Глава 17

   — Приведите сначала рабыню Флору, — приказал знаток.
   Девушка, которую звали Флора, поспешила встать на колени перед знатоком, склонившись головой к полу, чтобы выразить покорность.
   За ней стояли двое одетых в кожу мужчин — сзади и по обеим сторонам. Это были стражник или надсмотрщик коридора, где жила рабыня, и учитель, к которому рабыня была приставлена.
   Знаток оторвался от бумаг, разложенных перед ним, взглянул на девушку и снова уткнулся в бумаги.
   — Она была наказана всего три раза? — спросил знаток.
   — Да, — ответил учитель, — но только для острастки — первый раз, когда мне показалось, что она повинуется недостаточно быстро, и во второй — потому что мне так захотелось.
   Девушка вздрогнула.
   Она видела уголком глаза плеть учителя.
   — Значит, всего два раза, — заключил знаток. — Два удара были только в назидание — такие наказания надо назначать в любое время, по любой причине.
   — Да, она была наказана дважды, — кивнул учитель.
   — Тебя наказывали очень редко, Флора, — произнес знаток.
   — Я старалась угодить, господин.
   — Поднимись, Флора, — приказал знаток. — Выгни спину и положи руки на затылок. Гибкая девушка, — похвалил он.
   — Очень милая зверюшка, — заметил человек, стоящий позади знатока, торговец.
   — Ты славно поработал, Эмон, — сказал знаток, и надзиратель кивнул, принимая похвалу.
   Конечно, за диетой и упражнениями рабынь устанавливали строгий надзор.
   — В документах сказано, Ригг, — продолжал знаток, — что ее пришлось обучать ограниченное время, чтобы воспитать хорошую рабыню для удовольствия ее хозяина.
   — Да, — согласился учитель.
   — Положи руки на бедра, Флора, — приказал знаток. — Она была усердна в уроках?
   — Чрезвычайно, — подтвердил учитель Ригг.
   — Крошка Флора, по-видимому, поняла, что ей полезно быть обученной, — улыбнулся знаток.
   Ригг усмехнулся.
   — Умения значительно улучшают жизнь рабыни, — заметил знаток, — повышая ее цену так, что ее может купить более богатый, лучший хозяин, и давать ей работу полегче.
   — Разумеется, — кивнул торговец Амбон.
   — Но, думаю, есть и другая причина, по которой она столь ревностно относилась к урокам, — добавил Ригг.
   — Плеть? — спросил знаток.
   — Нет, другое.
   — Что же?
   — Говори, — приказал Ригг девушке.
   — То, что я рабыня, господин, — произнесла Флора.
   — Как и все женщины в этом доме, — уточнил знаток.
   — Да, господин.
   В сущности, девушка знала об этом задолго до того, как стала рабыней.
   — Мы повысим твою цену, Флора, — объявил знаток.
   — Спасибо, господин.
   — Теперь не каждый мужчина сможет позволить себе такую покупку, как ты. Ты можешь даже захотеть скрыть свое искусство, чтобы у тебя появился хозяин.
   — Да, господин.
   — Но я бы предупредил продавца об этом.
   — Да, господин, — вздрогнула она.
   — Обо всем будет написано в твоих бумагах, — продолжал знаток, — я бы посоветовал тебе быть честной во всех отношениях.
   — Да, господин.
   Рабыня должна быть абсолютно преданной и честной. Она — не свободная женщина.
   — Ты достигла очень многого за короткое время, Флора, — сказал знаток, — но помни, что твоя учеба была очень ограничена, и в этом смысле она еще только начинается.
   — Да, господин.
   — Ты должна стараться продолжать учиться всему, чему только можешь. Здесь указано, — добавил знаток, — что она преуспела в косметике, украшениях, прическах и прочем.
   — Да, — кивнул Ригг.
   — А в танцах?
   — На это не хватило времени.
   — Но, конечно, ты научил ее по крайней мере нескольким движениям, полезным для того, чтобы доставить хозяину удовольствие?
   — Конечно.
   — А шитье, уборка, приготовление еды?
   — Она получила только общие знания, — ответил Ригг.
   — Многим мужчинам нужны умелые рабыни, Флора, — наставительно произнес знаток, — такие, которые смогут услужить им во всем. К примеру, многие хозяева пожелают, чтобы ты умела содержать их дом в порядке.
   — Я мало знаю об этом, господин…
   — Вероятно, ты сможешь возместить свое неумение для слишком проницательного хозяина своим усердным служением на его ложе.
   — Я надеюсь на это, господин.
   — А тем временем будешь совершенствоваться в ведении домашнего хозяйства.
   — Да, господин.
   — Мужчины хотят получать от женщин все, — подчеркнул знаток. — Все! Но, поскольку ты рабыня для удовольствий, в твоей учебе было уделено особое внимание служению на ложе.
   — Да, господин, — благодарно произнесла Флора.
   — Помню, когда ее привезли ко мне в дом, беглый осмотр показал, что у нее очень чувствительное тело, — сказал знаток.
   — Мы подтверждаем это, — кивнул Ригг.
   — Значит, она будет полностью зависеть от желаний своего хозяина.
   — Да, и не сможет им противиться, — добавил Ригг.
   Девушка опустила голову.
   — И она до сих пор девственна! — с удовольствием произнес знаток.
   Девушка густо покраснела.
   — Девственница? — переспросил торговец Амбон.
   — Да. Это редкость, Флора, чтобы девушка, а особенно рабыня с такими бедрами, как у тебя, была девственницей.
   — Моему господину я не смогла угодить, — сказала Флора, — и после обращения в рабство он пренебрегал мною, относился ко мне равнодушно.
   — Я покупаю ее! — вдруг воскликнул торговец.
   Страх исказил лицо девушки. Конечно, ее могли продать и купить с такой же легкостью, как и свинью.
   — Увы, — развел руками знаток, — она не принадлежит нам, а проходила тут учебу.
   — Вы можете сказать, что ее похитили налетчики, — предложил торговец.
   — Мы работаем честно, — отказался знаток, и торговец с досадой откинулся на спинку стула.
   — Господин, можно мне говорить? — умоляюще произнесла девушка.
   Все посмотрели на нее. Даже Эмон и Ригг казались удивленными. Правда, она всего лишь попросила позволения говорить, и было еще неизвестно, дадут ли ей его.
   — Конечно, — кивнул знаток, с любопытством глядя на рабыню.
   Его ответ вовсе не означал, что просьбы рабынь всегда удовлетворяли. Иногда девушкам не позволяли произнести ни слова по целым дням. Иногда даже на ложе они должны были демонстрировать свое умение в полной тишине.
   — Я еще принадлежу тому же хозяину? — спросила Флора.
   — Не знаю, — ответил знаток. — Не знаю, кто твой хозяин. Я видел только того, кто передал нам тебя, и знаю, кому мы возвратим тебя после подписания надлежащих бумаг.
   — Меня могли продать, пока я была здесь, в школе?
   — Вполне возможно, — кивнул знаток. — Часто после учебы цена на рабыню повышается, поэтому перед продажей хозяева отсылают рабынь в школы, надеясь получить прибыль. Она застонала.
   — Тогда я не знаю, кто мой хозяин.
   — Не знаешь, — согласился знаток, — но, несомненно, скоро узнаешь.
   — Вы не знакомы с ним?
   — Нет. Я вообще мало знаю о том месте, куда мы должны доставить тебя.
   — Позвольте мне узнать, что это за место!
   — В свое время узнаешь.
   — Прошу вас, господин, — умоляюще произнесла она и заплакала.
   Знаток обменялся взглядами с торговцем, Эмоном и Риггом, пожал плечами и прочел вслух адрес и название планеты.
   — Но я не знаю, что это за планета! — воскликнула она.
   — Несомненно, когда-нибудь узнаешь, — утешил ее знаток, — туда тебя отвезут к хозяину.
   Красивая рабыня в отчаянии глядела на знатока. Она поднесла руку к ошейнику — простому, без украшений, домашнему металлическому ошейнику. Он вместе с клеймом составлял всю одежду рабыни.
   — Там ты опустишься на колени перед хозяином, — продолжал знаток, — и преподнесешь ему, как тебя учили, цветок рабыни.
   — Ты скромно предложишь ему этот цветок, — добавил Эмон.
   — А он решит, стоит ли срывать его, — заключил Ригг.
   Девушка зарыдала.
   — Уведите ее, — приказал знаток, подписывая бумаги.
   Ее поставили на ноги и повернули к двери. Девушка в отчаянии и страхе оглянулась через плечо.
   — Господин, — плача, позвала она.
   — Тебя увезут завтра утром, — сказал знаток, и рыдающую Флору вывели из комнаты.
   Знаток придвинул к себе другую стопу бумаг.
   — Следующую, — приказал он.

Глава 18

   — Я невиновна! Невиновна! — кричала женщина.
   — Она укрыта? — тревожно спросил Туво Авзоний и отвернулся.
   — Да, — сказал полицейский офицер.
   Туво Авзоний повернулся к женщине, укутанной от пят до шеи мешковиной. Ее вывели из дома на улицу и поставили на колени.
   — У вас есть ко мне вопросы? — спросил Туво Авзоний.
   — Да, — кивнул офицер.
   — Это он! — закричала женщина, закутанная в мешковину. — Это был он, он приходил сюда!
   Постепенно вокруг них собиралась толпа.
   — Я прибыл с Митона сегодня утром, — заявил Туво Авзоний. — Я принадлежу к сословию хонестори. Надеюсь, что претензия предъявлена мне просто по недоразумению.
   — Конечно, — ответил офицер.
   — Я что-нибудь должен подписать?
   — Нет, благодарю, у нас уже есть показания.
   — Значит, все в порядке? — спросил Туво Авзоний.
   — Да.
   — На колени, шлюха, — приказал второй полицейский; хватая женщину на плечо.
   — Какой неприятный случай, — поморщился Туво Авзоний.
   — Проблема города, — вздохнул офицер.
   — Что происходит? — спросил мужчина, только что пробравшийся сквозь толпу.
   — Незаконная проституция, — объяснил офицер. — Мы арестовали ее.
   — Я не проститутка! — закричала женщина.
   Офицер ударил ее плетью по шее.
   — Я не знал, что это район проституток, — заметил Туво Авзоний. — Какой стыд!
   — Вам незачем утруждать себя, — сказал офицер. — В участок идти вовсе не обязательно, все уже сделано.
   — И мне никуда не надо являться в качестве свидетеля?
   — Нет, — покачал головой офицер. — Здесь и так все ясно.
   — Я не проститутка! — вновь закричала женщина.
   — Откуда вы узнали, что она проститутка? — спросил кто-то в толпе.
   — А ты понюхай ее! — со смехом предложил один из мужчин.
   — И посмотрите вот на это, — добавил офицер, поднимая в руке украшения и алую шелковую юбку.
   Толпа расхохоталась.
   — Она называет себя Сеселлой Гарденер, стюардессой компании «Межпланетные крылья», — объявил полицейский, который держал женщину.
   — Это правда! — закричала она.
   — Была когда-то, — засмеялись в толпе.
   — Но не теперь, — добавили с другой стороны.
   Девушка испуганно вздрогнула.
   — Разве в «Межпланетных крыльях» тебе мало платят?
   — Похоже, она желала подработать!
   — Тогда тебе надо было купить разрешение, милочка, — сказала женщина в золотых сандалиях и платье из лилового шелка.
   — В городах с такими делами строго, — заметила другая.
   — Слишком строго!
   — Зато так твои права будут защищены, — убеждала третья женщина.
   — Нам пришлось заплатить, и тебе придется, милочка.
   — Ну и наглая ты сучка! — возмущалась еще одна женщина.
   — Теперь получишь то, что заслужила, — злорадствовали другие.
   — Правильно!
   — Она лгунья!
   — Я не проститутка! — кричала стюардесса.
   — А как же она попалась? — полюбопытствовал мужчина в толпе.
   — Этот господин, — офицер указал на Туво Авзония, — приехал на свою квартиру и обнаружил, что она самовольно заняла помещение. По-видимому, ее последний клиент оставил ее обнаженной, прикованной к кольцу для рабов.
   — И поделом! — засмеялись мужчины.
   — Я не проститутка, — захлебываясь слезами, протестовала стюардесса.
   — Должно быть, она из бедной семьи, — поморщилась одна из женщин.
   — Еще бы, если нет денег даже на разрешение!
   — Видно, она недостаточно старалась угодить своему клиенту, — объяснил офицер.
   — Если хочешь быть спесивой и наглой, заведи себе разрешение, милочка, — злорадно советовала женщина.
   — Похоже, — засмеялся кто-то, — вскоре ей придется как следует угождать мужчинам.
   — Всем мужчинам! — добавил другой.
   Женщина заплакала и умоляюще взглянула на Туво Авзония.
   — Скажите же им правду! — просила она.
   — Я никогда в жизни не видел вас, — отрезал Туво Авзоний.
   — Скажите правду!
   — Я уже сказал.
   — Он лжет! — крикнула стюардесса.
   — Молчи, шлюха, — приказал один из офицеров и угрожающе замахнулся.
   — Она могла придумать басню получше, — заметил кто-то из мужчин. — По одной одежде этого господина ясно, что он из «одинаковых».
   — Бедный парень!
   — Должно быть, он даже не знает, что делать с женщиной!
   В толпе сдержанно захихикали.
   Эти слова рассердили Туво Авзония — он гордился своей принадлежностью к «одинаковым». Однако высокомерие этих людей иногда оказывало им плохую услугу, «их даже считали сумасшедшими. Это слегка раздражало. Но самое важное, Туво Авзоний уже не был так уверен в своей „одинаковости“, как вчера вечером. А что, если быть „одинаковым“ — не самое лучшее в жизни? Что, если действительно существуют два совершенно разных пола? Он не забыл, как выглядела женщина у его ног, закутанная в алый шелк. Такое нелегко забыть. Иногда Туво Авзоний представлял себе, что значит быть мужчиной, но поспешно отгонял от себя эти чудовищно непристойные мысли. Однако до сих пор ему не случалось видеть женщину в алом шелке у своих ног. Такую женщину, да и других, наверное, трудно забыть сразу.
   — Тише, — зашипели в толпе. — Он из хонестори! Туво Авзоний предположил, что из такой женщины могла получиться хорошая служанка.
   Кое-кто из «одинаковых» держал в доме подобную прислугу, конечно, одевая ее в привычную одежду. Туво Авзоний пока не мог себе этого позволить. Такие служанки были рабынями, и, как свободные женщины Митона, они не занимались тяжелой работой — им была уготована лучшая участь. Туво Авзоний иногда представлял, что делают с такими служанками по ночам, при запертых дверях — несомненно, ничего особенного, но все же любопытно. И он сам, если заведет такую служанку, не посмеет плохо обращаться с ней.
   Туво Авзоний прогнал эти ужасные мысли: как-никак, он принадлежал к «одинаковым».
   Вероятно, не следовало позволять себе смотреть, как она сидит у его ног в одежде из алого шелка…
   Он вновь напомнил себе, кто он такой.
   Верхняя пуговица ее воротника была расстегнута, оголив шею.
   Сейчас на этой шее была веревка.
   Она наклонилась над его креслом на корабле. Теперь красоту ее тела скрывала грубая мешковина. Потом, в кабине, она сдернула пилотку, открывая свои чудесные волосы. Теперь же они были распущенными, спутанными, рассыпавшимися по плечам, по веревке — в таком виде эту женщину можно было принять за рабыню.
   Правильно, что теперь она оказалась в таком виде! Что за отвратительная женщина, она полностью заслуживает наказания. Он был бы рад этому. Офицер потянул за веревку, и женщина в испуге повернулась к нему. Она попыталась отодвинуться.
   В этот момент на улице рядом с толпой оказались три человека. По виду этих людей было непохоже, чтобы они решили присоединиться к зевакам, и толпа расступилась, пропуская их. Один из мужчин был в мундире имперского флота, другой, белокурый голубоглазый великан, был облачен в шкуры. Третьей шла обнаженная рабыня. Ее волосы были коротко и грубо подстрижены, руки связаны за спиной.
   — Пропустите, пропустите, — приговаривал офицер флота.
   — Дорогу! — крикнул полицейский, держащий арестованную женщину. — Дорогу!
   — Спасибо, — поблагодарил его офицер флота.
   Он снял с плеча пурпурные шнуры, чтобы привлекать поменьше внимания на улицах. Пурпурный цвет имели право носить только патриции, а три шнура обозначали высочайший из рангов, сравнимый разве что с рангом императорского рода.
   Рабыня вскрикнула, когда толпа обступила ее. Офицер флота и его спутник моментально обернулись.
   — Меня задели! — закричала рабыня и попыталась высвободить крепко связанные за спиной руки.
   Великан оглядел толпу. Мужчины отступали под его взглядом.
   — Ты! — указал великан на одного из них. — Ты задел эту рабыню?
   — Нет! — быстро вскрикнул мужчина.
   — Значит, ты? — указал великан на другого.
   — Нет-нет, не я!
   — Не сердитесь, приятель, — миролюбиво сказал полицейский офицер.
   — Нельзя вести рабыню по улицам голой и надеется, что к ней никто не попытается прикоснуться, — объяснил мужчина из толпы.
   — Особенно к такой красавице, — добавил другой.
   Рабыня выпрямилась, внезапно покраснев. Как она была рада тому, что ее похвалили! Пока она была свободной женщиной, ее никогда не удостаивали столь искренней похвалы.
   И все же они не имели права трогать ее. Она принадлежала другому.
   — Я не сержусь, — ответил голубоглазый великан.
   — Она так соблазнительна, — признался один из мужчин.
   — Она твоя? — спросил другой.
   — Да, — кивнул великан.
   — Да, я принадлежу ему! Я его рабыня! — внезапно выпалила женщина.
   Великан с удивлением взглянул на нее.
   — Это был он, господин! — рабыня указала на парня в толпе. — Это он! Я уверена!
   — Это и вправду был ты? — спросил великан.
   — Ты ведешь по улицам обнаженную рабыню, проталкиваешься через толпу, — объяснил полицейский офицер. — Чего еще можно ждать, если здесь мужчины?
   Кое-кто с любопытством поглядывал на Туво Авзония, и тот покраснел от гнева.
   — Так это сделал ты? — спросил великан у парня, на которого показала рабыня.
   — Да, я, — признался тот.
   — Да-да, он! — крикнула рабыня. — Он еще пожалеет об этом!
   — Иди к нему, — приказал великан.
   — Что, господин? — удивилась рабыня.
   — Иди к нему сейчас же.
   Рабыня встала рядом с парнем. Великан махнул ему рукой.
   — Господин! — запротестовала рабыня.
   — Спасибо, — кивнул парень и решительно взял рабыню за руку.
   Она вскрикнула.
   Через несколько мгновений по знаку великана рабыня была отпущена. Покрасневшая, дрожащая, с широко открытыми глазами, она бросилась к великану и прижалась к его ноге.
   — О, господин! — почти простонала она.
   На коленях она оказалась на одном уровне с арестованной Сеселлой Гарденер, стюардессой, закутанной в мешковину. Ее держал на привязи полицейский.
   — В следующий раз проси моего позволения, — сказал великан парню. — Я часто бываю великодушным.
   — Прости, — искренне ответил парень.
   — Но вы должны закончить то, что начал он! — умоляла рабыня своего хозяина.
   — Как ее зовут? — спросил парень.
   — Я еще не дал ей имени, — объяснил великан. — Пока она безымянная рабыня.
   — Ты дашь ей имя?
   — Не знаю, — пожал плечами великан. — Я еще не решил.
   Женщина испуганно взглянула на него. Некоторым рабыням не давали имен, но обычно хозяин все же называл их, как собак, чтобы было удобнее их подзывать. Однако любая кличка была ценной для рабыни.
   — Похоже, она недавно стала рабыней, — заметил кто-то.
   — Меньше часа назад, — уточнил офицер флота.
   — Она быстро научится всему.
   — Надеюсь, — кивнул великан.
   — А она надеется еще больше! — крикнули в толпе. Послышался смех.
   — Господин! — умоляюще прошептала рабыня.
   — Тварь! — шипела Сеселла Гарденер. — Ничтожество!
   Рабыня удивленно взглянула на нее.
   — Разве мы не сестры по несчастью? — спросила она. — Пожалей меня!
   — Я — свободная женщина, — возразила Сеселла Гарденер, — а ты всего лишь рабыня!
   — Господин, — спросила рабыня, глядя на великана, — что вы позволили ему делать со мной?
   — Ты же рабыня, — напомнил великан.
   — У меня странные чувства, — пробормотала рабыня, со слезами на глазах прижимаясь к его ноге. — Я еще никогда не испытывала такого… Мне неудобно. Я не знаю, что делать!
   В толпе засмеялись. Рабыня заерзала по камням мостовой.
   — Я беспомощна. Я во власти мужчины, я прошу милости!
   — Нам пора, — сказал офицер флота.
   — Вы ведь закончите то, что начал он, господин? — просила рабыня. — Умоляю, коснитесь меня! Прошу вас! Я готова сделать все, что вам угодно!
   — Ты обязана делать все, когда тебе прикажут, — напомнил великан.
   — Да, господин, — простонала она. — Я беспомощна, я так беспомощна!
   — Сука! — выкрикнула Сеселла Гарденер.
   — Скоро и ты будешь такой, — сказал полицейский, держащий ее на веревке.
   — Нет! — запротестовала Сеселла.
   — Да, маленькая шлюха, да, — возразил офицер.
   — Нет, я не проститутка! Не проститутка! — крикнула Сеселла Гарденер, и тут же завизжала от боли.
   — Ты слишком шумишь, — объяснил ей офицер.
   Он схватил ее за волосы, дважды обернул их вокруг кулака, запрокинув голову женщины за спину. Она не могла пошевелиться.
   Рабыня в ужасе смотрела на нее. Арестованная застонала.
   — Нет! — вскрикнула рабыня. — Не надо трогать ее!
   Мужчины обернулись к ней.
   — Пожалуйста, не трогайте ее, — тихо повторила рабыня.
   — Тебя просили вмешиваться? — сурово спросил великан.
   — Нет, господин.
   — Ты получила разрешение говорить? — допытывался великан.
   — Нет, господин, — еле слышно прошептала рабыня.
   — Встань.
   Рабыня боязливо поднялась на ноги.
   Схватив женщину за волосы одной рукой, великан ударил ее по щеке так, что на ней остался багровый отпечаток пальцев. Помедлив немного, он вновь ударил ее тыльной стороной ладони, а потом поставил на колени.
   Теперь они оказались в равном положении с Сеселлой Гарденер, которую офицер по-прежнему держал за волосы.
   — Мне ничего не нужно от грязной рабыни, — процедила Сеселла Гарденер сквозь сжатые зубы, не осмеливаясь двинуть головой.
   — Да, госпожа, — простонала рабыня.
   — Ты должна понять, — сказал великан, — что нельзя вмешиваться в мужские дела.
   — Да, господин.
   Офицер отпустил Сеселлу.
   — Когда у меня будет время, я в первый раз накажу тебя, — заметил великан, — ибо тебе еще надо многому научиться.
   — Да, господин.
   Сеселла Гарденер потрясла головой, откидывая назад свои спутанные волосы. Туво Авзоний заметил это и решил, что стюардесса тщеславна, как рабыня.
   — Пора идти, — напомнил еще раз офицер флота.
   — Можно мне говорить, господин? — робко спросила рабыня.
   — Да, — кивнул великан.
   — Мне стало жаль ее…
   — Можно жалеть и сочувствовать, но не всегда позволено говорить об этом. И совсем нельзя вмешиваться, — наставительно заметил великан.
   — Значит, я совсем бесправна? — тихо заплакала она. — И я буду наказана?
   — Да.
   — Тогда я постараюсь быть лучше.
   — И это будет очень разумно с твоей стороны, — заметил великан.
   — Господин!
   — Да?
   — Я возбуждена!
   — Это обычное состояние рабыни.
   — Вы будете хотя бы иногда прикасаться ко мне?
   — Наверное, если ты как следует об этом попросишь.
   — Да, я буду умолять! — воскликнула рабыня.
   — Шлюха, — бросила Сеселла Гарденер, стоя на коленях и вскинув голову так, что ее пышные волосы рассыпались по плечам.
   Туво Авзоний представил себе, что значит обладать такой женщиной — всецело, полностью, как хозяин обладает своими рабынями. Эта мысль заставила его передернуться.
   Офицер флота пошел прочь. Великан взглянул на рабыню у своих ног и тоже начал выбираться из толпы. Через несколько шагов он остановился и оглянулся.
   — Не надо, господин! — взмолилась рабыня. — Пожалуйста, не уходите.
   Великан невозмутимо зашагал дальше, а рабыня вскочила на ноги и с криком бросилась за ним. Толпа смеялась, тянули к ней руки.
   Но сейчас рабыня не осмелилась ни возразить, ни выразить свое неудовольствие, ни даже заметить тех, чье внимание она привлекла, поскольку теперь она понимала, как естественно для толпы было прийти в волнение при виде ее тела. Она узнала, что такие женщины, как она, находясь на улицах без чьей-либо защиты, могут ожидать, чего угодно.
   Ясно, что хозяин уже начал учить ее. Но разве эта учеба не началась еще при клеймении раскаленным железом?
   Выбравшись из толпы, расступившейся в стороны, рабыня оглянулась. Там, в конце маленького коридора, стояла на коленях Сеселла Гарденер.
   — Шлюха! Шлюха! — крикнула Сеселла Гарденер вслед рабыне и сплюнула на камни.
   Рабыня поспешила за своим хозяином. Она поняла, как глупо было с ее стороны пытаться поставить себя на одну ступень со свободной женщиной, осмелиться говорить с ней, как с равной, заступаться за нее перед мужчинами — словом, вести себя так как свободная женщина. Она должна знать свое место и поступать так, как положено рабыне.
   — Вставай, проститутка, — сказал полицейский, дергая веревку на шее Сеселлы Гарденер.
   Она протестующе отвернулась, но, заметив взмах плети, вскочила на ноги. Она покраснела, как могла бы покраснеть рабыня.
   — Так ты говоришь, — спросил офицер, который беседовал с Туво Авзонием, — что ты не проститутка?
   — Да, — сказала она.
   Под смех толпы он показал ей шелковую одежду и украшения.
   — Так тебе и надо, милочка, — притворно улыбнулась женщина в толпе зевак.
   — Мы платили за разрешения! — крикнула другая.
   — Поделом тебе!
   — Получай, что заслужила!
   — Сука! Рабыня!
   — Нет! Нет! — кричала Сеселла Гарденер.
   — Ты терпеть не можешь рабынь, верно? — спросил полицейский.
   — Они все шлюхи! — выпалила Сеселла Гарденер.
   — Пора в участок, — напомнил офицер, который беседовал с Туво Авзонием.