Страница:
Дини перевела взгляд на короля, одарив его самой ослепительной из своих улыбок – той, которую она приберегала для пресс-конференций и разного рода презентаций. Те три месяца и куча денег, которые она потратила на зубы, не пропали даром – теперь она могла ослепить своей улыбкой кого угодно. Итак, включив соблазнительнейшую из улыбок, Дини низко присела перед королем и одарила его обожающим взглядом.
Она сделала вид, что Кита просто не существует.
Доброжелательное выражение на лице короля сменилось выражением неопределенности, даже замешательства. Затем его крошечные глазки полыхнули огнем. Огромное тело напряглось.
– Мистрис Дини, – произнес он негромко, – мы с великим удовольствием навестили бы тебя в твоем дортуаре.
Дини едва снова не повернулась к Киту. Она была в недоумении. С какой стати король спрашивает разрешения навестить ее?
Ведь и дворец, и соответственно все комнаты принадлежат ему. Он сказал «мы» – значит, придет к ней в гости с королевой или еще с кем-либо.
Но едва она собралась посмотреть на Кита с немым вопросом в глазах, как вспомнила, что злится на него. Гамильтон между тем стоял абсолютно без движения, и она поняла, что он слышал каждое слово. Ну и славненько, решила Дини. Пусть дуется. Как-никак она лучшая из лучших певиц Нэшвилла. Или по крайней мере скоро станет таковой. Да, она далеко от дома, от привычных занятий, но не позволит никому, даже Киту, принижать свои достоинства.
– Ваше величество, – сказала она, мельком взглянув на лицо венценосца, – я с удовольствием приму вас в любое удобное для вас время.
Прежде чем она успела произнести еще хоть слово, король захлопал в ладоши и громко возвестил:
– Гальярд! Гальярд!
Сразу же зал превратился в подобие муравейника – пажи прогоняли из зала собак, музыканты заспешили к своему балкончику, гости засуетились. Король подмигнул Дини и направился на свое место под балдахином, его шаги сделались по-молодому упругими. Он позабыл о больной ноге. Казалось, король скинул с плеч два десятка лет.
Под сводами Хемптон-Корта снова был Генрих Великолепный.
Леди и джентльмены стали подниматься из-за стола. Многие дожевывали остатки лакомств, кое-кто торопливо допивал свой бокал. Затем придворные выстроились в две стройные линии в центре зала, женщины с одной стороны, мужчины – с другой. Дини захотелось посмотреть танец, приготовления к которому напомнили ей школьные уроки ритмики. Она повернулась, чтобы увидеть лицо Кита, и чуточку виновато улыбнулась. Тот схватил ее за руку.
– Эй, ты что это щиплешься, – с обидой проговорила она, поскольку хватка Кита оказалась весьма чувствительной, несмотря на три слоя плотной ткани, составлявшие ее наряд.
Тот не ответил. Резким движением сорвал с плеча девушки гитару и протянул инструмент проходившему рядом слуге, который остановился в затруднении, поскольку был обременен еще и большим блюдом с остатками оленины. Затем Кит увлек девушку в коридор и далее – к выходу. Через несколько минут они уже оказались в том самом дворике, где полчаса назад страстно обнимались. Как только Кит выпустил ее руку, Дини дала волю ярости. Из упрямства она сразу же повернулась, чтобы уйти.
– Остановись, – приказал ей Кит.
Девушка подчинилась, продолжая стоять спиной к своему возлюбленному. Он стоял к ней настолько близко, что она даже слышала его дыхание, хотя в замке громко играла музыка.
Дини опустила глаза и увидела собственные руки, инстинктивно сжатые в кулаки. Увидела – и разразилась слезами, жгучими и крупными.
– Ты такой же, как все, – громко заявила она, чтобы сказать хоть что-нибудь. Ей было наплевать, слышат ее посторонние или нет. Чтобы занять чем-нибудь руки, она принялась обрывать с манжет тончайшего плетения кружева.
– Дини, – сказал Кит, коснувшись ее плеча. На этот раз его прикосновение было куда мягче, чем прежде, а суровые нотки в голосе исчезли. Дини не сопротивлялась – у нее просто не было сил.
– Ты ревнуешь меня к успеху, – вздохнула она. – Мне это знакомо.
– Нет, – резко возразил Кристофер, и она увидела, что в нем закипает ярость. – Послушай меня и прими к сведению то, что я скажу. – Он приподнял ее лицо и, заметив, что она плачет, смахнул слезы большим пальцем. – Так вот, Дини, ты только что согласилась сделаться любовницей короля.
– Что? – выдохнула Дини. Всякая жалость к себе мгновенно ее оставила. – Ты шутишь, Кит? Парень просто хотел навестить меня вместе со своей королевой…
– С королевой? Да он хоть словом о ней обмолвился?
Она закатила глаза и затрясла головой от негодования, что ее не понимают:
– Король ведь ясно сказал: мы бы хотели посетить… или что-то в этом роде. Понятно, что он придет не один, а прихватит кого-нибудь.
– Дини, – Кит обнял ее за плечи и крепко держал, чтобы она не смогла избежать его взгляда, – король употребил «мы», имея в виду собственную священную особу. Ты что, никогда не слышала о подобном обращении?
– О Господи… – Дини в ужасе прикрыла глаза.
– Вот именно что «о Господи»…
Некоторое время они оба молчали. Потом девушка воспряла – ей нравилась его тревога за нее. В конце концов он не воспринимал ее успех как собственное поражение, не завидовал ее триумфу. Оказывается, он просто хотел сохранить ее репутацию.
– Эй, Кит. Ты слишком драматизируешь. Я извинюсь перед королем, скажу, что имело место недопонимание. А потом…
– Ничего не получится.
– Не получится?
Пытаясь сохранить спокойствие, Кит прикрыл глаза и глубоко вдохнул.
– Весь двор был свидетелем вашей беседы, – напомнил он тихо. – Ты что, не заметила, как на тебя смотрел Норфолк? Раны Христовы, Дини, ты попалась!
Его миндалевидные глаза распахнулись и в упор уставились на нее. Король предложил тебе сделаться его фавориткой. Ты это предложение приняла.
Дини собралась было возразить, но Кит поднял руку, заранее отметая все ее аргументы.
– Послушай, – начал он, и она кивнула, признавая его право ее учить, – теперь тебе следует сделать кое-какие выводы. Король совершенно не переносит, когда его пытаются одурачить. Он может смотреть сквозь пальцы на мелкие мятежи. Он в состоянии спокойно воспринять иностранное нашествие, глупость некоторых своих министров. Но он не позволит никому, особенно женщине, себя надувать.
– Ох, Кит, перестань. Не может быть, чтобы все это оказалось так серьезно. Повторяю, это просто недопонимание.
Гамильтон сжал руку в кулак и ударил себя по ладони.
– Дини, при дворе была еще одна женщина, которая говорила мне нечто похожее. Она была уверена в себе и объясняла все разногласия с королем одним только «недопониманием».
Дини улыбнулась:
– Правда? Ну и кто эта женщина?
– Ее звали, – резко бросил Кит, – Анна Болейн.
Вернувшись к себе в дортуар, Дини, ошеломленная тем, что ей рассказал Кит и утомленная до крайности, хотела одного – обсудить проблему с Сесилией Гаррисон. Последняя, будучи сестрой и дочерью высокопоставленных особ, должна была знать, как выйти из подобной ситуации, не замочив перышек. Возможно, что Кит преувеличил значение происшедшего, поскольку ему доводилось видеть проявления королевской жестокости по отношению к другим женщинам при дворе, утешала себя Дини.
Но Сесилия, равно как и все следы ее пребывания в спальне, исчезла. Не было и пухлой Мери Дуглас. В этом перенаселенном дворце, где многие знатные люди ютились даже в коридорах, Дини неожиданно обрела собственные апартаменты.
В течение некоторого времени она пыталась побороть завладевший ею ужас. Она страшилась того, что в комнату каждую минуту может ворваться Король и наклониться над ней, сверкая своим усыпанным драгоценностями гульфиком. Ухватившись за резную спинку кровати, Дини опустила голову на прохладное красное дерево, не обращая внимания на то, что острая резьба впивается в кожу. Впрочем, несильное покалывание даже успокоило ее и заставило хладнокровнее вглядеться в окружающее.
Вокруг стояла полнейшая тишина. Ни звуков музыки из Большого зала, ни шепота и смеха придворных сердцеедов. Дини оставила в покое спинку кровати и переключилась на подголовный валик, обшитый муслином. Она оперлась на него подбородком, прижалась грудью и замечталась: вот если бы сейчас увидеть Кита!
Одежда стесняла движения девушки, но не об этом были ее мысли. Нужно было выбираться из спальни, да и из дворца тоже – и побыстрее. Кит был прав: у двора свои правила игры, она здесь чужая. Неписаные правила поведения исполнялись куда строже, чем законы. Только сейчас она начала понимать, в какую опасную игру ввязалась.
В дверь тихонько постучали, и Дини чуть не подпрыгнула. Неужели король? Она вскочила, выронив подголовник, и замерла. Вдруг, если она не станет отвечать, те, кто стоит у двери, немного подождут и уйдут?
В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво.
– Мистрис Дини… – раздался негромкий голос. Это была Сесилия Гаррисон. Дини быстренько отодвинула засов и распахнула двери. Сесилия сразу же впорхнула в спальню.
Вместо того чтобы по своей привычке сразу же затараторить, она неожиданно для Дини присела в низком придворном поклоне.
– Ты что это? – удивилась Дини, стараясь вернуть Сесилию в вертикальное положение. Та встала, но в глаза Дини старалась не смотреть.
– Завтра утром мы выезжаем в Ричмонд, мистрис, – сообщила девушка. – Я должна помочь вам в случае, если вам что-либо потребуется.
– Что? Объясни мне, Сесилия, что происходит? – Дини почувствовала, как в ее сердце снова закрался страх.
Наконец-то Сесилия отважилась посмотреть ей в глаза:
– О, мистрис Дини, какое, должно быть, счастье делить с королем ложе!
– Ни за что!
Тем временем Сесилия продолжала говорить, и на лице ее застыло выражение безмерного восхищения.
– Подумать только! Сам король Англии готов вас осчастливить, сударыня. Желания короля его подданные должны исполнять с готовностью и радостью в сердце.
Позвольте мне, миледи, помочь вам развязать шнурки на корсете и расстегнуть крючки.
Не откладывая дела в долгий ящик, она принялась раздевать Дини, стараясь не смотреть на ее обнаженное тело. Дини не возражала: избавившись от неудобного костюма, ей будет легче действовать. Может быть, удастся разыскать Кита. Ведь он наверняка во дворце. Уж он-то посоветует ей, что теперь делать. Возможно, она смогла бы вернуться в лабиринт и перенестись в двадцатый век. Возможно…
– Мистрис Дини, вам нужны еще мои услуги?
Девушка оценивающе взглянула на Сесилию, задаваясь вопросом, сможет ли рассчитывать на ее помощь в случае, если ей, Дини, придется бежать. Но нет, вовлекать Сесилию в свои планы просто бессмысленно. Ведь она и представления не имеет об истинных чувствах Дини. Она, впрочем, как и все во дворце, считает, что король оказывает Дини великую честь, предлагая ей покровительство. Только Кит знает, насколько ужасна для Дини сама мысль превратиться в королевскую наложницу. Ведь он старался предупредить ее, но ее невежество, помноженное на упрямство, завело в ловушку, из которой не видно выхода.
– Спасибо, Сесилия, больше ничего не нужно. Сесилия, вышла из комнаты, пятясь, словно перед ней находилась особа королевской крови, к которой невежливо поворачиваться спиной.
Оставшись в одиночестве, Дини скользнула под одеяло. Остановившимися глазами она смотрела на оплывающую свечу. Необходимо придумать хоть что-нибудь, дабы избежать встречи с Генрихом…
В дверь снова постучали. Дини, погруженная в свои мысли, крикнула:
– Это опять ты, Сесилия? Войди!
Дверь отворилась, и вошел человек в темно-зеленом бархатном костюме и черной шляпе. Дини натянула одеяло чуть ли не под подбородок и в страхе уставилась на посетителя.
Тот подошел к самому изголовью кровати и поклонился ей.
Теперь Дини узнала незнакомца. Она видела его при дворе, хотя и не была официально ему представлена. Перед ней собственной персоной стоял Томас Кромвель, свежеиспеченный граф Эссекс, и улыбался.
– Что это вы здесь потеряли, мистер Кромвель? – с негодованием спросила девушка. Было заметно, что обращение «мистер» не слишком понравилось Кромвелю. Дини решила окончательно его приструнить и продолжала: – Что, король уже идет? – Замысел Дини был хорош, но голос выдавал неуверенность и страх.
– Нет, миледи. Но если вы будете делать все, как надо, ваш дортуар станет местом его постоянного пребывания.
Он нагнулся прямо к ее лицу, и Дини ощутила зловоние, исходившее из его рта. Дини кожей почувствовала угрозу, исходившую от этого человека. Возможно, если бы они встретились при дворе и в светлое время суток, граф Эссекс вел бы себя обходительнее, но здесь и в темноте ночи он не счел нужным утруждать себя излишней вежливостью.
Дини прижалась спиной к резному изголовью кровати и потуже затянула покрывало на обнаженных плечах. Кромвель снова ухмыльнулся.
– Мистрис Дини, я хочу задать вам несколько вопросов, ответив на которые, вы облегчите себе переход в новый статус. Итак, принадлежите ли вы к католической церкви?
– Нет, – прошептала Дини, недоумевая, отчего этот пышно разодетый вельможа ворвался к ней среди ночи. Неужели для того, чтобы вести с ней беседы на религиозные темы?
– Нет? – В мерзких глазках Кромвеля отразился огонек свечи.
Хотя за стенами замка бушевала весна, в спальне Дини топился камин. От него несло жаром, но по спине Дини неожиданно побежали мурашки – до того ей не понравилось зловещее «нет?» этого темно-зеленого господина.
Тем временем Кромвель продолжал говорить совершенно бесцветным голосом:
– Вас никогда не бывает на дневной мессе. Следует ли из этого, что вы сторонница Лютера?
– Нет, конечно, если речь идет о Лексе Лютере. Он препаршивый человечишко. Вечно снимается в каких-нибудь комиксах о супермене. – Неожиданно для себя Дини заговорила чрезвычайно высоким, срывающимся голосом: – Но с какой стати вы задаете мне все эти вопросы?
– Являетесь ли вы сторонницей Лютера? – повторил Кромвель.
Дини стала лихорадочно рыться в памяти, пытаясь вспомнить, что рассказывал ей Кит о религиозных аспектах придворной жизни. И еще – ее поразили глаза Кромвеля, вернее, не глаза, а темные густые ресницы. Оставалось только удивляться, что у человека с такой грубой внешностью самые настоящие женские ресницы, длинные мохнатые, загнутые вверх. Она опустила глаза вниз и увидела его руки – сильные, с короткими пальцами, поросшие черными волосками. Так о чем же он ее спросил?
Кромвель молчал, терпеливо ожидая, когда она заговорит. У Дини появилось странное чувство, что он готов ждать хоть целую вечность. Министр сложил на животе руки, сплетя пальцы. Дини еще раз подивилась их силе и цепкости. На безымянном пальце графа Эссекса красовалось массивное золотое кольцо. Дини перевела взгляд на его лицо – ничего не выражающую маску. В верхнем ряду между двумя передними зубами – весьма заметный промежуток.
– Ну, – произнес тем временем Кромвель, – так ты протестантка?
Что ж, «протестант», по мнению Дини, звучало неплохо. Когда она росла, у ее матери не было времени водить дочь в церковь по воскресеньям, поскольку этот день считался наиболее загруженным в кафешке для шоферов-дальнобойщиков. Однако Дини знала, что они с матерью, как и все окружающие, считались баптистами, и если ей все-таки удавалось попасть в Божий храм, то это обязательно была баптистская церковь.
– А баптисты – протестанты? Правда?
В первый раз на лице Кромвеля появилось озадаченное выражение.
– Мистрис Дини, нас всех подвергали крещению или «баптизации», но не в этом дело. Главное в другом…
Речь Кромвеля прервали крики, доносившиеся из-за дверей, и звуки борьбы. Дини и не подозревала, что в коридоре еще кто-то есть. Затем дверь распахнулась и в комнату проник слабый свет от факелов, горевших в коридоре.
– Сэр! – обратился к Кромвелю молодой человек в распахнутом кожаном колете, не обративший на Дини ни малейшего внимания. – Сэр, герцог хочет…
Дини увидела, как в дверном проеме появилась сильная рука и утащила юнца назад, в коридор. Девушка мгновенно узнала и рукав серого бархата, и руку.
– Кит! – выдохнула она.
Выскочив из постели, Дини бросилась к дверям, не замечая пронзительного взгляда Кромвеля, который не отрываясь смотрел на едва прикрытое рубашкой тело девушки.
Мгновенным кошачьим движением Кромвель схватил Дини Бейли за ворот рубашки и стянул его так, что она была не в силах ни крикнуть, ни вздохнуть. Дини поднесла было руки к горлу, но затем беспорядочно замолотила кулачками по воздуху.
Уголки рта Кромвеля дрогнули, словно он хотел было улыбнуться, но передумал, хотя на его лице ясно читалось удовольствие, которое ему доставили испуг девушки и ее беспомощность.
– Пусть герцог войдет, – заявил Кромвель величественно. Сдавленные крики и шум борьбы в коридоре мгновенно стихли.
В спальне появился Кит. На лбу у него виднелась кровь, камзол был разорван. У Дини затряслись колени при виде этого зрелища.
– То, что вы увидите сейчас, не должно выйти за порог вашей спальни, – тихо сказал Кромвель, не сводя тяжелого взгляда с лица Дини.
Кит же, войдя, не сказал ни слова. Он сразу же бросился к девушке.
За спиной Кита, в дверном проеме, появилось тяжелое древко с прикрепленным к нему лезвием, напоминавшим топор. Дини, хотя ее и удерживал мертвой хваткой Кромвель, рванулась было предупредить Кита, отчаянно жестикулируя. К сожалению, ее хаотичные жесты почти невозможно было расшифровать.
Будто в страшном сне девушка увидела, как алебарда поднялась, готовясь к удару, а затем со страшной силой обрушилась на правое плечо Кита. В какой-то момент ей показалось, что лезвие было нацелено в голову, но тот, кто рубил, промахнулся.
Кромвель ослабил жестокую хватку, и Дини получила возможность дышать. В ту же минуту Кит, зашатавшись, рухнул на пол как подкошенный. Чудовищное оружие снова стало подниматься, готовое добить жертву. Кит тем временем тряхнул головой и попытался встать. Кромвель кивнул своему человеку с алебардой – это был не кто иной, как палач, – чтобы тот завершил начатое дело.
– Нет! – хрипло крикнула Дини.
Кромвель жестом остановил палача, уже занесшего секиру для смертельного удара.
– Вы не скажете королю ни единого слова, – повторил Кромвель.
Дини кивнула, поскольку выбора не было. Тогда Кромвель выпустил из рук ее одежду, и Дини получила возможность заняться Китом.
Поначалу ей не удалось разглядеть его лица – густые локоны спутались и почти полностью закрыли его. Дини опустилась рядом с ним на колени и осторожно положила руку ему на плечо. Дыхание Кита было тяжелым и прерывистым, казалось, он вот-вот лишится чувств. Оставалось удивляться, что он еще жив после чудовищной силы удара. Только сила воли не давала Кристоферу соскользнуть в мрак забытья.
Прежде чем поднять глаза на Дини, несчастный молодой человек ухитрился пожать запястье девушки, давая тем самым ей знать, что бояться нечего. Наконец она увидела его глаза. Ей очень давно – а скорее всего никогда в жизни – не доводилось видеть взгляд такой силы и глубины. Однако было ясно, что Киту стоило большого труда сосредоточиться – его глаза по-прежнему застилала пелена.
Наконец Гамильтон поднялся – одним рывком – и потянул Дини за собой. Теперь девушка заметила, что он еле стоит на ногах. Шрам на лбу, порез на шее и страшная рана на предплечье свидетельствовали о том, какой бой ему пришлось выдержать, чтобы добраться до ее дортуара. Кит с головы до ног был в крови. Дини показалось, что она вот-вот лишится чувств, но сильная – несмотря ни на что! – рука Кита поддержала ее, обняв за плечи.
Сомнений не было – он ее любил.
Сколько она себя помнила, ни один мужчина ради нее даже улицу не перешел. Ни один мужчина не предлагал ей опереться на свою руку – разве что его толкала на это прямая выгода. Но вот Кристофер Невилл, герцог Гамильтон, только что выдержал неравный бой – и все для того, чтобы проникнуть к ней.
– О Боже, – всхлипнула Дини и приникла к его груди, а Кит притянул ее к себе и, словно щитом, закрыл руками.
Волосы Дини упали ему на грудь, и он увидел ее шею – белую, очень хрупкую, и красный след в том месте, где оставил свою печать Кромвель. Девушка прижималась к своему любимому, словно хотела раствориться в нем, стать единым целым.
– Чрезвычайно мило, – проворчал Кромвель. Он поднял руку, отзывая своих людей, которые вошли в спальню из коридора. Впрочем, один из них все-таки остался.
– А теперь, – произнес министр, когда резная дверь беззвучно закрылась, – давайте решим, что делать дальше.
Занятая Китом, Дини почти не услышала этих слов. Ее шелковые каштановые волосы разметались по плечам, грудь высоко вздымалась, глаза горели живым золотистым огнем.
– Я хочу быть с тобой, – сказала она. – Я согласна отправиться с тобой хоть на край света. Мне никто не нужен – только ты, Кит.
Кит провел пальцем по ее нежной щеке и собрался было что-то сказать, когда Кромвель засмеялся:
– Мистрис Дини, вы привлекли к себе внимание нашего милостивого государя. Следуйте моим советам, и скоро Англия назовет вас своей королевой.
Дини прикрыла глаза.
– Но я не хочу…
– Только попробуйте меня ослушаться, – угрожающе произнес Кромвель, – и вы будете тотчас сожжены, как еретичка.
– Да вы с ума сошли, – возразил Кит. – Лучше посмотрите на себя. Разве вы не видите, что обречены?
– Ничего подобного, герцог. Ответьте, когда мистрис Дини в последний раз была у святой мессы? Когда она вслед за королем читала молитву вместе со всеми? – Кромвель говорил ровным голосом. – Что касается вас, герцог, как вам понравится, если вас обвинят в измене? Вы не хуже меня знаете, что значит покушение на собственность короля. Подумать только – наставить рога венценосцу! Да за меньшие преступления люди отправлялись на плаху. Вашу красивую голову наденут на железный штырь у Ворот Изменников, и все жители Лондона смогут на нее любоваться. Интересно знать, понравится ли дамам ваше лицо в таком виде? Отвечайте, герцог!
– Нет, – завопила изо всех Дини, хотя ее колени подгибались. В эту минуту ей было наплевать на себя – перед глазами у нее была отрубленная голова Кита, которую столь живо описал Кромвель. – Нет, прошу вас! Только не это. Я согласна на все ваши условия.
– Дини, он блефует. – Тут Кит со значением посмотрел на Кромвеля.
– Да что вы?
Не сказав больше ни слова, Кромвель поднял короткий мясистый палец. Палач, который оставался в спальне в течение всей их перепалки, поднял свое страшное оружие и опустил его на плечо Кита – в то самое место, куда попал в прошлый раз. Кит издал сдавленный стон, и Дини почувствовала, как его тело начало оседать у нее в руках. Он выскользнул из ее объятий и через секунду оказался на полу.
– Кит! – вскричала Дини и присела рядом. Ее руки тряслись от ужаса происшедшего. Кристофер лежал, неестественно закинув голову, и девушка поначалу решила, что у него сломана шея. Взяв в руки его ладонь, она ощутила слабое, но отчетливое биение пульса. – Кит… – повторила она шепотом.
– Теперь, мистрис Дини, – продолжил тем временем Кромвель, будто ничего не случилось, – нам пора подумать о будущем…
Они убьют его, поняла наконец Дини. Если она не станет плясать под дудку этого сумасшедшего, они обязательно убьют Кита. Глубоко вздохнув, она повернула лицо к министру, продолжая сжимать запястье Кита. Биение пульса, которое она ощущала, придавало ей силы.
Когда она заговорила, ее голос звучал ровно и бесстрастно:
– Я готова выполнить любое ваше желание, мистер Кромвель.
Глава 7
Она сделала вид, что Кита просто не существует.
Доброжелательное выражение на лице короля сменилось выражением неопределенности, даже замешательства. Затем его крошечные глазки полыхнули огнем. Огромное тело напряглось.
– Мистрис Дини, – произнес он негромко, – мы с великим удовольствием навестили бы тебя в твоем дортуаре.
Дини едва снова не повернулась к Киту. Она была в недоумении. С какой стати король спрашивает разрешения навестить ее?
Ведь и дворец, и соответственно все комнаты принадлежат ему. Он сказал «мы» – значит, придет к ней в гости с королевой или еще с кем-либо.
Но едва она собралась посмотреть на Кита с немым вопросом в глазах, как вспомнила, что злится на него. Гамильтон между тем стоял абсолютно без движения, и она поняла, что он слышал каждое слово. Ну и славненько, решила Дини. Пусть дуется. Как-никак она лучшая из лучших певиц Нэшвилла. Или по крайней мере скоро станет таковой. Да, она далеко от дома, от привычных занятий, но не позволит никому, даже Киту, принижать свои достоинства.
– Ваше величество, – сказала она, мельком взглянув на лицо венценосца, – я с удовольствием приму вас в любое удобное для вас время.
Прежде чем она успела произнести еще хоть слово, король захлопал в ладоши и громко возвестил:
– Гальярд! Гальярд!
Сразу же зал превратился в подобие муравейника – пажи прогоняли из зала собак, музыканты заспешили к своему балкончику, гости засуетились. Король подмигнул Дини и направился на свое место под балдахином, его шаги сделались по-молодому упругими. Он позабыл о больной ноге. Казалось, король скинул с плеч два десятка лет.
Под сводами Хемптон-Корта снова был Генрих Великолепный.
Леди и джентльмены стали подниматься из-за стола. Многие дожевывали остатки лакомств, кое-кто торопливо допивал свой бокал. Затем придворные выстроились в две стройные линии в центре зала, женщины с одной стороны, мужчины – с другой. Дини захотелось посмотреть танец, приготовления к которому напомнили ей школьные уроки ритмики. Она повернулась, чтобы увидеть лицо Кита, и чуточку виновато улыбнулась. Тот схватил ее за руку.
– Эй, ты что это щиплешься, – с обидой проговорила она, поскольку хватка Кита оказалась весьма чувствительной, несмотря на три слоя плотной ткани, составлявшие ее наряд.
Тот не ответил. Резким движением сорвал с плеча девушки гитару и протянул инструмент проходившему рядом слуге, который остановился в затруднении, поскольку был обременен еще и большим блюдом с остатками оленины. Затем Кит увлек девушку в коридор и далее – к выходу. Через несколько минут они уже оказались в том самом дворике, где полчаса назад страстно обнимались. Как только Кит выпустил ее руку, Дини дала волю ярости. Из упрямства она сразу же повернулась, чтобы уйти.
– Остановись, – приказал ей Кит.
Девушка подчинилась, продолжая стоять спиной к своему возлюбленному. Он стоял к ней настолько близко, что она даже слышала его дыхание, хотя в замке громко играла музыка.
Дини опустила глаза и увидела собственные руки, инстинктивно сжатые в кулаки. Увидела – и разразилась слезами, жгучими и крупными.
– Ты такой же, как все, – громко заявила она, чтобы сказать хоть что-нибудь. Ей было наплевать, слышат ее посторонние или нет. Чтобы занять чем-нибудь руки, она принялась обрывать с манжет тончайшего плетения кружева.
– Дини, – сказал Кит, коснувшись ее плеча. На этот раз его прикосновение было куда мягче, чем прежде, а суровые нотки в голосе исчезли. Дини не сопротивлялась – у нее просто не было сил.
– Ты ревнуешь меня к успеху, – вздохнула она. – Мне это знакомо.
– Нет, – резко возразил Кристофер, и она увидела, что в нем закипает ярость. – Послушай меня и прими к сведению то, что я скажу. – Он приподнял ее лицо и, заметив, что она плачет, смахнул слезы большим пальцем. – Так вот, Дини, ты только что согласилась сделаться любовницей короля.
– Что? – выдохнула Дини. Всякая жалость к себе мгновенно ее оставила. – Ты шутишь, Кит? Парень просто хотел навестить меня вместе со своей королевой…
– С королевой? Да он хоть словом о ней обмолвился?
Она закатила глаза и затрясла головой от негодования, что ее не понимают:
– Король ведь ясно сказал: мы бы хотели посетить… или что-то в этом роде. Понятно, что он придет не один, а прихватит кого-нибудь.
– Дини, – Кит обнял ее за плечи и крепко держал, чтобы она не смогла избежать его взгляда, – король употребил «мы», имея в виду собственную священную особу. Ты что, никогда не слышала о подобном обращении?
– О Господи… – Дини в ужасе прикрыла глаза.
– Вот именно что «о Господи»…
Некоторое время они оба молчали. Потом девушка воспряла – ей нравилась его тревога за нее. В конце концов он не воспринимал ее успех как собственное поражение, не завидовал ее триумфу. Оказывается, он просто хотел сохранить ее репутацию.
– Эй, Кит. Ты слишком драматизируешь. Я извинюсь перед королем, скажу, что имело место недопонимание. А потом…
– Ничего не получится.
– Не получится?
Пытаясь сохранить спокойствие, Кит прикрыл глаза и глубоко вдохнул.
– Весь двор был свидетелем вашей беседы, – напомнил он тихо. – Ты что, не заметила, как на тебя смотрел Норфолк? Раны Христовы, Дини, ты попалась!
Его миндалевидные глаза распахнулись и в упор уставились на нее. Король предложил тебе сделаться его фавориткой. Ты это предложение приняла.
Дини собралась было возразить, но Кит поднял руку, заранее отметая все ее аргументы.
– Послушай, – начал он, и она кивнула, признавая его право ее учить, – теперь тебе следует сделать кое-какие выводы. Король совершенно не переносит, когда его пытаются одурачить. Он может смотреть сквозь пальцы на мелкие мятежи. Он в состоянии спокойно воспринять иностранное нашествие, глупость некоторых своих министров. Но он не позволит никому, особенно женщине, себя надувать.
– Ох, Кит, перестань. Не может быть, чтобы все это оказалось так серьезно. Повторяю, это просто недопонимание.
Гамильтон сжал руку в кулак и ударил себя по ладони.
– Дини, при дворе была еще одна женщина, которая говорила мне нечто похожее. Она была уверена в себе и объясняла все разногласия с королем одним только «недопониманием».
Дини улыбнулась:
– Правда? Ну и кто эта женщина?
– Ее звали, – резко бросил Кит, – Анна Болейн.
Вернувшись к себе в дортуар, Дини, ошеломленная тем, что ей рассказал Кит и утомленная до крайности, хотела одного – обсудить проблему с Сесилией Гаррисон. Последняя, будучи сестрой и дочерью высокопоставленных особ, должна была знать, как выйти из подобной ситуации, не замочив перышек. Возможно, что Кит преувеличил значение происшедшего, поскольку ему доводилось видеть проявления королевской жестокости по отношению к другим женщинам при дворе, утешала себя Дини.
Но Сесилия, равно как и все следы ее пребывания в спальне, исчезла. Не было и пухлой Мери Дуглас. В этом перенаселенном дворце, где многие знатные люди ютились даже в коридорах, Дини неожиданно обрела собственные апартаменты.
В течение некоторого времени она пыталась побороть завладевший ею ужас. Она страшилась того, что в комнату каждую минуту может ворваться Король и наклониться над ней, сверкая своим усыпанным драгоценностями гульфиком. Ухватившись за резную спинку кровати, Дини опустила голову на прохладное красное дерево, не обращая внимания на то, что острая резьба впивается в кожу. Впрочем, несильное покалывание даже успокоило ее и заставило хладнокровнее вглядеться в окружающее.
Вокруг стояла полнейшая тишина. Ни звуков музыки из Большого зала, ни шепота и смеха придворных сердцеедов. Дини оставила в покое спинку кровати и переключилась на подголовный валик, обшитый муслином. Она оперлась на него подбородком, прижалась грудью и замечталась: вот если бы сейчас увидеть Кита!
Одежда стесняла движения девушки, но не об этом были ее мысли. Нужно было выбираться из спальни, да и из дворца тоже – и побыстрее. Кит был прав: у двора свои правила игры, она здесь чужая. Неписаные правила поведения исполнялись куда строже, чем законы. Только сейчас она начала понимать, в какую опасную игру ввязалась.
В дверь тихонько постучали, и Дини чуть не подпрыгнула. Неужели король? Она вскочила, выронив подголовник, и замерла. Вдруг, если она не станет отвечать, те, кто стоит у двери, немного подождут и уйдут?
В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво.
– Мистрис Дини… – раздался негромкий голос. Это была Сесилия Гаррисон. Дини быстренько отодвинула засов и распахнула двери. Сесилия сразу же впорхнула в спальню.
Вместо того чтобы по своей привычке сразу же затараторить, она неожиданно для Дини присела в низком придворном поклоне.
– Ты что это? – удивилась Дини, стараясь вернуть Сесилию в вертикальное положение. Та встала, но в глаза Дини старалась не смотреть.
– Завтра утром мы выезжаем в Ричмонд, мистрис, – сообщила девушка. – Я должна помочь вам в случае, если вам что-либо потребуется.
– Что? Объясни мне, Сесилия, что происходит? – Дини почувствовала, как в ее сердце снова закрался страх.
Наконец-то Сесилия отважилась посмотреть ей в глаза:
– О, мистрис Дини, какое, должно быть, счастье делить с королем ложе!
– Ни за что!
Тем временем Сесилия продолжала говорить, и на лице ее застыло выражение безмерного восхищения.
– Подумать только! Сам король Англии готов вас осчастливить, сударыня. Желания короля его подданные должны исполнять с готовностью и радостью в сердце.
Позвольте мне, миледи, помочь вам развязать шнурки на корсете и расстегнуть крючки.
Не откладывая дела в долгий ящик, она принялась раздевать Дини, стараясь не смотреть на ее обнаженное тело. Дини не возражала: избавившись от неудобного костюма, ей будет легче действовать. Может быть, удастся разыскать Кита. Ведь он наверняка во дворце. Уж он-то посоветует ей, что теперь делать. Возможно, она смогла бы вернуться в лабиринт и перенестись в двадцатый век. Возможно…
– Мистрис Дини, вам нужны еще мои услуги?
Девушка оценивающе взглянула на Сесилию, задаваясь вопросом, сможет ли рассчитывать на ее помощь в случае, если ей, Дини, придется бежать. Но нет, вовлекать Сесилию в свои планы просто бессмысленно. Ведь она и представления не имеет об истинных чувствах Дини. Она, впрочем, как и все во дворце, считает, что король оказывает Дини великую честь, предлагая ей покровительство. Только Кит знает, насколько ужасна для Дини сама мысль превратиться в королевскую наложницу. Ведь он старался предупредить ее, но ее невежество, помноженное на упрямство, завело в ловушку, из которой не видно выхода.
– Спасибо, Сесилия, больше ничего не нужно. Сесилия, вышла из комнаты, пятясь, словно перед ней находилась особа королевской крови, к которой невежливо поворачиваться спиной.
Оставшись в одиночестве, Дини скользнула под одеяло. Остановившимися глазами она смотрела на оплывающую свечу. Необходимо придумать хоть что-нибудь, дабы избежать встречи с Генрихом…
В дверь снова постучали. Дини, погруженная в свои мысли, крикнула:
– Это опять ты, Сесилия? Войди!
Дверь отворилась, и вошел человек в темно-зеленом бархатном костюме и черной шляпе. Дини натянула одеяло чуть ли не под подбородок и в страхе уставилась на посетителя.
Тот подошел к самому изголовью кровати и поклонился ей.
Теперь Дини узнала незнакомца. Она видела его при дворе, хотя и не была официально ему представлена. Перед ней собственной персоной стоял Томас Кромвель, свежеиспеченный граф Эссекс, и улыбался.
– Что это вы здесь потеряли, мистер Кромвель? – с негодованием спросила девушка. Было заметно, что обращение «мистер» не слишком понравилось Кромвелю. Дини решила окончательно его приструнить и продолжала: – Что, король уже идет? – Замысел Дини был хорош, но голос выдавал неуверенность и страх.
– Нет, миледи. Но если вы будете делать все, как надо, ваш дортуар станет местом его постоянного пребывания.
Он нагнулся прямо к ее лицу, и Дини ощутила зловоние, исходившее из его рта. Дини кожей почувствовала угрозу, исходившую от этого человека. Возможно, если бы они встретились при дворе и в светлое время суток, граф Эссекс вел бы себя обходительнее, но здесь и в темноте ночи он не счел нужным утруждать себя излишней вежливостью.
Дини прижалась спиной к резному изголовью кровати и потуже затянула покрывало на обнаженных плечах. Кромвель снова ухмыльнулся.
– Мистрис Дини, я хочу задать вам несколько вопросов, ответив на которые, вы облегчите себе переход в новый статус. Итак, принадлежите ли вы к католической церкви?
– Нет, – прошептала Дини, недоумевая, отчего этот пышно разодетый вельможа ворвался к ней среди ночи. Неужели для того, чтобы вести с ней беседы на религиозные темы?
– Нет? – В мерзких глазках Кромвеля отразился огонек свечи.
Хотя за стенами замка бушевала весна, в спальне Дини топился камин. От него несло жаром, но по спине Дини неожиданно побежали мурашки – до того ей не понравилось зловещее «нет?» этого темно-зеленого господина.
Тем временем Кромвель продолжал говорить совершенно бесцветным голосом:
– Вас никогда не бывает на дневной мессе. Следует ли из этого, что вы сторонница Лютера?
– Нет, конечно, если речь идет о Лексе Лютере. Он препаршивый человечишко. Вечно снимается в каких-нибудь комиксах о супермене. – Неожиданно для себя Дини заговорила чрезвычайно высоким, срывающимся голосом: – Но с какой стати вы задаете мне все эти вопросы?
– Являетесь ли вы сторонницей Лютера? – повторил Кромвель.
Дини стала лихорадочно рыться в памяти, пытаясь вспомнить, что рассказывал ей Кит о религиозных аспектах придворной жизни. И еще – ее поразили глаза Кромвеля, вернее, не глаза, а темные густые ресницы. Оставалось только удивляться, что у человека с такой грубой внешностью самые настоящие женские ресницы, длинные мохнатые, загнутые вверх. Она опустила глаза вниз и увидела его руки – сильные, с короткими пальцами, поросшие черными волосками. Так о чем же он ее спросил?
Кромвель молчал, терпеливо ожидая, когда она заговорит. У Дини появилось странное чувство, что он готов ждать хоть целую вечность. Министр сложил на животе руки, сплетя пальцы. Дини еще раз подивилась их силе и цепкости. На безымянном пальце графа Эссекса красовалось массивное золотое кольцо. Дини перевела взгляд на его лицо – ничего не выражающую маску. В верхнем ряду между двумя передними зубами – весьма заметный промежуток.
– Ну, – произнес тем временем Кромвель, – так ты протестантка?
Что ж, «протестант», по мнению Дини, звучало неплохо. Когда она росла, у ее матери не было времени водить дочь в церковь по воскресеньям, поскольку этот день считался наиболее загруженным в кафешке для шоферов-дальнобойщиков. Однако Дини знала, что они с матерью, как и все окружающие, считались баптистами, и если ей все-таки удавалось попасть в Божий храм, то это обязательно была баптистская церковь.
– А баптисты – протестанты? Правда?
В первый раз на лице Кромвеля появилось озадаченное выражение.
– Мистрис Дини, нас всех подвергали крещению или «баптизации», но не в этом дело. Главное в другом…
Речь Кромвеля прервали крики, доносившиеся из-за дверей, и звуки борьбы. Дини и не подозревала, что в коридоре еще кто-то есть. Затем дверь распахнулась и в комнату проник слабый свет от факелов, горевших в коридоре.
– Сэр! – обратился к Кромвелю молодой человек в распахнутом кожаном колете, не обративший на Дини ни малейшего внимания. – Сэр, герцог хочет…
Дини увидела, как в дверном проеме появилась сильная рука и утащила юнца назад, в коридор. Девушка мгновенно узнала и рукав серого бархата, и руку.
– Кит! – выдохнула она.
Выскочив из постели, Дини бросилась к дверям, не замечая пронзительного взгляда Кромвеля, который не отрываясь смотрел на едва прикрытое рубашкой тело девушки.
Мгновенным кошачьим движением Кромвель схватил Дини Бейли за ворот рубашки и стянул его так, что она была не в силах ни крикнуть, ни вздохнуть. Дини поднесла было руки к горлу, но затем беспорядочно замолотила кулачками по воздуху.
Уголки рта Кромвеля дрогнули, словно он хотел было улыбнуться, но передумал, хотя на его лице ясно читалось удовольствие, которое ему доставили испуг девушки и ее беспомощность.
– Пусть герцог войдет, – заявил Кромвель величественно. Сдавленные крики и шум борьбы в коридоре мгновенно стихли.
В спальне появился Кит. На лбу у него виднелась кровь, камзол был разорван. У Дини затряслись колени при виде этого зрелища.
– То, что вы увидите сейчас, не должно выйти за порог вашей спальни, – тихо сказал Кромвель, не сводя тяжелого взгляда с лица Дини.
Кит же, войдя, не сказал ни слова. Он сразу же бросился к девушке.
За спиной Кита, в дверном проеме, появилось тяжелое древко с прикрепленным к нему лезвием, напоминавшим топор. Дини, хотя ее и удерживал мертвой хваткой Кромвель, рванулась было предупредить Кита, отчаянно жестикулируя. К сожалению, ее хаотичные жесты почти невозможно было расшифровать.
Будто в страшном сне девушка увидела, как алебарда поднялась, готовясь к удару, а затем со страшной силой обрушилась на правое плечо Кита. В какой-то момент ей показалось, что лезвие было нацелено в голову, но тот, кто рубил, промахнулся.
Кромвель ослабил жестокую хватку, и Дини получила возможность дышать. В ту же минуту Кит, зашатавшись, рухнул на пол как подкошенный. Чудовищное оружие снова стало подниматься, готовое добить жертву. Кит тем временем тряхнул головой и попытался встать. Кромвель кивнул своему человеку с алебардой – это был не кто иной, как палач, – чтобы тот завершил начатое дело.
– Нет! – хрипло крикнула Дини.
Кромвель жестом остановил палача, уже занесшего секиру для смертельного удара.
– Вы не скажете королю ни единого слова, – повторил Кромвель.
Дини кивнула, поскольку выбора не было. Тогда Кромвель выпустил из рук ее одежду, и Дини получила возможность заняться Китом.
Поначалу ей не удалось разглядеть его лица – густые локоны спутались и почти полностью закрыли его. Дини опустилась рядом с ним на колени и осторожно положила руку ему на плечо. Дыхание Кита было тяжелым и прерывистым, казалось, он вот-вот лишится чувств. Оставалось удивляться, что он еще жив после чудовищной силы удара. Только сила воли не давала Кристоферу соскользнуть в мрак забытья.
Прежде чем поднять глаза на Дини, несчастный молодой человек ухитрился пожать запястье девушки, давая тем самым ей знать, что бояться нечего. Наконец она увидела его глаза. Ей очень давно – а скорее всего никогда в жизни – не доводилось видеть взгляд такой силы и глубины. Однако было ясно, что Киту стоило большого труда сосредоточиться – его глаза по-прежнему застилала пелена.
Наконец Гамильтон поднялся – одним рывком – и потянул Дини за собой. Теперь девушка заметила, что он еле стоит на ногах. Шрам на лбу, порез на шее и страшная рана на предплечье свидетельствовали о том, какой бой ему пришлось выдержать, чтобы добраться до ее дортуара. Кит с головы до ног был в крови. Дини показалось, что она вот-вот лишится чувств, но сильная – несмотря ни на что! – рука Кита поддержала ее, обняв за плечи.
Сомнений не было – он ее любил.
Сколько она себя помнила, ни один мужчина ради нее даже улицу не перешел. Ни один мужчина не предлагал ей опереться на свою руку – разве что его толкала на это прямая выгода. Но вот Кристофер Невилл, герцог Гамильтон, только что выдержал неравный бой – и все для того, чтобы проникнуть к ней.
– О Боже, – всхлипнула Дини и приникла к его груди, а Кит притянул ее к себе и, словно щитом, закрыл руками.
Волосы Дини упали ему на грудь, и он увидел ее шею – белую, очень хрупкую, и красный след в том месте, где оставил свою печать Кромвель. Девушка прижималась к своему любимому, словно хотела раствориться в нем, стать единым целым.
– Чрезвычайно мило, – проворчал Кромвель. Он поднял руку, отзывая своих людей, которые вошли в спальню из коридора. Впрочем, один из них все-таки остался.
– А теперь, – произнес министр, когда резная дверь беззвучно закрылась, – давайте решим, что делать дальше.
Занятая Китом, Дини почти не услышала этих слов. Ее шелковые каштановые волосы разметались по плечам, грудь высоко вздымалась, глаза горели живым золотистым огнем.
– Я хочу быть с тобой, – сказала она. – Я согласна отправиться с тобой хоть на край света. Мне никто не нужен – только ты, Кит.
Кит провел пальцем по ее нежной щеке и собрался было что-то сказать, когда Кромвель засмеялся:
– Мистрис Дини, вы привлекли к себе внимание нашего милостивого государя. Следуйте моим советам, и скоро Англия назовет вас своей королевой.
Дини прикрыла глаза.
– Но я не хочу…
– Только попробуйте меня ослушаться, – угрожающе произнес Кромвель, – и вы будете тотчас сожжены, как еретичка.
– Да вы с ума сошли, – возразил Кит. – Лучше посмотрите на себя. Разве вы не видите, что обречены?
– Ничего подобного, герцог. Ответьте, когда мистрис Дини в последний раз была у святой мессы? Когда она вслед за королем читала молитву вместе со всеми? – Кромвель говорил ровным голосом. – Что касается вас, герцог, как вам понравится, если вас обвинят в измене? Вы не хуже меня знаете, что значит покушение на собственность короля. Подумать только – наставить рога венценосцу! Да за меньшие преступления люди отправлялись на плаху. Вашу красивую голову наденут на железный штырь у Ворот Изменников, и все жители Лондона смогут на нее любоваться. Интересно знать, понравится ли дамам ваше лицо в таком виде? Отвечайте, герцог!
– Нет, – завопила изо всех Дини, хотя ее колени подгибались. В эту минуту ей было наплевать на себя – перед глазами у нее была отрубленная голова Кита, которую столь живо описал Кромвель. – Нет, прошу вас! Только не это. Я согласна на все ваши условия.
– Дини, он блефует. – Тут Кит со значением посмотрел на Кромвеля.
– Да что вы?
Не сказав больше ни слова, Кромвель поднял короткий мясистый палец. Палач, который оставался в спальне в течение всей их перепалки, поднял свое страшное оружие и опустил его на плечо Кита – в то самое место, куда попал в прошлый раз. Кит издал сдавленный стон, и Дини почувствовала, как его тело начало оседать у нее в руках. Он выскользнул из ее объятий и через секунду оказался на полу.
– Кит! – вскричала Дини и присела рядом. Ее руки тряслись от ужаса происшедшего. Кристофер лежал, неестественно закинув голову, и девушка поначалу решила, что у него сломана шея. Взяв в руки его ладонь, она ощутила слабое, но отчетливое биение пульса. – Кит… – повторила она шепотом.
– Теперь, мистрис Дини, – продолжил тем временем Кромвель, будто ничего не случилось, – нам пора подумать о будущем…
Они убьют его, поняла наконец Дини. Если она не станет плясать под дудку этого сумасшедшего, они обязательно убьют Кита. Глубоко вздохнув, она повернула лицо к министру, продолжая сжимать запястье Кита. Биение пульса, которое она ощущала, придавало ей силы.
Когда она заговорила, ее голос звучал ровно и бесстрастно:
– Я готова выполнить любое ваше желание, мистер Кромвель.
Глава 7
Солнце било прямо в глаза, и Дини пришлось прищуриться. Она покрутилась в дамском седле – абсурдном устройстве, больше напоминавшем пыточный станок. Дини не раз приходилось ездить верхом, но так, боком, что называется по-дамски, скакала впервые. Она изнемогала в борьбе с этим страшно неудобным седлом, тяжеленным платьем и корсетом.
Дини вытерла капельки пота, выступившие на верхней губе, и вполголоса обругала тугие завязки рукавов, сковавшие движения. Особой жары не было – по крайней мере той влажной жары, к которой она привыкла с детства. Но Дини казалось, будто ее посадили на печь. Вся одежда промокла от пота, в горле першило, и она чувствовала себя словно выжатый лимон.
Справа от нее скакала Сесилия Гаррисон, слева – Кэтрин Говард. Для стороннего наблюдателя пестрая стайка наездниц представляла чарующее зрелище: три придворные дамы, направлявшиеся в составе королевской кавалькады в Ричмонд, несколькими милями ближе к Лондону.
В отличие от прочих дам и кавалеров Дини было наплевать, как она выглядит. Всю прошедшую ночь она не сомкнула глаз и ничего не ела, боясь, что ее стошнит.
Лошадь Дини споткнулась об упавший древесный ствол, но всадница не обратила на это ни малейшего внимания. Ее движения были скорее инстинктивными, нежели осознанными. Все чувства пребывали в спячке, сходной с отупением. Обоняние, однако, работало исправно, и Дини ощущала тяжелый, влажный запах, исходящий от лошадей и одуряющий аромат притираний, которыми пользовалась Кэтрин Говард. Кстати, Кэтрин шутила с придворными, пересмеивалась со слугами и чувствовала себя вполне сносно. Дини же думала только об одном: с каждым конским махом она уносилась все дальше и дальше от Кита.
Дини вытерла капельки пота, выступившие на верхней губе, и вполголоса обругала тугие завязки рукавов, сковавшие движения. Особой жары не было – по крайней мере той влажной жары, к которой она привыкла с детства. Но Дини казалось, будто ее посадили на печь. Вся одежда промокла от пота, в горле першило, и она чувствовала себя словно выжатый лимон.
Справа от нее скакала Сесилия Гаррисон, слева – Кэтрин Говард. Для стороннего наблюдателя пестрая стайка наездниц представляла чарующее зрелище: три придворные дамы, направлявшиеся в составе королевской кавалькады в Ричмонд, несколькими милями ближе к Лондону.
В отличие от прочих дам и кавалеров Дини было наплевать, как она выглядит. Всю прошедшую ночь она не сомкнула глаз и ничего не ела, боясь, что ее стошнит.
Лошадь Дини споткнулась об упавший древесный ствол, но всадница не обратила на это ни малейшего внимания. Ее движения были скорее инстинктивными, нежели осознанными. Все чувства пребывали в спячке, сходной с отупением. Обоняние, однако, работало исправно, и Дини ощущала тяжелый, влажный запах, исходящий от лошадей и одуряющий аромат притираний, которыми пользовалась Кэтрин Говард. Кстати, Кэтрин шутила с придворными, пересмеивалась со слугами и чувствовала себя вполне сносно. Дини же думала только об одном: с каждым конским махом она уносилась все дальше и дальше от Кита.