Норман Джон. Цари-жрецы Гора

   - Женщины Трева, - сказал я, - не только прекрасны и горды, но и храбры.
   Вика переступила через порог и упала мне на урки в обмороке.
   Я поднял ее и отнес на каменное возвышение.
   Посмотрел на сенсоры и на разбитые контролирующие устройства.
   Возможно, теперь не так уж долго ждать царей-жрецов Гора.
   Вика сказала, что когда я им понадоблюсь, за мной придут.
   Я усмехнулся.
   Возможно, теперь им придется ускорить свидание.
   Я осторожно положил Вику на каменную скамью.
   9. ЦАРЬ-ЖРЕЦ
   Я позволю Вике спать на большой каменной лежанке, на спальных мехах и шелковых простынях.
   Это, впрочем, необычно, потому что на Горе рабыни спят в ногах постели своего хозяина, часто на соломенном матраце с одним тонким одеялом, сотканным из мягких тканей похожего на хлопок растения реп.
   Если хозяин недоволен ею, рабыня в качестве наказания может быть прикована к рабскому кольцу - прикована нагой, без одеяла и матраца. Камни пола жесткие, а ночи на Горе холодны, и редкая девушка, когда ее утром раскуют, отказывается послушно выполнять желания хозяина.
   Между прочим, даже вольная спутница может подвергнуться такому суровому обращению, если заслужит его, несмотря на то что она свободна и обычно горячо любима. Согласно горянскому взгляду на мир, вкус рабского ошейника полезен для женщины, даже для вольной спутницы.
   Поэтому, если она раздражает или как-то мешает, даже вольная спутница может оказаться в ногах постели, ее ждет приятная ночь на камнях, она раздета, у нее нет ни матраца, ни одеяла, она прикована к рабскому кольцу, как будто она самая жалкая рабыня.
   Это горянский способ напомнить ей, если она нуждается в таком напоминании, что она тоже женщина и потому должна подчиняться мужчине. Если она забудет этот основной закон Гора, рабское кольцо в ногах каждой горянской постели должно напомнить ей, что Гор - мужской мир.
   Однако в этом мире очень много великолепных прекрасных женщин.
   Горянская женщина, по непонятным мне причинам, учитывая ее положение в культуре, довольна этим положением. Часто это великолепное существо, искреннее, разговорчивое, полное жизни, активное, вдохновенное. В целом горянские женщины жизнерадостнее своих земных сестер, у которых - по крайней мере теоретически - более высокий статус, хотя, конечно, и на Земле я встречал женщин, с горянским пылом верных сути своего пола, полных радости, грации, красоты, нежности и бесконечной любви; а мы, бедные мужчины, далеко не всегда способны понять и оценить это.
   Но при всем уважении к этому прекрасному и удивительному полу, я, может быть, из-за своего горянского воспитания, все же считаю, что и для них прикосновение к рабскому кольцу - хотя бы изредка - было бы благотворным.
   По обычаю рабыня, даже принося наслаждение своему хозяину, не может лежать на постели. Я считаю, что причина этого ограничения в том, чтобы провести более четкое различие между рабыней и вольной спутницей. Достоинство постели по обычаю принадлежит исключительно вольной спутнице.
   Когда хозяин хочет использовать свою рабыню, он велит ей зажечь лампу любви, и та послушно ставит ее на окно комнаты, чтобы их не беспокоили. Потом своей собственной рукой хозяин бросает на пол роскошные любовные меха, может быть, даже ларла, и приказывает рабыне лечь на них.
   Я осторожно положил Вику на каменное возвышение.
   Поцеловал ее в лоб.
   Ее глаза открылись.
   - Я выходила из комнаты? - спросила она.
   - Да.
   Она долго смотрела на меня.
   - Как мне завоевать тебя? - спросила она. - Я люблю тебя, Тарл Кабот.
   - Ты только благодарна, - ответил я.
   - Нет, я тебя люблю.
   - Ты не должна меня любить.
   - Люблю, - повторила она.
   Я подумал, как мне убедить ее, что между нами не может быть любви. В доме царей-жрецов не может быть любви, и она сама не знает, чего хочет, да к тому же есть еще Талена, чей образ ничто не уберет из моего сердца.
   - Ты ведь женщина их Трева, - улыбаясь, сказал я.
   - А ты думал, что я рабыня для удовольствий, - насмехалась она.
   Я пожал плечами.
   Она отвела от меня взгляд, посмотрела на стену.
   - Кое в чем ты прав, Тарл Кабот.
   - Как это?
   Она прямо взглянула на меня.
   - Моя мать, - с горечью сказала она, - была рабыней для удовольствий... выращенной в загонах Ара.
   - Должно быть, она была очень красива, - сказал я.
   Вика странно смотрела на меня.
   - Да, вероятно.
   - Ты ее не помнишь?
   - Нет, она умерла, когда я была маленькой.
   - Жаль, - сказал я.
   - Это неважно: она ведь была животным, выращенным в загонах Ара.
   - Ты так презираешь ее? - спросил я.
   - Она была племенной рабыней.
   Я молчал.
   - Но мой отец, - продолжала Вика, - чьей рабыней она была - он входил в касту врачей Трева, - очень любил ее и просил стать его вольной спутницей. - Вика негромко рассмеялась. - Три года она отказывала ему.
   - Почему?
   - Потому что любила его и не хотела, чтобы у него вольной спутницей была низкая рабыня для удовольствий.
   - Очень благородная женщина, - сказал я.
   Вика сделала жест отвращения.
   - Она была дура. Часто ли племенной рабыне выпадает шанс выйти на свободу?
   - Редко, - согласился я.
   - В конце концов, боясь, что он покончит с собой, она согласилась стать его вольной спутницей. - Вика внимательно смотрела на меня. Смотрела прямо в глаза. - Я родилась свободной, - сказала она. - Ты должен это понять. Я не племенная рабыня.
   - Понимаю, - ответил я. - Может быть, твоя мать была не только красивой, но и благородной и храброй женщиной.
   - Как это может быть? - презрительно засмеялась Вика. - Я ведь тебе сказала, что она племенная рабыня, животное из загонов Ара.
   - Ты ведь ее не знала.
   - Я знаю, кем она была.
   - А твой отец? - спросил я.
   - В чем-то он тоже мертв.
   - Что значит в чем-то?
   - Ничего, - сказала она.
   Я осмотрел комнату, шкафы у стены в тусклом свете ламп, разбитое устройство на потолке, разбитые сенсоры, большой пустой портал, ведущий в коридор.
   - Должно быть, он очень любил тебя после смерти твоей матери.
   - Да, вероятно, - ответила Вика, - но он был глупец.
   - Почему ты так говоришь?
   - Он пошел за мной в Сардар, пытался спасти меня.
   - Должно быть, очень храбрый человек, - сказал я.
   Она откатилась от меня и лежала, глядя в стену. Через некоторое время голосом, полным жестокого презрения, сказала:
   - Он был помпезный маленький глупец. Он боялся даже рычания ларла.
   Она фыркнула.
   Потом неожиданно снова повернулась лицом ко мне.
   - Как могла моя мать его любить? Он был всего лишь толстый помпезный маленький дурак.
   - Наверно, он был добр с ней, - предположил я, - а остальные - нет.
   - А почему нужно быть добрым к рабыне для удовольствий? - спросила Вика.
   Я пожал плечами.
   - Рабыне для удовольствий, - сказала она, - полагается лодыжка с колокольчиком, духи, хлыст и меха любви.
   - Может быть, он был добр с ней, - повторил я, - а остальные - нет.
   - Не понимаю, - сказала Вика.
   - Может быть, он о ней заботился, был с ней мягок, разговаривал с ней - любил ее.
   - Может быть, - согласилась Вика. - Но разве этого достаточно?
   - Возможно.
   - Я часто над этим раздумывала.
   - Что с ним стало, - спросил я, - когда он пришел в Сардар?
   Вика не ответила.
   - Ты знаешь?
   - Да.
   - Так что же?
   Она горько покачала головой.
   - Не спрашивай.
   Я не стал настаивать.
   - А как он тебе разрешил идти в Сардар? - спросил я.
   - Он не разрешал, - ответила Вика. - Пытался помешать мне, но я обратилась к посвященным и предложила себя в качестве дара царям-жрецам. Конечно, я им не говорила о подлинных причинах. - Она помолчала. Интересно, знали ли они?
   - Возможно, - сказал я.
   - Отец, конечно, и слышать не хотел. - Она рассмеялась. - Он закрыл меня в моих комнатах, но верховный посвященный города пришел с воинами, они ворвались в наш дом, избили отца, так что он не мог двигаться, и я с радостью ушла с ними. - Она снова рассмеялась. - О, как я радовалась, когда его били и он кричал. Я его ненавидела. Как я его ненавидела! Он не был настоящим мужчиной, даже не мог терпеть боль. И не мог слышать рычания ларла.
   Я знал, что кастовая принадлежность в Горе обычно передается по наследству, но это правило не обязательное, и человек, который не хотел оставаться в своей касте, мог ее поменять, если получал одобрение высшего совета своего города; такое одобрение давалось, если он подходил для другой касты и если члены этой касты не возражали принять его в свое братство.
   - Может быть, - предположил я, - он оставался врачом, потому что не мог выдержать боль.
   - Может быть, - согласилась Вика. - Он всегда хотел прекратить страдания, даже если речь шла о животном или рабе.
   Я улыбнулся.
   - Видишь, как он был слаб, - сказала Вика.
   - Вижу.
   Вика снова легла на меха и шелка.
   - Ты первый из мужчин в этой комнате заговорил со мной о таких вещах.
   Я не ответил.
   - Я люблю тебя, Тарл Кабот, - сказала она.
   - Думаю, нет, - мягко ответил я.
   - Люблю! - настаивала она.
   - Когда-нибудь ты полюбишь... но не думаю, что воина из Ко-ро-ба.
   - Думаешь, я не могу любить? - вызывающе спросила она.
   - Когда-нибудь ты полюбишь и будешь любить сильно.
   - А ты сам можешь любить?
   - Не знаю, - я улыбнулся. - Когда-то... давно... я думал, что люблю.
   - Кто она была? - не очень приятным голосом спросила Вика.
   - Стройная темноволосая девушка, по имени Талена.
   - Она была красива?
   - Да.
   - Как я?
   - Вы обе очень красивы.
   - Она была рабыня?
   - Нет, - ответил я, - она была дочерью убара.
   Лицо Вики гневно исказилось, она соскочила с возвышения и подошла к стене, схватившись руками за ошейник, как будто хотела сорвать его с горла.
   - Понятно! - сказала она. - А я, Вика, всего лишь рабыня!
   - Не сердись, - сказал я.
   - Где она?
   - Не знаю.
   - И давно ты ее не видел?
   - Больше семи лет.
   Вика жестоко рассмеялась.
   - Тогда она в городах праха, - насмехалась она.
   - Может быть, - согласился я.
   - А я, Вика, здесь.
   - Знаю.
   Я отвернулся.
   Услышал ее голос за собой.
   - Я заставлю тебя забыть ее.
   В ее голосе звучала жестокая, ледяная, уверенная, страстная угроза женщины из Трева, привыкшей получать все, что она хочет, женщины, которой нельзя отказать.
   Я снова повернулся к ней лицом. Это теперь была не девушка, с которой я разговаривал, а женщина из высшей касты разбойничьего города Трева, высокомерная и властная, хотя и в рабском ошейнике.
   Вика расстегнула пряжку на левом плече, и платье упало к ее ногам.
   Она была заклеймена.
   - Ты думал, я рабыня для удовольствий, - сказала она.
   Я рассматривал стоявшую передо мной женщину, ее мрачные глаза, надутые губы, ошейник, клеймо.
   - Разве я недостаточно красива, - спросила она, - чтобы быть дочерью убара?
   - Да, ты красива.
   Она насмешливо смотрела на меня.
   - А ты знаешь, что такое рабыня для удовольствий?
   - Да.
   - Это самка человеческого рода, но выращенная как животное, ради своей красоты и страстности.
   - Знаю.
   - Это животное, выведенное для удовольствия мужчины, выращенное для удовольствия своего хозяина.
   Я ничего не ответил.
   - В моих жилах, - сказала она, - течет кровь такого животного. В моих жилах кровь рабыни для удовольствий. - Она засмеялась. - А ты, Тарл Кабот, хозяин. Мой хозяин.
   - Нет, - сказал я.
   Она насмешливо приблизилась ко мне.
   - Я буду служить тебе как рабыня для удовольствий.
   - Нет.
   - Да. Я буду послушной рабыней для удовольствий. - И она подняла ко мне свои губы.
   Я удерживал ее руками на расстоянии.
   - Попробуй меня, - сказала она.
   - Нет.
   Она засмеялась.
   - Ты не сможешь отказаться от меня.
   - Почему? - спросил я.
   - Я тебе этого не позволю. Видишь ли, Тарл Кабот, я решила, что ты будешь моим рабом.
   Я оттолкнул ее от себя.
   - Ну, хорошо! - воскликнула она. Глаза ее сверкали. - Хорошо, Кабот, тогда я завоюю тебя!
   И в этот момент я снова ощутил тот запах, который чувствовал в коридоре за пределами комнаты; я прижался губами к губам Вики, впился в ее губы зубами, откинул ее назад, так что только моя рука не давала ей упасть на каменный пол, услышал ее удивленный болезненный крик, а потом гневно отбросил ее на соломенный рабский матрац, лежавший в ногах спального возвышения.
   Теперь мне казалось, что я понял их замысел, но они пришли слишком быстро! У нее не было возможности выполнить свое задание. Но если бы я не сосредоточился, могло бы быть труднее.
   Я по-прежнему не поворачивался к входу.
   Запах усилился.
   Вика в страхе скорчилась на рабском матраце, в тени рабского кольца.
   - В чем дело? - спросила она. - Что случилось?
   - Значит ты должна завоевать меня?
   - Не понимаю, - она запиналась.
   - Ты негодное орудие царей-жрецов.
   - Нет, - сказала она, - нет!
   - Сколько мужчин ты завоевала для царей-жрецов? - Я схватил ее за волосы и повернул к себе лицом. - Сколько?
   - Не нужно! - Она заплакала.
   Мне хотелось разбить ее голову о каменную платформу, потому что она предательская, соблазнительная, злая женщина, достойная только ошейника, наручников и хлыста!
   Она качала головой, как бы отрицая не высказанные мною обвинения.
   - Ты не понимаешь, - сказала она. - Я люблю тебя!
   Я с отвращением отбросил ее от себя.
   Но по-прежнему не смотрел на вход.
   Вика лежала у моих ног, с угла ее губ стекала струйка крови - знак моего жестокого поцелуя. Полными слез глазами она смотрела на меня.
   - Пожалуйста, - сказала она.
   Запах все усиливался. Я знал, что он близко. Как это девушка его не замечает? Разве это не часть ее плана?
   - Пожалуйста, - повторила она, протянув ко мне руку. Лицо ее было залито слезами, в голосе звучали рыдания. - Я люблю тебя.
   - Молчи, рабыня, - сказал я.
   Она склонила голову к камням и заплакала.
   Я знал, что теперь он здесь.
   Запах подавлял.
   Вика, казалось, тоже поняла, она подняла голову, глаза ее расширились от ужаса, она поползла на коленях, закрыв лицо руками, задрожала и испустила длинный ужасный крик, крик, полный страха.
   Я выхватил меч и повернулся.
   Он стоял в проходе.
   По-своему красивый, высокий и золотой, нависал надо мной, в рамке массивного портала. Не более ярда в ширину, но голова почти касалась верха портала, так что я решил, что он не менее восемнадцати футов ростом.
   На шести ногах, с большой головой, как золотой шар, с глазами, как светящиеся диски. Две передние лапы, напряженные и изящные, подняты вверх, перед телом. Челюсти один раз раскрылись и закрылись. Двигались они вбок.
   От головы отходили два тонких соединенных отростка, длинных и покрытых короткими вздрагивающими золотистыми волосками. Эти два отростка, как два глаза, обвели комнату и потом как будто уставились на меня.
   Они изогнулись по направлению ко мне, как тонкие клешни, и бесчисленные золотистые волоски на них распрямились и нацелились на меня, как дрожащие золотые иглы.
   Я не понимал, как воспринимает мир это существо, но знал, что нахожусь в центре его восприятия.
   На шее у него висел небольшой круглый прибор, что-то вроде транслятора, похожего, но более компактного, чем знакомые мне разновидности.
   Я почувствовал, что это существо издает какие-то новые запахи.
   Почти одновременно из прибора послышался механический голос.
   Говорил он по-горянски.
   Я знал, что он скажет.
   - Я царь-жрец, - сказал он.
   - Я Тарл Кабот из Ко-ро-ба, - сказал я в ответ.
   Я снова ощутил изменение в запахах; они исходили из прибора, висевшего на шее этого существа.
   Два чувствительных отростка на голове существа, казалось, воспринимают эту информацию.
   Новый запах донесся до моих ноздрей.
   - Следуй за мной, - произнес механический голос, и существо повернулось.
   Я пошел к входу.
   Существо длинными шагами удалялось по коридору.
   Я взглянул на Вику, которая протянула ко мне руку.
   - Не ходи, - сказала она.
   Я презрительно отвернулся от нее и пошел за существом.
   За собой я услышал, как она плачет.
   Пусть плачет, сказал я себе: она подвела своих хозяев, царей-жрецов, и наказание ее ждет нелегкое.
   Если бы у меня было время, если бы не более настоятельные дела, я сам бы наказал ее, наказал бы безжалостно, показал ей, что значит ее ошейник, научил бы ее повиновению, как горянский хозяин учит провинившуюся рабыню.
   Мы бы тогда посмотрели, кто победит.
   Я отбросил эти мысли и двинулся по коридору.
   Нужно забыть эту предательскую злобную девчонку. Меня ждут более важные дела. Рабыня - ничто.
   Я ненавидел Вику.
   Я шел за царем-жрецом.
   10. ЦАРЬ-ЖРЕЦ МИСК
   Цари-жрецы почти не издают запахов, доступных для человеческого обоняния, хотя можно заключить, что у них есть общий роевой запах, а вариации этого роевого запаха дают возможность различать индивидуумы.
   То, что в коридорах я принял за запах царей-жрецов, на самом деле было коммуникационными сигналами: цари-жрецы, подобно общественным животным Земли, общаются друг с другом с помощью запахов.
   Общей особенностью таких сигналов является легкий кислый запах, который я заметил: так, у всех людей - англичан, бушменов, китайцев, горян - есть нечто общее в голосе, что отличает человеческую речь от рычания животных, шипения змей или крика птиц.
   У царей-жрецов есть глаза, сложные и многофасеточные, но они не очень полагаются на эти органы. Они для них все равно что для нас уши или нос вторичные органы чувств, мы используем их информацию, если не можем полагаться на главный источник сведений об окружающем - зрение, или в случае с царями-жрецами - на обоняние. Соответственно два золотоволосых соединенных отростка, выступающих на шарообразных головах, над круглыми, похожими на диски глазами, их основной орган чувств. Эти отростки не только воспринимают звук, но благодаря видоизменению части золотистых волосков могут преобразовывать звуковые колебания в понятные им запахи. Так что при желании можно сказать, что они не только обоняют, но и слышат этими отростками. Очевидно, впрочем, что слух не очень для них важен, так как модифицированных волосков немного. Любопытно, что почти никто из царей-жрецов, которых я об этом расспрашивал, не смог четко определить разницу между обонянием и слухом. Мне это кажется невероятным, но у них не было причин меня обманывать. Они понимают, что у нас другой сенсорный аппарат, чем у них, и я подозреваю, что им так же неясна природа нашего восприятия, как нам - их. Я говорю преимущественно об обонянии и слухе. Не уверен, что применительно к царям-жрецам эти слова имеют смысл. Я говорю о том, что они обоняют и слышат с помощью золотистых отростков, но что они на самом деле испытывают, я не знаю. Например, обладает ли царь-жрец таким же качественным восприятием действительности, как мы, когда сталкивается с каким-то запахом? Я склонен в этом сомневаться. Их музыка, например, состоящая из набора запахов, которые производят специально для этого сконструированные инструменты - цари-жрецы часто на них играют, причем мне говорили, что некоторые это делают гораздо искуснее других, - невыносима для моего уха, вернее, носа.
   В некоторых обстоятельствах общение с помощью сигналов-запахов весьма эффективно, хотя в других случаях оно может быть затруднено. Например, чувствительные органы царей-жрецов улавливают запах на гораздо большем расстоянии, чем человек - крик другого человека. Больше того, если речь идет не об очень значительных промежутках времени, царь-жрец может оставить сообщение в своей комнате или коридоре для другого царя-жреца, а этот другой спустя некоторое время может принять это сообщение. Недостаток такого способа сообщения в том, что оно может быть воспринято чужаком или тем, кому не предназначалось. В коридорах царей-жрецов нужно быть осторожным со словами: они задерживаются в воздухе, пока не рассеиваются и не превращаются в не имеющий смысла общий запах.
   У них есть специальные устройства для записи запахов на более длительные периоды, причем не механические. Самое простое и самое удивительное такое устройство - специальная химически обработанная нить из похожего на ткань материала, которую царь-жрец насыщает запахами своего послания. Свернутая нить неограниченно сохраняет эти запахи, и когда другой царь-жрец хочет прочесть сообщение, он медленно разворачивает нить, все время касаясь ее своими отростками.
   Мне говорили, что в языке царей-жрецов семьдесят три фонемы. Точнее, то, что соответствует фонемам земных языков: у них ведь они не звуковые, а обонятельные. Число запахов, разумеется, потенциально бесконечно, как и число звуков английского языка, но как мы признаем некоторые звуки основными, различающими смысл, точно так же у них обстоит дело с запахами. Кстати, число фонем английского языка приближается к пятидесяти.
   Морфемы языка царей-жрецов, эти минимальные имеющие значение отрезки речи, в особенности корни и аффиксы, подобно морфемам английского языка, весьма многочисленны. Нормальные морфемы в их языке, как и в нашем, состоят из последовательности фонем. Например, английское "bit" - кусок состоит из одной морфемы, но трех фонем. Аналогично в языке царей-жрецов семьдесят три "фонемы", или основных запаха, используются для создания смысловых отрезков, и одна морфема в их языке может представлять собой сложный набор запахов.
   Не знаю, в каком языке: английском или царей-жрецов - больше морфем, но оба языка очень богаты, и, разумеется, простое количество морфем никак не передает сложности словаря, так как слова создаются из комбинаций морфем. Немецкий язык, например, больше ориентируется на комбинации морфем, чем английский или французский. Кстати, мне говорили, что в языке царей-жрецов морфем больше, чем в английском, но не знаю, насколько это верно: цари-жрецы повышенно чувствительны к сравнениям с организмами, которые они относят к низшим. Особенно если эти сравнения не в их пользу. С другой стороны, вполне вероятно, что в их языке морфем действительно больше. Я просто не знаю. Нити для перевода, кстати, примерно одного размера, но это ни о чем не говорит, потому что перевод приблизительный: в английском есть морфемы, непереводимые на язык царей-жрецов, а в их языке есть морфемы, для которых в английском нет эквивалента. Например, я их языке нет "слова", соответствующего английскому "дружба", а также другим словам с этим корнем. Впрочем, в их языке есть выражение, которое можно перевести как "роевая правда", которое играет аналогичную роль в их образе мыслей. Дружба, насколько я могу судить, это отношения, привязанность, надежность двух или больше индивидуальностей; "роевая правда" имеет более обобщенный смысл, это чувство надежности практики и традиций всех членов роя.
   Долго шел я за царем-жрецом по коридорам.
   Несмотря на большую массу, они двигался с грацией хищника. Для своего размера он очень легок или очень силен, а может, и то и другое. Двигался он крадучись и одновременно величественно, изящными, почти утонченными движениями; как будто это существо не желало запачкаться, прикасаясь к полу.
   Двигалось оно на четырех длинных, тонких четырехсуставных конечностях, а две хватательные, гораздо более мускулистые конечности держало перед собой высоко, на уровне челюстей. Каждая такая конечность заканчивалась четырьмя меньшими, похожими на крюки хватательными отростками, которые обычно складывались и касались друг друга. Впоследствии я узнаю, что в каждой передней конечности есть изогнутые роговые пластины, похожие на лезвия, которые могут выдвигаться вперед; это происходит одновременно с поворотом меленьких хватательных отростков; такое движение выдвигает вперед лезвия, а хватательные отростки отодвигаются назад, под защиту лезвий.
   Царь-жрец остановился перед глухой стеной.
   Он высоко над головой поднял переднюю конечность и коснулся чего-то не видного мне.
   Часть стены отодвинулась, и царь-жрец вошел в небольшое закрытое помещение.
   Я последовал за ним, и панель закрылась.
   Пол ушел у меня из-под ног, я схватился за меч.
   Царь-жрец смотрел на меня сверху вниз, его антенны вздрагивали.
   Я отпустил меч.
   Я находился в лифте.
   Минуты через четыре-пять лифт остановился и мы с царем-жрецом вышли.
   Царь-жрец оперся на две задних конечности и небольшим крючком за третьим суставом передней конечности начал причесывать свои антенны.
   - Это туннели царей-жрецов, - сказал он.
   Я огляделся и увидел, что нахожусь на высокой, обнесенной перилами платформе, с которой открывался вид на обширный круглый искусственный туннель, пересеченный мостами и террасами. В глубинах этого туннеля и на террасах по его сторонам возвышались многочисленные сооружения, в основном в форме геометрических тел: конусы, цилиндры, кубы, купола, шары и прочее - различных размеров, цветов и освещения, многие с окнами и многоэтажные, некоторые возвышались даже до уровня платформы, на которой я стоял, другие даже выше и уходили вверх, к огромному куполу, который, как каменное небо, нависал над всем туннелем.
   Я стоял на платформе, вцепившись в перила, пораженный увиденным.
   Лампы, установленные на куполе, как звезды, заливали весь каньон ярким светом.
   - Здесь начало наших владений, - сказал царь-жрец, по-прежнему расчесывая золотистые волоски своих антенн.
   Со своего места на платформе я видел многочисленные туннели, отходящие на разных уровнях от каньона, вероятно, в другие огромные пещеры, также заполненные сооружениями.
   Что это за сооружения, думал я: казармы, фабрики, склады?