Страница:
Однако уже через минуту она вскочила с места и с испуганным видом принялась затаптывать огонь.
— Что ты делаешь? — закричала я.
— Тише! — прошептала она.
И тут я услышала донесшийся сверху, из темноты, крик парящего в небе тарна.
— Это дикий тарн, — пробормотала я.
В считанные секунды костер был потушен.
— Нужно уходить отсюда, — испуганно прошептала Юта.
— Но это всего лишь дикий тарн! — настаивала я.
— Надеюсь, что это так, — сказала Юта, тревожно оглядываясь по сторонам.
По спине у меня пробежала мелкая дрожь. Юта принялась ломать выстроенный нами шалаш и раскидывать сломанные ветви по сторонам.
— Возьми с собой пищи в листьях, сколько сможешь унести, — сказала Юта. — Нужно уходить как можно скорее!
Я была обозлена и испугана. Ее беспокойство казалось мне совершенно напрасным.
Замаскировав следы лагерной стоянки, Юта собрала все кости, шкуры и внутренности разделанных нами животных и поспешно закинула их в кусты.
После этого, не теряя ни минуты, мы быстро пошли в темноту. Я шагала за Ютой, чувствуя, как ненависть по отношению к ней борется во мне со страхом ее потерять.
Мы двигались по роще в прежнем юго-западном направлении. Вскоре деревья начали редеть, и мы снова оказались на краю широкой степи.
Ночь выдалась на редкость темной.
Юта напряженно всматривалась в бездонное небо, но не заметила ничего подозрительного. Долгое время она прислушивалась, но до нас не доносилось ни звука.
— Вот видишь, — раздраженно бросила я, — не надо было дергаться. Зачем убежали?
— Возможно, и не надо было, — согласилась Юта.
— И тарнов больше не слышно.
— Может, наездники спешились.
— Это всего лишь был один дикий тарн.
— Я тоже хочу на это надеяться.
Расположившись у края рощи, мы с Ютой торопливо доели остатки дичи и рыбы, которые я прихватила с собой. Обсосав все косточки, мы вытерли руки о траву и бросили объедки в кусты.
— Смотри! — внезапно прошептала Юта.
В двух сотнях ярдов от нас между ветвями густого кустарника мелькнули в темноте огни двух двигавшихся в нашу сторону факелов.
— Люди! — простонала Юта. — Мужчины!
Мы вскочили на ноги и побежали по полю, стараясь придерживаться выбранного нами с самого начала направления.
К рассвету мы добрались до очередной рощи каланских деревьев. Углубившись в нее, падающие с ног от усталости, мы на скорую руку соорудили в кустах шалаш из веток и проспали в нем весь день.
Четырьмя днями позже, в другом небольшом леске, как-то вечером Юта потребовала, чтобы я поставила силки на обнаруженной нами тропинке, протоптанной животными к водопою.
Мы больше не ощущали никаких признаков преследования. По ночам, насколько хватало глаз, мы не видели ни одного горящего факела. Нам снова посчастливилось убежать.
Перекинув через плечо смотанный узкий ремень, я пошла вдоль тропы.
Над головой у меня прыгали с ветки на ветку пичужки в ярком оперении. В кустах я заметила мгновенно ощетинившегося лесного урта, а чуть поодаль, на небольшой лужайке, даже увидела пару мирно и безбоязненно пасущихся грациозных табуков. Дважды мне на пути попадались крохотные ручейки.
И вдруг меня словно громом поразило.
Я услышала мужской голос!
Я мгновенно присела на корточки и, чувствуя, как у меня засосало под ложечкой, бесшумно скользнула под ветви густого кустарника.
Голос раздавался совсем рядом, в стороне от едва различимой тропинки. С тревожно бьющимся сердцем я осторожно раздвинула ветви кустарника и выглянула в образовавшийся просвет. Сердце у меня едва не остановилось.
Передо мной открылась небольшая поляна. Посередине поляны сидели два тарна в закрывающих им глаза глубоких колпаках. Рядом с птицами стояли и беседовали двое мужчин, воинов в легких кожаных доспехах, и с оружием. Это были — сразу заметно — сильные и жестокие люди. Я сразу узнала их. Мне уже доводилось их видеть возле невольничьих бараков на северной окраине Лауриса, где Тарго арендовал себе помещение для рабынь.
Это были люди Хаакона со Скинджера.
— Она где-то здесь, — произнес один из них.
— Будь у нас охотничий слин, — сказал второй, — мы без труда смогли бы взять ее след, и к утру она уже была бы у нас в руках.
— Надеюсь, она рабыня красного шелка! — хохотнул первый.
— Даже если нет, когда мы доставим ее Хаакону, она уже будет женщиной самого что ни на есть красного шелка, — осклабился второй.
— Хаакону это может не понравиться.
— Зато это понравится нам! Знает там Хаакон, кто из них белого шелка, а кто — красного!
— Смотря какое у него будет настроение, — продолжал хмуриться первый. — Не поплатиться бы нам головой.
— Неужели он действительно считает, что сбежавшую от него невольницу мы вернем ему девушкой белого шелка? Да никогда! — захохотал второй мужчина. — Поймать ее будет несложно. Но уж она заплатит нам за все наши труды и старания!
— А если мы вообще ее не поймаем?
— Поймаем. Девчонка она проворная, но от нас ей не уйти!
Прижавшись к земле, спрятавшись среди ветвей кустарника, я была ни жива ни мертва от страха.
— Она кажется не такой уж глупой, — все еще сомневался более осторожный первый воин.
— Однако мы заметили ночью разожженный ею костер.
— Верно. Какой бы умной она ни казалась, как бы далеко нас ни завела, у нее тем не менее хватило глупости разжечь огонь!
— Каждая женщина достаточно глупа, чтобы позволить себе разжечь костер. Когда она выкинет подобную штуку еще раз, мы ее и поймаем!
— Какой у нас план?
— Мы знаем, что она умеет разводить костер. Скорее всего, она готовила на нем пищу -жарила какую-нибудь птицу или урта.
— Конечно. Помнишь, в лесу пару дней назад мы нашли обглоданные кости лесного урта!
— Верно. Это было неподалеку от ведущей к водопою звериной тропы.
— Охотиться даже на уртов не так-то просто! Значит, у нее есть определенные навыки.
— Это — чепуха. Главное в этом деле уметь находить звериные тропы. А уж поставить на них самые простые силки — чепуха! На этом-то мы ее и схватим.
— Правильно! Она будет держаться звериных троп, и рано или поздно здесь мы ее и поймаем! — воодушевился первый охотник за рабынями.
— В этих рощах звериных троп не так уж много. Не сегодня-завтра она непременно окажется у нас в руках! Пешком ей далеко не уйти. А мы на тарнах…
Не поднимая шума, я очень осторожно отползла от поляны и, удалившись на приличное расстояние, опрометью бросилась прочь от опасного места.
Я как можно скорее должна была отыскать Юту и предупредить ее об опасности.
И тут мне в голову пришла мысль столь неожиданная, что я даже остановилась и снова спряталась в кусты, чтобы хорошенько подумать.
Эти люди все время говорили “она” — то есть они охотились за одной, а не за двумя девушками.
Значит, если я… Нет-нет! Я даже встряхнула головой, отгоняя подобные мысли.
Но эти мужчины очень меня напугали. Они были грубыми, безжалостными разбойниками. Элеоноре Бринтон, этой изнеженной девушке с Земли, ни за что нельзя попадать в руки к этим зверям. Я слышала, что они собираются сделать со своей будущей пленницей, даже если это девушка белого шелка.
А Юта почти с детства рабыня. И раньше ее…
“Нет! — сказала я себе. — Нет! Я должна гнать от себя подобные мысли!”
Я поднялась на ноги и уже медленнее, нерешительнее побрела к нашей с Ютой стоянке. Эти мужчины знают только об одной из нас. Они считают, что в лесу скрывается только одна девушка.
Нет, я не должна допускать даже мысли об этом!
Нам с Ютой нужно бежать отсюда! Бежать вдвоем! Пусть даже мне опять придется выслушивать ее указания. Пусть даже она опять станет вести себя так, словно она во всем превосходит меня!
Губы у меня сами собой растянулись в злобной усмешке. Эта Юта считает себя моим начальником. Она осмеливается отдавать мне приказания. Она помыкает мной. Мной, Элеонорой Бринтон! Она, тупая германская девчонка, дикарка, не знающая, что такое телевидение и автомобиль, осмелилась выказать превосходство по отношению к девушке с Земли! Тем более такой девушке, как я!
Ее следует проучить. Она еще плохо меня знает.
“Нет! — тут же вспыхнула в сознании другая мысль. — Я должна предупредить Юту! Я обязана ее предостеречь!”
Я приближалась к месту нашей стоянки.
Мне вспомнилось, как один из мужчин сказал: “Не сегодня-завтра мы обязательно ее поймаем!” Они идут по нашему следу много дней и не оставят преследование, пока мы не окажемся у них в руках. Нам от них не уйти.
Я усмехнулась.
Или, по крайней мере, — не уйти одной из нас!
Юта глупа, она — горианка, для нее это не имеет большого значения. Она грубая, недалекая, простая девчонка. Она даже допускает ошибки, говоря на своем родном языке. Она не обладает ни моим умом, ни сообразительностью, ни тонкостью чувств, ни деликатностью обхождения. Она, вспомнилось мне, принадлежит к низшей касте. Она во всем проигрывает по сравнению со мной.
Кроме того, она позволила себе обращаться со мной так, словно в чем-то превосходила меня. Она имела наглость указывать мне! Давать распоряжения!
Я почувствовала, как во мне просыпается глухая ненависть к этой девчонке.
Хорошенькая маленькая Юта, которую мужчины находили столь желанной и привлекательной. Я ненавидела ее! Я гораздо красивее, чем она!
Юта и прежде была рабыней, побудет и снова! Ничего с ней не сделается!
Мне вспомнилось, как она продела кожаный шнурок во вдетое мне в нос колечко и всю ночь подвергала меня унижениям. Я ненавидела ее! Ненавидела!
Мы еще посмотрим, кто из нас умнее и сообразительнее!
Я спрятала силки из кожаного ремня на небольшом деревце и приметила место. Вскоре подошла к месту нашей стоянки.
— Привет, Юта! — произнесла я с улыбкой.
— Тал, Эли-нор, — откликнулась она, отрываясь от работы.
Она ломала сухие ветки и отщепляла древесную кору для разведения огня. Дождей не было давно, стояла теплая, даже жаркая погода, и недостатка в топливе для костра не ощущалось.
— Ох, Юта, я так устала, — как ни в чем не бывало сказала я. — Я установила силки на звериной тропе довольно далеко отсюда. Мне показалось, что там больше дичи. И верно: когда я шла назад, в силки что-то попалось.
— Отлично, — кивнула Юта. — Что мы поймали на этот раз?
— Не знаю. Такого животного я еще не видела.
— А почему ты его не принесла?
— Я побоялась к нему прикоснуться.
— Ох, Эли-нор, — рассмеялась Юта, — ты такая трусиха!
— Юта, пожалуйста, сходи за ним сама. Оно такое страшное! Я побоялась взять его в руки.
— Ладно, я его принесу, — согласилась она, возвращаясь к работе.
Я бросила через плечо испуганный взгляд на тропу.
— Разве ты не пойдешь прямо сейчас? — спросила я с наигранным удивлением.
— К чему такая спешка? — пожала плечами Юта.
— Кто-нибудь может заметить поставленные нами силки. Зачем нам привлекать к себе внимание? Юта подняла глаза.
— Ты права, — согласилась она. — Нужно забрать животное как можно скорее. — Она бросила на землю охапку хвороста и сказала: — Пойдем, покажешь, где ты поставила силки.
— Нет! — воскликнула я.
Юта посмотрела на меня с удивлением.
— Ты не пройдешь мимо них, — принялась я ее убеждать. — Они стоят возле самой тропы, той, что мы с тобой приметили, с левой стороны. Ты их не пропустишь! А я так устала…
— Ладно, — сказала Юта и пошла по направлению к той поляне, где я увидела разбойников Хаакона.
Сердце у меня готово было выскочить из груди.
Стараясь идти бесшумно, я на некотором расстоянии последовала за ней. Я нашла и на всякий случай взяла с собой большой увесистый камень.
Отойдя подальше от места нашей стоянки, я присела под куст и стала ждать, что будет.
Внезапно в лесу, еще далеко отсюда, я услышала мужские крики. Сердце у меня тревожно забилось. Они поймали ее!
Вдруг уже гораздо ближе послышались шаги бегущего человека и треск ломающихся ветвей. В двух шагах от меня из кустов выскочила Юта. На лице у нее застыл ужас.
— Скорее, Эли-нор! — увидев меня, закричала она. — Бежим! Там охотники за рабами!
— Я знаю, — спокойно сказала я.
Она остановилась как вкопанная, не понимая, почему я не двигаюсь с места.
Не давая ей опомниться, я ударила ее камнем по голове.
Преследователи должны найти ее, а не меня!
Юта застонала и опустилась на землю. Слева над глазом у нее выступила кровь.
Я положила камень рядом с ее лицом. Преследователи подумают, что она споткнулась и ударилась головой о камень. Лишь бы они не догадались, что в лесу прячется еще одна рабыня! Я снова спряталась в кусты и стала ждать.
Юта попыталась подняться на ноги, но тут же со стоном снова упала. Она была без сознания.
Показавшиеся из-за деревьев мужчины подхватили ее на руки и понесли. Они на ходу сорвали с нее невольничью рубаху и, не замедляя шаг, связали ей руки.
Я была довольна. Они поймали Юту вместо меня.
Я только опасалась, что, придя в сознание, она расскажет мужчинам, что я где-то поблизости. Однако какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что она этого не сделает. Юта честна и наивна. Я знала, что она меня не выдаст.
Я не могла нарадоваться тому, как ловко я провела вокруг пальца своих преследователей.
Теперь я могла продолжать свое начатое с Ютой путешествие в Равир. Думаю, я сумею его отыскать. В деревне я скажу, что была подругой Юты, которую жители селения, надеюсь, еще не забыли. Местные жители, конечно, примут меня и, наверное, полюбят. Со временем они помогут мне добраться до Телетуса — до острова торговцев, где я отыщу приемных родителей Юты. Я не сомневалась в том, что они станут заботиться обо мне так же, как прежде заботились о Юге: ведь я была подругой их названой дочери, много лет назад пропавшей по дороге к Сардарским горам. Я скажу, что Юта просила меня отыскать их, ее приемных родителей, и от их имени пообещала, что они позаботятся обо мне. Я расскажу, как мы с Ютой старались вернуться на этот остров, но по дороге попали в руки работорговцев, и только мне, к несчастью, одной, удалось убежать. Неужели они откажутся уделить мне немного тепла и ласки? Нет! Конечно, нет! Я сумею занять в их сердцах то же место, которое прежде было отдано Юте. Они полюбят меня, и я позволю им считать себя их приемной дочерью.
Я была очень довольна собой.
Прошло несколько дней. Я продолжала свое путешествие к Равиру. Я шла ночью, а днем пряталась в небольших рощицах из деревьев ка-ла-на…
Солнце давно взошло, и я лежала, ворочаясь, на охапке травы, надежно замаскировавшись среди густого кустарника. Глаза у меня закрывались, но уснуть не давала гудевшая возле лица мошкара. Прошлой ночью я хорошо поела. Еще издали я заприметила крохотное селение и, подойдя поближе, стащила с шеста повешенный для просушки большой кусок мяса. Это было гораздо лучше того, что я могла поймать в свои силки.
С тех пор как Юта оказалась в руках преследователей, я не жарила себе мяса. Во-первых, я ни разу не смогла самостоятельно развести огонь, а во-вторых — и это самое главное — я теперь знала, насколько это опасно.
Я обходилась фруктами, лесными орехами и съедобными кореньями. Иногда моя вынужденная скудная диета дополнялась мясом какой-нибудь мелкой дичи — птицы или лесного урта, — попавшейся в расставленные мной силки. Но в последние две ночи мне сказочно повезло: я дважды наткнулась на небольшие селения и ухитрилась стащить пару кусков вяленого мяса. Я решила, что питаться подобным образом для меня самое подходящее дело.
Я никогда не смогу себя пересилить и даже ко рту не поднесу тех мерзких водяных жуков, которых ела Юта, и отвратительных зеленых насекомых, которых она выковыривала из-под коры поваленных деревьев. Как бы они ни были богаты белками и протеинами, я лучше ноги протяну от голода, чем заставлю себя проглотить хоть одну такую гадость!
Куда лучше утащить кусок мяса во встречающихся у меня на пути селениях, у бестолковых крестьян! Я даже не стала особенно удаляться от селения, решив этой ночью снова полакомиться вяленым мяском и прихватить еще кусочек на завтрашний день.
Я лежала, закинув руки под голову, и сквозь густые ветви кустарника лениво наблюдала за плывущими по небу облаками. День выдался теплым и солнечным. Настроение у меня было приподнятое. Я с удовольствием ощущала приятную сытость в желудке.
Внезапно где-то вдалеке я различила неясный шум. Мне показалось, что это кричат люди. Их голоса сливались с каким-то грохотом, издаваемым металлическими предметами. Вероятно, они колотили палками в какие-нибудь тазы или кастрюли.
Вначале я не придала большого значения причудам местных жителей, однако через несколько минут стало ясно, что странные звуки быстро приближаются.
Я почувствовала смутное беспокойство.
Вскочив на ноги, я выглянула, раздвинув ветви кустарника.
С опушки леса, ближайшей к селению, доносился ужасный грохот, приближающийся ко мне.
Не связывая появление шума со своим присутствием в лесу, я перебросила через плечо кожаный ремень, с помощью которого устраивала силки, и не спеша направилась в противоположную сторону, собирая по дороге ягоды и съедобные плоды.
Шум у меня за спиной становился все громче, но я пока не придавала этому значения. Что бы там ни затевали местные жители, для меня главное — на них не наткнуться, а в моем распоряжении целый лес, так что я без труда смогу от них удалиться.
Не желая углубляться в рощу, что было мне совсем не по пути, я свернула влево, стараясь обогнуть двигавшихся в моем направлении людей.
Я шла все так же неторопливо, время от времени наклоняясь, чтобы пособирать ягоды или сорвать плод.
И вдруг, к своему раздражению, я услышала, что такой же издаваемый металлическими предметами грохот приближается навстречу.
У меня родились смутные подозрения, а легкое беспокойство переросло в тревогу. Я повернула направо и перешла на бег. Неужели меня пытаются взять в кольцо?
Через две-три минуты стало ясно, что я приближаюсь к еще одному источнику шума. Я испуганно оглянулась. Грохот металлической посуды доносился теперь с трех сторон. Издававшие шум люди окружали рощу широким полукругом.
Стало ясно, что это именно на меня они устроили облаву!
Я испугалась не на шутку.
Лишь с одной стороны шум не доносился. Не долго думая, я побежала в этом направлении. Вскоре оказалось, что эти люди прижимают меня к краю рощи. Там я окажусь вне защиты густых деревьев! Там они смогут загнать меня в расставленные ими сети или прямо в руки поджидающих в засаде охотников! Это пугало меня больше, чем разносившийся по лесу шум.
Я должна как-то проскользнуть между окружающими меня людьми.
Очень осторожно, прячась за ветвями кустарника какой погуще, я направилась навстречу приближающемуся грохоту.
Мимо пробежал испуганный табук, мелькнула среди травы пара встревоженных уртов.
Нарастающий грохот и осознание того, что я являюсь объектом устроенной облавы, делали все происходящее вокруг каким-то нереальным. Я чувствовала себя словно в кошмарном сне. Я заметалась, утратила всякую способность мыслить рационально. Меня мучило только желание поскорее убежать от этого грохота, заткнуть уши, чтобы его не слышать, проснуться! Однако я нашла в себе силы окончательно не впасть в истерику.
Я забилась в середину густого кустарника и прижалась к земле.
Грохот стал невыносимым. Сердце у меня готово было выскочить из груди.
Плотной шеренгой на меня надвигалось не меньше двух сотен крестьян — мужчин, женщин, детей. Все они кричали и что было сил колотили палками в железные тазы, котелки и кастрюли. В руках у мужчин я увидела копья и дубинки, женщины несли вилы и плети для скота.
Их было слишком много, они шли очень близко друг к другу!
Я плотнее прижалась к земле.
Какой-то ребенок заметил меня и еще громче заколотил палкой в железную кастрюлю.
Я не выдержала, вскочила на ноги и побежала.
Оглушительный грохот отдавался в каждой клеточке моего тела. Он притуплял сознание, лишал воли. Я не способна была о чем-то думать. Я могла только бежать туда, где не было этого адского шума, где стояла тишина.
Я выскочила из рощи и побежала по открытому полю. В ярких лучах полуденного солнца я была хорошо видна на открытом пространстве. Но я продолжала бежать, не останавливаясь, не раздумывая над тем, что ждет меня впереди. Меня гнал безудержный страх и желание уйти как можно дальше от этого ужасного, подавляющего чувства и мысли грохота.
Я бежала, пока хватало сил. Потом я оглянулась назад.
Крестьяне стояли на краю рощи. Они уже не кричали и не колотили в свои тазы и кастрюли.
Я окинула взглядом открывающееся передо мной бескрайнее поле. Впереди никого не было. За мной не гнались крепкие крестьянские парни, чтобы повалить меня на землю и скрутить руки кожаными ремнями. Не было расставленных сетей или каких-то других ловушек. Не было ничего, что помешало бы мне убежать!
Я закричала от радости.
Эти крестьяне хотели только выгнать меня из рощи! Они не старались меня поймать!
Я все еще была на свободе!
Я стояла посреди бескрайнего поля, поросшего высокой — по колено — густой травой. По синему бездонному небу легко скользили пушистые облака. Яркие солнечные лучи ласкали лицо и плечи. Выстроившиеся на опушке рощи крестьяне уже не казались мне такими страшными. Я полной грудью вдохнула свежий, пьянящий воздух этой славной планеты и еще раз подивилась ее удивительной, сказочной красоте.
Мне хотелось петь и плясать! Крестьяне вовсе не собирались меня преследовать. Я почувствовала себя счастливой.
Я свободна!
Я запрокинула голову к небу, с удовольствием ощущая, как легкий ветерок ласково перебирает мои волосы.
Свобода!
И вдруг сердце у меня снова тревожно забилось. В беспредельных глубинах высокого синего неба я различила едва заметную черную точку.
Я оглянулась на толпу крестьян: они не тронулись с места.
Я опустилась на траву, чувствуя, как меня оставляют последние силы.
Черная точка стремительно перемещалась по небу. Сначала она была справа от меня, затем сзади, а теперь я видела ее прямо перед собой. Она описывала надо мной широкие круги.
Я закричала от отчаяния. Я находилась в самом центре этого описываемого зловещей точкой круга.
Я вскочила на ноги и побежала.
Я бежала не останавливаясь, изредка бросая взгляд на удаляющуюся за спиной рощу из темно-желтых деревьев ка-ла-на и на двигавшуюся вслед за мной в небе точку, которая постепенно увеличивалась в размерах и принимала зловещие очертания огромной парящей птицы. В какое-то мгновение я даже заметила, как сверкнул в лучах солнца металлический шлем, надетый на голову ее наездника.
Птица быстро снижалась, определенно направляясь прямо ко мне. Я уже различала ее пронзительный крик и хлопанье крыльев.
Я словно обезумела от страха и захлестнувшего меня отчаяния. Я бежала — не различая дороги, спотыкаясь о камни, падая и поднимаясь вновь.
Крики птицы, свист рассекаемого мощными крыльями воздуха раздавались все ближе и ближе. Я чувствовала себя диким табуком, спасающимся бегством от когтей настигающего его хищника.
Над головой у меня промелькнула громадная черная тень с распростертыми крыльями. Потоком воздуха меня сбило с ног, но я тут же вскочила с земли и рванулась в сторону, радуясь тому, что птице не удалось схватить меня своими когтями.
И тут мне на плечи упала широкая петля длинного кожаного лассо. В одно мгновение руки у меня оказались плотно прижатыми к телу. Я почувствовала страшный рывок в сторону, от которого дыхание у меня перехватило, а спина едва не переломилась. Непреодолимая сила потащила меня вверх. Ноги оторвались от земли, и я с ужасом наблюдала, как трава, только что доходившая мне до колен, удаляется от меня, остается внизу — далеко внизу!
Я закричала.
Меня завертело потоком воздуха, перевернуло вниз головой, так что теперь яркое, слепящее солнце оказалось у меня под ногами. Охватывающий мое тело ремень впился мне в руки, в спину, в живот. Стало трудно Дышать. Тарн быстро набирал высоту, и когда я отважилась бросить взгляд на землю, то увидела, что трава на поле, в нескольких сотнях футов подо мной, превратилась в сплошное зеленое пятно, а роща из темно-желтых деревьев ка-ла-на напоминает теперь небольшую охапку листьев. Я беспомощно болталась на ремне в сорока футах под ногами уносящего меня ввысь могучего тарна. Мне страшно было даже подумать, что произойдет, если стягивающий мое тело кожаный ремень не выдержит и оборвется.
Птица начала делать в воздухе широкий разворот; теперь она направлялась в сторону каланской рощи, оставшейся далеко внизу.
Меня вертело и трепало в воздухе, как беспомощную игрушку, подвешенную на ветру. Ремень безжалостно впивался в грудь. Я задыхалась.
Тут я почувствовала, что меня неторопливо, фут за футом, поднимают вверх. Я хотела ухватиться за ремень, но не смогла даже пошевелить плотно прижатыми к телу руками.
Прямо над головой я увидела чудовищные когти птицы — громадные, острые, хищно изогнутые, — но в следующее мгновение меня потащило в сторону от них, и я почувствовала плечом прикосновение к жесткому кожаному седлу и обутой в сандалию ноге наездника.
Через секунду я уже лежала у него на коленях. Я была так напугана, что не смела даже пошевелиться.
Сквозь прорези на шлеме я увидела глаза наездника. Они смеялись. Я поспешно отвела взгляд.
— Что ты делаешь? — закричала я.
— Тише! — прошептала она.
И тут я услышала донесшийся сверху, из темноты, крик парящего в небе тарна.
— Это дикий тарн, — пробормотала я.
В считанные секунды костер был потушен.
— Нужно уходить отсюда, — испуганно прошептала Юта.
— Но это всего лишь дикий тарн! — настаивала я.
— Надеюсь, что это так, — сказала Юта, тревожно оглядываясь по сторонам.
По спине у меня пробежала мелкая дрожь. Юта принялась ломать выстроенный нами шалаш и раскидывать сломанные ветви по сторонам.
— Возьми с собой пищи в листьях, сколько сможешь унести, — сказала Юта. — Нужно уходить как можно скорее!
Я была обозлена и испугана. Ее беспокойство казалось мне совершенно напрасным.
Замаскировав следы лагерной стоянки, Юта собрала все кости, шкуры и внутренности разделанных нами животных и поспешно закинула их в кусты.
После этого, не теряя ни минуты, мы быстро пошли в темноту. Я шагала за Ютой, чувствуя, как ненависть по отношению к ней борется во мне со страхом ее потерять.
Мы двигались по роще в прежнем юго-западном направлении. Вскоре деревья начали редеть, и мы снова оказались на краю широкой степи.
Ночь выдалась на редкость темной.
Юта напряженно всматривалась в бездонное небо, но не заметила ничего подозрительного. Долгое время она прислушивалась, но до нас не доносилось ни звука.
— Вот видишь, — раздраженно бросила я, — не надо было дергаться. Зачем убежали?
— Возможно, и не надо было, — согласилась Юта.
— И тарнов больше не слышно.
— Может, наездники спешились.
— Это всего лишь был один дикий тарн.
— Я тоже хочу на это надеяться.
Расположившись у края рощи, мы с Ютой торопливо доели остатки дичи и рыбы, которые я прихватила с собой. Обсосав все косточки, мы вытерли руки о траву и бросили объедки в кусты.
— Смотри! — внезапно прошептала Юта.
В двух сотнях ярдов от нас между ветвями густого кустарника мелькнули в темноте огни двух двигавшихся в нашу сторону факелов.
— Люди! — простонала Юта. — Мужчины!
Мы вскочили на ноги и побежали по полю, стараясь придерживаться выбранного нами с самого начала направления.
К рассвету мы добрались до очередной рощи каланских деревьев. Углубившись в нее, падающие с ног от усталости, мы на скорую руку соорудили в кустах шалаш из веток и проспали в нем весь день.
Четырьмя днями позже, в другом небольшом леске, как-то вечером Юта потребовала, чтобы я поставила силки на обнаруженной нами тропинке, протоптанной животными к водопою.
Мы больше не ощущали никаких признаков преследования. По ночам, насколько хватало глаз, мы не видели ни одного горящего факела. Нам снова посчастливилось убежать.
Перекинув через плечо смотанный узкий ремень, я пошла вдоль тропы.
Над головой у меня прыгали с ветки на ветку пичужки в ярком оперении. В кустах я заметила мгновенно ощетинившегося лесного урта, а чуть поодаль, на небольшой лужайке, даже увидела пару мирно и безбоязненно пасущихся грациозных табуков. Дважды мне на пути попадались крохотные ручейки.
И вдруг меня словно громом поразило.
Я услышала мужской голос!
Я мгновенно присела на корточки и, чувствуя, как у меня засосало под ложечкой, бесшумно скользнула под ветви густого кустарника.
Голос раздавался совсем рядом, в стороне от едва различимой тропинки. С тревожно бьющимся сердцем я осторожно раздвинула ветви кустарника и выглянула в образовавшийся просвет. Сердце у меня едва не остановилось.
Передо мной открылась небольшая поляна. Посередине поляны сидели два тарна в закрывающих им глаза глубоких колпаках. Рядом с птицами стояли и беседовали двое мужчин, воинов в легких кожаных доспехах, и с оружием. Это были — сразу заметно — сильные и жестокие люди. Я сразу узнала их. Мне уже доводилось их видеть возле невольничьих бараков на северной окраине Лауриса, где Тарго арендовал себе помещение для рабынь.
Это были люди Хаакона со Скинджера.
— Она где-то здесь, — произнес один из них.
— Будь у нас охотничий слин, — сказал второй, — мы без труда смогли бы взять ее след, и к утру она уже была бы у нас в руках.
— Надеюсь, она рабыня красного шелка! — хохотнул первый.
— Даже если нет, когда мы доставим ее Хаакону, она уже будет женщиной самого что ни на есть красного шелка, — осклабился второй.
— Хаакону это может не понравиться.
— Зато это понравится нам! Знает там Хаакон, кто из них белого шелка, а кто — красного!
— Смотря какое у него будет настроение, — продолжал хмуриться первый. — Не поплатиться бы нам головой.
— Неужели он действительно считает, что сбежавшую от него невольницу мы вернем ему девушкой белого шелка? Да никогда! — захохотал второй мужчина. — Поймать ее будет несложно. Но уж она заплатит нам за все наши труды и старания!
— А если мы вообще ее не поймаем?
— Поймаем. Девчонка она проворная, но от нас ей не уйти!
Прижавшись к земле, спрятавшись среди ветвей кустарника, я была ни жива ни мертва от страха.
— Она кажется не такой уж глупой, — все еще сомневался более осторожный первый воин.
— Однако мы заметили ночью разожженный ею костер.
— Верно. Какой бы умной она ни казалась, как бы далеко нас ни завела, у нее тем не менее хватило глупости разжечь огонь!
— Каждая женщина достаточно глупа, чтобы позволить себе разжечь костер. Когда она выкинет подобную штуку еще раз, мы ее и поймаем!
— Какой у нас план?
— Мы знаем, что она умеет разводить костер. Скорее всего, она готовила на нем пищу -жарила какую-нибудь птицу или урта.
— Конечно. Помнишь, в лесу пару дней назад мы нашли обглоданные кости лесного урта!
— Верно. Это было неподалеку от ведущей к водопою звериной тропы.
— Охотиться даже на уртов не так-то просто! Значит, у нее есть определенные навыки.
— Это — чепуха. Главное в этом деле уметь находить звериные тропы. А уж поставить на них самые простые силки — чепуха! На этом-то мы ее и схватим.
— Правильно! Она будет держаться звериных троп, и рано или поздно здесь мы ее и поймаем! — воодушевился первый охотник за рабынями.
— В этих рощах звериных троп не так уж много. Не сегодня-завтра она непременно окажется у нас в руках! Пешком ей далеко не уйти. А мы на тарнах…
Не поднимая шума, я очень осторожно отползла от поляны и, удалившись на приличное расстояние, опрометью бросилась прочь от опасного места.
Я как можно скорее должна была отыскать Юту и предупредить ее об опасности.
И тут мне в голову пришла мысль столь неожиданная, что я даже остановилась и снова спряталась в кусты, чтобы хорошенько подумать.
Эти люди все время говорили “она” — то есть они охотились за одной, а не за двумя девушками.
Значит, если я… Нет-нет! Я даже встряхнула головой, отгоняя подобные мысли.
Но эти мужчины очень меня напугали. Они были грубыми, безжалостными разбойниками. Элеоноре Бринтон, этой изнеженной девушке с Земли, ни за что нельзя попадать в руки к этим зверям. Я слышала, что они собираются сделать со своей будущей пленницей, даже если это девушка белого шелка.
А Юта почти с детства рабыня. И раньше ее…
“Нет! — сказала я себе. — Нет! Я должна гнать от себя подобные мысли!”
Я поднялась на ноги и уже медленнее, нерешительнее побрела к нашей с Ютой стоянке. Эти мужчины знают только об одной из нас. Они считают, что в лесу скрывается только одна девушка.
Нет, я не должна допускать даже мысли об этом!
Нам с Ютой нужно бежать отсюда! Бежать вдвоем! Пусть даже мне опять придется выслушивать ее указания. Пусть даже она опять станет вести себя так, словно она во всем превосходит меня!
Губы у меня сами собой растянулись в злобной усмешке. Эта Юта считает себя моим начальником. Она осмеливается отдавать мне приказания. Она помыкает мной. Мной, Элеонорой Бринтон! Она, тупая германская девчонка, дикарка, не знающая, что такое телевидение и автомобиль, осмелилась выказать превосходство по отношению к девушке с Земли! Тем более такой девушке, как я!
Ее следует проучить. Она еще плохо меня знает.
“Нет! — тут же вспыхнула в сознании другая мысль. — Я должна предупредить Юту! Я обязана ее предостеречь!”
Я приближалась к месту нашей стоянки.
Мне вспомнилось, как один из мужчин сказал: “Не сегодня-завтра мы обязательно ее поймаем!” Они идут по нашему следу много дней и не оставят преследование, пока мы не окажемся у них в руках. Нам от них не уйти.
Я усмехнулась.
Или, по крайней мере, — не уйти одной из нас!
Юта глупа, она — горианка, для нее это не имеет большого значения. Она грубая, недалекая, простая девчонка. Она даже допускает ошибки, говоря на своем родном языке. Она не обладает ни моим умом, ни сообразительностью, ни тонкостью чувств, ни деликатностью обхождения. Она, вспомнилось мне, принадлежит к низшей касте. Она во всем проигрывает по сравнению со мной.
Кроме того, она позволила себе обращаться со мной так, словно в чем-то превосходила меня. Она имела наглость указывать мне! Давать распоряжения!
Я почувствовала, как во мне просыпается глухая ненависть к этой девчонке.
Хорошенькая маленькая Юта, которую мужчины находили столь желанной и привлекательной. Я ненавидела ее! Я гораздо красивее, чем она!
Юта и прежде была рабыней, побудет и снова! Ничего с ней не сделается!
Мне вспомнилось, как она продела кожаный шнурок во вдетое мне в нос колечко и всю ночь подвергала меня унижениям. Я ненавидела ее! Ненавидела!
Мы еще посмотрим, кто из нас умнее и сообразительнее!
Я спрятала силки из кожаного ремня на небольшом деревце и приметила место. Вскоре подошла к месту нашей стоянки.
— Привет, Юта! — произнесла я с улыбкой.
— Тал, Эли-нор, — откликнулась она, отрываясь от работы.
Она ломала сухие ветки и отщепляла древесную кору для разведения огня. Дождей не было давно, стояла теплая, даже жаркая погода, и недостатка в топливе для костра не ощущалось.
— Ох, Юта, я так устала, — как ни в чем не бывало сказала я. — Я установила силки на звериной тропе довольно далеко отсюда. Мне показалось, что там больше дичи. И верно: когда я шла назад, в силки что-то попалось.
— Отлично, — кивнула Юта. — Что мы поймали на этот раз?
— Не знаю. Такого животного я еще не видела.
— А почему ты его не принесла?
— Я побоялась к нему прикоснуться.
— Ох, Эли-нор, — рассмеялась Юта, — ты такая трусиха!
— Юта, пожалуйста, сходи за ним сама. Оно такое страшное! Я побоялась взять его в руки.
— Ладно, я его принесу, — согласилась она, возвращаясь к работе.
Я бросила через плечо испуганный взгляд на тропу.
— Разве ты не пойдешь прямо сейчас? — спросила я с наигранным удивлением.
— К чему такая спешка? — пожала плечами Юта.
— Кто-нибудь может заметить поставленные нами силки. Зачем нам привлекать к себе внимание? Юта подняла глаза.
— Ты права, — согласилась она. — Нужно забрать животное как можно скорее. — Она бросила на землю охапку хвороста и сказала: — Пойдем, покажешь, где ты поставила силки.
— Нет! — воскликнула я.
Юта посмотрела на меня с удивлением.
— Ты не пройдешь мимо них, — принялась я ее убеждать. — Они стоят возле самой тропы, той, что мы с тобой приметили, с левой стороны. Ты их не пропустишь! А я так устала…
— Ладно, — сказала Юта и пошла по направлению к той поляне, где я увидела разбойников Хаакона.
Сердце у меня готово было выскочить из груди.
Стараясь идти бесшумно, я на некотором расстоянии последовала за ней. Я нашла и на всякий случай взяла с собой большой увесистый камень.
Отойдя подальше от места нашей стоянки, я присела под куст и стала ждать, что будет.
Внезапно в лесу, еще далеко отсюда, я услышала мужские крики. Сердце у меня тревожно забилось. Они поймали ее!
Вдруг уже гораздо ближе послышались шаги бегущего человека и треск ломающихся ветвей. В двух шагах от меня из кустов выскочила Юта. На лице у нее застыл ужас.
— Скорее, Эли-нор! — увидев меня, закричала она. — Бежим! Там охотники за рабами!
— Я знаю, — спокойно сказала я.
Она остановилась как вкопанная, не понимая, почему я не двигаюсь с места.
Не давая ей опомниться, я ударила ее камнем по голове.
Преследователи должны найти ее, а не меня!
Юта застонала и опустилась на землю. Слева над глазом у нее выступила кровь.
Я положила камень рядом с ее лицом. Преследователи подумают, что она споткнулась и ударилась головой о камень. Лишь бы они не догадались, что в лесу прячется еще одна рабыня! Я снова спряталась в кусты и стала ждать.
Юта попыталась подняться на ноги, но тут же со стоном снова упала. Она была без сознания.
Показавшиеся из-за деревьев мужчины подхватили ее на руки и понесли. Они на ходу сорвали с нее невольничью рубаху и, не замедляя шаг, связали ей руки.
Я была довольна. Они поймали Юту вместо меня.
Я только опасалась, что, придя в сознание, она расскажет мужчинам, что я где-то поблизости. Однако какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что она этого не сделает. Юта честна и наивна. Я знала, что она меня не выдаст.
Я не могла нарадоваться тому, как ловко я провела вокруг пальца своих преследователей.
Теперь я могла продолжать свое начатое с Ютой путешествие в Равир. Думаю, я сумею его отыскать. В деревне я скажу, что была подругой Юты, которую жители селения, надеюсь, еще не забыли. Местные жители, конечно, примут меня и, наверное, полюбят. Со временем они помогут мне добраться до Телетуса — до острова торговцев, где я отыщу приемных родителей Юты. Я не сомневалась в том, что они станут заботиться обо мне так же, как прежде заботились о Юге: ведь я была подругой их названой дочери, много лет назад пропавшей по дороге к Сардарским горам. Я скажу, что Юта просила меня отыскать их, ее приемных родителей, и от их имени пообещала, что они позаботятся обо мне. Я расскажу, как мы с Ютой старались вернуться на этот остров, но по дороге попали в руки работорговцев, и только мне, к несчастью, одной, удалось убежать. Неужели они откажутся уделить мне немного тепла и ласки? Нет! Конечно, нет! Я сумею занять в их сердцах то же место, которое прежде было отдано Юте. Они полюбят меня, и я позволю им считать себя их приемной дочерью.
Я была очень довольна собой.
Прошло несколько дней. Я продолжала свое путешествие к Равиру. Я шла ночью, а днем пряталась в небольших рощицах из деревьев ка-ла-на…
Солнце давно взошло, и я лежала, ворочаясь, на охапке травы, надежно замаскировавшись среди густого кустарника. Глаза у меня закрывались, но уснуть не давала гудевшая возле лица мошкара. Прошлой ночью я хорошо поела. Еще издали я заприметила крохотное селение и, подойдя поближе, стащила с шеста повешенный для просушки большой кусок мяса. Это было гораздо лучше того, что я могла поймать в свои силки.
С тех пор как Юта оказалась в руках преследователей, я не жарила себе мяса. Во-первых, я ни разу не смогла самостоятельно развести огонь, а во-вторых — и это самое главное — я теперь знала, насколько это опасно.
Я обходилась фруктами, лесными орехами и съедобными кореньями. Иногда моя вынужденная скудная диета дополнялась мясом какой-нибудь мелкой дичи — птицы или лесного урта, — попавшейся в расставленные мной силки. Но в последние две ночи мне сказочно повезло: я дважды наткнулась на небольшие селения и ухитрилась стащить пару кусков вяленого мяса. Я решила, что питаться подобным образом для меня самое подходящее дело.
Я никогда не смогу себя пересилить и даже ко рту не поднесу тех мерзких водяных жуков, которых ела Юта, и отвратительных зеленых насекомых, которых она выковыривала из-под коры поваленных деревьев. Как бы они ни были богаты белками и протеинами, я лучше ноги протяну от голода, чем заставлю себя проглотить хоть одну такую гадость!
Куда лучше утащить кусок мяса во встречающихся у меня на пути селениях, у бестолковых крестьян! Я даже не стала особенно удаляться от селения, решив этой ночью снова полакомиться вяленым мяском и прихватить еще кусочек на завтрашний день.
Я лежала, закинув руки под голову, и сквозь густые ветви кустарника лениво наблюдала за плывущими по небу облаками. День выдался теплым и солнечным. Настроение у меня было приподнятое. Я с удовольствием ощущала приятную сытость в желудке.
Внезапно где-то вдалеке я различила неясный шум. Мне показалось, что это кричат люди. Их голоса сливались с каким-то грохотом, издаваемым металлическими предметами. Вероятно, они колотили палками в какие-нибудь тазы или кастрюли.
Вначале я не придала большого значения причудам местных жителей, однако через несколько минут стало ясно, что странные звуки быстро приближаются.
Я почувствовала смутное беспокойство.
Вскочив на ноги, я выглянула, раздвинув ветви кустарника.
С опушки леса, ближайшей к селению, доносился ужасный грохот, приближающийся ко мне.
Не связывая появление шума со своим присутствием в лесу, я перебросила через плечо кожаный ремень, с помощью которого устраивала силки, и не спеша направилась в противоположную сторону, собирая по дороге ягоды и съедобные плоды.
Шум у меня за спиной становился все громче, но я пока не придавала этому значения. Что бы там ни затевали местные жители, для меня главное — на них не наткнуться, а в моем распоряжении целый лес, так что я без труда смогу от них удалиться.
Не желая углубляться в рощу, что было мне совсем не по пути, я свернула влево, стараясь обогнуть двигавшихся в моем направлении людей.
Я шла все так же неторопливо, время от времени наклоняясь, чтобы пособирать ягоды или сорвать плод.
И вдруг, к своему раздражению, я услышала, что такой же издаваемый металлическими предметами грохот приближается навстречу.
У меня родились смутные подозрения, а легкое беспокойство переросло в тревогу. Я повернула направо и перешла на бег. Неужели меня пытаются взять в кольцо?
Через две-три минуты стало ясно, что я приближаюсь к еще одному источнику шума. Я испуганно оглянулась. Грохот металлической посуды доносился теперь с трех сторон. Издававшие шум люди окружали рощу широким полукругом.
Стало ясно, что это именно на меня они устроили облаву!
Я испугалась не на шутку.
Лишь с одной стороны шум не доносился. Не долго думая, я побежала в этом направлении. Вскоре оказалось, что эти люди прижимают меня к краю рощи. Там я окажусь вне защиты густых деревьев! Там они смогут загнать меня в расставленные ими сети или прямо в руки поджидающих в засаде охотников! Это пугало меня больше, чем разносившийся по лесу шум.
Я должна как-то проскользнуть между окружающими меня людьми.
Очень осторожно, прячась за ветвями кустарника какой погуще, я направилась навстречу приближающемуся грохоту.
Мимо пробежал испуганный табук, мелькнула среди травы пара встревоженных уртов.
Нарастающий грохот и осознание того, что я являюсь объектом устроенной облавы, делали все происходящее вокруг каким-то нереальным. Я чувствовала себя словно в кошмарном сне. Я заметалась, утратила всякую способность мыслить рационально. Меня мучило только желание поскорее убежать от этого грохота, заткнуть уши, чтобы его не слышать, проснуться! Однако я нашла в себе силы окончательно не впасть в истерику.
Я забилась в середину густого кустарника и прижалась к земле.
Грохот стал невыносимым. Сердце у меня готово было выскочить из груди.
Плотной шеренгой на меня надвигалось не меньше двух сотен крестьян — мужчин, женщин, детей. Все они кричали и что было сил колотили палками в железные тазы, котелки и кастрюли. В руках у мужчин я увидела копья и дубинки, женщины несли вилы и плети для скота.
Их было слишком много, они шли очень близко друг к другу!
Я плотнее прижалась к земле.
Какой-то ребенок заметил меня и еще громче заколотил палкой в железную кастрюлю.
Я не выдержала, вскочила на ноги и побежала.
Оглушительный грохот отдавался в каждой клеточке моего тела. Он притуплял сознание, лишал воли. Я не способна была о чем-то думать. Я могла только бежать туда, где не было этого адского шума, где стояла тишина.
Я выскочила из рощи и побежала по открытому полю. В ярких лучах полуденного солнца я была хорошо видна на открытом пространстве. Но я продолжала бежать, не останавливаясь, не раздумывая над тем, что ждет меня впереди. Меня гнал безудержный страх и желание уйти как можно дальше от этого ужасного, подавляющего чувства и мысли грохота.
Я бежала, пока хватало сил. Потом я оглянулась назад.
Крестьяне стояли на краю рощи. Они уже не кричали и не колотили в свои тазы и кастрюли.
Я окинула взглядом открывающееся передо мной бескрайнее поле. Впереди никого не было. За мной не гнались крепкие крестьянские парни, чтобы повалить меня на землю и скрутить руки кожаными ремнями. Не было расставленных сетей или каких-то других ловушек. Не было ничего, что помешало бы мне убежать!
Я закричала от радости.
Эти крестьяне хотели только выгнать меня из рощи! Они не старались меня поймать!
Я все еще была на свободе!
Я стояла посреди бескрайнего поля, поросшего высокой — по колено — густой травой. По синему бездонному небу легко скользили пушистые облака. Яркие солнечные лучи ласкали лицо и плечи. Выстроившиеся на опушке рощи крестьяне уже не казались мне такими страшными. Я полной грудью вдохнула свежий, пьянящий воздух этой славной планеты и еще раз подивилась ее удивительной, сказочной красоте.
Мне хотелось петь и плясать! Крестьяне вовсе не собирались меня преследовать. Я почувствовала себя счастливой.
Я свободна!
Я запрокинула голову к небу, с удовольствием ощущая, как легкий ветерок ласково перебирает мои волосы.
Свобода!
И вдруг сердце у меня снова тревожно забилось. В беспредельных глубинах высокого синего неба я различила едва заметную черную точку.
Я оглянулась на толпу крестьян: они не тронулись с места.
Я опустилась на траву, чувствуя, как меня оставляют последние силы.
Черная точка стремительно перемещалась по небу. Сначала она была справа от меня, затем сзади, а теперь я видела ее прямо перед собой. Она описывала надо мной широкие круги.
Я закричала от отчаяния. Я находилась в самом центре этого описываемого зловещей точкой круга.
Я вскочила на ноги и побежала.
Я бежала не останавливаясь, изредка бросая взгляд на удаляющуюся за спиной рощу из темно-желтых деревьев ка-ла-на и на двигавшуюся вслед за мной в небе точку, которая постепенно увеличивалась в размерах и принимала зловещие очертания огромной парящей птицы. В какое-то мгновение я даже заметила, как сверкнул в лучах солнца металлический шлем, надетый на голову ее наездника.
Птица быстро снижалась, определенно направляясь прямо ко мне. Я уже различала ее пронзительный крик и хлопанье крыльев.
Я словно обезумела от страха и захлестнувшего меня отчаяния. Я бежала — не различая дороги, спотыкаясь о камни, падая и поднимаясь вновь.
Крики птицы, свист рассекаемого мощными крыльями воздуха раздавались все ближе и ближе. Я чувствовала себя диким табуком, спасающимся бегством от когтей настигающего его хищника.
Над головой у меня промелькнула громадная черная тень с распростертыми крыльями. Потоком воздуха меня сбило с ног, но я тут же вскочила с земли и рванулась в сторону, радуясь тому, что птице не удалось схватить меня своими когтями.
И тут мне на плечи упала широкая петля длинного кожаного лассо. В одно мгновение руки у меня оказались плотно прижатыми к телу. Я почувствовала страшный рывок в сторону, от которого дыхание у меня перехватило, а спина едва не переломилась. Непреодолимая сила потащила меня вверх. Ноги оторвались от земли, и я с ужасом наблюдала, как трава, только что доходившая мне до колен, удаляется от меня, остается внизу — далеко внизу!
Я закричала.
Меня завертело потоком воздуха, перевернуло вниз головой, так что теперь яркое, слепящее солнце оказалось у меня под ногами. Охватывающий мое тело ремень впился мне в руки, в спину, в живот. Стало трудно Дышать. Тарн быстро набирал высоту, и когда я отважилась бросить взгляд на землю, то увидела, что трава на поле, в нескольких сотнях футов подо мной, превратилась в сплошное зеленое пятно, а роща из темно-желтых деревьев ка-ла-на напоминает теперь небольшую охапку листьев. Я беспомощно болталась на ремне в сорока футах под ногами уносящего меня ввысь могучего тарна. Мне страшно было даже подумать, что произойдет, если стягивающий мое тело кожаный ремень не выдержит и оборвется.
Птица начала делать в воздухе широкий разворот; теперь она направлялась в сторону каланской рощи, оставшейся далеко внизу.
Меня вертело и трепало в воздухе, как беспомощную игрушку, подвешенную на ветру. Ремень безжалостно впивался в грудь. Я задыхалась.
Тут я почувствовала, что меня неторопливо, фут за футом, поднимают вверх. Я хотела ухватиться за ремень, но не смогла даже пошевелить плотно прижатыми к телу руками.
Прямо над головой я увидела чудовищные когти птицы — громадные, острые, хищно изогнутые, — но в следующее мгновение меня потащило в сторону от них, и я почувствовала плечом прикосновение к жесткому кожаному седлу и обутой в сандалию ноге наездника.
Через секунду я уже лежала у него на коленях. Я была так напугана, что не смела даже пошевелиться.
Сквозь прорези на шлеме я увидела глаза наездника. Они смеялись. Я поспешно отвела взгляд.