Страница:
Я усмехнулся.
Мип на Зеленом Убаре следовал за ширококрылым тарном, а вторым в заезде оставался наездник серебряных. Он уже несколько ослабил поводья своей птицы, давая ей возможность накопить силы для финального рывка. На шестах оставалось только две деревянные головы тарнов. Я не знал, насколько сильна его птица, однако по равномерным мощным взмахам её крыльев и посадке головы чувствовалось, что она ещё далека от усталости. Тем не менее, ощутив предоставленную ей свободу, она на какое-то едва уловимое мгновение вышла из общего режима полета, и этой её секундной ошибкой тут же воспользовался Мип, проскользнув на своем тарне у неё под самым крылом и немедленно оттеснивший её в сторону.
Теперь он шел уже вторым, за наездником в голубом одеянии.
Наездник серебряных моментально вернул птицу в прежнее положение, и Менициус из Порт-Кара, вслед за Мипом пытавшийся повторить его обходной маневр,
едва не столкнулся в воздухе с тарном серебряных. Подгоняемые яростными воплями наездников и брызжущими искрами стрекал, птицы обоих соперников отчаянно заработали крыльями, борясь между собой за первенство и ещё больше мешая друг другу.
Наездник синих, возглавлявший гонку, умелыми маневрами блокировал каждую попытку Мипа первым проскочить через кольцо или обойти его на повороте.
Чувствовалось, что это мастер своего дела, однако такая стратегия требовала от его птицы повышенного напряжения и затрат сил, и по ритму движения её крыльев и маневренности становилось заметно, что она постепенно начинает уставать. Но ведь заезд можно выиграть и с помощью тактики блокирования действий противника, не позволяя ему себя обогнать. Тем временем борьба между Менициусом из Порт-Кара и наездником серебряных окончилась в пользу последнего.
Мип снова и снова настойчиво пытался пройти над тарном синих, но его противник ловко направлял свою птицу из стороны в сторону, вынуждая Мипа держаться у неё в хвосте. Внезапно, приучив своего противника ожидать его обходного маневра только сверху, из безопасной для него позиции, Мип резко бросил Зеленого Убара вниз и проскользнул прямо под крылом идущей впереди него птицы, рискуя быть вырванным из седла её мощными когтями. Он до дюйма рассчитал дистанцию и проскочил у птицы буквально между лапами. Его противник, оставшись позади, разразился проклятиями, тут же заглушенными радостным ревом болельщиков стальных.
- Смотри, - обратился ко мне стоящий спиной к летному полю мой бдительный охранник, показывая на небольшое каменное перекрытие, разделяющее сектора стадиона в сотне ярдов от нас.
Там стоял таурентин, поднявший свой арбалет и готовившийся выстрелить из него по Мипу, когда тот зайдет на последний поворот у дальнего от нас конца стадиона. Таурентин приложил приклад арбалета к плечу и, тщательно прицелившись, ждал.
- Не беспокойся, - сказал мой телохранитель и быстро вскинул свое оружие.
Мип уже подходил к центральному кольцу, когда тугая тетива запела у моего уха и резко выбросила стрелу.
Черная короткая стрела взвилась в воздух, пролетела над рядами зрительских трибун и вонзилась в хорошо заметную отсюда алую накидку таурентина. Тот судорожно дернулся, застыл на секунду, роняя из рук арбалет, и, медленно наклонившись, полетел с перекрытия вниз.
Мип оставил центральное кольцо за спиной и продолжал мчаться вперед.
- Отличный выстрел, - сказал я.
Мой телохранитель пожал плечами и принялся снова заряжать арбалет, не спуская при этом глаз со зрительских трибун.
Публика неистовствовала.
Мип был впереди.
И тут на ноги вскочили желтые и принялись хором поддерживать своего представителя.
На молодом, сильном, тренированном тарне лидера Менициус отчаянно пытался догнать Мипа. Расстояние между ними постепенно сокращалось.
Мип ослабил поводья; за все это время он ни разу не ударил Зеленого Убара разрядами стрекала и лишь подгонял его криками.
- Давай, старый воин! Давай! - кричал он.
Тарн Менициуса настигал Зеленого Убара, но тот упорно продолжал лидировать, с каждым взмахом крыльев, казалось, мчась все быстрее и быстрее. И вдруг, к своему ужасу, я увидел, что крылья птицы сбились с ритма, она закричала от боли и стала терять равновесие в воздухе. Мип вцепился в поводья, стараясь удержать её под контролем.
Менициус пронесся мимо, и, когда он был над ними, я заметил, как он резко выбросил вперед правую руку. В ту же секунду Мип отбросил поводья и, судорожно выгнув спину, принялся шарить по ней рукой, словно стараясь до чего-то добраться Он едва не выпал из седла, и его начавшее было соскальзывать вниз тело удержали
только два соединенных с тарновой упряжью страховочньк ремня.
Я невольно схватил за руку своего телохранителя.
Тарн синих, а за ним серебряных и красных обогнали медленно кружащую снижающуюся птицу.
Стоящий рядом арбалетчик поднял оружие.
- Менициус не доживет до конца этого заезда, - сказал он.
- Оставь его мне, - ответил я.
Внезапно Зеленый Убар, словно зараженный энергией проносящихся мимо него птиц, с яростным криком, в котором слились воедино его гнев и боль, рванулся за ними. Мип неловко свесился с седла, с трудом удерживаясь за его луку.
И вот птица, одержавшая в свое время тысячи побед, привыкшая драться за неё до конца, выровняла свой полет и понеслась по такой знакомой ей воздушной трассе стадиона.
- Смотри! - воскликнул я. - Мип жив!
Мип слабеющими руками обхватил птицу за шею и распластался у неё на спине: казалось, он что-то шептал ей на ухо.
И тут мне даже сложно передать, что я увидел: толпа зрителей ревела, тарны оглашали воздух пронзительными криками, а Зеленый Убар и его наездник Мип, слившись в едином неимоверном усилии, словно вернулись в эти последние мгновения дикой, безумной гонки в дни своей молодости такими, какими знали их тогда бесчисленные поклонники. Зеленый Убар мчался вперед, рассекая воздух, обгоняя ветер; он казался самим олицетворением безудержной, рвущейся силы, энергии, жгучей ярости и воли к победе. Теперь я своими глазами видел того Зеленого Убара, о котором я так много наслышался за это время, легендарного тарна, о котором очевидцы, казалось мне, рассказывали небылицы, величайшего из гоночных тарнов, завоевавшего столько наград, что не снилось бы целой команде, - Тарна-Победителя.
Когда птица опустилась на финишный насест, зрители не кричали - над трибунами царила полнейшая тишина.
Вторым приземлился Менициус из Порт-Кара, все ещё не способный поверить, что победу буквально вырвали у него из рук.
И тут все одновременно, за исключением, пожалуй, только наиболее приближенных к благородному убару города людей, разразились восторженными криками, ревом, воплями, что есть силы ударяя правым кулаком по левому плечу.
Тарн гордо восседал на финишном насесте, а его наездник Мип с болезненной, мучительной гримасой пытался удержаться в седле.
Затем птица гордо вскинула голову и, окинув ревущие трибуны взглядом все ещё горящих от возбуждения глаз, издала боевой победный крик тарна.
И тут же без сил упала с насеста на землю.
Мы с арбалетчиком опрометью бросились к насесту, слыша у себя за спиной топот сотен ног сорвавшихся с места зрителей.
Я мечом перерезал удерживающие Мипа в седле кожаные ремни безопасности и снял его с мертвой птицы.
Затем я вытащил торчащий у него в спине короткий нож. Нож профессионального убийцы, по рукояти которого, извиваясь, пробегала надпись:"Я искал его. И я его нашел".
Я поднял Мипа на руки. Он открыл глаза.
- Что с тарном? - едва слышно произнес он.
- Зеленый Убар мертв, - ответил я.
Мип закрыл глаза, и между ресниц у него заблестели слезы.
Он протянул слабеющую руку к тарну, и я уложил его рядом с неподвижным телом птицы. Он обнял за шею мертвое, до последнего дыхания остававшееся ему верным существо и прижался лицом к его серовато-желтому клюву. Плечи его сотрясались от рыданий. Мы отошли в сторону.
Через некоторое время не отходящий от меня ни на шаг арбалетчик заговорил с Мипом.
- Это была настоящая победа, - сказал он.
Мин только плакал.
- Зеленый Убар, - бормотал он. - Зеленый Убар.
- Пошлите за медиком, - крикнул один из стоящих рядом.
Арбалетчик отрицательно покачал головой.
Мип уже лежал мертвым, склонив голову на шею мертвой птицы, которую он привел к их общей последней победе.
- Он правил отлично, - заметил я - Просто не верится, что он был просто тарноводом.
- Много лет назад, - сказал арбалетчик, - был один наездник на гоночных тарнах. В очередном заезде, пытаясь обойти соперника, он не рассчитал дистанции и был выброшен из седла страшным ударом о верхний край кольца. Затем на него посыпались удары несущихся следом тарнов, и только потом он упал на землю. После этого он ещё выступал один-два раза, не больше. Он начал сомневаться в своем глазомере, чувстве времени. Он стал бояться висящих у него на пути колец и даже самих птиц. Его вера в себя, мастерство, выдержка - все ушло.
Остался только страх, смертельный страх перед скоростью, гонкой, что, в общем, в его ситуации вполне объяснимо. Больше участия в состязаниях он не принимал.
- Это Мип? - спросил я.
- Да, - ответил арбалетчик. - Было бы неплохо, если бы ты понял, какая смелость от него потребовалась на сегодняшнем выступлении.
- Он управлял отлично, - сказал я.
- Да, я видел, - подтвердил стоящий рядом человек из команды стальных. - Он не боялся. В том, как он управлял тарном, не было ни намека на страх. Только уверенность, выдержка и мастерство.
- И гордость, - добавил его сосед.
- Да, и гордость, - согласился стальной.
- Сегодняшнее его выступление, - подхватил другой, - напомнило мне того Мипа, каким он был прежде.
И правил он так же великолепно. Это был его лучший заезд.
Собравшиеся вокруг выражали согласие - Значит, он хорошо известен как наездник? - спросил я.
Люди посмотрели на меня с удивлением.
- Он был величайшим из наездников, - сказал арбалетчик, печально глядя на маленькую, неподвижную фигуру Мипа, даже после смерти продолжавшего обнимать за шею своего тарна. - Величайший.
- Разве ты его не знал? - спросил один из стоящих рядом.
- Для меня он был просто Мип, - ответил я. - Я знал его только под этим именем.
- Ну так узнай теперь его настоящее имя, - сказал арбалетчик. - Это был Мелиполус с Коса.
Я обомлел. Мелиполус с Коса стал живой легендой Ара и сотен других городов, где он участвовал в состязаниях.
- Мелиполус с Коса, - задумчиво повторил арбалетчик - Они с Зеленым Убаром погибли победителями,сказал один из собравшихся.
Прозвучали два удара судейского гонга, оповещавшего о начале подготовки к девятому заезду - заезду на приз убара.
Я подобрал короткий нож, оборвавший жизнь Мипа, и заткнул его под ремень.
Платформы с усаженными на них тарнами уже двигались к стартовым насестам. Подсобные рабочие разбежались по своим местам.
Я поднял на руки тело Мипа и передал его одному из стальных. Зеленого Убара погрузили на платформу и вывезли с поля.
Зрители снова рассаживались по местам. Амфитеатр пестрел разноцветьем кастовых одеяний. Наездники устраивались в седлах, застегивая на дисковые замки ремни безопасности По рядам сновали торговцы с лотками, торопясь воспользоваться затишьем между заездами. Небо было ясным и чистым, солнце светило во всю мощь - лучшей погоды для состязаний не придумаешь.
На громадной висящей на разделительной стене доске, предназначенной для вывешивания результатов состязаний, напротив графы восьмого заезда победителем значился Зеленый Убар и его наездник - Мелиполус с Коса. Уже много лет эта пара не украшала списки победителей состязаний.
Менициус из команды желтых, конечно, тоже будет участвовать в девятом заезде. Его тарн Черная Стрела был действительно одним из лучших на всем тарновом дворе стадиона; выносливый и быстрый, он вполне оправдывал свое имя. Темно-красное оперение его правого крыла было обесцвечено и выглядело седым, опаленное несколько лет назад, как мне рассказали, кислотой одним из наездников серебряных. Хорошая птица, достойная уважения. Но я надеялся, что Убар Небес, которого я занес в списки участвующих в заезде от команды стальных, сумеет его одолеть.
Основное соперничество на этом этапе состязаний разгорелось между желтыми и стальными. Девятый заезд - заезд на приз убара - был не просто почетным, но и во многих отношениях решающим: по нему опреде-' лялся победитель не только сегодняшнего дня состязаний, но и всего сезона, поскольку он знаменовал собой завершение Праздника Любви и закрытие спортивного сезона.
Я посмотрел на ложи убара и верховного служителя посвященных Комплициуса Серенуса. Обе они были украшены в цвета группировки зеленых. Интересно, знает ли уже Кернус о том, что произошло на Стадионе Клинков? Сейчас бунт наверняка уже выплеснулся на улицы.
Я подошел к деревянному информационному табло, на котором люди из обслуживающего персонала стадиона набирали из отдельных букв имена участников заезда.
- Поставь сюда и имя Гладиуса с Коса, - сказал я.
Служитель кивнул и начал быстро набирать мое имя.
Зрители заревели от удовольствия. Я заметил, что люди
возле столов тотализатора стали о чем-то торопливо совещаться. Ставки начали резко подниматься Я услышал третий удар судейского гота, нгиц пора было выводить на старт.
Менициус уже был возле старта, стоя у платформы, на которой возвышалась дрожащая от нетерпения под надетым на неё кожаным колпаком Черная Стрела - замечательная темно-красная птица, настоящий король на тарновом дворе желтых.
Вокру! платформы Менициуса из Порт-Кара стояла охрана из таурентинов.
Я приблизился к ним, но не сделал попытки пройти сквозь их ряды. Менициус с побледневшим, напряженным лицом устраивался в седле.
- Гладиус с Коса хотел бы побеседовать с Менициусом из Порт-Кара до начала заезда, - обратился я к нему.
Он не ответил.
- Отойди отсюда! - резким тоном приказал командир отряда таурентинов.
- Менициус из Порт-Кара бьы в Ко-ро-ба в прошлом году в ен'варе? - не обращая на него внимания, продолжал я.
Руки Менициуса, сжимающие уздечку, побелели от напряжения.
Я вытащил из-за пояса короткий нож и показал ему.
- Он припоминает воина из Тентиса? - спросил я.
- Я не знаю, о чем ты говоришь, - огрызнулся Менициус.
- О, может, он его и не припоминает, - говорил я,поскольку, как я подозреваю, он видел его только со спины.
- Уберите его отсюда! - закричал Менициус.
- Обрывок зеленой повязки вполне можно было оставить за день, а то и ча час до этого. Надо признать, Менициус из Порт-Кара отлично владеет ножом убийцы. Бросок, несомненно, был произведен со спины маленького быстрокрылого гоночного тарна, очень маневренного и великолепно подходящего для полета под мосгами
- Ты сумасшедший! - завопил Менициус. - Убейте его!
- Первого, кто двинется с места, - прозвучал у меня над ухом суровый голос моего телохранителя-арбалетчика, - моя стрела прошьет насквозь.
Никто из таурентинов не пошевелился.
Подсобный рабочий снял с головы Черной Стрелы, тарна желтых, кожаный колпак. Птица расправила перья и гордо подняла голову.
Отличный экземпляр, ничего не скажешь.
Мой собственный тарн на платформе у четвертого стартового насеста был уже без колпака.
Зрители, как обычно, бурно реагировали на появление птиц у стартовых площадок, восхищаясь их крупными головами, мощными и крепкими, как меч, клювами, гордо выпяченной грудью и горящими черными глазами. Один из подсобных рабочих стальных отомкнул замок и снял с ноги моей птицы удерживающую её цепь. Птица, почувствовав свободу, переступила с лапы на лапу, глубоко вонзая когти в деревянную поверхность платформы, сделала пару широких взмахов крыльями, разминая их, и, высоко запрокинув голову, издала пронзительный, дикий крик. Думаю, у многих из присутствующих на трибунах, несмотря на жаркий летний день, от этого воинственного крика-вызова мороз пробежал по коже; и не было, наверное, ни одного, кто не почувствовал бы себя слабым и беззащитным перед гордой, грозной, хищной фигурой моего черного тарна, моего Убара Небес.
- Пора в седло, - заметил мой неразлучный арбалетчик, и я поспешил к стартовой платформе.
Как мне сейчас не хватало Мипа с его дружеским советом, всегда верным наставлением; Мипа, неизменно провожавшего меня во все предыдущие заезды, проверявшего напоследок крепление тарновой сбруи и напутствовавшего меня добрыми пожеланиями. Мне снова во всех деталях вспомнились его выступление, его победа, его гибель.
Я посмотрел на Менициуса, тот упорно не желал встречаться со мной взглядом.
Я заметил, что ему протянули ещё один нож, какой обычно используют наездники. В правой руке он наготове держал стрекало. На луке седла у него я, к своему немалому удивлению, увидел свернутый в несколько петель хлыстовой нож, который так распространен в ПортКаре: длинный хлыст, в конечной части которого из единого узла расходятся пять длинных, восемнадцатидюймовых ремней, оканчивающихся в свою очередь четырьмя вделанными в них тонкими, узкими стальными лезвиями. Существует довольно много разновидностей хлыстового ножа, от тех, что имеют на ременных кольцах довольно длинные, дюймов по семь-восемь, обоюдоострые лезвия, до тех, которые оканчиваются заточенными с внутренней стороны крюками, позволяющими атакующему разорвать свою жертву на части. У Менициуса был нож первого типа, с обоюдоострыми лезвиями, способный с двадцати футов перерезать человеку горло.
Я заметил, что таурентины переходят от одного участника соревнований к другому, очевидно передавая им какие-то сообщения. В ответ некоторые наездники выражали яростное возмущение и потрясали вслед таурентинам кулаками.
- Хорошо бы нам не отстать в этих состязаниях,сказал стоящий у моего стремени арбалетчик.
Я увидел, как таурентин принес Менициусу небольшую, завернутую в шелковую тряпицу коробочку, которую тот нацепил на пояс.
- Смотри, - сказал я своему телохранителю, указывая на растворяющихся среди зрителей вооруженных арбалетами таурентинов.
- Твое дело - гонка, - ответил он. - Об этом мы позаботимся! Там тоже есть наши люди.
Я поднял своего тарна вверх, и он одним мощным движением крыльев переместился с платформы на стартовый насест.
Менициус из Порт-Кара не казался больше неуверенным или испуганным; его лицо приобрело спокойное выражение, а на губах заиграла жестокая улыбка. Он посмотрел на меня и рассмеялся.
Я приготовился к четвертому сигналу судейского гонга. Перед тарнами натянули стартовую заградительную проволоку.
И тут я заметил, что смягчающее удар покрытие убирается подсобными рабочими не только с центрального кольца, но и с расположенных по противоположным концам летного поля, оголяя их металлические острые, как клинок, края, что никогда прежде не делалось на гоночных заездах и применялось только на состязаниях в мастерстве, да и то лишь в тех случаях, когда борьба шла не на жизнь, а на смерть.
Отовсюду с трибун раздались протестующие крики и брань представителей абсолютно всех групп болельщиков.
Наездники, за исключением меня и Менициуса, обменялись тревожными, недоумевающими взглядами.
- Принеси-ка мне, - обратился я к своему стоящему у края насеста арбалетчику, - из моих принадлежностей там, на разминочной площадке, тачакское бола, веревку для каийлы с набором кайв.
Он рассмеялся.
- А я все ждал, - сказал он, - когда ты поймешь, что это не просто состязания, а война.
Подсобный рабочий тотчас бросил мне на седло увесистый сверток. Я невольно усмехнулся.
- Мы держали все это наготове, - сказал арбалетчик.
К подножию стартового насеста подбежал ещё один человек из команды стальных, одержавший победу на одном из первых заездов.
- Там боевые тарнсмены, - запыхавшись, сообщил он. - Таурентины в полной выкладке. Они собираются у стен стадиона Нечто подобное я и ожидал. Именно эти люди и использовались для нападения на караван Хинрабиусов.
- Принеси мне еще, - сказал я, - малый тачакский лук и боевые стрелы народов фургонов, те, с зазубринами на наконечнике.
- Все уже в свертке, - ответил арбалетчик.
- Как вы догадались все предусмотреть? - удивился я.
- Это Мип велел, - пояснил арбалетчик. - Он хорошо понимал, какое тебе предстоит состязание.
Я развернул сверток и осмотрел лук. Он был действительно маленьким, не больше четырех футов длиной и сделан из двух рогов боска, соединенных между собой в наиболее толстой части и укрепленных металлическими, опоясывающими рог в семи местах пластинками и широкими полосками кожи. Тачакский лук по своим характеристикам уступает и длинному луку, и арбалету, однако при действии на коротких дистанциях, особенно при необходимости высокой скорострельности, он представляет собой грозное оружие. Его небольшие размеры позволяют пользоваться им на ходу, из седла, в чем проявляется его преимущество перед более мощным, однако не допускающим свободы действий в обращении длинным луком. В отличие же от арбалета малый лук не требует столь значительных затрат времени на подготовку к стрельбе, поэтому скорострельность его весьма высока. Тачакский воин, например, способен на полном скаку выпустить по мишени одну за другой двадцать стрел всего за какую-нибудь минуту.
Интересно отметить, что малый "лук никогда не применяется наездниками на тарнах, возможно потому, что живущие в отдаленных от экватора широтах горожане практически незнакомы с каийлой и не видят для себя преимуществ в использовании оружия наземных всадников. А может, это объясняется устойчивыми традициями северян, доверяющих лишь тем видам вооружения, что проверены столетиями, и полагающих, что основным преимуществом наездника на тарнах является дальность действия его оружия, а не скорость и точность. Однако я полагаю, что основной причиной неуважительного отношения наездников к малому луку явля ются именно его небольшие размеры, он кажется им слабым оружием, игрушкой в руке настоящего воина.
Кто-то из команды стальных, завидя этот лук среди вооружения Гладиуса с Коса, шутливо спросил, не для детей ли этот лук? Понять их было можно, ведь они никогда не передвигались в седле каийлы и не имели дела с тачаками Мне же кажется, что боевые действия в седле каийлы и в седле тарна имеют между собой много общего и малый лук так же достоин использования в горианском небе, как и в южных степях Кроме того, я много времени уделил, тренируя моего тарна выполнять команды, подающиеся голосом, а это в значительной мере освобождало мне руки для оружия. Обычно тарнов приучают к одной команде - "табук", означающей "охотиться". К тому же мне хотелось научиться пользоваться, сидя в седле летящего тарна, легким тачакским копьем. Наездники весьма часто берут с собой в воздух притороченное к седлу тарна длинное горианское копье - действительно грозное в умелых руках оружие, но весьма громоздкое и маломаневренное, больше, по-моему, подходящее пехотинцу. Как род войск наездники на тарнах несколько сотен лет назад вышли из наземных вооруженных сил. Однако мне кажется, что даже при столь качественной перемене в условиях и специфике ведения ими боевых действий в их вооружении мало что изменилось. они лишь стремились усовершенствовать свое мастерство и выработать какие-то новые приемы применительно к изменившимся условиям, но ни в коей мере не пересмотреть своего отношения к самому вооружению. Мне всегда очень хотелось иметь свою собственную группу наездников, которую я сумел бы обучить обращению с совершенно новыми для тарнсмена и, безусловно, полезными видами оружия, но такой возможности у меня не было, и даже в Ко-ро-ба, моем родном городе, к моим идеям относились без достаточного внимания Я приторочил тачакский роговой лук и колчан со стрелами к седлу, уложив под рукой веревки и бела Меч, как обычно, был при мне, а геперь я присоединил
к нему ещё нож убийцы, извлеченный мной из спины несчастного Мипа, и тачакские седельные кайвы.
Со своими приготовлениями я едва не пропустил сигнал судьи к началу гонки, вслед за которым заградительная проволока, натянутая у тарнов перед грудью, упала на землю.
Птицы все, за исключением моей собственной, рванулись в воздух, оглашая воздух пронзительными криками и шумом мощных взмахов заработавших крыльев.
- На месте! - крикнул я, и мой тарн, с горящими глазами, дрожа от возбуждения, остался на стартовом насесте.
У всех находящихся поблизости вырвался крик разочарования. С трибун понеслись улюлюканье и удивленные возгласы.
Я взглянул на ложу Корпуса, убара города, и в насмешливом приветствии помахал ему рукой.
Тот смотрел в мою сторону, ничего не понимая, вцепившись в подлокотники кресла.
- Лети! - закричал, не выдержав, мой арбалетчик.
- Лети же! - кричали члены команды стальных.
Девять поднявшихся в воздух птиц уже достигали первого поворота над летным полем.
Я посмотрел на шесты с двадцатью деревянными насаженными на них головами тарнов, отмечавших количество кругов заезда. Заезд на приз убара самый длительный по времени и самый утомительный для птиц в состязании тарнов. Но и приз за победу велик - тысяча двойных золотых монет.
Мип на Зеленом Убаре следовал за ширококрылым тарном, а вторым в заезде оставался наездник серебряных. Он уже несколько ослабил поводья своей птицы, давая ей возможность накопить силы для финального рывка. На шестах оставалось только две деревянные головы тарнов. Я не знал, насколько сильна его птица, однако по равномерным мощным взмахам её крыльев и посадке головы чувствовалось, что она ещё далека от усталости. Тем не менее, ощутив предоставленную ей свободу, она на какое-то едва уловимое мгновение вышла из общего режима полета, и этой её секундной ошибкой тут же воспользовался Мип, проскользнув на своем тарне у неё под самым крылом и немедленно оттеснивший её в сторону.
Теперь он шел уже вторым, за наездником в голубом одеянии.
Наездник серебряных моментально вернул птицу в прежнее положение, и Менициус из Порт-Кара, вслед за Мипом пытавшийся повторить его обходной маневр,
едва не столкнулся в воздухе с тарном серебряных. Подгоняемые яростными воплями наездников и брызжущими искрами стрекал, птицы обоих соперников отчаянно заработали крыльями, борясь между собой за первенство и ещё больше мешая друг другу.
Наездник синих, возглавлявший гонку, умелыми маневрами блокировал каждую попытку Мипа первым проскочить через кольцо или обойти его на повороте.
Чувствовалось, что это мастер своего дела, однако такая стратегия требовала от его птицы повышенного напряжения и затрат сил, и по ритму движения её крыльев и маневренности становилось заметно, что она постепенно начинает уставать. Но ведь заезд можно выиграть и с помощью тактики блокирования действий противника, не позволяя ему себя обогнать. Тем временем борьба между Менициусом из Порт-Кара и наездником серебряных окончилась в пользу последнего.
Мип снова и снова настойчиво пытался пройти над тарном синих, но его противник ловко направлял свою птицу из стороны в сторону, вынуждая Мипа держаться у неё в хвосте. Внезапно, приучив своего противника ожидать его обходного маневра только сверху, из безопасной для него позиции, Мип резко бросил Зеленого Убара вниз и проскользнул прямо под крылом идущей впереди него птицы, рискуя быть вырванным из седла её мощными когтями. Он до дюйма рассчитал дистанцию и проскочил у птицы буквально между лапами. Его противник, оставшись позади, разразился проклятиями, тут же заглушенными радостным ревом болельщиков стальных.
- Смотри, - обратился ко мне стоящий спиной к летному полю мой бдительный охранник, показывая на небольшое каменное перекрытие, разделяющее сектора стадиона в сотне ярдов от нас.
Там стоял таурентин, поднявший свой арбалет и готовившийся выстрелить из него по Мипу, когда тот зайдет на последний поворот у дальнего от нас конца стадиона. Таурентин приложил приклад арбалета к плечу и, тщательно прицелившись, ждал.
- Не беспокойся, - сказал мой телохранитель и быстро вскинул свое оружие.
Мип уже подходил к центральному кольцу, когда тугая тетива запела у моего уха и резко выбросила стрелу.
Черная короткая стрела взвилась в воздух, пролетела над рядами зрительских трибун и вонзилась в хорошо заметную отсюда алую накидку таурентина. Тот судорожно дернулся, застыл на секунду, роняя из рук арбалет, и, медленно наклонившись, полетел с перекрытия вниз.
Мип оставил центральное кольцо за спиной и продолжал мчаться вперед.
- Отличный выстрел, - сказал я.
Мой телохранитель пожал плечами и принялся снова заряжать арбалет, не спуская при этом глаз со зрительских трибун.
Публика неистовствовала.
Мип был впереди.
И тут на ноги вскочили желтые и принялись хором поддерживать своего представителя.
На молодом, сильном, тренированном тарне лидера Менициус отчаянно пытался догнать Мипа. Расстояние между ними постепенно сокращалось.
Мип ослабил поводья; за все это время он ни разу не ударил Зеленого Убара разрядами стрекала и лишь подгонял его криками.
- Давай, старый воин! Давай! - кричал он.
Тарн Менициуса настигал Зеленого Убара, но тот упорно продолжал лидировать, с каждым взмахом крыльев, казалось, мчась все быстрее и быстрее. И вдруг, к своему ужасу, я увидел, что крылья птицы сбились с ритма, она закричала от боли и стала терять равновесие в воздухе. Мип вцепился в поводья, стараясь удержать её под контролем.
Менициус пронесся мимо, и, когда он был над ними, я заметил, как он резко выбросил вперед правую руку. В ту же секунду Мип отбросил поводья и, судорожно выгнув спину, принялся шарить по ней рукой, словно стараясь до чего-то добраться Он едва не выпал из седла, и его начавшее было соскальзывать вниз тело удержали
только два соединенных с тарновой упряжью страховочньк ремня.
Я невольно схватил за руку своего телохранителя.
Тарн синих, а за ним серебряных и красных обогнали медленно кружащую снижающуюся птицу.
Стоящий рядом арбалетчик поднял оружие.
- Менициус не доживет до конца этого заезда, - сказал он.
- Оставь его мне, - ответил я.
Внезапно Зеленый Убар, словно зараженный энергией проносящихся мимо него птиц, с яростным криком, в котором слились воедино его гнев и боль, рванулся за ними. Мип неловко свесился с седла, с трудом удерживаясь за его луку.
И вот птица, одержавшая в свое время тысячи побед, привыкшая драться за неё до конца, выровняла свой полет и понеслась по такой знакомой ей воздушной трассе стадиона.
- Смотри! - воскликнул я. - Мип жив!
Мип слабеющими руками обхватил птицу за шею и распластался у неё на спине: казалось, он что-то шептал ей на ухо.
И тут мне даже сложно передать, что я увидел: толпа зрителей ревела, тарны оглашали воздух пронзительными криками, а Зеленый Убар и его наездник Мип, слившись в едином неимоверном усилии, словно вернулись в эти последние мгновения дикой, безумной гонки в дни своей молодости такими, какими знали их тогда бесчисленные поклонники. Зеленый Убар мчался вперед, рассекая воздух, обгоняя ветер; он казался самим олицетворением безудержной, рвущейся силы, энергии, жгучей ярости и воли к победе. Теперь я своими глазами видел того Зеленого Убара, о котором я так много наслышался за это время, легендарного тарна, о котором очевидцы, казалось мне, рассказывали небылицы, величайшего из гоночных тарнов, завоевавшего столько наград, что не снилось бы целой команде, - Тарна-Победителя.
Когда птица опустилась на финишный насест, зрители не кричали - над трибунами царила полнейшая тишина.
Вторым приземлился Менициус из Порт-Кара, все ещё не способный поверить, что победу буквально вырвали у него из рук.
И тут все одновременно, за исключением, пожалуй, только наиболее приближенных к благородному убару города людей, разразились восторженными криками, ревом, воплями, что есть силы ударяя правым кулаком по левому плечу.
Тарн гордо восседал на финишном насесте, а его наездник Мип с болезненной, мучительной гримасой пытался удержаться в седле.
Затем птица гордо вскинула голову и, окинув ревущие трибуны взглядом все ещё горящих от возбуждения глаз, издала боевой победный крик тарна.
И тут же без сил упала с насеста на землю.
Мы с арбалетчиком опрометью бросились к насесту, слыша у себя за спиной топот сотен ног сорвавшихся с места зрителей.
Я мечом перерезал удерживающие Мипа в седле кожаные ремни безопасности и снял его с мертвой птицы.
Затем я вытащил торчащий у него в спине короткий нож. Нож профессионального убийцы, по рукояти которого, извиваясь, пробегала надпись:"Я искал его. И я его нашел".
Я поднял Мипа на руки. Он открыл глаза.
- Что с тарном? - едва слышно произнес он.
- Зеленый Убар мертв, - ответил я.
Мип закрыл глаза, и между ресниц у него заблестели слезы.
Он протянул слабеющую руку к тарну, и я уложил его рядом с неподвижным телом птицы. Он обнял за шею мертвое, до последнего дыхания остававшееся ему верным существо и прижался лицом к его серовато-желтому клюву. Плечи его сотрясались от рыданий. Мы отошли в сторону.
Через некоторое время не отходящий от меня ни на шаг арбалетчик заговорил с Мипом.
- Это была настоящая победа, - сказал он.
Мин только плакал.
- Зеленый Убар, - бормотал он. - Зеленый Убар.
- Пошлите за медиком, - крикнул один из стоящих рядом.
Арбалетчик отрицательно покачал головой.
Мип уже лежал мертвым, склонив голову на шею мертвой птицы, которую он привел к их общей последней победе.
- Он правил отлично, - заметил я - Просто не верится, что он был просто тарноводом.
- Много лет назад, - сказал арбалетчик, - был один наездник на гоночных тарнах. В очередном заезде, пытаясь обойти соперника, он не рассчитал дистанции и был выброшен из седла страшным ударом о верхний край кольца. Затем на него посыпались удары несущихся следом тарнов, и только потом он упал на землю. После этого он ещё выступал один-два раза, не больше. Он начал сомневаться в своем глазомере, чувстве времени. Он стал бояться висящих у него на пути колец и даже самих птиц. Его вера в себя, мастерство, выдержка - все ушло.
Остался только страх, смертельный страх перед скоростью, гонкой, что, в общем, в его ситуации вполне объяснимо. Больше участия в состязаниях он не принимал.
- Это Мип? - спросил я.
- Да, - ответил арбалетчик. - Было бы неплохо, если бы ты понял, какая смелость от него потребовалась на сегодняшнем выступлении.
- Он управлял отлично, - сказал я.
- Да, я видел, - подтвердил стоящий рядом человек из команды стальных. - Он не боялся. В том, как он управлял тарном, не было ни намека на страх. Только уверенность, выдержка и мастерство.
- И гордость, - добавил его сосед.
- Да, и гордость, - согласился стальной.
- Сегодняшнее его выступление, - подхватил другой, - напомнило мне того Мипа, каким он был прежде.
И правил он так же великолепно. Это был его лучший заезд.
Собравшиеся вокруг выражали согласие - Значит, он хорошо известен как наездник? - спросил я.
Люди посмотрели на меня с удивлением.
- Он был величайшим из наездников, - сказал арбалетчик, печально глядя на маленькую, неподвижную фигуру Мипа, даже после смерти продолжавшего обнимать за шею своего тарна. - Величайший.
- Разве ты его не знал? - спросил один из стоящих рядом.
- Для меня он был просто Мип, - ответил я. - Я знал его только под этим именем.
- Ну так узнай теперь его настоящее имя, - сказал арбалетчик. - Это был Мелиполус с Коса.
Я обомлел. Мелиполус с Коса стал живой легендой Ара и сотен других городов, где он участвовал в состязаниях.
- Мелиполус с Коса, - задумчиво повторил арбалетчик - Они с Зеленым Убаром погибли победителями,сказал один из собравшихся.
Прозвучали два удара судейского гонга, оповещавшего о начале подготовки к девятому заезду - заезду на приз убара.
Я подобрал короткий нож, оборвавший жизнь Мипа, и заткнул его под ремень.
Платформы с усаженными на них тарнами уже двигались к стартовым насестам. Подсобные рабочие разбежались по своим местам.
Я поднял на руки тело Мипа и передал его одному из стальных. Зеленого Убара погрузили на платформу и вывезли с поля.
Зрители снова рассаживались по местам. Амфитеатр пестрел разноцветьем кастовых одеяний. Наездники устраивались в седлах, застегивая на дисковые замки ремни безопасности По рядам сновали торговцы с лотками, торопясь воспользоваться затишьем между заездами. Небо было ясным и чистым, солнце светило во всю мощь - лучшей погоды для состязаний не придумаешь.
На громадной висящей на разделительной стене доске, предназначенной для вывешивания результатов состязаний, напротив графы восьмого заезда победителем значился Зеленый Убар и его наездник - Мелиполус с Коса. Уже много лет эта пара не украшала списки победителей состязаний.
Менициус из команды желтых, конечно, тоже будет участвовать в девятом заезде. Его тарн Черная Стрела был действительно одним из лучших на всем тарновом дворе стадиона; выносливый и быстрый, он вполне оправдывал свое имя. Темно-красное оперение его правого крыла было обесцвечено и выглядело седым, опаленное несколько лет назад, как мне рассказали, кислотой одним из наездников серебряных. Хорошая птица, достойная уважения. Но я надеялся, что Убар Небес, которого я занес в списки участвующих в заезде от команды стальных, сумеет его одолеть.
Основное соперничество на этом этапе состязаний разгорелось между желтыми и стальными. Девятый заезд - заезд на приз убара - был не просто почетным, но и во многих отношениях решающим: по нему опреде-' лялся победитель не только сегодняшнего дня состязаний, но и всего сезона, поскольку он знаменовал собой завершение Праздника Любви и закрытие спортивного сезона.
Я посмотрел на ложи убара и верховного служителя посвященных Комплициуса Серенуса. Обе они были украшены в цвета группировки зеленых. Интересно, знает ли уже Кернус о том, что произошло на Стадионе Клинков? Сейчас бунт наверняка уже выплеснулся на улицы.
Я подошел к деревянному информационному табло, на котором люди из обслуживающего персонала стадиона набирали из отдельных букв имена участников заезда.
- Поставь сюда и имя Гладиуса с Коса, - сказал я.
Служитель кивнул и начал быстро набирать мое имя.
Зрители заревели от удовольствия. Я заметил, что люди
возле столов тотализатора стали о чем-то торопливо совещаться. Ставки начали резко подниматься Я услышал третий удар судейского гота, нгиц пора было выводить на старт.
Менициус уже был возле старта, стоя у платформы, на которой возвышалась дрожащая от нетерпения под надетым на неё кожаным колпаком Черная Стрела - замечательная темно-красная птица, настоящий король на тарновом дворе желтых.
Вокру! платформы Менициуса из Порт-Кара стояла охрана из таурентинов.
Я приблизился к ним, но не сделал попытки пройти сквозь их ряды. Менициус с побледневшим, напряженным лицом устраивался в седле.
- Гладиус с Коса хотел бы побеседовать с Менициусом из Порт-Кара до начала заезда, - обратился я к нему.
Он не ответил.
- Отойди отсюда! - резким тоном приказал командир отряда таурентинов.
- Менициус из Порт-Кара бьы в Ко-ро-ба в прошлом году в ен'варе? - не обращая на него внимания, продолжал я.
Руки Менициуса, сжимающие уздечку, побелели от напряжения.
Я вытащил из-за пояса короткий нож и показал ему.
- Он припоминает воина из Тентиса? - спросил я.
- Я не знаю, о чем ты говоришь, - огрызнулся Менициус.
- О, может, он его и не припоминает, - говорил я,поскольку, как я подозреваю, он видел его только со спины.
- Уберите его отсюда! - закричал Менициус.
- Обрывок зеленой повязки вполне можно было оставить за день, а то и ча час до этого. Надо признать, Менициус из Порт-Кара отлично владеет ножом убийцы. Бросок, несомненно, был произведен со спины маленького быстрокрылого гоночного тарна, очень маневренного и великолепно подходящего для полета под мосгами
- Ты сумасшедший! - завопил Менициус. - Убейте его!
- Первого, кто двинется с места, - прозвучал у меня над ухом суровый голос моего телохранителя-арбалетчика, - моя стрела прошьет насквозь.
Никто из таурентинов не пошевелился.
Подсобный рабочий снял с головы Черной Стрелы, тарна желтых, кожаный колпак. Птица расправила перья и гордо подняла голову.
Отличный экземпляр, ничего не скажешь.
Мой собственный тарн на платформе у четвертого стартового насеста был уже без колпака.
Зрители, как обычно, бурно реагировали на появление птиц у стартовых площадок, восхищаясь их крупными головами, мощными и крепкими, как меч, клювами, гордо выпяченной грудью и горящими черными глазами. Один из подсобных рабочих стальных отомкнул замок и снял с ноги моей птицы удерживающую её цепь. Птица, почувствовав свободу, переступила с лапы на лапу, глубоко вонзая когти в деревянную поверхность платформы, сделала пару широких взмахов крыльями, разминая их, и, высоко запрокинув голову, издала пронзительный, дикий крик. Думаю, у многих из присутствующих на трибунах, несмотря на жаркий летний день, от этого воинственного крика-вызова мороз пробежал по коже; и не было, наверное, ни одного, кто не почувствовал бы себя слабым и беззащитным перед гордой, грозной, хищной фигурой моего черного тарна, моего Убара Небес.
- Пора в седло, - заметил мой неразлучный арбалетчик, и я поспешил к стартовой платформе.
Как мне сейчас не хватало Мипа с его дружеским советом, всегда верным наставлением; Мипа, неизменно провожавшего меня во все предыдущие заезды, проверявшего напоследок крепление тарновой сбруи и напутствовавшего меня добрыми пожеланиями. Мне снова во всех деталях вспомнились его выступление, его победа, его гибель.
Я посмотрел на Менициуса, тот упорно не желал встречаться со мной взглядом.
Я заметил, что ему протянули ещё один нож, какой обычно используют наездники. В правой руке он наготове держал стрекало. На луке седла у него я, к своему немалому удивлению, увидел свернутый в несколько петель хлыстовой нож, который так распространен в ПортКаре: длинный хлыст, в конечной части которого из единого узла расходятся пять длинных, восемнадцатидюймовых ремней, оканчивающихся в свою очередь четырьмя вделанными в них тонкими, узкими стальными лезвиями. Существует довольно много разновидностей хлыстового ножа, от тех, что имеют на ременных кольцах довольно длинные, дюймов по семь-восемь, обоюдоострые лезвия, до тех, которые оканчиваются заточенными с внутренней стороны крюками, позволяющими атакующему разорвать свою жертву на части. У Менициуса был нож первого типа, с обоюдоострыми лезвиями, способный с двадцати футов перерезать человеку горло.
Я заметил, что таурентины переходят от одного участника соревнований к другому, очевидно передавая им какие-то сообщения. В ответ некоторые наездники выражали яростное возмущение и потрясали вслед таурентинам кулаками.
- Хорошо бы нам не отстать в этих состязаниях,сказал стоящий у моего стремени арбалетчик.
Я увидел, как таурентин принес Менициусу небольшую, завернутую в шелковую тряпицу коробочку, которую тот нацепил на пояс.
- Смотри, - сказал я своему телохранителю, указывая на растворяющихся среди зрителей вооруженных арбалетами таурентинов.
- Твое дело - гонка, - ответил он. - Об этом мы позаботимся! Там тоже есть наши люди.
Я поднял своего тарна вверх, и он одним мощным движением крыльев переместился с платформы на стартовый насест.
Менициус из Порт-Кара не казался больше неуверенным или испуганным; его лицо приобрело спокойное выражение, а на губах заиграла жестокая улыбка. Он посмотрел на меня и рассмеялся.
Я приготовился к четвертому сигналу судейского гонга. Перед тарнами натянули стартовую заградительную проволоку.
И тут я заметил, что смягчающее удар покрытие убирается подсобными рабочими не только с центрального кольца, но и с расположенных по противоположным концам летного поля, оголяя их металлические острые, как клинок, края, что никогда прежде не делалось на гоночных заездах и применялось только на состязаниях в мастерстве, да и то лишь в тех случаях, когда борьба шла не на жизнь, а на смерть.
Отовсюду с трибун раздались протестующие крики и брань представителей абсолютно всех групп болельщиков.
Наездники, за исключением меня и Менициуса, обменялись тревожными, недоумевающими взглядами.
- Принеси-ка мне, - обратился я к своему стоящему у края насеста арбалетчику, - из моих принадлежностей там, на разминочной площадке, тачакское бола, веревку для каийлы с набором кайв.
Он рассмеялся.
- А я все ждал, - сказал он, - когда ты поймешь, что это не просто состязания, а война.
Подсобный рабочий тотчас бросил мне на седло увесистый сверток. Я невольно усмехнулся.
- Мы держали все это наготове, - сказал арбалетчик.
К подножию стартового насеста подбежал ещё один человек из команды стальных, одержавший победу на одном из первых заездов.
- Там боевые тарнсмены, - запыхавшись, сообщил он. - Таурентины в полной выкладке. Они собираются у стен стадиона Нечто подобное я и ожидал. Именно эти люди и использовались для нападения на караван Хинрабиусов.
- Принеси мне еще, - сказал я, - малый тачакский лук и боевые стрелы народов фургонов, те, с зазубринами на наконечнике.
- Все уже в свертке, - ответил арбалетчик.
- Как вы догадались все предусмотреть? - удивился я.
- Это Мип велел, - пояснил арбалетчик. - Он хорошо понимал, какое тебе предстоит состязание.
Я развернул сверток и осмотрел лук. Он был действительно маленьким, не больше четырех футов длиной и сделан из двух рогов боска, соединенных между собой в наиболее толстой части и укрепленных металлическими, опоясывающими рог в семи местах пластинками и широкими полосками кожи. Тачакский лук по своим характеристикам уступает и длинному луку, и арбалету, однако при действии на коротких дистанциях, особенно при необходимости высокой скорострельности, он представляет собой грозное оружие. Его небольшие размеры позволяют пользоваться им на ходу, из седла, в чем проявляется его преимущество перед более мощным, однако не допускающим свободы действий в обращении длинным луком. В отличие же от арбалета малый лук не требует столь значительных затрат времени на подготовку к стрельбе, поэтому скорострельность его весьма высока. Тачакский воин, например, способен на полном скаку выпустить по мишени одну за другой двадцать стрел всего за какую-нибудь минуту.
Интересно отметить, что малый "лук никогда не применяется наездниками на тарнах, возможно потому, что живущие в отдаленных от экватора широтах горожане практически незнакомы с каийлой и не видят для себя преимуществ в использовании оружия наземных всадников. А может, это объясняется устойчивыми традициями северян, доверяющих лишь тем видам вооружения, что проверены столетиями, и полагающих, что основным преимуществом наездника на тарнах является дальность действия его оружия, а не скорость и точность. Однако я полагаю, что основной причиной неуважительного отношения наездников к малому луку явля ются именно его небольшие размеры, он кажется им слабым оружием, игрушкой в руке настоящего воина.
Кто-то из команды стальных, завидя этот лук среди вооружения Гладиуса с Коса, шутливо спросил, не для детей ли этот лук? Понять их было можно, ведь они никогда не передвигались в седле каийлы и не имели дела с тачаками Мне же кажется, что боевые действия в седле каийлы и в седле тарна имеют между собой много общего и малый лук так же достоин использования в горианском небе, как и в южных степях Кроме того, я много времени уделил, тренируя моего тарна выполнять команды, подающиеся голосом, а это в значительной мере освобождало мне руки для оружия. Обычно тарнов приучают к одной команде - "табук", означающей "охотиться". К тому же мне хотелось научиться пользоваться, сидя в седле летящего тарна, легким тачакским копьем. Наездники весьма часто берут с собой в воздух притороченное к седлу тарна длинное горианское копье - действительно грозное в умелых руках оружие, но весьма громоздкое и маломаневренное, больше, по-моему, подходящее пехотинцу. Как род войск наездники на тарнах несколько сотен лет назад вышли из наземных вооруженных сил. Однако мне кажется, что даже при столь качественной перемене в условиях и специфике ведения ими боевых действий в их вооружении мало что изменилось. они лишь стремились усовершенствовать свое мастерство и выработать какие-то новые приемы применительно к изменившимся условиям, но ни в коей мере не пересмотреть своего отношения к самому вооружению. Мне всегда очень хотелось иметь свою собственную группу наездников, которую я сумел бы обучить обращению с совершенно новыми для тарнсмена и, безусловно, полезными видами оружия, но такой возможности у меня не было, и даже в Ко-ро-ба, моем родном городе, к моим идеям относились без достаточного внимания Я приторочил тачакский роговой лук и колчан со стрелами к седлу, уложив под рукой веревки и бела Меч, как обычно, был при мне, а геперь я присоединил
к нему ещё нож убийцы, извлеченный мной из спины несчастного Мипа, и тачакские седельные кайвы.
Со своими приготовлениями я едва не пропустил сигнал судьи к началу гонки, вслед за которым заградительная проволока, натянутая у тарнов перед грудью, упала на землю.
Птицы все, за исключением моей собственной, рванулись в воздух, оглашая воздух пронзительными криками и шумом мощных взмахов заработавших крыльев.
- На месте! - крикнул я, и мой тарн, с горящими глазами, дрожа от возбуждения, остался на стартовом насесте.
У всех находящихся поблизости вырвался крик разочарования. С трибун понеслись улюлюканье и удивленные возгласы.
Я взглянул на ложу Корпуса, убара города, и в насмешливом приветствии помахал ему рукой.
Тот смотрел в мою сторону, ничего не понимая, вцепившись в подлокотники кресла.
- Лети! - закричал, не выдержав, мой арбалетчик.
- Лети же! - кричали члены команды стальных.
Девять поднявшихся в воздух птиц уже достигали первого поворота над летным полем.
Я посмотрел на шесты с двадцатью деревянными насаженными на них головами тарнов, отмечавших количество кругов заезда. Заезд на приз убара самый длительный по времени и самый утомительный для птиц в состязании тарнов. Но и приз за победу велик - тысяча двойных золотых монет.