Страница:
Девушка вспомнила слова матери: «Не было ни дня, когда я не думала бы о нем», вспомнила о Мелдоре, который не знал своих родителей, не знал даже, из какого они Постоянства… Она подумала о Давроне, которому было приказано бросить мальчика-калеку — одного из несчастных выродков, которых обычно церковники душили сразу после рождения, — в Неустойчивости; подумала о молодой наставнице, ожидающей отца своего будущего ребенка, — пузатого, лысого, пожилого…
«Это же тирания, — подумала Керис. — Худшая ее разновидность — тирания, основанная на чувстве вины. И на любви. Если мы любим Создателя, мы должны подчиняться Закону и склоняться перед властью церкви. Если мы этого не делаем, мы совершаем преступление против всего человечества…» Вслух Керис с горечью повторила:
— Да, это никак не годится, — и снова принялась чистить Игрейну.
Портрон, смущенный ее тоном, стал искать предлог уйти из конюшни.
— Нужно, пожалуй, найти конюха, чтобы он вычистил моего мула, — пробормотал он и исчез.
Керис орудовала щеткой с яростной силой, не обращая внимания на недовольное пофыркивание Игрейны.
— Керис!
Девушка выпрямилась и недружелюбно взглянула на новый силуэт в двери. На сей раз свет ей загораживал Мелдор.
— Я здесь, — ответила она, — хотя откуда ты это знаешь, я не могу себе представить. — Голос ее звучал кисло, да она и не пыталась скрыть раздражения.
Мелдор, казалось, не заметил ее резкости.
— Мы завтра отправляемся на юг, — сказал он, — и у меня есть для тебя предложение.
— Нет, — бросила Керис.
— Ты даже его не выслушала.
— В этом нет нужды. Ответ все равно будет отрицательный.
— Ты хочешь стать картографом. Я могу осуществить твою мечту. Поедем с нами завтра, и ты получишь собственную лавку, необходимый инструмент, помощников, если захочешь. Мы приставим к тебе меченых для поездок в Неустойчивость и оплатим все расходы.
Керис внимательно посмотрела на Мелдора.
— Помнится, я однажды уже получала подобное предложение. Единственная неприятность заключалась в том, что в заманчивой приманке был скрыт острый крючок. Я должна была служить Разрушителю, если не ошибаюсь.
— Я не служу Карасме.
— Нет? Тогда, возможно, осадок на дне кружки имеет другое происхождение. Давай начнем сначала: ты предлагаешь мне возможность стать картографом?
— Да.
— В обмен на что?
— Твое обещание искать способ изготовления карт тромплери и, когда найдешь, поделиться секретом с нами.
— А если я ничего не найду?
— Я готов рискнуть.
— Зачем тебе карты тромплери?
— Чтобы победить Карасму, зачем же еще?
Керис перестала чистить лошадь и взглянула на Мелдора. Лжет он или нет? Она думала, что лжет; по крайней мере всей правды не говорит определенно. Девушка принялась приводить в порядок жесткие волосы гривы Игрейны.
— Ответ все равно «нет».
— Ты предпочла убежать из дома, лишь бы не вступать в нежеланный брак. Разве не может то же самое случиться с тобой, когда ты приедешь к своему дяде? От тебя будут ожидать готовности выйти замуж: этого требует Закон. Керис, я ведь знаю: я предлагаю тебе именно то, чего ты всегда хотела.
— Нужно ли мне напоминать тебе, что случилось с твоим предыдущим картографом и его помощником?
— Мы тебя защитим…
— Ха! Каким, интересно, образом? Если Разрушитель желает смерти жителя Неустойчивости, тот обречен, хоть Карасма и не может разделаться с ним лично. Рано или поздно — при переправе через поток леу, или при нападении Диких, или руками Приспешников — он будет убит. Но ведь я не смогу создавать карты, не покидая Постоянства. Если секрет карт тромплери будет раскрыт, это возможно лишь здесь, в Неустойчивости. — Керис накрыла Игрейну попоной и повернулась к Туссон, которая недовольно оскалила зубы и нарочно наступила хозяйке на ногу.
Девушка дернула животное за ухо, и лошадь неохотно убрала копыто.
— Ах ты, дрянное создание! Я же знаю, что ты сделала это специально! — Керис начала чистить Туссон. — Ответ остается отрицательным, Мелдор. У меня — даже если забыть об опасности — есть для этого очень веское основание. Несколько оснований. Ты путешествуешь вместе с человеком, который является слугой Карасмы. И ты пользуешься леу. Этого достаточно, чтобы мое решение было однозначным.
— Ты понимаешь, что я мог бы… принудить тебя?
— Вероятно, но сомневаюсь, что смогу открыть секрет тромплери, если ты превратишь меня в рабыню. — Керис и не догадывалась, как точно повторяет сказанные раньше Скоу слова; не заметила она и уважения, отразившегося на лице Мелдора. Он постоял еще некоторое время, слушая, как шаркает щетка, как умиротворенно пофыркивает лошадь, потом повернулся и ушел. Керис посмотрела ему вслед: он не согнулся, не понурился, выслушав ее отказ.
Девушка прижалась головой к боку Туссон, еле сдерживая слезы. Она знала, что Мелдор прав: ничего хорошего ее не ждало. Она была женщиной и должна была подчиняться ограничениям, налагаемым ее полом и профессией отца; от рождения ей было предписано подчиняться Закону, потому что восстать против него означало подвергнуть опасности то, что еще оставалось от мира. Тирания вины…
«Ты дура, Керис, — подумала она. — Тебе следовало отправиться с ним. Участь, которую он тебе предлагает, наверняка лучше того, что ожидает тебя в Салиенте. Ты ведь знаешь, что тебя там ждет: скука, подчинение Закону до конца жизни. Разве этого ты хочешь?» Более рациональная часть рассудка Керис отвечала: «В обществе Даврона ты можешь добраться не дальше, чем до следующего лагеря».
Девушка вздохнула и уселась на ларь для овса. Что, во имя Создателя, ей делать?
Керис убирала в сумку щетки, которыми чистила коней, когда в конюшню вошел Даврон. Девушка бросила на него настороженный взгляд и принялась накрывать попоной Туссон.
— Чего ты хочешь? — нелюбезно спросила она.
— Мелдор полагает, что я смогу уговорить тебя поехать с нами.
— Он рехнулся. Именно из-за тебя я и не желаю ехать. Вы что, оба лишились рассудка? Как только я найду способ создавать карты тромплери — если, конечно, мне это удастся, — вы принесете ритуальную жертву, чтобы сообщить своему господину; он может послать Приспешников разделаться со мной. — Керис на самом деле не верила в это, но говорить такие жестокие слова Даврону доставляло ей ребяческое удовольствие.
— Я не шпионю для Карасмы и тем более не являюсь его почитателем, — мягко сказал Даврон. — Будь разумна, Керис. Я не сомневаюсь, что ты понимаешь: моя единственная надежда заключается в том, чтобы уничтожить власть Карасмы. Тогда он не сможет приказать мне выполнить его волю. А карты тромплери — один из способов ослабить его хватку. Если люди смогут путешествовать по Неустойчивости, почти не рискуя, здесь будет все больше и больше Порядка и меньше Хаоса.
— И, пока все это будет происходить, Карасма станет просто спокойно наблюдать? Первое, что он сделает, — это прикажет своим слугам выследить картографа, — как он уже поступил с Деверли. Даже если такого не случится, всё равно этого мало, чтобы поставить Карасму на колени. Добрый Создатель, мы же имеем дело с самим Разрушителем! Он уже тысячу лет правит Неустойчивостью! Он уничтожил древний Мейлинвар — кроме нескольких островов Постоянств в этом дьявольском море переменчивости. Кто знает, не уничтожил ли он весь остальной мир… Мне точно известно, что он стер с лица земли целую гору в Непроходимых, — так что могло бы помешать ему так же обойтись со всеми землями за пределами Постоянств?
Керис отвязала Туссон и отвела ее к кормушке, потом тихо добавила:
— Я читала исторические хроники: когда я была еще совсем маленькой, отец купил «Анналы» Торгата. Когда-то существовал целый океан, и были земли на другом его берегу, куда плавали наши корабли; на западе и юге от маркграфства существовали государства, с которыми мы торговали. И что же от этого всего осталось? Что случилось с другими землями? Они ведь не пришли нам на помощь. Нет сомнения, что они так же страдают от ярма Разрушителя, как и мы. Может быть, люди там так никогда и не узнали, как предотвратить распространение Хаоса, и все погибли. И ты еще хочешь, чтобы я поверила в то, будто ты знаешь способ поставить Карасму на колени — с помощью нескольких карт! Не смеши меня!
Керис проскользнула под склоненной шеей Туссон и встала перед Давроном, уперев руки в бока.
— А ведь это не единственная прореха в вашем предложении. Другие дыры так велики, что сквозь них пройдет целый поток леу.
Мелдор говорит, что он даст мне возможность изготовлять карты и открыть собственную лавку — как будто какая-нибудь Управа Закона потерпит на своей территории женщину-картографа! Даже взятка размером в целое состояние не обеспечит такой слепоты законников! — Керис неприязненно взглянула на Даврона. — Вы оба, должно быть, считаете меня непроходимой дурой. Даврон долго молчал, потом, пожав плечами, сказал:
— Прости меня. Да, тебе все должно представляться именно так. Думаю, глупо рассчитывать, чтобы ты слишком многое приняла на веру. Мы не собирались открывать для тебя лавку в Постоянстве, знаешь ли. Ты совершенно права: церковники такого не потерпели бы. У нас были иные намерения.
— Вы всерьез полагали, что я могу последовать за вами без полного объяснения того, что вы затеваете? Последовало еще одно долгое молчание.
— Могу сказать тебе только одно: если бы техника изготовления карт тромплери оказалась вновь открыта, есть шанс, что нам удалось бы освободиться от Карасмы. По крайней мере очень многие люди оказались бы спасены от… того, что случилось с Квирком и с Верейном. — Даврон отвернулся, стараясь не встречаться с Керис глазами. — Да, признаю: для себя я хочу освобождения тоже, хочу сильнее, чем ты можешь себе представить. Ты… возможно, моя единственная надежда. Но я не стал бы просить ради себя, потому что ты права: если ты к нам присоединишься, тебе может грозить смерть. Смерть ужасная и скорая. Такой жертвы я не стою. Однако я посвятил свою жизнь — вернее, ее жалкие остатки — победе над Карасмой, а в этой борьбе карты тромплери могут помочь.
Керис пристально посмотрела на него:
— Ты жаждешь отмщения!
— Клянусь Хаосом, что за человеком ты меня считаешь! Неужели ты думаешь, что я восстал бы против Карасмы ради мести?
— Тогда чего же ты хочешь?
— Для Неустойчивости и ее жителей я хочу безопасности. Для себя… — Даврон помолчал, а когда снова заговорил, Керис едва расслышала его слова: — Для себя я хочу покоя.
Выражение его лица было унылым, как зимний день в трущобах Драмлина; все раздражение Керис исчезло.
— Если бы я мог дать тебе дружеский совет, он заключался бы в следующем: не связывайся с нами, беги от нас как можно дальше. Так было бы безопаснее — но это было бы неправильно, Керис. Борьба, которую мы ведем, касается всех. Постоянства — тюрьмы, и их стены все теснее сжимают нас. Мы должны сопротивляться, иначе в один прекрасный день нам и нашим детям негде будет жить.
Керис нечего было ему ответить. Она стала растирать руки, чтобы согреть, удивляясь тому, что слова Даврона обдали ее таким холодом.
— Стань одной из нас, Керис, — тихо сказал Даврон. — Нет никаких оснований полагать, что Карасма заподозрит: наш новый картограф — это ты. Женщина! Такое ведь неслыханно! Нет ничего, что заставило бы его тебя опасаться…
Керис сухо рассмеялась, пытаясь избавиться от леденящего страха.
— О Создатель! Даврон, ты недооцениваешь Карасму. Там, в потоке леу, он вывернул меня наизнанку. Что, как ты думаешь, он мне предложил? И что я ему ответила? Ты будешь смеяться: я сказала, что карьеры картографа для меня недостаточно; что я не отдам ему душу за меньшую цену, чем умение делать карты тромплери. И я знала, что всерьез он моих слов не воспримет: мы оба понимали, что это единственное, на что он никогда не сможет согласиться.
Даврон был так поражен, что лишился дара речи.
— Думаю, что вокруг больше шпионов Разрушителя, чем вы думаете, — сказала Керис. — Гравалу удалось вас надуть — вы даже не заподозрили, что он леувидец, не говоря уже о его истинной сущности. Сколько еще Приспешников Карасмы примазывается к товариществам, сколько проникает на станции, Каким-то образом защитившись от воздействия Порядка?
— Этому мы положим конец. Все Приспешники носят знак Карасмы — его можно обнаружить. Мы разошлем предупреждения…
— Так или иначе, — безжалостно продолжала Керис, — Карасме не понадобились шпионы, чтобы все обо мне узнать. Я была перед ним как на ладони с того момента, как вошла в поток леу. Ему были известны все мои сокровенные желания, моя вина… Он знал, как мучает меня мысль о смерти матери. Это же погибельное сочетание: шпионы и способность читать в душах тех, кого он ловит в потоках леу. Так что не говори мне о моей безопасности, мастер проводник, я все равно не поверю.
Даврон долго смотрел на Керис, потом безнадежно развел руками:
— Ты права. Отправляйся домой, Керис, или к своему дяде. По крайней мере там тебе ничто не будет угрожать. — Теперь уже в его голосе не было горечи; Керис расслышала нечто гораздо худшее: безнадежность настолько полную, что она, казалось, отравила сам воздух вокруг. Мгновение они смотрели друг на друга, и девушка снова уловила эхо его желания, необъяснимого влечения человека, обладающего опытом и высоким положением, к ней — невзрачной и упрямой… Потом этот отзвук исчез, сменившись отчаянием, и Даврон повернулся к двери, собираясь уйти.
«Он принял решение лишить себя жизни, как я ему и советовала», — мелькнула у Керис непрошеная мысль, отравив ей все удовлетворение от собственной правоты. «Да нет же, — протестовала рациональная часть ее рассудка. — Не сделает он этого». Однако внутренний голос продолжал спорить: «На нож он, конечно, не кинется, но есть ведь и другие способы…»
Перед мысленным взором Керис внезапно возникла Шейли: мать отослала ее, чтобы дать шанс в жизни. И она, Керис, согласилась на это, хоть такое решение и означало предательство женщины, родившей ее на свет.
— Подожди! — в панике окликнула она Даврона. Тот обернулся, из вежливости помедлив; он явно уже ни на что не надеялся и ничего не ожидал.
— Ты… ты решил умереть, — пробормотала Керис. Какое-то чувство заставило дернуться уголок его рта.
— Такой совет ты мне однажды дала. Перспектива начинает казаться мне все более привлекательной. Но нет, я не решил разделаться с собой. — Керис заметила странный выбор слов, и сердце у нее оборвалось, словно в этом была ее вина. — Поехала бы ты с Мелдором, если бы меня не было рядом? — спросил он, старательно скрывая свои чувства.
Сердце Керис заколотилось.
«Можно подумать, я влюблена, — удивленно отметила она. — Он же мне даже не нравится!»
— Я не должен своим присутствием подвергать опасности планы Мелдора, — продолжал Даврон. — Может быть, когда меня не будет с вами, ты все же с ним поедешь. Ты нужна ему, Керис. Помоги ему, помоги победить Карасму! Это цель его жизни, а я, в конце концов, только попутчик… И не смотри так испуганно: я не собираюсь перерезать себе горло.
— Есть много путей достичь одной и той же цели. Даврон не обратил внимания на ее слова.
— И я обещаю тебе не искать смерти целенаправленно.
«Он лжет, — подумала Керис. — Он будет вызывать на поединок всех Приспешников, каких встретит». Этакий крестовый поход из одного человека: он станет очищать Неустойчивость от нечисти, пока не встретит противника, который окажется сильнее. «Прекрати, Керис! Нечего взваливать на себя вину за его участь!»
— Подожди! — снова сказала она, когда Даврон сделал движение, чтобы уйти. — Может быть, я и соглашусь поехать с Мелдором и с тобой, если… если ты объяснишь мне, что заставило тебя заключить сделку с Карасмой и что ты от нее выиграл.
Его черные глаза загорелись яростным гневом.
— Какая тебе разница?
Керис помедлила, стараясь найти точные слова.
— Если бы я сумела понять, что может заставить человека заключить подобную сделку… тогда, может быть, я бы не так боялась и презирала тебя. — Про себя она подумала: «Может быть, я сумела бы понять, почему инстинкт твердит мне, будто тебе можно доверять».
Даврон против воли усмехнулся, несмотря на гнев.
— Клянусь Хаосом, Кейлен, ты откровенна! — Он оценивающе посмотрел на Керис, явно прикидывая, стоит ли соглашаться на ее предложение.
Девушка неожиданно ощутила предчувствие: то, что она сейчас услышит, не доставит ей удовольствия.
Даврон небрежно прислонился к столбу, подпирающему крышу конюшни, снова обретя полное самообладание. Перед Керис внезапно оказался мастер проводник, тот самый человек, который поджидал клиентов в Набле и смотрел скорее на ее лошадей, чем на нее самое.
— Что мог предложить мне Разрушитель? — с горечью протянул он. — У меня ведь было все, чего только можно пожелать. Что ж, Керис, я расскажу тебе о сделке, и посмотрим, посмеешь ли ты после этого меня судить. — Керис слушала, и его слова пронзали ее душу, как леденящий поток леу. — Он предложил мне жизнь и здравый рассудок моей жены и моей дочери, а также моего нерожденного сына. Я принял его условия. И случись все снова, снова принял бы их… Ну вот, получила ты ответ на свой вопрос?
ГЛАВА 16
Через день пути пустоши, окружающие станцию Пикля, остались позади. Лошади, хорошо отдохнувшие и вволю отъевшиеся на станции сеном, занервничали, когда им пришлось ступить на изрытую ямами равнину; гулкое эхо ударов копыт по каменной поверхности, под которой скрывались пустоты, пугало их.
— Тут ехать все опаснее, — услышала Керис слова Скоу, обращенные к Даврону. — Провалы внизу растут.
Проводник кивнул, ничем внешне не проявив беспокойства, хотя Керис видела, что местность ему не нравится.
— Боюсь, что ты прав, — сказал он.
Перед самым закатом путники добрались до гряды утесов на южной границе равнины: голубая лента скал, известная как Губка, тянулась по плоской земле, подобно яркой тесьме на подоле мантии церковника. Лагерь для ночлега разбили всего в сотне шагов от ее подножия.
Ставя в сгущающихся сумерках палатку, Керис с опаской оглядывалась на утесы. Ее отец часто рассказывал об этих местах: «Там полно Диких. Даже Приспешники не любят появляться в окрестностях Губки. И не объедешь ее никак…»
Преграда тянулась в обоих направлениях, насколько хватало глаз, раза в четыре выше самого высокого дерева. Преодолеть ее поверху тоже было невозможно: лошади не вскарабкались бы на крутизну. Оставалась единственная возможность: пробираться насквозь.
Прежде чем окончательно стемнело, Керис подошла к скалам, чтобы рассмотреть их вблизи. Все было точно так, как описывал ей Пирс: перед Керис была путаница арок, колонн, перемычек, коридоров и провалов; все это было голубым и упругим, как резина. Ни в одном месте не было ни прямого прохода, ни большой пещеры — просто тесный лабиринт: ниши, колодцы, изгибающиеся стены.
Однако свет там был. Он сочился сквозь отверстия сверху, сквозь многочисленные дыры в стенах, по пустотам и туннелям — мутный и рассеянный голубой свет. Входов и выходов имелось множество; проблема заключалась в том, что, оказавшись внутри, очень легко было заблудиться. Ни одно товарищество, успешно преодолевшее Губку, не могло оставить меток для других путешественников: там все постоянно менялось. Перегородки рушились, другие вырастали; дыры сглаживались, туннели меняли направление, старые входы закрывались, новые возникали. Проводнику приходилось каждый раз заново искать дорогу. Пирс полагался на чутье Игрейны: старая сообразительная переправная лошадь всегда с легкостью находила короткий проход, ведущий с одной стороны на другую. Другие жители Неустойчивости использовали собак или ласок; один или два похвалялись, что не нуждаются в животных, потому что сами способны чутьем определить верное направление.
Керис все еще рассматривала странное образование, когда к ней присоединились Хамелеон, Портрон и Корриан. Всех их открывшаяся картина смущала так же, как и Керис.
— Сыр со множеством дырок, — определил Квирк, с отвращением сморщив нос. — Какова толщина этой штуки, Керис? Ты знаешь?
— День пути, если мастер Даврон знает свое дело и если нам повезет. Но толщина меняется, и внутри очень легко заблудиться.
— В сырах никогда не бывает так много дырок, — сказал Портрон, — по крайней мере в тех сырах, что производят у меня на родине. Это больше похоже на соты.
— Голубой сыр еще можно вообразить, но голубые соты? — проворчала Корриан, умудряясь говорить, не выпуская трубки изо рта. — У сот все стороны ячеек одинаковые. Это свихнувшийся лабиринт. Напоминает мне трущобы Драмлина. Кстати, и воняет здесь так же мерзко.
— А и правда, чем это пахнет? — спросил Хамелеон.
— Дикими, — коротко бросила Керис.
— Я однажды видела человека, которого зарезали в уличной драке, — пробурчала Корриан, выпуская клубы дыма. — Над ним как следует поработали… Так вот, легкие были очень похожи на ту дрянь, что перед нами: все пористые. Наверное, поэтому и название такое: Губка.
— Отец говорил мне, что губка — это что-то, что добывали в морях, когда моря еще были, — сказала Керис.
Хамелеон потыкал пальцем в голубую стену прямо перед собой; она слегка подалась под нажимом, словно живая ткань. Меченый поспешно отдернул руку:
— Уж не животное ли это?
— Не знаю. Может быть, какое-то растение.
Квирк потер щеку, не скрывая нервозности.
— Ох, будем надеяться, что оно не живое. Мне очень не нравится мысль о том, чтобы влезть внутрь кого-то, кто… ну, способен меня переварить.
— Давайте вернемся, — предложил Портрон. — Совсем стемнело. — Однако когда Квирк и Корриан двинулись к лагерю, старый церковник задержался, заставив и Керис замедлить шаг. — Ты так и не сообщила мне, почему решила отправиться с нами, — сказал он. — Это ведь опасный маршрут, девонька.
— Я решила поселиться в Неустойчивости, — оборвала его Керис. — Я теперь работаю на Мелдора, наставник.
Он посмотрел на нее, разинув рот, потом захлопнул его так, что щелкнули зубы.
— Что ты делаешь для него? — спросил он наконец.
— Я картограф.
— Невозможно! Это же мужская профессия!
— В Неустойчивости такие условности никого не волнуют.
— Но кто станет покупать твои карты?
— Знаешь, я тоже думала об этом, однако пришла к заключению, что жителям Неустойчивости без разницы, кто изготовит карты, были бы они точными. Обычные люди могут воротить нос от карт, нарисованных женщиной, — но только не те, кто живет в Неустойчивости… и разбирается в картах.
— Ты собираешься нарушить Закон и противопоставить себя церкви и всему, чему церковь учит. — Портрон в возбуждении замахал своей мухобойкой.
— О, возможно, я открою лавку в каком-нибудь пограничном городке вроде Наблы, где не очень-то обращают внимание на Порядок, а Закон и законники не имеют особой власти.
— Да поможет тебе Создатель, Керис! Ведь все равно это будет неправильно! К тому же ты знаешь, что и Мелдор, и Даврон имеют дело с леу. Ты же видела, что они творили! Как же ты можешь даже подумать о том, чтобы работать на такого человека — человека, который намеренно стремится воспользоваться силой, рожденной Разрушителем?
Керис вздохнула, в душе соглашаясь с Портроном.
— Наставник, почему ты никому не рассказал об этом на станции? Почему не сообщил Защитникам, что Мелдор и Даврон занимаются запретными делами?
— Поверь, я хотел это сделать. Но как-то… — Портрон поежился, остановился и взял Керис за руку. — Он велел мне молчать, и я не мог ничего сказать. Керис, этот человек — сосуд зла!
— Кто именно?
— Мелдор. Ах, как бы я хотел вспомнить, где видел его раньше!
— Если ты считаешь, что он — источник зла, то почему ты здесь?
— Потому что ты едешь с ним, да будет проклят Хаос! Я мог бы и задержаться на станции Пикля и дождаться следующего товарищества, если бы ты не заявила, что едешь дальше с Давроном. Я собирался расстаться с ним, но тут…
Керис была поражена.
— Ох… О Создатель, я никак не думала…
Портрон вздохнул:
— Теперь поздно жалеть. Ты очень упряма, Керис Кейлен, а я надеялся, что ты в конце концов передумаешь. Ведь никогда не поздно вернуться под руку Закона и защиту церкви.
— Ты же не станешь… не станешь нарочно доставлять мне неприятности? Доносить церковникам, имею я в виду.
Портрон смутился:
— Э-э… Нет, то есть… Я не собираюсь мутить воду в колодце. Для крестовых походов я слишком стар. — Тут его посетила неожиданная мысль. — А для чего мастеру Даврону нужен картограф?
— Какое-то предприятие… — уклончиво ответила Керис. — Он, несомненно, считает, что на этом можно заработать.
Портрон взглянул туда, где у единственного костра грел руки Мелдор.
— Я вывернул мозги наизнанку, пытаясь вспомнить, где я его раньше видел.
«Это же тирания, — подумала Керис. — Худшая ее разновидность — тирания, основанная на чувстве вины. И на любви. Если мы любим Создателя, мы должны подчиняться Закону и склоняться перед властью церкви. Если мы этого не делаем, мы совершаем преступление против всего человечества…» Вслух Керис с горечью повторила:
— Да, это никак не годится, — и снова принялась чистить Игрейну.
Портрон, смущенный ее тоном, стал искать предлог уйти из конюшни.
— Нужно, пожалуй, найти конюха, чтобы он вычистил моего мула, — пробормотал он и исчез.
Керис орудовала щеткой с яростной силой, не обращая внимания на недовольное пофыркивание Игрейны.
— Керис!
Девушка выпрямилась и недружелюбно взглянула на новый силуэт в двери. На сей раз свет ей загораживал Мелдор.
— Я здесь, — ответила она, — хотя откуда ты это знаешь, я не могу себе представить. — Голос ее звучал кисло, да она и не пыталась скрыть раздражения.
Мелдор, казалось, не заметил ее резкости.
— Мы завтра отправляемся на юг, — сказал он, — и у меня есть для тебя предложение.
— Нет, — бросила Керис.
— Ты даже его не выслушала.
— В этом нет нужды. Ответ все равно будет отрицательный.
— Ты хочешь стать картографом. Я могу осуществить твою мечту. Поедем с нами завтра, и ты получишь собственную лавку, необходимый инструмент, помощников, если захочешь. Мы приставим к тебе меченых для поездок в Неустойчивость и оплатим все расходы.
Керис внимательно посмотрела на Мелдора.
— Помнится, я однажды уже получала подобное предложение. Единственная неприятность заключалась в том, что в заманчивой приманке был скрыт острый крючок. Я должна была служить Разрушителю, если не ошибаюсь.
— Я не служу Карасме.
— Нет? Тогда, возможно, осадок на дне кружки имеет другое происхождение. Давай начнем сначала: ты предлагаешь мне возможность стать картографом?
— Да.
— В обмен на что?
— Твое обещание искать способ изготовления карт тромплери и, когда найдешь, поделиться секретом с нами.
— А если я ничего не найду?
— Я готов рискнуть.
— Зачем тебе карты тромплери?
— Чтобы победить Карасму, зачем же еще?
Керис перестала чистить лошадь и взглянула на Мелдора. Лжет он или нет? Она думала, что лжет; по крайней мере всей правды не говорит определенно. Девушка принялась приводить в порядок жесткие волосы гривы Игрейны.
— Ответ все равно «нет».
— Ты предпочла убежать из дома, лишь бы не вступать в нежеланный брак. Разве не может то же самое случиться с тобой, когда ты приедешь к своему дяде? От тебя будут ожидать готовности выйти замуж: этого требует Закон. Керис, я ведь знаю: я предлагаю тебе именно то, чего ты всегда хотела.
— Нужно ли мне напоминать тебе, что случилось с твоим предыдущим картографом и его помощником?
— Мы тебя защитим…
— Ха! Каким, интересно, образом? Если Разрушитель желает смерти жителя Неустойчивости, тот обречен, хоть Карасма и не может разделаться с ним лично. Рано или поздно — при переправе через поток леу, или при нападении Диких, или руками Приспешников — он будет убит. Но ведь я не смогу создавать карты, не покидая Постоянства. Если секрет карт тромплери будет раскрыт, это возможно лишь здесь, в Неустойчивости. — Керис накрыла Игрейну попоной и повернулась к Туссон, которая недовольно оскалила зубы и нарочно наступила хозяйке на ногу.
Девушка дернула животное за ухо, и лошадь неохотно убрала копыто.
— Ах ты, дрянное создание! Я же знаю, что ты сделала это специально! — Керис начала чистить Туссон. — Ответ остается отрицательным, Мелдор. У меня — даже если забыть об опасности — есть для этого очень веское основание. Несколько оснований. Ты путешествуешь вместе с человеком, который является слугой Карасмы. И ты пользуешься леу. Этого достаточно, чтобы мое решение было однозначным.
— Ты понимаешь, что я мог бы… принудить тебя?
— Вероятно, но сомневаюсь, что смогу открыть секрет тромплери, если ты превратишь меня в рабыню. — Керис и не догадывалась, как точно повторяет сказанные раньше Скоу слова; не заметила она и уважения, отразившегося на лице Мелдора. Он постоял еще некоторое время, слушая, как шаркает щетка, как умиротворенно пофыркивает лошадь, потом повернулся и ушел. Керис посмотрела ему вслед: он не согнулся, не понурился, выслушав ее отказ.
Девушка прижалась головой к боку Туссон, еле сдерживая слезы. Она знала, что Мелдор прав: ничего хорошего ее не ждало. Она была женщиной и должна была подчиняться ограничениям, налагаемым ее полом и профессией отца; от рождения ей было предписано подчиняться Закону, потому что восстать против него означало подвергнуть опасности то, что еще оставалось от мира. Тирания вины…
«Ты дура, Керис, — подумала она. — Тебе следовало отправиться с ним. Участь, которую он тебе предлагает, наверняка лучше того, что ожидает тебя в Салиенте. Ты ведь знаешь, что тебя там ждет: скука, подчинение Закону до конца жизни. Разве этого ты хочешь?» Более рациональная часть рассудка Керис отвечала: «В обществе Даврона ты можешь добраться не дальше, чем до следующего лагеря».
Девушка вздохнула и уселась на ларь для овса. Что, во имя Создателя, ей делать?
Керис убирала в сумку щетки, которыми чистила коней, когда в конюшню вошел Даврон. Девушка бросила на него настороженный взгляд и принялась накрывать попоной Туссон.
— Чего ты хочешь? — нелюбезно спросила она.
— Мелдор полагает, что я смогу уговорить тебя поехать с нами.
— Он рехнулся. Именно из-за тебя я и не желаю ехать. Вы что, оба лишились рассудка? Как только я найду способ создавать карты тромплери — если, конечно, мне это удастся, — вы принесете ритуальную жертву, чтобы сообщить своему господину; он может послать Приспешников разделаться со мной. — Керис на самом деле не верила в это, но говорить такие жестокие слова Даврону доставляло ей ребяческое удовольствие.
— Я не шпионю для Карасмы и тем более не являюсь его почитателем, — мягко сказал Даврон. — Будь разумна, Керис. Я не сомневаюсь, что ты понимаешь: моя единственная надежда заключается в том, чтобы уничтожить власть Карасмы. Тогда он не сможет приказать мне выполнить его волю. А карты тромплери — один из способов ослабить его хватку. Если люди смогут путешествовать по Неустойчивости, почти не рискуя, здесь будет все больше и больше Порядка и меньше Хаоса.
— И, пока все это будет происходить, Карасма станет просто спокойно наблюдать? Первое, что он сделает, — это прикажет своим слугам выследить картографа, — как он уже поступил с Деверли. Даже если такого не случится, всё равно этого мало, чтобы поставить Карасму на колени. Добрый Создатель, мы же имеем дело с самим Разрушителем! Он уже тысячу лет правит Неустойчивостью! Он уничтожил древний Мейлинвар — кроме нескольких островов Постоянств в этом дьявольском море переменчивости. Кто знает, не уничтожил ли он весь остальной мир… Мне точно известно, что он стер с лица земли целую гору в Непроходимых, — так что могло бы помешать ему так же обойтись со всеми землями за пределами Постоянств?
Керис отвязала Туссон и отвела ее к кормушке, потом тихо добавила:
— Я читала исторические хроники: когда я была еще совсем маленькой, отец купил «Анналы» Торгата. Когда-то существовал целый океан, и были земли на другом его берегу, куда плавали наши корабли; на западе и юге от маркграфства существовали государства, с которыми мы торговали. И что же от этого всего осталось? Что случилось с другими землями? Они ведь не пришли нам на помощь. Нет сомнения, что они так же страдают от ярма Разрушителя, как и мы. Может быть, люди там так никогда и не узнали, как предотвратить распространение Хаоса, и все погибли. И ты еще хочешь, чтобы я поверила в то, будто ты знаешь способ поставить Карасму на колени — с помощью нескольких карт! Не смеши меня!
Керис проскользнула под склоненной шеей Туссон и встала перед Давроном, уперев руки в бока.
— А ведь это не единственная прореха в вашем предложении. Другие дыры так велики, что сквозь них пройдет целый поток леу.
Мелдор говорит, что он даст мне возможность изготовлять карты и открыть собственную лавку — как будто какая-нибудь Управа Закона потерпит на своей территории женщину-картографа! Даже взятка размером в целое состояние не обеспечит такой слепоты законников! — Керис неприязненно взглянула на Даврона. — Вы оба, должно быть, считаете меня непроходимой дурой. Даврон долго молчал, потом, пожав плечами, сказал:
— Прости меня. Да, тебе все должно представляться именно так. Думаю, глупо рассчитывать, чтобы ты слишком многое приняла на веру. Мы не собирались открывать для тебя лавку в Постоянстве, знаешь ли. Ты совершенно права: церковники такого не потерпели бы. У нас были иные намерения.
— Вы всерьез полагали, что я могу последовать за вами без полного объяснения того, что вы затеваете? Последовало еще одно долгое молчание.
— Могу сказать тебе только одно: если бы техника изготовления карт тромплери оказалась вновь открыта, есть шанс, что нам удалось бы освободиться от Карасмы. По крайней мере очень многие люди оказались бы спасены от… того, что случилось с Квирком и с Верейном. — Даврон отвернулся, стараясь не встречаться с Керис глазами. — Да, признаю: для себя я хочу освобождения тоже, хочу сильнее, чем ты можешь себе представить. Ты… возможно, моя единственная надежда. Но я не стал бы просить ради себя, потому что ты права: если ты к нам присоединишься, тебе может грозить смерть. Смерть ужасная и скорая. Такой жертвы я не стою. Однако я посвятил свою жизнь — вернее, ее жалкие остатки — победе над Карасмой, а в этой борьбе карты тромплери могут помочь.
Керис пристально посмотрела на него:
— Ты жаждешь отмщения!
— Клянусь Хаосом, что за человеком ты меня считаешь! Неужели ты думаешь, что я восстал бы против Карасмы ради мести?
— Тогда чего же ты хочешь?
— Для Неустойчивости и ее жителей я хочу безопасности. Для себя… — Даврон помолчал, а когда снова заговорил, Керис едва расслышала его слова: — Для себя я хочу покоя.
Выражение его лица было унылым, как зимний день в трущобах Драмлина; все раздражение Керис исчезло.
— Если бы я мог дать тебе дружеский совет, он заключался бы в следующем: не связывайся с нами, беги от нас как можно дальше. Так было бы безопаснее — но это было бы неправильно, Керис. Борьба, которую мы ведем, касается всех. Постоянства — тюрьмы, и их стены все теснее сжимают нас. Мы должны сопротивляться, иначе в один прекрасный день нам и нашим детям негде будет жить.
Керис нечего было ему ответить. Она стала растирать руки, чтобы согреть, удивляясь тому, что слова Даврона обдали ее таким холодом.
— Стань одной из нас, Керис, — тихо сказал Даврон. — Нет никаких оснований полагать, что Карасма заподозрит: наш новый картограф — это ты. Женщина! Такое ведь неслыханно! Нет ничего, что заставило бы его тебя опасаться…
Керис сухо рассмеялась, пытаясь избавиться от леденящего страха.
— О Создатель! Даврон, ты недооцениваешь Карасму. Там, в потоке леу, он вывернул меня наизнанку. Что, как ты думаешь, он мне предложил? И что я ему ответила? Ты будешь смеяться: я сказала, что карьеры картографа для меня недостаточно; что я не отдам ему душу за меньшую цену, чем умение делать карты тромплери. И я знала, что всерьез он моих слов не воспримет: мы оба понимали, что это единственное, на что он никогда не сможет согласиться.
Даврон был так поражен, что лишился дара речи.
— Думаю, что вокруг больше шпионов Разрушителя, чем вы думаете, — сказала Керис. — Гравалу удалось вас надуть — вы даже не заподозрили, что он леувидец, не говоря уже о его истинной сущности. Сколько еще Приспешников Карасмы примазывается к товариществам, сколько проникает на станции, Каким-то образом защитившись от воздействия Порядка?
— Этому мы положим конец. Все Приспешники носят знак Карасмы — его можно обнаружить. Мы разошлем предупреждения…
— Так или иначе, — безжалостно продолжала Керис, — Карасме не понадобились шпионы, чтобы все обо мне узнать. Я была перед ним как на ладони с того момента, как вошла в поток леу. Ему были известны все мои сокровенные желания, моя вина… Он знал, как мучает меня мысль о смерти матери. Это же погибельное сочетание: шпионы и способность читать в душах тех, кого он ловит в потоках леу. Так что не говори мне о моей безопасности, мастер проводник, я все равно не поверю.
Даврон долго смотрел на Керис, потом безнадежно развел руками:
— Ты права. Отправляйся домой, Керис, или к своему дяде. По крайней мере там тебе ничто не будет угрожать. — Теперь уже в его голосе не было горечи; Керис расслышала нечто гораздо худшее: безнадежность настолько полную, что она, казалось, отравила сам воздух вокруг. Мгновение они смотрели друг на друга, и девушка снова уловила эхо его желания, необъяснимого влечения человека, обладающего опытом и высоким положением, к ней — невзрачной и упрямой… Потом этот отзвук исчез, сменившись отчаянием, и Даврон повернулся к двери, собираясь уйти.
«Он принял решение лишить себя жизни, как я ему и советовала», — мелькнула у Керис непрошеная мысль, отравив ей все удовлетворение от собственной правоты. «Да нет же, — протестовала рациональная часть ее рассудка. — Не сделает он этого». Однако внутренний голос продолжал спорить: «На нож он, конечно, не кинется, но есть ведь и другие способы…»
Перед мысленным взором Керис внезапно возникла Шейли: мать отослала ее, чтобы дать шанс в жизни. И она, Керис, согласилась на это, хоть такое решение и означало предательство женщины, родившей ее на свет.
— Подожди! — в панике окликнула она Даврона. Тот обернулся, из вежливости помедлив; он явно уже ни на что не надеялся и ничего не ожидал.
— Ты… ты решил умереть, — пробормотала Керис. Какое-то чувство заставило дернуться уголок его рта.
— Такой совет ты мне однажды дала. Перспектива начинает казаться мне все более привлекательной. Но нет, я не решил разделаться с собой. — Керис заметила странный выбор слов, и сердце у нее оборвалось, словно в этом была ее вина. — Поехала бы ты с Мелдором, если бы меня не было рядом? — спросил он, старательно скрывая свои чувства.
Сердце Керис заколотилось.
«Можно подумать, я влюблена, — удивленно отметила она. — Он же мне даже не нравится!»
— Я не должен своим присутствием подвергать опасности планы Мелдора, — продолжал Даврон. — Может быть, когда меня не будет с вами, ты все же с ним поедешь. Ты нужна ему, Керис. Помоги ему, помоги победить Карасму! Это цель его жизни, а я, в конце концов, только попутчик… И не смотри так испуганно: я не собираюсь перерезать себе горло.
— Есть много путей достичь одной и той же цели. Даврон не обратил внимания на ее слова.
— И я обещаю тебе не искать смерти целенаправленно.
«Он лжет, — подумала Керис. — Он будет вызывать на поединок всех Приспешников, каких встретит». Этакий крестовый поход из одного человека: он станет очищать Неустойчивость от нечисти, пока не встретит противника, который окажется сильнее. «Прекрати, Керис! Нечего взваливать на себя вину за его участь!»
— Подожди! — снова сказала она, когда Даврон сделал движение, чтобы уйти. — Может быть, я и соглашусь поехать с Мелдором и с тобой, если… если ты объяснишь мне, что заставило тебя заключить сделку с Карасмой и что ты от нее выиграл.
Его черные глаза загорелись яростным гневом.
— Какая тебе разница?
Керис помедлила, стараясь найти точные слова.
— Если бы я сумела понять, что может заставить человека заключить подобную сделку… тогда, может быть, я бы не так боялась и презирала тебя. — Про себя она подумала: «Может быть, я сумела бы понять, почему инстинкт твердит мне, будто тебе можно доверять».
Даврон против воли усмехнулся, несмотря на гнев.
— Клянусь Хаосом, Кейлен, ты откровенна! — Он оценивающе посмотрел на Керис, явно прикидывая, стоит ли соглашаться на ее предложение.
Девушка неожиданно ощутила предчувствие: то, что она сейчас услышит, не доставит ей удовольствия.
Даврон небрежно прислонился к столбу, подпирающему крышу конюшни, снова обретя полное самообладание. Перед Керис внезапно оказался мастер проводник, тот самый человек, который поджидал клиентов в Набле и смотрел скорее на ее лошадей, чем на нее самое.
— Что мог предложить мне Разрушитель? — с горечью протянул он. — У меня ведь было все, чего только можно пожелать. Что ж, Керис, я расскажу тебе о сделке, и посмотрим, посмеешь ли ты после этого меня судить. — Керис слушала, и его слова пронзали ее душу, как леденящий поток леу. — Он предложил мне жизнь и здравый рассудок моей жены и моей дочери, а также моего нерожденного сына. Я принял его условия. И случись все снова, снова принял бы их… Ну вот, получила ты ответ на свой вопрос?
ГЛАВА 16
Гласят писания, что до Разрушения много диких тварей обитало в мире Господнем. Удивительны были рыбы, что плавали в океане, и радовали глаз птицы небесные, и не счесть было зверей в лесах. Свирепы были некоторые, а другие ядовиты, и страшны они были людям. Но говорю я вам: никакие твари земные и морские не были так опасны, как Дикие, ибо созданы они Разрушением. Дикие — выродки природы, и горе тому, кто встретит их на пути своем.
Книга Разрушения, IX: 10—2
Через день пути пустоши, окружающие станцию Пикля, остались позади. Лошади, хорошо отдохнувшие и вволю отъевшиеся на станции сеном, занервничали, когда им пришлось ступить на изрытую ямами равнину; гулкое эхо ударов копыт по каменной поверхности, под которой скрывались пустоты, пугало их.
— Тут ехать все опаснее, — услышала Керис слова Скоу, обращенные к Даврону. — Провалы внизу растут.
Проводник кивнул, ничем внешне не проявив беспокойства, хотя Керис видела, что местность ему не нравится.
— Боюсь, что ты прав, — сказал он.
Перед самым закатом путники добрались до гряды утесов на южной границе равнины: голубая лента скал, известная как Губка, тянулась по плоской земле, подобно яркой тесьме на подоле мантии церковника. Лагерь для ночлега разбили всего в сотне шагов от ее подножия.
Ставя в сгущающихся сумерках палатку, Керис с опаской оглядывалась на утесы. Ее отец часто рассказывал об этих местах: «Там полно Диких. Даже Приспешники не любят появляться в окрестностях Губки. И не объедешь ее никак…»
Преграда тянулась в обоих направлениях, насколько хватало глаз, раза в четыре выше самого высокого дерева. Преодолеть ее поверху тоже было невозможно: лошади не вскарабкались бы на крутизну. Оставалась единственная возможность: пробираться насквозь.
Прежде чем окончательно стемнело, Керис подошла к скалам, чтобы рассмотреть их вблизи. Все было точно так, как описывал ей Пирс: перед Керис была путаница арок, колонн, перемычек, коридоров и провалов; все это было голубым и упругим, как резина. Ни в одном месте не было ни прямого прохода, ни большой пещеры — просто тесный лабиринт: ниши, колодцы, изгибающиеся стены.
Однако свет там был. Он сочился сквозь отверстия сверху, сквозь многочисленные дыры в стенах, по пустотам и туннелям — мутный и рассеянный голубой свет. Входов и выходов имелось множество; проблема заключалась в том, что, оказавшись внутри, очень легко было заблудиться. Ни одно товарищество, успешно преодолевшее Губку, не могло оставить меток для других путешественников: там все постоянно менялось. Перегородки рушились, другие вырастали; дыры сглаживались, туннели меняли направление, старые входы закрывались, новые возникали. Проводнику приходилось каждый раз заново искать дорогу. Пирс полагался на чутье Игрейны: старая сообразительная переправная лошадь всегда с легкостью находила короткий проход, ведущий с одной стороны на другую. Другие жители Неустойчивости использовали собак или ласок; один или два похвалялись, что не нуждаются в животных, потому что сами способны чутьем определить верное направление.
Керис все еще рассматривала странное образование, когда к ней присоединились Хамелеон, Портрон и Корриан. Всех их открывшаяся картина смущала так же, как и Керис.
— Сыр со множеством дырок, — определил Квирк, с отвращением сморщив нос. — Какова толщина этой штуки, Керис? Ты знаешь?
— День пути, если мастер Даврон знает свое дело и если нам повезет. Но толщина меняется, и внутри очень легко заблудиться.
— В сырах никогда не бывает так много дырок, — сказал Портрон, — по крайней мере в тех сырах, что производят у меня на родине. Это больше похоже на соты.
— Голубой сыр еще можно вообразить, но голубые соты? — проворчала Корриан, умудряясь говорить, не выпуская трубки изо рта. — У сот все стороны ячеек одинаковые. Это свихнувшийся лабиринт. Напоминает мне трущобы Драмлина. Кстати, и воняет здесь так же мерзко.
— А и правда, чем это пахнет? — спросил Хамелеон.
— Дикими, — коротко бросила Керис.
— Я однажды видела человека, которого зарезали в уличной драке, — пробурчала Корриан, выпуская клубы дыма. — Над ним как следует поработали… Так вот, легкие были очень похожи на ту дрянь, что перед нами: все пористые. Наверное, поэтому и название такое: Губка.
— Отец говорил мне, что губка — это что-то, что добывали в морях, когда моря еще были, — сказала Керис.
Хамелеон потыкал пальцем в голубую стену прямо перед собой; она слегка подалась под нажимом, словно живая ткань. Меченый поспешно отдернул руку:
— Уж не животное ли это?
— Не знаю. Может быть, какое-то растение.
Квирк потер щеку, не скрывая нервозности.
— Ох, будем надеяться, что оно не живое. Мне очень не нравится мысль о том, чтобы влезть внутрь кого-то, кто… ну, способен меня переварить.
— Давайте вернемся, — предложил Портрон. — Совсем стемнело. — Однако когда Квирк и Корриан двинулись к лагерю, старый церковник задержался, заставив и Керис замедлить шаг. — Ты так и не сообщила мне, почему решила отправиться с нами, — сказал он. — Это ведь опасный маршрут, девонька.
— Я решила поселиться в Неустойчивости, — оборвала его Керис. — Я теперь работаю на Мелдора, наставник.
Он посмотрел на нее, разинув рот, потом захлопнул его так, что щелкнули зубы.
— Что ты делаешь для него? — спросил он наконец.
— Я картограф.
— Невозможно! Это же мужская профессия!
— В Неустойчивости такие условности никого не волнуют.
— Но кто станет покупать твои карты?
— Знаешь, я тоже думала об этом, однако пришла к заключению, что жителям Неустойчивости без разницы, кто изготовит карты, были бы они точными. Обычные люди могут воротить нос от карт, нарисованных женщиной, — но только не те, кто живет в Неустойчивости… и разбирается в картах.
— Ты собираешься нарушить Закон и противопоставить себя церкви и всему, чему церковь учит. — Портрон в возбуждении замахал своей мухобойкой.
— О, возможно, я открою лавку в каком-нибудь пограничном городке вроде Наблы, где не очень-то обращают внимание на Порядок, а Закон и законники не имеют особой власти.
— Да поможет тебе Создатель, Керис! Ведь все равно это будет неправильно! К тому же ты знаешь, что и Мелдор, и Даврон имеют дело с леу. Ты же видела, что они творили! Как же ты можешь даже подумать о том, чтобы работать на такого человека — человека, который намеренно стремится воспользоваться силой, рожденной Разрушителем?
Керис вздохнула, в душе соглашаясь с Портроном.
— Наставник, почему ты никому не рассказал об этом на станции? Почему не сообщил Защитникам, что Мелдор и Даврон занимаются запретными делами?
— Поверь, я хотел это сделать. Но как-то… — Портрон поежился, остановился и взял Керис за руку. — Он велел мне молчать, и я не мог ничего сказать. Керис, этот человек — сосуд зла!
— Кто именно?
— Мелдор. Ах, как бы я хотел вспомнить, где видел его раньше!
— Если ты считаешь, что он — источник зла, то почему ты здесь?
— Потому что ты едешь с ним, да будет проклят Хаос! Я мог бы и задержаться на станции Пикля и дождаться следующего товарищества, если бы ты не заявила, что едешь дальше с Давроном. Я собирался расстаться с ним, но тут…
Керис была поражена.
— Ох… О Создатель, я никак не думала…
Портрон вздохнул:
— Теперь поздно жалеть. Ты очень упряма, Керис Кейлен, а я надеялся, что ты в конце концов передумаешь. Ведь никогда не поздно вернуться под руку Закона и защиту церкви.
— Ты же не станешь… не станешь нарочно доставлять мне неприятности? Доносить церковникам, имею я в виду.
Портрон смутился:
— Э-э… Нет, то есть… Я не собираюсь мутить воду в колодце. Для крестовых походов я слишком стар. — Тут его посетила неожиданная мысль. — А для чего мастеру Даврону нужен картограф?
— Какое-то предприятие… — уклончиво ответила Керис. — Он, несомненно, считает, что на этом можно заработать.
Портрон взглянул туда, где у единственного костра грел руки Мелдор.
— Я вывернул мозги наизнанку, пытаясь вспомнить, где я его раньше видел.