Страница:
— Избушка, избушка, встань по-старому, как мать поставила — к лесу задом, ко мне передом!
И снова нога поджалась, а переставшая крутиться избушка опустилась в нормальное положение. Ратибор на всякий случай постучал в дверь. Никто, конечно, не ответил, и тогда новгородец вошел внутрь.
А внутри избушки сестер были похожи, словно две иголки с одной елки. Та же печь, тот же стол, та же лавка. Точно так же больше ничего нет.
Путешественники остановились на пороге и немного подождали. Потом Илья ахнул, хлопнул себя по лбу и направился опять наружу — соскребать грязь. Остальные, как меньше пострадавшие, в этом не нуждались — с их сапог грязь сама отвалилась чуть раньше.
О приближении хозяйки они узнали задолго до того, как она вошла в дом. Над болотом пронесся порыв ветра, смявший и разогнавший туман. Земля под ногами чуть заметно задрожала. Избушка начала беспокойно скрипеть и покачиваться.
Ратибор повернулся к двери, держа перед собой вышитый платок, словно щит. Илья и Подосён спрятались у него за спиной. Правда, у Муромца это не особенно хорошо получилось, ибо он был в полтора раза шире новгородца.
Дверь распахнулась с такой силой, словно по ней ударили снаружи бревном. На пороге стояла Баба-Яга. Старшая из трех сестер совсем не походила на мирную старушку. Богатыри увидели нечто неопределенных очертаний, высотой в полтора человеческих роста, закутанное в туман и увенчанное чем-то вроде серебряного сияния — судя по всему, волосами.
Огромная фигура чуть наклонилась, а затем сверху донесся голос:
— Кого это ко мне занесло?
— Вот, матушка, — если при разговоре с младшей Ягой Ратибор старался, чтобы не дрожал голос, то теперь все его силы уходили на то, чтобы не опозориться несколько иным способом, для воина еще более обидным. — Принесли мы тебе подарок от твоей младшей сестры.
И тут старшая Яга начала как-то странно меняться. Ее рост резко уменьшился, туман вокруг ее фигуры превратился в зеленое платье, и спустя мгновение перед изумленными богатырями стояла обычная бабка, каких двенадцать на дюжину в любой деревне. Вернее, такая же точно, как и младшая ее сестра. Только глаза старшей Яги были другой расцветки — не карий и зеленый, а желтый и голубой. Бабка взяла у Ратибора платок, повертела его в руках и осталсь вполне довольна.
— Редко ко мне люди приходят, — скрипуче сказала она, — а еще реже подарки приносят. Ну, раз уж пришли, располагайтесь. Где бы мне вас почистить? — Яга принялась озираться. — А то ведь так мне здесь напачкаете, что неделю потом избу не отскоблишь…
— Да мы, матушка, ненадолго, — вставил Подосён все еще из-за спины Муромца. — Нам только спросить…
— Знаю, — отмахнулась Яга. — Даже знаю, о чем спрашивать будете. Ни в жизнь бы не стала помогать, да уж больно подарочком вы меня порадовали. Давненько я с сестричкой не виделась… Вы из Киева будете? — неожиданно спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ведь Киев еще не был основан, когда последний раз сестра меня навещала. Ну, коли время не ждет, сейчас я своих птичек и повыспрашиваю.
С такими словами она вышла на крыльцо, но свистеть не стала, а смешно запрыгала и замахала руками. Леший улыбнулся было, но тут руки Яги как-то сразу удлинились, обросли перьями, и спустя мгновение перед друзьями стояла здоровенная цапля. Махнув крыльями, она взмыла в воздух и исчезла в небе.
— Да, — с чувством сказал Илья. — А вот у нас в деревне один мужик хотел было цаплю подстрелить, так она его стрелу клювом поймала и в него же обратно бросила. Еле из ноги вытащил. Он еще потом рассказывал, а ему никто не верил…
Остальные не успели еще пожалеть незадачливого охотника, как вдруг сверху послышался такой гам, словно там решили подраться пять-шесть вороньих стай, а еще пара сотен воробьев и прочих мелких птиц, собравшись вокруг побоища, высказывали свое по этому поводу мнение. У путешественников тут же заложило уши. Немыслимый шум продолжался еще немного, а потом цапля прямо-таки рухнула обратно на крыльцо и стала Ягой.
— Нет, гости дорогие, — сказала она. — В таком деле я вам не помощница.
— Что, — разочарованно спросил Ратибор, — и птицы не углядели нигде?
— В том-то и дело, — сердито ответила Яга, — что видели! Но никто не хочет говорить, где! От меня, своей хозяйки, скрывают. А это может значить только одно. До того нехорошее то место, что вы ищете, что ни за что на свете туда соваться нельзя.
Леший махнул рукой и просительно сказал:
— Но нам-то очень нужно, матушка! Неужели ничего нельзя сделать?
— Можно, — кивнула Яга. — Но для этого придется вам еще кое-кого навестить.
— Среднюю сестру? — немедленно спросил Подосён.
— Типун тебе на язык, болтун, — от души пожелала Яга. — Наша средняя сестричка такая — кто ее увидит, тот трех дней не проживет. К ней бы я никого не послала. А вот тут недалеко живет старый ворон. Старый и мудрый. Прожил он на свете без малого триста лет, вот я его и отпустила. Теперь облюбовал он себе дуб, в его дупле и живет. Птицы ему еду таскают, а он их обо всем выспрашивает. Уж от него-то птицы ничего не скроют. А ворон такой старый, что ничего на свете не боится. Сумеете уговорить ворона, чтобы рассказал вам, где чудо-оружие лежит — ваше счастье.
Дальше надоедать старшей Яге своим присутствием богатыри не решились и немедленно покинули избушку.
Глава одиннадцатая
И снова нога поджалась, а переставшая крутиться избушка опустилась в нормальное положение. Ратибор на всякий случай постучал в дверь. Никто, конечно, не ответил, и тогда новгородец вошел внутрь.
А внутри избушки сестер были похожи, словно две иголки с одной елки. Та же печь, тот же стол, та же лавка. Точно так же больше ничего нет.
Путешественники остановились на пороге и немного подождали. Потом Илья ахнул, хлопнул себя по лбу и направился опять наружу — соскребать грязь. Остальные, как меньше пострадавшие, в этом не нуждались — с их сапог грязь сама отвалилась чуть раньше.
О приближении хозяйки они узнали задолго до того, как она вошла в дом. Над болотом пронесся порыв ветра, смявший и разогнавший туман. Земля под ногами чуть заметно задрожала. Избушка начала беспокойно скрипеть и покачиваться.
Ратибор повернулся к двери, держа перед собой вышитый платок, словно щит. Илья и Подосён спрятались у него за спиной. Правда, у Муромца это не особенно хорошо получилось, ибо он был в полтора раза шире новгородца.
Дверь распахнулась с такой силой, словно по ней ударили снаружи бревном. На пороге стояла Баба-Яга. Старшая из трех сестер совсем не походила на мирную старушку. Богатыри увидели нечто неопределенных очертаний, высотой в полтора человеческих роста, закутанное в туман и увенчанное чем-то вроде серебряного сияния — судя по всему, волосами.
Огромная фигура чуть наклонилась, а затем сверху донесся голос:
— Кого это ко мне занесло?
— Вот, матушка, — если при разговоре с младшей Ягой Ратибор старался, чтобы не дрожал голос, то теперь все его силы уходили на то, чтобы не опозориться несколько иным способом, для воина еще более обидным. — Принесли мы тебе подарок от твоей младшей сестры.
И тут старшая Яга начала как-то странно меняться. Ее рост резко уменьшился, туман вокруг ее фигуры превратился в зеленое платье, и спустя мгновение перед изумленными богатырями стояла обычная бабка, каких двенадцать на дюжину в любой деревне. Вернее, такая же точно, как и младшая ее сестра. Только глаза старшей Яги были другой расцветки — не карий и зеленый, а желтый и голубой. Бабка взяла у Ратибора платок, повертела его в руках и осталсь вполне довольна.
— Редко ко мне люди приходят, — скрипуче сказала она, — а еще реже подарки приносят. Ну, раз уж пришли, располагайтесь. Где бы мне вас почистить? — Яга принялась озираться. — А то ведь так мне здесь напачкаете, что неделю потом избу не отскоблишь…
— Да мы, матушка, ненадолго, — вставил Подосён все еще из-за спины Муромца. — Нам только спросить…
— Знаю, — отмахнулась Яга. — Даже знаю, о чем спрашивать будете. Ни в жизнь бы не стала помогать, да уж больно подарочком вы меня порадовали. Давненько я с сестричкой не виделась… Вы из Киева будете? — неожиданно спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ведь Киев еще не был основан, когда последний раз сестра меня навещала. Ну, коли время не ждет, сейчас я своих птичек и повыспрашиваю.
С такими словами она вышла на крыльцо, но свистеть не стала, а смешно запрыгала и замахала руками. Леший улыбнулся было, но тут руки Яги как-то сразу удлинились, обросли перьями, и спустя мгновение перед друзьями стояла здоровенная цапля. Махнув крыльями, она взмыла в воздух и исчезла в небе.
— Да, — с чувством сказал Илья. — А вот у нас в деревне один мужик хотел было цаплю подстрелить, так она его стрелу клювом поймала и в него же обратно бросила. Еле из ноги вытащил. Он еще потом рассказывал, а ему никто не верил…
Остальные не успели еще пожалеть незадачливого охотника, как вдруг сверху послышался такой гам, словно там решили подраться пять-шесть вороньих стай, а еще пара сотен воробьев и прочих мелких птиц, собравшись вокруг побоища, высказывали свое по этому поводу мнение. У путешественников тут же заложило уши. Немыслимый шум продолжался еще немного, а потом цапля прямо-таки рухнула обратно на крыльцо и стала Ягой.
— Нет, гости дорогие, — сказала она. — В таком деле я вам не помощница.
— Что, — разочарованно спросил Ратибор, — и птицы не углядели нигде?
— В том-то и дело, — сердито ответила Яга, — что видели! Но никто не хочет говорить, где! От меня, своей хозяйки, скрывают. А это может значить только одно. До того нехорошее то место, что вы ищете, что ни за что на свете туда соваться нельзя.
Леший махнул рукой и просительно сказал:
— Но нам-то очень нужно, матушка! Неужели ничего нельзя сделать?
— Можно, — кивнула Яга. — Но для этого придется вам еще кое-кого навестить.
— Среднюю сестру? — немедленно спросил Подосён.
— Типун тебе на язык, болтун, — от души пожелала Яга. — Наша средняя сестричка такая — кто ее увидит, тот трех дней не проживет. К ней бы я никого не послала. А вот тут недалеко живет старый ворон. Старый и мудрый. Прожил он на свете без малого триста лет, вот я его и отпустила. Теперь облюбовал он себе дуб, в его дупле и живет. Птицы ему еду таскают, а он их обо всем выспрашивает. Уж от него-то птицы ничего не скроют. А ворон такой старый, что ничего на свете не боится. Сумеете уговорить ворона, чтобы рассказал вам, где чудо-оружие лежит — ваше счастье.
Дальше надоедать старшей Яге своим присутствием богатыри не решились и немедленно покинули избушку.
Глава одиннадцатая
Путь к старому ворону оказался неблизкий. Самое плохое было то, что путь этот пролегал уже за пределами Киевского княжества, а значит, люди Владимира не могли уже рассчитывать на помощь и поддержку, опираясь на свое положение. Теперь предстояло всего добиваться самим.
Но если не считать этой неприятности, все шло пока как по маслу. Конечно, дни неумолимо шли, но дело продвигалось вперед столь же быстро. Если ворон согласится рассказать то, о чем молчали другие птицы, дорога к чудо-оружию будет открыта. Другое дело, что добыть искомое может оказаться весьма и весьма непросто, но что уж тут поделаешь…
Ратибор смотрел вперед, чуть покачиваясь в такт шагам лошади. Илья ехал немного сзади, то и дело глядя по сторонам — высматривал возможных врагов. Подосён, как самый нетерпеливый, то и дело вырывался вперед, хотя и не знал толком, куда надо ехать. Клубочек по-прежнему бесшумно катился впереди.
Новый проводник оказался не в пример более пакостным, чем его предшественник. Слов нет, он всегда выбирал наиболее прямую дорогу к намеченной цели. Но иной раз дорога эта была даже слишком прямой. Похоже, их проводник просто не всегда соразмерял свои возможности (а он мог пробраться почти везде) с возможностями ведомых. В этом Ратибор убеждался уже не раз.
В первый раз клубочек завел их в болото, хотя, как указала старшая Яга, от ее избушки вела неплохая и — что немаловажно — почти сухая тропинка. Причем начиналась она на том самом месте, где богатыри оставили коней. Просто никакая дорожка через топи не может быть прямой, потому и пришлось друзьям, следуя за проводником, то и дело с нее сходить и барахтаться в грязи. Когда же они об этом узнали, на долю клубка досталось немало крепких слов. Но он их не понимал и потому не обиделся.
Сейчас вот — вывел на большую дорогу. Это само по себе только хорошо, да вот на этой дороге пошаливали разбойники из племени вятичей. Не так давно были вятичи могучим народом, и страна у них была почти такая же, как Киевская Русь, да вот только прошляпили они свою страну, с тех пор и одичали, и озлобились. Муромец сказывал, что вроде бы успел он поучаствовать в походе Владимира в вятичскую землю, но Ратибор ему не поверил. Уж больно это противоречило его же собственным словам, сказанным на заставе.
Вид хорошо вооруженных воинов только раздразнил лихих людей, тем более, что в своем превосходстве они не сомневались.
Одетые в зеленое фигуры бесшумно вынырнули из леса, даже не утруждая себя тем, чтобы преградить путь будущей добыче чем-нибудь посерьезнее. Те, что держались поближе к кустам, целились из самострелов. Остальные были вооружены разнообразно, но добротно — по большей части мечами, наверняка крадеными.
— Куда путь держите? — небрежно поинтересовался атаман. Леший только подивился — до чего в нынешние времена пошли разговорчивые лиходеи! Раньше языком не болтали, а сразу в драку лезли.
— Туда, — новгородец показал пальцем вдоль по дороге.
Атаман заметно разозлился.
— Я и так вижу, что не поперек дороги, — говорил разбойник с заметным акцентом, все-таки речь вятичей немного отличается от киевской или новгородской. — Я спрашиваю, в какой город или весь едете и что везете?
— Едем и сами не знаем куда, — честно ответил Ратибор. — А везем только то, что на нас.
В другое время он бы не стал разговаривать со всяким там отребьем, а немедленно порубил бы их всех в капусту. Но сейчас, когда прямо в лицо Ратибору были направлены три самострельных болта, лучше было переждать.
А атаман, похоже, поверил, что перед ним простые лопухи, хоть и вооруженные. В последнее время на дорогах таких попадалось много. Не досталось человеку наследства, вот и шастает где ни попадя. Чаще всего у таких действительно только то, что надето. Но иногда безземельные удальцы тоже промышляют на большой дороге, и ничуть не хуже, чем любые другие разбойники. И взять от них можно тоже неплохо. Атаман расслабился — противник несерьезный, можно и на испуг взять.
— Вот что, люди добрые, — спокойно сказал атаман. — Кладите оружие на землю. Потом мои ребятишки вас обыщут. Если не солгали и ничего особо ценного нет при вас — заберем ваши мечи и отпустим. Ну, а если солгали…
Договорить он не успел. Подосён птицей вылетел из седла, свалившись на ближайшего разбойника и направив его самострел на атамана. Ошалевший от неожиданности разбойник машинально нажал скобу. С звучным чмоканьем болт пролетел сквозь незащищенную атаманскую голову. Молодой воин немедленно всадил противнику нож между ребер, точно попав в сердце.
Свистнула палица Ильи, и еще один мужик с самострелом выбыл из игры основательно и надолго. Ратибор еле успел свалиться на землю, когда над его головой рассекли воздух еще две стрелы. Те, кто их выпустил, не стали тратить время на перезарядку своего оружия, а схватились за мечи. Третий предпочел стрелять в Подосёна, видимо, посчитав его самым опасным. Болт пробил легкую кольчугу и глубоко вошел в бок паренька. Подосён вскрикнул и свалился, где стоял.
Ратибор за те краткие мгновения, что прошли с начала схватки, успел сделать намного больше, чем любой из разбойников. Мгновенно покинув седло, он выхватил меч и затанцевал. Острое лезвие описывало вокруг него замысловатые фигуры, и каждое движение было ударом. В считанные секунды из пятерых, стоявших рядом с Лешим, трое были уже мертвы, а остальные даже не успели осознать, что произошло. Когда же осознали и попытались достать верткого кмета мечами, было уже поздно.
Муромец тоже не терял времени даром. Стрелять в него почему-то никто не стал, а шипастая палица быстро расчистила вокруг богатыря место для маневра. Еще пара взмахов — и шайка поубавилась еще на двух злодеев.
Оставшийся повернулся и побежал в лес. Догонять его никто не собирался, так что разбойнику, скорее всего, удалось бы уйти, но на его пути вдруг оказался целехонький Подосён. Он нехорошо улыбнулся и одним ударом снес ошалевшему от страха мужику голову.
Бой был закончен. Ратибор с гордостью посмотрел на друзей. Все-таки выучка есть выучка: не всякий смог бы втроем против десятерых — и без единой царапины! Ну, не совсем, конечно, все же Подосёна задели, но он не в счет — как-никак оборотень. Да и зажило на нем все уже, только в кольчуге дырка осталась, да и рубаху придется зашивать на следующем привале.
— Орлы! — сказал Ратибор и вытер меч пучком травы. — Показали лиходеям, кто такие богатыри князя Владимира!
И тут сзади раздался спокойный голос:
— Так вы еще и Владимировы люди? Ну теперь точно пощады вам не будет…
Леший повернулся и оторопел на мгновение. На дороге стоял атаман шайки! Целый и невредимый. Стоял, нехорошо улыбался и поигрывал коротким легким мечом.
— Хе! — сказал наконец Ратибор. — Ты что — Кощей Бессмертный?
— Да хоть бы и так, — не меняя позы, ответил атаман. — А может, просто вы меня не там видели, где я в самом деле стоял. Тебе-то какое дело? Главное, что я вас сейчас убивать буду.
— Не за свой ты кус принимаешься, ты этим кусом подавишься, — Ратибор ответил древним присловьем. — Нас трое, а ты один.
— Тебе-то какое дело? — повторил атаман. — Сам Руговельд Черный Волхв меня своему искусству учил. Будь ты хоть Волх Всеславьевич, а со мной тебе не совладать.
Муромец негромко ахнул. Судя по всему, имя Руговельда говорило ему о многом. Ратибор про себя решил расспросить его об этом… чуть позже. А сейчас он незаметно для противника сосредоточился.
Атаман же отбросил в сторону меч — видно, решил, что сейчас ему эта железка не понадобится — и тихо запел на колдовском языке. В воздухе свистнула выпущенная Подосёном стрела, но тут же отскочила от груди колдуна.
Вокруг всех четверых закрутился темный вихрь. Ратибор закрыл глаза, припоминая, что может остановить Навью Силу…
Муромец, прихрамывая, подошел и искореженному трупу атамана, попинал его ногой и сказал:
— Ну ты, Ратибор, и крут!
— Это не я крут, — сказал Леший и сел в пыль. — Это он крут. Он Навью Силу вызвал. А я только щит поставил.
— Какой-такой щит? — спросил любопытный Подосён.
— Зеркальный, — пояснил Ратибор. — Вы зеркала видели хоть когда-нибудь?
Муромец молча помотал головой, а Подосён поднял брови и спросил:
— А что такое зеркала?
— Ну, в воду на свою рожу глядел когда-нибудь? — потерял терпение Ратибор.
— Было дело, — признался оборотень.
— Блики на воде видел?
— Как не видеть!
— Ну вот, я такое зеркало для колдовской силы поставил. То, что этот «черный волхв» хотел на нас напустить, против него же и обернулось. Да, кстати, Илья, кто такой Руговельд, про которого он упоминал?
— Волхв, сказано же, — прогудел Муромец. — Приходил раз ко двору Владимира с котом каким-то ученым. Говорят, он всех бояр в тавлеи обыграл. В шатрандж, как ты его называешь.
— Кто обыграл, Руговельд?
— Да кот же! Я говорю — ученый кот! И по-нашему болтал почище, чем мы с тобой. А Руговельд на самом-то деле, говорят, против Добрыни Малховича что-то имел. Вроде бы даже убить его хотел. Да не получилось. Сам-то я его в глаза не видел. Это ведь именно тогда случилось, когда я с Владимиром в ссоре был. А те, кто видел, те слыхали, как Руговельд со своим котом, навроде как с человеком, разговаривал. На жизнь ему жаловался. И говорили эти люди, что жаловался-то Руговельд на то, что дар у него особый — все рушить. Может, этому дару он и разбойника после научил?
— Глупости, — пожал плечами Ратибор, — дар на то и дар, что ему не научишь. Так что, скорее всего, набрехал тать.
Но на всякий случай Ратибор крепко запомнил все это.
— До чего Русь довели! — возмущался Муромец, когда маленький отряд направился дальше, оттащив трупы разбойников с дороги. — Всего три дня, считай, едем, и два раза дрались! — Он поднял два пальца вверх, видимо, чтобы даже птицы убедились. — А что дальше будет? Нет, надо Владимиру сюда воинов посылать и наводить порядок каленым железом.
— Не богатырское это дело — татей по лесам ловить, — вставил слово Подосён. — Этим пусть здешние мужики занимаются!
— Уж помолчал бы, — лениво ответил Ратибор. — Что, по-твоему, богатырское дело-то?
— Печенегов бить, — уверенно сказал юноша. — Ну… и прочих там. Русь защищать, одним словом!
— Так. Это ты верно сказал. А что, разбойники — Руси не враги?
— Получается, что враги, — неуверенно ответил Подосён.
— Так должны богатыри с ними бороться или нет?
— Получается, что должны, — сник Подосён.
— Ну и без вопросов! — строго сказал Ратибор, потом рассмеялся и ткнул кобылу сапогом в бок, чтобы поспевать за катящимся клубочком.
Незаметных деревень не бывает. Если есть деревня — то обязательно есть печки, а уж коли есть печки, то есть и дымки, по которым еще издали всегда видно, что жилье рядом. Потому, когда лес раступился и обнаружилось несколько домов, в беспорядке разбросанных на границе между лесом и полями, куда уходила дорога, это явилось для путников полной неожиданностью.
Да и вообще, эта деревня была какая-то странная. Прежде всего — ни на улочках, ни на полях рядом с деревней не было видно ни единого человека. И в то же время все дома выглядели новенькими, словно крестьяне недавно отстроились после большого пожара, а потом вдруг все разом покинули жилища. Багровый закатный свет придавал всему этому зрелищу еще более жуткий вид.
Не доезжая до развилки, откуда дорожка вела к странной деревне, Ратибор придержал кобылу.
— Заедем туда ночевать? — спросил он, оборачиваясь на друзей. Клубочек на сей раз ничего не подсказывал — остановился и лежал себе тихонько, ожидая решения.
Муромец почесал в затылке.
— С одной стороны, вроде бы надо, — рассудительно сказал он. — Мне что-то не больно хочется опять под небом спать. И кто из вас забыл, что шатер с собой взять надо? А с другой — не нравится мне здесь.
— И мне, — поддержал Подосён. — Что-то оттуда вроде бы мертвечиной попахивает.
Ратибор принюхался. Он, конечно, не обладал волчьим чутьем, но трупная вонь, шедшая со стороны деревни, слабо чувствовалась даже его носом.
— Тем более, — решил Ратибор, — надо заехать и выяснить, что там такое творится.
Леший нагнулся, подставил ладонь — клубочек подскочил и удобно улегся в его руке.
Всадники въехали в странную деревню. Везде тишина и запустение. Ни кошки, ни собаки, ни петуха на плетне. Ратибор спешился и осторожно подошел к калитке ближайшей избы. Калитка была закрыта изнутри на палочку. Новгородец, перегнувшись через плетень, выдернул нехитрый запор и вошел во двор.
Дверь избы поскрипывала на петлях. Внутри было темно и уже вполне ощутимо попахивало мертвечиной. У Ратибор исчезли всякие сомнения, что именно он увидит. Трупы.
В этом доме их было сразу три. Причем лежали они здесь уже настолько давно, что только по немногим сохранившимся чертам можно было догадаться, что это останки хозяина дома, его жены и, судя по всему, сына. И тела были попорчены не только временем и жаркой погодой, но и чьими-то зубами. Само по себе это неудивительно — раз во всей деревне ни единой живой души, почему бы собакам не погрызть дармового мяса? Но все же по спине Ратибора прошел холодок от нехорошего предчувствия.
«А вдруг они все померли от чумы или еще чего?» — неожиданно спохватился новгородец. Сразу вспотел от страха и поспешно забормотал заговор от заразы.
Илья тем временем успел заглянуть еще в две избы. Там было то же самое — все жители давно мертвы.
— Нехорошо все это, — сказал Илья, поведав об увиденном. — Давайте сожжем здесь все, что ли? Хоть костер погребальный будет этим бедолагам.
Подосён немедленно принялся рыться в мешках, ища огниво.
— Не сейчас, — нетерпеливо отмахнулся Ратибор. — Устроим лагерь где-нибудь подальше, а в ближайшем поселении расскажем. Пусть они приходят и устраивают здесь все что хотят — хоть костер, хоть ярмарку. А у нас времени нет. Солнце уже село, а завтра рано вставать.
И в этот самый момент из ближайшего дома послышался шум, странный скрежет, а потом… явственный звук негромких шагов! Путники встали спиной к спине, настороженно вглядываясь в темноту дверного проема.
Шаги приблизились, и на крыльцо заброшенной избы вышел человек. Вернее, только издали могло показаться, что это человек. Вблизи же любой бы с уверенностью сказал — труп. Вернее, упырь.
Только что это жуткое существо смирно лежало на полу избы и было мертвым мужиком. Теперь же оно встало на ноги (хотя и нетвердо на них держалось). Глаз у упыря давно уже не было, но тем не менее он безошибочно повернул голову в сторону богатырей и неторопливо спустился с крыльца.
Когда к Ратибору вернулась способность нормально соображать, он обнаружил, что уже сидит в седле.
— Скорее отсюда! — срывающимся голосом крикнул Леший.
И было отчего испугаться. Упырь ведь мертвый, его сколько мечом ни руби, второй раз не умрет. Конечно, серебро, хороший булат или же осиновый кол валят его сразу и навсегда, а втроем богатыри смогли бы просто рассечь восставшего покойника на мелкие кусочки, но…
Упырь во дворе издал хриплый вой, и ему откликнулись десятки таких же голосов. Двери распахивались, и из домов выходили упыри. Мертвая деревня не желала отпускать живых, неосторожно в нее забредших.
Когда всадникам оставалось всего с десяток шагов (человеческих, конечно, не лошадиных) до околицы, за которой простиралась ровная дорога, улицу перед ними преградили сразу четыре упыря. Лошади шарахнулись от них, едва не вышвырнув людей из седел.
Муромец обрушил палицу на голову ближайшего упыря. Противно хрустнуло, гнилой череп разлетелся ошметками, но проклятый нежить продолжал стоять, только из горла его донеслось нечленораздельное бульканье. Ратибор крутанул мечом, отрубив наседавшему на него покойнику сразу обе руки. Упырь отпрянул, взвыл и снова полез вперед, щелкая зубами.
— Леший! — заорал Муромец, махая палицей, словно мельница крыльями. — Ты же волхв! Колдани что-нибудь!
Это было легче сказать, чем сделать. Для волшебства нужна сосредоточенность, а откуда ей взяться в разгаре боя?
Внезапно упыри зашипели и начали медленно отходить. А между ними и Ратибором с Ильей оказался Подосён. В руке юный оборотень держал дрын от забора, и дрын этот горел ярким пламенем.
Больше всего на свете нежить боится, конечно, серебра. А после него больше всего боятся упыри огня. Ни за что не подойдут они к костру близко, разве что очень голодны. Это Ратибор, конечно, помнил с детства, но сейчас у него не было времени что-либо зажигать. А вот у Подосёна это время нашлось. Пользуясь тем, что старшие товарищи держат нежить на расстоянии, он добыл-таки огниво из мешка и поджег первое, что под руку попалось.
Разогнав противников с улицы, богатыри подхлестнули коней и ринулись прочь из деревни. Вслед им несся топот множества ног, перемежаемый завываниями. Упыри никогда не расставались с добычей так легко.
— Долго мы не проскачем, — выдохнул Муромец. — Лошади устали за день, еще немного — и свалятся. Нужно искать укрытие.
— Что? — повернул к нему голову Ратибор. — Ты хоть понял, что говоришь? Их же там не меньше трех десятков! Мы не сдюжим!
— Если одними мечами отбиваться будем, тогда конечно, — скачка не отбила у Ильи ни связности речи, ни способности долго и упорно спорить. — Но сейчас мы уже оторвались. Остановимся где-нибудь на холме, тогда у тебя время будет поколдовать.
Это был резонный довод, и Ратибор согласился. Когда лошади начали хрипеть, богатыри свернули с дороги и въехали на возвышавшийся неподалеку холм.
Втроем быстро выдрали траву, образовав защитный круг. Леший сильно сомневался, что он поможет против упыря, но пока и так сойдет. Стало уже совсем темно, и пришлось наскоро развести небольшой костерок, чтобы Ратибор смог пролистать книгу в поисках подходящего заклятья.
На дороге показалось несколько темных силуэтов. Упыри шли медленным шагом, глядя в пустоту. Их лица ничего не выражали, как и обычно, но сразу было ясно, что мертвяки предвкушают добычу. Единственное утешение — что людей намного меньше, и упыри наверняка передерутся из-за мяса. Они ведь стаей ходят только потому, что за одной добычей гонятся. Тьфу, ну и глупость сморозил! Когда упыри драться станут, от богатырей как раз только мясо и останется. Тоже мне утешение…
— Ну же! — торопил Подосён. — Вон они! Сейчас сюда придут!
— Нашел! — Ратибор вскочил, держа книгу перед собой, и прочел размеренным голосом несколько непонятных слов.
По кругу выдранной травы пробежало пламя. Оно замкнулось, и вскоре вокруг лагеря уже стояла невысокая — по колено — огненная стена. Стало жарко. У Муромца затлели сзади штаны. Он поспешно отодвинулся так, чтобы быть как раз посередине между двумя огнями — костром и волшебной стеной.
Мертвецы тем временем окружили холм. В свете костра их пустые глазницы почему-то отсвечивали нехорошим зеленым светом. Упыри щелкали зубами, тянули к такой близкой добыче руки, но подойти к огню не решались.
— Теперь главное — рассвета дождаться, — устало произнес Ратибор, садясь на землю. — Как солнышко встанет — тут же упыри поганые попадают и до заката лежать будут. А день на солнце — для упыря верная погибель. Сгнивают дочиста.
— Точно? — спросил Подосён.
По большим испуганным глазам юноши было видно, что ответ ему совершенно неинтересен, а спросил он только затем, чтобы не сидеть молча, слушая только шум, издаваемый упырями совсем рядом.
Ратибор кивнул. Успокоенный Подосён направился к лошадям, дабы расседлать их на ночь.
А вот этого делать ни в коем случае не следовало. Юный оборотень совершенно забыл, что лошади боятся его волчьей сути. Он успел только снять с кобылы Ратибора седло, к которому было приторочено копье и прочее воинское снаряжение. И в этот самый момент она, обезумев от страха, с диким ржанием перескочила через огонь и понеслась неведомо куда по равнине. Упыри побежали за ней. Длинной цепочкой они пересекли поля и скрылись за горизонтом.
Но если не считать этой неприятности, все шло пока как по маслу. Конечно, дни неумолимо шли, но дело продвигалось вперед столь же быстро. Если ворон согласится рассказать то, о чем молчали другие птицы, дорога к чудо-оружию будет открыта. Другое дело, что добыть искомое может оказаться весьма и весьма непросто, но что уж тут поделаешь…
Ратибор смотрел вперед, чуть покачиваясь в такт шагам лошади. Илья ехал немного сзади, то и дело глядя по сторонам — высматривал возможных врагов. Подосён, как самый нетерпеливый, то и дело вырывался вперед, хотя и не знал толком, куда надо ехать. Клубочек по-прежнему бесшумно катился впереди.
Новый проводник оказался не в пример более пакостным, чем его предшественник. Слов нет, он всегда выбирал наиболее прямую дорогу к намеченной цели. Но иной раз дорога эта была даже слишком прямой. Похоже, их проводник просто не всегда соразмерял свои возможности (а он мог пробраться почти везде) с возможностями ведомых. В этом Ратибор убеждался уже не раз.
В первый раз клубочек завел их в болото, хотя, как указала старшая Яга, от ее избушки вела неплохая и — что немаловажно — почти сухая тропинка. Причем начиналась она на том самом месте, где богатыри оставили коней. Просто никакая дорожка через топи не может быть прямой, потому и пришлось друзьям, следуя за проводником, то и дело с нее сходить и барахтаться в грязи. Когда же они об этом узнали, на долю клубка досталось немало крепких слов. Но он их не понимал и потому не обиделся.
Сейчас вот — вывел на большую дорогу. Это само по себе только хорошо, да вот на этой дороге пошаливали разбойники из племени вятичей. Не так давно были вятичи могучим народом, и страна у них была почти такая же, как Киевская Русь, да вот только прошляпили они свою страну, с тех пор и одичали, и озлобились. Муромец сказывал, что вроде бы успел он поучаствовать в походе Владимира в вятичскую землю, но Ратибор ему не поверил. Уж больно это противоречило его же собственным словам, сказанным на заставе.
Вид хорошо вооруженных воинов только раздразнил лихих людей, тем более, что в своем превосходстве они не сомневались.
Одетые в зеленое фигуры бесшумно вынырнули из леса, даже не утруждая себя тем, чтобы преградить путь будущей добыче чем-нибудь посерьезнее. Те, что держались поближе к кустам, целились из самострелов. Остальные были вооружены разнообразно, но добротно — по большей части мечами, наверняка крадеными.
— Куда путь держите? — небрежно поинтересовался атаман. Леший только подивился — до чего в нынешние времена пошли разговорчивые лиходеи! Раньше языком не болтали, а сразу в драку лезли.
— Туда, — новгородец показал пальцем вдоль по дороге.
Атаман заметно разозлился.
— Я и так вижу, что не поперек дороги, — говорил разбойник с заметным акцентом, все-таки речь вятичей немного отличается от киевской или новгородской. — Я спрашиваю, в какой город или весь едете и что везете?
— Едем и сами не знаем куда, — честно ответил Ратибор. — А везем только то, что на нас.
В другое время он бы не стал разговаривать со всяким там отребьем, а немедленно порубил бы их всех в капусту. Но сейчас, когда прямо в лицо Ратибору были направлены три самострельных болта, лучше было переждать.
А атаман, похоже, поверил, что перед ним простые лопухи, хоть и вооруженные. В последнее время на дорогах таких попадалось много. Не досталось человеку наследства, вот и шастает где ни попадя. Чаще всего у таких действительно только то, что надето. Но иногда безземельные удальцы тоже промышляют на большой дороге, и ничуть не хуже, чем любые другие разбойники. И взять от них можно тоже неплохо. Атаман расслабился — противник несерьезный, можно и на испуг взять.
— Вот что, люди добрые, — спокойно сказал атаман. — Кладите оружие на землю. Потом мои ребятишки вас обыщут. Если не солгали и ничего особо ценного нет при вас — заберем ваши мечи и отпустим. Ну, а если солгали…
Договорить он не успел. Подосён птицей вылетел из седла, свалившись на ближайшего разбойника и направив его самострел на атамана. Ошалевший от неожиданности разбойник машинально нажал скобу. С звучным чмоканьем болт пролетел сквозь незащищенную атаманскую голову. Молодой воин немедленно всадил противнику нож между ребер, точно попав в сердце.
Свистнула палица Ильи, и еще один мужик с самострелом выбыл из игры основательно и надолго. Ратибор еле успел свалиться на землю, когда над его головой рассекли воздух еще две стрелы. Те, кто их выпустил, не стали тратить время на перезарядку своего оружия, а схватились за мечи. Третий предпочел стрелять в Подосёна, видимо, посчитав его самым опасным. Болт пробил легкую кольчугу и глубоко вошел в бок паренька. Подосён вскрикнул и свалился, где стоял.
Ратибор за те краткие мгновения, что прошли с начала схватки, успел сделать намного больше, чем любой из разбойников. Мгновенно покинув седло, он выхватил меч и затанцевал. Острое лезвие описывало вокруг него замысловатые фигуры, и каждое движение было ударом. В считанные секунды из пятерых, стоявших рядом с Лешим, трое были уже мертвы, а остальные даже не успели осознать, что произошло. Когда же осознали и попытались достать верткого кмета мечами, было уже поздно.
Муромец тоже не терял времени даром. Стрелять в него почему-то никто не стал, а шипастая палица быстро расчистила вокруг богатыря место для маневра. Еще пара взмахов — и шайка поубавилась еще на двух злодеев.
Оставшийся повернулся и побежал в лес. Догонять его никто не собирался, так что разбойнику, скорее всего, удалось бы уйти, но на его пути вдруг оказался целехонький Подосён. Он нехорошо улыбнулся и одним ударом снес ошалевшему от страха мужику голову.
Бой был закончен. Ратибор с гордостью посмотрел на друзей. Все-таки выучка есть выучка: не всякий смог бы втроем против десятерых — и без единой царапины! Ну, не совсем, конечно, все же Подосёна задели, но он не в счет — как-никак оборотень. Да и зажило на нем все уже, только в кольчуге дырка осталась, да и рубаху придется зашивать на следующем привале.
— Орлы! — сказал Ратибор и вытер меч пучком травы. — Показали лиходеям, кто такие богатыри князя Владимира!
И тут сзади раздался спокойный голос:
— Так вы еще и Владимировы люди? Ну теперь точно пощады вам не будет…
Леший повернулся и оторопел на мгновение. На дороге стоял атаман шайки! Целый и невредимый. Стоял, нехорошо улыбался и поигрывал коротким легким мечом.
— Хе! — сказал наконец Ратибор. — Ты что — Кощей Бессмертный?
— Да хоть бы и так, — не меняя позы, ответил атаман. — А может, просто вы меня не там видели, где я в самом деле стоял. Тебе-то какое дело? Главное, что я вас сейчас убивать буду.
— Не за свой ты кус принимаешься, ты этим кусом подавишься, — Ратибор ответил древним присловьем. — Нас трое, а ты один.
— Тебе-то какое дело? — повторил атаман. — Сам Руговельд Черный Волхв меня своему искусству учил. Будь ты хоть Волх Всеславьевич, а со мной тебе не совладать.
Муромец негромко ахнул. Судя по всему, имя Руговельда говорило ему о многом. Ратибор про себя решил расспросить его об этом… чуть позже. А сейчас он незаметно для противника сосредоточился.
Атаман же отбросил в сторону меч — видно, решил, что сейчас ему эта железка не понадобится — и тихо запел на колдовском языке. В воздухе свистнула выпущенная Подосёном стрела, но тут же отскочила от груди колдуна.
Вокруг всех четверых закрутился темный вихрь. Ратибор закрыл глаза, припоминая, что может остановить Навью Силу…
Муромец, прихрамывая, подошел и искореженному трупу атамана, попинал его ногой и сказал:
— Ну ты, Ратибор, и крут!
— Это не я крут, — сказал Леший и сел в пыль. — Это он крут. Он Навью Силу вызвал. А я только щит поставил.
— Какой-такой щит? — спросил любопытный Подосён.
— Зеркальный, — пояснил Ратибор. — Вы зеркала видели хоть когда-нибудь?
Муромец молча помотал головой, а Подосён поднял брови и спросил:
— А что такое зеркала?
— Ну, в воду на свою рожу глядел когда-нибудь? — потерял терпение Ратибор.
— Было дело, — признался оборотень.
— Блики на воде видел?
— Как не видеть!
— Ну вот, я такое зеркало для колдовской силы поставил. То, что этот «черный волхв» хотел на нас напустить, против него же и обернулось. Да, кстати, Илья, кто такой Руговельд, про которого он упоминал?
— Волхв, сказано же, — прогудел Муромец. — Приходил раз ко двору Владимира с котом каким-то ученым. Говорят, он всех бояр в тавлеи обыграл. В шатрандж, как ты его называешь.
— Кто обыграл, Руговельд?
— Да кот же! Я говорю — ученый кот! И по-нашему болтал почище, чем мы с тобой. А Руговельд на самом-то деле, говорят, против Добрыни Малховича что-то имел. Вроде бы даже убить его хотел. Да не получилось. Сам-то я его в глаза не видел. Это ведь именно тогда случилось, когда я с Владимиром в ссоре был. А те, кто видел, те слыхали, как Руговельд со своим котом, навроде как с человеком, разговаривал. На жизнь ему жаловался. И говорили эти люди, что жаловался-то Руговельд на то, что дар у него особый — все рушить. Может, этому дару он и разбойника после научил?
— Глупости, — пожал плечами Ратибор, — дар на то и дар, что ему не научишь. Так что, скорее всего, набрехал тать.
Но на всякий случай Ратибор крепко запомнил все это.
— До чего Русь довели! — возмущался Муромец, когда маленький отряд направился дальше, оттащив трупы разбойников с дороги. — Всего три дня, считай, едем, и два раза дрались! — Он поднял два пальца вверх, видимо, чтобы даже птицы убедились. — А что дальше будет? Нет, надо Владимиру сюда воинов посылать и наводить порядок каленым железом.
— Не богатырское это дело — татей по лесам ловить, — вставил слово Подосён. — Этим пусть здешние мужики занимаются!
— Уж помолчал бы, — лениво ответил Ратибор. — Что, по-твоему, богатырское дело-то?
— Печенегов бить, — уверенно сказал юноша. — Ну… и прочих там. Русь защищать, одним словом!
— Так. Это ты верно сказал. А что, разбойники — Руси не враги?
— Получается, что враги, — неуверенно ответил Подосён.
— Так должны богатыри с ними бороться или нет?
— Получается, что должны, — сник Подосён.
— Ну и без вопросов! — строго сказал Ратибор, потом рассмеялся и ткнул кобылу сапогом в бок, чтобы поспевать за катящимся клубочком.
Незаметных деревень не бывает. Если есть деревня — то обязательно есть печки, а уж коли есть печки, то есть и дымки, по которым еще издали всегда видно, что жилье рядом. Потому, когда лес раступился и обнаружилось несколько домов, в беспорядке разбросанных на границе между лесом и полями, куда уходила дорога, это явилось для путников полной неожиданностью.
Да и вообще, эта деревня была какая-то странная. Прежде всего — ни на улочках, ни на полях рядом с деревней не было видно ни единого человека. И в то же время все дома выглядели новенькими, словно крестьяне недавно отстроились после большого пожара, а потом вдруг все разом покинули жилища. Багровый закатный свет придавал всему этому зрелищу еще более жуткий вид.
Не доезжая до развилки, откуда дорожка вела к странной деревне, Ратибор придержал кобылу.
— Заедем туда ночевать? — спросил он, оборачиваясь на друзей. Клубочек на сей раз ничего не подсказывал — остановился и лежал себе тихонько, ожидая решения.
Муромец почесал в затылке.
— С одной стороны, вроде бы надо, — рассудительно сказал он. — Мне что-то не больно хочется опять под небом спать. И кто из вас забыл, что шатер с собой взять надо? А с другой — не нравится мне здесь.
— И мне, — поддержал Подосён. — Что-то оттуда вроде бы мертвечиной попахивает.
Ратибор принюхался. Он, конечно, не обладал волчьим чутьем, но трупная вонь, шедшая со стороны деревни, слабо чувствовалась даже его носом.
— Тем более, — решил Ратибор, — надо заехать и выяснить, что там такое творится.
Леший нагнулся, подставил ладонь — клубочек подскочил и удобно улегся в его руке.
Всадники въехали в странную деревню. Везде тишина и запустение. Ни кошки, ни собаки, ни петуха на плетне. Ратибор спешился и осторожно подошел к калитке ближайшей избы. Калитка была закрыта изнутри на палочку. Новгородец, перегнувшись через плетень, выдернул нехитрый запор и вошел во двор.
Дверь избы поскрипывала на петлях. Внутри было темно и уже вполне ощутимо попахивало мертвечиной. У Ратибор исчезли всякие сомнения, что именно он увидит. Трупы.
В этом доме их было сразу три. Причем лежали они здесь уже настолько давно, что только по немногим сохранившимся чертам можно было догадаться, что это останки хозяина дома, его жены и, судя по всему, сына. И тела были попорчены не только временем и жаркой погодой, но и чьими-то зубами. Само по себе это неудивительно — раз во всей деревне ни единой живой души, почему бы собакам не погрызть дармового мяса? Но все же по спине Ратибора прошел холодок от нехорошего предчувствия.
«А вдруг они все померли от чумы или еще чего?» — неожиданно спохватился новгородец. Сразу вспотел от страха и поспешно забормотал заговор от заразы.
Илья тем временем успел заглянуть еще в две избы. Там было то же самое — все жители давно мертвы.
— Нехорошо все это, — сказал Илья, поведав об увиденном. — Давайте сожжем здесь все, что ли? Хоть костер погребальный будет этим бедолагам.
Подосён немедленно принялся рыться в мешках, ища огниво.
— Не сейчас, — нетерпеливо отмахнулся Ратибор. — Устроим лагерь где-нибудь подальше, а в ближайшем поселении расскажем. Пусть они приходят и устраивают здесь все что хотят — хоть костер, хоть ярмарку. А у нас времени нет. Солнце уже село, а завтра рано вставать.
И в этот самый момент из ближайшего дома послышался шум, странный скрежет, а потом… явственный звук негромких шагов! Путники встали спиной к спине, настороженно вглядываясь в темноту дверного проема.
Шаги приблизились, и на крыльцо заброшенной избы вышел человек. Вернее, только издали могло показаться, что это человек. Вблизи же любой бы с уверенностью сказал — труп. Вернее, упырь.
Только что это жуткое существо смирно лежало на полу избы и было мертвым мужиком. Теперь же оно встало на ноги (хотя и нетвердо на них держалось). Глаз у упыря давно уже не было, но тем не менее он безошибочно повернул голову в сторону богатырей и неторопливо спустился с крыльца.
Когда к Ратибору вернулась способность нормально соображать, он обнаружил, что уже сидит в седле.
— Скорее отсюда! — срывающимся голосом крикнул Леший.
И было отчего испугаться. Упырь ведь мертвый, его сколько мечом ни руби, второй раз не умрет. Конечно, серебро, хороший булат или же осиновый кол валят его сразу и навсегда, а втроем богатыри смогли бы просто рассечь восставшего покойника на мелкие кусочки, но…
Упырь во дворе издал хриплый вой, и ему откликнулись десятки таких же голосов. Двери распахивались, и из домов выходили упыри. Мертвая деревня не желала отпускать живых, неосторожно в нее забредших.
Когда всадникам оставалось всего с десяток шагов (человеческих, конечно, не лошадиных) до околицы, за которой простиралась ровная дорога, улицу перед ними преградили сразу четыре упыря. Лошади шарахнулись от них, едва не вышвырнув людей из седел.
Муромец обрушил палицу на голову ближайшего упыря. Противно хрустнуло, гнилой череп разлетелся ошметками, но проклятый нежить продолжал стоять, только из горла его донеслось нечленораздельное бульканье. Ратибор крутанул мечом, отрубив наседавшему на него покойнику сразу обе руки. Упырь отпрянул, взвыл и снова полез вперед, щелкая зубами.
— Леший! — заорал Муромец, махая палицей, словно мельница крыльями. — Ты же волхв! Колдани что-нибудь!
Это было легче сказать, чем сделать. Для волшебства нужна сосредоточенность, а откуда ей взяться в разгаре боя?
Внезапно упыри зашипели и начали медленно отходить. А между ними и Ратибором с Ильей оказался Подосён. В руке юный оборотень держал дрын от забора, и дрын этот горел ярким пламенем.
Больше всего на свете нежить боится, конечно, серебра. А после него больше всего боятся упыри огня. Ни за что не подойдут они к костру близко, разве что очень голодны. Это Ратибор, конечно, помнил с детства, но сейчас у него не было времени что-либо зажигать. А вот у Подосёна это время нашлось. Пользуясь тем, что старшие товарищи держат нежить на расстоянии, он добыл-таки огниво из мешка и поджег первое, что под руку попалось.
Разогнав противников с улицы, богатыри подхлестнули коней и ринулись прочь из деревни. Вслед им несся топот множества ног, перемежаемый завываниями. Упыри никогда не расставались с добычей так легко.
— Долго мы не проскачем, — выдохнул Муромец. — Лошади устали за день, еще немного — и свалятся. Нужно искать укрытие.
— Что? — повернул к нему голову Ратибор. — Ты хоть понял, что говоришь? Их же там не меньше трех десятков! Мы не сдюжим!
— Если одними мечами отбиваться будем, тогда конечно, — скачка не отбила у Ильи ни связности речи, ни способности долго и упорно спорить. — Но сейчас мы уже оторвались. Остановимся где-нибудь на холме, тогда у тебя время будет поколдовать.
Это был резонный довод, и Ратибор согласился. Когда лошади начали хрипеть, богатыри свернули с дороги и въехали на возвышавшийся неподалеку холм.
Втроем быстро выдрали траву, образовав защитный круг. Леший сильно сомневался, что он поможет против упыря, но пока и так сойдет. Стало уже совсем темно, и пришлось наскоро развести небольшой костерок, чтобы Ратибор смог пролистать книгу в поисках подходящего заклятья.
На дороге показалось несколько темных силуэтов. Упыри шли медленным шагом, глядя в пустоту. Их лица ничего не выражали, как и обычно, но сразу было ясно, что мертвяки предвкушают добычу. Единственное утешение — что людей намного меньше, и упыри наверняка передерутся из-за мяса. Они ведь стаей ходят только потому, что за одной добычей гонятся. Тьфу, ну и глупость сморозил! Когда упыри драться станут, от богатырей как раз только мясо и останется. Тоже мне утешение…
— Ну же! — торопил Подосён. — Вон они! Сейчас сюда придут!
— Нашел! — Ратибор вскочил, держа книгу перед собой, и прочел размеренным голосом несколько непонятных слов.
По кругу выдранной травы пробежало пламя. Оно замкнулось, и вскоре вокруг лагеря уже стояла невысокая — по колено — огненная стена. Стало жарко. У Муромца затлели сзади штаны. Он поспешно отодвинулся так, чтобы быть как раз посередине между двумя огнями — костром и волшебной стеной.
Мертвецы тем временем окружили холм. В свете костра их пустые глазницы почему-то отсвечивали нехорошим зеленым светом. Упыри щелкали зубами, тянули к такой близкой добыче руки, но подойти к огню не решались.
— Теперь главное — рассвета дождаться, — устало произнес Ратибор, садясь на землю. — Как солнышко встанет — тут же упыри поганые попадают и до заката лежать будут. А день на солнце — для упыря верная погибель. Сгнивают дочиста.
— Точно? — спросил Подосён.
По большим испуганным глазам юноши было видно, что ответ ему совершенно неинтересен, а спросил он только затем, чтобы не сидеть молча, слушая только шум, издаваемый упырями совсем рядом.
Ратибор кивнул. Успокоенный Подосён направился к лошадям, дабы расседлать их на ночь.
А вот этого делать ни в коем случае не следовало. Юный оборотень совершенно забыл, что лошади боятся его волчьей сути. Он успел только снять с кобылы Ратибора седло, к которому было приторочено копье и прочее воинское снаряжение. И в этот самый момент она, обезумев от страха, с диким ржанием перескочила через огонь и понеслась неведомо куда по равнине. Упыри побежали за ней. Длинной цепочкой они пересекли поля и скрылись за горизонтом.