Норман Джон. Вождь

   — Мы везем на Митон девственницу! — довольно грубо прокричал Палендий, переворачивая бокал и хватая салфетку. — Ждать уже недолго!
   Конечно, она, как аристократка и патрицианка, еще оставалась девственницей. Она смущенно взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия. Он продолжал наблюдать за ней с пренебрежительным выражением на лице, как будто она была выставлена на невольничьем рынке. Как она ненавидела этого мужлана!
   Она встрепенулась, когда безумная, абсурдная мысль пронзила ее мозг. «Я не хочу, чтобы меня презирали, я хочу угождать», — подумала женщина, но тут же быстро и испуганно отогнала это наваждение.
   Многие женщины Тереннии оставались девственными — особенно образованные, из высших сословий; сексуальность считалась оскорбительным проявлением низменной натуры. Конечно, на этой планете не одобрялись браки и роды у женщин-аристократок. Разве могло разумное существо обременять себя подобной обузой? О предстоящем союзе между судебным исполнителем и Туво Авзонием, как можно заметить, не было объявлено публично, можно даже сказать, что брак готовился втайне. Однако браки, как бы они ни порицались, в некоторых случаях могли принести кому-либо пользу в социальном, экономическом или профессиональном отношении.
   — И тогда!… — орал Палендий.
   Он опустил кулак, обернутый салфеткой, на тонкий, прозрачный бокал, разбив его на тысячу осколков. По скатерти разлетелись рубиновые капли каны.
   Судебный исполнитель вздрогнула и покраснела, несомненно, разгорячённая каной, чуть не падая в обморок. Эта реакция могла показаться недопустимо женственной, но следует учитывать все обстоятельства — силу Палендия, мощь его телохранителей, смех сидящих за столом, действие каны, боязливое беспокойство самой женщины, впервые осознавшей свою слабость, мягкость и уязвимость, свое отличие от мужчины, который только что ударом массивного кулака вдребезги разнес бокал. В этот момент многое казалось женщине значимым и символичным. Но не думаю, что по ее реакции мы можем судить о смирении, потрясении, почти обмороке как о признаках ее женственности. Учитывая принятые на Тереннии нормы и особенно нормы для высших классов, мы бы хотели остаться нейтральными в подобных вопросах, просто наблюдая за происходящим и позволяя читателю, если у того есть желание, сделать самостоятельное суждение. Поэтому мы будем считать эту реакцию женщины проявлением женственности — глубокой, подлинной, достоверной подверженной подобным чувствам и реакциям. Для женщин они казались вполне естественными. Среди менее женственных дам своего круга она часто ощущала себя не такой, как все, и боялась проявления у себя подобных чувств. Она никогда не отваживалась быть самой собой, такой, какой она была — великолепной и совершенно отличающейся от мужчин. Она всегда старалась отвергать и прятать свою женственность, но тем не менее та существовала. Изменения в ее жизни оказали бы существенное влияние на ее привычки. Она обнаружила себя в ситуации, в которой ее женственность могла раскрыться полностью — в состоянии, когда это было бы не только допустимо, но и необходимо. Действительно, к собственному изумлению и радости, она наконец ощутила себя самой собой, и ей не оставалось другого выбора, какими бы ни были последствия этого поступка.
   — Уже поздно, — заметил капитан.
   Сидящие за столами стали подниматься, желая друг другу приятного вечера.
   — Кана еще осталась? — спросил Палендий у прислужницы.
   — Да, господин, — ответила она.
   Палендий щелкнул пальцами, и прислужница заспешила к нему. Судебный исполнитель вздрогнула, увидев такое послушание.
   — С вами все в порядке? — спросил молодой офицер флота.
   — Да, — кивнула она.
   Палендий взял флягу из рук прислужницы и предложил ее левому телохранителю.
   — Нет, спасибо, хозяин, — ответил тот.
   Тогда Палендий протянул флягу другому телохранителю.
   — Благодарю, не надо, хозяин.
   — Может, завтра, после состязаний? — спросил Палендий.
   — Может быть, хозяин.
   — Ваши псы хорошо вышколены, — заметил сосед Палендия.
   Палендий сам отпил из фляги и неуверенно поставил ее на стол.
   Две-три женщины подошли к судебному исполнителю, чтобы поцеловать ее и пожелать счастья. Она отвечала немного смущенно и формально. В конце концов, она была .родом с Тереннии.
   Телохранитель Палендия взглянул на нее, решив, что такая женщина недостойна даже ошейника. Еще одна дама подошла поговорить с ней. Как холодно и надменно отвечала ей дочь судьи!
   Как известно, на Тереннии физические контакты, прикосновение одного человека к другому, считалось отвратительным, по крайней мере, среди людей высшего круга. И все же как высокомерно держалась дочь судьи!
   Телохранитель продолжал следить за ней и думать о ее сексуальности — сейчас почти подавленной жестокими усилиями, но если бы она дала себе волю, то эта сексуальность оказалась бы неуправляемой, превратив женщину в свою пленницу и жертву.
   Еще одна женщина ласково поцеловала дочь судьи в щеку.
   В самом деле, думал телохранитель, она не совсем безнадежна. Но потом он отверг эту мысль, ибо эта дама была из хонестори, к тому же патрицианкой. Такая женщина не может оказаться в ошейнике, по крайней мере, на планетах, знакомых телохранителю. Однако он мысленно примерил на нее ошейник и счел общий вид вполне сносным.
   — Спокойной ночи, дорогая, — произнес Палендий. Женщина кивнула.
   Слегка пошатываясь, Палендий направился к выходу. Она наблюдала, как Палендий выходит из столовой, поддерживаемый телохранителями. Конечно, она давно была знакома с Палендием, как и многие люди ее круга на Тереннии.
   Он был сказочно богат со всеми своими землями и четырьмя тысячами колонов. У него была власть и, вероятно, много врагов. Телохранители сопровождали его повсюду — крупные, настороженные, быстрые, умелые, жестокие люди. Гладиаторы — и этим все сказано.
   Женщина смотрела на скатерть, усыпанную крошками, смятыми салфетками и каплями каны. Она заметила салфетку, которой Палендий обмотал кулак, прежде чем разбить бокал. Какой вульгарный жест!
   У Палендия тоже имелись слабости — например, кана или страсть к цирковым боям. Женщина знала, что он содержит школу для гладиаторов, где мужчины учатся владеть и распространенными, и редкими видами оружия.
   Люди Палендия, как и он сам, казались совсем не такими, как другие знакомые ей мужчины.
   Как беспокойно она чувствовала себя в их присутствии, какое смятение в душе испытывала каждую минуту!
   Она вспомнила телохранителя, стоящего справа от Палендия. Ее пальцы нервно дотронулись до ожерелья, плотно охватившего шею.
   Женщина вновь подумала о телохранителе. Как он разглядывал ее! Никто еще не осмеливался так смотреть на нее!
   Как она презирала, как ненавидела этого невозмутимого, полуголого гиганта, который смотрел на нее с презрением!
   «Не хочу, чтобы мной были недовольны», — подумала она, и тут же, изумившись столь безумной мысли, поспешила отогнать ее.
   Да как он смел так смотреть! Какое право он имел — невежественный, неграмотный мужлан, животное, обученное для цирковых боев? Она — высокородная патрицианка!
   «Может, он не считал меня достойной наказания?», — эта мысль и взволновала, и испугала женщину, тут же исчезнув.
   Она заметила прислужницу, которая убирала посуду со стола.
   — Эй, ты! — позвала она, и прислужница замерла на месте. — Поди сюда!
   Прислужница подошла поближе.
   — Как тебя зовут? — спросила судебный исполнитель.
   — Янина…
   — Говори, как следует! — прикрикнула женщина.
   — Янина, госпожа.
   — Ты привыкла стоять в присутствии свободных людей? — спросила судебный исполнитель.
   — Простите, госпожа, — девушка быстро опустилась на колени.
   — Разве такой проступок не заслуживает наказания?
   — На все воля хозяев, госпожа, — ответила девушка. — Из уважения к чувствам других пассажиров ко мне стараются не привлекать внимания.
   — Поэтому ты и ведешь себя, как прислуга?
   — Я прислуживаю, госпожа, но ни на что не претендую. Я не осмеливаюсь претендовать на высокое положение свободной служанки.
   — Сегодня я наблюдала, как ты ведешь себя при людях, — сказала судебный исполнитель.
   — Да, госпожа.
   — Должно быть, вне чужого присутствия с тобой обходятся по-другому?
   — Да, госпожа, тогда со мной обращаются соответственно моему положению.
   — И что же это значит?
   — То, что я рабыня, госпожа, — дрожа, ответила девушка.
   — Что должен делать раб?
   — Стремиться угождать и повиноваться.
   — Тебя можно купить и продать, — добавила судебный исполнитель.
   — Да, госпожа.
   — Ты — животное, которое можно купить и продать.
   — Да, госпожа.
   — Ты красивое животное, — продолжала судебный исполнитель.
   — Благодарю, госпожа.
   Судебный исполнитель сердито повернулась и вновь взглянула на прислужницу.
   — Ты удивительно красивая рабыня, Янина.
   — Спасибо, госпожа.
   — Такие женщины, как ты, — заметила судебный исполнитель, — пригодны только для того, чтобы быть рабынями.
   — Да, госпожа.
   Прижав к бедру белую сумочку, судебный исполнитель направилась к двери. На пороге она обернулась. Прислужница по-прежнему стояла на коленях у стола.
   — Можешь встать и продолжить работу, — сказала судебный исполнитель.
   — Да, госпожа. Спасибо, госпожа, — ответила девушка.
   Возвращаясь из столовой к себе в каюту (разумеется, без сопровождения — ведь она была с Тереннии!), судебный исполнитель задержалась в холле у гигантского овального иллюминатора. За ним простирался мрак таинственной ночи, в которой медленно плыли звезды, будто блестящие осколки в море.
   Женщина почувствовала себя очень маленькой и одинокой в этой ночи — даже находясь в освещенном коридоре, на корабле, под защитой прочной стальной обшивки.
   Женщина оглядела свое отражение в стекле иллюминатора и поправила волосы. Она осталась довольна собой, она и прежде не считала себя дурнушкой. Она представила, как будет изводить Туво Авзония — вот именно, изводить его! Он должен поплатиться, должен пострадать за все. Женщина внимательно осмотрела себя. Напрасно она надела это белое платье, серьги и ожерелье — все это она купила прямо на корабле. На Тереннии таких вещей не носили, там даже белая подпоясанная тога считалась неприличной. Мать всегда бурно протестовала, когда она одевалась подобным образом. Однако сама женщина не привыкла подчиняться, она умела делать только то, что ей хотелось и когда хотелось. Она вгляделась в собственное отражение. Вероятно, не стоило сегодня так наряжаться — она просто не подумала. Видел ли кто-нибудь, как этот уродливый, невежественный телохранитель пялился на нее? Женщина не помнила, чтобы на нее когда-нибудь так смотрели, кроме случая с этим же парнем, тогда еще крестьянином — когда он стоял в зале суда. Тогда она была довольна своей внешностью и одеждой. Женщина вспомнила о той девчонке в столовой, Янине… или как там ее звали. Она носит только то, что ей позволят. Судебный исполнитель вгляделась в черноту за окном, где мерцали звезды.
   «Как бы меня одели, — подумала она, — если бы я была рабыней? И позволяли бы мне одеться?» Она вздрогнула, ибо позади нее в стекле появилось отражение телохранителя, того, что стоял справа от Палендия. Женщина повернулась и прислонилась к раме. Другой гладиатор маячил где-то позади.
   — Простите, госпожа, — произнес гладиатор, подойдя слишком близко. — Мы не хотели напугать вас. Мы закончили работу и возвращаемся в свою каюту.
   Второй гладиатор пошел дальше, и первый направился следом за ним.
   — Подожди, — вдруг сказала женщина.
   — Да, госпожа?
   — Мы не виделись с тех пор, как ты был в цирке.
   — Да, госпожа, с тех пор, как вы приказали связать меня.
   — За тебя вступился Палендий — твои подвиги на арене восхитили его.
   — Да, госпожа.
   — Только благодаря Палендию тебя помиловали и отдали ему.
   — Да, а потом начальнику школы гладиаторов, — добавил он, — где учат убивать.
   Она хотела отодвинуться подальше, но за спиной была рама иллюминатора.
   — Теперь я свободен, — продолжал он. — Я получил свободу после десятой победы… и седьмого убитого.
   — Понимаю, — кивнула она.
   — И теперь я так же свободен, как и вы, — добавил гладиатор.
   — Да, понимаю.
   Зачем он подошел так близко? Неужели он по-прежнему остался грубым, невежественным крестьянином? Неужели он считает, что находится в грязной деревне, где скот бродит вокруг хижин? Он и в самом деле так равнодушен к сословным различиям Тереннии? Она смутилась и вспыхнула. Всего на расстоянии вытянутой руки от нее вздымалась грудь гладиатора.
   — Палендий питал большие надежды насчет тебя, — произнесла она, глядя в сторону. Гладиатор пожал плечами.
   «Да как ты смеешь стоять так близко!» — думала она!
   Палендий вез с собой двадцать бойцов и целую свиту обслуги, тренеров, врача, секретарей. Он направлялся на Ирис — планету из первого квадранта, неподалеку от Митона.
   — Я не слишком силен в боях с разным оружием, — сказал гладиатор, глядя на нее.
   «Пожалуйста, не стой так близко, — молила она про себя. — Неужели ты не видишь, что мне неудобно?»
   — Но даже такие бойцы, как Аркон и Мир-Сан сначала мало что умели.
   Этих двоих знали во всей Империи. Им приходилось выступать даже в главном цирке.
   — Тебе нравится в цирке? — спросила она.
   — Да, — задумчиво ответил он. — Свет, люди, музыка, азарт… все это очень возбуждает.
   — Я понимаю, почему людям нравятся такие зрелища. Но цирк — это не мое призвание.
   — Ты свободен. Ты можешь уйти от Палендия, — возразила она.
   — Он спас мне жизнь, и я служу ему.
   — Несомненно, он хорошо тебе платит, — заметила женщина.
   — Да.
   — Ты гумилиори, у тебя не может быть призвания, — сказала она.
   — А рабам вообще не приходится выбирать, — ответил гладиатор, глядя на нее в упор.
   — Что ты хочешь этим сказать? — воскликнула женщина.
   — Ничего, госпожа.
   Она почувствовала слабость и головокружение. Что могли значить его слова? Она перепугалась, как рабыня перед хозяином.
   — Почему сегодня вечером ты так смотрел на меня? — сердито спросила она.
   — Вам показалось, госпожа.
   — Может быть, — холодно ответила женщина.
   — А кроме того, вы дважды сами посмотрели на меня, — продолжал гладиатор.
   — Этого никогда не было!
   — Тогда откуда вы узнали, что я смотрю на вас?
   — Ты — дерзкое животное! — крикнула она и взмахнула маленькой ручкой. Однако удар не был нанесен — ее тонкое запястье попало в стальные тиски его огромного кулака.
   Гладиатор вспомнил, что когда он выздоравливал в школе и уже вставал на ноги, к нему пришел Палендий. Неожиданно Палендий попытался ударить его, и гладиатору пришлось схватить его за запястье.
   «Если бы я носил браслет с лезвием, — сказал Палендий, — ты лишился бы пальцев».
   «Но у вас нет браслета, господин», — возразил гладиатор.
   «Верно, — усмехнулся Палендий. — А теперь отпусти меня. С завтрашнего дня можешь приступать к занятиям».
   — Прошу, отпусти меня! — воскликнула женщина. — Мне больно!
   Он немедленно разжал пальцы. Женщина отдернула руку, потирая запястье. Она прежде не понимала, что значит оказаться беспомощной в могучих руках.
   — Да и к чему мне терять время, разглядывая простую рабыню? — рассеянно сказал гладиатор.
   — Я не рабыня! — закричала женщина. — Рабыней была та девушка, которая разливала кану!
   — Вы обе рабыни, — возразил он.
   — Я не рабыня! Я патрицианка!
   — Нет, ты рабыня, — повторил гладиатор.
   — Нет! — закричала она.
   — В школе меня научили, как, глядя на женщину, определить, рабыня она или нет, — объяснил гладиатор.
   — И что же, я похожа на рабыню? — раздраженно поинтересовалась женщина.
   — Да.
   — Убирайся! — велела она.
   Гладиатор отступил назад и поклонился.
   — Да, госпожа.
   — Что за состязания будут завтра вечером? — вдруг спросила она.
   — Пока это секрет.
   — И ты будешь участвовать?
   — Насколько я понимаю, это неизбежно, — ответил гладиатор.
   — Конечно.
   — Госпожа желает присутствовать? — спросил он.
   — Разумеется, нет!
   — Спокойной ночи, госпожа, — сказал гладиатор, еще раз поклонился и ушел.
   Вскоре в том же коридоре показался капитан, который направлялся к залу управления. Судебный исполнитель стояла у иллюминатора, одной рукой впившись в раму, а другой прижимая к себе сумочку. Она вглядывалась в молчаливые глубины ночи, где вспыхивали огоньки далеких солнц и звезд. Женщина казалась испуганной. Капитан остановился, вопросительно глядя на нее.
   — Со мной все в порядке, — заверила она.
   — Я только что встретился с двумя телохранителями Палендия. Надеюсь, они не приставали к вам?
   — Нет! Конечно, нет! — ответила она.
   — Разве к ней можно пристать? С рабынями так не поступают, им просто приказывают…
   — Напрасно таким людям позволяют находится на свободе, — заметил капитан.
   — Несомненно, — усмехнулась она.
   — Их следует держать в клетке.
   — Наверное, — она не смогла удержаться от смешка.
   — С вами все в порядке? — насторожился капитан.
   Она кивнула. Она слышала, что рабынь иногда держат в клетках, причем довольно тесных.
   — Желаю вам приятного вечера, — произнес капитан.
   — Капитан, завтра вечером ожидаются какие-нибудь зрелища?
   — Зрелища?
   — Ну да — бои, состязания?
   — Да, состязания.
   — Могу я узнать, где именно и когда? — спросила женщина.
   — Боюсь, вам это будет неинтересно, — нерешительно ответил капитан. — В нижнем отсеке корабля, секция девятнадцать, через час после ужина.
   — Все зависит от того, как я себя буду чувствовать завтра вечером, — произнесла женщина. — Если заскучаю, то приду.
   — Вам не следует этого делать, — заметил капитан.
   — Почему же?
   — Я не уверен, что зрелище покажется вам приемлемым, — объяснил капитан.
   — Надеюсь, другие женщины там будут?
   — Несомненно.
   — И я имею полное право прийти? — допытывалась она.
   — Ну конечно!
   — Ведь это круизный кораблю, на нем не может не быть развлечений, — продолжала женщина. — Я заплатила за билет.
   — Полностью согласен с вами, — кивнул капитан.
   — Тогда в чем дело?
   — Ни в чем, — ответил он. — Только вы родом с Тереннии…
   — Ну и какое это имеет значение? — спросила она.
   — Никакого.
   «Тогда посмотрим, какое настроение у меня будет завтра вечером», — решила она.
   Она отклонила предложение капитана проводить ее до каюты — в конце концов, она была родом с Тереннии. Однако, если быть точным, следует упомянуть, что после ухода капитана женщина вновь заволновалась. Она смотрела через иллюминатор на звезды и планеты и не могла избавиться от страха — она чувствовала себя такой маленькой и беспомощной! Сам корабль со своими сложными системами жизнеобеспечения казался недоступным ее пониманию. Женщина думала, что напрасно не позволила капитану проводить ее до каюты. Идти туда было далеко, через несколько коридоров, а она была одета так, что все становилось ясно с первого взгляда — она не существо, равноправное с мужчиной, а настоящая женщина. Она взглянула на свое отражение в иллюминаторе. Нет, она действительно не такая, отличающаяся от «равноправных» женщин. Она поспешила в каюту, постоянно оглядываясь, даже останавливаясь, прежде чем свернуть в другой коридор, и наконец, испуганная, задыхающаяся, — ибо все время ей пришлось идти мелкими шажками, как позволяла одежда, — она достигла своей двери. Через мгновение она очутилась в каюте, навалилась плечом на дверь и заперла ее на два оборота ключа. Она тяжело дышала. Внезапно зарыдав, она опустилась на колени рядом с дверью, вытянув руки по ее холодной стальной обшивке.
   Она не рабыня! Она в безопасности!

Глава 10

   — Что за отвратительная одежда! — рассмеялась одна из зрительниц.
   Судебный исполнитель не сочла нужным отвечать ей.
   — Не сердитесь! — продолжала женщина. — Садитесь рядом со мной, — и она указала свободное место на скамье.
   Судебный исполнитель улыбнулась и подошла к ней.
   — Я очень опоздала? — небрежно спросила она.
   — Совсем нет, вы как раз вовремя, — заверила ее соседка.
   Артисты, если так можно было их назвать, еще не появились на огороженной деревянным барьером арене, окруженной трибунами. Зал в секции девятнадцать имел очень высокий потолок; вверху можно было разглядеть длинные, ничем не прикрытые стальные брусы и шпангоуты. В секции, одной из сотен ей подобных, умещалось несколько тонн груза. Теперь же в ней находились только скамьи, да по углам стояло несколько контейнеров и спасательных капсул. Секцию освещали мощные электрические прожектора, маленькая арена была залита их слепящим светом. Включать свет можно было с пульта, находящегося у двери. Дальний угол секции скрывался в полутьме — вероятно, где-то там артисты ожидали своего выхода. Если это и было зрелище, то оно не отличалось профессиональной постановкой.
   — В чем суть сегодняшнего состязания? — спросила судебный исполнитель.
   Да, она пришла слишком рано — собралось всего несколько зрителей.
   — Не знаю, — ответила ее соседка, одна из тех женщин, что прошлым вечером сидели за столом капитана. Вместе с другими после ужина эта женщина поцеловала дочь судьи и пожелала ей счастья. — Мне не хотелось обидеть вас, дорогая, — продолжала она. — Я уверена, что ваш наряд приемлем на Тереннии.
   — Это обычная одежда людей моего круга, — подтвердила судебный исполнитель.
   — Женщин и мужчин?
   — Конечно.
   — Понятно, — протянула соседка так, что становилось ясно: она ничего не поняла.
   — Мы одинаковы, — продолжала судебный исполнитель.
   — И мужчины, и женщины?
   — Да.
   — Вам это не кажется нелепым? — поинтересовалась соседка.
   Судебный исполнитель предпочла оставить этот вопрос без ответа.
   — Простите, — спохватилась соседка.
   — Ничего страшного, — успокоила ее судебный исполнитель.
   Соседка сегодня была одета не в вечернее платье, уместное за ужином у капитана, а в нечто более приличествующее для посещения состязаний — хорошо сшитый брючный костюм.
   — Вчера вечером вы были одеты совершенно иначе, — заметила соседка.
   Это была правда. Облегающее белое платье без рукавов, купленное на корабле, в которое судебный исполнитель осмелилась облачиться вчера, как небо от земли отличалось от тереннианской одежды, так называемой «униформы», надетой ею сегодня. Униформа была призвана скрыть половые признаки — это пытались сделать различными способами, более или менее успешно. Сегодня судебный исполнитель надела самый распространенный вид униформы — намеренно широкую, бесформенную мешковатую одежду из целого куска ткани. Ткань скрывала ее от шеи до щиколоток. Одежда внизу имела широкие штанины и нечто вроде длинной серой накидки поверх них. Вдобавок судебный исполнитель надела «балдахин» — проволочную раму, укрепленную на вороте униформы и поднимающуюся над головой, с прикрепленными к ней полупрозрачными «занавесями». Это сооружение должно было скрыть изгиб ее плеч и откровенные выпуклости груди. Единообразие и в поведении, и во внешности высоко ценилось на Тереннии.
   — Несомненно, Палендий будет здесь, — беспечно проговорила судебный исполнитель.
   — И его великолепные животные тоже, — кивнула соседка.
   Судебный исполнитель смутилась. Конечно, Палендий не слишком интересовал ее. К своему стыду, она поняла, что соседка чересчур ясно понимает ее чувства.
   Следует упомянуть, что хотя сегодня судебный исполнитель надела униформу, под ней скрывалась совершенно иная одежда, также купленная на корабле — еще более редкая и необычная для Тереннии.
   Это белье было тщательно скрываемым секретом судебного исполнителя. Она чувствовала, что могла бы умереть от стыда, если бы ее тайну кто-нибудь разузнал.
   — Вы заметили, как смотрел на вас тот парень, что стоял справа от Палендия? — спросила ее соседка.
   — А вы заметили? — довольно переспросила судебный исполнитель. Значит, ей это не показалось. Конечно, так она и знала, но все же было приятно получить тому подтверждение. Кроме того, ей польстило внимание соседки — оно тешило ее тщеславие, ибо судебный исполнитель, как любая женщина, была тщеславна.
   Именно на нее одну смотрел этот мужчина!
   — Конечно, — кивнула соседка.
   — Неужели? — изумилась судебный исполнитель, которая, следует признаться, ожидала услышать нечто большее.
   Соседка отлично поняла ее.
   — И еще как смотрел! — прошептала она.
   — Как же? — выспрашивала судебный исполнитель. Каким душным внезапно показалось ей новое белье, поверх которого была надета униформа!
   — Даже не спрашивайте, милочка, — ответила дама в брючном костюме, как бы желая прекратить разговор.
   — Нет, прошу вас, говорите, — настаивала судебный исполнитель. — Я хочу знать.
   — В самом деле?
   — Конечно.
   — Я знаю, что вы из патрицианок, милочка, — продолжала соседка, — все мы завидуем и восхищаемся вами, но этот мужчина смотрел на вас так, как будто вы не более, чем заурядная рабыня!
   — Понятно, — кивнула судебный исполнитель.
   — Прошу вас, не обижайтесь, — попросила ее соседка.