Страница:
Где-то мгновение Леший оставался неподвижен. Потом он вскочил и дико заорал:
— Клубок! Клубок путеводный в сумке остался!
Это уже было серьезнее, чем даже потеря лошади. Теперь, когда путники, спасаясь от погони, забрели неведомо куда, без чудесного проводника вряд ли им удалось бы отыскать верную дорогу. От осознания происшедшего у Ратибора на короткое время помутился разум, и он полез было через огненную стену вслед за сбежавшей лошадью. Но Илья мигом заключил друга в объятия и посадил на место.
— Уймись! — прогудел он. — Все равно не догонишь. А упыри шерсть жрать не станут. Может, он поутру вернется сам, откуда нам знать?
Доводы плохо доходили до новгородца, но рваться в темноту он перестал. Просто сидел, глядя в огонь, и время от времени вздыхал. Убедившись, что состояние Лешего больше не представляет опасности ни для него, ни для остальных, Муромец тоже уселся рядом. Потом улегся и задремал.
Наутро, когда Илья с Подосёном продрали глаза, первое, что они увидели — это обожженное кольцо вокруг остатков костра. Волшебная стена сделала свое дело и погасла, тем более, что среди бела дня опасаться упырей не приходится.
Вторым, что попалось воинам на глаза, было утешительное зрелище — Ратибор мирно спал, сидя на прежнем месте.
Илья осторожно потряс его за плечо.
— Ратибор! Вставай, времени нет.
— Что! — вскинулся было Ратибор, но тут же успокоился и спросил:
— Что-то случилось?
Муромец пожал плечами.
— Ничего, просто время идет, делать что-то надо.
Леший встал, полез было за книгой (накануне он спрятал ее снова в мешок, справедливо опасаясь росы), но вдруг резко выпрямился, приложив ладонь козырьком к глазам и глядя в бледное утреннее небо.
А там кружилась темная точка. Медленно, никуда не торопясь, неведомая пока птица описывала круги над стоянкой богатырей. Так кружит ворон над трупом. Но сейчас вроде бы никаких покойников рядом не наблюдалось. Это было странно.
Илья и Подосён, проследив за взглядом предводителя, тоже заметили темную точку в небе, но не придали этому значения. Муромец, тот вообще нарочито громко сказал:
— Эй, Ратибор! Снова спишь, что ли? Что ты там вылупился на того паршивого ворона?
Словно услышав его слова, темная точка увеличилась в размерах. Теперь стало ясно, что это и в самом деле ворон. Но какой! Недаром говорят, что кое-кого из отчаянных богатырей вороны заносили в царство смерти. Если такие, как этот, то неудивительно.
Пока путники дивились на небо и думки гадали, ворон спустился уже совсем и неуклюже заскакал прямо к кострищу. Только снизу, да с большой высоты он мог показаться черным — вблизи было хорошо видно, что огромная — с крупного орла — птица скорее серая: черные перья перемежались в ее крыльях с белыми, седыми. Ворон явно был очень стар.
Он подскакал поближе, склонил голову набок, как делают все птицы, когда хотят что-нибудь как следует разглядеть, и неожиданно заговорил скрипучим, но четким голосом:
— Вот, решил заглянуть на огонек. Думаю: а не покормят ли здесь старую бедную птицу и не расскажут ли, кто это здесь ночью поднял стаю упырей, а потом от них конем откупился?
У кого другого еще могли бы появиться сомнения, но не у Ратибора. Перед ним явно был тот самый старый ворон, которого они так долго разыскивали и уже совсем было потеряли надежду отыскать.
— Что там у нас есть съедобного? — зашипел Леший на друзей, а ворону сказал:
— Это мы тут с упырями пошумели, дедушко ворон. Только и не думали мы от них откупаться. Лошадь сама со страху убежала. И вот теперь мы в большом затруднении находимся.
У старика от любопытства даже клюв сам собой приоткрылся. Он прошелся взад-вперед перед Ратибором, а потом снова искоса поглядел на него черным блестящим глазом и спросил:
— Какое же у вас затруднение?
— А такое, дедушко ворон, что мы даже по бабам ходили… в смысле, к Бабам-Ягам, — поправился Ратибор. — И ни одна из них не смогла его разрешить. Но старшая Яга сказала, что есть на свете один старый мудрый ворон, — при этих словах седая птица приосанилась, — который все на свете знает. А если чего и не знает, то никому и не надобно. И вот этот ворон, значится, только и может нам помочь.
— Дальше! — поторопил ворон. Ратибор продолжил. Спутники его пока помалкивали, понимая, что сейчас Леший просто заговаривает старику зубы — тьфу, какие зубы у ворона, тогда уж клюв — чтобы расположить его к себе.
— А дальше и принялись мы искать того ворона. Был у нас для того волшебный клубочек-путеводитель. Да вот беда — положили мы его в седельную суму, а суму-то с лошади снять забыли. Вот так и потеряли нашего проводника. И как искать дальше — не ведаем. — Ратибор постарался и сделал печальное лицо.
Ворон от важности раздулся вдвое. Даже его походка теперь выражала осознание собственной значимости.
— Выходит, не забыла Яга старика, помнит еще, кто ей во многих делах помогал! — пробормотал он достаточно отчетливо, а потом обратился к новгородцу:
— Мы, вороны, многое знаем. Вот и сейчас — могу я тебе прямо здесь указать, где искать того, кто вам нужен.
— И где же он? — теперь лицо Ратибора выражало живейшее любопытство. Остальные двое проделали со своими физиономиями то же самое.
— Здесь! — ворон гордо выпрямился, а для пущего эффекта еще расправил крылья. Получилось вполне впечатляюще. Ратибор натурально ахнул.
— Так что же тебе от меня нужно было, сынок? — спросил ворон.
Ратибор вкратце изложил суть дела, за которым он с друзьями отправился в дальний поход.
— Вот оно что… — задумчиво протянул ворон. — Знаешь, сынок, понравился ты мне, но в таком деле я тебе не советчик. Видишь ли, мне самому по большому счету неважно, будет Русь или же нет. Просто моим воронам еда нужна. А когда воронам еды больше всего? Правильно, когда война идет. Потому люблю я войны, особенно большие.
Леший подавил в себе желание немедленно придушить мудрую птицу.
— Дедушко ворон, — умоляюще сказал он. — Так война все равно будет! Ведь коли мы оружие добудем, это нам поможет только со Змеем справиться. Войско его все равно побивать придется. Вот тогда и будет твоим детям добыча. А коли Змей победит, так он всех огнем сожжет, и вам есть нечего будет, — в порыве вдохновения добавил новгородец.
Такой довод оказался сильным. Даже на расстоянии было слышно, как в невеликой голове старого ворона шевелятся мозги. Думать ему пришлось долго — искал изъян в словах Ратибора. Но так и не нашел.
— Ладно, убедил, — кивнул он. — Знаю я это место. Лежит ваше чудо-оружие в Святых горах, у дивьих людей. Есть среди тамошних гор одна, что высотой своей до неба достигает. И на самой ее вершине построили дивьи люди башню. На вершине же башни — возвели площадку. Посредине площадки — каменный домик. И пять непобедимых чудовищ стерегут чудо-оружие, в том домике спрятанное. За великую святыню почитают его дивьи люди и каждый год иноплеменников в жертву ему приносят.
— А почему тогда птицы не хотели Яге о том говорить? — изумился непосредственный Подосён.
Ворон прокашлялся, совсем по-человечески прикрыв клюв крылом, и с удовольствием продолжил наставительным тоном:
— Потому, что боятся птицы этого места. Дети мои, черные вороны, не приближаются клевать жертвы. Орлы не подлетают близко к той башне. Видно, что-то злое там есть. Как Перун допустил, чтобы его оружие в такие руки попало — про то только самому Перуну ведомо. Ну, все вам теперь ясно?
— Все, дедушко ворон, — Ратибор почесал в затылке. — Дорогу в Святые горы мы знаем, это все на восток идти надобно, тогда прямо в них и упрешься. Вот только успеем ли за два месяца туда-обратно? К тому же обезлошадел я…
— Ну, это уже ваши проблемы, — сварливо ответил старый ворон. — Меня кто-нибудь покормит или только одни вопросы задавать будете?
Илья протянул ему кусок мяса. Ворон помял его лапой, потыкал клювом, каркнул что-то неразборчивое и улетел, унося угощение с собой.
— Он теперь на ель какую-нибудь взгромоздится и завтракать будет, — задумчиво сказал Подосён. — А нам еще в Святые горы переться…
— Прежде всего, — Леший наставительно поднял палец, — нам тоже надо позавтракать. А потом думать, где достать коня.
Дальше пришлось путешествовать особым порядком. Илья так и остался на своем верном Бурушке, Ратибор пересел на лошадь Подосёна, а юный оборотень, вспомнив о своем даре, перекинулся в зверя и побежал наметом вдоль дороги, прячась в траве.
Через версту вдалеке показалась придорожная корчма, стоявшая на окраине большой деревни. Подосён вылез из кустов, стал снова человеком и оделся, после чего путешественники направились в сторону домов.
В корчме было шумно. Все места на лавках были заняты народом, и корчемник с тремя помощниками еле успевал бегать от стола к столу.
На вновь пришедших внимания почти не обратили. Только какой-то подвыпивший — и это с утра-то! — мужичок добродушно обратился к Ратибору:
— Приятель, а ты откуда?
— Из Киева, — кратко бросил тот.
Если бы Ратибор выпустил из рукава красного петуха, это не могло бы произвести большего впечатления. Все, кто сумел расслышать его ответ, немедленно на него повернулись и вылупились. Те, кто не расслышал, тут же узнали от остальных и тоже вылупились на богатырей.
— А не врешь? — выдохнул враз протрезвевший мужичок.
— Я тебе когда-нибудь врал? — вопросом на вопрос ответил Леший. Собеседник только помотал головой. Нехитрый прием, конечно, но порой срабатывает. В таких случаях, как сейчас, например.
— И как ты сумел доехать? — это не выдержал корчемник.
— Да легко, — небрежно ответил Ратибор — Там упыри нам на дорожке встали… И ничего, легко отделались, — это был еще один прием речевых сражений, перенятый Лешим у неистощимого на подобные штучки Митяя. С одной стороны, непонятно, кто легко отделался — путники или упыри — а с другой, всегда есть возможность отпереться, указав, что на самом деле имел в виду нечто прямо противоположное. — Вот лошадку пришлось им отдать, жалко. У вас ни у кого не найдется хорошего коня на продажу?
Корчемник сглотнул и посмотрел на Ратибора с каким-то новым выражением.
— Из Киева вторую неделю никто к нам не ездит. Кто из наших пытался добраться — без вести пропадали.
— Это, наверное, потому, — сочувственно сказал Ратибор, — что они все через эти места ночью проезжали. Вот если бы днем — тогда безопасно. Вы бы сходили да выжгли все в той деревне, откуда упыри расползаются. А то ведь они так и не переведутся никогда. Так есть у кого продажный конь или нет?
— Недалеко отсюда, на краю деревни, — сказал корчемник, — живет один, вот у него иногда кони есть. Нам они не годятся — злые слишком — а для вас, может, подойдут. Есть будете? — не в тему, но кстати спросил он.
Еще через час, поторговавшись с прижимистым корчемником и закупившись у него провизией (собственные запасы богатырей постепенно таяли), трое направились по указанному адресу.
По двору добротно срубленного дома расхаживал мужик с такой продувной рожей, что исчезало всякое сомнение — этот может быть только лошадиным барышником. При приближении неизвестных из будки возле забора выскочил пес — по морде точная копия хозяина — и яростно забрехал. Барышник повернулся на шум и изволил обратить внимание на пришедших.
— Что вам надо, добрые люди? — спокойно осведомился он.
Вместо ответа Ратибор достал мешочек с деньгами и потряс. Услышав знакомый и любимый звук, мужик немедленно оживился. Взгляд его сделался вежливым и ласковым, а в движениях появилась мягкая осторожность опытного кота.
— Покупать будете?
— Есть такая мысля, — согласился Муромец. — Конь нужен, да такой, чтобы богатырю подошел.
Барышник кивнул.
— Имеется у меня такой. Пойдемте, посмотрим.
— Уж торговаться я сам буду, — прошипел Ратибор по дороге. — Нешто не справлюсь, коли с малых лет привычен? Так что, Илюша, лучше помолчи, а то все испортишь.
Конюшня располагалась на заднем дворе и размерами намного превосходила сам дом торговца. С пресечением пути в Киев для него, похоже, настали не лучшие времена, и огромное помещение наполовину пустовало. Зато на тех коней, что стояли в остальной половине, поглядеть стоило.
Некоторое время Ратибор молча ходил вдоль ряда стойл, разглядывая морды, смотревшие на него. В лошадях купеческий сын разбирался неплохо и помнил золотое правило — тот конь твой, от которого с первого взгляда глаз оторвать не можешь.
Такой нашелся в самом конце. Конек неброской бурой масти, точно такой же, как и у Муромца, жалобно посмотрел на Ратибора и фыркнул. Похоже, барышник не очень-то жаловал несчастную скотину: и стойло плохо вычищено, и в кормушке вроде бы пусто, да и вообще — запущенный конек какой-то. И все же приглянулся он Лешему, неизвестно почему, а приглянулся.
— Этот почем у тебя? — спросил Ратибор, показывая пальцем.
Собственно, как раз перед приходом покупателей барышник намечал пустить этого самого коня на сапоги и только раздумывал — утопить ли его в реке или же пристукнуть поленом? Но теперь обстоятельства резко изменились. Какой-то дурень хочет прикупить никчемную скотину? Его проблемы, а моя прибыль. Так рассуждая, барышник заломил такую цену, какую и за хорошего коня не всегда давали. Ратибор в ответ внятно и членораздельно выразился по поводу самого торговца, затем перебрал его близких и дальних родственников и дошел почти до самого Велеса, что, как известно, покровительствует лошадям и всем, кто с ними связан. После этой речи новгородец назвал свою цену, и была она меньше втрое. Ошалевший от излившегося на него потока красноречия, барышник согласился удивительно быстро — всего через час. Все равно в итоге он получил больше, чем стоит пара хороших сапог. А что на новокупленном коне покупатель и до околицы не доедет — так он сам выбирал.
Друзья Ратибора вполне разделяли мнение торговца. Но если Подосён больше доверял старшему другу, чем собственному опыту, то Илья, будучи старше, не удержался от ехидного замечания:
— Сел ты в лужу, друг-приятель! А если еще не сел, так на таком коне богатырском очень скоро там очутишься!
Ратибор только фыркнул ничуть не хуже любого жеребца.
— Уж не ты ли мне говорил, что своего Бурушку и вовсе на живодерне подобрал?
— Говорил, — не стал отпираться Муромец. — Так и то я его три недели откармливал, пока он в силу вошел. А твоего и подавно год кормить придется. Иначе и малого ребенка не увезет.
Жеребчик обиделся и укусил Муромца за плечо. Правда, по причине кольчуги он не вполне преуспел, но все равно получилось ощутимо.
— Ах ты, травяной мешок! — заорал Илья, хватаясь левой рукой за пострадавшее место, а правой — за плетку. Посмотрел на хохочущих друзей, помолчал — и присоединился.
Но какой конь ни будь, хоть трижды двужильный, а без еды все равно далеко не уедет. И пришлось богатырям ждать, пока новая покупка наестся травы.
А тогда произошло с коньком прямо-таки чудесное изменение. Бока его округлились, грива легла шелковистыми волнами почти до земли, в глазах появился боевой блеск. Оторвавшись от еды, конек топнул передним копытом и звонко заржал.
— Тот-то же! — торжествующе сказал Ратибор Муромцу, седлая коня. Илья махнул рукой и выругался.
Время течет только в одну сторону, его не вернешь, а на палке-календаре постепенно добавляются новые зарубки. Поэтому, когда на ближайшем перекрестке отряд свернул в восточную сторону, Муромец поглядел вдаль, вздохнул и сказал:
— Как ты мыслишь, Ратибор, не может ли твое волшебство перенести нас всех сразу туда?
— Пока нет, — вздохнул тот. — Не научился я еще. Волх Всеславьевич так говорил — дело это опасное, и не сразу в руки дается.
— Ну ему-то далось? — настаивал Илья. — Котелок у нас с собой, поговори с ним, может, он сумеет?
Ратибор хлопнул себя по лбу. Получилось звонко, потому что на руке была боевая рукавица.
— Забыл совсем! Обо всем, что с нами было, обязательно нужно учителю рассказать! Особенно про упырей.
Богатыри съехали с дороги, Илья налил в котелок воды из ручейка, со звонким журчанием прилежно углублявшего ближний овраг, и Леший, всматриваясь в воду, произнес нужные слова, на этот раз не сбившись.
— Ратибор? — прозвучало из воды. — Ты где сейчас?
— Неважно, — поспешно ответил новгородец. — Учитель, мы теперь знаем, где искать!
— Где? — тут же спросил Волх.
— В Святых горах. Только вряд ли мы успеем за оставшееся время. Сам знаешь, до Святых гор путь неблизкий. Вот мы и подумали — может, ты сумеешь перекинуть нас сразу туда?
— Всех троих? — поднял брови Волх. — Такое даже мне не под силу. И потом, для того, чтобы проделать подобное хотя бы с одним человеком, мне нужно точно знать, где он находится и какова конечная цель. Так что ничего не выйдет…
На этом связь прервалась. Расстроенный Ратибор даже забыл рассказать учителю про мертвую деревню.
— Не унывай, — сказал Подосён. — Пусть он не смог, зато у тебя ведь книга есть… А в ней, ты сам говорил, на все случаи жизни нужные заклятья найдутся.
С тем и продолжили путь.
Глава двенадцатая
— Клубок! Клубок путеводный в сумке остался!
Это уже было серьезнее, чем даже потеря лошади. Теперь, когда путники, спасаясь от погони, забрели неведомо куда, без чудесного проводника вряд ли им удалось бы отыскать верную дорогу. От осознания происшедшего у Ратибора на короткое время помутился разум, и он полез было через огненную стену вслед за сбежавшей лошадью. Но Илья мигом заключил друга в объятия и посадил на место.
— Уймись! — прогудел он. — Все равно не догонишь. А упыри шерсть жрать не станут. Может, он поутру вернется сам, откуда нам знать?
Доводы плохо доходили до новгородца, но рваться в темноту он перестал. Просто сидел, глядя в огонь, и время от времени вздыхал. Убедившись, что состояние Лешего больше не представляет опасности ни для него, ни для остальных, Муромец тоже уселся рядом. Потом улегся и задремал.
Наутро, когда Илья с Подосёном продрали глаза, первое, что они увидели — это обожженное кольцо вокруг остатков костра. Волшебная стена сделала свое дело и погасла, тем более, что среди бела дня опасаться упырей не приходится.
Вторым, что попалось воинам на глаза, было утешительное зрелище — Ратибор мирно спал, сидя на прежнем месте.
Илья осторожно потряс его за плечо.
— Ратибор! Вставай, времени нет.
— Что! — вскинулся было Ратибор, но тут же успокоился и спросил:
— Что-то случилось?
Муромец пожал плечами.
— Ничего, просто время идет, делать что-то надо.
Леший встал, полез было за книгой (накануне он спрятал ее снова в мешок, справедливо опасаясь росы), но вдруг резко выпрямился, приложив ладонь козырьком к глазам и глядя в бледное утреннее небо.
А там кружилась темная точка. Медленно, никуда не торопясь, неведомая пока птица описывала круги над стоянкой богатырей. Так кружит ворон над трупом. Но сейчас вроде бы никаких покойников рядом не наблюдалось. Это было странно.
Илья и Подосён, проследив за взглядом предводителя, тоже заметили темную точку в небе, но не придали этому значения. Муромец, тот вообще нарочито громко сказал:
— Эй, Ратибор! Снова спишь, что ли? Что ты там вылупился на того паршивого ворона?
Словно услышав его слова, темная точка увеличилась в размерах. Теперь стало ясно, что это и в самом деле ворон. Но какой! Недаром говорят, что кое-кого из отчаянных богатырей вороны заносили в царство смерти. Если такие, как этот, то неудивительно.
Пока путники дивились на небо и думки гадали, ворон спустился уже совсем и неуклюже заскакал прямо к кострищу. Только снизу, да с большой высоты он мог показаться черным — вблизи было хорошо видно, что огромная — с крупного орла — птица скорее серая: черные перья перемежались в ее крыльях с белыми, седыми. Ворон явно был очень стар.
Он подскакал поближе, склонил голову набок, как делают все птицы, когда хотят что-нибудь как следует разглядеть, и неожиданно заговорил скрипучим, но четким голосом:
— Вот, решил заглянуть на огонек. Думаю: а не покормят ли здесь старую бедную птицу и не расскажут ли, кто это здесь ночью поднял стаю упырей, а потом от них конем откупился?
У кого другого еще могли бы появиться сомнения, но не у Ратибора. Перед ним явно был тот самый старый ворон, которого они так долго разыскивали и уже совсем было потеряли надежду отыскать.
— Что там у нас есть съедобного? — зашипел Леший на друзей, а ворону сказал:
— Это мы тут с упырями пошумели, дедушко ворон. Только и не думали мы от них откупаться. Лошадь сама со страху убежала. И вот теперь мы в большом затруднении находимся.
У старика от любопытства даже клюв сам собой приоткрылся. Он прошелся взад-вперед перед Ратибором, а потом снова искоса поглядел на него черным блестящим глазом и спросил:
— Какое же у вас затруднение?
— А такое, дедушко ворон, что мы даже по бабам ходили… в смысле, к Бабам-Ягам, — поправился Ратибор. — И ни одна из них не смогла его разрешить. Но старшая Яга сказала, что есть на свете один старый мудрый ворон, — при этих словах седая птица приосанилась, — который все на свете знает. А если чего и не знает, то никому и не надобно. И вот этот ворон, значится, только и может нам помочь.
— Дальше! — поторопил ворон. Ратибор продолжил. Спутники его пока помалкивали, понимая, что сейчас Леший просто заговаривает старику зубы — тьфу, какие зубы у ворона, тогда уж клюв — чтобы расположить его к себе.
— А дальше и принялись мы искать того ворона. Был у нас для того волшебный клубочек-путеводитель. Да вот беда — положили мы его в седельную суму, а суму-то с лошади снять забыли. Вот так и потеряли нашего проводника. И как искать дальше — не ведаем. — Ратибор постарался и сделал печальное лицо.
Ворон от важности раздулся вдвое. Даже его походка теперь выражала осознание собственной значимости.
— Выходит, не забыла Яга старика, помнит еще, кто ей во многих делах помогал! — пробормотал он достаточно отчетливо, а потом обратился к новгородцу:
— Мы, вороны, многое знаем. Вот и сейчас — могу я тебе прямо здесь указать, где искать того, кто вам нужен.
— И где же он? — теперь лицо Ратибора выражало живейшее любопытство. Остальные двое проделали со своими физиономиями то же самое.
— Здесь! — ворон гордо выпрямился, а для пущего эффекта еще расправил крылья. Получилось вполне впечатляюще. Ратибор натурально ахнул.
— Так что же тебе от меня нужно было, сынок? — спросил ворон.
Ратибор вкратце изложил суть дела, за которым он с друзьями отправился в дальний поход.
— Вот оно что… — задумчиво протянул ворон. — Знаешь, сынок, понравился ты мне, но в таком деле я тебе не советчик. Видишь ли, мне самому по большому счету неважно, будет Русь или же нет. Просто моим воронам еда нужна. А когда воронам еды больше всего? Правильно, когда война идет. Потому люблю я войны, особенно большие.
Леший подавил в себе желание немедленно придушить мудрую птицу.
— Дедушко ворон, — умоляюще сказал он. — Так война все равно будет! Ведь коли мы оружие добудем, это нам поможет только со Змеем справиться. Войско его все равно побивать придется. Вот тогда и будет твоим детям добыча. А коли Змей победит, так он всех огнем сожжет, и вам есть нечего будет, — в порыве вдохновения добавил новгородец.
Такой довод оказался сильным. Даже на расстоянии было слышно, как в невеликой голове старого ворона шевелятся мозги. Думать ему пришлось долго — искал изъян в словах Ратибора. Но так и не нашел.
— Ладно, убедил, — кивнул он. — Знаю я это место. Лежит ваше чудо-оружие в Святых горах, у дивьих людей. Есть среди тамошних гор одна, что высотой своей до неба достигает. И на самой ее вершине построили дивьи люди башню. На вершине же башни — возвели площадку. Посредине площадки — каменный домик. И пять непобедимых чудовищ стерегут чудо-оружие, в том домике спрятанное. За великую святыню почитают его дивьи люди и каждый год иноплеменников в жертву ему приносят.
— А почему тогда птицы не хотели Яге о том говорить? — изумился непосредственный Подосён.
Ворон прокашлялся, совсем по-человечески прикрыв клюв крылом, и с удовольствием продолжил наставительным тоном:
— Потому, что боятся птицы этого места. Дети мои, черные вороны, не приближаются клевать жертвы. Орлы не подлетают близко к той башне. Видно, что-то злое там есть. Как Перун допустил, чтобы его оружие в такие руки попало — про то только самому Перуну ведомо. Ну, все вам теперь ясно?
— Все, дедушко ворон, — Ратибор почесал в затылке. — Дорогу в Святые горы мы знаем, это все на восток идти надобно, тогда прямо в них и упрешься. Вот только успеем ли за два месяца туда-обратно? К тому же обезлошадел я…
— Ну, это уже ваши проблемы, — сварливо ответил старый ворон. — Меня кто-нибудь покормит или только одни вопросы задавать будете?
Илья протянул ему кусок мяса. Ворон помял его лапой, потыкал клювом, каркнул что-то неразборчивое и улетел, унося угощение с собой.
— Он теперь на ель какую-нибудь взгромоздится и завтракать будет, — задумчиво сказал Подосён. — А нам еще в Святые горы переться…
— Прежде всего, — Леший наставительно поднял палец, — нам тоже надо позавтракать. А потом думать, где достать коня.
Дальше пришлось путешествовать особым порядком. Илья так и остался на своем верном Бурушке, Ратибор пересел на лошадь Подосёна, а юный оборотень, вспомнив о своем даре, перекинулся в зверя и побежал наметом вдоль дороги, прячась в траве.
Через версту вдалеке показалась придорожная корчма, стоявшая на окраине большой деревни. Подосён вылез из кустов, стал снова человеком и оделся, после чего путешественники направились в сторону домов.
В корчме было шумно. Все места на лавках были заняты народом, и корчемник с тремя помощниками еле успевал бегать от стола к столу.
На вновь пришедших внимания почти не обратили. Только какой-то подвыпивший — и это с утра-то! — мужичок добродушно обратился к Ратибору:
— Приятель, а ты откуда?
— Из Киева, — кратко бросил тот.
Если бы Ратибор выпустил из рукава красного петуха, это не могло бы произвести большего впечатления. Все, кто сумел расслышать его ответ, немедленно на него повернулись и вылупились. Те, кто не расслышал, тут же узнали от остальных и тоже вылупились на богатырей.
— А не врешь? — выдохнул враз протрезвевший мужичок.
— Я тебе когда-нибудь врал? — вопросом на вопрос ответил Леший. Собеседник только помотал головой. Нехитрый прием, конечно, но порой срабатывает. В таких случаях, как сейчас, например.
— И как ты сумел доехать? — это не выдержал корчемник.
— Да легко, — небрежно ответил Ратибор — Там упыри нам на дорожке встали… И ничего, легко отделались, — это был еще один прием речевых сражений, перенятый Лешим у неистощимого на подобные штучки Митяя. С одной стороны, непонятно, кто легко отделался — путники или упыри — а с другой, всегда есть возможность отпереться, указав, что на самом деле имел в виду нечто прямо противоположное. — Вот лошадку пришлось им отдать, жалко. У вас ни у кого не найдется хорошего коня на продажу?
Корчемник сглотнул и посмотрел на Ратибора с каким-то новым выражением.
— Из Киева вторую неделю никто к нам не ездит. Кто из наших пытался добраться — без вести пропадали.
— Это, наверное, потому, — сочувственно сказал Ратибор, — что они все через эти места ночью проезжали. Вот если бы днем — тогда безопасно. Вы бы сходили да выжгли все в той деревне, откуда упыри расползаются. А то ведь они так и не переведутся никогда. Так есть у кого продажный конь или нет?
— Недалеко отсюда, на краю деревни, — сказал корчемник, — живет один, вот у него иногда кони есть. Нам они не годятся — злые слишком — а для вас, может, подойдут. Есть будете? — не в тему, но кстати спросил он.
Еще через час, поторговавшись с прижимистым корчемником и закупившись у него провизией (собственные запасы богатырей постепенно таяли), трое направились по указанному адресу.
По двору добротно срубленного дома расхаживал мужик с такой продувной рожей, что исчезало всякое сомнение — этот может быть только лошадиным барышником. При приближении неизвестных из будки возле забора выскочил пес — по морде точная копия хозяина — и яростно забрехал. Барышник повернулся на шум и изволил обратить внимание на пришедших.
— Что вам надо, добрые люди? — спокойно осведомился он.
Вместо ответа Ратибор достал мешочек с деньгами и потряс. Услышав знакомый и любимый звук, мужик немедленно оживился. Взгляд его сделался вежливым и ласковым, а в движениях появилась мягкая осторожность опытного кота.
— Покупать будете?
— Есть такая мысля, — согласился Муромец. — Конь нужен, да такой, чтобы богатырю подошел.
Барышник кивнул.
— Имеется у меня такой. Пойдемте, посмотрим.
— Уж торговаться я сам буду, — прошипел Ратибор по дороге. — Нешто не справлюсь, коли с малых лет привычен? Так что, Илюша, лучше помолчи, а то все испортишь.
Конюшня располагалась на заднем дворе и размерами намного превосходила сам дом торговца. С пресечением пути в Киев для него, похоже, настали не лучшие времена, и огромное помещение наполовину пустовало. Зато на тех коней, что стояли в остальной половине, поглядеть стоило.
Некоторое время Ратибор молча ходил вдоль ряда стойл, разглядывая морды, смотревшие на него. В лошадях купеческий сын разбирался неплохо и помнил золотое правило — тот конь твой, от которого с первого взгляда глаз оторвать не можешь.
Такой нашелся в самом конце. Конек неброской бурой масти, точно такой же, как и у Муромца, жалобно посмотрел на Ратибора и фыркнул. Похоже, барышник не очень-то жаловал несчастную скотину: и стойло плохо вычищено, и в кормушке вроде бы пусто, да и вообще — запущенный конек какой-то. И все же приглянулся он Лешему, неизвестно почему, а приглянулся.
— Этот почем у тебя? — спросил Ратибор, показывая пальцем.
Собственно, как раз перед приходом покупателей барышник намечал пустить этого самого коня на сапоги и только раздумывал — утопить ли его в реке или же пристукнуть поленом? Но теперь обстоятельства резко изменились. Какой-то дурень хочет прикупить никчемную скотину? Его проблемы, а моя прибыль. Так рассуждая, барышник заломил такую цену, какую и за хорошего коня не всегда давали. Ратибор в ответ внятно и членораздельно выразился по поводу самого торговца, затем перебрал его близких и дальних родственников и дошел почти до самого Велеса, что, как известно, покровительствует лошадям и всем, кто с ними связан. После этой речи новгородец назвал свою цену, и была она меньше втрое. Ошалевший от излившегося на него потока красноречия, барышник согласился удивительно быстро — всего через час. Все равно в итоге он получил больше, чем стоит пара хороших сапог. А что на новокупленном коне покупатель и до околицы не доедет — так он сам выбирал.
Друзья Ратибора вполне разделяли мнение торговца. Но если Подосён больше доверял старшему другу, чем собственному опыту, то Илья, будучи старше, не удержался от ехидного замечания:
— Сел ты в лужу, друг-приятель! А если еще не сел, так на таком коне богатырском очень скоро там очутишься!
Ратибор только фыркнул ничуть не хуже любого жеребца.
— Уж не ты ли мне говорил, что своего Бурушку и вовсе на живодерне подобрал?
— Говорил, — не стал отпираться Муромец. — Так и то я его три недели откармливал, пока он в силу вошел. А твоего и подавно год кормить придется. Иначе и малого ребенка не увезет.
Жеребчик обиделся и укусил Муромца за плечо. Правда, по причине кольчуги он не вполне преуспел, но все равно получилось ощутимо.
— Ах ты, травяной мешок! — заорал Илья, хватаясь левой рукой за пострадавшее место, а правой — за плетку. Посмотрел на хохочущих друзей, помолчал — и присоединился.
Но какой конь ни будь, хоть трижды двужильный, а без еды все равно далеко не уедет. И пришлось богатырям ждать, пока новая покупка наестся травы.
А тогда произошло с коньком прямо-таки чудесное изменение. Бока его округлились, грива легла шелковистыми волнами почти до земли, в глазах появился боевой блеск. Оторвавшись от еды, конек топнул передним копытом и звонко заржал.
— Тот-то же! — торжествующе сказал Ратибор Муромцу, седлая коня. Илья махнул рукой и выругался.
Время течет только в одну сторону, его не вернешь, а на палке-календаре постепенно добавляются новые зарубки. Поэтому, когда на ближайшем перекрестке отряд свернул в восточную сторону, Муромец поглядел вдаль, вздохнул и сказал:
— Как ты мыслишь, Ратибор, не может ли твое волшебство перенести нас всех сразу туда?
— Пока нет, — вздохнул тот. — Не научился я еще. Волх Всеславьевич так говорил — дело это опасное, и не сразу в руки дается.
— Ну ему-то далось? — настаивал Илья. — Котелок у нас с собой, поговори с ним, может, он сумеет?
Ратибор хлопнул себя по лбу. Получилось звонко, потому что на руке была боевая рукавица.
— Забыл совсем! Обо всем, что с нами было, обязательно нужно учителю рассказать! Особенно про упырей.
Богатыри съехали с дороги, Илья налил в котелок воды из ручейка, со звонким журчанием прилежно углублявшего ближний овраг, и Леший, всматриваясь в воду, произнес нужные слова, на этот раз не сбившись.
— Ратибор? — прозвучало из воды. — Ты где сейчас?
— Неважно, — поспешно ответил новгородец. — Учитель, мы теперь знаем, где искать!
— Где? — тут же спросил Волх.
— В Святых горах. Только вряд ли мы успеем за оставшееся время. Сам знаешь, до Святых гор путь неблизкий. Вот мы и подумали — может, ты сумеешь перекинуть нас сразу туда?
— Всех троих? — поднял брови Волх. — Такое даже мне не под силу. И потом, для того, чтобы проделать подобное хотя бы с одним человеком, мне нужно точно знать, где он находится и какова конечная цель. Так что ничего не выйдет…
На этом связь прервалась. Расстроенный Ратибор даже забыл рассказать учителю про мертвую деревню.
— Не унывай, — сказал Подосён. — Пусть он не смог, зато у тебя ведь книга есть… А в ней, ты сам говорил, на все случаи жизни нужные заклятья найдутся.
С тем и продолжили путь.
Глава двенадцатая
Лето нынче выдалось весьма жарким не только в Киеве, но и на всей Великой Руси. Светлые боги, словно расплачиваясь за позднюю зиму и дождливую осень позапрошлого года, да уж заодно и за морозы этой зимы, решили прогреть землю на пять лет вперед. Люди, работавшие в полях, еле волочили ноги от жары. Только и оставалось, что молить о дожде, чтобы хлеб не засох на корню.
Богатыри сняли кольчуги, оставшись в одних рубахах. Бояться засады не следовало — поле не лес, тут за деревом не спрячешься. Конечно, лихие люди могли и в высокой траве залечь, да путь пошел холмами, а с холма далеко видать. Если кто и спрятался, сразу заметить можно. Впрочем, мечи, топор Ратибора и палица Ильи остались на прежних местах. Безопасность безопасностью, а осторожность осторожностью.
Леший в очередной раз вытер мокрый лоб. Солнце било горячими лучами сначала в лицо, потом принялось припекать уже затылок. Шапка помогала плохо, совсем даже не помогала. Меч на боку жег ногу даже через штаны.
Каждый раз, как на дороге показывалась деревня, богатыри обязательно заходили в корчму освежиться. Поскольку деревни в полях попадаются часто, постольку пива было за день выпито много. И поэтому к вечеру богатыри (кроме непьющего Подосёна, ограничивавшегося квасом), начали заметно покачиваться в седлах. От хмельного, да на жаре, их развезло.
Разумеется, до добра это не довело. После очередного посещения, когда деревня уже скрылась за горизонтом, Ратибор шатнулся особенно сильно, рухнул с седла на дорогу и не встал. Обеспокоенный Подосён, тоже соскочив на землю, подбежал к другу и обнаружил, что тот спит крепким сном. На все попытки разбудить Ратибор реагировал невнятным мычанием и беспорядочными жестами.
Илья, находившийся в не менее помраченном состоянии сознания, как и его товарищ, с любопытством наблюдал за всем этим, потом неуклюже спешился, не заботясь о коне, свернул куда-то в сторону от дороги и рухнул там. Спустя мгновение из высокой травы донесся богатырский храп.
Подосён вздохнул и решительно потащил Ратибора туда же. Пусть проспятся, если уж иначе нельзя. Сам он сначала закрывать глаза не собирался — каждый знает, что спать на жаре последнее дело — но постепенно и его веки начали смыкаться…
Ратибор попытался открыть глаза. Это ему не удалось. Лешему было плохо. В голове размеренно бухало что-то похожее на иноземную штуку — колокол. Глаза, даже зажмуренные, слезились, и новгородец сильно подозревал, что похож сейчас на кого угодно, но только не на богатыря. Вдобавок, он никак не мог вспомнить, где же он находится, почему вокруг трава и почему он настолько паршиво себя чувствует. Усилием воли он, наконец, открыл один глаз. Прямо перед глазом обнаружился маленький, гладкий и до крайности деловой хомяк. Он сердито посмотрел на Ратибора, фыркнул и принялся обгладывать колосок какой-то травы, набивая семенами щеки. Вскоре мордочка забавного зверька стала напоминать молоток — по сторонам маленькой основы два ударника торчат. Потом хомяк убежал, судя по всему, относить запас в норку, а Ратибор все не двигался с места, не в силах встать.
Неприятность ситуации была вот в чем. Любого другого человека Ратибор благодаря выученным заклятьям мог поставить на ноги после запоя какой угодно продолжительности. Если же страдал он сам, то тут волшебство было бессильно. Вернее, это Ратибор в таких случаях был бессилен. Когда голова раскалывается, а перед глазами плавают радужные круги и золотые звезды, тогда просто невозможно сосредоточиться нужным образом.
Очередного усилия воли хватило лишь на то, чтобы осознать свое местонахождение. Леший лежал в поле. Рядом с ним возвышалось чье-то пузо, которое, как Ратибору удалось определить после еще одного усилия, принадлежало Илье Муромцу. Из этого пуза время от времени раздавались громкие звуки, долженствовавшие обозначать, что его владелец спит и храпит.
Ратибор наконец взял себя в руки и смог встать. Первое, что он увидел после этого — укоризненная морда конька. Умное животное лежало у самого края дороги и спокойно отмахивалось хвостом от комаров, особенно назойливых в это время суток… Стоп, стоп, а какое же сейчас время суток?
За горизонт садилось солнце. Его лучи окрашивали все в алый цвет, и длинные тени протянулись от предметов туда, куда надлежало идти Ратибору Лешему со товарищи — на восток.
— Батюшки-светы! — дошло наконец до Лешего. — Это ж выходит, мы целый день продрыхли, словно медведи!
— Зачем целый? Всего-то часика четыре… И не как медведи, скорее уж как сурки, — поддержал его совершенно незнакомый голос. — Медведи в лесу спят, и зимой к тому же. Вдобавок, медведя разбудить легко, а вас не добудишься.
Ратибор резко повернулся. Лучше бы он этого не делал. Голова радостно закружилась, круги перед глазами превратились в разноцветные радуги, и Леший рухнул, где стоял. Сознания он, правда, не потерял, так что тут же приподняся на локте и рассмотрел неизвестного собеседника.
Тот, надо сказать, выглядел несколько необычно. Росточком он был невелик — вряд ли больше старого знакомого лесовика — имел соломенного цвета лохматую шевелюру и яркие синие глаза. Шапкой незнакомец пренебрегал, а одет был лишь в домотканую рубаху и такие же пестрые штаны. Странный человечек сидел на траве совсем рядом, насмешливо глядел на новгородца и пошевеливал пальцами босых ног. Совсем мальчонка, даже усов нет.
— Ты кто? — спросил Ратибор.
— Полевой я, — охотно ответил человечек. — Не понял, что ли? В воде — водяной, в лесу — леший, в доме — домовой, а поля чем хуже? Вот он я и есть — полевой.
Тут Лешему наконец удалось сесть, раслабиться и прочитать необходимое заклинание, так что спустя немного времени он уже был свеж, как огурчик.
— Слушай, полевой, — сказал он, — помоги мне, а? Друзей разбудить надо. И так уйму времени потеряли.
Полевой покачал соломенной головкой.
— Не буду я их будить пока. Даром, что ли, усыплял? Тут, понимаешь, дело есть. Важное.
— Какое дело? — только и смог спросить оторопевший от неожиданного поворота Ратибор.
Трава зашуршала, и оттуда вышел еще один полевой — один в один тот, что сейчас беседовал с богатырем. Только у этого волосы были зелеными, а глаза почему-то фиолетовыми.
— Нас, как видишь, два брата. Папаня наш помер на днях, — полевые дружно прослезились, — и оставил нам в наследство три волшебные вещи. Первая вещь — сапоги-самоходы. Любому по ноге, а кто их наденет — в полчаса до Царьграда добежать сможет. Вторая вещь — скатерть-самобранка, на ней еда никогда не переводится и всегда свежая. И третья вещь — ковер-самолет. Про него рассказывать не надо, и так знаешь, что за штука. И вот такая незадача — вещей-то три, а нас-то двое! Непонятно, как делить. Вот и решили мы обратиться за помощью к первому встречному. Рассуди нас.
Тут оба брата одновременно поклонились Ратибору в пояс.
Хитрый новгородец где-то с середины рассказа уже знал, как следует действовать. Вся загвоздка заключалась в том, чтобы не обидеть полевых, а то еще усыпят навечно или иную гадость сотворят. Полевой ведь в поле полновластный хозяин, и хотя меньше у него силы, чем у того же лесовика, но и он немало наделать может.
— Я полагаю так… — начал Ратибор и вдруг сам себя перебил. — Но уж как я решу, на том и поладим, идет?
— Идет, идет, — торопливо закивал тот, кто с самого начала разговаривал с Ратибором.
— Ну, тогда так. Вы поле уже поделили?
— Поделили. У него тот кусок, что рожью засеян, а у меня — тот, что целина еще.
— Ну вот и славно. Значит, тебе — скатерть-самобранка. Ведь рожь сама, что такая скатерть, всех кормит. А брату твоему сапоги пусть достанутся. Будет он семиверстными шагами свои владения обходить, чтобы хорошо родился хлебушек.
— А ковер кому? — хором спросили полевые.
— Тьфу, забыл совсем! — Ратибор очень правдоподобно изобразил смущение и растерянность. — И в самом деле — кому же? Надо подумать… Кто-нибудь из вас может с поля уйти?
— Нет, конечно. Мы же полевые. Ты слышал когда-нибудь, чтобы водяник далеко от воды отходил? То-то же.
— Ну так, значит, и ковер вам ни к чему, — облегченно закончил Ратибор. — Куда летать-то?
Богатыри сняли кольчуги, оставшись в одних рубахах. Бояться засады не следовало — поле не лес, тут за деревом не спрячешься. Конечно, лихие люди могли и в высокой траве залечь, да путь пошел холмами, а с холма далеко видать. Если кто и спрятался, сразу заметить можно. Впрочем, мечи, топор Ратибора и палица Ильи остались на прежних местах. Безопасность безопасностью, а осторожность осторожностью.
Леший в очередной раз вытер мокрый лоб. Солнце било горячими лучами сначала в лицо, потом принялось припекать уже затылок. Шапка помогала плохо, совсем даже не помогала. Меч на боку жег ногу даже через штаны.
Каждый раз, как на дороге показывалась деревня, богатыри обязательно заходили в корчму освежиться. Поскольку деревни в полях попадаются часто, постольку пива было за день выпито много. И поэтому к вечеру богатыри (кроме непьющего Подосёна, ограничивавшегося квасом), начали заметно покачиваться в седлах. От хмельного, да на жаре, их развезло.
Разумеется, до добра это не довело. После очередного посещения, когда деревня уже скрылась за горизонтом, Ратибор шатнулся особенно сильно, рухнул с седла на дорогу и не встал. Обеспокоенный Подосён, тоже соскочив на землю, подбежал к другу и обнаружил, что тот спит крепким сном. На все попытки разбудить Ратибор реагировал невнятным мычанием и беспорядочными жестами.
Илья, находившийся в не менее помраченном состоянии сознания, как и его товарищ, с любопытством наблюдал за всем этим, потом неуклюже спешился, не заботясь о коне, свернул куда-то в сторону от дороги и рухнул там. Спустя мгновение из высокой травы донесся богатырский храп.
Подосён вздохнул и решительно потащил Ратибора туда же. Пусть проспятся, если уж иначе нельзя. Сам он сначала закрывать глаза не собирался — каждый знает, что спать на жаре последнее дело — но постепенно и его веки начали смыкаться…
Ратибор попытался открыть глаза. Это ему не удалось. Лешему было плохо. В голове размеренно бухало что-то похожее на иноземную штуку — колокол. Глаза, даже зажмуренные, слезились, и новгородец сильно подозревал, что похож сейчас на кого угодно, но только не на богатыря. Вдобавок, он никак не мог вспомнить, где же он находится, почему вокруг трава и почему он настолько паршиво себя чувствует. Усилием воли он, наконец, открыл один глаз. Прямо перед глазом обнаружился маленький, гладкий и до крайности деловой хомяк. Он сердито посмотрел на Ратибора, фыркнул и принялся обгладывать колосок какой-то травы, набивая семенами щеки. Вскоре мордочка забавного зверька стала напоминать молоток — по сторонам маленькой основы два ударника торчат. Потом хомяк убежал, судя по всему, относить запас в норку, а Ратибор все не двигался с места, не в силах встать.
Неприятность ситуации была вот в чем. Любого другого человека Ратибор благодаря выученным заклятьям мог поставить на ноги после запоя какой угодно продолжительности. Если же страдал он сам, то тут волшебство было бессильно. Вернее, это Ратибор в таких случаях был бессилен. Когда голова раскалывается, а перед глазами плавают радужные круги и золотые звезды, тогда просто невозможно сосредоточиться нужным образом.
Очередного усилия воли хватило лишь на то, чтобы осознать свое местонахождение. Леший лежал в поле. Рядом с ним возвышалось чье-то пузо, которое, как Ратибору удалось определить после еще одного усилия, принадлежало Илье Муромцу. Из этого пуза время от времени раздавались громкие звуки, долженствовавшие обозначать, что его владелец спит и храпит.
Ратибор наконец взял себя в руки и смог встать. Первое, что он увидел после этого — укоризненная морда конька. Умное животное лежало у самого края дороги и спокойно отмахивалось хвостом от комаров, особенно назойливых в это время суток… Стоп, стоп, а какое же сейчас время суток?
За горизонт садилось солнце. Его лучи окрашивали все в алый цвет, и длинные тени протянулись от предметов туда, куда надлежало идти Ратибору Лешему со товарищи — на восток.
— Батюшки-светы! — дошло наконец до Лешего. — Это ж выходит, мы целый день продрыхли, словно медведи!
— Зачем целый? Всего-то часика четыре… И не как медведи, скорее уж как сурки, — поддержал его совершенно незнакомый голос. — Медведи в лесу спят, и зимой к тому же. Вдобавок, медведя разбудить легко, а вас не добудишься.
Ратибор резко повернулся. Лучше бы он этого не делал. Голова радостно закружилась, круги перед глазами превратились в разноцветные радуги, и Леший рухнул, где стоял. Сознания он, правда, не потерял, так что тут же приподняся на локте и рассмотрел неизвестного собеседника.
Тот, надо сказать, выглядел несколько необычно. Росточком он был невелик — вряд ли больше старого знакомого лесовика — имел соломенного цвета лохматую шевелюру и яркие синие глаза. Шапкой незнакомец пренебрегал, а одет был лишь в домотканую рубаху и такие же пестрые штаны. Странный человечек сидел на траве совсем рядом, насмешливо глядел на новгородца и пошевеливал пальцами босых ног. Совсем мальчонка, даже усов нет.
— Ты кто? — спросил Ратибор.
— Полевой я, — охотно ответил человечек. — Не понял, что ли? В воде — водяной, в лесу — леший, в доме — домовой, а поля чем хуже? Вот он я и есть — полевой.
Тут Лешему наконец удалось сесть, раслабиться и прочитать необходимое заклинание, так что спустя немного времени он уже был свеж, как огурчик.
— Слушай, полевой, — сказал он, — помоги мне, а? Друзей разбудить надо. И так уйму времени потеряли.
Полевой покачал соломенной головкой.
— Не буду я их будить пока. Даром, что ли, усыплял? Тут, понимаешь, дело есть. Важное.
— Какое дело? — только и смог спросить оторопевший от неожиданного поворота Ратибор.
Трава зашуршала, и оттуда вышел еще один полевой — один в один тот, что сейчас беседовал с богатырем. Только у этого волосы были зелеными, а глаза почему-то фиолетовыми.
— Нас, как видишь, два брата. Папаня наш помер на днях, — полевые дружно прослезились, — и оставил нам в наследство три волшебные вещи. Первая вещь — сапоги-самоходы. Любому по ноге, а кто их наденет — в полчаса до Царьграда добежать сможет. Вторая вещь — скатерть-самобранка, на ней еда никогда не переводится и всегда свежая. И третья вещь — ковер-самолет. Про него рассказывать не надо, и так знаешь, что за штука. И вот такая незадача — вещей-то три, а нас-то двое! Непонятно, как делить. Вот и решили мы обратиться за помощью к первому встречному. Рассуди нас.
Тут оба брата одновременно поклонились Ратибору в пояс.
Хитрый новгородец где-то с середины рассказа уже знал, как следует действовать. Вся загвоздка заключалась в том, чтобы не обидеть полевых, а то еще усыпят навечно или иную гадость сотворят. Полевой ведь в поле полновластный хозяин, и хотя меньше у него силы, чем у того же лесовика, но и он немало наделать может.
— Я полагаю так… — начал Ратибор и вдруг сам себя перебил. — Но уж как я решу, на том и поладим, идет?
— Идет, идет, — торопливо закивал тот, кто с самого начала разговаривал с Ратибором.
— Ну, тогда так. Вы поле уже поделили?
— Поделили. У него тот кусок, что рожью засеян, а у меня — тот, что целина еще.
— Ну вот и славно. Значит, тебе — скатерть-самобранка. Ведь рожь сама, что такая скатерть, всех кормит. А брату твоему сапоги пусть достанутся. Будет он семиверстными шагами свои владения обходить, чтобы хорошо родился хлебушек.
— А ковер кому? — хором спросили полевые.
— Тьфу, забыл совсем! — Ратибор очень правдоподобно изобразил смущение и растерянность. — И в самом деле — кому же? Надо подумать… Кто-нибудь из вас может с поля уйти?
— Нет, конечно. Мы же полевые. Ты слышал когда-нибудь, чтобы водяник далеко от воды отходил? То-то же.
— Ну так, значит, и ковер вам ни к чему, — облегченно закончил Ратибор. — Куда летать-то?