О`Бэньон Констанс. Сентябрьская луна

   – Если ты обещаешь оставить меня в покое, я задержусь еще на месяц, но потом вернусь в Новый Орлеан. Такие условия тебя устраивают?
   Он выпустил ее руки и отступил на шаг.
   – Да, устраивают. Ты останешься на месяц, если я не буду к тебе приближаться? Я правильно понял?
   Камилла кивнула, не глядя ему в глаза. Она уже успела пожалеть о том, что сказала: быть рядом с Хантером и не иметь возможности к нему прикоснуться наверняка станет для нее сущей пыткой. Ну почему она никак не может перестать любить его?!
   – Я останусь на месяц и ни на день больше, – подтвердила она. – По окончании этого срока я уеду, и ты не будешь мне препятствовать. Договорились?
   – Договорились.
   – Ты ведь всегда получаешь что захочешь, верно, Хантер?
   – Надеюсь, что так. Молю Бога, чтобы это было так!
   Камилла повернулась и вышла, кипя от возмущения. Он даже не сказал, что не хочет, чтобы она уезжала! Впрочем – чему удивляться? Их отношения безнадежно испорчены…
   Оставшись один, Хантер закрыл глаза. В воздухе все еще витал запах ее духов. В его доме что-то неуловимо изменилось с тех пор, как сюда переехали Камилла и Антония. Комнаты словно ожили. Их присутствие разогнало темные тени и окружавший его мрак одиночества. Слава Богу, что Камилла согласилась остаться хотя бы на месяц! Времени не так уж много, но у него уже сложился план, который поможет ее завоевать. Хантер понимал, не мог не понимать, что если упустит ее на этот раз, то потеряет навсегда.
   Он вышел в сад и взглянул на окно ее спальни. Скоро будет положен конец пяти годам боли и обид. Скоро Камилла действительно станет его женой.

32

   На следующий день Камилла уехала по делам в Сан-Рафаэль, и Хантер воспользовался случаем, чтобы побыть с Антонией. При каждой новой встрече с дочерью он все больше приходил от нее в восторг. Она была смышленой, остроумной и жизнерадостной. Одна мысль о том, что эта чудесная девочка – его плоть и кровь, наполняла сердце Хантера радостью, и горько было думать, что она никогда не узнает, кто ее настоящий отец.
   Все утро Антония не отставала от него ни на шаг. В ее маленькой головке теснилось множество вопросов, она задавала их беспрестанно, и Хантер старался честно ответить на каждый. Пока он работал в сарае, пытаясь починить сломанное колесо от фургона, Антония наблюдала за ним, сидя на охапке сена.
   – Мистер Кингстон, а сколько продержится это колесо, когда вы его почините?
   – До тех пор, пока снова не сломается, – усмехнулся Хантер.
   – Мистер Кингстон, вот вы женились на моей мамочке. Это значит, что вы – мой отец?
   Он как раз загонял в колесо спицу, да так и застыл с молотком в руке.
   – Мне бы очень хотелось быть твоим отцом, Антония. Если ты не возражаешь.
   Она спрыгнула со своего возвышения и бросилась ему на шею.
   – Я хочу, чтобы вы были моим папой. Я всегда буду вас любить!
   Хантер зарылся лицом в ее пышные волосы и почувствовал, что внутри у него все тает от нежности. Это была его дочь, и он хотел, чтобы она всегда была рядом с ним. Хотел видеть, как она растет и расцветает, защищать ее от житейских невзгод…
   – Я тоже всегда буду тебя любить, Антония! Ты будешь моей маленькой принцессой.
   Девочка погладила его загрубевшую щеку и заглянула в глаза, так похожие на ее собственные.
   – А «всегда» это очень долго, мистер Кингстон?
   Хантер опустился на копну сена, усадив дочку к себе на колени, и задумался над ее вопросом.
   – Видишь Цезаря на жердочке?
   – Да.
   – Предположим, он возьмет в клюв песчинку и полетит на луну. Это займет много лет, потому что луна очень далеко. Допустим, Цезарь оставит песчинку на луне и вернется на землю, потом возьмет еще песчинку и опять полетит на луну. И опять и опять… К тому времени, как сокол перенесет весь песок с земли на луну, считай, что «всегда» только-только началось.
   – Разве так бывает? – с недетской серьезностью спросила Антония. – Разве что-то может продолжаться так долго?
   – Любовь, например.
   – Можно я буду называть вас папой, мистер Кингстон?
   Хантер с улыбкой взглянул на ее прелестное личико.
   – Я почту за честь, если ты будешь называть меня папой.
 
   Мистер Снайдер, адвокат Сегина Монтеса, следил за Камиллой из-под нахмуренных кустистых бровей, пока она подписывала все необходимые бумаги. Отныне Валье дель Корасон переходило во владение Хантеру Кингстону, за исключением сотни акров, которые Камилла передавала Сантосу и его семье.
   По окончании процедуры мистер Снайдер пошарил в ящике письменного стола и, вытащив обитую жестью шкатулку, подтолкнул ее через стол к Камилле.
   – Ваш отец хранил ее у меня. Полагаю, теперь эта шкатулка принадлежит вам, – адвокат снял очки и протер их носовым платком. – Я не знаю, что внутри. Как видите, она заперта.
   – Боюсь, что теперь, после пожара, ключа уже не найти, – заметила Камилла, проводя пальцем по крышке, на которой было выгравировано ее имя.
   – Скорее всего. Ваш отец сказал мне, что здесь важные бумаги. Думаю, вы найдете способ открыть шкатулку.
   Камилла встала и протянула руку мистеру Снайдеру.
   – Спасибо вам за помощь. Я что-то еще должна подписать?
   – Возможно, но не сегодня. Ваша тетушка, госпожа Пруденс О'Нил, незадолго до смерти обратилась ко мне с просьбой написать ее поверенному в Новый Орлеан. Она хотела перевести в мою контору все ее бумаги и завещание. Как только бумаги придут, я приглашу вас сюда для оглашения ее последней воли. Она успела мне сообщить, что оставляет вам солидную сумму денег и кое-какую собственность в Новом Орлеане.
   Камилла опустила голову. Она была не готова к разговору о завещании: рана, оставшаяся в ее душе после смерти тети Пруди, была слишком свежа и еще кровоточила.
   Мистер Снайдер пожал ей руку и проводил до дверей. Глядя на только что подписанные бумаги, он с изумлением покачал головой: война между Кингстонами и Монтесами, тянувшаяся на протяжении трех поколений, закончилась. И похоже было, что победа досталась Кингстонам!
   Спрятав жестяную шкатулку в седельную сумку, Камилла направилась к дому Джанет, куда ее пригласили на ленч. Когда подруги сели за стол, Камилла рассказала о том, что передала ранчо Хантеру и собирается вскоре переехать в Новый Орлеан.
   – Не могу поверить, что ты все-таки решила расстаться с Валье дель Корасон! Твой отец перевернется в гробу, Камилла! К тому же тебе совершенно нечего делать в Новом Орлеане. Твой дом здесь.
   – Теперь уже нет…
   – Ни за что не поверю, что Хантер позволит тебе уехать!
   – А по-моему, он вздохнет с облегчением, когда распрощается со мной. Теперь, когда я стала его женой, он просто не знает, что со мной делать. Но давай не будем говорить о Хантере. Как твои дети?
   – Здоровы и проказничают вовсю. – Джанет протянула руку через стол и сжала пальцы подруги. – Послушай, Камилла, если тебе в тягость жить в доме Хантера, ты в любую минуту можешь переехать к нам с Хэлом. Мы с радостью тебя примем.
   – Я знаю… спасибо. Может, я еще и поймаю тебя на слове, – Камилла бросила взгляд на часы, висевшие на стене, и торопливо поднялась из-за стола. – Ты посмотри, который час! Мне надо бежать – у меня в городе есть еще одно дело.
   Джанет проводила ее до коновязи. Взобравшись в седло, Камилла вытащила из седельной сумки обитую жестью шкатулку, переданную ей мистером Снайдером, и протянула ее Джанет.
   – Ты не могла бы сохранить это для меня? Я, кажется, пока не готова узнать, что там внутри: слишком больно ворошить прошлое.
   – Да, конечно, – Джанет озабоченно взглянула на подругу. – Прошу тебя об одном, Камилла: не делай никаких поспешных шагов. Не уезжай, пока не обдумаешь все хорошенько!
   Камилла невесело улыбнулась.
   – Твоими устами всегда говорит голос разума. Будь я хоть чуточку похожа на тебя, Джанет, наверное, мне удалось бы избежать многих неприятностей.
   Джанет улыбнулась в ответ.
   – Оставайся прежней. Ты не была бы Камиллой, если бы изменилась!
   Камилла пересекла пыльную улицу, направляясь в контору шерифа. Перед тем как покинуть Техас навсегда, надо было вернуть все долги, и первым в ее списке стояло принесение извинений шерифу Додсону.
   Шерифа она обнаружила сидящим на крыльце в плетенном из тростника кресле. Завидев Камиллу, он спустил ноги с перил, улыбнулся и приподнял шляпу.
   – Рад вас видеть, Камилла. Примите мои соболезнования. На вашу долю выпало много горя.
   Камилле было трудно посмотреть ему в глаза: она успела наговорить шерифу Додсону немало неприятных вещей. Теперь ей было известно, что этих упреков он не заслужил.
   – Мистер Додсон, – она все-таки пересилила себя и взглянула ему в глаза. – Я часто бываю не права, но всегда готова первой признать это. Я была несправедлива к вам и пришла извиниться.
   Шериф ответил не сразу, но зато, когда он заговорил, его улыбка сияла искренней теплотой.
   – Не могу вас ни в чем упрекнуть. Вы тогда никому не доверяли, но у вас были на то основания. Мне жаль, что я не смог предотвратить трагедии, Камилла, но убийца вашего отца получил по заслугам. Вы с этим согласны?
   – Согласна.
   – Кстати, что вы думаете делать с Уэйдом Робертсом? С какой стороны на это ни посмотри, он грабил вас. Хотите подать на него в суд?
   – Мы с Хантером все обсудили и решили, что об этом деле надо просто забыть.
   – Насколько я понял, Уэйд обещал Хантеру возместить вам ущерб?
   – Пусть они разбираются сами, меня это уже не касается, – она крепко пожала ему руку. – Прощайте, шериф. Вы хороший человек.
   Додсон усмехнулся в ответ.
   – Услышать такое от вас – большая честь, Камилла.
   Он провожал ее взглядом, пока она не скрылась в дверях магазина неподалеку от конторы.
   Выбрав несколько отрезов и подобрав к ним выкройки и отделку, Камилла огляделась кругом, и взгляд ее остановился на вместительных дорожных сундуках.
   – Я бы хотела купить вот эти три, если можно.
   Миссис Бозвелл, жена хозяина лавки, была очень рада такой крупной покупке.
   – Еще что-нибудь, Камилла? – спросила она.
   – Нет, пожалуй, больше ничего не надо, миссис Бозвелл. Будьте добры, проследите, чтобы материал и выкройки сегодня же были доставлены портнихе. Мне бы хотелось, чтобы она выполнила заказ как можно скорее.
   – Да-да, разумеется. Но зачем вам эти сундуки, Камилла? Вы куда-то уезжаете? – лавочница не скрывала своего любопытства.
   Камилла вздохнула. Она знала, что об этой новости уже сегодня будет говорить весь Сан-Рафаэль, но делать было нечего.
   – Через несколько недель я уезжаю в Новый Орлеан, миссис Бозвелл. Поэтому мне нужно, чтобы все было готово как можно скорее.
   – Не сомневаюсь, что мисс Дэвис все сошьет очень быстро. Такой заказ для нее – настоящий подарок судьбы.
   Вернувшись на ранчо Кингстона, Камилла первым делом направилась в комнату Антонии, чтобы уложить дочку спать. Девочка, не умолкая, рассказывала ей о том, как провела день с Хантером: он возил ее кататься верхом, а потом разрешил покормить лошадей в конюшне. Сияя от гордости, Антония сообщила матери, что мистер Кингстон разрешил ей называть его папой.
   Когда Камилла спустилась вниз, Хантер был в гостиной. Он сидел под портретом своего отца, и она в который раз поразилась их сходству. Два рыжих спаниеля, лежавших на ковре, подняли головы при ее появлении.
   – Ты выглядишь усталой, Камилла. Пожалуй, тебе лучше лечь сегодня пораньше.
   – Да, я устала, но сначала хотела бы поговорить с тобой. Антония сказала, что ты разрешил ей называть тебя отцом.
   – Ну да. А ты против? – спросил он.
   – Нет, но просто я подумала, что так ей будет тяжелее, когда нам придется уехать. Она очень привязалась к тебе.
   – Что же в этом удивительного? Насколько я знаю, дети обычно любят своих родителей.
   – Да, но, по-моему, наш случай никак нельзя назвать обычным…
   – Я хочу, чтобы она считала меня своим отцом, Камилла. Пусть окружающие думают, будто я ее отчим, но она должна знать, что я люблю ее.
   На это у Камиллы не нашлось возражений. Она решила, что вреда не будет, если Антония начнет называть Хантера отцом. В конце концов, им все равно придется скоро расстаться.
   – А теперь я, пожалуй, воспользуюсь твоим советом и пойду спать, – сказала Камилла: ей не хотелось слишком долго оставаться с ним наедине.
   – Погоди, Камилла. Мне надо с тобой поговорить.
   Она пожала плечами и опустилась на краешек стула, сложив руки на коленях. Что он еще задумал? Пауза затягивалась, и Камилла, не выдержав, заговорила первой:
   – Я сегодня подписала бумаги на передачу тебе Валье дель Корасон, Хантер. Тебе тоже надо будет их подписать.
   – Ты уверена, что поступила правильно, Камилла?
   – Да…
   – Ну хорошо, я предупрежу мистера Уоткинса, управляющего банком. Он уладит денежную сторону на следующей неделе.
   – Мне не нужно от тебя денег, Хантер. Я не хочу продавать Валье дель Корасон. Ты мой муж, и пусть ранчо принадлежит тебе. Давай не будем больше говорить об этом. Кстати, не нравится мне твой мистер Уоткинс, – сказала Камилла, ухватившись за возможность переменить тему.
   – Это почему же? И откуда ты его знаешь?
   – Когда я возвращалась в Сан-Рафаэль, мы с Нелли ехали с ним в одном дилижансе. Он вел себя просто отвратительно по отношению к Нелли. По правде говоря, он настолько вышел за рамки приличий, что Джеку Моргану пришлось пересадить его на козлы до самого конца поездки.
   Хантер задумчиво прищурился.
   – Так вот что его так точит! Он несколько раз меня спрашивал, не упоминала ли моя жена о знакомстве с ним.
   – Признаться, мне бы не хотелось иметь с ним дело.
   – Ну что ж, я и сам недоволен его работой в последнее время. Пожалуй, я его уволю.
   – Не стоит этого делать из-за меня, Хантер. Я ведь здесь надолго не задержусь.
   – А если бы я сказал, что прошу тебя остаться?
   Камилла бросила взгляд на двух рыжих охотничьих собак, лежавших у двери.
   – Я бы тебе ответила, что и без того уже слишком долго пользовалась твоим гостеприимством.
   Его глаза потемнели, а губы сжались в тонкую линию.
   – Я тут подумал… Ну, словом, я не хочу, чтобы ты увозила мою дочь в Новый Орлеан!
   Камилла пожала плечами, пытаясь изобразить безразличие, которого на самом деле не чувствовала.
   – Люди не всегда получают то, что хотят, Хантер. Но ты, как видно, так этого и не понял…
   Внезапно Хантер откинулся на спинку своего кресла и щелкнул пальцами. Оба спаниеля тотчас же вскочили на ноги и бросились к нему, виляя хвостами.
   – Сидеть! – скомандовал он.
   Собаки послушно уселись у его ног. «Вот точно так же повинуются воле Хантера все животные, да и люди тоже», – подумала Камилла.
   – Ты хочешь показать, что тебе всегда удается настоять на своем? – спросила она вслух. – Все прыгают по твоей команде, не так ли, Хантер?
   Он поднял на нее глаза; уголки его губ легонько дрогнули.
   – В каком смысле?
   – Да в любом! Стоит тебе скомандовать «К ноге!», как все к тебе бегут – и люди, и собаки.
   – Но только не ты, – любезно возразил Хантер. – Что-то я не помню, чтобы ты послушно бежала к ноге по моей команде.
   – Но живу же я в твоем доме, потому что ты привез меня сюда! – напомнила она. – А тебе и этого мало: несмотря на все наши договоренности, ты пытаешься заставить меня остаться. Я только одного не понимаю: зачем тебе это нужно?
   – Могу назвать вескую причину: Антония – моя дочь.
   – Я вижу, ты действительно очень добр к Антонии. Но ее полюбить нетрудно, ведь она чудесная девочка. Но, к сожалению, в качестве приложения к ней существую я… А я больше не могу тут оставаться, Хантер. Через три недели я уеду.
   – А я-то надеялся, что ты начнешь считать этот дом своим…
   Камилла внимательно посмотрела на него. Она не могла понять, что скрывается за этой непроницаемой маской. На его лице ничего нельзя было прочитать, он казался совершенно спокойным. Ей вообще редко приходилось видеть Хантера по-настоящему взволнованным: он хорошо умел скрывать свои чувства. «Интересно, – подумала она, – есть ли на свете хоть что-нибудь, способное прошибить его железное самообладание?»
   – Нет, это не мой дом, Хантер. Никогда им не был и никогда не будет.
   Хантер откинулся назад вместе с креслом и расстегнул сюртук. Перебросив ногу на ногу, он пристально взглянул на Камиллу. Ей стало неловко под этим пронизывающим взглядом, и она опустила глаза на его руки. Это была ошибка: его длинные пальцы нарочито медленно прошлись взад-вперед по бархатной обивке подлокотников, и она невольно вспомнила то время, когда Хантер точно так же ласкал ее своими сильными руками…
   Вновь подняв на него глаза, Камилла обнаружила, что Хантер смотрит на нее с каким-то странным выражением. Ей показалось, что он угадал ее мысли, и его хваленое самообладание вот-вот рухнет.
   Хантер тем временем перевел взгляд на ее дрожащие губы, этот взгляд притягивал Камиллу, словно магнит. Лихорадочно придумывая, что бы такое сказать, она ощутила растущее между ними напряжение – настолько сильное, что ей стало трудно дышать.
   – Я не хочу испытывать твое терпение, Хантер. Мне давно пора спать. Спокойной ночи.
   – Когда речь идет о тебе, Камилла, мое терпение неисчерпаемо!
   Внезапно Хантер наклонился вперед, схватил ее за руку и с неожиданной силой усадил к себе на колени. Камилла оказалась прижатой к его могучей груди и ощутила жаркое дыхание у себя на щеке.
   – А впрочем, я кажется, ошибся. Как долго ты обычно заставляешь своих мужчин ждать, Камилла?
   – У меня нет мужчин.
   – А муж?
   – У меня нет мужа. Ты прекрасно знаешь, что наш брак – это дурацкая комедия!
   Камилла не понимала, что с ней творится. Ей хотелось уйти, хотелось остаться… Хантер приподнял ее лицо, чтобы заглянуть в глаза, и его прикосновение прожгло Камиллу насквозь.
   – Нравится тебе это или нет, но мы муж и жена перед Богом и людьми, – серьезно сказал он. – Этот факт невозможно игнорировать.
   – Я уверена, что смогла бы, если бы только ты мне не мешал!
   Камилла уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть, но оказалось, что это еще одна ошибка. Ее рука случайно скользнула ему под рубашку, пальцы ощутили жесткие курчавые завитки волос у него на груди. Несколько мгновений, показавшихся обоим вечностью, они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Хантер неожиданно ослабил свою хватку, и Камилла, освободившись, вскочила на ноги. Она бросилась бежать и взлетела вверх по лестнице, словно сам дьявол гнался за ней. Оказавшись в спальне, она прислонилась спиной к двери и прислушалась, не идет ли Хантер за ней. Но вокруг было тихо. Очевидно, ему и в голову не пришло ее преследовать…
   Долго Камилла сидела на краю постели, не зная, плакать ей или радоваться. Единственное, в чем можно было не сомневаться, так это в том, что надо выбираться из этого дома как можно скорее. Иначе она снова окажется в объятиях Хантера! Наконец она встала, подошла к двери, ведущей в его спальню, и задвинула засов. Не стоит рисковать: он может запросто явиться к ней в комнату прямо среди ночи. А Камилла на горьком опыте убедилась, что у нее нет защиты против его чар…
   И все-таки что у него на уме?
   Хантер никогда не поступает опрометчиво, он всегда хладнокровно и тщательно обдумывает свои действия наперед. И если по какой-то непостижимой для нее причине Хантер хочет, чтобы она осталась в его доме, нужно как можно скорее уехать!
   Не успела Камилла лечь, как в дверь спальни постучали, и она услышала голос Нелли:
   – Камилла, пришел Хуан. Он говорит, что вы просили предупредить, когда у кобылы вашего отца начнутся роды.
   – Спасибо, Нелли. Скажите ему, что я сейчас приеду.
   Камилла сбросила халат; не прошло и минуты, как она уже была в своем мужском костюме и поношенных черных сапожках. Сбегая вниз по лестнице, она торопливо проговорила через плечо:
   – Я сегодня, наверное, не вернусь, Нелли. Присмотрите за Антонией.
   Все мысли о Хантере на время можно было выбросить из головы. Как хорошо все-таки вырваться хоть ненадолго из его дома! Напрасно она согласилась переехать к Хантеру, это была ошибка. Надо будет найти для себя, Антонии и Нелли какое-нибудь другое пристанище.
   Подъезжая к конюшне, она старалась не смотреть на пепелище, напоминавшее о той страшной ночи, когда погибла ее тетя. Сегодня не время скорби. Этой ночью на конюшне Валье дель Корасон возникнет новая жизнь. И пусть она станет символом возрождения!

33

   Душистый запах свежего сена напомнил Камилле о детстве, когда она целые дни проводила в конюшне. Было уже за полночь, фонарь отбрасывал теплый свет на Камиллу, Сантоса и Хуана, собравшихся в просторном стойле, чтобы помочь жеребенку появиться на свет. Кобыла Сэди была любимой лошадью Сегина Монтеса. Он собирался скрестить ее с племенным жеребцом-чистокровкой, но не успел, и Сантос сделал это за него. Теперь все обитатели ранчо с волнением ожидали появления на свет потомства.
   Камилла взяла чистое сухое полотенце и принялась энергично обтирать новорожденного жеребенка, пока Сантос хлопотал возле его матери. Жеребенок поднялся и попытался пройтись на тонких подгибающихся ножках, но тут же снова растянулся на соломе. Камилла радостно засмеялась.
   – Он чудный, Сантос! Ты только посмотри на белую звездочку у него на лбу! Точь-в-точь как у Сэди.
   Сантос улыбнулся ей. Было видно, что он тоже очень доволен.
   – Ну, здесь нам больше нечего делать. Хуан проводит тебя обратно до ранчо Кингстона.
   Камилла потянулась, разминая затекшие мышцы, и поправила выбившийся на лоб непокорный локон.
   – Нет, я сегодня переночую здесь. Хочу присмотреть за Сэди и ее малышом.
   Сантос нахмурился и взял ее за руку, уже предчувствуя, что сейчас она начнет упрямиться. Судя по темным кругам под глазами, спала Камилла в последнее время мало. К тому же она заметно похудела после смерти тети. Сантос знал, что она пока не смогла смириться со своим горем.
   – Я сам подежурю сегодня в конюшне, Камилла, а тебе надо выспаться.
   Она упрямо вскинула голову.
   – Нет, я останусь! В доме Хантера от меня все равно слишком мало толку. Хоть здесь принесу какую-то пользу.
   – Ты могла бы, по крайней мере, поспать в нашем доме.
   – Нет, я хочу остаться здесь. Вдруг с жеребенком что-нибудь случится? Не беспокойся, я предупредила Нелли, что скорее всего сегодня не вернусь.
   Сантос понял, что дальше настаивать бесполезно: приняв решение, Камилла от своего не отступала.
   – Ну что ж, тогда я принесу одеяла, – вздохнул он. – По крайней мере, так тебе будет удобнее.
   Камилла села рядом с Сэди и принялась тихонько нашептывать что-то, успокаивая кобылу. Она даже не заметила, как Хуан и Сантос ушли. Вернувшись немного погодя, Сантос набросал на земляной пол сена, а сверху постелил несколько одеял.
   – Честное слово, тебе надо бы хоть немного поспать, Камилла. Ты в последнее время неважно выглядишь.
   Увидев тревогу на лице своего старшего вакеро, Камилла улыбнулась.
   – Со мной все будет в порядке, Сантос. Как только я покину Техас, мне сразу станет легче.
   Сантос удрученно покачал головой.
   – Для меня это будет черный день, Камилла. Это будет конец Валье дель Корасон!
   – Валье дель Корасон всегда останется родным домом для тебя и твоей семьи, Сантос. Никто и никогда не прогонит тебя с этой земли. Я об этом позаботилась.
   Он снова грустно вздохнул.
   – Все уже будет не так, как раньше…
   Камилла опустилась на импровизированный тюфяк, и Сантос укрыл ее одеялом.
   – Постарайся выспаться хорошенько. Ведь ты в последний раз спишь на земле своих предков!
   Камилла внезапно ощутила глубокую усталость. В уголках ее глаз стали скапливаться слезы.
   – Сантос, ты же знаешь лучше, чем кто-нибудь, как я не хотела продавать ранчо! Это был вынужденный шаг.
   – Да, я знаю. В тот самый день, когда дом сгорел и твоя тетя погибла, я понял, что у тебя больше не осталось сил для борьбы. Но ты – Монтес, эта земля вошла в твою плоть и кровь! И, боюсь, ты не будешь знать покоя из-за того, что не сумела сохранить землю, в которой лежат твои родители.
   Камилла долго молчала, и Сантос пожалел о своих жестоких словах.
   – А как дела у тебя с Хантером?
   – У нас с ним нет никаких дел. Кингстон и Монтес никогда не уживутся друг с другом.
   И опять Сантос покачал головой.
   – Ты повторяешь слова своего отца, Камилла. Не надо этого делать. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя тоже сгубила злоба!
   – Я думаю, нам с Хантером уже ничто не поможет, у нас с Хантером нет ни единого шанса. Слишком много лет прошло, слишком много накопилось обид… Я даже не знаю, как он на самом деле ко мне относится!
   С минуту Сантос стоял, не говоря ни слова, потом тяжело вздохнул и отвернулся.
   – Тебе надо поспать, Камилла.
   Ее глаза закрылись сами собой. Она уснула прежде, чем он договорил эту фразу. Выйдя из конюшни, Сантос остановился и некоторое время мрачно смотрел на то, что осталось от дома Монтесов. Его сигара красным огоньком светилась в ночной темноте. Луна скрылась за облаком, стало совсем темно. Он думал о том, что все меняется, старая жизнь умирает на глазах. Сантос сомневался, что Камилла когда-либо вернется в Валье дель Корасон, и в то же время ни минуты не верил, что Хантер Кингстон позволит ей уехать…
   Приближение всадника его ничуть не удивило. Хантер спешился и, подойдя к конюшне, хмуро взглянул на Сантоса.