Что-то царапало ей лицо.
   Дини попыталась было раскрыть глаза, но, увидев вокруг шипы и острые листья, опять зажмурилась. Она попробовала подвигать руками и ногами, но оказалось, что и ноги, и руки застряли, будто в ловушке, и малейшее движение причиняет ей острую боль. Одна рука была словно пришпилена у нее над головой, а ноги вообще не касались земли.
   – Кит, – прошептала она, чувствуя, как куда-то съезжает. Ее красное бархатное платье стало постепенно рваться по шву по мере того, как девушка сползала на землю.
   И тогда до нее дошло, что случилось. Она оказалась в самой середине непролазных кустов живой изгороди, причем это были не молоденькие растения, а толстенные, грубые кусты с шершавой корой и колючками. Их возраст измерялся десятилетиями – нет, какими десятилетиями – веками!
   – Дини, ты где? – взывал к ней мужской голос.
   «Интересно, кто это? Кит?»
   – Да здесь я, здесь, хвала Господу! – Извиваясь, словно змея, девушка ухитрилась высвободить руку и даже помахать. Теперь ей даже удалось кое-что рассмотреть – в проходе лабиринта был человек, мужчина. Она заметила, что у него на боку висит меч.
   Человек, нагнувшись, принялся раздвигать кусты своим оружием.
   – Кит! Помоги мне! Здесь Суррей. Он хочет меня убить.
   Кто-то засмеялся. Это был мужской голос, и очень знакомый.
   Но это был не Кит.
   Натан Бернс, режиссер видеоролика, – вот кто это был!
   И вовсе не меч он держал в руках, а свой идиотский стек.
   Смех прекратился.
   – Слушай, а ведь ты в самой гуще зарослей акации. Как, скажи на милость, тебя туда занесло?
   Его слова резали ей слух. Он слишком упирал на окончания и сильно рубил конец фразы. Неужели он так говорил всегда?
   – Пожалуйста, помоги мне, – взмолилась она, – я ищу одного человека. Его зовут Кит. Он герцог Гамильтон!
   – Очень смешно, Дини. Твой английский акцент банален, как резиновый костыль, – добавил Натан, но тут же на себя рассердился – английская поговорка, которую он попытался было воспроизвести, звучала иначе: «Реален, как резиновый костыль». Натан покраснел от досады и грозно сказал: – Не знаю, что с тобой творится, Дини. Сначала срываешь съемки, потом залезаешь в кусты столетней акации и сидишь там, как дура. Хочу тебя предупредить, что лабиринт – историческая достопримечательность и его точно так же нельзя трогать руками, как музейный экспонат. А ведь нам придется тебя оттуда в прямом смысле выпиливать. Кроме того, ты не забыла, что у тебя через два часа концерт? Все места на стадионе Уэмбли распроданы!
   – Кит, – прошептала Дини, – где ты? Что с гобой?
   – Слушай, что за дрянь ты на себя нацепила? Совершенно не подходит к эпохе! Черт тебя возьми, Дини, ты что, хочешь, чтобы меня инфаркт хватил?
   Дини, к огромному удивлению Натана, неожиданно зарыдала. Бернс в жизни не видел, чтобы она плакала, – она вообще не была похожа на прочих певиц, выступающих в аналогичном жанре. И вот теперь эта стальная женщина проливала в прямом смысле потоки слез.
   – Ты что, ногу сломала? – неловко пошутил Бернс просто потому, что не знал, как теперь с ней обращаться. Тем временем около куста, где, как в капкане, поймалась Дини, стали собираться участники съемок. Подтянулись девчонки – «ДТ», актеры массовки, костюмерша и помощник режиссера. Все они с изумлением рассматривали одетую в красное Дини, неизвестно каким способом оказавшуюся на верхушке живой изгороди и смотревшую на них сквозь ветки, как заключенный сквозь решетку.
   – Кит, – причитала Дини, – он пропал! Господи, ему не удалось выбраться.
   Затем собравшиеся услышали, как известная певица с силой втянула в себя воздух и заголосила по-настоящему.
   – По-моему, она потеряла своего кота, – прошелестела Моника.
   Натан щелкнул пальцами, и перед ним мгновенно возник помощник режиссера со своей знаменитой дощечкой под мышкой. Даже не взглянув на этого вечного раба кинопроизводства, Бернс отрывисто пролаял:
   – Мне нужна раздвижная лестница и садовник, а кроме того – аптечка и врач. Потом зайдите в мой фургон и принесите коробочку валиума. Позвоните на стадион и сообщите, что возможна задержка.
   Моника прошептала несколько слов режиссеру на ухо, и тот утвердительно кивнул головой:
   – Да, и найдите где-нибудь этого кота.
   – Кота?
   Помощник режиссера со всех ног кинулся по проходу в лабиринте, лелея в сердце надежду не заблудиться.
   Костюмерша, которая внимательно разглядывала Дини сквозь толстые стекла очков, покачала головой:
   – Это не тот костюм, который был на ней час назад. Интересно, зачем она переоделась? Ей что, уже не нравится моя работа?
   – Телма, мне еще не хватало расстраиваться по поводу костюма, – прорычал Натан, – как будто мало других причин. Одна из наших звезд сидит в кустах на высоте десяти футов и пришпилена к ним, словно кузнечик к ящику энтомолога. К тому же она ревет как белуга и постоянно зовет какого-то кота. Баки Ли Дентона только что увезли в больницу, у него началось воспаление кожи после недавней операции по пересадке волос. Кроме того, солнце почти зашло, снимать невозможно, а прогноз погоды обещает дожди всю эту неделю. Проклятый клип разваливается просто на глазах. Честно говоря, Телма, при сложившихся обстоятельствах я бы радовался, что на ней сейчас не ваш костюм.
   Костюмерша некоторое время обдумывала его слова, потом пожала плечами и ушла в себя.
   В лабиринте появился краснолицый рабочий с алюминиевой лестницей на плече. Он носил старомодную форменную фуражку, что делало его похожим на довоенного инженера-путейца. Следом прибежал садовник, который буквально трясся от гнева.
   – Как только разрешили снимать в этом историческом месте, по существу, заповеднике? Эту женщину следовало распилить на куски вместо того, чтобы пилить изгородь! А ведь этот лабиринт пережил две мировые войны, гражданскую войну – не говоря уже о бесчисленных поколениях нерадивых садовников! Но похоже, несчастному лабиринту не пережить последствий этих съемок!
   Целый час рабочий и садовник совещались, а потом пилили изгородь, стараясь как можно меньше ей повредить. Наконец работа завершилась, и Дини благополучно опустили на землю. Руки и лицо девушки были исцарапаны до крови, платье порвано и засыпано каким-то пеплом и песком. К его подолу присохли грязные увядшие листья.
   На лице рабочего явно читалось неподдельное отвращение.
   – Ты чего, приятель? – спросил садовник.
   – Знаешь, эта баба воняет, как не знаю что. Мне приходилось работать и с искусственными удобрениями, и с органическими, но хочу тебе сказать, что от нее пахнет, как от кучи компоста, постоявшего на жаре месяца три!
   Костюмерша подошла к уже чуточку успокоившейся, но продолжавшей всхлипывать звезде. Ее весьма заинтересовал костюм, который был на Дини. Любопытство перебороло даже запах, исходивший от певицы и отнюдь не озонировавший воздух.
   – Подумать только, – говорила она, стараясь дышать ртом. – Это платье – настоящее сокровище. Оно шито всамделишной золотой нитью – и вручную! До сих пор я видела такие только в музеях!
   – У нее такая грязная голова, что похоже, она не мыла ее несколько недель, – с недоумением заявила гримерша. Она сама причесывала Дини утром, и с волосами девушки все было в порядке. Кроме того, она отметила про себя, что волосы Дини отросли на несколько дюймов.
   Натан втянул в себя воздух, поморщился:
   – Отвезите ее в Дорчестер и вымойте как следует. Кроме того, ей необходимо переодеться.
   Как сомнамбула, ничего не слыша и не видя, Дини вошла в автобус. Тот самый, на котором она ездила, казалось, тысячу лет назад.
 
   Стэнли на чем свет стоит ругал всех американцев – членов съемочной группы. Его машина, за которую он так и не удосужился выплатить последний взнос, была припаркована на автостоянке Хемптон-Корта. С интересом он наблюдал за неразберихой, царившей на съемочной площадке – как бы то ни было, но свои деньги он получил и ему было совершенно наплевать, как у американцев сложатся дела в дальнейшем.
   Распахивая дверь машины и устраиваясь на сиденье, он подумал о певице, с которой познакомился на съемках. На его вкус, это была девчонка что надо. Встреча с ней оказалась самым приятным сюрпризом за время работы с американцами. Даже болтать с ней о всяких пустяках, и то было настоящим удовольствием.
   Ключи торчали в замке зажигания. Он было потянулся к ним, но тут заметил, что какой-то человек бредет по стоянке, припадая на ногу. Осветив незнакомца фарами, Стэнли убедился, что перед ним актер, хотя костюм, в который он был одет, больше соответствовал эпохе короля Генриха, нежели временам Елизаветы. Похоже, этого парня тоже рассчитали.
   Потом Стэнли заметил, что у незнакомца сильно кровоточит плечо, да и выглядел тот не лучшим образом.
   – Черт, – проворчал Стэнли и вылез из машины. – Эй, парень, может, тебя подвезти?
   Человек пошатнулся, но оглянулся на крик – и тут у Стэнли язык присох к глотке: у того были совершенно безумные глаза.
   – Ага, – неожиданно спокойно ответил его коллега, все еще зажимая кровоточащее плечо рукой.
   Стэнли на секунду усомнился: правильно ли он сделал? Но парень был облачен в самый настоящий театральный костюм, хотя костюм этот черт знает как вонял. Нет, он не ошибся: этот человек – такой же актер, как и он сам. Стэнли следил за тем, как мужчина приближался, и невольно залюбовался его грациозными движениями. Это был настоящий атлет, так сказать, актер физического плана – не чета хлюпикам из интеллектуальных трупп. Тут Стэнли осенило – скорее всего парень из Дурхэмской труппы. Всех ее членов уволили со съемок без предварительного уведомления и даже не заплатили суточные.
   Когда парень подошел поближе, Стэнли неожиданно для себя выпрямился. В незнакомце чувствовались неподдельное благородство и привычка повелевать.
   Стэнли распахнул дверь, и мужчина скользнул внутрь, не обратив ни малейшего внимания на любезность владельца авто. Было похоже, что незнакомец привык к такого рода услугам. Заметив, что пассажир скривился от боли, Стэнли торопливо сказал:
   – Это ничего, рану можно зашить в ближайшем травмпункте, – и неожиданно для себя добавил: – Если хотите, можете остановиться у меня.
   Незнакомец взглянул на Стэнли. В его глазах читалась самая настоящая скорбь, которая, конечно же, не была следствием раны. Он ничего не сказал Стэнли, а только кивнул.
   Машина двинулась по направлению к Лондону.
   Несколькими секундами позже в автобус, который находился на той же стоянке, поднялась Вилма Дин Бейли. Судя по всему, она была не в состоянии говорить и, хотя ей скормили две таблетки валиума, продолжала находиться в состоянии тихой истерики.
   Автобус покатил в сторону гостиницы в Дорчестере.
   Натан Бернс, который тоже ехал в автобусе, сделал по пути несколько телефонных звонков. Во-первых, он позвонил на стадион Уэмбли и отменил концерт. Потом позвонил па звукозаписывающую фирму и расторг контракт на съемку видеоролика.
   Натан решил, что музыкальных клипов больше снимать не будет и по этому поводу стоит хорошенько напиться.

Глава 20

   Лорна Дьюн Бейли в задумчивости бродила по комнате.
   Захотелось покурить, и она вытащила пачку из большой косметички. Зеленая пластмассовая зажигалка выпала на стол вместе с сигаретами, словно ожидая, когда ей воспользуются. Лорна с отвращением глянула на пепельницу, полную окурков. На каждом был след от ее кораллово-красной помады.
   Женщина с минуту подумала и снова убрала сигареты и зажигалку в косметичку. Мерзкая это привычка – дымить как паровоз. Лорна вообще вряд ли закурила бы, если бы не Дини.
   Все началось, когда ее девочка вернулась из Англии.
   Она снова забегала по квартире, время от времени поднимая глаза к потолку. Там, на втором этаже, ее дочь беседовала с психиатром. Поначалу Лорна и слушать не хотела о том, чтобы пригласить врача. В ответ на такого рода намеки она обычно говорила, что «девочке нужен отдых, вот и все». Но проблема заключалась в том, что Дини вовсе не собиралась отдыхать. Вернувшись из Англии, она сразу же законопатила себя в своей маленькой записывающей студии, оборудованной в подвале, и без конца сочиняла песни. Работала она в полном одиночестве, хотя до поездки в Англию у нее часто бывали музыканты из ансамбля. Теперь же Дини не звала никого, а лишь сидела и подыгрывала себе на старинной гитаре, за которую заплатила на аукционе бешеные деньги.
   Наконец ее агент самым настоятельным образом потребовал, чтобы к Дини пригласили специалиста, и Лорна, поколебавшись, согласилась. В конце концов Дини и в самом деле производила странное впечатление – она была равнодушна ко всему, кроме своих песен. Даже дорогостоящие визиты дамы-психиатра ее мало интересовали.
   Замок щелкнул, дверь наверху отворилась, и через мгновение элегантная доктор Матильда Хаулер появилась на покрытой ковром лестнице. Когда Дини в первый раз услышала имя дамы, она отчего-то захихикала. В последнее время девочка вообще частенько смеялась, но это не был смех веселого и беззаботного человека.
   – Ну, как она? – спросила Лорна, стараясь говорить потише, хотя в ее голосе высокой ноткой проступило беспокойство.
   Психиатр покачала головой, от тщательно отлакированной прически не отделился ни один волосок.
   – Видите ли, миссис Бейли, у вашей дочери очень необычный случай. Мне приходилось в своей практике встречаться со многими людьми из сферы шоу-бизнеса. Как известно, всякому серьезному случаю психического отклонения предшествует некий знак или даже вполне материальная причина.
   – Вы выяснили, в чем причина ее нынешнего состояния? – Лорна дрожащей рукой полезла в косметичку, чтобы извлечь оттуда очередную сигарету.
   Психиатр в некотором недоумении пожала плечами.
   – Она считает, что ее вывела из равновесия книга – книга по истории.
   – По истории средневековой Англии? – Лорна в изнеможении прикрыла глаза. – Ее расстроил какой-то герцог, живший во времена Генриха Тюдора. Поначалу Дини довольно спокойно листала эту книгу и рассматривала картинки. Но стоило ей обнаружить информацию о парне по имени Гамильтон, как ее словно подменили. Помнится, под именем стояли две даты. Рядом с первой – 1516 год – красовался вопросительный знак. Судя по всему, автор не знал точно, когда этот самый Гамильтон родился. Вторая дата – 1540 год. Так вот, увидев эту дату, она сразу повела себя как-то странно. Кинулась покупать всякие исторические книги, она находила одно: дата рождения – 1516 или 1517 год, а дата смерти – 1540-й. Всегда тысяча пятьсот сороковой.
   – Я уже задавала вам этот вопрос, миссис Бейли, но все же ответьте мне, не занялась ли ваша дочь научными изысканиями? Признаться, она чертовски много знает о династии Тюдоров.
   Лорна хрипловато рассмеялась.
   – Кто, Дини? Вы, наверное, шутите, доктор Хаулер. Дини всегда была плохой ученицей и наукой не занималась. Никогда.
   Психиатр нахмурилась, отчего нарисованное, кукольное лицо на короткое время стало почти человеческим. Мне кажется, что Дини расстроила еще одна книга – Альбом по истории КВС.
   – Истории чего?
   – КВС – Королевских воздушных сил. Так называется английская военная авиация. Эта книга посвящалась молодым пилотам, которые в воздушной битве за Британию противостояли летчикам люфтваффе.
   Лорна на всякий случай кивнула, хотя так до конца и не поняла, о чем говорит доктор Хаулер.
   – И что же опечалило ее в этой книге? Она вам рассказала?
   – Там она нашла фотографию одного молодого человека. Должна сказать, довольно симпатичного. Он читает книгу и держит в руке кружку с чаем. У него усталые глаза – надо признать, глаза просто необыкновенные, это видно даже на черно-белом снимке. Одет в летную куртку, в подписи под фотографией сказано, что он только что вернулся из полета. Да, чуть не забыла: буквально через неделю, в сентябре 1940 года, он пропал без вести.
   – Так что же из этого?
   – Здесь как раз начинается самое интересное, миссис Бейли. Ваша дочь настаивает, что пропавший без вести юноша есть не кто иной, как английский герцог эпохи Тюдоров! Она чуть ли не клянется, что это одно и то же лицо. Даже вырезала фотографию и вставила ее в рамку.
   – Тогда она точно сошла с ума, – пробурчала миссис Бейли себе под нос. – Ну почему я не дала ей другое имя? Знаете, я назвала ее в честь героини Натали Вуд из фильма «Блеск на траве». Я не знала, что эта самая героиня закончит жизнь в сумасшедшем доме.
   – Ваша дочь не сумасшедшая, миссис Бейли. У нее реальное представление о мире, в котором она живет, о собственной карьере. И она прекрасно относится к вам.
   Лорна кивнула.
   – Все так. Но с другой стороны, Дини кажется слишком отстраненной, ушедшей в себя. Раньше мы были очень близки, теперь я вообще ее не понимаю.
   – Ясно, – кивнула доктор Хаулер. – Но повторяю, что очень многое в своей жизни она видит отчетливо, а вот некоторые аспекты воспринимает в искаженном виде. Впрочем, я уверена, что девушка справится со своей проблемой.
   – Но когда она справится? Дама-психиатр вздохнула:
   – Трудно сказать. Очень многое зависит только от нее. Кончать жизнь самоубийством она не собирается, равно как и вредить другим. Мне кажется, она страдает от какой-то неведомой потери.
   Психиатр немного помолчала, пытаясь облечь свои мысли в слова, доступные пониманию Лорны.
   – Видите ли, миссис Бейли, ваша дочь скорбит. Она некоторым образом носит траур по человеку, который никогда не существовал, а если даже он и жил на свете, то они с Дини, конечно, никогда не встречались. Боюсь, что такого рода помутнение или иллюзия появились у нее в Англии. Там она познакомилась с джентльменом, который поведал ей романтическую историю об огромной любви и погибшем пилоте. Родители этого джентльмена, насколько я поняла, были сильно влюблены друг в друга. И вот тогда в сознании Дини, надо сказать, довольно восприимчивом, возникла собственная легенда о великой любви, которую нельзя ни забыть, ни убить. Наверное, нельзя. По одной-единственной причине – эта любовь никогда на самом деле не существовала.
   – Не обижайтесь, доктор, но я до сих пор не могу взять в толк, куда вы клоните.
   Доктор Хаулер скрестила на груди руки.
   – Из того, что я узнала о прошлом Дини, я поняла, что вышеупомянутая фантазия была для нее необходима, чтобы заполнить вакуум. То самое место в душе каждой женщины, которое отвечает за любовь – за любовь к мужчине, хочу я сказать.
   – Я вас не понимаю.
   – В ее жизни не было нормального мужчины, миссис Бейли. – Доктор Хаулер изо всех сил старалась быть терпеливой. – Кроме того, она не знала своего отца – о, не по вашей вине, конечно.
   Лорна взгрустнула, вспомнив, что ее дочь сидела дома всякий раз, когда в школе давали традиционный вечер «Папочка танцует с дочкой». Бедняжка, она никогда не жаловалась.
   Между тем доктор Хаулер продолжала: – Когда ваша дочь выросла, она вполне преуспела в жизни. Преуспела во всем, смею сказать, за исключением любви. Она пользуется довольно широкой известностью, она красива, талантлива, но, увы, очень и очень одинока.
   – И что нам теперь делать?
   – Я поговорила кое с кем из своих коллег – строго конфиденциально, разумеется, и мы пришли к выводу, что ей надо пережить период… хм, своего рода вдовства.
   Лорна хотела было возразить, но доктор Хаулер подняла руку, чтобы предварить ее излияния.
   – Послушайте, миссис Бейли, ей необходимо дать возможность погоревать. Она умная, интеллигентная женщина, к тому же с хорошо развитым воображением, если смогла придумать мужчину, который для нее все равно что живой. По этой причине и чувства, которые она испытывает, самые что ни на есть настоящие. Пустота, которая травмирует ее психику в этой связи, вполне реальная вещь. И страдания причиняет самые реальные. Пусть она страдает – ей необходимо через это пройти. Не пытайтесь ее осуждать или высмеивать, лучше помогите ей. Слушайте то, что она захочет вам рассказать. Время излечит ее душевные раны.
   – Ничего себе «носит траур»! – ядовито передразнила психиатра Лорна. – Моя дочь, видите ли, потеряла мужчину, которого сама выдумала, а мы, значит, должны ей сочувствовать? Вот что я вам скажу, милочка: слишком много она стала зарабатывать, и в этом ее главная проблема. Я, к примеру, одна ее растила, работала по шестнадцать часов в сутки, только для того, чтобы ее прокормить…
   Тут Лорна замолчала, потому что вдруг поняла, что перешла на крик.
   Доктор Хаулер окатила Лорну вполне профессиональным взглядом. Она смотрела на женщину, так сказать, как на очередной случай, описанный в учебнике психиатрии. Пару минут спустя Лорна спросила:
   – А как быть с ее карьерой? Вот уже четыре месяца она не выражает ни малейшего желания выступать перед публикой. Она как сумасшедшая сидит и сочиняет песни, отличные песни, лучше, чем когда бы то ни было. Так мне сказал ее продюсер. На фирме собираются выпустить ее новый диск, и продюсер хочет, чтобы она совершила большое концертное турне. Если Дини не поторопится, то другой такой возможности может не представиться. Считается, что их дуэт с Баки Ли пользуется огромной популярностью и…
   – Она появится перед публикой только тогда, когда сама решит, что к этому готова, – перебила Лорну доктор Хаулер ледяным тоном. – Процесс выздоровления подстегивать нельзя. Скорбь – вещь очень личного свойства. И точного расписания не имеет. Лорна кивнула.
   – Я выпишу ей мягкое снотворное на случай, если она не сможет заснуть. Кстати, бессонница – составная часть ее психоза. Я приду завтра, а пока до свидания, миссис Бейли.
   С этими словами психиатр натянуто улыбнулась, взяла свою сумочку и была такова. Лорна уселась в мягкое кожаное кресло и посмотрела на многочисленные дипломы и награды, заработанные дочерью в творческих конкурсах, – они висели над камином, потом перевела взгляд на ненавистную пепельницу и снова потянулась за сигаретой. На сей раз она пришлась очень кстати.

Глава 21

   Впервые с тех пор, как она стала выступать на сцене, Дини испугалась толпы. Даже за кулисы долетал рокот, сдобренный неоновыми всполохами. Тысячи голосов на едином дыхании скандировали ее имя:
   – Ди-ни! Ди-ни!
   Шум нарастал. Зрители топали от нетерпения ногами и отбивали ладони.
   Как деятель шоу-бизнеса с солидным уже стажем, Дини решила поступить чисто интуитивно – то есть просто-напросто сбежать.
   – Ну, ну, – успокаивал певицу Натан Бернс, взяв ее за руку. – Они орут, вызывая тебя, только потому, что любят. И вовсе они не хотят тебе навредить. В сущности…
   Дини на него не сердилась. С тех пор как Натан прошел курс интенсивной психотерапии в клинике Бетти Форд, он заметно изменился к лучшему – стал добрее и мудрее, что ли.
   Теперь он не носил костюм Эрика фон Штрогейма и забросил свой знаменитый стек. По общему мнению, Натан стал человеком стабильным и основательным, хотя и не без причуд. С тех пор как Дини надумала вернуться на сцену, другого менеджера для себя она не представляла. В свое время Натан напивался и психовал, а Дини просто психовала, не напиваясь. В конце концов они пришли к соглашению больше никого не задействовать, работать только вдвоем.
   – Я хорошо выгляжу? – спросила Дини, будто облитая голубым шелковым платьем. Прошло уже около года с тех пор, как она в последний раз выступала перед публикой, и сердце у нее стучало как бешеное – в полном соответствии с гулом зала.
   – Просто великолепно, Дини. Как твой новый менеджер, я хочу сказать, что ты поступила чрезвычайно разумно, начав свое турне с Уэмбли. Твои последние четыре хита заставили Баки Ли позеленеть от зависти. Что и говорить – теперь ты настоящая звезда.
   Толпа так кричала и хлопала, что подмостки содрогались.
   – Слышишь? Они простили тебе несостоявшийся концерт, дорогуша, и твое временное помешательство, – продолжал Натан, не обращая внимания на рев публики. – Надеюсь, твой портрет заменит портрет принцессы Дианы на обложке «Миррор».
   – Бедная принцесса, – только и сказала Дини с улыбкой.
   Но вот огни погасли, и зрители как по мановению волшебной палочки затихли. Можно было подумать, что весь многотысячный зал завернули в толстое мягкое одеяло.
   Тем временем объявляли ее выступление. Самой Дини ее имя, тысячекратно усиленное динамиками, показалось именем какого-то другого человека. Стоило ей появиться на сцене, как зажглись голубые огни софитов, мгновенно напомнившие ей другие голубые огни в совершенно другом месте.
   Только не сейчас. Сейчас совсем не время о нем думать…
   Натан в последний раз сжал ей руку, и Дини отправилась в путешествие по сцене.
   Неужели все это происходит с ней? Неужели все эти люди, хлопавшие в ладоши и топавшие от нетерпения ногами, собрались здесь, чтобы послушать ее песни?
   Свет прожекторов ослепил ее, и Дини застыла в центре площадки, беззащитная и потрясенная до самой глубины существа. Но спрашивается, что с ней не так? Ведь она сотни раз появлялась перед публикой.
   Впрочем, это было давно. Еще до того, как она стала испытывать страх перед пустым гостиничным номером. До того, как поняла, что любовь публики, по сути, лишь жалкая имитация настоящей, человеческой любви. До того, как она встретилась с Китом.
   Бас-гитарист протянул ей ее любимый инструмент. Она повесила гитару себе на шею. На стадионе наступила абсолютная тишина. Теперь зрители следили за каждым ее движением. Дини удалось расслышать даже тихий шелест видео– и кинокамер.