Норман Джон. Цари-жрецы Гора

   - Но я люблю тебя, - повторила она.
   Я повернулся и холодно взглянул на нее.
   - Ты хорошо исполняешь свою роль. Ты меня чуть не одурачила, Вика из Трева.
   - Не понимаю, - запинаясь, ответила она.
   Я разъярился. Как она убедительна в роли влюбленной рабыни, как будто отчаянно, бесконечно преданной, но ждущей возможности предать меня.
   - Молчи, рабыня!
   Она вспыхнула, повесила голову, закрыла лицо руками и опустилась с плачем на колени, тело ее дрожало от рыданий.
   На мгновение я чуть было не сдался, но вспомнил о ее предательстве и продолжил свою работу.
   Я буду обращаться с ней холодно и грубо, как она заслужила, эта прекрасная и предательская рабыня.
   Наконец я сдвинул большую решетку настолько, что смог проскользнуть вниз. Вика последовала за мной, я помог ей спуститься.
   Решетка встала на место.
   Я был доволен, обнаружив сеть вентиляционных шахт: это давало возможность тайно пробраться почти в любое место роя.
   Вика все еще плакала, но я ее волосами вытер ей лицо и приказал прекратить шум.
   Она прикусила губу, подавила рыдание и перестала плакать, хотя глаза были полны слез.
   Я осмотрел ее одежду: грязная и изорванная, это все-таки одежда рабыни комнаты.
   Так не пройдет. Одежда выдаст ее, вызовет любопытство, может быть, подозрения.
   У меня был смелый план.
   Я строго взглянул на Вику.
   - Ты должна делать все, что я прикажу, быстро и без вопросов.
   Она повесила голову.
   - Я буду послушна, - негромко сказала она, - хозяин.
   - Ты девушка, которую привели с поверхности, поэтому ты еще не побрита. Тебя доставили в виварий по приказу царя-жреца Сарма.
   - Не понимаю, - сказала она.
   - Но ты будешь повиноваться.
   - Да.
   - Я твой хранитель и привел тебя как самку мула в племенные клетки.
   - Мула? - переспросила она. - Племенные клетки?
   - Разденься, - приказал я, - и руки за спину.
   Вика удивленно смотрела на меня.
   - Быстрее!
   Она послушалась, и я связал ей руки за спиной.
   Потом взял связку тряпок, которые были на ней, и выбросил в ближайший контейнер для уничтожения отходов - этими приспособлениями уставлен весь рой.
   Через несколько мгновений, приняв важный вид, я подвел Вику к главному хранителю вивария.
   Он с отвращением взглянул на ее небритую голову, на длинные прекрасные волосы.
   - Как она отвратительна, - сказал он.
   Я понял, что он родился в рое, где и сформировалось его представление о женской красоте.
   Мне приятно было заметить, что Вику потрясла его оценка: вероятно, впервые мужчина посмотрел на нее неодобрительно.
   - Это, конечно, какая-то ошибка? - спросил хранитель.
   - Нет, - ответил я, - это новая самка мула с поверхности. По приказу Сарма побрей ее, одень соответственно и помести в племенную клетку, она должна там содержаться одна, в закрытой клетке. Дальнейшие приказы получишь позже.
   Жалкую и сбитую с толку Вику из Трева я отвел в маленькую, но удобную клетку на четвертом ярусе вивария. На ней было короткое пластиковое платье, какие носят все самки мула в рое, на теле ее оставались из волос только ресницы.
   Она увидела свое отражение в стене клетки и закричала, закрыв лицо руками.
   И в таком виде она, впрочем, оставалась привлекательной. У нее прекрасная форма головы.
   Для Вики было, должно быть, сильным шоком увидеть себя в таком виде.
   Она застонала и, закрыв глаза, прислонилась к стене клетки.
   Я обнял ее.
   Это как будто ее удивило.
   Она посмотрела на меня.
   - Что ты со мной сделал? - прошептала она.
   Мне хотелось сказать, что я это делаю, чтобы спасти ей жизнь, но я не сказал этого. Напротив, я строго посмотрел на нее и ответил:
   - Делаю, что хочу.
   - Конечно, - сказала она, горько отводя взгляд. - Я ведь только рабыня.
   Она посмотрела на меня, и во взгляде ее не было горечи, не было упрека, только вопрос.
   - Но разве в таком виде я нравлюсь хозяину?
   - Да.
   Она отступила.
   - Да, - сказала она, - я забыла. Твоя месть... - она не закончила фразу, и глаза ее снова наполнились слезами - Хозяин умен, - сказала она, гордо выпрямившись. - Он хорошо знает, как наказать предательскую рабыню.
   И отвернулась.
   Я слышал ее голос и видел отражение в пластиковой стене клетки.
   - Теперь ты меня оставишь? Или ты еще не покончил со мной?
   Я хотел заверить ее, что как только будет возможность, я ее отсюда выпущу, что, по моему мнению, в ее анонимности теперь залог ее безопасности в рое; конечно, такую предательницу нельзя посвящать в свои планы, да, к счастью, и возможности такой у меня не было, потому что в этот момент подошел главный хранитель и протянул кожаный ремешок с ключом от клетки Вики.
   - Я буду хорошо кормить и поить ее, - сказал хранитель.
   Услышав это, Вика неожиданно повернулась ко мне лицом, прижавшись спиной к стене клетки, упираясь в стену ладонями.
   - Прошу тебя, Кабот, не оставляй меня здесь.
   - Ты останешься, - ответил я.
   У меня в руках она увидела ключ от клетки.
   Медленно, оцепенело покачала головой.
   - Нет, Кабот.... пожалуйста.
   Я принял решение и был не в настроении обсуждать его с рабыней, поэтому я ничего не ответил.
   - Кабот, - сказала она, - а если бы это была просьба женщины из высшей касты одного из высоких городов Гора... ты тоже отказал бы?
   - Не понимаю.
   Она посмотрела на свое отражение в пластиковой стене и вздрогнула. Встретилась со мной взглядом. Я видел, что она не просто не хочет оставаться в клетке. Она в ужасе.
   Неожиданно она упала на колени, глаза ее были полны слез, она протянула ко мне руки.
   - Смотри, воин из Ко-ро-ба, - сказала она, - женщина высшей касты из высокомерного города Трева склоняется перед тобой и умоляет, чтобы ты не оставлял ее здесь.
   - Я вижу у своих ног только рабыню, - ответил я. И добавил: - Она останется здесь.
   - Нет, нет!
   Она не отрывала взгляда от ключа, который я держал в руках.
   - Пожалуйста...
   - Я принял решение, - ответил я.
   Вика со стоном опустилась на пол, она не могла стоять.
   - Теперь она красива, - одобрительно сказал хранитель.
   Вика тупо посмотрела на него, будто не поняла, что он сказал.
   - Да, - согласился я, - очень.
   - Поразительно, как соответствующая одежда и устранение нитевых разрастаний улучшают внешность самки, - заметил хранитель.
   - Да, поразительно, - подтвердил я.
   Вика опустила голову на пол и застонала.
   - Другой ключ есть? - спросил я у хранителя.
   - Нет.
   - А что если я потеряю этот?
   - Ну, это пластик для клеток и замок тоже, так что лучше ключ не терять.
   - Но все-таки?
   - Со временем мы могли бы прорезать стену огнем.
   - Понятно, - сказал я. - Это уже случалось?
   - Один раз, - ответил хранитель. - Потребовалось на это несколько месяцев, но никакой опасности нет, потому что пищу и воду подают снаружи.
   - Очень хорошо, - сказал я.
   - К тому же, - добавил хранитель, - ключ не потеряется. В рое ничего не теряется. - Он рассмеялся. - Даже мул.
   Я угрюмо улыбнулся.
   Войдя в клетку, я проверил подачу грибов.
   Вика уже поднялась на ноги и вытирала слезы руками в углу.
   - Ты не можешь меня здесь оставить, Кабот, - сказала она просто, как о чем-то очевидном.
   - Почему?
   Она взглянула на меня.
   - Во-первых, я принадлежу тебе.
   - Я считаю, что моя собственность здесь в большей безопасности.
   - Ты шутишь, - сказала она всхлипывая.
   Она смотрела, как я поднимаю крышку контейнера с грибами. Грибы свежие, хорошего сорта.
   - Что в контейнере? - спросила она.
   - Грибы.
   - Для чего?
   - Ты их будешь есть.
   - Никогда. Лучше умру с голоду.
   - Ты их будешь есть, когда достаточно проголодаешься, - сказал я.
   Вика с ужасом смотрела на меня, потом, к моему изумлению, расхохоталась. Прижавшись спиной к стене, она еле держалась на ногах от смеха.
   - О Кабот, - облегченно и с упреком воскликнула она, - как ты меня напугал! - Она подошла ко мне и взяла меня за руку. - Теперь я понимаю, сказала она, почти плача от облегчения, - но ты меня напугал.
   - О чем ты?
   Она рассмеялась.
   - Грибы, только подумать!
   - Когда привыкнешь, не так уж и плохо, но, конечно, не самая лучшая еда.
   Она покачала головой.
   - Пожалуйста, Кабот, ты уже достаточно пошутил. - Она улыбнулась. Пожалей - если не Вику из Трева, то твою бедную рабыню.
   - Я не шучу.
   Она мне не верила.
   Я проверил трубку с пилюлями и поступление воды.
   - В рое нет той роскоши, что была в твоей комнате, - сказал я, - но вполне достаточно для жизни.
   - Кабот, - смеялась она, - пожалуйста!
   Я повернулся к служителю.
   - Каждый вечер давать ей двойную порцию соли.
   - Хорошо, - согласился он.
   - Ты объяснишь ей, как тут моются?
   - Конечно, - ответил он, - и как упражняться.
   - Упражняться?
   - Да, в таком замкнутом помещении очень важно упражняться.
   - Конечно, - согласился я.
   Вика подошла сзади и обняла меня. Поцеловала в шею. Негромко рассмеялась.
   - Ты достаточно пошутил, Кабот, - сказала она, - теперь давай уйдем из этого места. Оно мне не нравится.
   В клетке не было алого мха, но был у стены соломенный матрац. Лучше того, что в ее комнате.
   Я в последний раз осмотрел клетку: учитывая обстоятельства, все вполне подходит.
   Я пошел к выходу, и Вика, держа меня за руку, улыбаясь и глядя мне в глаза, пошла со мной.
   Я выхода я остановился, и, когда она сделала попытку выйти, задержал ее.
   - Нет, - сказал я, - ты останешься здесь.
   - Ты шутишь.
   - Нет, не шучу.
   - Шутишь! - рассмеялась она, вцепившись мне в руку.
   - Отпусти мою руку, - сказал я.
   - Ты не можешь меня тут оставить, - сказала она, качая головой. Нет, просто не можешь. Нельзя оставить Вику из Трева. - Она рассмеялась и посмотрела на меня. - Я этого просто не разрешу.
   Я смотрел на нее.
   Улыбка исчезла с ее губ.
   - Не разрешишь? - переспросил я.
   Спросил голосом хозяина.
   Она отняла руку, отступила и стояла, дрожа, испуганная. Лицо ее побледнело.
   - Я не подумала, что говорю.
   В ужасе она опустилась на колени, встав в позу рабыни, ожидающей наказания, скрестив перед собой руки, будто они связаны.
   - Я не хочу тебя наказывать, - сказал я.
   Удивленная, она подняла голову, в глазах ее стояли слезы.
   - Бей меня, если хочешь, - взмолилась она, - но, пожалуйста, не оставляй меня здесь.
   - Я тебе сказал, что принял решение.
   - Но ведь ты можешь изменить свое решение, хозяин, - умоляла она, ради меня.
   - Нет.
   Вика пыталась удержать слезы. Я подумал: может быть, впервые в жизни в важном для нее вопросе она не получила своего у мужчины.
   По моему сигналу она робко встала. Вытерла глаза и посмотрела на меня.
   - Может рабыня задать вопрос, хозяин?
   - Да.
   - Почему я должна здесь остаться?
   - Потому что я тебе не доверяю, - просто ответил я.
   Она отскочила, будто я ее ударил, из глаз ее опять полились слезы. Я не мог понять, почему мои слова так поразили гордую предательскую Вику, но она казалась больше обиженной, чем когда стояла в позе рабыни, ожидая удара.
   Я посмотрел на нее.
   Она одиноко стояла в центре чистой пластиковой клетки, стояла неподвижно, оцепенело. В глазах ее были слезы.
   Я должен был напомнить себе, что передо мной превосходная актриса и множество мужчин поддалось ее изобретательности и лести. Да, я знал, что не дрогну, хотя мне очень хотелось ей поверить, считать ее чувства искренними.
   - Так ты приковывала мужчин к рабскому кольцу? - спросил я.
   - О, Кабот, - простонала она, - Кабот...
   Ничего больше не сказав, я вышел из клетки.
   Вика медленно покачала головой и тупо и недоверчиво осмотрелась, увидела матрац, сосуд с водой, контейнеры с грибами.
   Я протянул руку, чтобы закрыть дверь клетки.
   Этот жест, казалось, встряхнул Вику, она вся задрожала от страха, как прекрасное пойманное животное.
   - Нет! - закричала она. - Прошу тебя, хозяин!
   Она бросилась ко мне в объятия. Я обнял ее и поцеловал, ее влажные и теплые, горячие и соленые от слез губы встретились с моими, потом я оттолкнул ее, и она упала на пол у противоположной стены клетки. Повернулась ко мне лицом, стоя на четвереньках. Отчаянно затрясла головой, как бы не веря своим глазам; глаза были полны слез. Она протянула ко мне руки.
   - Нет, Кабот! - сказала она. - Нет!
   Я захлопнул дверь клетки.
   Повернул ключ и услышал, как щелкнул механизм замка.
   Вика из Трева моя пленница.
   С криком она вскочила на ноги и бросилась к двери, лицо ее исказилось, она яростно заколотила кулачками.
   - Хозяин! Хозяин! - кричала она.
   Я повесил ключ на ремне себе на шею.
   - Прощай, Вика из Трева!
   Она перестала колотить кулаками по стене и смотрела на меня, лицо залито слезами, руки прижаты к пластику.
   Потом, к моему удивлению, улыбнулась, вытерла слезы, взмахнула головой, будто убирая волосы с лица, снова улыбнулась этому глупому жесту.
   Посмотрела на меня.
   - Ты на самом деле уходишь.
   Сквозь вентиляционное отверстие в пластике я слышал ее голос. Он звучал обычно.
   - Да.
   - Я знала, что я твоя рабыня, но до сих пор не знала, что ты мой истинный хозяин. - Она потрясенно смотрела на меня сквозь пластик. Странное чувство, - сказала она, - знать, что у тебя есть хозяин, что он может сделать с тобой, что захочет, что твои чувства для него ничего не значат, что ты беспомощна и должна делать то, что он говорит, должна повиноваться.
   Мне было немного печально слушать, как Вика перечисляет горести женского рабства.
   Потом, к моему изумлению, она мне улыбнулась.
   - Хорошо принадлежать тебе, Тарл Кабот, - сказала она. - Мне нравится принадлежать тебе.
   - Я женщина, а ты мужчина, ты сильней меня, и я твоя, и теперь я это поняла.
   Я был удивлен.
   Вика опустила голову.
   - Каждая женщина в глубине сердца хочет носить цепи мужчины, сказала она.
   Мне это показалось сомнительным.
   Вика посмотрела на меня и улыбнулась.
   - Конечно, нам при этом хочется выбирать мужчину.
   Это мне казалось более похожим на истину.
   - Я выбрала бы тебя, Кабот.
   - Женщины хотят свободы, - сказал я ей.
   - Да, - согласилась она, - и свободы тоже. - Она улыбнулась. - В каждой женщине есть что-то от вольной спутницы и что-то от рабыни.
   Мне слова ее показались странными. Может, потому, что я вырос не на Горе, где мысль о подчиненном положении женщины так же привычна и естественна, как приливы сверкающей Тассы или фазы трех лун.
   Я попытался выбросить из головы ее слова. Подумал о долгом процессе эволюции, о тысячах поколений, приведших к появлению человека. Вспомнил о тысячелетиях в моем старом мире, о тысячелетней борьбе, которая сформировала суть моего вида, о схватках с пещерным медведем за жилище, о долгих опасных неделях охоты за той же добычей, за которой охотился саблезубый тигр, о годах защиты своей подруги от нападений хищников и налетов других человекообразных.
   Я думал о первобытном человеке, стоящем на пороге своей пещеры с отколотым камнем в одной руке и с факелом в другой, подруга за ним, детеныши прячутся в глубине. Какие способности выжить в столь враждебном окружении переданы нам по наследству? Среди них сила, и агрессивность, и быстрота реакции, и храбрость мужчины. А что со стороны женщины?
   Какое генетическое наследие в крови женщины позволяло ей и ее мужчине победить в безжалостной борьбе видов, остаться живыми и удержать свое место на негостеприимной жестокой планете?
   Мне показалось, что таким генетическим даром может быть желание женщины принадлежать... полностью... мужчине.
   Ясно, что если раса должна выжить, женщину нужно оберегать, защищать, кормить - и заставлять производить потомство.
   Если бы она была слишком независима, она бы погибла в этом мире, а вместе с нею погибла бы и раса.
   Чтобы род выжил, эволюция сохраняла не просто привлекательных для мужчин женщин, а таких, которые обладали необычными свойствами; среди них буквально инстинктивное стремление принадлежать мужчине, отыскивать себе спутника и подчиняться ему. Может быть, если он хватал ее за волосы, отбрасывал к стене пещеры и насиловал на шкурах зверей, для нее это было ожидаемой кульминацией ее врожденного желания принадлежать ему.
   Я улыбнулся, вспомнив обычаи своего мира, которые в своей отдаленности все же напоминают древние обычаи пещер: жених переносит невесту через порог в свой дом, как пленницу; крошечные обручальные кольца напоминают примитивные веревки, которыми связывали руки первых невест, а позже золотые наручники, которые надевали на плененных принцесс, когда вели их под приветственные крики толпы по улицам как рабынь.
   Да, подумал я, слова Вики не такие уж странные, какими кажутся.
   Я мягко сказал:
   - Мне нужно идти.
   - Когда я в первый раз тебя увидела, Кабот, - сказала она, - я поняла, что принадлежу тебе. Я хотела быть свободной, но знала, что принадлежу тебе - хотя ты не касался меня, не целовал - я знала, что с этого момента я твоя рабыня. Твои глаза сказали мне, что ты мой хозяин, и в глубине души я это признала.
   Я повернулся, собираясь уходить.
   - Я люблю тебя, Тарл Кабот, - неожиданно сказала она и потом, чуть смущенно и испуганно, опустила голову. - Я хотела сказать: я люблю тебя, хозяин.
   Я улыбнулся этой поправке: рабыне не разрешается, во всяком случае публично, называть хозяина по имени. В соответствии с обычаем правом называть мужчину по имени обладают свободные женщины, преимущественно вольные спутницы. Горянская пословица утверждает: рабыня становится дерзкой, если ее губам позволяют касаться имени хозяина. С другой стороны, я, подобно большинству мужчин Гора, если девушка не издевается, не ведет себя вызывающе, если поблизости нет свободных женщин, предпочитал, чтобы меня называли по имени; мне кажется, что каждый понимает: нет ничего лучше, чем когда твое имя произносят прекрасные уста.
   В глазах Вики была тревога; девушка как будто пыталась притронуться ко мне через пластик.
   - Могу ли я спросить, куда идет мой хозяин?
   Я обдумал вопрос и улыбнулся ей.
   - Я иду давать гур Матери, - сказал я.
   - Что это значит? - спросила она, широко раскрыв глаза.
   - Не знаю, но собираюсь узнать.
   - Тебе обязательно идти?
   - Да. Мой друг может быть в опасности.
   - Рабыня довольна, что хозяин ее смелый человек.
   Я повернулся.
   Услышал сзади ее голос:
   - Желаю тебе добра, хозяин.
   Я на мгновение повернулся, увидел ее лицо и почти бессознательно поцеловал кончики пальцев и прижал их к пластику клетки. Вика поцеловала стенку напротив того места, которого коснулись мои пальцы.
   Странная девушка.
   Если бы я не знал, насколько она жестока и коварна, я бы, может, сказал бы ей что-нибудь ласковое. Я пожалел, что коснулся стенки: не сумел скрыть своего отношения к ней.
   Ее игра великолепна, убедительна. Она почти заставила меня поверить, что беспокоится обо мне.
   - Да, - сказал я, - Вика из Трева, рабыня, ты хорошо сыграла свою роль.
   - Нет, - взмолилась она, - хозяин, я тебя люблю.
   Рассердившись на себя, что чуть не обманулся, я рассмеялся.
   Осознав, что ее игра проиграна, она закрыла лицо руками, опустилась на колени и заплакала за прозрачной пластиковой стеной клетки.
   Я отвернулся. Меня ждали более важные проблемы, чем предательская рабыня из Трева.
   - Я буду хорошо кормить и поить эту самку, - сказал хранитель вивария.
   - Как хочешь, - ответил я и ушел.
   27. В ПОМЕЩЕНИИ МАТЕРИ
   Все еще был праздник Толы.
   Хотя уже время четвертого кормления.
   Уже почти восемь горянских анов, или десять земных часов, как я сегодня рано утром расстался с Миском, Мулом-Ал-Ка и Мулом-Ба-Та.
   Диск, на котором мы добрались до помещения, где я нашел Миска, теперь у входа в туннели золотого жука. И пусть там остается, как доказательство того, что я вошел и не вышел.
   Хуже, что пришлось оставить на диске переводчик, но мне казалось это необходимым: в туннели золотого жука не ходят с переводчиком; а если его на диске не найдут, могут заподозрить: не то, что я вернулся из туннелей, а скорее, что просто сделал вид, что вхожу. Слова двух мулов у входа могли и не убедить их хозяев царей-жрецов.
   Мне понадобилось недалеко отойти от вивария, чтобы сориентироваться и понять, в каком районе роя я нахожусь; вскоре я заметил транспортный диск, так сказать, припаркованный на газовой подушке у входа в распределительный зал. Никто за ним, конечно, не присматривал, потому что в замкнутой, строго регулируемой жизни роя воровство, за исключением щепотки соли, неизвестно.
   Так что я, по-видимому, создал прецедент, поднявшись на диск и наступив на полосы ускорения.
   Вскоре я уже несся по подземному залу на своем, учитывая значение и срочность дела, можно сказать, реквизированном экипаже.
   Я пролетел около пасанга, прежде чем остановил диск у другого входа в распределительный зал. Вошел и через несколько минут вышел в пурпурной одежде мула. Клерк, записавший по моей просьбе расходы на счет Сарма, сказал, что мне нужно как можно быстрее нанести на одежду запись запахами, в которой удостоверяется моя личность, указывается количество черт в характеристике и прочее. Я заверил его, что займусь этим немедленно, и вышел. А он мне вслед поздравлял меня с тем, что мне позволено стать мулом, а не оставаться низменным мэтоком.
   - Ты теперь не только в рое, но и часть его, - расплылся он.
   Красную одежду, которая перед этим была на мне, я сунул в ближайший контейнер, откуда ее пневматически переместят в отдаленные мусоросжигатели, расположенные где-то под роем.
   Потом снова поднялся на диск и полетел к комнате Миска.
   Тут я в течение нескольких минут подкрепился грибами и напился. За едой я обдумывал свои будущие действия. Можно попробовать отыскать Миска. Вероятно, я погибну вместе с ним или в попытке отомстить за него.
   Потом я подумал о Вике. Она сейчас тоже в клетке, но ее клетка, в отличие от моей, тюрьма. Я потрогал ключ от ее клетки, висевший на ремешке у меня на шее. Почему-то я надеялся, что ее не очень расстроит пленение; потом почувствовал презрение к себе за эту слабость и решил, что надо радоваться ее жалкому положению. Она его вполне заслужила. Я спрятал металлический ключ под одеждой. Вспомнил тяжелую прозрачную клетку на четвертом ярусе вивария. Да, часы заключения будут долгими и одинокими для остриженной Вики из Трева.
   Интересно, что стало с Мулом-Ал-Ка и Мулом-Ба-Та? Они, подобно мне, ослушались Сарма и стали в рое преступниками. Я надеялся, что они сумели скрыться, раздобыть достаточно пищи и выжить. Шансы их невелики, но любая самая жалкая альтернатива предпочтительнее помещений для разделки.
   Я думал также о молодом царе-жреце в потайном помещении под комнатой Миска. Вероятно, лучшей услугой Миску было бы оставить его и позаботиться о безопасности молодого самца, но меня эти дела не интересовали. Я не знал, где находится женское яйцо, а если бы и знал, то не умел с ним обращаться; и даже если раса царей-жрецов вымрет, мне это не казалось делом человека, особенно учитывая мою ненависть к ним, мое отрицательное отношение к тому, как они регулируют жизнь людей на этой планете. Разве они не уничтожили мой город? Разве не рассеяли его жителей? Разве они не уничтожают людей при помощи огненной смерти, не приносят их в этот мир, хотят они того или нет, в путешествиях приобретения? Разве они не имплантируют сетку в человеческий мозг, разве не они вывели ужасных мутантов носителей гура из того рода, представитель которого я сам? Разве они не считают нас низшими животными, в полной власти их высокомерных величеств? А как же мулы, и рабыни комнат, и многие другие люди, которые вынуждены либо прислуживать им, либо умереть? Нет, сказал я себе, для моего вида хорошо, если цари-жрецы вымрут. Но Миск - это совсем другое дело, он мой друг. Между нами роевая правда, и, следовательно, как человек и воин, я готов отдать за него жизнь.
   Проверив меч в ножнах, я вышел из комнаты Миска, встал на диск и неслышно и быстро полетел по туннелю в том направлении, где, как я знал, находится помещение Матери.
   Пролетев несколько анов, я оказался у толстой металлической решетки, которая преграждала мулам доступ в эту часть роя.
   У входа стоял на страже царь-жрец; он вопросительно задвигал антеннами, когда я остановил диск в двенадцати футах от него. На голове у него была гирлянда зеленых листьев, как у Сарма; и тоже как у Сарма, на шее рядом с переводчиком висела церемониальная нить с металлическими инструментами.
   Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять причину замешательства и недоумения царя-жреца.
   На моей одежде не было надписи запахами, и он вначале подумал, что диск движется сам, без водителя.
   Я видел, как он напряженно всматривается своими большими сложными глазами-линзами; точно так же мы напрягаемся, чтобы расслышать слабый звук.
   Реакция у него была такая же, как у человека, который что-то услышал в комнате, но ничего не видит.
   Наконец его антенны устремились ко мне, но я знал, что царь-жрец раздражен тем, что не получил обычных хорошо различимых обонятельных знаков на одежде. Без этой надписи я для него неотличим от множества других мулов, встречающихся в рое. Для другого человека, разумеется, одни мои волосы, косматые и ярко-рыжие, послужили бы достаточным отличием, но у царей-жрецов, как я уже отмечал, очень слабое зрение; больше того, я полагаю, что они не различают цвета. Цветовые различия в рое встречаются только в тех районах, которые посещаются мулами. Единственный царь-жрец во всем рое, который узнал бы меня безошибочно и на расстоянии, это Миск, но для него я не мул, а друг.
   - Ты, несомненно, благородный страж помещения, где я могу нанести на свою одежду надпись запахами, - жизнерадостно сказал я.