господи, — вздохнула Беата, — я знала, что с собаками приходится много гулять, но никогда не слышала, чтобы ради них люди бегали к парикмахеру. — Все же она согласилась составить мне компанию в субботу. — Хорошо еще, что не в воскресенье, а то ко мне как раз приезжают дети, все трое. Впрочем, они могут объявиться уже в субботу, и тогда у нас с тобой ничего не выйдет.
На неделе Беата была слишком занята: она работала и встречалась с Юргеном. По выходным же с упрямым постоянством ее дом оккупировали дети. Это было похоже на нашествие саранчи: они оставляли после себя грязное белье и сметали все запасы еды. Какое счастье, что это наказание меня миновало!
Неделя пролетела почти незаметно. Я полностью сосредоточилась на работе в страховой конторе, ежедневно выгуливала Дискау в парке, сочинила длинное письмо госпоже Ремер и даже постирала шторы. В пятницу позвонил Витольд. В Бикельбахе у него не было телефона, и я не могла позвонить ему сама.
— Ну что, Тира, у вас все в порядке? Вы придете завтра? — таинственно осведомился он. — Мой друг, Эрнст Шредер, тоже там будет. Недавно его бросила жена, и идея пойти со мной на праздник пришлась ему по душе.
В субботу, около пяти часов вечера, мы с Беатой прогуливались в центре Вейнгейма. В шесть я попыталась ненавязчиво завлечь ее в нужный переулок, чтобы немного посидеть там и отдохнуть. Но не тут-то было! Беата оживленно подзадоривала мужчин, собирающихся испытать свои силы на одном из аттракционов.
Пунктуальностью мы похвастаться не могли: была уже четверть седьмого, когда мне наконец удалось уговорить ее присесть. Кроме того, за нужным нам столом уже почти не осталось места, а ведь там должен был еще поместиться Витольд. Он появился в половине седьмого в сопровождении неуклюжего бородатого человека. Оба были уже навеселе. Я так обрадовалась и одновременно оробела, что потеряла над собой всякий контроль и уже не обращала никакого внимания на то, что рассказывала Беата.
Между тем эти двое уже стояли рядом с нашим столом.
— Извините пожалуйста, вы не могли бы немного подвинуться? — спросил хитрюга Витольд у супружеской пары, сидевшей напротив нас.
Беата возмутилась:
— Здесь и без того тесно! Видите стол подальше? Там у вас точно будет больше шансов найти место.
Однако муж с женой встали. Они сказали, что уже собирались уходить, а расплатиться могут у стойки. Через секунду доктор Шредер уже сидел напротив меня, а Витольд — напротив Беаты.
— Ах, — воскликнула Беата, — я знаю, кто вы! Вы же Райнер Энгштерн, вы каждый год приезжаете с лекцией в народную школу в Геппенгейме!
Витольд кивнул.
— Меня зовут Беата Шпербер, — сказала она. — А это моя подруга Рози Хирте.
Доктор Шредер также представился.
— Мне кажется, что имя Розмари вам не совсем подходит, — бесцеремонно заявил Витольд. — А у вас, случайно, нет другого?
— Тира, — выдохнула я.
Беата посмотрела на меня с изумлением:
— Рози, этого не может быть! Ты никогда мне об этом не говорила!
Я смело взглянула Витольду в глаза и сказала:
— Знаете, мне кажется, что Райнер тоже не совсем ваше имя.
В скором времени мы уже называли друг друга вторыми именами. Беата предложила всем нам перейти на ты. Оказалось, что у Эрнста Шредера было только одно имя, но Витольд прозвал его Хаким, потому что, прежде чем стать аптекарем, тот учился на врача[13]. Второе имя Беаты было Эдельтрауд, но она категорически запретила нам так себя называть.
Друг Витольда Эрнст, он же аль-Хаким, долго рассказывал мне о том, что его жена уехала в Америку, сын остался на второй год, а с Витольдом они познакомились в СДПГ[14]. Этот лысеющий человек был очень общительным и приятным, но мне хотелось говорить только с Витольдом, лишь ему дарить свои взгляды и улыбки. А вот Беата уже нашла с ним общий язык. Если ей нравился мужчина, она забывала обо всем на свете. Вполуха я прислушивалась к их разговору. Вначале они вели крайне серьезную беседу о программе для высших народных школ, затем в шутливом тоне принялись сплетничать об одном чудаковатом пожилом преподавателе, а под конец развеселились так, что смеялись до слез и никак не могли остановиться. Мне было немного неприятно, что я не могу посмеяться от всей души вместе с ними. Но в то же время я не хотела обидеть дружелюбного доктора Шредера. Нужно было принимать участие в общем разговоре и держать себя вежливо. Но чем больше оживлялась сидящая рядом со мной Беата, тем быстрее улетучивалось мое хорошее настроение.
Между тем люди за нашим длинным столом пьянели все больше и кричали все громче, так что становилось трудно продолжать разговор. Тут Беата повернулась ко мне:
— У тебя что, голова болит? Ты сидишь с таким мрачным лицом!
Я заверила ее, что все хорошо, но, может быть, стоит поискать другое место, где воздух посвежее, а отсюда уйти. Я надеялась, что тогда мне удастся сесть рядом с Витольдом или хотя бы напротив него. Возражений ни у кого не было. Витольд даже подмигнул мне исподтишка, и у меня немного отлегло от сердца.
Мы шли узенькими переулками, которые были с любовью украшены разноцветными фонариками. Эрнст Шредер затащил нас в тир:
— Мы добудем нашим дамам прекрасный цветок!
От стрельбы мне стало не по себе: у нас с Витольдом с этим было связано слишком много неприятных воспоминаний. Эрнст Шредер продолжал упражняться в меткости, пока наконец не выиграл жуткую лиловую орхидею из пластика, которую галантно преподнес мне. Витольд пробовать не стал: сказал, что не хочет и не умеет стрелять.
Тут Беата выпалила:
— Я сделаю выстрел в твою честь!
Она сразу же попала в цель. Во всем, что касалось ловкости, у нее был талант от природы. Ей досталась красная роза, которую она долго пристраивала к воротнику рубашки Витольда. По-моему, она слишком за ним увивалась. Потом она весело заявила, что хочет покачаться на деревенских качелях.
— Тут уж я пас, — сказал пухлый Эрнст, — у меня при одном взгляде на качели начинает кружиться голова.
Мне тоже не очень хотелось, чтобы вся эта толпа заглядывала мне снизу под широкие юбки. Но моим мнением никто не интересовался. Беата просто взяла Витольда под руку, и вскоре оба взмыли ввысь. Они стояли на качелях совсем близко друг к другу и весело хохотали. Это было пошло до отвращения.
Наконец они спрыгнули на землю. Витольд выглядел очень бледным и больше не смеялся.
— По-моему, тебя сейчас стошнит. Не забывай, что тебе уже не двадцать, — дружелюбно заметил Хаким.
А вот Беата не упускала возможности прикинуться двадцатилетней девушкой, хотя была ровно на три месяца старше меня: она заявила, что голова у нее никогда не кружится и что профессия кровельщика или трубочиста подошла бы ей как нельзя лучше.
Витольд не слушал ее: он пытался добраться до ближайшей скамейки.
— Слушай, старик, — сказал Эрнст Шредер, — приди в себя! Ты что как в воду опущенный? Или тебе совсем худо стало?
Витольд судорожно сглотнул.
— Представляешь, я взлетаю на качелях, хохочу во все горло, издаю какие-то обезьяньи звуки и вдруг замечаю внизу двоих учеников из Ладенбурга!
— So what? [15] — наивно воскликнула Беата. — Учителя, что же, вовсе не люди?
Эрнст поспешил разъяснить ей ситуацию:
— Райнер на больничном, и ученики думают, что он лежит дома, в постели. И вдруг они видят его на качелях! Они могут подумать бог знает что. Теперь, если они решат прогулять урок, то, чего доброго, будут его шантажировать.
— Погоди, — сказал Витольд. — Я, конечно, на больничном, но мне поставили диагноз — «тяжелое психическое истощение на почве депрессии». Врач категорически запретил мне валяться в постели и подолгу размышлять. Он рекомендовал мне побольше гулять.
Витольд как-то резко погрустнел и сказал, что хочет домой. Он все продумал: приехал сюда на велосипеде, чтобы не пришлось вести машину в нетрезвом состоянии. Я вызвалась доставить его домой на своей машине, погрузив на нее велосипед, однако он мрачно заметил, что не будет меня утруждать. Дескать, сегодня ему хочется переночевать дома, в собственной постели, а до Ладенбурга его вполне сможет подбросить Эрнст.
На этом мы расстались. Днем я заезжала за Беатой, и теперь мне надо было отвезти ее домой. Мы сели в машину, и тут началось: