Маленький человечек нагнулся надо мной, схватил меня за волосы и ногой толкнул к лежащему на подстилке животному.
   — Сожри ее! — крикнул он.
   Мгновенно распахнувшиеся челюсти животного щелкнули в каком-нибудь дюйме от моего лица.
   Я с диким воплем подалась назад, но тут же уперлась спиной в колени стоящего рядом низкорослого человека. Он снова отпихнул меня к животному, и перед глазами у меня опять мелькнули громадные хищные клыки чудовища со стекающей с них желтой слюной и его длинный черный язык. Меня охватил безумный ужас. Я изо всех сил заработала ногами, и мне удалось отодвинуться ближе к стене, за пределы досягаемости животного. Чудовище с глухим рычанием продолжало рваться ко мне, но пристегнутая к его широкому кожаному ошейнику цепь не давала ему дотянуться до моих ног.
   Охваченный злобой, низкорослый человек снова швырнул меня лицом на пол.
   — Не ешь ее! — скомандовал он беснующемуся животному и бросил ему снятый с крюка кусок сырого мяса.
   Чудовище вцепилось в мясо когтями и принялось раздирать его мощными зубами. Я оцепенела от ужаса. В когтях у него могло сейчас находиться мое тело.
   Низкорослый приблизился ко мне. В руках у него была длинная кожаная плеть.
   Лежа на грязном полу, обнаженная, со связанными за спиной руками, я с ужасом ждала, что теперь будет.
   — Ты говорила, что ты свободная женщина, — напомнил он.
   — Нет! — воскликнула я дрожащим голосом. — Нет! Я рабыня! Рабыня!
   — За такую, как ты, — с брезгливостью произнес он, — сто наконечников для стрел — слишком высокая цена!
   Я испуганно опустила глаза.
   — На колени, рабыня! — приказал он. Я поспешно встала перед ним на колени.
   — Вот так-то, высокомерная мисс Бринтон! — насмешливо произнес он.
   Я стояла у его ног, низко опустив голову.
   — Ну, теперь ты готова к переговорам? — с прежней насмешливостью поинтересовался он.
   — Приказывайте мне, — пробормотала я одеревеневшими губами.
   Низкорослый человек неторопливо отошел от меня. Я подняла голову и увидела, как он поднял с пола разорванную шелковую накидку и бросил ее в огонь. Стоя на коленях на грязном полу, я со слезами на глазах наблюдала, как она исчезает в языках пламени.
   Мужчина обернулся и строго посмотрел на меня.
   Я снова опустила голову.
   — Приказывайте, хозяин, — повторила я, Элеонора Бринтон — приниженная, подневольная горианская рабыня.
   — В наши намерения входит обучить тебя всем искусствам рабыни, чтобы ты смогла доставить исключительное наслаждение своему хозяину, — официальным тоном сообщил низкорослый человек. — После этого ты будешь помещена в определенный, нужный нам дом.
   — Да, хозяин, — покорно ответила я.
   — Ты отравишь хозяина этого дома, — сурово закончил свою мысль этот страшный человек.
   Меня охватил леденящий сердце ужас.
   Внезапно в углу комнаты раздался пронзительный визг и грохот посыпавшихся на пол досок. Я вскрикнула от неожиданности.
   Сквозь пролом в закрывающих окно ставнях показалась вытянутая морда слина. Быстрым движением, с ловкостью кошки он изогнулся всем телом и проскользнул в комнату.
   Сидящее у стены животное мгновенно пришло в дикую ярость.
   С низкорослого мужчины тут же слетело все его высокомерие. Испуганно вскрикнув, он поспешно отступил в дальний от окна угол комнаты.
   Я вскочила на ноги и прижалась спиной к стене.
   Слин припал к дощатому полу и оскалил усеянную острыми зубами пасть. Тело его напряглось. В отблеске догорающего в печи огня блеснули его налитые кровью глаза.
   Охваченное яростью животное рванулось с цепи.
   Низкорослый человек, словно придя в чувство после секундного замешательства, с безумным воплем бросился к слину и принялся хлестать его плетью, пытаясь выгнать зверя назад в пролом в ставнях. Однако я, к своему ужасу, видела, что слин не может выбраться наружу. В сделанный им пролом помещалась только его вытянутая морда и передние лапы, в то время как двум парам задних не во что было упереться. Человек же словно обезумел и продолжал нахлестывать слина плетью что было сил. Окончательно рассвирепев, слин оттолкнулся от окна и снова оказался в комнате.
   Он бросился к человеку и зубами вырвал у него из рук плеть. Я закричала и сильнее прижалась спиной к стене. Человек поднял с пола обломок ставни и принялся лупить им мечущегося зверя. Дощатый обломок раскололся пополам. Хищник оскалил пасть и, припав к полу, изготовился к прыжку. Прижатый к печи человек выхватил из очага пылающее полено и швырнул его хищнику в морду. Полено попало слину в голову и рассыпавшимся снопом искр повредило ему глаз. Обезумевший от боли хищник с диким воплем снова бросился к окну. Его повисшие в воздухе задние ноги заскребли когтями по бревенчатой стене. Человек выхватил из печи еще одно пылающее полено и дважды нанес удар хищнику по спине. Не в силах выбраться наружу, слин снова стал ползти через пролом назад, в комнату. Тогда человек подбежал к двери и стал вытаскивать из железных скоб запирающие ее деревянные брусья. Он хотел дать возможность слину выскочить из комнаты через дверь.
   Сидящее на цепи животное глухо зарычало, и человек испуганно обернулся. Я вскрикнула. Я ничего не могла понять. Иногда мне казалось, что это животное командовало человеком, а не наоборот.
   Обезумевший от боли, ослепший на один глаз хищник тем временем продолжал разражаться истошными воплями.
   И тут, к своему ужасу, словно в кошмарном сне, я увидела, как сидящее на цепи косматое чудовище потянулось передними лапами к надетому у него на шее кожаному ошейнику и длинными, попарно сросшимися пальцами с когтями принялось развязывать стягивающий кожаную полоску узел. Сняв с себя ошейник, оно вместе с цепями отшвырнуло его в сторону.
   Затем с яростным ревом оно широким прыжком бросилось к застрявшему в проломе слину. Между двумя животными завязалась ожесточенная схватка. Вонзившись когтями в спину упирающегося хищника, косматое чудовище втащило визжащего противника в комнату и вцепилось в него зубами. Оба зверя покатились по полу, разметая в стороны мгновенно превращенную в обломки скудную мебель этого жилища. Они с остервенением рвали друг друга когтями и кусали мощными зубами. Пол покрылся клочьями выдранной шерсти. Маленькая хижина наполнилась запахом крови. Наконец косматое чудовище вцепилось зубами слину в глотку и мощным ударом лапы свернуло ему шею. Подняв голову над поверженным противником, оно повернуло к, нам окровавленную морду и окинуло нас пылающим взглядом. По телу спина пробежала конвульсивная предсмертная дрожь.
   — Он мертв! — воскликнул низкорослый человек. — Оставь его!
   В глазах чудовища промелькнуло недоумение. Я чувствовала, что этим все не кончится. Низкорослый человек тоже казался напуганным.
   Косматое чудовище высоко запрокинуло голову, издало душераздирающий победный рев и принялось пожирать лежащее у его ног тело слина.
   — Нет! Нет! — закричал человек. — Не ешь его! Не ешь!
   Животное снова подняло голову. С его жующих челюстей свисали клочья истекающего кровью мяса.
   По телу у меня пробежала нервная дрожь.
   Косматое существо вернулось к прерванной трапезе.
   В эти минуты, я думаю, оно было совершенно неуправляемым. Однако его хозяин, низкорослый мужчина, очевидно разбирающийся в этих вещах несравненно лучше, чем я, казалось, был вне себя от ужаса.
   — Остановись! — закричал он — Прекрати немедленно! Животное исподлобья взглянуло на него, не переставая работать мощными челюстями.
   — Прекрати! — крикнул низкорослый человек. — Слушай, что тебе приказывает твой хозяин!
   Глаза косматого существа остановились на мне. Я оцепенела от леденящего сердце ужаса.
   — Я — твой хозяин! — отчетливо произнесло оно.
   Низкорослый человек с криком бросился из хижины.
   Воспользовавшись тем, что обо мне забыли, двигаясь словно во сне, я проскользнула в двух шагах от занятого кровавой трапезой косматого существа и, обнаженная, со связанными за спиной руками, растворилась в густой темноте.

11. СОРОН ИЗ АРА

   Я склонилась на колени, стоя на небольшом деревянном помосте. Ко мне подошел кожаных дел мастер с длинной иглой в руках.
   — Видите, какая Эли-нор смелая, — заметил Тарго остальным девушкам, большинство из которых не сводили с меня испуганного взгляда.
   Я закрыла глаза.
   Никаких обезболивающих средств не использовалось, но операция не была слишком болезненной. Говорят, традиция носить серьги в ушах пришла с юга и постепенно распространилась на все северные регионы.
   Я почувствовала острую боль в мочке уха, и кожаных дел мастер подошел ко мне с другой стороны.
   Еще одно вызывающее боль прикосновение длинной иглы — и уши у меня были проколоты.
   По ряду выстроившихся у помоста девушек пробежал восхищенный ропот.
   — Видите, какая она храбрая, — снова обратился к ним Тарго.
   Кожаных дел мастер вытер о кусок материи вымазанный кровью кончик иглы. После этого он укрепил в проделанных у меня в мочках ушей дырочках два крохотных кусочка проволоки с небольшой нашлепкой на конце, чтобы ранки не зарастали. Через четыре дня их должны будут убрать.
   — Следующая, — пригласил мастер. Никто из девушек не двинулся с места. Я спустилась с помоста. Решившись, Юта хлопнула себя по коленям.
   — Я пойду, — сказала она.
   Девушки облегченно вздохнули. Юта поднялась на помост и опустилась на колени.
   Руки у меня непроизвольно потянулись к ноющим ранкам.
   — Не трогай их, рабыня! — приказал кожаных дел мастер.
   — Да, хозяин, — пробормотала я.
   — Стань возле стены, Эли-нор, — распорядился Тарго.
   Я отошла к стене, отгораживающей занимаемую нами комнату в общественных невольничьих загонах города Ко-ро-ба.
   — Я тоже из касты кожаных дел мастеров, — с гордостью сообщила Юта держащему в руках иглу человеку.
   — Нет, — отрезал тот. — Ты всего лишь рабыня.
   — Да, хозяин, — поникла девушка. Я видела, как она стоит, выпрямив спину и терпеливо дожидаясь, пока мастер проколет ей уши. Она изо всех сил старалась не закричать, желая, по-видимому, выказать мужество перед человеком одной с ней касты. Бывшая госпожа Рена из Лидиса выбежала из шеренги невольниц и, заламывая руки, опустилась на колени перед Тарго.
   — У вас есть договоренность! — воскликнула она. — Вы захватили меня для другого человека! Вам, безусловно, не следует прокалывать мне уши. Мой хозяин бы этого не одобрил. Пожалуйста, не поступайте со мной так жестоко! Хозяин будет против этого!
   — Твой хозяин, — оборвал ее Тарго, — распорядился, чтобы ты была доставлена ему с проколотыми, как подобает рабыне, ушами.
   — Нет! — разрыдалась девушка — Прошу вас! Один из охранников оттащил Репу от работорговца и поставил ее назад в невольничью шеренгу.
   Перед Тарго немедленно опустилась на колени Инга.
   — Я из книжников, — напомнила она. — Я принадлежала к высшей касте. Не позволяйте прокалывать мне уши!
   — Твои уши будут проколоты, — распорядился Тарго.
   Рыдающую Ингу также вернули на ее место. К Тарго семенящим шагом приблизилась Лана. Каждое ее движение вызывало у меня отвращение.
   Опустившись перед Тарго на колени, она склонила голову с подчеркнутым смирением.
   — Пожалуйста, хозяин, — взмолилась она, — пусть эта операция проводится с остальными девушками, но не с Ланой. Мне этого очень не хочется. Лана будет счастлива, если вы позволите не прокалывать ей уши.
   Я даже фыркнула от возмущения.
   — Уши у тебя будут проколоты! — отрезал Тарго. Я не смогла удержаться от довольной улыбки.
   — Но это снизит мою стоимость! — воскликнула Лана.
   — Не думаю, — с усмешкой возразил Тарго.
   В проколотые в ушах дырочки Юте вставили крошечные кусочки проволоки, и она спустилась с помоста и стала рядом со мной. В глазах у нее блестели слезы, но она ни разу не вскрикнула и не застонала.
   — Какая ты смелая, Эли-нор, — с восхищением произнесла она.
   Я не ответила.
   Я смотрела на Тарго и на Лану.
   — Прошу вас, хозяин! — рыдала Лана с искренним испугом, потеряв всякую надежду на снисхождение. — Пожалуйста!
   — Я сказал, уши у тебя будут проколоты! — оборвал ее стенания Тарго и обернулся к стоящим тут же охранникам: — Уберите от меня эту рабыню! — распорядился он.
   Я с усмешкой наблюдала, как двое охранников подхватили Лану под руки и рывком поставили ее в невольничью шеренгу.
   С помоста с проколотыми ушами спускалась Рена. Она была бледна как мел и едва держалась на ногах. Охранник проводил ее до стены и оставил рядом с нами. Она тут же опустилась на пол и закрыла лицо руками.
   — Я — рабыня! — бормотала она сквозь слезы. — Я — обычная рабыня.
   У меня не было желания ее утешать. Этим немедленно занялась сердобольная Юта.
   На деревянный помост втащили дрожащую, упирающуюся Ингу.
   Мне было странно, что девушки выражают такой протест против прокалывания ушей. Какие они все-таки глупые! На Земле уши у меня не были проколоты, но я испытывала удовлетворение от того, что это сделано здесь. Возможно, я бы это сделала по своему желанию и на Земле. У многих моих прежних знакомых — как девушек, так и взрослых женщин — уши были проколоты. А как же иначе они могли бы носить великолепные, изящные сережки, лишний раз подчеркивающие их красоту? Нет, какие все-таки глупые эти здешние девицы!
   Длинная игла коснулась уха стоящей на помосте Инги, и та громко вскрикнула — больше, конечно, от унижения, чем от боли.
   — Ну, тихо, рабыня! — прикрикнул на нее кожаных дел мастер.
   Инга испуганно смолкла, сдерживая переполняющие ее рыдания.
   — Не шевелись, — предупредил мастер.
   — Да, хозяин, — пробормотала она.
   Традиция прокалывать женщинам уши — причем только рабыням — пришла из далекой Тарии, известной своим богатством и девятью громадными городскими воротами. Город располагался посреди южных равнин, уже за экватором, на самом пересечении степных торговых путей. Года три назад он пал под натиском варваров, воинов-кочевников, и многим жителям пришлось оставить город и бежать на север. Вместе с ними туда пришли определенные привычки, традиции и обряды.
   К примеру, вы сразу можете определить тарианина по его утверждениям о необходимости отмечать начало нового года в день летнего солнцестояния. Они также принесли с собой технологию изготовления сладких, пенящихся вин, распространившуюся сейчас по многим городам Гора. Теперь часто в северных поселениях вы сможете встретить на невольнице тарианский ошейник — узкий и достаточно большого диаметра для того, чтобы хозяин мог рукой держать за него свою рабыню. Еще одной тарианской традицией следует считать их обычай прокалывать невольницам уши и вдевать в дырочки изящные сережки. Обычай, конечно, был известен на Горе и раньше, но только с расселением тариан он получил столь широкое, повсеместное распространение.
   Рыдающую Ингу спустили с помоста и толкнули к стене. В ушах у нее виднелись крохотные кусочки проволоки. Она попыталась вырвать их из ушей, но подоспевший охранник скрутил ей руки и связал их у нее за спиной.
   Какие они все глупые!
   Инга прислонилась лицом к стене и бессильно зарыдала.
   Рядом Юта гладила по голове Рену из Лидиса, готовую, казалось, вот-вот упасть в обморок.
   — Какая ты смелая, Эли-нор, — обернулась ко мне Юта.
   — А ты такая дура, — сказала я ей. К стене подошла и Лана, опустилась на корточки и закрыла залитое слезами лицо руками.
   — Я ненавижу тариан! — воскликнула Рена. — Ненавижу!
   Юта прижала ее к себе и принялась покрывать ее заплаканное лицо поцелуями.
   Тария, насколько мне известно, не была разрушена до основания. Она поднялась из руин и снова превратилась в суверенный город, постепенно возвращающий свою былую славу и богатства. Мне думается, это имело благоприятное значение для всей экономики Гора, в особенности для его южных районов. Большинство товаров, доставляемых на север народами фургонов, производилось в Тарии или, по крайней мере, шло торговым путем через нее.
   Тачаки — наиболее воинственное племя народов фургонов, испокон веков являвшееся непримиримым противником Тарии, для того и пощадило город, чтобы иметь возможность сбывать в нем свои товары, а также скупать и доставлять в отдаленные места продукцию, выставляемую на продажу на неповторимых рынках этой жемчужины южного полушария Гора. Какие бы причины ни привели к падению Тарии, победители сохранили ее улицы и здания, давая возможность снова возродиться этому удивительному городу, называемому горианами Аром Южных степей.
   — Ненавижу тариан! — всхлипывая, бормотала Рена.
   — Перестань причитать, рабыня, — сказала я ей.
   — Не будь с ней такой суровой, Эли-нор, — попросила Юта. — Ты же видишь, как она расстроена.
   Я отвернулась.
   С деревянного помоста спустилась последняя девушка-с проколотыми ушами и с заплаканными глазами.
   Я надеялась, что нас ожидает сегодня хороший ужин. В частных невольничьих бараках для рабов, где мы проходили обучение, кормили лучше, чем в общественных, предназначенных для оставления здесь на ночь невольниц проезжающими через город работорговцами. Помимо невольниц, купцы могут оставлять на хранение в общественных пакгаузах и другой свой товар. Однако большинство торговцев, едущих через Ко-ро-ба или местных, выезжающих за пределы города на длительный срок, предпочитают оставлять своих невольниц в частных бараках, где выдаваемая рабыням пища обильнее, а условия содержания лучше.
   Другой причиной предпочтительного отношения торговцев к частным баракам является возможность прохождения здесь девушками своего рода курсов по повышению квалификации рабыни, что позволяет хозяину получить по возвращении своих невольниц уже обладающими новыми знаниями и навыками. Многие работорговцы, даже занимающиеся только местным рынком, посылают своих рабынь на эти краткосрочные курсы, что значительно повышает стоимость каждой невольницы при выставлении ее на продажу. Сами девушки не горят желанием попасть на курсы, поскольку жизнь в бараках для рабов — как общественных, так и частных — зачастую довольно тяжела, утомительна и однообразна, поэтому каждая из них по возвращении стремится всячески угодить своему хозяину, чтобы тот не решил отправить ее на повторное обучение.
   Мы же, рабыни Тарго, в течение дня занимались на курсах в частных невольничьих бараках под наставничеством опытных рабынь для наслаждений, а на ночь возвращались в общественные бараки, представляющие собой выстроенные длинными рядами клети с железными решетками и тяжелыми запорами на дверях. Прутья решеток клетей были достаточно прочны, чтобы удержать даже нередко оказывающихся здесь рабов-мужчин. Вымощенные металлическими пластинами полы клети были устланы соломой. Каждая клеть рассчитывалась на четырех невольниц. Я делила свою с Ютой, Ингой и Ланой. Рабыни должны были по очереди убирать свою камеру, но мы с Ланой были освобождены от этой неприятной обязанности: мы были для этого слишком дорогостоящими рабынями.
   Обычно я с безразличием относилась к однообразной пшенной каше с хлебом, которой нас неизменно кормили в общественных бараках. Ежедневно я испытывала такой голод, что готова была есть все подряд. В частных же бараках нам нередко давали вяленое мясо, овощи и фрукты, а иногда даже какие-нибудь сласти или глоток каланского вина. Однажды Инга продемонстрировала на занятиях неудовлетворительные знания, и за это наказали всех, лишили каких бы то ни было деликатесов. Вернувшись вечером в свою камеру, мы с Ланой поколотили Ингу, несмотря на заступничество сердобольной Юты.
   — Эли-нор! — громовым голосом прорычал Тарго.
   Я догадалась, что он уже звал меня, но я, задумавшись, не услышала.
   Я поспешно подбежала к нему и опустилась на колени.
   — На помост! — скомандовал он.
   Я подняла на него удивленные глаза.
   — Зачем? — спросила я.
   Он ответил мне таким взглядом, что я стрелой взлетела на помост и замерла в ожидании.
   Я ничего не понимала.
   Здесь же, на помосте, продолжал оставаться кожаных дел мастер. Он что-то искал в своем сундучке. Я была удивлена. Потом мне подумалось, что он, вероятно, хочет проверить правильность закрепления в проколотых дырочках вставленных кусочков проволоки.
   Я выпрямила спину и стояла, сгорая от нетерпения: мне хотелось поскорее позавтракать. Я надеялась, что эта проверка не займет много времени.
   — Откинь голову назад! — подойдя ко мне, скомандовал мастер.
   Я посмотрела на него с недоумением. В руках он держал нечто напоминающее щипчики, концы которых были не плоскими, а представляли собой две входящие одна в другую крохотные трубочки диаметром не больше обычной иглы.
   — Что это? — оторопело пробормотала я.
   — Пробойник, — ответил Тарго.
   — Голову откинь! — нетерпеливо повторил кожаных дел мастер.
   — Нет! — прошептала я. — Что вы собираетесь делать?
   — Не бойся, Эли-нор, — воскликнула Юта. — Это совсем не больно!
   Ее возгласы вызвали у меня раздражение. Лучше бы эта глупая курица вообще молчала!
   — Что вы собираетесь со мной делать? — испуганно спросила я.
   — Когда-нибудь хозяин пожелает вдеть тебе в нос колечко, — пояснил Тарго. — Ты должна быть к этому готова.
   — Нет! — закричала я. — Нет!
   На лицах выстроившихся в ряд девушек было написано полнейшее недоумение.
   Меня же сотрясала нервная дрожь.
   — Пожалуйста! — бормотала я. — Не нужно!
   — Голову назад! — теряя терпение, приказал мастер.
   Тарго смотрел на меня с не меньшим, чем девушки, недоумением. Мое поведение его в высшей степени разочаровало.
   — Ты ведь только что показала себя храброй женщинoй, Эли-нор, — с удивлением произнес он.
   От нахлынувшего на меня ужаса я потеряла всякий контроль над собой.
   — Нет! — с истерическими нотками закричала я, пытаясь соскочить с помоста.
   — Держите ее! — вышел из себя кожаных дел мастер.
   — Связать ее! — приказал Тарго. Охваченная ужасом, я заглянула в его глаза и поняла, что пощады от хозяина не жди.
   — Пожалуйста, хозяин! — бормотала я, сотрясаясь от рыданий. — Прошу вас!
   Кожаных дел мастер схватил меня за волосы. Охранники быстро связали мне ноги, скрутили за спиной руки и повалили на помост. Один из них навалился мне на грудь, а второй в неподвижном положении удерживал голову. Я не могла не только кричать, но даже пошевелиться.
   — Не двигайся, — предупредил мастер.
   Я почувствовала прикосновение к нижней части носовой перегородки холодной стали щипчиков и мгновенно пронизавшую все мое тело острую боль. Слезы навернулись мне на глаза. В месте прикосновения щипчиков осталось ощущение жжения и не проходящей тупой боли.
   В глазах у меня потемнело. Я едва не потеряла сознание, однако скрутившие мне руки охранники быстро привели меня в чувство.
   Открыв глаза, сквозь пелену слез я увидела, как кожаных дел мастер подносит к моему лицу крохотное металлическое колечко, которое он осторожно вставил в проделанную у меня в перегородке носа дырочку и тщательно скрепил концы плоскогубцами. После этого он поправил колечко таким образом, что его соприкасающиеся концы располагались у самой ранки.
   Охранники отпустили меня и стали развязывать мне ноги.
   Я дала волю подступающим к горлу рыданиям.
   — Заткнуть ей рот кляпом, — распорядился Тарго.
   Охранники быстро выполнили приказ.
   Руки у меня оставались связанными за спиной, вероятно, для того, чтобы я не могла выдернуть вдетое в нос колечко.
   Возможно, я бы это и сделала.
   Недовольный моим поведением охранник стащил меня с помоста и толкнул к стене, к остальным девушкам. Я ударилась о стену и без сил сползла на пол. Меня душило отчаяние. Я не могла поверить в то, что сделали со мной эти чудовища. Перед глазами у меня все поплыло, и я сидела, не пытаясь сдержать текущие по щекам горючие слезы.
   — Следующая! — позвал кожаных дел мастер.
   Пока остальные девушки не сводили с меня недоуменных взглядов, Юта вскочила на ноги и быстро поднялась на деревянный помост.
   Когда она вернулась на место, в носу у нее также красовалось крошечное металлическое колечко, а в глазах стояли слезы.
   — Мне оно нравится, — не преминула она сообщить разглядывающей ее Инге.
   Я посмотрела на нее с завистью. Неужели ей не больно? Юта подошла и обняла меня за плечи. Ее сочувствие вызвало у меня новый поток слез.
   — Не плачь, Эли-нор, — погладила она меня по голове.
   Я, рыдая, уткнулась в ее плечо. Откуда горианке знать, что я была еще и смертельно обижена и оскорблена?
   — Я не понимаю, Эли-нор, — призналась она. — Самую болезненную процедуру ты прошла без страха, а какого-то маленького колечка в носу испугалась. Вставить его в нос совсем не так больно, как прокалывать уши!
   — Эли-нор трусиха, — не замедлила выдать свои комментарии Рена.
   — Следующая! — вызвал кожаных дел мастер. Рена поднялась на ноги и поспешила к помосту.
   — Прокалывать уши гораздо страшнее, — продолжала увещевать меня Юта. — Вставить в нос колечко — это чепуха. Зато выглядит оно очень красиво. На юге ею носят даже свободные женщины народов фургонов. — Она наклонилась ко мне поближе. — Представляешь, — прошептала она, — даже свободные женщины! А кроме того, его можно снять, и никто не узнает, что ты его когда-то носила. Это будет совсем незаметно. — Она тяжело вздохнула. Глаза ее заволокло слезами. — Но только рабыням прокалывают уши, — горестно вздохнула она. — Как с такими ушами я могу надеяться стать когда-нибудь свободной спутницей мужчины? Какой мужчина захочет взять женщину, уши которой проколоты, как у самой обыкновенной рабыни? Ведь если мое лицо не будет закрыто вуалью, любой с первого взгляда тотчас все поймет и станет надо мной насмехаться, как над бывшей невольницей!