Страница:
Именно последние слова волшебницы ударили принца с такой силой, что на мгновение он ослеп, оглох и потерял дар речи. Сакку опустила руку, и лазурная молния погасла. Вторая госпожа Шабаша принялась делать руками движения, точно раздевая кого-то, и детали одежды Тристана начали соскальзывать с его тела.
Сначала на пол с грохотом упали перевязь с дрегганом и колчан; меч выскользнул из ножен, ножи рассыпались по полу. Потом принц лишился сапог. Его руки, словно он был тряпичной марионеткой, против воли поднялись вверх, шнуровка распустилась, и жилет упал на пол. В конце концов Сакку направила палец на его штаны, и они тоже упали на груду лежащих под его ногами остальных вещей. Чувствуя себя безмерно униженным, Тристан ссутулился, насколько это было возможно, и золотой медальон закачался на его груди, поблескивая в мягком свете. Кровь из открывшейся раны продолжала капать на пол.
Волшебница с выражением злобной радости взглянула на Шайлиху.
— Говорила же я, он нас не разочарует. Ну, пора!
Повинуясь движению руки Сакку, тело принца медленно заскользило в сторону алтаря, и вскоре он спиной почувствовал его твердую холодную поверхность. «Вот, значит, где она собирается сделать это. На алтаре, предназначенном для „причастия кровью“».
Шайлиха, заметившая медальон на груди Тристана, подошла к алтарю. Сначала она скользнула взглядом по обнаженному телу принца, а потом посмотрела на сам медальон, поднимающийся и опускающийся на его груди в такт прерывистому дыханию. На лице молодой женщины возникло недоуменное выражение. Она прикоснулась к вырезу платья в том месте, где под него уходила золотая цепочка, на которой, по-видимому, висела какая-то драгоценность.
Сакку стояла по другую сторону алтаря, полностью обнаженная, с хрустальным бокалом вина в руке.
— Отсюда тебе все будет отлично видно, — обратилась она к Шайлихе и, перегнувшись через тело принца, мягко поцеловала ее в губы. — Будешь знать, что надо делать, когда подойдет твоя очередь. Смотри и учись.
Она протянула бокал Тристану.
— Не хочешь ли немного вина? Я всегда для начала предлагаю партнеру освежиться.
— Нет, — прохрипел принц.
— Это невежливо — отказываться от угощения, — недовольно протянула Сакку. — Учти, я всегда могу найти способ заставить тебя выполнить то, что желаю.
— Мне от тебя ничего не надо, в том числе и твоего тела. Побереги его для рабов из Конюшен. — Тристан выплюнул эти слова, словно они были пропитаны ядом. Мысли его метались, а сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Вторая госпожа Шабаша с недовольным видом поджала губы.
— Вот ты, значит, какой избалованный. Не хочешь ни моего вина, ни моего тела. — Она помолчала. — Но я все же придерживаюсь мнения, что с твоей стороны невежливо отказываться выпить со мной. Попробуем исправить положение, заставив тебя ощутить вкус и того и другого.
Произнеся эти слова, она поднялась в воздух и встала над Тристаном, упираясь ногами в алтарь по обе стороны его груди. Ее безупречное тело мягко мерцало в свете масляных ламп.
Волшебница сделала едва уловимый жест рукой, и рот принца, против его воли, открылся. Как он ни силился сомкнуть челюсти, это ему не удалось.
Улыбаясь, Сакку опустила бокал с вином до уровня своего лобка, подняла правую ногу и засунула ее пальцы в рот принцу, едва не придушив его. Затем волшебница начала лить вино из бокала, которое, омывая ее лоно, устремилось по ноге. Тристан, чуть не захлебнувшись, мучительно закашлялся, выгнув дугой спину. Часть вина пролилась на алтарь и на пол, но вторая госпожа Шабаша, с явным наслаждением наблюдая за мучениями принца, прекратила развлечение, лишь полностью осушив бокал.
— Вот мы и дошли до самого главного, — прошептала она таким тоном, словно на всем свете существовали лишь они двое.
На лице волшебницы возникло выражение бешеного, неутолимого желания, зубы обнажились в сладострастной улыбке. Бросив взгляд на Шайлиху, Тристан заметил в ее глазах тот же жадный блеск.
Извернувшись, он попытался поймать взглядом клетку с Вигом.
— Старый обессилевший маг ничем тебе не поможет, — усмехнулась Сакку. — Да и никто другой тоже.
Она, слегка отойдя назад, устремила взгляд на гениталии принца и прищурилась. Внезапно Тристан почувствовал неодолимое желание, и организм немедленно отреагировал на него так, как положено. Его охватил ужас от сознания того, что неизбежно должно было случиться дальше.
— Ну, теперь ты и в самом деле готов, мой ненаглядный! — проворковала вторая госпожа Шабаша.
Очень медленно и осторожно она опустилась на него, точно так, как в свое время это сделала Лилит. В то же мгновение тело принца охватил иссушающий, безжалостный огонь. Не просто тепло, обычно возникающее в начале любовных игр, а неестественный, всепоглощающий болезненный жар, распространяющийся по всем клеточкам тела. Тристан попытался хоть как-то справиться с этой волной животной страсти, но тщетно!
Сакку, прикрыв глаза завесой ресниц и приоткрыв полные алые губы, волнообразно покачивалась на нем, постепенно ускоряя свои движения. Ее великолепные груди с набухшими сосками покачивались в такт, распущенные волосы щекотали мокрое от пота тело принца. Тристана охватила та же паника, как тогда, когда он увидел вместо Лилит Наташу, вот только на этот раз ждать спасения было неоткуда. Он обреченно понял, что не в силах противостоять неизбежному.
И это произошло.
Волшебница, откинув назад голову, дико вскрикнула, подхлестнув волну, дрожью пробежавшую по всему телу Тристана. Однако вслед за этой волной принца пронизала ужасная боль, какой он не испытывал никогда в жизни.
Каждый нерв словно горел в неистовом огне, и Тристан, не в силах сдерживаться, огласил Святилище воплем смертельно раненого зверя. Его залитое потом тело конвульсивно задергалось, на губах выступила белая пена.
Так же внезапно, как и возникла, боль отступила. Все было кончено. С выражением одержанной победы Сакку нежно погладила принца по щеке.
Постепенно он пришел в себя и, взглянув на оседлавшую его волшебницу, увидел вокруг нее лазурное мерцание. Оно трепетало, отбрасывая изогнутые фиолетово-голубые протуберанцы. Потом мерцание начало таять, пока не исчезло совсем. Сакку улыбнулась и наклонилась к лицу Тристана.
— Ты был просто великолепен, — проворковала она. — Ни один мужчина не может с тобой сравниться. Только Избранный мог выжить после того, что только что произошло между нами. И для меня это тоже случай особый. — Наклонив голову, она внимательно вглядывалась в его лицо. — Я только что понесла от тебя, ненаглядный любовных игр, а неестественный, всепоглощающий болезненный жар, распространяющийся по всем клеточкам тела. Тристан попытался хоть как-то справиться с этой волной животной страсти, но тщетно!
Сакку, прикрыв глаза завесой ресниц и приоткрыв полные алые губы, волнообразно покачивалась на нем, постепенно ускоряя свои движения. Ее великолепные груди с набухшими сосками покачивались в такт, распущенные волосы щекотали мокрое от пота тело принца. Тристана охватила та же паника, как тогда, когда он увидел вместо Лилит Наташу, вот только на этот раз ждать спасения было неоткуда. Он обреченно понял, что не в силах противостоять неизбежному.
И это произошло.
Волшебница, откинув назад голову, дико вскрикнула, подхлестнув волну, дрожью пробежавшую по всему телу Тристана. Однако вслед за этой волной принца пронизала ужасная боль, какой он не испытывал никогда в жизни.
Каждый нерв словно горел в неистовом огне, и Тристан, не в силах сдерживаться, огласил Святилище воплем смертельно раненого зверя. Его залитое потом тело конвульсивно задергалось, на губах выступила белая пена.
Так же внезапно, как и возникла, боль отступила. Все было кончено. С выражением одержанной победы Сакку нежно погладила принца по щеке.
Постепенно он пришел в себя и, взглянув на оседлавшую его волшебницу, увидел вокруг нее лазурное мерцание. Оно трепетало, отбрасывая изогнутые фиолетово-голубые протуберанцы. Потом мерцание начало таять, пока не исчезло совсем. Сакку улыбнулась и наклонилась к лицу Тристана.
— Ты был просто великолепен, — проворковала она. — Ни один мужчина не может с тобой сравниться. Только Избранный мог выжить после того, что только что произошло между нами. И для меня это тоже случай особый. — Наклонив голову, она внимательно вглядывалась в его лицо. — Я только что понесла от тебя, ненаглядный.
Принц попытался сдержать слезы, но усилие его не увенчалось успехом. Он не знал, что ответить оседлавшей его волшебнице; язык словно присох к гортани. Тристан лежал, совершенно обессиленный, глотая соленые слезы и вслушиваясь в ужасные слова, болью отдававшиеся в его сознании.
— Разве старик не объяснил тебе? — нежно продолжала Сакку. — Волшебница может забеременеть после любого совокупления, если пожелает этого. До сих пор за всю свою долгую жизнь я не встретила ни одного мужчины, кровь которого удовлетворяла бы моим требованиям. До сих пор! Не сомневаюсь, ты заметил лазурное мерцание, ознаменовавшее зачатие. — Она призывно облизнула губы. — Но и это еще не все, мой ненаглядный. Волшебницы способны в десятки раз сократить срок созревания своего плода. Я уже чувствую, как наш ребенок растет внутри меня!
Сердце принца разрывалось от желания умереть, хотя бы подобным образом избежав постигшего его позора. «Они получили от меня то, чего добивались. Я сделал для них больше, чем был способен любой другой, и все благодаря крови, бегущей в моих жилах…» Бросив взгляд на сестру, он увидел на ее лице то же неутолимое плотское вожделение, которое прежде владело Сакку.
— Неужели ты не порадуешься вместе со мной? — игриво спросила принца вторая госпожа Шабаша, все еще обхватывавшая бедрами его тело. — Наслаждение может длиться целую вечность. Мы защитим тебя «чарами времени», и ты снова и снова будешь отдавать свое семя. Пусть тебя не волнует, какого пола окажется наш первый младенец. Мальчик или девочка — в любом случае он станет одним из нас — Во взгляде волшебницы появилось удовлетворенное, пресыщенное выражение. Потом она прищурила миндалевидные глаза. — И еще в одном можешь не сомневаться, ненаглядный. Теперь ты окончательно проиграл.
В следующий миг она уже стояла рядом с алтарем, затянутая в свою одежду из черной кожи, обняв Шайлиху, а принц, одетый и при оружии, вновь очутился в клетке. Его тело и разум все еще стенали от страшной боли и ужаса того, что только что произошло.
Сакку вывела Шайлиху из Святилища, и помещение вновь погрузилось во тьму.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Сначала на пол с грохотом упали перевязь с дрегганом и колчан; меч выскользнул из ножен, ножи рассыпались по полу. Потом принц лишился сапог. Его руки, словно он был тряпичной марионеткой, против воли поднялись вверх, шнуровка распустилась, и жилет упал на пол. В конце концов Сакку направила палец на его штаны, и они тоже упали на груду лежащих под его ногами остальных вещей. Чувствуя себя безмерно униженным, Тристан ссутулился, насколько это было возможно, и золотой медальон закачался на его груди, поблескивая в мягком свете. Кровь из открывшейся раны продолжала капать на пол.
Волшебница с выражением злобной радости взглянула на Шайлиху.
— Говорила же я, он нас не разочарует. Ну, пора!
Повинуясь движению руки Сакку, тело принца медленно заскользило в сторону алтаря, и вскоре он спиной почувствовал его твердую холодную поверхность. «Вот, значит, где она собирается сделать это. На алтаре, предназначенном для „причастия кровью“».
Шайлиха, заметившая медальон на груди Тристана, подошла к алтарю. Сначала она скользнула взглядом по обнаженному телу принца, а потом посмотрела на сам медальон, поднимающийся и опускающийся на его груди в такт прерывистому дыханию. На лице молодой женщины возникло недоуменное выражение. Она прикоснулась к вырезу платья в том месте, где под него уходила золотая цепочка, на которой, по-видимому, висела какая-то драгоценность.
Сакку стояла по другую сторону алтаря, полностью обнаженная, с хрустальным бокалом вина в руке.
— Отсюда тебе все будет отлично видно, — обратилась она к Шайлихе и, перегнувшись через тело принца, мягко поцеловала ее в губы. — Будешь знать, что надо делать, когда подойдет твоя очередь. Смотри и учись.
Она протянула бокал Тристану.
— Не хочешь ли немного вина? Я всегда для начала предлагаю партнеру освежиться.
— Нет, — прохрипел принц.
— Это невежливо — отказываться от угощения, — недовольно протянула Сакку. — Учти, я всегда могу найти способ заставить тебя выполнить то, что желаю.
— Мне от тебя ничего не надо, в том числе и твоего тела. Побереги его для рабов из Конюшен. — Тристан выплюнул эти слова, словно они были пропитаны ядом. Мысли его метались, а сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Вторая госпожа Шабаша с недовольным видом поджала губы.
— Вот ты, значит, какой избалованный. Не хочешь ни моего вина, ни моего тела. — Она помолчала. — Но я все же придерживаюсь мнения, что с твоей стороны невежливо отказываться выпить со мной. Попробуем исправить положение, заставив тебя ощутить вкус и того и другого.
Произнеся эти слова, она поднялась в воздух и встала над Тристаном, упираясь ногами в алтарь по обе стороны его груди. Ее безупречное тело мягко мерцало в свете масляных ламп.
Волшебница сделала едва уловимый жест рукой, и рот принца, против его воли, открылся. Как он ни силился сомкнуть челюсти, это ему не удалось.
Улыбаясь, Сакку опустила бокал с вином до уровня своего лобка, подняла правую ногу и засунула ее пальцы в рот принцу, едва не придушив его. Затем волшебница начала лить вино из бокала, которое, омывая ее лоно, устремилось по ноге. Тристан, чуть не захлебнувшись, мучительно закашлялся, выгнув дугой спину. Часть вина пролилась на алтарь и на пол, но вторая госпожа Шабаша, с явным наслаждением наблюдая за мучениями принца, прекратила развлечение, лишь полностью осушив бокал.
— Вот мы и дошли до самого главного, — прошептала она таким тоном, словно на всем свете существовали лишь они двое.
На лице волшебницы возникло выражение бешеного, неутолимого желания, зубы обнажились в сладострастной улыбке. Бросив взгляд на Шайлиху, Тристан заметил в ее глазах тот же жадный блеск.
Извернувшись, он попытался поймать взглядом клетку с Вигом.
— Старый обессилевший маг ничем тебе не поможет, — усмехнулась Сакку. — Да и никто другой тоже.
Она, слегка отойдя назад, устремила взгляд на гениталии принца и прищурилась. Внезапно Тристан почувствовал неодолимое желание, и организм немедленно отреагировал на него так, как положено. Его охватил ужас от сознания того, что неизбежно должно было случиться дальше.
— Ну, теперь ты и в самом деле готов, мой ненаглядный! — проворковала вторая госпожа Шабаша.
Очень медленно и осторожно она опустилась на него, точно так, как в свое время это сделала Лилит. В то же мгновение тело принца охватил иссушающий, безжалостный огонь. Не просто тепло, обычно возникающее в начале любовных игр, а неестественный, всепоглощающий болезненный жар, распространяющийся по всем клеточкам тела. Тристан попытался хоть как-то справиться с этой волной животной страсти, но тщетно!
Сакку, прикрыв глаза завесой ресниц и приоткрыв полные алые губы, волнообразно покачивалась на нем, постепенно ускоряя свои движения. Ее великолепные груди с набухшими сосками покачивались в такт, распущенные волосы щекотали мокрое от пота тело принца. Тристана охватила та же паника, как тогда, когда он увидел вместо Лилит Наташу, вот только на этот раз ждать спасения было неоткуда. Он обреченно понял, что не в силах противостоять неизбежному.
И это произошло.
Волшебница, откинув назад голову, дико вскрикнула, подхлестнув волну, дрожью пробежавшую по всему телу Тристана. Однако вслед за этой волной принца пронизала ужасная боль, какой он не испытывал никогда в жизни.
Каждый нерв словно горел в неистовом огне, и Тристан, не в силах сдерживаться, огласил Святилище воплем смертельно раненого зверя. Его залитое потом тело конвульсивно задергалось, на губах выступила белая пена.
Так же внезапно, как и возникла, боль отступила. Все было кончено. С выражением одержанной победы Сакку нежно погладила принца по щеке.
Постепенно он пришел в себя и, взглянув на оседлавшую его волшебницу, увидел вокруг нее лазурное мерцание. Оно трепетало, отбрасывая изогнутые фиолетово-голубые протуберанцы. Потом мерцание начало таять, пока не исчезло совсем. Сакку улыбнулась и наклонилась к лицу Тристана.
— Ты был просто великолепен, — проворковала она. — Ни один мужчина не может с тобой сравниться. Только Избранный мог выжить после того, что только что произошло между нами. И для меня это тоже случай особый. — Наклонив голову, она внимательно вглядывалась в его лицо. — Я только что понесла от тебя, ненаглядный любовных игр, а неестественный, всепоглощающий болезненный жар, распространяющийся по всем клеточкам тела. Тристан попытался хоть как-то справиться с этой волной животной страсти, но тщетно!
Сакку, прикрыв глаза завесой ресниц и приоткрыв полные алые губы, волнообразно покачивалась на нем, постепенно ускоряя свои движения. Ее великолепные груди с набухшими сосками покачивались в такт, распущенные волосы щекотали мокрое от пота тело принца. Тристана охватила та же паника, как тогда, когда он увидел вместо Лилит Наташу, вот только на этот раз ждать спасения было неоткуда. Он обреченно понял, что не в силах противостоять неизбежному.
И это произошло.
Волшебница, откинув назад голову, дико вскрикнула, подхлестнув волну, дрожью пробежавшую по всему телу Тристана. Однако вслед за этой волной принца пронизала ужасная боль, какой он не испытывал никогда в жизни.
Каждый нерв словно горел в неистовом огне, и Тристан, не в силах сдерживаться, огласил Святилище воплем смертельно раненого зверя. Его залитое потом тело конвульсивно задергалось, на губах выступила белая пена.
Так же внезапно, как и возникла, боль отступила. Все было кончено. С выражением одержанной победы Сакку нежно погладила принца по щеке.
Постепенно он пришел в себя и, взглянув на оседлавшую его волшебницу, увидел вокруг нее лазурное мерцание. Оно трепетало, отбрасывая изогнутые фиолетово-голубые протуберанцы. Потом мерцание начало таять, пока не исчезло совсем. Сакку улыбнулась и наклонилась к лицу Тристана.
— Ты был просто великолепен, — проворковала она. — Ни один мужчина не может с тобой сравниться. Только Избранный мог выжить после того, что только что произошло между нами. И для меня это тоже случай особый. — Наклонив голову, она внимательно вглядывалась в его лицо. — Я только что понесла от тебя, ненаглядный.
Принц попытался сдержать слезы, но усилие его не увенчалось успехом. Он не знал, что ответить оседлавшей его волшебнице; язык словно присох к гортани. Тристан лежал, совершенно обессиленный, глотая соленые слезы и вслушиваясь в ужасные слова, болью отдававшиеся в его сознании.
— Разве старик не объяснил тебе? — нежно продолжала Сакку. — Волшебница может забеременеть после любого совокупления, если пожелает этого. До сих пор за всю свою долгую жизнь я не встретила ни одного мужчины, кровь которого удовлетворяла бы моим требованиям. До сих пор! Не сомневаюсь, ты заметил лазурное мерцание, ознаменовавшее зачатие. — Она призывно облизнула губы. — Но и это еще не все, мой ненаглядный. Волшебницы способны в десятки раз сократить срок созревания своего плода. Я уже чувствую, как наш ребенок растет внутри меня!
Сердце принца разрывалось от желания умереть, хотя бы подобным образом избежав постигшего его позора. «Они получили от меня то, чего добивались. Я сделал для них больше, чем был способен любой другой, и все благодаря крови, бегущей в моих жилах…» Бросив взгляд на сестру, он увидел на ее лице то же неутолимое плотское вожделение, которое прежде владело Сакку.
— Неужели ты не порадуешься вместе со мной? — игриво спросила принца вторая госпожа Шабаша, все еще обхватывавшая бедрами его тело. — Наслаждение может длиться целую вечность. Мы защитим тебя «чарами времени», и ты снова и снова будешь отдавать свое семя. Пусть тебя не волнует, какого пола окажется наш первый младенец. Мальчик или девочка — в любом случае он станет одним из нас — Во взгляде волшебницы появилось удовлетворенное, пресыщенное выражение. Потом она прищурила миндалевидные глаза. — И еще в одном можешь не сомневаться, ненаглядный. Теперь ты окончательно проиграл.
В следующий миг она уже стояла рядом с алтарем, затянутая в свою одежду из черной кожи, обняв Шайлиху, а принц, одетый и при оружии, вновь очутился в клетке. Его тело и разум все еще стенали от страшной боли и ужаса того, что только что произошло.
Сакку вывела Шайлиху из Святилища, и помещение вновь погрузилось во тьму.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Услышав голос Вига, принц понял, что не в состоянии оценить, сколько времени находится в кромешном мраке. Он даже не отдавал себя отчета, спал до сих пор или бодрствовал. Время, жизнь, разум — все, казалось, унес бесконечный поток отчаяния и боли. Память не сохранила ничего. Хорошо уже и то, что он узнал голос мага.
Тристан, — прошептал старик. — Ты слышишь меня? Поначалу принц даже не смог подобрать нужные слова, чтобы ответить Вигу. Потом хрипло выдавил:
— Слышу.
Попытайся сосредоточиться, сказал маг. Невероятно важно, чтобы ты запомнил то, что я скажу тебе сейчас, — ответа не последовало, и Вигу оставалось лишь надеяться, что Тристан не погрузился снова в пучину отчаяния. Того, что случилось, уже не изменишь. На всем свете нет человека, включая и Фегана, кто смог бы воспротивиться Сакку, насильно пожелавшей получить твое семя. Твоей вины в том нет.
Послышался чей-то слабый голос замутненное сознание принца не позволило ему сразу узнать, кому он принадлежит.
— Это правда, Тристан, — вступил в разговор Гелдон. — Соберись с духом. Она терзает меня на протяжении столетий, но я, как видишь, все еще жив.
— Я не смог помешать этому, — с трудом произнес принц. — Прилагал к этому все силы, но у меня ничего не вышло. И теперь она носит мое дитя. Я не мог противостоять ей…
— Знаю, — мягко произнес Виг. — Однако постарайся понять, что твое бессилие было временным, сейчас ты такой же, как прежде. Волшебницам ты нужен живой и здоровый. Ну, а теперь сосредоточься. До «причастия» осталось со всем мало времени.
Тристан прижался лбом к решетке медленно покачивающейся в воздухе клетки, по его щекам текли слезы. Он никак не мог успокоиться и начать рассуждать здраво, как хотел того маг. «О чем твердит старик? — мелькнула у него вялая мысль. — Почему он не может оставить меня в покое?»
— Тристан, — терпеливо сказал Виг. — Вспомни о шрамах на своих запястьях.
«Что еще требуется от меня старому зануде?» — недоумевал принц. Но все же попытался выполнить просьбу мага — и в тот же самый миг словно открылись шлюзы затопившей его ненависти.
«Моя клятва! Мои родные. Шайлиха. Я пришел сюда за Шайлихой! И еще затем, чтобы остановить „причастие“».
— Слушаю тебя, Верховный маг, — выдавил он.
— Хорошо. Нам снова придется говорить обиняками. Слушай меня очень внимательно. Иногда даже незначительное усилие может сдвинуть гору. И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться дотянуться до нее.
Тристан покачал головой, пытаясь разогнать окутывающий сознание туман. «Не понимаю, что он хочет этим сказать. Его слова не имеют никакого смысла…»
— Иногда ученик не способен уловить мысль наставника и ему требуется какая-то подсказка, — сказал он.
— А иногда, даже понимая это, наставник не может сказать больше, и ученику самому приходится искать ответ, — ответил Виг.
«Значит, такой ответ существует! — пронеслось в голове принца. — Есть какой-то способ помешать „причастию“, старик знает о нем и пытается мне подсказать».
Тристан снова принялся ломать голову над словами мага. «Незначительное усилие… Пусть вещь сама придет к тебе…»
— Похоже, твой ученик не делает тебе чести, — мрачно заявил он наконец.
— У нас очень мало времени, — отозвался Виг, — но я не могу сказать тебе больше. И потому умолкаю, а ты внимательно обдумай мои слова.
«Нам конец, — обреченно размышлял принц. — Я не в состоянии разгадать его загадку. И если в самое ближайшее время я не найду ответа, все, что мы знаем и любим, исчезнет навсегда…»
Привалившись головой к холодным прутьям клетки, он повторял слова старика так и эдак, но попытки додуматься до истины ни к чему не привели, и постепенно Тристана начало клонить в сон.
«Иногда требуется только незначительное усилие… незначительное усилие… иногда…»
Больше принц подумать ни о чем не смог — сон окончательно овладел им.
Тристан, — прошептал старик. — Ты слышишь меня? Поначалу принц даже не смог подобрать нужные слова, чтобы ответить Вигу. Потом хрипло выдавил:
— Слышу.
Попытайся сосредоточиться, сказал маг. Невероятно важно, чтобы ты запомнил то, что я скажу тебе сейчас, — ответа не последовало, и Вигу оставалось лишь надеяться, что Тристан не погрузился снова в пучину отчаяния. Того, что случилось, уже не изменишь. На всем свете нет человека, включая и Фегана, кто смог бы воспротивиться Сакку, насильно пожелавшей получить твое семя. Твоей вины в том нет.
Послышался чей-то слабый голос замутненное сознание принца не позволило ему сразу узнать, кому он принадлежит.
— Это правда, Тристан, — вступил в разговор Гелдон. — Соберись с духом. Она терзает меня на протяжении столетий, но я, как видишь, все еще жив.
— Я не смог помешать этому, — с трудом произнес принц. — Прилагал к этому все силы, но у меня ничего не вышло. И теперь она носит мое дитя. Я не мог противостоять ей…
— Знаю, — мягко произнес Виг. — Однако постарайся понять, что твое бессилие было временным, сейчас ты такой же, как прежде. Волшебницам ты нужен живой и здоровый. Ну, а теперь сосредоточься. До «причастия» осталось со всем мало времени.
Тристан прижался лбом к решетке медленно покачивающейся в воздухе клетки, по его щекам текли слезы. Он никак не мог успокоиться и начать рассуждать здраво, как хотел того маг. «О чем твердит старик? — мелькнула у него вялая мысль. — Почему он не может оставить меня в покое?»
— Тристан, — терпеливо сказал Виг. — Вспомни о шрамах на своих запястьях.
«Что еще требуется от меня старому зануде?» — недоумевал принц. Но все же попытался выполнить просьбу мага — и в тот же самый миг словно открылись шлюзы затопившей его ненависти.
«Моя клятва! Мои родные. Шайлиха. Я пришел сюда за Шайлихой! И еще затем, чтобы остановить „причастие“».
— Слушаю тебя, Верховный маг, — выдавил он.
— Хорошо. Нам снова придется говорить обиняками. Слушай меня очень внимательно. Иногда даже незначительное усилие может сдвинуть гору. И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться дотянуться до нее.
Тристан покачал головой, пытаясь разогнать окутывающий сознание туман. «Не понимаю, что он хочет этим сказать. Его слова не имеют никакого смысла…»
— Иногда ученик не способен уловить мысль наставника и ему требуется какая-то подсказка, — сказал он.
— А иногда, даже понимая это, наставник не может сказать больше, и ученику самому приходится искать ответ, — ответил Виг.
«Значит, такой ответ существует! — пронеслось в голове принца. — Есть какой-то способ помешать „причастию“, старик знает о нем и пытается мне подсказать».
Тристан снова принялся ломать голову над словами мага. «Незначительное усилие… Пусть вещь сама придет к тебе…»
— Похоже, твой ученик не делает тебе чести, — мрачно заявил он наконец.
— У нас очень мало времени, — отозвался Виг, — но я не могу сказать тебе больше. И потому умолкаю, а ты внимательно обдумай мои слова.
«Нам конец, — обреченно размышлял принц. — Я не в состоянии разгадать его загадку. И если в самое ближайшее время я не найду ответа, все, что мы знаем и любим, исчезнет навсегда…»
Привалившись головой к холодным прутьям клетки, он повторял слова старика так и эдак, но попытки додуматься до истины ни к чему не привели, и постепенно Тристана начало клонить в сон.
«Иногда требуется только незначительное усилие… незначительное усилие… иногда…»
Больше принц подумать ни о чем не смог — сон окончательно овладел им.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Тристан очнулся, когда в Святилище начал разгораться свет. Он почему-то казался ярче, чем прежде, да и в голове принца рассеялся туман: большой зал в форме ротонды с пятью стоящими в нем тронами и алтарем был теперь прекрасно ему виден. На белом мраморном полу зловеще выделялся выложенный черным знак Пентангля. И снова принц не мог понять, сколько прошло времени. Медленно подняв веки, он первым делом взглянул в сторону мага и Гелдона. Карлик усиленно моргал от яркого света.
У Вига был такой вид, словно он уже давно бодрствует. Без своих косичек старик выглядел очень непривычно. Заметив, что Тристан смотрит на него, Виг вопросительно вскинул бровь, надеясь, вопреки доводам разума, что тот сумел понять его последние слова. Однако принц покачал головой, и старый маг ободряюще улыбнулся ему, словно советуя не падать духом.
Времени на дальнейшие разговоры уже не осталось. Со стороны винтовой лестницы послышались шаги, и Тристан знал, кого сейчас увидит.
Первой вошла Фейли, с Парагоном, свисающим на цепи с ее шеи, и золотым сосудом в руке. За ней появились Сакку, Вона, Забарра и Шайлиха. «Шайлиха, — подумал принц. — Пятая волшебница. Моя сестра…»
На всех женщинах были роскошные черные платья, украшенные вышитым на груди золотым знаком Пентангля. Взгляд Тристана обратился к Шайлихе; он смотрел на нее со смешанным чувством любви и ненависти. Любви к той, какой она была раньше; ненависти к женщине — нет, чудовищу! — которым она стала. Потом принц посмотрел на Сакку, и дыхание у него перехватило.
Зажатый в своей клетке, Тристан не мог оторвать взгляда от волшебницы, зачавшей от него ребенка всего несколько часов назад. Черное платье свободного покроя, такого же, как у Шайлихи, обтягивало ее сильно выступающий живот. Будь Сакку обычной женщиной, можно было бы предположить, что она на седьмом или восьмом месяце беременности. Но ведь на самом деле прошло совсем мало времени! Это состояние было чрезвычайно к лицу волшебнице. Мысль о том, что она родит его дитя, причиняла принцу неизмеримые страдания. «Мой первенец, зачатый в результате надругательства надо мной», — пронеслось в его сознании.
— Твоя кровь, Избранный, продолжает преподносить нам сюрпризы, — с торжеством в голосе произнесла вторая госпожа Шабаша. — Дитя растет в моей утробе даже быстрее, чем я предполагала. Самое позднее — завтра утром у нас родится сын. Только представь — первенец Избранного появится на свет в день «расплаты». Весьма своевременно, не правда ли? Правда, ты никогда не увидишь его, как и всех остальных своих детей, которых мы будем рожать от тебя.
«Мой сын, мое дитя, выношенное этой тварью… — Тристан с трудом сдерживал подступающие к горлу слезы. — А я все еще не понимаю, о чем пытался сказать мне Виг. Иногда даже незначительное усилие может сдвинуть гору… И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться дотянуться до нее. Что это означает? — Он вспомнил об оловянной ладанке, которую маг носил на груди под серым одеянием. — Для чего она нужна? Как мне узнать это?»
Фейли поднялась и плавно заскользила над полом к клетке Вига, край ее платья слегка волновался от движения встречного воздуха. Глаза первой госпожи Шабаша более чем когда-либо сверкали безумием.
«Триста лет, — подумал принц. — Триста лет она дожидалась этого дня!»
— Ну, старик, вот и замыкается круг, — произнесла она, вплотную приблизившись к магу. — Среди нас есть те, кто считал, что тебя следует убить до наступления этого знаменательного дня, поскольку ты все еще представляешь опасность. Я одна знаю, что от твоего могущества не осталось и следа. Отрадное зрелище! Именно такими я хотела видеть всех мужчин с «одаренной» кровью еще тогда, во время Войны с волшебницами, как вы ее называете. — Фейли помолчала, пристально вглядываясь в его глаза. Я оставила тебя в живых, чтобы ты собственными глазами убедился, что все твои попытки помешать моему великому свершению пошли прахом. А потом, когда все будет закончено, мы сделаем так, как посоветовала пятая волшебница — превратим тебя в охотника за кровью и вы пустим в Евтракии.
Виг прижал лицо к прутьям клетки.
— В последний раз обращаюсь к тебе, Фейли, — с силой произнес он. — Остановись! Твое знание магии в лучшем случае отрывочно, и закончатся твои безумные деяния тем, что прахом пойдет весь мир. Мы знакомы целую вечность, и я никогда не лгал тебе. Не лгу и сейчас. Это мое последнее предупреждение! Останови это безумие, или все мы погибнем.
— Ну конечно! — с издевкой воскликнула первая госпожа Шабаша. — Маг делает последнее предупреждение. Глупая традиция, введенная этими жалкими невеждами, членами Синклита. Подумать только, какое благородство — все эти ваши клятвы! Как там у вас говорится? «Клянусь поднимать руку на человеческую жизнь только в целях самозащиты и лишь после того, как предупрежу противника». Пока принц валялся без сознания, он не раз бормотал себе под нос эту ерунду. Неужели ты всерьез рассчитываешь, что я приму во внимание твои слова?
— Нет, Виг, ты этого не дождешься. Я ждала и страдала так долго, что подобными фокусами меня не остановить. Помнишь? Триста двадцать семь лет назад, на палубе галеона, я сказала, что ваши клятвы доведут вас до погибели. Так оно и случилось. — Волшебница перевела взгляд на Тристана. — Все эти ваши разговоры обиняками — пустая трата времени, потому что надежды старого глупца не имеют под собой никаких оснований. Он глубоко заблуждается, ничего изменить уже нельзя. Вскоре твой лишенный магической силы приятель будет превращен в охотника за кровью, а ты, как и твоя сестра, станешь одним из нас.
«Они все время подслушивали, о чем мы говорим», — понял принц. Его разум по-прежнему напряженно бился над разрешением загадки мага, и Тристан пытался понять, имеет ли какое-то значение тот факт, что волшебницы слышали их. «Но решение есть — должно быть! — и Виг знает его. Сколько уже раз я не относился с должным доверием к его словам и поплатился за это! Нет, теперь я не совершу такой ошибки».
Из раздумий его вывел голос первой госпожи Шабаша.
— Чтобы успокоить остальных сестер, я решила сделать старику маленький подарок.
Она повела рукой в сторону Вига, и маг тут же схватился за горло и открыл рот, но… не смог издать ни звука. Мгновение — и прутья клетки охватили его со всех сторон, сдавливая не только туловище, но и голову так, что старик оказался лишен возможности сделать какое-либо движение. Тем не менее его взгляд сверлил принца с выражением еще большей настойчивости, а губы безмолвно двигались, но того, что он хотел сказать, Тристан не понимал. Гелдон, трепеща от ужаса, переводил взгляд с мага на принца, и в его глазах стыла обреченность.
— Теперь твой приятель не может ни говорить, ни подать тебе знака хотя бы жестом, — высокомерно заявила Фейли. — Мне всегда нравились маги в таком состоянии. Дабы успокоить тебя, скажу, что сейчас он не испытывает боли и не утратил способности наблюдать за всем, что происходит вокруг. Если он надеялся тем или иным способом дать тебе указания во время «причастия», то теперь это исключено. — Она посмотрела на волшебниц, замерших у алтаря. — Ну что же, приступим.
Первая госпожа Шабаша скользнула к алтарю и точно в его центре поставила золотой бокал.
Тристан посмотрел на Вига, но тот ответил ему лишь тем же настойчивым, требовательным взглядом. «Думай же, думай, нерадивый глупец! — мысленно приказал себе принц. — Что старик пытался сказать мне?»
Он мысленно вернулся к той ночи, которую они провели у Фегана. Когда разговор зашел о «причастии», он объяснил, что каждая из пяти волшебниц прольет в бокал немного своей крови, его поставят в центре алтаря, точно под отверстием в потолке, и Фейли начнет ритуал. Снимет Камень с шеи и положит его в бокал…
Тристан бросил взгляд на старика, словно надеясь, что один вид Верховного мага поможет ему вспомнить слова Фегана. Волшебницы займут свои места на тронах, установленных на остриях Пентангля. Парагон, опущенный в их кровь, призовет свет с небес. Луч, ударив в Камень, многократно преломится, отражаясь от стенок бокала, и придаст дополнительную мощь находящейся в нем крови, и без того усиленной присутствием чистейшей крови Шайлихи.
Потом каждая волшебница по очереди отопьет из бокала, и «причастие кровью» свершится. За ним неизбежно последует «расплата».
Принц опустил голову, представив себе, что принесет с собой «расплата». «Порабощение мира. Превращение Вига в охотника за кровью. Шайлиха и ее дочь навсегда останутся с волшебницами. Я стану рабом Фейли. Используя мое семя, она создаст сверхсущество, полностью послушное ее воле. И все эти события вот-вот начнутся!»
Волшебницы встали перед алтарем, образовав тесный круг. Первая госпожа Шабаша произнесла что-то низким, гортанным голосом, на языке, которого Тристан не понимал.
Каждая из волшебниц протянула к ней правую руку ладонью вверх. Фейли прищурилась, устремив взгляд на руку Воны, и принц увидел, как на запястье рыжеволосой волшебницы появился небольшой надрез. Как только выступила кровь, Фейли подставила бокал. После чего повторила те же действия, но уже с Забаррой.
«Она собирает кровь, — подумал Тристан. — Пройдет всего несколько мгновений, и Фейли призовет свет с небес. Думай! Что имел в виду Виг? — Уже в тысячный раз в сознании принца всплыли его слова. — Иногда даже не значительное усилие может сдвинуть гору… И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться добраться до нее… Что это означает? Вечность, как найти правильный ответ?»
Переведя взгляд на первую госпожу Шабаша, принц увидел, что она уже собрала кровь у остальных волшебниц и теперь добавляет к ней свою. Беспомощно томясь в своей клетке, истекая потом и тяжело, с хрипом дыша, Тристан смотрел, как ее кровь медленно стекает в бокал.
Покончив с этим, Фейли знаком приказала остальным волшебницам занять свои места на тронах. Ни одна даже не глянула в сторону пленников; по-видимому, в этот момент для них не существовало ничего, кроме самого ритуала.
Первая госпожа Шабаша осторожно поставила бокал с кровью в центре алтаря и сняла с шеи Камень. Держа его над бокалом, она выпустила Парагон из рук. Однако тот не упал, а остался парить в воздухе. Как только Камень лишился владельца, его глубокий, кроваво-красный цвет начал тускнеть — точно так же, как это происходило той памятной ночью, когда Николас снял Парагон со своей шеи и вручил его Вигу.
В полной неподвижности все пять волшебниц застыли на своих тронах, не обращая внимания на кровь, продолжавшую стекать из ранок на их запястьях. На глаза принца навернулись слезы, когда он посмотрел на свою сестру, показавшуюся ему сейчас такой прекрасной и величественной. «Пятая волшебница», — с горечью подумал он.
У Вига был такой вид, словно он уже давно бодрствует. Без своих косичек старик выглядел очень непривычно. Заметив, что Тристан смотрит на него, Виг вопросительно вскинул бровь, надеясь, вопреки доводам разума, что тот сумел понять его последние слова. Однако принц покачал головой, и старый маг ободряюще улыбнулся ему, словно советуя не падать духом.
Времени на дальнейшие разговоры уже не осталось. Со стороны винтовой лестницы послышались шаги, и Тристан знал, кого сейчас увидит.
Первой вошла Фейли, с Парагоном, свисающим на цепи с ее шеи, и золотым сосудом в руке. За ней появились Сакку, Вона, Забарра и Шайлиха. «Шайлиха, — подумал принц. — Пятая волшебница. Моя сестра…»
На всех женщинах были роскошные черные платья, украшенные вышитым на груди золотым знаком Пентангля. Взгляд Тристана обратился к Шайлихе; он смотрел на нее со смешанным чувством любви и ненависти. Любви к той, какой она была раньше; ненависти к женщине — нет, чудовищу! — которым она стала. Потом принц посмотрел на Сакку, и дыхание у него перехватило.
Зажатый в своей клетке, Тристан не мог оторвать взгляда от волшебницы, зачавшей от него ребенка всего несколько часов назад. Черное платье свободного покроя, такого же, как у Шайлихи, обтягивало ее сильно выступающий живот. Будь Сакку обычной женщиной, можно было бы предположить, что она на седьмом или восьмом месяце беременности. Но ведь на самом деле прошло совсем мало времени! Это состояние было чрезвычайно к лицу волшебнице. Мысль о том, что она родит его дитя, причиняла принцу неизмеримые страдания. «Мой первенец, зачатый в результате надругательства надо мной», — пронеслось в его сознании.
— Твоя кровь, Избранный, продолжает преподносить нам сюрпризы, — с торжеством в голосе произнесла вторая госпожа Шабаша. — Дитя растет в моей утробе даже быстрее, чем я предполагала. Самое позднее — завтра утром у нас родится сын. Только представь — первенец Избранного появится на свет в день «расплаты». Весьма своевременно, не правда ли? Правда, ты никогда не увидишь его, как и всех остальных своих детей, которых мы будем рожать от тебя.
«Мой сын, мое дитя, выношенное этой тварью… — Тристан с трудом сдерживал подступающие к горлу слезы. — А я все еще не понимаю, о чем пытался сказать мне Виг. Иногда даже незначительное усилие может сдвинуть гору… И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться дотянуться до нее. Что это означает? — Он вспомнил об оловянной ладанке, которую маг носил на груди под серым одеянием. — Для чего она нужна? Как мне узнать это?»
Фейли поднялась и плавно заскользила над полом к клетке Вига, край ее платья слегка волновался от движения встречного воздуха. Глаза первой госпожи Шабаша более чем когда-либо сверкали безумием.
«Триста лет, — подумал принц. — Триста лет она дожидалась этого дня!»
— Ну, старик, вот и замыкается круг, — произнесла она, вплотную приблизившись к магу. — Среди нас есть те, кто считал, что тебя следует убить до наступления этого знаменательного дня, поскольку ты все еще представляешь опасность. Я одна знаю, что от твоего могущества не осталось и следа. Отрадное зрелище! Именно такими я хотела видеть всех мужчин с «одаренной» кровью еще тогда, во время Войны с волшебницами, как вы ее называете. — Фейли помолчала, пристально вглядываясь в его глаза. Я оставила тебя в живых, чтобы ты собственными глазами убедился, что все твои попытки помешать моему великому свершению пошли прахом. А потом, когда все будет закончено, мы сделаем так, как посоветовала пятая волшебница — превратим тебя в охотника за кровью и вы пустим в Евтракии.
Виг прижал лицо к прутьям клетки.
— В последний раз обращаюсь к тебе, Фейли, — с силой произнес он. — Остановись! Твое знание магии в лучшем случае отрывочно, и закончатся твои безумные деяния тем, что прахом пойдет весь мир. Мы знакомы целую вечность, и я никогда не лгал тебе. Не лгу и сейчас. Это мое последнее предупреждение! Останови это безумие, или все мы погибнем.
— Ну конечно! — с издевкой воскликнула первая госпожа Шабаша. — Маг делает последнее предупреждение. Глупая традиция, введенная этими жалкими невеждами, членами Синклита. Подумать только, какое благородство — все эти ваши клятвы! Как там у вас говорится? «Клянусь поднимать руку на человеческую жизнь только в целях самозащиты и лишь после того, как предупрежу противника». Пока принц валялся без сознания, он не раз бормотал себе под нос эту ерунду. Неужели ты всерьез рассчитываешь, что я приму во внимание твои слова?
— Нет, Виг, ты этого не дождешься. Я ждала и страдала так долго, что подобными фокусами меня не остановить. Помнишь? Триста двадцать семь лет назад, на палубе галеона, я сказала, что ваши клятвы доведут вас до погибели. Так оно и случилось. — Волшебница перевела взгляд на Тристана. — Все эти ваши разговоры обиняками — пустая трата времени, потому что надежды старого глупца не имеют под собой никаких оснований. Он глубоко заблуждается, ничего изменить уже нельзя. Вскоре твой лишенный магической силы приятель будет превращен в охотника за кровью, а ты, как и твоя сестра, станешь одним из нас.
«Они все время подслушивали, о чем мы говорим», — понял принц. Его разум по-прежнему напряженно бился над разрешением загадки мага, и Тристан пытался понять, имеет ли какое-то значение тот факт, что волшебницы слышали их. «Но решение есть — должно быть! — и Виг знает его. Сколько уже раз я не относился с должным доверием к его словам и поплатился за это! Нет, теперь я не совершу такой ошибки».
Из раздумий его вывел голос первой госпожи Шабаша.
— Чтобы успокоить остальных сестер, я решила сделать старику маленький подарок.
Она повела рукой в сторону Вига, и маг тут же схватился за горло и открыл рот, но… не смог издать ни звука. Мгновение — и прутья клетки охватили его со всех сторон, сдавливая не только туловище, но и голову так, что старик оказался лишен возможности сделать какое-либо движение. Тем не менее его взгляд сверлил принца с выражением еще большей настойчивости, а губы безмолвно двигались, но того, что он хотел сказать, Тристан не понимал. Гелдон, трепеща от ужаса, переводил взгляд с мага на принца, и в его глазах стыла обреченность.
— Теперь твой приятель не может ни говорить, ни подать тебе знака хотя бы жестом, — высокомерно заявила Фейли. — Мне всегда нравились маги в таком состоянии. Дабы успокоить тебя, скажу, что сейчас он не испытывает боли и не утратил способности наблюдать за всем, что происходит вокруг. Если он надеялся тем или иным способом дать тебе указания во время «причастия», то теперь это исключено. — Она посмотрела на волшебниц, замерших у алтаря. — Ну что же, приступим.
Первая госпожа Шабаша скользнула к алтарю и точно в его центре поставила золотой бокал.
Тристан посмотрел на Вига, но тот ответил ему лишь тем же настойчивым, требовательным взглядом. «Думай же, думай, нерадивый глупец! — мысленно приказал себе принц. — Что старик пытался сказать мне?»
Он мысленно вернулся к той ночи, которую они провели у Фегана. Когда разговор зашел о «причастии», он объяснил, что каждая из пяти волшебниц прольет в бокал немного своей крови, его поставят в центре алтаря, точно под отверстием в потолке, и Фейли начнет ритуал. Снимет Камень с шеи и положит его в бокал…
Тристан бросил взгляд на старика, словно надеясь, что один вид Верховного мага поможет ему вспомнить слова Фегана. Волшебницы займут свои места на тронах, установленных на остриях Пентангля. Парагон, опущенный в их кровь, призовет свет с небес. Луч, ударив в Камень, многократно преломится, отражаясь от стенок бокала, и придаст дополнительную мощь находящейся в нем крови, и без того усиленной присутствием чистейшей крови Шайлихи.
Потом каждая волшебница по очереди отопьет из бокала, и «причастие кровью» свершится. За ним неизбежно последует «расплата».
Принц опустил голову, представив себе, что принесет с собой «расплата». «Порабощение мира. Превращение Вига в охотника за кровью. Шайлиха и ее дочь навсегда останутся с волшебницами. Я стану рабом Фейли. Используя мое семя, она создаст сверхсущество, полностью послушное ее воле. И все эти события вот-вот начнутся!»
Волшебницы встали перед алтарем, образовав тесный круг. Первая госпожа Шабаша произнесла что-то низким, гортанным голосом, на языке, которого Тристан не понимал.
Каждая из волшебниц протянула к ней правую руку ладонью вверх. Фейли прищурилась, устремив взгляд на руку Воны, и принц увидел, как на запястье рыжеволосой волшебницы появился небольшой надрез. Как только выступила кровь, Фейли подставила бокал. После чего повторила те же действия, но уже с Забаррой.
«Она собирает кровь, — подумал Тристан. — Пройдет всего несколько мгновений, и Фейли призовет свет с небес. Думай! Что имел в виду Виг? — Уже в тысячный раз в сознании принца всплыли его слова. — Иногда даже не значительное усилие может сдвинуть гору… И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться добраться до нее… Что это означает? Вечность, как найти правильный ответ?»
Переведя взгляд на первую госпожу Шабаша, принц увидел, что она уже собрала кровь у остальных волшебниц и теперь добавляет к ней свою. Беспомощно томясь в своей клетке, истекая потом и тяжело, с хрипом дыша, Тристан смотрел, как ее кровь медленно стекает в бокал.
Покончив с этим, Фейли знаком приказала остальным волшебницам занять свои места на тронах. Ни одна даже не глянула в сторону пленников; по-видимому, в этот момент для них не существовало ничего, кроме самого ритуала.
Первая госпожа Шабаша осторожно поставила бокал с кровью в центре алтаря и сняла с шеи Камень. Держа его над бокалом, она выпустила Парагон из рук. Однако тот не упал, а остался парить в воздухе. Как только Камень лишился владельца, его глубокий, кроваво-красный цвет начал тускнеть — точно так же, как это происходило той памятной ночью, когда Николас снял Парагон со своей шеи и вручил его Вигу.
В полной неподвижности все пять волшебниц застыли на своих тронах, не обращая внимания на кровь, продолжавшую стекать из ранок на их запястьях. На глаза принца навернулись слезы, когда он посмотрел на свою сестру, показавшуюся ему сейчас такой прекрасной и величественной. «Пятая волшебница», — с горечью подумал он.