Норман Джон. Убийцы Гора

   - И что же вы сделали?
   Фламиниус рассмеялся.
   - Я подумал, каким глупцом я был. Как-то я забрел на пепелище, туда, где стояло здание, в котором мы так много времени и сил потратили на наши исследования, и долго смеялся. Бродил среди разрушенных стен и сгоревших обломков нашего оборудования и смеялся! Тогда-то я и осознал, что мне никогда не победить посвященных. Они всегда сумеют добиться своего.
   - Я так не думаю.
   - Цензура, контроль над всем, что принимается за правду, - сказал Фламиниус, - всегда подавит собой истинную правду, столь же смешную и нелепую, как и сам надзор над ней.
   - Не верьте этому, - сказал я.
   - О, я смеялся, - продолжал Фламиниус, - и начал понимать, что движет людьми алчность, стремление к удовольствиям, золоту и власти и что я, Фламиниус, пожелавший потратить всю свою жизнь на бесплодные попытки победить одну-единственную болезнь, просто глупец. На следующий же день после моего посещения пепелища я предложил свои услуги дому Кернуса, где я и работаю уже много лет. Я доволен. Мне хорошо платят У меня достаточно золота, хватает власти, возможностей и рабынь красного шелка. Чего ещё желать человеку?
   - Быть Фламиниусом, - ответил я.
   Он рассмеялся и затряс головой.
   - Нет, - сказал он. - Я узнал истинную цену человеку. Этот дом хорош для подобных открытий, - он по
   смотрел на меня мутными, полными ненависти глазами. - Я презираю людей! Презираю! Вот почему я пью с тобой.
   Я коротко кивнул ему и собрался уходить.
   - И последнее во всей этой маленькой истории,сказал он мне вслед.
   Я обернулся. Он опять возился с бутылью.
   - На играх второго ен'кара, - сказал он, - на Стадионе Клинков я видел верховного служителя высоких посвященных.
   - Ну и что? - спросил я.
   - Он об этом ещё не знает... И не узнает, наверное, ещё с год.
   - О чем не узнает? - не понял я.
   Фламиниус рассмеялся и налил себе очередную порцию выпивки.
   - О том, что он болен дар-косисом, - ответил он.
   Я медленно брел по дому. Близилась полночь, однако то тут, то там до меня доносились отголоски Кейджералии, празднование которой зачастую продолжается до рассвета.
   Я шел, погруженный в свои мысли, и ноги сами снова привели меня в обеденный зал дома Кернуса. Я походил по залу и, толкаемый любопытством, открыл дверь, через которую уволакивали предназначенных на съедение зверю рабов. За дверью оказалась длинная лестница.
   Стараясь не шуметь, я поднялся по ступеням до верхней площадки, откуда шел широкий коридор, в конце которого я увидел двух сидевших на полу охранников. Заметив меня, они мгновенно вскочили на ноги. Я медленно приблизился. Оба стражника были вооружены. Выглядели они совершенно трезвыми, хорошо отдохнувшими, собранными.
   - С Кейджералией, - поприветствовал я их Вместо ответа они обнажили оружие - Сюда входить запрещено, Несущий Смерть, - сказал один из них.
   - Хорошо, - ответил я, оглядывая тяжелую, обитую железом дверь за их спиной. С нашей стороны она была не заперта, и это меня заинтересовало. Мне казалось, что она, наоборот, должна быть закрытой на множество запоров, чтобы не оставить ни малейшей возможности выбраться находящемуся внутри зверю. Запоры, однако, на двери имелись-два толстых бруса и соответствующие им две металлические скобы.
   Внезапно из-за двери донесся глухой рев.
   - Мы тут устроили поединок на кривых ножах, - доложил я, - и я получил ранение.
   Я отвернул рукав туники и показал им наложенную повязку, сквозь которую просочилось несколько капель крови.
   В глазах охранников появился страх.
   - Уходите отсюда! - воскликнул первый стражник.
   - Сейчас я вам покажу, - не обращая внимания на их явную тревогу, сказал я, разматывая повязку на руке.
   За дверью раздался дикий громкий рев, и мне показалось, будто я слышу скрежет когтей по каменной стене.
   - Уходите! - настойчиво повторил второй стражник. - Уходите отсюда!
   - Гана совсем не серьезная, - старался я их успокоить, показывая для убедительности края разошедшейся кожи, с которой после снятия повязки снова начала сочиться кровь.
   И тут я, к своему ужасу, услышал, как что-то изнутри бросилось на дверь. Удар был такой силы, что казалось, будто она вот-вот вывалится, однако тяжелые створки выдержали натиск и отошли назад. Можно было предположить, что с той стороны двери также есть запоры. Затем я услышал звук, очевидно, двигаемых в пазах засовов, словно что-то или кто-то пытался удержать их на месте. Значит, дверь могла запираться и открываться изнутри.
   Тут раздался новый дикий, безумный рев, и мне показалось, что задвижка с той стороны двери с грохотом вышла из пазов. Оба стражника побледнели от ужаса и
   поспешно бросились запирать дверь с этой стороны, заводя два тяжелых бруса в предназначенные для них железные скобы. Покончив с этим, они застыли в напряженном ожидании, не сводя с двери наполненного животным страхом взгляда. Доносящиеся изнутри звуки вселяли ужас. Зверь бесновался, царапая двери мощными когтями и бросаясь на них с такой силой и остервенением, что казалось, дв^ри давно уже должны были слететь с петель.
   - Уходите! Убирайтесь отсюда! - бросил мне один из стражников.
   - Ладно, - сказал я и, пожав плечами, двинулся по коридору назад.
   До моего слуха ещё долгое время долетали изрыгаемые охранниками проклятия и грохот ударов в двери, непонятно каким образом выдерживающей бешеный натиск зверя. На верхней лестничной площадке я ненадолго задержался и дождался того момента, когда звериный рев наконец прекратился, а вслед за этим через минуту я услышал звук задвигаемых с той стороны засовов, значит, дверь теперь была заперта и изнутри. Еще через некоторое время охранники, успокоившись, отодвинули с наружной части двери оба тяжелых бруса.
   Внутри комнаты стояла мертвая тишина.
   И снова я бродил по дому, то и дело натыкаясь на перепившихся охранников и членов обслуживающего персонала, приветствующих меня неизменным: "С Кейджералией!" и слышащих от меня столь же неизменное, как пароль, поздравление.
   В голове постоянно вертелась одна и та же мысль, к которой я, сам не зная почему, все время возвращался.
   Видимой причины тому не было: мысль казалась не привязанной ни к чему конкретно и вызвана была, вероятно, случайно брошенным мне Кернусом замечанием. "Из тебя, Несущий Смерть, - сказал он мне, - никогда бы не вышел настоящий игрок". Его слова прочно засели у меня в голове и не давали покоя.
   С противоположной стороны тянулся ряд дверей, ведущих, очевидно, в кладовые и запертых сейчас на тяжелые замки. Здесь же стояло несколько корзин с фруктами. Почти половину стены занимала печь с громадной ямой для разведения огня и боковым проемом для подбрасывания дров. На каменной стенке печи виднелись углубления для установки над огнем решетки, а с потолка на цепях свисали крюки для подвешивания котла.
   Сейчас огня не было, но по обгоревшим головешкам ещё пробегали кое-где затухающие всполохи. Кроме них, комнату освещал один-единственный небольшой светильник, заправленный жиром тарлариона и подвешенный у самого потолка с той стороны помещения, где к стене были прикованы рабы, что, вероятно, облегчало часовому, проходившему здесь каждые два часа, проверять их наличие. Огонь в остальных светильниках был приглушен, и в комнате царил полумрак.
   Я вытащил из корзины вторую бутылку с пагой и протянул её этой, безносой.
   - Спасибо, хозяин, - сказал она, улыбаясь и возвращаясь на свое место под кольцом, к которому тянулась приковывающая рабыню цепь. Я заметил, что она, опустившись на пол, легко толкнула локтем двух сидящих от неё справа и слева девушек, с радостным видом показывая им бутыль.
   - С Кейджералией, - улыбнулся я ей.
   - С Кейджералией, - ответила она.
   И снова ко мне вернулась та же неотвязная мысль. "Из тебя, Несущий Смерть, никогда не вышел бы настоящий игрок". Настроение сразу же резко ухудшилось, я с мрачным видом выбрался в коридор и стал спускаться по ступеням, ведущим на нижние этажи и в глубь цилиндра. "Никогда... не вышел... игрок... настоящий игрок... никогда..." - сопровождала каждый мой шаг проклятая мысль.
   Она доводила меня до тошноты. Я начал даже бояться её, затем меня охватило раздражение. Она вцепилась в мой мозг когтями, раздирала, бросалась на него, как
   тот зверь, невидимый за тяжелой окованной дверью. "Из тебя, Несущий Смерть, никогда бы не вышел настоящий игрок".
   С бутылью паги в руке я прошел мимо охранников и стал осторожно пробираться по узким металлическим мосткам, тянущимся над железными клетками, забитыми перепившими в честь праздника рабами, спавшими, разметавшись, на каменном полу, сидевшими, уставясь отупевшим, невидящим взглядом в одну точку, или дрожащей рукой подносившими к губам вожделенную бутыль с разбавленной пагой. Я увидел, как одна из женщин, сильно пьяная, протягивала сквозь прутья, отделяющие одну клеть от другой, руку к ближайшей клетке с рабами-мужчинами, продолжая настойчиво бормотать: "Прикоснись ко мне, прикоснись!", но все её соседи спали на каменных плитах мертвецким сном.
   На пути снова встретилась лестница. Я миновал этажи с комнатами для допросов, с камерами для рабов, напоминавшими большие зарешеченные каменные мешки, и спускался все ниже и ниже, уходя глубоко под землю, оставляя за спиной все новые и новые этажи с железными клетками для рабов и бросая на ходу приветствовавшим меня охранникам неизменное: "С Кейджералией!" "Никогда, никогда, Несущий Смерть, из тебя бы не вышел настоящий игрок", подгоняла меня словно следующая по пятам злорадная мысль, ставшая моим назойливым, похлопывающим по плечу, заглядывающим в глаза попутчиком, присутствие которого, мне начинало казаться, я ощущал уже физически всем своим телом.
   Я добрался до самого нижнего этажа.
   - Кто идет? - крикнул мне изумленный охранник.
   - Это я, Куурус из черной касты. - По приказу Кернуса разношу пагу пленникам по случаю празднования Кейджералии.
   - Но здесь только один пленник, - сообщил недоумевающий стражник.
   - Значит, больше паги достанется нам с тобой, - ответил я, вытаскивая из бутылки пробку.
   На лице охранника появилась радостная ухмылка - Я провел здесь всю Кейджералию, - бормотал он в промежутках между большими глотками, - сидя один, без паги. Они даже девушку мне не прислали, - чувствовалось, что возмущению его не было предела.
   Я вначале было решил, что стоящий здесь на посту охранник получил приказ оставаться трезвым даже в сегодняшний вечер, но, увидев, с какой прытью он разрушает это мое неверное предположение, догадался, что о нем, вероятно, просто забыли в общей суматохе празднества.
   Успешно справившись с большей частью бутылинужно признать, весьма вместительной, - он присел на пол, поскольку в этом положении ему теперь легче было держаться на ногах.
   - Хорошая пага, - наконец заметил он, заглядывая сквозь горлышко бутылки в остатки мутной жидкости.
   Я отошел от него и стал осматривать коридор. По обеим его сторонам тянулись ряды небольших, вероятно, рассчитанных на одного человека камер с металлическими дверями, снабженными окошками для наблюдения. В коридоре было сыро; в расщелинах между каменными плитами поблескивала влага. Полутьму мрачных сводов едва рассеивали тусклые светильники, расположенные на стенах ярдах в тридцати один от другого.
   До меня донесся долгий булькающий звук очередного глотка охранника, и я заметил, что теперь он просто сел на пол, прислонившись спиной к стене.
   Я взял укрепленный у него над головой факел и пошел по коридору. Двери камер были заперты, но мне удавалось заглянуть внутрь каждой из них, откидывая закрывающую окошко для наблюдения металлическую папель и светя факелом внутри камеры. Все они были доверху уставлены коробками, в большинстве своем напоминавшими те, что выгружались из доставившего рабынь черного корабля на Валтае.
   - Пленник в коридоре номер девять, - окликнул меня охранник, имея в виду ответвление коридора, находящееся в противоположной от меня стороне.
   Я зашагал назад и едва не наступил на мокрого, поблескивающего серебристой шкурой урта, шмыгнувшего при моем приближении прочь.
   - Спасибо, - поблагодарил я охранника, протягивая руку за бутылкой, которую он тут же на прощание снова надолго приложил к губам, затем, с сомнением поглядев на остатки жидкости, опрокинул в себя ещё глоточек и только после этого с явным сожалением отдал почти пустую бутылку мне.
   - Я скоро принесу её назад, - пообещал я.
   - Там слишком много паги для одного пленника.
   - Верно, - подтвердил я. - Значит, скоро я тебе её верну.
   Глаза охранника открывались уже с трудом, в замедленных движениях стала наблюдаться вялость.
   - Сороковая камера, - кивнул он головой, а точнее, уронил её на грудь.
   - Где ключ? - спросил я.
   - Возле двери, - ответил он.
   - Возле остальных дверей ключей не было, - с сомнением заметил я.
   - Остальные ключи хранятся где-то наверху, - пробормотал он. - Я не знаю где.
   - Спасибо.
   Я двинулся по направлению к девятому коридору.
   Вскоре в свете факела мне на глаза попалась камера с номером сорок на небольшой металлической пластине.
   Я открыл окошко для наблюдения. Внутри темной, мрачной камеры я едва сумел различить скрюченную фигуру лежащего у дальней стены закованного в цепи человека.
   Ящик для ключа находился слева от замочной скважины, футах в четырех от окошка для наблюдений. Маленький, тяжелый металлический ящик был намертво вделан в каменную кладку стены. Отпирался он несколькими поворотами болта с выпуклой головкой. Я проделал все необходимые операции, достал из ящика ключ, вставил его в замочную скважину, отпер замок и открыл
   тяжелую металлическую дверь камеры. Подняв факел повыше, я вошел внутрь.
   Напуганный светом урт, подбиравший из железной миски остатки овсяной каши, выскочил у меня из-под ног и скрылся в узкой расщелине в стене.
   В камере стоял спертый запах промокшей соломы и экскрементов урта и человека.
   Пленник - небольшого роста, совершенно раздетый, похожий на скелет человек с седыми всклокоченными волосами и блуждающим взглядом ввалившихся глаз проснулся и, увидев меня, испуганно запричитал плаксивым голосом нечто невразумительное. Он, пошатываясь, поднялся на колени и худой, изможденной рукой прикрыл глаза, очевидно давно отвыкшие от света.
   - Кто вы? - шепотом, скорее похожим на едва слышный вздох, спросил он.
   Я заметил, что узник ещё вовсе не стар, хотя волосы у него на голове свисали редкими, совершенно седыми прядями. Одно ухо у него отсутствовало.
   - Мое имя Куурус, - сказал я, отводя факел от пленника.
   Его шея, ноги, руки, были прикованы несколькими тяжелыми цепями, соединенными со вделанными в стену кольцами, хотя даже одной из таких цепей вполне хватало, чтобы удержать человека. Значит, этот человек должен быть не обычным пленником. Я заметил также, что длина цепей была строго рассчитанной и предоставляла лишь столько свободы в движениях, чтобы он мог дотянуться до миски или отогнать наиболее назойливо нападающих на него уртов. Судя по всему, содержащим его здесь было необходимо на некоторое время оставить его в живых, хотя маловероятно, чтобы в столь жалких условиях он мог просидеть здесь сколько-нибудь длительный срок.
   Я огляделся и, увидев в каменных плитах стены скобу, вставил в неё факел. Возвращаясь к пленнику, я спугнул ещё трех-четырех мотнувшихся в разные стороны уртов.
   - Вы из черной касты, - прошептал он. - Наконец-то они решили со мной покончить.
   - Относительно меня вы ошибаетесь, - ответил я.
   - Меня снова будут пытать? - с дрожью в голосе спросил он.
   - Не знаю.
   - Убейте меня, - попросил он.
   - Нет, - сказал я.
   Он глухо застонал.
   Я ещё раз взглянул на его тщедушное, измученное, покрытое кровоподтеками грязное тело, всклокоченные поредевшие седины и шрам на месте уха, потом отыскал на полу несколько камней, ногами забил ими щели и отверстия, через которые в камеру проникали урты.
   Не веря своим глазам, почти привыкшим к свету факела, пленник следил за каждым моим движением.
   Я снова вернулся к нему. Под металлическими наручниками и кандалами на щиколотках и запястьях пленника виднелись кровавые рубцы, превратившиеся в толстые сплошные нарывы. Вероятно, он пробыл в цепях уже несколько месяцев.
   - Зачем вы пришли? - спросил он.
   - Сегодня Кейджералия, - неопределенно ответил я и протянул ему бутылку с пагой.
   - Кейджералия?
   - Да.
   Из его груди вырвался хриплый надрывной смех.
   - Я был прав. Значит, я был прав!
   - Я не понимаю.
   Он запрокинул голову и поднес к губам бутыль. Я заметил, что у него во рту почти не осталось зубов, большинство из которых, вероятно, были выбиты или сгнили от долгого пребывания пленника в столь невыносимых условиях.
   Я насилу оторвал от него бутыль. Мне вовсе не хотелось, чтобы он убил себя лишними глотками паги, от которой его организм давно отвык.
   - Я был прав, - кивая головой, снова произнес он.
   - В чем?
   - В том, что сегодня Кейджералия, - ответил он и, отклонившись в сторону, показал на стене у себя за спиной длинный ряд тонких отметин, сделанных на каменной поверхности, очевидно, краем миски или металлическим наручником.
   - Все совпадает. Сегодня - Кейджералия, - повторил он При взгляде на этот грубый календарь у меня невольно перехватило дыхание: ряд отметин был слишком длинен.
   Он снова глухо рассмеялся.
   Я дал ему сделать ещё глоток паги.
   - Иногда, - сказал он, - я не был уверен, сделал ли за день отметку или забью, а в иные дни боялся, что отметил их дважды.
   - Вы были аккуратны, - заметил я, внимательно всматриваясь в ровные ряды отметин, соответствующих пятидневным неделям, объединенным в месяцы и разделенным равномерно чередующимися Переходными стрелками.
   Я быстро сделал подсчет и сказал, указывая на самую первую отметину:
   - Это первый день ен'кара прошлого года.
   Беззубый рот растянулся в улыбке, глаза засверкали от удовольствия.
   - Да, - ответил пленник, - это первый день ен'кара 10118 года.
   - И произошло это незадолго до моего появления в доме Кернуса, произнес я, чувствуя, как задрожал мой голос.
   Я снова протянул ему бутыль.
   - Ваш календарь очень точен, - сказал я. - Он вполне достоин писца.
   - Я - писец, - сказал человек.
   - Я знаю, - ответил я.
   - Меня зовут Капрус, - добавил он.
   - И это я знаю.
   За спиной у меня раздался громкий смех. Я вскочил на ноги и схватился за меч. В сопровождении четырех вооруженных арбалетами охранников в дверном проеме
   стоял Кернус. Из-за плеча у него выглядывал стражник, которого я угощал пагой, а ещё дальше, в коридоре, виднелся человек, которого я все эти долгие месяцы принимал за Капруса. На его лице играла кривая ухмылка.
   Они вошли в камеру.
   - Не нужно вытаскивать оружие, - сказал Кернус.
   Я усмехнулся. Это было бы действительно глупо. Охранники направили на меня арбалеты. С такого расстояния выпущенные из них стрелы прошили бы меня насквозь.
   Охранник, тот самый, которого я поил пагой, подошел к Капрусу, вырвал у него из рук бутыль и с отвращением вытер рукавом туники её горлышко.
   - По-моему, вы обещали вернуть эту бутыль мне,заметил охранник.
   - Она твоя, - ответил я. - Ты её заслужил.
   Стражник рассмеялся и приложил бутыль к губам.
   - Из тебя, Несущий Смерть, - насмешливо произнес Кернус, - никогда бы не вышел настоящий игрок.
   - Вероятно, так и есть, - ответил я.
   - Заковать его в цепи, - приказал Кернус.
   Один из охранников поставил арбалет в угол камеры и принес из коридора тяжелые наручники. Мне скрутили руки за спиной, и я почувствовал прикосновение к запястьям холодной стали.
   - А теперь, Капрус, - сказал Кернус, взглянув на жалкую, изможденную фигуру прикованного к стене человека, - позволь представить тебе Тэрла Кэбота из Ко-ро-ба.
   Я был поражен.
   - Тэрл Кэбот, - произнес я деревянным от напряжения голосом, - убит в Ко-ро-ба.
   - Нет, - покачал головой Кернус. - В Ко-ро-ба убит воин из Тентиса по имени Сандрос.
   Я удивленно посмотрел на него.
   - Сандрос считал, что он должен принадлежать к черной касте, продолжал Кернус. - Он полагал, что именно для вступления в неё его направили в Ко-ро-ба На самом же деле его послали туда умереть от ножа на
   емного убийцы. Мне подумалось, что его внешнее сходство с неким коробанским воином, оставленный поблизости обрывок зеленой нарукавной повязки и тот факт, что убийство было совершено ночью, наведут Тэрла Кэбота на мысль о неудавшемся покушении на него самого и породят у него желание отправиться за разъяснением причин в Ар. А уж попав сюда, он, несомненно, попытается проникнуть в дом Кернуса.
   У меня пропал дар речи.
   - Сандрос был глупец. Его послали в Ко-ро-ба только для того, чтобы убить и дать тем самым тебе возможность попасть в мой дом, где на самом деле весь этот год ты был моим пленником.
   - Наверное, есть какая-то причина, почему вы хотели, чтобы я был здесь? - спросил я.
   - Давай оставим этот спектакль, Тэрл Кэбот. Мы знали, что у Царствующих Жрецов имеются подозрения насчет нашего дома. По крайней мере, мы полагали, что они должны у них быть. И такая простая, хотя и бесполезная для них уловка, как внедрение ими в наш дом дикарок с Земли, подтвердила наши предположения.
   Однако этого для них было явно недостаточно; для глубокой, всесторонней проверки им нужен был здесь мужчина. И, естественно, при возможности они захотели бы направить сюда такого человека, как Тэрл Кэбот.
   - Вы правильно все рассчитали, - заметил я.
   Кернус рассмеялся.
   - Вот мы и решили им помочь. А для того чтобы гарантировать себе прибытие к нам именно Тэрла Кэбота, которого мы уже хорошо знаем и с которым у нас свои старые счеты в деле с яйцом Царствующих Жрецов, мы послали в Ко-ро-ба Сандроса из Тентиса, чтобы этот бедный глупец был убит там якобы вместо тебя по ошибке, что помогло бы тебе попасть сюда, к нам.
   - Вы разыграли эту партию блестяще, - не мог не признать я.
   - Таким вот образом мы и организовали прибытие и устройство в нашем доме тебя - шпиона Царствующих Жрецов, действующего здесь, по их представлени ям, осторожно и очень успешно. А мы тем временем на самом деле все эти месяцы занимались своим делом, используя тебя, терпеливо помогающего нам болвана, в качестве гарантии того, что Царствующие Жрецы не пошлют сюда кого-нибудь еще.
   Кернус запрокинул голову и громко расхохотался.
   - Вы все время говорите "мы" и "наше дело", - заметил я.
   Кернус окинул меня неприязненным взглядом.
   - Шутки в сторону, воин, - сказал он, и на его губах заиграла улыбка. - Идет война, Тэрл Кэбот. И пощады в ней никому не было и не будет.
   Я снова кивнул, полностью принимая его слова.
   Идет война. Я проиграл. Потерпел в ней поражение.
   - Вы убьете меня? - поинтересовался я.
   - В отношении тебя, Тэрл Кэбот, у меня есть очень интересный план. Я вынашивал его все эти долгие месяцы.
   - И в чем он состоит?
   - В свое время ты об этом непременно узнаешь. А пока что нам не следует забывать о нашей маленькой красавице.
   Все во мне замерло.
   - Сура доложила, что Велла прекрасно овладела всем курсом обучения и способна теперь, доставить своему хозяину наивысшее наслаждение.
   Я рванул наручники, цепи прочно сковывали запястья.
   - Насколько я знаю, - продолжал Кернус, - она ожидала, что её и двух других дикарок приобретет агент Царствующих Жрецов, чтобы выпустить впоследствии на свободу.
   Во мне начала подниматься волна бешеной ярости.
   - Поэтому, я надеюсь, на предстоящих торгах она покажет себя во всей своей красоте.
   Единственным моим желанием сейчас было разорвать наручники и вцепиться ему в глотку.
   - Думаю, это будет интересное зрелище, - сказал Кернус. - Я хочу предоставить тебе возможность тоже его посмотреть.
   Я едва не задохнулся от бешенства.
   - В чем дело? Неужели тебе не хочется увидеть, как эта маленькая красавица демонстрирует себя, выступая на подмостках невольничьего рынка? Его губы растянулись в ухмылке. - Надеюсь, она вместе с остальными принесет дому Кернуса достаточно золота, которое мы сможем вложить в реализацию нашего дела. А девчонка не скоро ещё поймет, что её продали по-настоящему.
   - Ты слин! - закричал я и рванулся к Кернусу. Двое стоявших около него охранников тут же оттолкнули меня назад и крепко схватили за руки.
   - Из тебя, Тэрл Кэбот, никогда бы не вышел настоящий игрок.
   - Слин! Слин! - кричал я, задьгхаясь от переполняющей меня ярости.
   - С Кейджералией тебя, - бросил напоследок Кернус, поворачиваясь и выходя из камеры.
   Невидящим взглядом я уставился ему в спину. Двое державших меня охранников расхохотались.
   - С Кейджералией, - с трудом выдавил я из себя. - С
   Кейджералией.
   Глава 19 КУРУМАНСКИЙ НЕВОЛЬНИЧИЙ РЫНОК
   " Элизабет Кардуэл, Вирджиния Кент и Филлис Робертсон не были выставлены на продажу в первый день Праздника Любви, хотя их ещё утром доставили в транспортировочных корзинах на Куруманский невольничий рынок. Праздник Любви, как я, наверное, уже упоминал, отмечается в самый разгар лета, в течение пятидневного периода Пятой переходной стрелки. Это также время проведения наиболее интересных и ответственных поединков на игрищах и заездов на состязаниях тарнов. Кернус, чутко улавливая настроение толпы, решил заставить ещё подождать эти несколько сотен покупателей, нетерпение которых, подогреваемое в течение долгих месяцев настойчиво распространяемыми слухами о красоте и выучке рабынь-дикарок, первых трени рованных дикарок Гора, дошло до предела. Многим горианским невольницам в эти первые дни праздника пришлось подниматься на подмостки и быть проданными, к своему собственному горькому разочарованию и ярости их владельцев, буквально за бесценок, пока основной контингент покупателей придерживал свое золото для приобретения этих широко разрекламированных обученных дикарок. Вечер четвертого дня Праздника Любви представлял собой кульминационный момент с точки зрения работорговли. Пятый день празднества отводился для игрищ и рассматривался горожанами как своеобразное подведение итогов сезонных поединков и состязаний за год. В этот день стадионы были забиты до отказа. Все остальные проблемы жизни города отходили на второй план. Поэтому именно вечером четвертого дня Кернус решил выставить Элизабет Кардуэл, Вирджинию Кент и Филлис Робертсон вместе с другими доставленными с Земли дикарками на продажу на невольничьих рынках не только Ара, но и всех известных цивилизованных городов Гора.