Нуждаев Александр. Ратибор Новгородец [= Богатырская застава]

   — Чего уж там, — смутился Ратибор: от неумеренных похвал за пустяшное, по его мнению, дело, Леший всегда приходил в некоторую растерянность. Чтобы скрыть это, он перевел разговор на другое:
   — А где Муромец? Что-то его не видно и не слышно.
   — Какой Муромец? — спросила хозяйка. — Это такой толстый и низкий? Телегу починяет. У мово-то никак руки не доходили, и то сказать — куда мы ездим! А ваш как увидал — непорядок, говорит.
   Ратибор вышел на крыльцо. В дальнем углу двора Илья Муромец действительно починял телегу. Правда, делал он это весьма своеобразно. Илья просто-напросто поднял телегу, подперев ее коленом, и теперь как раз прилаживал новую ось.
   — Ну ты даешь! — восхитился Ратибор. — ты что, не мог поленом подпереть?
   — Да ну его, полено, — не оборачиваясь, буркнул Муромец, — еще сломается. Телега-то, поди, тяжелая.
 
   Хотя путешественники и рвались продолжить путь немедля, пришлось им все же провести остаток дня у гостеприимных хозяев. Из настрелянной Драгомиром дичи были изготовлены странные вареные пирожки с мясом, которые хозяйка назвала «пельмени». Что это значит — она и сама не знала, но сами пельмени всем очень понравились.
   К вечеру из леса вернулся глава семьи с тремя старшими сыновьями. Узнав о происшедшем в его отсутствие, он тоже проникся к гостям доверием, хотя и посматривал немного искоса — видимо, ревновал жену к могучему Муромцу.
   Но всему на свете приходит конец, завершилось и гостевание. Коней в хуторе лишних не оказалось, так что волей-неволей продолжили путешествие прежним порядком, только Драгомиру тоже пришлось спешиться: его конь и так был нагружен сверх меры. С каждым часом пути Святые горы становились все ближе.
   Драгомир оказался неутомимым ходоком. Даже сейчас, когда он нес на себе столько же, сколько и все остальные, он умудрялся не только идти быстрее всех, но и непрерывно сыпать шутками. Ратибору это нравилось — во-первых. он ценил сильных, а во-вторых, Драгомир в такие минуты сильно напоминал ему Митяя.
   Сейчас, например, наемник шел рядом с Подосёном — за время пути они окончательно подружились — и рассказывал:
   — Вот когда я служил у вятичей, был там случай. Привели к жупану — это у них вроде князя, только выборный — человека и говорят: он, мол, убил нашего родича. Жупан спрашивает — убил? Тот ему — да, мол, убил. Жупан спрашивает — за что? А тот ему — за мечту. Это как? А вот так, говорит. Я его не за то убил, что он спал с моей женой, и не за то, что он от меня через печную трубу хотел сбежать, а за то, что он сверху крикнул: я еще сюда вернусь! — мечтатель, понимаешь!
   — И чего? — Подосён остановился, устроил мешок поудобнее и двинулся дальше.
   — Ну и ничего, — Драгомир прокашлялся. — За что его судить? Тем более что за измену по законам вятичей карают строго. Пришлось отпустить с миром.
   — Здорово. А ты что, в то время у жупана в охране служил?
   — Нет, я потом нанялся. А в то время в толпе стоял и все слышал.
   Где-то в середине дня, когда солнце стало ощутимо припекать даже сквозь ветви, Муромец аккуратно сложил вещи на землю и потребовал привала.
   — Я же не железный, целый день топать, — сказал он при этом. — Ноги болеть начинают.
   В последние дни Илья и так шел дольше, чем остальные могли ожидать от него, так что требование признали уважительным и расположились на отдых.
   — Ратибор, — позвал Подосён, разлегшись на земле и глядя в небо. — А какие из себя эти дивьи люди?
   — Понятия не имею, — признался Ратибор. — Белоян сказал только — живут, мол, в Святых горах, а дальше ни слова. Но я думаю, что раз зовут их дивьими, то коли мы их увидим, то узнаем. А что?
   — Просто в голову пришло, — зевнул оборотень.
   — А на небе тучи, — встревоженно сказал Драгомир. — Как бы дождя не было.
   — Не сахарные, — отозвался Муромец, — не растаем. И под дождем идти можно.
   — Дождь — полбеды, — не согласился Драгомир. — Хуже, если гроза.
   Действительно, гроза в лесу — дело очень опасное. Если уж застигла тебя, то лучше всего идти прямо по лесной дороге: Перун любит храбрых, поражая тех, кто прячется под деревом. Это всякий знает. Но вот как быть, если никакой дороги ни вблизи, ни вдалеке нету?
   А похоже, что дело и впрямь шло к сильной грозе. Солнце заслонила черная туча, потом другая, и вскоре уже все небо грозно почернело, а сверху донеслись первые погромыхивания. Путешественники в это время шли вперед, надеясь найти надежное укрытие.

Глава четырнадцатая

   Вскоре сосновый бор закончился, вернее, среди сосен стали все чаще попадаться разлапистые ели.
   — Почему бы нам не устроиться под елью? — предложил Драгомир. — Деревьев в лесу много. Почему именно в наше должно ударить?
   — Тоже верно, — Ратибор вытер лоб. На сей раз мокрым он был не от пота, а от ливня, хлеставшего все сильнее и сильнее. Гремело уже постоянно, а от молний весь лес то и дело озарялся мерцающим светом.
   После недолгих поисков невысокого дерева отряд наконец расположился в естественном шатре, образованном еловыми лапами. Там было темно, но зато сухо. К тому же колючие ветви несколько глушили раскаты грома. Основная проблема состояла в том, чтобы заставить войти туда коня. Поначалу он упрямился, фыркал и даже пытался кусаться, но потом хозяин сказал ему на ухо пару слов, и конь немедленно подчинился. Правда, помещался он под елью с трудом, и для людей почти не осталось места, но все же лучше так, чем оставить бедную скотину под проливным дождем, да еще и с грозой. Мало того, что промокнет, так ведь еще может испугаться грома и понестись куда глаза глядят!
   Драгомир выглянул наружу, тут же спрятался обратно.
   — И с чего это Перун так разошелся? — задумчиво и как-то медленно сказал он. — Сколько на свете живу — немного таких гроз припомню. Не иначе опять кого-то нарочно поразить пытается…
   — Главное, чтобы не нас, а остальное как-то без разницы, — беспечно отозвался Муромец. — Кстати, гроза навеяла. То место, куда мы должны забраться, недаром ведь Грозховым Пиком именуется. В него ведь каждую грозу не одна молния должна попасть. Как же стоит до сих пор?
   — Не простые люди строили, — Драгомир прислонился к еловому стволу, стараясь не прилипнуть к смоле.
   — Кого строили? — хором спросили все три богатыря.
   — Пик, — Драгомир закрыл глаза. — Легенды ходят, что он руками человеческими сотворен. Или не человеческими, не знаю точно. Но в любом случае не простые то были каменщики. Раз уж сумели такую громаду отгрохать, сумели, наверное, ее и от молний защитить. К тому же вершинка-то Пика Грозового выше облаков находится. Коли и бьют в нее молнии, так снизу этого никак не углядеть. Тучи заслоняют. Вот коли будете в грозу на самом верху, да целы останетесь — расскажете мне потом.
   Тут снаружи грохнуло так, что земля содрогнулась, люди повскакивали на ноги, а конь испуганно заржал. А уж вспыхнуло — даже сквозь еловые лапы видать.
   Выбежав наружу, Драгомир вернулся, сильно изменившись в лице. Усы наемника встопорщились, как у кота, а кончик роскошной косы неестественно распушился. Да и сама коса проявляла отчетливое желание встать дыбом. И страх или же ярость были тут совершенно ни при чем.
   — В соседнее дерево молнией ударило! — заорал он. — Полыхает! Уходить надо, пока пожар не начался!
   Четыре человека и один конь поспешно покинули укрытие. Ратибор сразу же почувствовал, как все снаружи насыщено Перуновой мощью. Она покалывала кожу, заставляла волосы шевелиться. При каждом шаге тело легонько встряхивало. Такого Леший еще ни разу в жизни не испытывал. Потрясенный новыми ощущениями, он даже горящее дерево не сразу увидел. Хотя и на него посмотреть стоило.
   Молния, по обыкновению, выбрала самую высокую ель, расщепив ее до середины. Теперь смолистый ствол пылал, словно хороший факел. В свете непрерывных молний это смотрелось весьма впечатляюще. Но стоять на месте и глазеть было уже некогда. В любой момент огонь мог перекинуться на соседние деревья, а верховой пожар в хвойном лесу — катастрофа.
 
   Летние ливни обильны и коротки. Последние струи воды погасили-таки разбитое молнией дерево. Когда дымящиеся остатки скрылось из виду, небо уже начало проясняться.
   Отряд медленно двигался по лесу. Хорошо еще, что в хвойных лесах землю устилают колючки, не давая ей сделаться скользкой и непроходимой. Хотя и они не всегда помогают. Особенно Илье Муромцу с его непослушными ногами. Ему всегда было трудно сохранять равновесие на скользком. За последние полчаса Муромец уже дважды оступался и с проклятиями валился на спину — путь шел под уклон.
   Внезапно деревья закончились, а впереди показался пологий берег реки. По ту сторону, уже совсем невдалеке, высились Святые горы.
   — Почти на месте, — сказал Драгомир, останавливаясь. — Надо думать, ночевать будем уже у подножия. Или сразу постучитесь в ворота и попросите приюта по законам гостеприимства?
   — А где там ворота? — спросил Ратибор, становясь рядом.
   — Не знаю. Но должны же быть хоть какие-то. Иначе как бы эти треклятые дивьи люди выбирались наружу?
   — А они выбираются? — этот вопрос задал Подосён, у которого никакие события не могли отбить любопытства.
   — Вестимо. Старики говаривали, что иногда в деревнях, чаще всего по ночам, слышен звон. Не всем, правда, слышен, а только самым умным. Такие приходят в условленное место, и к ним является старик из дивьих людей. И учит.
   — Чему?
   — Жизни, надо думать. Они не говорят, а я сам ни разу такого звона не слышал. Умом, наверное, не подхожу.
   Муромец, до сих пор молча глядевший на близкие горы, вдруг встрепенулся и подозрительно посмотрел на Драгомира:
   — Что-то уж больно много ты про здешние штучки ведаешь. Сам же говорил, что всю жизнь по разным землям скитаешься. А рассказываешь так, словно родился здесь и вырос.
   Драгомир сверкнул улыбкой и подергал себя за ус.
   — Родился я, точно, подалече. А вот вырос и впрямь здесь. Отца-то моего убили — я мальчонкой был. Мать не надолго его пережила. Вот и пришлось постранствовать. В тутошних же краях осел, помню, лет на десять. Привык.
   — Сколько же тебе лет? — изумился Подосён, привыкший считать наемника чуть постарше себя.
   — Сорок два года весной исполнилось, — вздохнул Драгомир. — То есть это я так думаю, что сорок два. Точно года мои разве что боги ведают. Может, сорок, а может, и все полсотни стукнуло. Потому, наверное, и сохранился хорошо, — он тряхнул вороной косой без единого седого волоска, — что некогда было о возрасте задумываться. Веришь ли — за последние… ну, много, короче, лет, ты первый меня об этом спросил.
   — Что-то тут все же нечисто, — шепнул Муромец Ратибору, чувствительно тыкая его локтем в бок. — Темнит он…
   — Да ну тебя, — Ратибор ответил таким же шепотом, но чуть погромче. Драгомир немедленно навострил уши, и новгородец закончил совсем уже неслышно: — Человек надежный, что бы мы без него делали? Если бы тать был, давно бы нас всех на привале перерезал. Да и брать с нас нечего.
   — А книга?
   — Она воину ни к чему. Чтобы только ее прочитать, ему знаешь сколько времени учиться надо?
   На том разговор и закончился, ибо шептаться в присутствии боевых товарищей для воина неуместно. Отряд начал готовиться к переправе.
   Здесь тоже не обошлось без приключений. Пришлось делать плот, а топоров у всей компании было только два: у Ратибора, никогда не расстававшегося с этим универсальным оружием, и у Драгомира. Потому они и отправились выискивать подходящие стволы. Илья же с Подосёном остались на берегу, дабы сторожить вещи.
   Вскоре издали до них донесся стук топора, затем треск валящегося дерева, а затем ругань Ратибора, еле успевшего отскочить. В таких случаях новгородец всегда делался весьма громогласным.
   Как раз в этот момент на противоположный берег реки не спеша вышел здоровенный медведь. Поглядел на богатырей с неодобрением, потрогал воду лапой, еще раз смерил взглядом людей на другом берегу и не решился плыть. Прокосолапил еще немного вдоль течения и скрылся в кустах.
   Ратибор с Драгомиром вытащили к воде первое бревно, чуть-чуть постояли и собрались уже идти за следующим.
   — Постой, — неожиданно сказал наемник. — А у нас найдется, чем связать бревна в плот?
   — Не знаю, — Ратибор явно растерялся. — Надо было с начала об этом подумать! Илья, у нас есть прочные веревки?
   Муромец подумал, покопался в мешках и сказал наконец, что веревки, конечно, есть, но скорее всего для плота их не хватит.
   — Лыка надерем, — предположил Подосён.
   — Ага, — заметил Ратибор, оглядывая окружающий их хвойный лес, — с елок ты лыко будешь драть!
   Подосён покосился на противоположный берег, где только что шлепал по песку медведь. Там росли самые настоящие невесть откуда взявшиеся липы. Оборотень вздохнул.
   — В любом случае, — подвел итог Драгомир, поглядев на имеющиеся веревки, — попробовать стоит. Хуже от этого точно не будет.
   Плот в конце концов все же получился. Правда, при виде этого неуклюжего сооружения даже у тех, кто его делал, возникли сомнения в том, что оно вообще сможет держаться на воде. Но тем не менее за три ходки удалось-таки перевезти на нем и людей, и поклажу.
 
   Как и обещал Драгомир, к вечеру отряд вышел к подножию Святых гор. То есть, конечно, горы здесь были пока пологими и от простого леса отличались только едва заметным уклоном. Но дальше земля шла вверх все круче и круче, а сквозь сильно поредевшие деревья виднелись лежавшие там и сям камни, постепенно переходившие в сплошные нагромождения скал.
   — Здесь наши дорожки расходятся, — сказал Драгомир. — Мне идти вдоль гор искать перевал и в Сибирь. А вам придется побродить изрядно, пока отыщете, что вам там нужно.
   Путешественники попрощались. Муромец при этом сожалел не столько о раставании с Драгомиром, сколько о том, что все вещи опять придется переть на себе.
   Наемник птицей взлетел в седло и спустя минуту уже исчез за деревьями.
   Ратибор присел на валун и осмотрелся.
   — Ну что теперь делать будем? — вопросил он. — Вроде бы дошли до места, а все одно ничего не выходит. Сами понимаете — дверей в горах нету. Как искать?
   — А может, поселиться здесь ненадолго? — предположил Муромец. — Помнишь, Драгомир твой говаривал — мол, пропадают люди? Раз трупов не найдено — значит, они их с собой утаскивают. Поселимся, дивьи люди за нами придут, тут и переговорим.
   — Головой думать надо, — укоризненно сказал Ратибор. — Те просто мужики были, а мы — воины. Вдруг не захотят здешние хозяева с нами дела иметь, а сразу прирежут или стрелой издалека? Здесь как-то по-другому надо…
   — Если бы была у нас хоть какая-то вещь, которой раньше дивьи люди владели, — Подосён мечтательно зажмурился, — я бы тогда взял след и сразу все нашел.
   — А ведь это мысль! — просиял Ратибор. — Вещи у нас такой, правда, нет, но ведь это не беда! Ты просто вынюхивай, откуда людьми пахнет.
   Подосен быстро разделся, некоторое время стоял, закрыв глаза, а потом начал стремительно меняться. Еще чуть-чуть — и крупный молодой волк рысью побежал вокруг валуна, на котором сидел Ратибор.
   Немного покрутившись, волк уверенно взял направление и все той же волчьей рысью направился в лес. На полпути он остановился, обернулся через плечо и подождал, пока друзья распределят между собой груз и последуют за ним.
   Недостаток такого способа розыска Ратибор понял сразу. Во-первых, скорость движения у оборотня, бежавшего налегке, и тяжело нагруженных людей сильно различалась. Во-вторых, Подосён в волчьем облике не умел говорить, хотя и понимал, когда к нему обращались. Так что сообщить, что именно он чует и откуда, он никак не мог. Для этого Подосёну понадобилось бы снова перекидываться в человека, а многократные превращения отнимали очень много сил.
   Но тем не менее, отряд продвигался вперед, и в скором времени вышел… к еще одному хутору. По всей видимости, это и были старатели вроде тех, о которых рассказывал Драгомир. Те, которых даже непонятная и оттого страшная участь предшественников не отпугнула от поисков лучшей доли.
   Здесь горы уже были настоящими горами. Избушка вместе с огородом лепилась на небольшой террасе у самого склона. Пока Подосён одевался, Ратибор внимательно всматривался в подворье.
   Кажется, там действительно кто-то жил. Во всяком случае, из трубы шел дымок, а из хлева донеслось мычание коровы.
   — Я вел, как сказано было, откуда людьми пахло, — извиняющимся тоном сказал оборотень. — Кто же знал, что это хутор окажется?
   — И то дело, — проворчал Муромец. — По крайней мере, будет у кого расспросить, не видали ли чего подозрительного. Пошли, что ли?
   Когда воины уже почти добрались до плетня, перед самыми ногами Ратибора в землю ударила стрела.
   — Кто вы такие и что здесь делаете? — спросил мужской голос откуда-то из пространства.
   — Мы из Киева, — сказал Леший, зная, что такое представление ни к чему его не обязывает. Про Киев здесь мало кто знал. — Хотели спросить у здешнего хозяина кое-что.
   — А почто спрашивать с мечами идете? — все также неизвестно откуда продолжал голос.
   — Так как же нынче без оружия-то? — хором сказали Ратибор и Илья. — Разбойники, поди, так и рыщут.
   — Верно, — с неохотой признал голос. — Так чего вам все-таки надо?
   Ратибор вышел из себя.
   — Добрые хозяева, — сказал он, — сначала гостей встречают, потом поют-кормят, а потом уже выспрашивать начинают. А ты, торопыга, сразу с расспросов начал.
   — Угадал, — неожиданно весело сказал голос. — Меня так и зовут — Сермяга Торопыга. Ладно уж… — с такими словами обладатель грозного голоса и не менее грозного лука вышел из-за камня.
   Это был невысокого роста мужичок с простоватым лицом и неожиданно жесткими узкими глазами прирожденного охотника. При взгляде на его одежду на ум сразу приходило, что с тех самых пор, как Сермяга поселился в горах, вещички свои он ни разу не штопал. Попросту говоря, его одежда представляла из себя живописную рвань, в нескольких местах украшенную не менее потрепанными заплатками.
   — Что же ты, мил человек, — невольно улыбнулся Ратибор, — в таком неказистом виде ходишь?
   — А, — мужичок отмахнулся той рукой, в которой до сих пор держал лук, оттого жест вышел забавным. — В лесу да в горах оно сподручнее. Сколько его ни зашивай, все равно ведь порвется. И добро бы через год, а то завтра же!
   — Давно здесь? — дружелюбно спросил Муромец, опуская мешок на землю.
   — Не так уж. С полгода будет. Только-только успел домик поставить.
   — Слышь, мил-человек, — осторожно спросил Ратибор, — а в последние дни ничего подозрительного здесь в округе не случалось?
   Мужик задумался.
   — Случалось, — подтвердил он через некоторое время. — Да вы проходите уж ко мне. Даже если вы и разбойники — все равно проходите, сразу увидите, что брать здесь нечего.
   Путешественники вошли в крохотный домик. С первого же взгляда становилось ясно, что в этом жилище польститься хоть на что-нибудь сможет только очень невзыскательный вор. Все носило на себе печать длительного неумелого обращения.
   — Куда ж твоя хозяйка-то смотрит? — прогудел деликатный Илья, встав посередине и оглядываясь по сторонам.
   — Надо думать, на своих деда и бабку в ирии она смотрит, — неожиданно вздохнул хозяин. — Померла баба моя, год назад. С того я и сюда подался, думал горе забыть. Вроде получается.
   — Извини, — смутился Муромец. — Я ж не знал…
   — С этим все ясно, — вмешался Ратибор. — А вот чем у тебя домовой занимается? Или и его нету?
   — Есть, как не быть. Нельзя дому без домового. Еще когда избу только построил, первым делом кошку с собакой туда пустил. Чтобы, значится, дедушке не только самому здесь пребывать, а и с женой.
   — Дело, — одобрил начинающий волхв. — Только, я так смотрю, и домовой не больно следит тут за всем…
   Мужичок молча пожал плечами.
   Ратибор тоже оглядел жилище. Печь там была маленькая, не то что основательная на пол-избы, к которой новгородец привык в родном доме, да и после… Так что местопребывание домового оставалось неизвестным. Значит, надо поискать его самим. И себе хороший отдых обеспечим, и хозяину спокойную жизнь. А заодно и заклятие попробуем, недавно из книги с большим трудом вычитанное…
   Леший решительно взял с хлипкого стола кружку, плеснул туда зелена вина из фляги и поставил посередине избы, отодвинув недоумевающего Муромца.
   — Дедушко домовой, — позвал начинающий волхв. — Выходи нашего винца покушать да разговоры послушать!
   Остальные затихли, ожидая, что будет дальше. Некоторое время в помещении стояла звенящая тишина, нарушаемая только криками раздраженного чем-то воронья вдалеке.
   Затем послышался скрип и кряхтение, и откуда-то из темного угла выбрался домовой. Ратибор удивленно вытаращил глаза — маленький человечек как две капли воды походил на хозяина дома. Только росточком в ладонь, да борода подлиннее будет. А так — один в один: такой же худой, растрепанный и оборванный и лицом похож. Вдобавок непутевый домовой умудрился как-то запутаться в паутине, и его кафтан украшали десятки липких нитей.
   — Ну, чего надо? — ворчливо спросил домовой. Ратибор молча показал ему на кружку. Человечек подошел к стоящему на полу сосуду (который, кстати, был чуть больше его самого), взял кружку обеими руками, неожиданно легко поднял и одним глотком осушил.
   — Так чего надо-то? — уже ласковее спросил домовой, напившись.
   — Что-то ты, хозяин, за порядком в доме не следишь, — укоризненно покачал головой Леший. — Сам видишь: у человека хозяйки нету, прибирать некому. Значит, тебе с супружницей работа. А ты не выполняешь. Стыдно!
   — А чего, а чего, — быстро и возмущенно заговорил домовой, выдавая тем самым, что немного растерян. — А чего я должен на него работать? Он же меня ни разу ничем не угостил! Ни кусочком, ни глоточком! И жена обижается, почему, мол, бус ей не дарит никто! А откуда у меня бусы, если этот скряга даже гороха жалеет!
   — Слышал, — Ратибор повернулся к оторопевшему мужичку. — Так что ты сам виноват. Корми домового почаще, да в лесу рябины набери, тут неподалеку вроде растет. Тьфу, дурень, — оборвал сам себя новгородец, — какая рябина в середине лета? Ну, короче, постарайся. А уж он тогда стараться будет не за страх, а за совесть. Правда?
   — Конечно! — приосанился домовой. — Коли к нам по-доброму, так и мы с нашим удовольствием завсегда готовы… — тут он запутался в фразе и замолк. Помолчал, махнул рукой и полез обратно в угол, где и пропал.
   Благодарный мужичок принялся выражать свои чувства столь же путано и многословно, как и домовой перед этим. Ратибор невольно подумал, что болтливости они, похоже, учились друг у друга.
   — Ладно, ладно, — прервал он разговорившегося хозяина. — Раз такое дело, может, ночевать нас пустишь?
   — Конечно! — просиял мужичок. — Только сами смотрите — кровать у меня одна, и та шатается.
   — Не беда, — успокоил его Подосён. — Мы и на полу можем.
   — Разумеется, — фыркнул Илья. — Ты-то и на подстилке возле входа заснешь, я тебя знаю. Ну ладно, ничего уж не поделаешь.
 
   Компания разместилась в самых разных местах. Подосён действительно хотел было улечься у входа, но там дуло, и парень, поворчав немного, переместился в угол. Тот самый угол, где обитал домовой, кстати. Илья раскинулся посередине, как всегда, умудрившись занять почти все место.
   Ратибор же долго выискивал уютный уголок. Наконец, выискал и устроился там, положив под голову мешок с книгой — для пущей сохранности.
 
   Честно говоря, поутру Ратибор намеревался подняться первым. Как-никак, а главный именно он, и вся ответственность ложится на него же. Но к удивлению Лешего, хозяин вскочил вообще ни свет ни заря. Так что, когда новгородец наконец продрал глаза и нашел в себе силы подняться с пола (казавшегося таким уютным и даже мягким) Торопыга уже отсутствовал. Должно быть, отправился собирать рябину — домового задабривать. Судя по всему, давешние слова гостя насчет того, что в это время года рябины еще нет, до мужика не дошли.
   Подосён, как обычно, спал чутко, так что, едва Ратибор с хрустом потянулся, глаза оборотня тут же раскрылись.
   — Что, уже утро?
   — Не то слово, — мрачно ответил Ратибор, выходя на крыльцо. — Я так смотрю, уже почти день. Если солнышко не врет, конечно. А я не припомню, чтобы оно врало в таких случаях…
   Муромец заворочался и что-то забубнил, не просыпаясь.
   — А вот давай-ка мы с тобой этого вот богатыря разбудим. Ведь продрыхнет до осени! — предложил Ратибор, принимаясь за дело.
   Вдвоем они вытащили Илью на крыльцо (хотели было вынести, но не хватило сил поднять — Ратибор еще раз оценил невзрачного Бурушку, таскавшего такую тяжесть целыми днями). Из близтекущего родника набрали полный ковшик ледяной воды.
   Леший с загадочным видом отошел подальше. Подосён не сразу понял, зачем это надо, но все разъяснилось сразу же, когда брошенный умелой рукой ковш опрокинулся точно на лбу Муромца. Илья взревел, мгновенно оказался на ногах, а в следующий миг его огромный кулак рассек воздух в том самом месте, где по идее должна была бы располагаться голова Ратибора, если бы он рискнул лить воду, стоя рядом. Когда в реве разъяренного Муромца стало возможно различить слова, оказалось, что он орет:
   — Какого Ящера?