Страница:
— Вперед, — приказал полицейский темноволосой красавице, закутанной в мешковину, и слегка ударил ее плетью.
Она дико огляделась.
— Тебе еще многому надо поучиться! — крикнул мужчина из толпы.
— Да, и каленое железо тебе поможет, — добавила женщина.
Сеселла Гарденер повернулась к Туво Авзонию.
— Вы ответите за это!
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пожал плечами Туво Авзоний.
— Не говорите ему, куда меня продали, — попросила Сеселла Гарденер полицейских.
— Меня это совсем не интересует, — отозвался Туво Авзоний.
Сеселлу Гарденер увели. Она упиралась, но удар плети заставил ее двигаться быстрее. Выходя из толпы, она почувствовала резкий шлепок пониже спины, и увидела, как мужчина притворно затряс рукой. Толпа хохотала.
Она еще раз оглянулась через плечо, но Туво Авзоний уже скрылся из виду. Выходя из толпы, он поинтересовался у соседа, где продают таких женщин. Ему охотно объяснили.
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Она дико огляделась.
— Тебе еще многому надо поучиться! — крикнул мужчина из толпы.
— Да, и каленое железо тебе поможет, — добавила женщина.
Сеселла Гарденер повернулась к Туво Авзонию.
— Вы ответите за это!
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пожал плечами Туво Авзоний.
— Не говорите ему, куда меня продали, — попросила Сеселла Гарденер полицейских.
— Меня это совсем не интересует, — отозвался Туво Авзоний.
Сеселлу Гарденер увели. Она упиралась, но удар плети заставил ее двигаться быстрее. Выходя из толпы, она почувствовала резкий шлепок пониже спины, и увидела, как мужчина притворно затряс рукой. Толпа хохотала.
Она еще раз оглянулась через плечо, но Туво Авзоний уже скрылся из виду. Выходя из толпы, он поинтересовался у соседа, где продают таких женщин. Ему охотно объяснили.
Глава 19
— Вы изволили звать меня, ваше величество? — учтиво спросил третейский судья Иаак.
Аталана, мать-императрица, подняла глаза от изящной чашечки с укрепляющим напитком — горячим кемаком. Двумя руками она осторожно поставила чашку на столик, возвышающийся над ее коленями.
Иаак быстро оглядел женщин, находящихся в комнате императрицы. Большинство их были молодыми, все без исключения — потомками знатных патрицианских родов. Иаак не был равнодушен к женским прелестям, но еще больше его манили прелести власти. Как правило, он всегда учитывал возможности женщин в политических делах, в которых их роль существенно отличалась от роли мужчин. Кроме того, женщины, и свободные, и рабыни, подобно богатству, являлись дополнительным преимуществом и вознаграждением обладателю власти.
— Вы обдумали дело, о котором мы недавно беседовали? — спросила императрица.
— Да, — осторожно произнес Иаак и беспокойно взглянул на находящихся в комнате женщин.
— Я говорю о подготовке ко дню рождения императора, — напомнила Аталана.
— О, конечно! — расплылся в любезной улыбке Иаак.
— Не будете ли вы так любезны задернуть штору, Елена, — обратилась императрица к одной из своих приближенных дам. — Свет в комнате слишком ярок.
— Да, ваше величество, — откликнулась хорошенькая молодая патрицианка с каштановыми волосами и серыми глазами. Двусмысленно улыбнувшись, она заспешила к окну.
В сумраке грубоватые черты бледного, вытянутого, морщинистого лица императрицы заметно смягчились.
— Вас что-нибудь удивляет, дорогая? — сухо поинтересовалась заметившая усмешку императрица.
— Нет, ваше величество, — торопливо ответила Елена.
— Свет вреден моим глазам, — продолжала императрица.
— Да, ваше величество.
Иаак внимательно следил за этим напряженным разговором.
Приближенные дамы обменялись встревоженными взглядами. Императрица снова взяла со столика чашку с кемаком, вдохнула аромат напитка и приложила чашку к губам.
— Может быть, подарить игрушечные доспехи с оружием, разумеется, затупленным? — предложил Иаак.
— Он мирный император, — возразила Аталана.
— Может быть, игру — шашки или шахматы?
— Его раздражают такие игры, — покачала головой Аталана.
— Пони? — предложил Иаак.
— Слишком опасно, — отказалась императрица.
Елена вновь улыбнулась. Она была слишком уверена в своем положении при дворце и в ценности своих услуг для императрицы.
Императрица взглянула на нее поверх чашки с кемаком.
Молодая женщина потупилась, продолжая улыбаться. Вместе с другими дамами она стояла сбоку от постели.
— Ему исполняется шестнадцать, — сказал Иаак.
— И что же? — спросила императрица.
— Да так, ничего, — задумчиво отозвался Иаак. Императрица допила кемак и поставила чашку на столик.
— Итак? — вопросительно произнесла она.
— Я только подумал… — заговорил Иаак.
Императрица подала знак, и одна из придворных дам унесла столик. Другая расправила покрывало, а Елена взбила подушки за спиной императрицы.
— Я думал, если ему будет уже шестнадцать, — произнес Иаак, — можно подарить рабыню.
Елена подавила смешок, и императрица резко повернулась к ней. Пряча глаза, Елена поспешно отодвинулась от постели. Придворные отшатнулись от нее, как от зачумленной. В одно мгновение Елена обнаружила себя в одиночестве в комнате, полной ее подруг.
— Вероятно, вы, Елена, — сухо произнесла императрица, — будете этой рабыней.
Придворные дамы затаили дыхание.
— Да, ваше величество, — в ужасе прошептала девушка.
Она умоляюще взглянула на Иаака, третейского судью, но тот раздраженно отвел глаза.
Елена знала, что такие женщины, как она, могли за одну ночь бесследно исчезнуть из дворца. Причины всегда было легко найти. Кто знает, бывали ли женщины проданы в рабство на отдаленные планеты или попросту убиты? С другой стороны, какими бы ни были последствия, они никого не заботили. В конце концов, женщина при этом становилась просто рабыней с клеймом на бедре.
— Оставьте нас, — приказала императрица. Придворные дамы с облегчением заспешили из комнаты, стараясь не приближаться к Елене.
— Ваша мысль очень интересна, — благосклонно заметила императрица.
— Просто случайная идея, — отозвался Иаак. — Я думаю, теперь она станет со всем усердием служить вам.
— А вы не хотели бы добавить ее к своим женщинам, Иаак? — поинтересовалась Аталана.
— На загородной вилле?
— Конечно, — улыбнулась она.
— Это стоит обдумать, — согласился Иаак. — Вы не станете возражать, если я не оставлю ее у себя, а просто подарю кому-нибудь в знак благодарности или отошлю на продажу?
— Конечно, не буду, — ответила Аталана. — Такие вопросы останутся полностью на ваше усмотрение.
— Так что о дне рождения императора? — напомнил Иаак.
— Он получит тысячи обычных подарков от разных планет, — ответила мать.
— Вместе с обычной данью и налогами.
— Конечно. Мы одни?
Иаак оглядел комнату и выглянул в дверь. Придворные дамы ждали в соседних покоях. Иаак заметил, что никто из них не подходил к Елене поболтать и не устраивался рядом с ней с шитьем или вышиванием.
— Да, ваше величество, — кивнул Иаак.
— Я не знаю, кому могу доверять, — жалобно произнесла императрица.
— У вас тысяча верных слуг, множество преданных народов, — возразил Иаак.
— На границах все спокойно?
— Разумеется.
— Боюсь я этого Аврелия, — призналась императрица.
— Амбиции рода Аврелиев широко известны, — заметил Иаак.
— Мне кажется, что он замышляет завладеть престолом, — сказала Аталана.
— Вполне возможно.
— Что это за его план создать передвижные войска из варваров? — спросила она.
— Думаю, будет несправедливо препятствовать ему, — заявил Иаак.
— Значит, вы позволите этому животному, варвару, получить имперский чин капитана и сформировать войско? — изумилась Аталана.
— Одно дело — одобрить присвоение чина, даровать его и так далее, — усмехнулся Иаак, — и совсем другое — окажется ли все это полезным.
— Не понимаю, — проговорила Аталана.
— Всякое случается, — хитро произнес Иаак, — например, чин может быть присвоен слишком поздно…
— У вас есть план? — оживилась Аталана.
— Да.
— А что будет с этим Аврелием?
— Он — главная фигура моего плана, а варвар — всего лишь второстепенная, — пояснил Иаак.
— Вы уже успели что-нибудь предпринять для успеха своего плана?
— Конечно, — ответил он.
— Вы можете поцеловать мне руку, — позволила императрица.
Иаак исполнил это с надлежащим почтением и вышел из императорской спальни, комнаты, где императрица до наступления дневной жары на досуге принимала неофициальных гостей и просителей.
Выходя, Иаак слышал, как она звонит в колокольчик, призывая к себе придворных дам.
В свиту императрицы не входили рабыни.
В коридоре, проходя мимо бесценных гобеленов и картин, кивая в ответ на приветствия стражников, Иаак размышлял, как бы Елена, молодая, красивая, и, несомненно, соблазнительная, выглядела в цепях в подвале его виллы. Он решил, что для девушки это будет отличным началом — она узнает, кто она такая, прежде, чем получит клеймо. А может, ее сначала следует заклеймить, чтобы дать понять с самого начала, кто она такая. Так и сделаем, решил он — это позволит сберечь много времени.
В своем предположении третейский судья оказался прав.
Аталана, мать-императрица, подняла глаза от изящной чашечки с укрепляющим напитком — горячим кемаком. Двумя руками она осторожно поставила чашку на столик, возвышающийся над ее коленями.
Иаак быстро оглядел женщин, находящихся в комнате императрицы. Большинство их были молодыми, все без исключения — потомками знатных патрицианских родов. Иаак не был равнодушен к женским прелестям, но еще больше его манили прелести власти. Как правило, он всегда учитывал возможности женщин в политических делах, в которых их роль существенно отличалась от роли мужчин. Кроме того, женщины, и свободные, и рабыни, подобно богатству, являлись дополнительным преимуществом и вознаграждением обладателю власти.
— Вы обдумали дело, о котором мы недавно беседовали? — спросила императрица.
— Да, — осторожно произнес Иаак и беспокойно взглянул на находящихся в комнате женщин.
— Я говорю о подготовке ко дню рождения императора, — напомнила Аталана.
— О, конечно! — расплылся в любезной улыбке Иаак.
— Не будете ли вы так любезны задернуть штору, Елена, — обратилась императрица к одной из своих приближенных дам. — Свет в комнате слишком ярок.
— Да, ваше величество, — откликнулась хорошенькая молодая патрицианка с каштановыми волосами и серыми глазами. Двусмысленно улыбнувшись, она заспешила к окну.
В сумраке грубоватые черты бледного, вытянутого, морщинистого лица императрицы заметно смягчились.
— Вас что-нибудь удивляет, дорогая? — сухо поинтересовалась заметившая усмешку императрица.
— Нет, ваше величество, — торопливо ответила Елена.
— Свет вреден моим глазам, — продолжала императрица.
— Да, ваше величество.
Иаак внимательно следил за этим напряженным разговором.
Приближенные дамы обменялись встревоженными взглядами. Императрица снова взяла со столика чашку с кемаком, вдохнула аромат напитка и приложила чашку к губам.
— Может быть, подарить игрушечные доспехи с оружием, разумеется, затупленным? — предложил Иаак.
— Он мирный император, — возразила Аталана.
— Может быть, игру — шашки или шахматы?
— Его раздражают такие игры, — покачала головой Аталана.
— Пони? — предложил Иаак.
— Слишком опасно, — отказалась императрица.
Елена вновь улыбнулась. Она была слишком уверена в своем положении при дворце и в ценности своих услуг для императрицы.
Императрица взглянула на нее поверх чашки с кемаком.
Молодая женщина потупилась, продолжая улыбаться. Вместе с другими дамами она стояла сбоку от постели.
— Ему исполняется шестнадцать, — сказал Иаак.
— И что же? — спросила императрица.
— Да так, ничего, — задумчиво отозвался Иаак. Императрица допила кемак и поставила чашку на столик.
— Итак? — вопросительно произнесла она.
— Я только подумал… — заговорил Иаак.
Императрица подала знак, и одна из придворных дам унесла столик. Другая расправила покрывало, а Елена взбила подушки за спиной императрицы.
— Я думал, если ему будет уже шестнадцать, — произнес Иаак, — можно подарить рабыню.
Елена подавила смешок, и императрица резко повернулась к ней. Пряча глаза, Елена поспешно отодвинулась от постели. Придворные отшатнулись от нее, как от зачумленной. В одно мгновение Елена обнаружила себя в одиночестве в комнате, полной ее подруг.
— Вероятно, вы, Елена, — сухо произнесла императрица, — будете этой рабыней.
Придворные дамы затаили дыхание.
— Да, ваше величество, — в ужасе прошептала девушка.
Она умоляюще взглянула на Иаака, третейского судью, но тот раздраженно отвел глаза.
Елена знала, что такие женщины, как она, могли за одну ночь бесследно исчезнуть из дворца. Причины всегда было легко найти. Кто знает, бывали ли женщины проданы в рабство на отдаленные планеты или попросту убиты? С другой стороны, какими бы ни были последствия, они никого не заботили. В конце концов, женщина при этом становилась просто рабыней с клеймом на бедре.
— Оставьте нас, — приказала императрица. Придворные дамы с облегчением заспешили из комнаты, стараясь не приближаться к Елене.
— Ваша мысль очень интересна, — благосклонно заметила императрица.
— Просто случайная идея, — отозвался Иаак. — Я думаю, теперь она станет со всем усердием служить вам.
— А вы не хотели бы добавить ее к своим женщинам, Иаак? — поинтересовалась Аталана.
— На загородной вилле?
— Конечно, — улыбнулась она.
— Это стоит обдумать, — согласился Иаак. — Вы не станете возражать, если я не оставлю ее у себя, а просто подарю кому-нибудь в знак благодарности или отошлю на продажу?
— Конечно, не буду, — ответила Аталана. — Такие вопросы останутся полностью на ваше усмотрение.
— Так что о дне рождения императора? — напомнил Иаак.
— Он получит тысячи обычных подарков от разных планет, — ответила мать.
— Вместе с обычной данью и налогами.
— Конечно. Мы одни?
Иаак оглядел комнату и выглянул в дверь. Придворные дамы ждали в соседних покоях. Иаак заметил, что никто из них не подходил к Елене поболтать и не устраивался рядом с ней с шитьем или вышиванием.
— Да, ваше величество, — кивнул Иаак.
— Я не знаю, кому могу доверять, — жалобно произнесла императрица.
— У вас тысяча верных слуг, множество преданных народов, — возразил Иаак.
— На границах все спокойно?
— Разумеется.
— Боюсь я этого Аврелия, — призналась императрица.
— Амбиции рода Аврелиев широко известны, — заметил Иаак.
— Мне кажется, что он замышляет завладеть престолом, — сказала Аталана.
— Вполне возможно.
— Что это за его план создать передвижные войска из варваров? — спросила она.
— Думаю, будет несправедливо препятствовать ему, — заявил Иаак.
— Значит, вы позволите этому животному, варвару, получить имперский чин капитана и сформировать войско? — изумилась Аталана.
— Одно дело — одобрить присвоение чина, даровать его и так далее, — усмехнулся Иаак, — и совсем другое — окажется ли все это полезным.
— Не понимаю, — проговорила Аталана.
— Всякое случается, — хитро произнес Иаак, — например, чин может быть присвоен слишком поздно…
— У вас есть план? — оживилась Аталана.
— Да.
— А что будет с этим Аврелием?
— Он — главная фигура моего плана, а варвар — всего лишь второстепенная, — пояснил Иаак.
— Вы уже успели что-нибудь предпринять для успеха своего плана?
— Конечно, — ответил он.
— Вы можете поцеловать мне руку, — позволила императрица.
Иаак исполнил это с надлежащим почтением и вышел из императорской спальни, комнаты, где императрица до наступления дневной жары на досуге принимала неофициальных гостей и просителей.
Выходя, Иаак слышал, как она звонит в колокольчик, призывая к себе придворных дам.
В свиту императрицы не входили рабыни.
В коридоре, проходя мимо бесценных гобеленов и картин, кивая в ответ на приветствия стражников, Иаак размышлял, как бы Елена, молодая, красивая, и, несомненно, соблазнительная, выглядела в цепях в подвале его виллы. Он решил, что для девушки это будет отличным началом — она узнает, кто она такая, прежде, чем получит клеймо. А может, ее сначала следует заклеймить, чтобы дать понять с самого начала, кто она такая. Так и сделаем, решил он — это позволит сберечь много времени.
В своем предположении третейский судья оказался прав.
Глава 20
— Ты уже заждалась, Флора? — спросил Эмон.
— Нам ужасно жаль, — произнес Ригг, — но неожиданно нас вызвали.
Флора, сидящая в своей клетке обнаженной, прикованной за руки к кольцу в полу, не подняла головы.
— Мы принимали новенькую, — объяснил Эмон. — Пришлось заполнять бумаги, ставить печати, измерять ее и так далее.
— Она красива, — вспомнил Ригг, наклоняясь и открывая наручники, охватывающие тонкие запястья Флоры.
— Если бы она оказалась красивее тебя, ты бы удивилась этому? — поинтересовался Эмон.
— Нет, господин, — ответила Флора.
Флора слышала, как кричала женщина — несомненно, ее недавно заклеймили.
— Встань, — произнес Ригг, разгибаясь. Флора поднялась.
— Меня увозят? — спросила она.
— Да.
— Туда, куда мне сказали?
— Конечно, — кивнул Ригг. — Ты же знаешь адрес и название планеты.
— Но кто там живет? — всхлипнула она, когда Ригг взял ее за плечо, выводя из клетки.
— Ты будешь там, — успокоил он.
— И твой хозяин, — добавил Эмон, запирая дверцу клетки за ними.
— Мне можно говорить? — робко спросила она.
— Да, — подтвердил Ригг.
— Неужели меня продали новому хозяину? — умоляюще спросила она, пока они шли к залу.
— Возможно.
— Мы в самом деле не знаем, — дополнил Эмон.
— Но ты узнаешь довольно скоро, — заверил девушку Ригг.
Они остановились. Тяжелая дверь приемной открылась.
Здесь на стенах висели начищенные орудия для клеймения рядом с цепями и ошейниками. Жаровня все еще стояла на полу. В углу помещался стол, заваленный мешаниной бумаг, блокнотов, губок, измерительных лент и других вещей. Стол был достаточно большим и прочным, чтобы выдержать большой груз. Флора вспомнила прикосновение грубых досок этого стола к спине и животу.
В углу лежала куча разорванной одежды — по-видимому, роскошного лила. На полу возле жаровни, там, где женщин ставили на колени, валялись обрезанные волосы.
Ригг прикрыл дверь.
— Она и вправду была такой? — спросила Флора.
— Какой? — не понял Эмон.
— Красивее меня? — уточнила рабыня.
— Вы обе удивительно красивы, — улыбнулся Ригг, — только у вас разные типы внешности.
— Вероятно, когда-нибудь вы с ней встретитесь на торгах, — произнес Эмон.
— Но она красивее меня? — не отставала Флора.
— Нет, я так не думаю, — покачал головой Ригг.
— Нет, — решительно возразил Эмон.
— Каков ее хозяин? — поинтересовалась Флора.
— Радуйся, если ты не попадешь к такому человеку, — усмехнулся Ригг.
— В его руках ты бы почувствовала полной мерой, что значит рабство, — добавил Эмон.
— Мой хозяин, или бывший хозяин, был как раз таким, — произнесла рабыня.
Она вспоминала о нем с непередаваемым чувством. Перед этим человеком она едва могла собраться с силами. Как часто он снился ей! Как часто она мечтала самоотверженно служить ему, робко прикасаться к нему, любить его так, как только она способна. Перед таким человеком, как он, любая женщина превращается в молящую, покорную рабыню. Он был властным, сильным, безжалостным — таким человеком, который способен делать с женщиной все, что ему вздумается, требовать от нее все, что она способна дать, и даже больше. Перед ним даже свободная женщина чувствовала почти ошеломляющее желание опуститься на колени и выразить покорность. Флора хотела встать перед ним на коленях, принадлежать ему, быть схваченной и стиснутой его руками, подвергаться безжалостному насилию, служить ему, повиноваться, покоряться, чувствовать себя всего лишь женщиной. Для нее он был воплощением силы, чувственности и повелительности.
— Вот твой ящик, — указал Ригг на маленький, прочный металлический контейнер с замком на дверце.
— Он такой тесный! — воскликнула она.
— Забирайся в него, — приказал Ригг.
Флора на четвереньках вползла внутрь. Дверца за ней закрылась. Она испуганно обернулась, прижала ладони к металлической двери изнутри и прильнула к прямоугольной решетке на уровне глаз. Он слышала, как в замке повернулся ключ, а потом его положили сверху на ящик. В низу ящика была узкая прорезь, сейчас прикрытая, через которую просовывали миски с едой.
— Прошу вас, — протянула она, когда Ригг приготовился прикрепить к ящику сопроводительный лист.
Он показал ей этот лист, и Флора с трудом прочитала его через решетку. На листе значился уже известный ей адрес и название планеты, адрес грузоперевозчика, и название планеты-отправителя. Была указана стоимость перевозки, поскольку рабыня считалась грузом. Внизу листа были записаны ее данные: «Рабыня, домашняя кличка „Флора“, черные волосы, карие глаза, вес сто десять фунтов». Из-за ее небольшого веса плата за перевозку была невысокой.
— Фургон прибыл, — сказал кто-то.
Ригг прикрепил сопроводительный лист к дверце ящика.
— Подожди, — сказал Эмон.
Через замок просунули проволоку, так, что дверца была закрыта на нее. Концы проволоки скрепили двумя маленькими, красными круглыми кусочками воска, протащив проволоку через воск на длину около дюйма. Кусочки воска нагрели и прилепили друг к другу. Таким образом, дверцу нельзя было открыть, не сломав печать. Маленьким орудием, напоминающим щипцы, Эмон зажал еще теплый воск. Когда он разжал щипцы, на обеих сторонах воскового кружка отпечатался какой-то рисунок.
— Это печать для девственниц, — объяснил Ригг.
— Да, господин, — кивнула девушка.
— Она защитит тебя на корабле, — добавил Эмон.
— Не забывай про цветок рабства! — напомнил Ригг.
— Нет, господин.
— Прощай! — в один голос сказали Эмон и Ригг.
— Прощайте, господа, — ответила им девушка. Спустя минуту в комнату вошли двое грузчиков, подняли контейнер и поместили его на тележку. Внутри в ужасе рыдал живой груз.
— Нам ужасно жаль, — произнес Ригг, — но неожиданно нас вызвали.
Флора, сидящая в своей клетке обнаженной, прикованной за руки к кольцу в полу, не подняла головы.
— Мы принимали новенькую, — объяснил Эмон. — Пришлось заполнять бумаги, ставить печати, измерять ее и так далее.
— Она красива, — вспомнил Ригг, наклоняясь и открывая наручники, охватывающие тонкие запястья Флоры.
— Если бы она оказалась красивее тебя, ты бы удивилась этому? — поинтересовался Эмон.
— Нет, господин, — ответила Флора.
Флора слышала, как кричала женщина — несомненно, ее недавно заклеймили.
— Встань, — произнес Ригг, разгибаясь. Флора поднялась.
— Меня увозят? — спросила она.
— Да.
— Туда, куда мне сказали?
— Конечно, — кивнул Ригг. — Ты же знаешь адрес и название планеты.
— Но кто там живет? — всхлипнула она, когда Ригг взял ее за плечо, выводя из клетки.
— Ты будешь там, — успокоил он.
— И твой хозяин, — добавил Эмон, запирая дверцу клетки за ними.
— Мне можно говорить? — робко спросила она.
— Да, — подтвердил Ригг.
— Неужели меня продали новому хозяину? — умоляюще спросила она, пока они шли к залу.
— Возможно.
— Мы в самом деле не знаем, — дополнил Эмон.
— Но ты узнаешь довольно скоро, — заверил девушку Ригг.
Они остановились. Тяжелая дверь приемной открылась.
Здесь на стенах висели начищенные орудия для клеймения рядом с цепями и ошейниками. Жаровня все еще стояла на полу. В углу помещался стол, заваленный мешаниной бумаг, блокнотов, губок, измерительных лент и других вещей. Стол был достаточно большим и прочным, чтобы выдержать большой груз. Флора вспомнила прикосновение грубых досок этого стола к спине и животу.
В углу лежала куча разорванной одежды — по-видимому, роскошного лила. На полу возле жаровни, там, где женщин ставили на колени, валялись обрезанные волосы.
Ригг прикрыл дверь.
— Она и вправду была такой? — спросила Флора.
— Какой? — не понял Эмон.
— Красивее меня? — уточнила рабыня.
— Вы обе удивительно красивы, — улыбнулся Ригг, — только у вас разные типы внешности.
— Вероятно, когда-нибудь вы с ней встретитесь на торгах, — произнес Эмон.
— Но она красивее меня? — не отставала Флора.
— Нет, я так не думаю, — покачал головой Ригг.
— Нет, — решительно возразил Эмон.
— Каков ее хозяин? — поинтересовалась Флора.
— Радуйся, если ты не попадешь к такому человеку, — усмехнулся Ригг.
— В его руках ты бы почувствовала полной мерой, что значит рабство, — добавил Эмон.
— Мой хозяин, или бывший хозяин, был как раз таким, — произнесла рабыня.
Она вспоминала о нем с непередаваемым чувством. Перед этим человеком она едва могла собраться с силами. Как часто он снился ей! Как часто она мечтала самоотверженно служить ему, робко прикасаться к нему, любить его так, как только она способна. Перед таким человеком, как он, любая женщина превращается в молящую, покорную рабыню. Он был властным, сильным, безжалостным — таким человеком, который способен делать с женщиной все, что ему вздумается, требовать от нее все, что она способна дать, и даже больше. Перед ним даже свободная женщина чувствовала почти ошеломляющее желание опуститься на колени и выразить покорность. Флора хотела встать перед ним на коленях, принадлежать ему, быть схваченной и стиснутой его руками, подвергаться безжалостному насилию, служить ему, повиноваться, покоряться, чувствовать себя всего лишь женщиной. Для нее он был воплощением силы, чувственности и повелительности.
— Вот твой ящик, — указал Ригг на маленький, прочный металлический контейнер с замком на дверце.
— Он такой тесный! — воскликнула она.
— Забирайся в него, — приказал Ригг.
Флора на четвереньках вползла внутрь. Дверца за ней закрылась. Она испуганно обернулась, прижала ладони к металлической двери изнутри и прильнула к прямоугольной решетке на уровне глаз. Он слышала, как в замке повернулся ключ, а потом его положили сверху на ящик. В низу ящика была узкая прорезь, сейчас прикрытая, через которую просовывали миски с едой.
— Прошу вас, — протянула она, когда Ригг приготовился прикрепить к ящику сопроводительный лист.
Он показал ей этот лист, и Флора с трудом прочитала его через решетку. На листе значился уже известный ей адрес и название планеты, адрес грузоперевозчика, и название планеты-отправителя. Была указана стоимость перевозки, поскольку рабыня считалась грузом. Внизу листа были записаны ее данные: «Рабыня, домашняя кличка „Флора“, черные волосы, карие глаза, вес сто десять фунтов». Из-за ее небольшого веса плата за перевозку была невысокой.
— Фургон прибыл, — сказал кто-то.
Ригг прикрепил сопроводительный лист к дверце ящика.
— Подожди, — сказал Эмон.
Через замок просунули проволоку, так, что дверца была закрыта на нее. Концы проволоки скрепили двумя маленькими, красными круглыми кусочками воска, протащив проволоку через воск на длину около дюйма. Кусочки воска нагрели и прилепили друг к другу. Таким образом, дверцу нельзя было открыть, не сломав печать. Маленьким орудием, напоминающим щипцы, Эмон зажал еще теплый воск. Когда он разжал щипцы, на обеих сторонах воскового кружка отпечатался какой-то рисунок.
— Это печать для девственниц, — объяснил Ригг.
— Да, господин, — кивнула девушка.
— Она защитит тебя на корабле, — добавил Эмон.
— Не забывай про цветок рабства! — напомнил Ригг.
— Нет, господин.
— Прощай! — в один голос сказали Эмон и Ригг.
— Прощайте, господа, — ответила им девушка. Спустя минуту в комнату вошли двое грузчиков, подняли контейнер и поместили его на тележку. Внутри в ужасе рыдал живой груз.
Глава 21
— Сжальтесь! Пощадите! — кричал Туво Авзоний.
Его бросили на колени перед креслом.
Черный металлический стержень был вставлен в отверстия в наручниках и закреплен на опоре в полу перед креслом. Другие такие же отверстия со вставленными в них ограждениями образовывали барьер вокруг тускло освещенного кресла в помещении одного из городских участков.
Туво Авзоний знал, где он находится — ему не завязали глаза. Его арест произошел вполне открыто, полицейские подошли к нему днем с наручниками и дубинками и прогнали по людным улицам.
Его руки в наручниках были прижаты к бокам, за спиной проходил железный стержень, вставленный в звенья цепи. Стержень не мог выскользнуть, так как две маленькие витые цепи, прикрепленные к нему, охватывали руки арестованного повыше локтей.
Двое полицейских, которые поставили Туво Авзония на колени, отступили назад.
Туво Авзоний был обнаженным, если не считать тряпки, обмотанной вокруг бедер — вероятно, чтобы не пострадала его скромность «равноправного» мужчины.
Авзоний заморгал — яркий свет, зажегшийся где-то наверху, ослепил его. Кресло перед ним пустовало.
Прищурившись, Авзоний оглянулся, стараясь рассмотреть стражников. Это оказалось трудным делом, поскольку они стояли далеко позади него. По их лицам он ничего не мог понять, кроме того, что они выполнили приказание.
Дверь открылась, и вошел полицейский офицер.
— Пощадите! — крикнул Туво Авзоний. Офицер, который нес кипу бумаг, внимательно взглянул на него.
— Я невиновен!
— В чем? — удивился офицер.
— Не знаю, — ответил Туво Авзоний. — Почему меня привели сюда? В чем меня обвиняют?
Офицер отвел глаза и не ответил.
— Это ошибка! — настаивал Туво Авзоний. — Я — Туво Авзоний с планеты Митон, честный гражданин, патриций, гражданский служащий четвертого ранга в управлении его величества императора! Мой служебный список безупречен! Я патриций, я ни в чем не виновен!
— Вас выслушают, — ответил офицер. — Его светлость сам решил заняться вашим делом.
— Его светлость? — изумился Туво Авзоний.
В этот момент на пороге появился высокий, одетый в черное человек.
Туво Авзоний сжал закованные в цепи кулаки.
— Ваша светлость, — почтительно произнес офицер.
Человек в черной одежде кивнул и взял у офицера бумаги.
— Спасибо, комиссар, — сказал он.
Такое обращение изумило Туво Авзония. Человек в черном уселся в кресло и перелистал бумаги.
— Я невиновен, ваша светлость, — сказал Туво Авзоний.
— Можете идти, комиссар, — произнес человек в черном.
— Да, ваша светлость, — офицер поклонился и вышел.
Лицо сидящего было скрыто под маской.
— Туво Авзоний, гражданский служащий, четвертый уровень, Митон, планета «одинаковых», финансовый отдел, первый имперский квадрант, хонестори, даже потомок патрициев… — скороговоркой произнес он, просматривая бумаги.
— Из рода Авзониев, — добавил Авзоний, — потомок в сто третьем колене.
— Это впечатляет, — усмехнулся человек в маске. — Отличные рекомендации.
— Да, ваша светлость! — воскликнул Авзоний.
— В основном.
— Что, ваша светлость? — переспросил Туво Авзоний.
— Вопрос состоит в семейном положении, — продолжал человек в маске. — Вы же знаете мнение имперских властей по этому вопросу. Вам известно, что сама мать-императрица озабочена этим?
— О, конечно! — с облегчением воскликнул Туво Авзоний. — Разумеется! Я уже давно веду поиски супруги! Брак уже был назначен с достойным потомком патрицианского рода, с приемлемой планеты Тереннии, с потомком рода, равного моему, Трибонием Аврезием!
Человек в маске поднял глаза от бумаг.
— Конечно, это женщина, — уточнил Туво Авзоний. — «Одинаковые» часто дают девочкам мужские или нейтральные имена, чтобы помочь им подавить свою психологию и вести себя так, как подобает «одинаковым».
— Но вы не женаты, — заметил человек в черном.
— Увы, нет, — подтвердил Туво Авзоний. — Вероятно, вы слышали о случае с «Аларией»?
— Да.
— Она пропала, — продолжал Туво Авзоний.
— Пропало уже несколько кораблей.
— Конечно, причиной стала поломка корабля или метеоритный поток, — объяснил Туво Авзоний.
— Несомненно, — подтвердил человек в маске.
— Моя невеста находилась на борту «Аларии», — дрогнувшим голосом сказал Туво Авзоний.
— Почему же вы не стали искать себе другую невесту?
— Я растерялся, мое сердце было разбито, — проникновенно объяснял Туво Авзоний. — Вы же понимаете…
— Думаю, да, — кивнул человек в маске.
— Но теперь, по прошествии времени, — продолжал Туво Авзоний, — я готов вновь искать себе невесту. Неужели комиссия может предложить мне кандидатуру? Я готов жениться, кем бы она ни была. Я — верный гражданин.
— Ваше гражданское рвение достойно похвалы, — произнес человек в маске. — Но неужели вы думаете, что ваше дело связано с комиссией по бракам?
— А разве нет? — насторожился Туво Авзоний.
— В Империи не практикуется принуждение, — заметил его собеседник. — Как вам известно, в Империи в таких вопросах человек волен решать сам.
— Разумеется, — кивнул Туво Авзоний.
— Очень мало кто из граждан вызывается на комиссию, — добавил человек в маске, — и то лишь в тех случаях, когда на это имеются веские причины. Вы сделали гораздо больше, чем ожидает комиссия — вы заключили помолвку. Вас реабилитируют незамедлительно и без вопросов. Империя приносит вам соболезнования по поводу утраты и уважает ваши чувства.
— Значит, дело не связано с комиссией по бракам? — осторожно спросил Туво Авзоний.
— Разумеется, нет. Как вы думаете, почему вас вызвали на эту планету?
— Не знаю.
— Империя уже давно следит за вами. Ваши рекомендации признаны выдающимися, — пронес человек в маске. Вы приглашены сюда, чтобы вас могли почтить за преданность Империи, вознаградить и даровать повышение.
— Ваша светлость!
— Но при изучении ваших документов, необходимых для представления к награде, обнаружился ряд небольших, но серьезных расхождений.
— Это невозможно.
— Существуют специальные, не обнародованные формулы для выявления таких расхождений.
— Я веду документацию с максимальной точностью, — возразил Туво Авзоний.
— Вероятно, ошибки были следствием невнимательности? — спросил человек в маске.
— Может быть, но мне трудно поверить в это.
— Исследовательская комиссия тоже не могла поверить своим глазам. Ошибки были такими грубыми, повторялись с такой частотой, что их ни в коем случае нельзя было оправдать невнимательностью. Они неопровержимо продемонстрировали комиссии наличие огромной, бессовестной растраты.
— Не понимаю, — произнес Туво Авзоний. Он вдруг очень ясно осознал, что его запястья стягивают крепкие наручники, а колени трутся о цементный пол.
— Может быть, у вас есть враги? — предположил человек в маске.
— Но зачем, с какой целью это было сделано? — вскричал Туво Авзоний.
— Из-за ваших рекомендаций и уважения к знатности рода я приостановил процесс.
— Я невиновен! — настаивал Туво Авзоний.
— Прежде, чем была обнаружена растрата, я даже хотел из уважения к вашим рекомендациям дать вам место в самом дворце, вероятно, на девятом уровне, место особого, или тайного агента, которому доверяют секретные поручения…
— Я сделаю все, что угодно! — закричал Туво Авзоний.
— Я хотел даже вернуть вам все записи, которые подтверждают это… гм… недоразумение, чтобы вы могли их уничтожить или проверить — как вам угодно.
— Ваша светлость!
— Действительно, было бы вопиющей несправедливостью отправить невиновного на рудники, сроком на пятьдесят лет, на тяжелые работы.
— Я невиновен!
— Я верю вам, — успокоил его человек в маске.
— Благодарю, ваша светлость!
— Но есть еще одна, гораздо более серьезная причина, — с сожалением произнес человек в маске.
— Что такое, ваша светлость? — со страхом спросил Туво Авзоний.
— Именно поэтому вас раздели, поставили на колени и заковали в цепи.
— Не понимаю…
— Комиссар! — позвал человек в маске, и офицер вернулся в комнату. — Вы, Туво Авзоний с планеты Митон, обвиняетесь в попытке насилия над свободной женщиной, некой Сеселлой Гарденер, с планеты Митон, и совершении над истицей, свободной женщиной Сеселлой Гарденер действий, уместных только с животными или рабынями.
— Нет! Нет! — закричал Туво Авзоний.
— Приведите свидетельницу, — приказал человек в маске.
На пороге появилась Сеселла Гарденер — злая, пылающая праведным негодованием, в сопровождении двух полицейских.
Она была одета в серое, мешковатое отвратительное одеяние «одинаковых», сапожки и длинный плащ с высоким воротом. Ее волосы скрывала тяжелая и темная материя покрывала.
Плащ был запахнут, горло спрятано под высоким воротом. Туво Авзоний, стоящий на коленях на цементном полу, смотрел на нее с отчаянием и страхом, к которому примешивалось разочарование.
Туво Авзоний с сожалением думал, что две недели назад эта удивительная красавица была совсем другой.
Однако он замечал даже теперь слабые признаки женственности — такие соблазнительные округлости под серым бесформенным одеянием фигуры, стоящей справа от кресла человека в маске. Теперь Туво Авзоний лучше разбирался в женской красоте.
— Это он? — спросил человек в маске.
— Он! — яростно воскликнула Сеселла Гарденер, указывая на коленопреклоненного Туво Авзония.
— Нет! — ответил он.
Такой поворот дела был совершенно неожиданным и досадным, поскольку именно в этот вечер Туво Авзоний ожидал увидеть на торгах свою жертву. Он даже собирался за отсутствием прочих дел посетить аукцион. Конечно, он не хотел покупать ее — это было недостойно мужчины с планеты «одинаковых». С другой стороны, он мысленно прикидывал, сколько у него денег — конечно, из чистого любопытства. Он полагал, что такая женщина может оказаться полезной, к примеру, для уборки дома, приготовления еды и прочих хозяйственных дел.
— Верно ли, что этот мужчина пытался совершить над вами насилие? — спросил человек в маске.
— Я думала, что он хочет этого! — воскликнула Сеселла Гарденер.
— Я никогда и пальцем ее не тронул! — возразил Туво Авзоний. — В ту ночь, когда кто-то из клиентов приковал ее цепью к кровати, меня даже не было в городе!
— Мы выяснили, что он был в городе и снял комнату, — сказал комиссар.
— Утром, до того, как произошел инцидент?
— Да, — кивнул комиссар, — у нас есть отметка о высадке, список пассажиров, документы агентства по сдаче недвижимости и тому подобные свидетельства.
— Именно он заставил меня снять одежду, встать рядом с кроватью и надеть цепь! — крикнула Сеселла Гарденер.
— Так значит, это он заставил вас раздеться и заковал в цепи? — с любопытством спросил комиссар.
— Да, — залилась румянцем Сеселла Гарденер.
Его бросили на колени перед креслом.
Черный металлический стержень был вставлен в отверстия в наручниках и закреплен на опоре в полу перед креслом. Другие такие же отверстия со вставленными в них ограждениями образовывали барьер вокруг тускло освещенного кресла в помещении одного из городских участков.
Туво Авзоний знал, где он находится — ему не завязали глаза. Его арест произошел вполне открыто, полицейские подошли к нему днем с наручниками и дубинками и прогнали по людным улицам.
Его руки в наручниках были прижаты к бокам, за спиной проходил железный стержень, вставленный в звенья цепи. Стержень не мог выскользнуть, так как две маленькие витые цепи, прикрепленные к нему, охватывали руки арестованного повыше локтей.
Двое полицейских, которые поставили Туво Авзония на колени, отступили назад.
Туво Авзоний был обнаженным, если не считать тряпки, обмотанной вокруг бедер — вероятно, чтобы не пострадала его скромность «равноправного» мужчины.
Авзоний заморгал — яркий свет, зажегшийся где-то наверху, ослепил его. Кресло перед ним пустовало.
Прищурившись, Авзоний оглянулся, стараясь рассмотреть стражников. Это оказалось трудным делом, поскольку они стояли далеко позади него. По их лицам он ничего не мог понять, кроме того, что они выполнили приказание.
Дверь открылась, и вошел полицейский офицер.
— Пощадите! — крикнул Туво Авзоний. Офицер, который нес кипу бумаг, внимательно взглянул на него.
— Я невиновен!
— В чем? — удивился офицер.
— Не знаю, — ответил Туво Авзоний. — Почему меня привели сюда? В чем меня обвиняют?
Офицер отвел глаза и не ответил.
— Это ошибка! — настаивал Туво Авзоний. — Я — Туво Авзоний с планеты Митон, честный гражданин, патриций, гражданский служащий четвертого ранга в управлении его величества императора! Мой служебный список безупречен! Я патриций, я ни в чем не виновен!
— Вас выслушают, — ответил офицер. — Его светлость сам решил заняться вашим делом.
— Его светлость? — изумился Туво Авзоний.
В этот момент на пороге появился высокий, одетый в черное человек.
Туво Авзоний сжал закованные в цепи кулаки.
— Ваша светлость, — почтительно произнес офицер.
Человек в черной одежде кивнул и взял у офицера бумаги.
— Спасибо, комиссар, — сказал он.
Такое обращение изумило Туво Авзония. Человек в черном уселся в кресло и перелистал бумаги.
— Я невиновен, ваша светлость, — сказал Туво Авзоний.
— Можете идти, комиссар, — произнес человек в черном.
— Да, ваша светлость, — офицер поклонился и вышел.
Лицо сидящего было скрыто под маской.
— Туво Авзоний, гражданский служащий, четвертый уровень, Митон, планета «одинаковых», финансовый отдел, первый имперский квадрант, хонестори, даже потомок патрициев… — скороговоркой произнес он, просматривая бумаги.
— Из рода Авзониев, — добавил Авзоний, — потомок в сто третьем колене.
— Это впечатляет, — усмехнулся человек в маске. — Отличные рекомендации.
— Да, ваша светлость! — воскликнул Авзоний.
— В основном.
— Что, ваша светлость? — переспросил Туво Авзоний.
— Вопрос состоит в семейном положении, — продолжал человек в маске. — Вы же знаете мнение имперских властей по этому вопросу. Вам известно, что сама мать-императрица озабочена этим?
— О, конечно! — с облегчением воскликнул Туво Авзоний. — Разумеется! Я уже давно веду поиски супруги! Брак уже был назначен с достойным потомком патрицианского рода, с приемлемой планеты Тереннии, с потомком рода, равного моему, Трибонием Аврезием!
Человек в маске поднял глаза от бумаг.
— Конечно, это женщина, — уточнил Туво Авзоний. — «Одинаковые» часто дают девочкам мужские или нейтральные имена, чтобы помочь им подавить свою психологию и вести себя так, как подобает «одинаковым».
— Но вы не женаты, — заметил человек в черном.
— Увы, нет, — подтвердил Туво Авзоний. — Вероятно, вы слышали о случае с «Аларией»?
— Да.
— Она пропала, — продолжал Туво Авзоний.
— Пропало уже несколько кораблей.
— Конечно, причиной стала поломка корабля или метеоритный поток, — объяснил Туво Авзоний.
— Несомненно, — подтвердил человек в маске.
— Моя невеста находилась на борту «Аларии», — дрогнувшим голосом сказал Туво Авзоний.
— Почему же вы не стали искать себе другую невесту?
— Я растерялся, мое сердце было разбито, — проникновенно объяснял Туво Авзоний. — Вы же понимаете…
— Думаю, да, — кивнул человек в маске.
— Но теперь, по прошествии времени, — продолжал Туво Авзоний, — я готов вновь искать себе невесту. Неужели комиссия может предложить мне кандидатуру? Я готов жениться, кем бы она ни была. Я — верный гражданин.
— Ваше гражданское рвение достойно похвалы, — произнес человек в маске. — Но неужели вы думаете, что ваше дело связано с комиссией по бракам?
— А разве нет? — насторожился Туво Авзоний.
— В Империи не практикуется принуждение, — заметил его собеседник. — Как вам известно, в Империи в таких вопросах человек волен решать сам.
— Разумеется, — кивнул Туво Авзоний.
— Очень мало кто из граждан вызывается на комиссию, — добавил человек в маске, — и то лишь в тех случаях, когда на это имеются веские причины. Вы сделали гораздо больше, чем ожидает комиссия — вы заключили помолвку. Вас реабилитируют незамедлительно и без вопросов. Империя приносит вам соболезнования по поводу утраты и уважает ваши чувства.
— Значит, дело не связано с комиссией по бракам? — осторожно спросил Туво Авзоний.
— Разумеется, нет. Как вы думаете, почему вас вызвали на эту планету?
— Не знаю.
— Империя уже давно следит за вами. Ваши рекомендации признаны выдающимися, — пронес человек в маске. Вы приглашены сюда, чтобы вас могли почтить за преданность Империи, вознаградить и даровать повышение.
— Ваша светлость!
— Но при изучении ваших документов, необходимых для представления к награде, обнаружился ряд небольших, но серьезных расхождений.
— Это невозможно.
— Существуют специальные, не обнародованные формулы для выявления таких расхождений.
— Я веду документацию с максимальной точностью, — возразил Туво Авзоний.
— Вероятно, ошибки были следствием невнимательности? — спросил человек в маске.
— Может быть, но мне трудно поверить в это.
— Исследовательская комиссия тоже не могла поверить своим глазам. Ошибки были такими грубыми, повторялись с такой частотой, что их ни в коем случае нельзя было оправдать невнимательностью. Они неопровержимо продемонстрировали комиссии наличие огромной, бессовестной растраты.
— Не понимаю, — произнес Туво Авзоний. Он вдруг очень ясно осознал, что его запястья стягивают крепкие наручники, а колени трутся о цементный пол.
— Может быть, у вас есть враги? — предположил человек в маске.
— Но зачем, с какой целью это было сделано? — вскричал Туво Авзоний.
— Из-за ваших рекомендаций и уважения к знатности рода я приостановил процесс.
— Я невиновен! — настаивал Туво Авзоний.
— Прежде, чем была обнаружена растрата, я даже хотел из уважения к вашим рекомендациям дать вам место в самом дворце, вероятно, на девятом уровне, место особого, или тайного агента, которому доверяют секретные поручения…
— Я сделаю все, что угодно! — закричал Туво Авзоний.
— Я хотел даже вернуть вам все записи, которые подтверждают это… гм… недоразумение, чтобы вы могли их уничтожить или проверить — как вам угодно.
— Ваша светлость!
— Действительно, было бы вопиющей несправедливостью отправить невиновного на рудники, сроком на пятьдесят лет, на тяжелые работы.
— Я невиновен!
— Я верю вам, — успокоил его человек в маске.
— Благодарю, ваша светлость!
— Но есть еще одна, гораздо более серьезная причина, — с сожалением произнес человек в маске.
— Что такое, ваша светлость? — со страхом спросил Туво Авзоний.
— Именно поэтому вас раздели, поставили на колени и заковали в цепи.
— Не понимаю…
— Комиссар! — позвал человек в маске, и офицер вернулся в комнату. — Вы, Туво Авзоний с планеты Митон, обвиняетесь в попытке насилия над свободной женщиной, некой Сеселлой Гарденер, с планеты Митон, и совершении над истицей, свободной женщиной Сеселлой Гарденер действий, уместных только с животными или рабынями.
— Нет! Нет! — закричал Туво Авзоний.
— Приведите свидетельницу, — приказал человек в маске.
На пороге появилась Сеселла Гарденер — злая, пылающая праведным негодованием, в сопровождении двух полицейских.
Она была одета в серое, мешковатое отвратительное одеяние «одинаковых», сапожки и длинный плащ с высоким воротом. Ее волосы скрывала тяжелая и темная материя покрывала.
Плащ был запахнут, горло спрятано под высоким воротом. Туво Авзоний, стоящий на коленях на цементном полу, смотрел на нее с отчаянием и страхом, к которому примешивалось разочарование.
Туво Авзоний с сожалением думал, что две недели назад эта удивительная красавица была совсем другой.
Однако он замечал даже теперь слабые признаки женственности — такие соблазнительные округлости под серым бесформенным одеянием фигуры, стоящей справа от кресла человека в маске. Теперь Туво Авзоний лучше разбирался в женской красоте.
— Это он? — спросил человек в маске.
— Он! — яростно воскликнула Сеселла Гарденер, указывая на коленопреклоненного Туво Авзония.
— Нет! — ответил он.
Такой поворот дела был совершенно неожиданным и досадным, поскольку именно в этот вечер Туво Авзоний ожидал увидеть на торгах свою жертву. Он даже собирался за отсутствием прочих дел посетить аукцион. Конечно, он не хотел покупать ее — это было недостойно мужчины с планеты «одинаковых». С другой стороны, он мысленно прикидывал, сколько у него денег — конечно, из чистого любопытства. Он полагал, что такая женщина может оказаться полезной, к примеру, для уборки дома, приготовления еды и прочих хозяйственных дел.
— Верно ли, что этот мужчина пытался совершить над вами насилие? — спросил человек в маске.
— Я думала, что он хочет этого! — воскликнула Сеселла Гарденер.
— Я никогда и пальцем ее не тронул! — возразил Туво Авзоний. — В ту ночь, когда кто-то из клиентов приковал ее цепью к кровати, меня даже не было в городе!
— Мы выяснили, что он был в городе и снял комнату, — сказал комиссар.
— Утром, до того, как произошел инцидент?
— Да, — кивнул комиссар, — у нас есть отметка о высадке, список пассажиров, документы агентства по сдаче недвижимости и тому подобные свидетельства.
— Именно он заставил меня снять одежду, встать рядом с кроватью и надеть цепь! — крикнула Сеселла Гарденер.
— Так значит, это он заставил вас раздеться и заковал в цепи? — с любопытством спросил комиссар.
— Да, — залилась румянцем Сеселла Гарденер.